Сегодня уже хорошо видно, как в эпоху всемирной борьбы за права человека человеческая жизнь, всё человеческое существо становится объектом беспрецедентного насилия, и оно уже стало частью повседневной жизни, оставаясь при этом абсолютно банальным. Исходя из того, что биологическая жизнь с её первичными инстинктами и рефлексами стала ключевым политическим аргументом, можно понять парадокс, с какой скоростью парламентские демократии вдруг превратились по сути в чисто тоталитарные государства - при полном сохранении демократических институтов, а государства, которые раньше называли "тоталитарными", бескровно трансформировались в парламентские демократии. Этот кульбит имеет простое объяснение, ибо власть, равно как и я зык, и бытие неизбежно несут в себе нечто мистическое, и она, власть, начинается ещё задолго до того, как этот факт юридически зафиксирован.
Но тут надо понимать некоторые нюансы: любая попытка мыслить власть "позитивно", как правило, заканчивается лишь продолжением того же самого проекта - и в результате на свет появлялся новый фюрер, которого на свои руки принимает вполне демократическая повитуха, ибо тоталитарно-либеральные практики гедонистическое общество потребления, - с опорой на первичные рефлексы этноса, также на массу униженных и оскорбленных и буферные государства, и на всю неприглядную нищету - использует именно для установления чёрных диктатур.
Финансовый глобальный пузырь, надутый Уолл-стрит и её коллегами, уже давно бы лопнул, если бы его не подпитывали национальные богатства подмятых под себя стран - кредиторы лезут туда из всех щелей, как клопы в поисках свежего тела для обкусывания.
***
Апостол Павел был первым зафиксированным теоретиком глобализма, он, рассуждая о природе Веры и Власти, фактически превратил Слово в Дело, институализировав Его. Павел законно считается основателем института христианской Церкви, а также в определенном смысле т.н. христианского менталитета.
Вместо эпиграфа:
Здесь мы собираемся проанализировать деятельность и смысл Власти в конкретной и исторической игре её приёмов, т.к. от этого образа нам и предстоит освободиться в скором будущем, если мы его, будущее, вообще хотим иметь. В таком случае мы должны показать возможность не легитимности (поставления вне закона) и её, власти, суверенитета, ибо подлинная Вера, Воля к Истине, лежит по ту сторону рационального знания, власти и даже секса.
***
Неверно понятая зоосоциология, прямое перенесение её законов на человеческое сообщество привели западных идеологов к ложным результатам: идея о том, что эволюция может пойти по пути минимизации форм с целью оптимизации расхода энергии на самосохранение вида, была положена теоретиками глобализма в основу постиндустриального миропорядка, - но человек всё-таки не есть постельный клещ.
Исходя из того, что минимальный размер многоклеточных животных (это, в первую очередь, как раз постельные и ковровые клещи, которые меньше одноклеточной инфузории или амёбы) ограничен снизу только размахом крыльев и величиной яйца, которое должны откладывать самые мелкие животные. Этот принцип и был перенесен на устройство мира будущего - все крупные национальные государства должны быть раздроблены на отдельные этносы. Да, можно согласиться, что в очень маленьком государстве, где проживает только один чистопородный этнос, можно легко договориться о едином не затратном способе управления, если все члены этого гомогенного в высшей степени объединения не начнут разбиваться на кланы, что непременно приведет к не утихающей вражде либо к диктатуре какого-то одного клана.
Но есть и более серьёзная проблема, которую не учитывают те, кто хотел бы видеть мир в виде пёстренького лоскутного одеяла, которое никто не тащит на себя, потому что им, этим миром, будет управлять единая, правильно воспитанная безликая бюрократия, состоящая исключительно из технарей-рационалистов-позитивистов-утопистов.
Однако не принимается в расчет множество факторов, как исторических, так и психологически-социологических, которые сводят на нет это призрачную экономию средств на аппарат управления:
1). Неизбежные межэтнические конфликты, которые будут проистекать из разных причин, хотя бы потому, что соседние этносы, бывшие члены единого национального государства, будут постоянно тащить на себя, т.е. присваивать прошлую историю, а также национальных героев, если они там были и народу было чем гордиться.
2). Также будут возникать соблазны оттяпать у соседей часть территориальных благ (к примеру, мордва уже сейчас утверждает, что её историческая родина вовсе не на Среднем Поволжье, а в Москве. И таких примеров множество.
3). И самое главное: бюрократизация централизованного управления ресурсами планеты неизбежна и катастрофична - тут такой потенциал коррупциоёмкости, что всё проблемы современности просто в нём захлебнутся.
4). Учитывая три предыдущих пункта, правящая бюрократия придет к неизбежному выводу - избавиться к чёртовой матери от человечества как такового, сначала усреднив всех (путем бесконечных войн и междоусобных конфликтов, а также растущего числа наследственных болезней и высокотравматичных способов проведения досуга и экстремальных видов спорта) к одному человеческому виду - ИНВАЛИДОВ.
Т.о., бюрократия создаст самый мощный, самоусиливающийся сектор производства самых разнообразных протезов, что и создаст предпосылки к переходу от НОМО ХХХ к тотальной роботизации мира, который будет обслужить только и только глобальную бюрократию.
5). Однако на этом прагматичный рационализм-позитивизм не остановится - он будет метаться между ростом числа бюрократии и её тотальным сокращением, и так будет до тех пор, пока пауки, запертые в одном банке, не пожрут друг друга.
Итак, к истокам.
***
1. Павел, в первую очередь, не апостол и не святой, он - провозвестник. Его Послания (к римлянам, галлатам, коринфянам, иудеям...)не содержат ничего трансцендентного, ничего сугубо священного, но они задевают за живое каждого, кто неравнодушно прочел эти тексты. Его на Западе часто сравнивают с Лениным, ибо это типичный партийный активист и пропагандист. (Христом тогда становится Маркс). Т.о., Павел это посол в грядущие века, который произвел в апостолы сам себя, никакого специально указа на этот счет пока не известно. С его именем ассоциируется наиболее институализированное и наименее открытое измерение христианства - церковь, а также моральная традиция, социальный консерватизм и... первичный литературный антисемитизм - какими только словами он не ругает иудеев, за то, что слушали, но не услышали!
Именно Павел впервые создал институт идеологического письма, ибо, что написано первом, то не вырубишь топором(в отличие надписей на табличках и камне). Этот письменный Павел, в конце концов, некая басня (в хорошем смысле, которую всю целиком можно свести к единственной фразе - "Христос воскрес!") Всё же остальное - рождение, проповедничество, смерть - может быть вполне реальным. И только одна фраза (мораль этой басни) примыкает, в первую очередь, к миру воображения. Но поскольку именно её, эту мораль, он и воплотил в реальность, создав институт Церкви, превратив Слово ив Дело, избавив его от какой-либо воображаемой канвы, то и эту фразу следует считать реальностью во всех смыслах.
Так мы получили возможность рассуждать о Вере, даже будучи самыми закоренелыми атеистами, хотя Павел отрешен от нас в трёх отношениях:
1) в историческом,
2) по роли отца-основателя Церкви,
3) по способу центрирования мысли на баснословный элемент,
который и является сугубо провокативным.
При этом мы, конечно, говорим об установлении универсальности в его сугубо светском смысле.
Так что же такого диковинного обнаружил Павел? Изучение некоторого закона может структурировать субъект, лишая его всякой идентичности, подвешенный на событие, единственным свидетельством которого является то, что субъект декларирует. Так мы получили субъект без идентичности и закон без опоры, что, тем не менее, создает возможность универсального проповедования. Так Павел избавил Истину от воздействия на неё со стороны сообщества (города, народа, территории) и социальных классов, ибо то, что Истина, не нуждается в каком-либо обращении к объективному единству - ни согласно своей причине, ни согласно своему предназначению. Можно, конечно, стоять на том, что Истина здесь - всего лишь басня, но по сути это ничего не меняет, ведь операция, которую проводит Павел, состоит в том, чтобы четко отделить любой процесс истины от "культурно-исторического", в котором мнение намеревается растворить его.Итак, заново всё это распутать - наша очередная задача.
Именно поэтому Павел так актуален для нас сегодня, своим отношением к Истине (а значит, и к мысли в целом, о речевой форме суждения) - ибо именно там крестоположена точка схождения англосаксонской аналитической мысли и противостоящей ей герменевтической традиции, чтобы, отталкиваясь от неё, как от точки опоры,выбраться наконец из пропасти культурного и всякого иного релятивизма. Экстремальные формы такого релятивизма выражаются в том, что уже и математику приписывают исключительно западной цивилизации, это также касается всех без исключения ценностей - их носителем может быть только Запад, ибо "Солнце встает на Западе" (Толкин), что, однако, не мешает носителям этих ценностей выносить самый обскурантистский приговор всем иным человеческим подмножествам и заставлять их признавать себя заранее во всём виноватыми и самоприговариваться: "Да, вот такие мы дурные. и другими быть не можем. Бейте нас, пожалуйста, канделябрами, а ручки свои белые поберегите, пожалуйста".
Именно поэтому подобное скрещение западной культуралистической идеологии с концепцией человека заранее виноватого ставит вопрос об универсальном - ведь оно не теряет привязки к особенному, или статусу. Однако на роль подлинного врага мондиализма (глобализма), объявившего безразмерное господство достаточно бессмысленно анонимной всеобщности капитала в самом широком его понимании, может претендовать лишь принципиально иной по смыслу, но такой же по универсальности проект. Только этого боится глобализм, вооруженный вилами наперевес приватизированных ценностей, ведь только двум системам, бросившим вызов ему, - коммунизму и маоизму, только им одним удалось вызвать животный страх у глобального монополистического капитализма, в эпоху тотального господства ТНК, когда без устали прославляют материальные ценности всеобщего эквивалента, или восхищаются непреходящими добродетелями свободного рынка. Развал СССР лишь на время уменьшил этот страх, но тут же была спущена с цепи бессмысленная монетаристская абстракция, необратимо оподлившая общественную мысль. Опустошение, которое произвела эта абстракция, уже не сдержать отказом от конкретной универсальности Истины, возводя на вершину "права меньшинств", и совершенно неважно, какие они - религиозные или расовые. этнические или сексуальные..
Т.о., инстанциями Истины и мысли уже не могут считаться одни лишь монетаризм, свободный обмен и его политический двойник - "парламентский капитал", нищета которого едва прикрыта блеском слова "демократия". Вот что нас обращает у истокам проблемы - к апостолу Павлу,современнику и участнику аналогичного вселенского краха оснований всякой политики и начала военного деспотизма - т.е. всего того, что впоследствии стали называть "Римской империей", или, как сейчас мы говорим - просто "Западом". Павел, полагая, что между субъектом и законом есть некий универсум, задался вопросом: каковы же последствия этого предустановления - для субъекта и для закона?
Итак, пусть мы заново доказали связь между Истиной и субъектом - дальше что? Если бы на этот вопрос отвечал настоящий философ, то философия обрела бы наконец своё подлинно историческое существование и перестала бы быть ширмой, скрывающей неприглядность реальности, и могла бы уже не льстить из страха быть убитой инерции массового одичания. Если поставить самый двусмысленный вопрос (в любой стране, во Франции или России): кто такой Француз кто такой русский? - то вместо подходящего вразумительного ответа мы получим, в первую очередь, лишь гонения на ни в чем не повинных людей, к которым можно отнести это понятие, но только с приставкой частицы "не-". Но от этого никакой абсолютно пользы не будет для тех, кто без этой приставки! Логика идентичности объединяет и покорных сторонников капиталистического самосохранения, и сторонников фантома исключительно национального (моноэтнического) господства.
И тут нельзя не увидеть, что между чистым глобализмом и фанатизмом "чистой расы" очевиден чистый сговор - что стало абсолютно очевидным для всего мира зимой 2014 года на украинском Майдане. Общественное мнение мгновенно коммутаризуется и происходит отказ от трансцендентной нейтральности закона, ибо он переходит под жёсткий контроль "чистой" этномодели, не имеющей никакого иного принципа реальности, кроме гонений на "чужих". При этот вожди этого движения к чужим относят своих ближайших этно-родственников - русских, и целуют ручки англосаксам, которые, как "чистая" раса, если и могут выступать, то весьма условно. Причина простая - последние гарантируют пирамидальное неравное общество больших возможностей для вооруженного хама.
Отказ от принципа универсальности, установка на моноидентичность, которая сводится лишь к полицейским мерам, неизбежно приводит к ущербности закона и его полному упадку. И это безобразие происходит по всему лицу Еврозоны и её вожделенных окрестностей. Дихотомия "мы" ми "они" пролегает там, где работает один принцип: "Кто не за наши "ценности", тот наш враг". Отсюда следует: "мы всегда хорошие, они всегда плохие". Раз уж этому преставлению дан ход, то каждая новая волна политиков привносит свой вклад, и неважно, о ком идет речь - об этносах или секс-меньшинствах, потому что идёт повсеместная "меньшивизация" всех обществ.
2. Обратимся к словам Павла, которые весьма удивительно звучат, учитывая законы античного мира (>2 тыс. лет назад: "Нет уже ни эллина, ни иудея, ни язычника, нет ни ребенка, ни свободного, ни мужчин, ни женщин..."(Гал. 3.28) - конечно, речь идёт о духовной сфере, где ничего этого, конечно , нет - ибо перед богом всякое живое существо равно. НО мы же пока за земле, и не перед богом, а друг перед другом! и ВСЕ ТУТ КАК ТУТ - И ДЕТИ, И ЖЕНЩИНЫ И МУЖЧИНЫ И ВСЕ ДРУГИЕ... Современному миру, легко заменившему Бога какой-либо своей поместной правдой, а Благо - служением тому, что эта правда требует, вполне подошла бы такая максима: "Слава и честь всякому, кто творит добро, во-первых, иудею, потом эллину, ибо нет лицеприятия у Бога!" Наш современный миропорядок, вообще-то очень прост.
Это:
1). Постоянное распространение механизма обращения капитала в конфигурационном мире, хотя конфигурация только как "мировой рынок", в которой преобладает абстрактная гомогенизация - абсолютно всё, что циркулирует в нём, становится единицей счета, и наоборот - обращается лишь то, что можно сосчитать и подвергнуть стандартизации. И тут надо удивиться одному очевидному, но непопулярному у журналистов и всех тех, кто держит руку на пульсе жизни, перекосу: в этой безостановочной карусели глобального рыночного обращения, наполненной иллюзией мгновенной культурной коммуникации, повсюду множатся законы и регламенты, призванные запретить свободную циркуляцию людей!
2). В чем же дело? Неужели человек - лишнее звено в этой универсалистской глобальной карусели? Может без него она крутилась бы ещё веселее? К примеру, во Францию никогда ещё не приезжало так мало иностранцев, но никогда не было столько шума, из-за "понаехавших"! Так что дело совсем в другом - глобализм приватизировал и эту циркуляцию, он не продвигает того, что не так легко сосчитать, то есть то, что само по себе уникальность и нестандартная ценность.
Человек не может быть унифицирован - вот это главная загвоздка. Потому что ключи от его сердца хранятся у Бога, а не в разведцентре ЕС, или в сейфе Вашингтонского обкома. Каждый отдельно взятый человек никогда не будет равен другому, даже если и отменят слова "мама" и "папа", а девочкам запретят носить юбки. Монетарная рыночная абстракция - это сингулярность, которая не считается ни с какими особенностями, ни с непрерывной бесконечностью существования, ни с событийным становлением Истины. Но раз в мире глобализма идёт процесс дробления, фрагментирования всего и вся, и повсеместно господствует теория "малых тел", закрытых идентичностей, то род человеческий начинает уже делиться не на М и Ж, а на три части, т.к. добавляются ещё и транссексуалы и другие сексменьшинства на вполне законных началах, а большие многонациональные страны Такие как Югославия, СССР) разделились уже на множество отдельных государств, теперь вот очередь подходит к России, и вообще никто не останется в стороне от интенсивно идущего процесса фрагментации: когда можно разделить в свою, Запад объявит приоритет права наций на самоопределение, вплоть до отделения, а когда отделение происходит в пользу не-запада, он, Запад поднимает истошный вой о принципе территориальной целостности. Короче, паранойя, которая не лечится.Так глобализм сформировал удобную для себя культурно-релятивистскую идеологию.
1 и 2 тесно сплетаются, ибо всякая идентификация создает конфигурацию, которая выглядит как новый объект рыночных инвестиций, с этих позиций нет ничего проще и привлекательней, как изобретать всё новые и новые конфигурации идентичностей. Но тут есть одна глупенькая хитрость (эффект страуса, спрятавшего голову в песок при надвигающейся опасности) - т.о., чтобы эквивалентность стала процессом, требуется создать видимость неэквивалентности: разрушая сильные национальные государства, глобализм вопит благим матом о целостности и неделимости территорий, да так истово, что сам себе верит, - как только это дробление происходит за рамками вышеуказанных процессов глобализации. А какое завидно будущее для алчных инвесторов - помельче раздробить Россию!? А какое множество идентичностей можно создать по принципу минимизации (меньшивизации) в собственно этнических отдельностях? И тут же заявить о себе на весь мир, особенно если у тебя под ногами хороший чернозём, или полезные ископаемые.
А сколько обществ по защите прав с хорошим внешним финансированием можно создать, если рамки вопроса раздвинуть пошире? Пусть это будут, кроме тех, кто защищает права афро-американцев США от негров Африки или зоофилов от педофелов, ещё и перекрестные меньшинства, к примеру: можно защищать права женщин-арабов, мужчин-эскимосов, транссексуалов-инвалидов, католиков-педофилов, женатых протестантов-фанатов, скромных безработных, юных пенсионеров, филателистов-сифилитиков и т.д. и т.п... И все они будут законными грантоедами! Также можно внимательнее присмотреться к возможным обществам по защите прав врачей-садистов, уголовников-правоведов, нацистов-глобалистов, заключенных-умалишенных, военных-пацифистов, ведь все они будут нуждаться в защите своих прав, а гражданское общество, которое возникнет таким вот образом, достигнет размеров вселенной. Так что тут есть о чем подумать - поляна не пахана.
Итак, мы показали, что:
Капитал, принцип движения которого гомогенизирует пространство его действия, требует постоянного порождения субъектных и территориальных идентичностей, т.к. капиталистической детерриториализации постоянно нужна ретерриториализация, чтобы процесс не затухал и чтобы потенциал напряжения не падал. Капиталистическая логика общего эквивалента и логика культурной идентичности общин или меньшинств, образует упорядоченное единство, а это неизбежно влечет за собой принуждение к Истине, т.к. эта упорядоченность и/или глобализм, в целом, принципиально меньше Истины.
Однако Истина имеет ту особенность, что пребывает в жестком антагонизме с любой аксиомой, которая управляет процессом и организует в нём повторяющиеся ряды. Истина так сильна, что не нуждается в повторяющихся рядах, и не должна поддерживаться постоянством единичного счета. Истина - не исчислимое понятие, рационализм подменяет её правдой-очевидностью. ("Я смотрю на стол - он есть. Это правда". Кто б спорил? Но только Истина здесь причём?)
Т.о., никакая Истина не может быть поддержана деньгами, т.е., она не может быть оправдана гомогенизирующей экспансией капитала. Но если подойти к этому понятию с другой стороны, то мы увидим, что процесс Истины не может корениться в идентичном, ибо если всякая Истина возникает как сингулярность, всегда и непосредственно доступная для универсализации. Значит проблема не в том, что есть такое хитросплетение истории или вообще некие общие различия, что разнообразие мира таково, что лучше людей вообще оставить в покое - как советует лживая оксфордская лошадь))) - есть такой анекдот), пусть-де живут, как хотят. Эти наглядные очевидности и очевидные правильности мало что сами по себе стоят, и лучше было бы, если бы эти правдовещатели плюрализма духа не бесились бы так неистово, когда кто-то хоть на мм отступает от либералистических догматов! Кто ж сомневается - современный либерал-демократ-космополит это бесконечно бескорыстный благотворитель всего мира и его окрестностей, но отчего тогда вид креста на шее христианина или девушки-мусульманки в хеджабе приводит их в такое негодование? А всё просто - для них вообще нежелательно пышное цветение различий, они взыскуют жёсткой диктатуры того, что они называют трендом, или - современностью.
А что общего у категорий идентичности с процессом Истины, или с политическим процессом? Ответ прост: чтобы соотноситься с истиной, любая категория должна быть отлучена от процесса. Мир как-то подозрительно быстро "забыл" о фашизме, а ведь это самая агрессивная последовательная политическая идентичность, она всегда воинственна и пропитана криминальным духом. Можно этой, скомпрометировавшей себя идентичности придать "приличную", современную форму - борца за права всевозможных меньшинств, к примеру, или либерально-демократической партии, тоже хорошо будет смотреться, однако неизбежно будут возникать колебания между абстрактной всеобщностью капитала и местными преследованиями. т.о., мир, в котором нас угораздило жить здесь и сейчас, враждебен к Истине вдвойне, оттого-то "полезность" лжи и возведена на трон. Первый симптом этой враждебности обнаруживается в подмене имён и понятий: там, где стояло название истинной процедуры, возникает иное имя, агрессивно враждебное к прежнему:
так имя "культура" вытесняет "искусство", "служение" заменяется "отпуском услуг", "текст" вытесняет "литературу", а "техника" заменяет "науку", "управление" - "политику", а "любовь" (сакральное чувство, восходящее к божественному) подменена "сексом" (как особым видом спорта).
Ибо система:
/культура-техника-управление-сексуальность/
понятным образом соответствует характеру глобального рынка, и все эти термины "свои" в рекламной рубрике.
А вот система:
/искусство-наука-политика-любовь/,
хотя типологически и определяет процедуру истины, сдана в архив за ненадобностью.
Т.о., логика идентичности, или логика меньшинств предлагает лишь вариант подмены имён, как культуры группы, как культуры "для себя" и "для своих". Отсюда катастрофический вывод: "Проблемы транссексуала поймёт только транссексуал","Бедуина поймёт только бедуин"... Так неизбежно фрагментируется общество.
Но что, кроме взыскания Истины, отделяет человека от зверя, который любой порядок вещей принимает как данность? "Меньшивизация" общества это не что иное, как путь назад, к варварству и дикости. И теперь уже шаманизм или антибиотики законно приравниваются к искусству врачевания, а пустословие на невзрачную тему - к важному научному открытию. Что же касается сферы любви, то тут творится настоящий цирк - конечно же, со ссылкой на генетику, призванную обосновать идентичность меньшинств с неким особым сексуальным поведением, или - со ссылкой на некие архаичные представления о том, что раз курица не птица, то и баба - недочеловек.
И несть числа такого рода комбинациям! Чего только стоит требование "сексменьшинств" непременно признать их идентичность равноправной социальной группой, имеющей право не только создавать "законные семьи", но и щеголять в рясах священников. А чем тогда хуже зоофилы? Вот, к примеру, ведущая программы имени пьесы Мольера "Школа злословия" Дуня С., до того, как её угораздило выйти замуж за господина Чу, мечтала стать женой своего пса. И почему бы не предоставить ей и ей подобным право на такого рода отдельную идентичность? Тогда бы и я своего кота хорошо пристроила к какой-нибудь "Весёлой вдове".
Кто может утверждать, что превосходство сексуально-раскрепощенного топ-менеджера это само собой ясно? Или: кто вступится за фанатично-коррумпированного-террориста-полигама? Каждая из подобных конфигураций легко докажет свою легитимность за счет унижения некой другой. И каждая из них всегда покушается на ресурсы другой. А чего стоит всё более утонченная компетентность замкнутых и максимально жестких групп финансовых спекулянтов в законе или родственных им по прибылям торговцам оружием? Ведь очевидно, что обе эти группы создали свою отдельную идентичность!
Лишь порвав с монетарной гомогенностью и требованиями идентичности, с абстрактной всеобщностью капитала и партикуляризмом интересов, можно ясно сформулировать свой собственный вопрос.
Итак, абстрактная гомогенность капитала и требование идентичности - это две стороны одной медали. Каковы же условия универсальной сингулярности? И тут мы снова призываем апостола Павла. (Заметим, что слово "апостол" по-гречески означает "посланник", послы Греции так и называются по сей день - господа апостолы.) Да, Павел хочет того же: извлечь Весть(Евангелие) оттуда, где она оставалась бы и поднесь, ( если бы пригодилась иудейской общине), но не включать её в имевшуюся тогда в наличии общину - государственную или иудейскую. Государственная община того времени это римская юрисдикция, римское гражданство с условиями его получения и соответствующими правами.
Как римский гражданин, Павел, тем не менее, никогда не позволил бы, чтобы христианский субъект был обобщён с какой-либо правовой категорией (ведь рабы, женщины, все профессии, все нации - все без исключения принимаются в христианство, ибо ограничения и привилегии в принципе не могут принадлежать царству универсального.
Так универсальная сингулярность противопоставляется утвержденным абстракциям - тогда юридическим, сегодня - экономическим(рыночным). Подход Павла таков: коли свершилось событие, а Истина это его провозглашение и верность этой декларации, то отсюда следует, что:
если Истина событийна, то она сингулярна;
сама же по себе она ни структурна, ни аксиоматична, ни легальна, значит, никакое сообщество не может её приватизировать, также как не может её и структурировать субъект, который на неё ссылается. По этой причине нет и не может быть закона Истины.
Но если Истина откроется путём провозглашения субъективной сущности, ни одно конституированное ранее человеческое подмножество не окажет ей поддержки, ибо никакая общность, ничто исторически утвержденное не станет субстанцией процесса Истины, ибо она диагональна по отношению ко всем общинным подмножествам; она не опирается ни на какую идентичность - и это самый тонкий момент - Истина не даёт никакого основания идентичности. Истина равным образом предоставлена всем, она дана каждому без какого-либо ограничения по его прошлой принадлежности.
Послания Павла весьма витиевато составлены - то, что до нас дошло, это некие записанные выступления по случаю, значит в них неизбежно присутствуют тактические ограничения. Отсюда требования Истины как универсальной сингулярности:
1. Христианский субъект не предшествует событию, которое он декларирует. Мы не можем требовать, чтобы он заранее был иудеем или греком, или, скажем, мудрецом, и, т.о., принимать тот или иной дискурс (их три - иудейский, греческий, новый). Точно так же от него нельзя требовать принадлежности к какому-либо классу (ведь перед Истиной все равны - нет ни раба, ни господина), или к определенному полу - женщине точно так же предоставлено право познавать Истину.
2. Субъективность Истины абсолютна - ведь это чистая декларация. Оспаривается всякое подведение её под закон. Т.о., радикальная критика со всех сторон одновременно - иудейского закона (устаревшего и вредного), греческого закона, или подчинения судьбы космосу, что является лишь прикрытием неведения путей спасения.
3. Важна только верность декларации, ибо Истина это мыслительно-эмоциональный процесс выведения неведомого из тени в свет знания, а не просто некое озарение, но именно оно и случилось с Павлом, после чего он и и объявил себя апостолом! Вот где зарыта та самая коварная вишневая косточка, на которой и поскользнулось западное христианство, когда пошло своим путем (официально с 1054 года).
Из чего следует, что необходимо опираться на три понятия:
а). пистис - вера(по-греч.), но точнее будет - убежденность;
в). агапе - понятие, именующее субъект в момент активного проявления своего убеждения - милосердие, но правильнее - любовь.
с). элпис - надежда, способность субъекта временно перемещаться, что значит завершение процесса Истины, точнее будет сказать, что это - уверенность.
Истине всё равно, в каком государстве её открыли, и ей плевать на весь римский мир, субъективность это необходимость, дистанция по отношению, в том числе, и к государству, и к тому, что ему соответствует в ментальности: аппарату формирования мнений. С мнениями, говорит Павел, спорят только глупцы. Истина это процесс, требующий большой сосредоточенности, и он никогда не должен соперничать с устоявшимися мнениями, он их просто игнорирует. Это и есть необходимые четыре максимы. И они справедливы во все времена и для всех народов.
Какова же их концептуальная основа? И что дает основание считать героем того, кто решит, что для требуемого Истиной нет никаких исключений, и, отделив Истину от законов, СМОЖЕТ В ОДИНОЧКУ ПРОИЗВЕСТИ КУЛЬТУРНУЮ РЕВОЛЮЦИЮ, отличную, конечно, от аналогично названного действа на телеканале "культура".
Тут мы снова обратимся к Павлу, поскольку о нём идёт разговор. Кто он такой, как человек? Его имя до крещения Савелий (Савл), то есть такое же, как и у первого израильского царя - Саула. Родился он в Тарсе (что в стиле наших догадок Таруса), примерно в 1-5 годах нашей эры, ибо именно так говорил Христос (это потом уже стали говорить - "после" или "до" Р.Х.). Он ровесник Иисуса, который обозначил свой год рождения как первый год "нашей эры". Отец Павла - ремесленник-торговец, который продавал произведенные им ткани для палаток и шатров, значит, он обслуживал нужды армии Рима. Павел, как и его отец, был гражданином Рима, а тот получил своё римское гражданство, скорее всего(точных данных нет) путем коррумпирования римского чиновника, потому что торговцам оно не предоставлялось в принципе). Вероисповедние иудейское, с уклоном в фарисейство. Он активно преследует христиан, как и все правоверные иудеи, считая христианство сектой, а христиан - еретиками. Однако казнь Христа при императоре Тиберии (это было примерно в 30 году), произвела на него определенное воздействие. В то время он учился в Дамаске (продолжая начатую игру в анаграммы, скажем, что это была Москва)), и... вдруг его посетило божественное видение, после чего он незамедлительно обратился в христианство и стал проповедовать всему миру Слово - о воскресшем Христе. И понеслось...
В своих миссиях по свету он выступает с Посланиями к римлянам, грекам, коринфянам, галлатам... Но какова же доктрина, хотя Павел принципиальный антифилософ, т.е., его субъективная позиция создаёт аргумент в дискурсе. Порой совершенно анекдотичная экзистенциальная фрагментарность возводится в ранг гаранта Истины. Павел без своих посланий - всё равно что Руссо без своей Исповеди, или Ницше, не берущий нас в свидетели в своём "Ecce homo". "Почему я - Судьба?"
Антифилософу ясно, что позиция высказывающегося составляет часть протокола высказывания, ибо никакой дискурс не может претендовать на Истину, если для начала не выяснено - а кто, собственно, говорит? Павел постоянно напоминает, что у него есть право говорить в качестве субъекта, и он стал им, совершенно неожиданно, по пути в Дамаск. (Так утверждает биография Павла, которая есть в Новом Завете в "Деяниях апостолов", некий таинственный голос открыл ему, ревностному фарисею, преследующему христиан, Истину и призвание.) Так получился новый субъект - только лишь благодаря состоянию ослепления, в отсутствие всякой диалектики. Теперь вопрос: Так кто же обратил Павла? Конечно, не церковь. По уверению самого Павла, это случилось неожиданно, также, (как и неожиданно происходит воскрешение из мёртвых), с этого всё и начинается.
Итак, субъект воскрес в самом Павле, почему выбор остановился именно на нём - не знаем, но так получилось. Так осуществляется взаимосвязь существования и доктрины. Т.о., исходить можно только из веры, исключительно из её декларации. Надёжных же внешних свидетельств очень мало, и мы будем принимать в расчет только ту информацию, которую сам Павел о себе сообщает в своих Посланиях, т.к. рассказ в "Деяниях" это уже ретроспектива, форма которой характерна для греко-римской риторики. Проверить все детали достоверно нет возможности, ни с помощью римской историографии, ни с помощью каких-либо иных источников - в ту пору мало интересовались какими-то еретиками-сектантами, так тогда воспринимали христиан. И даже к самим посланиям апостола, канонизированным только через 100 лет после смерти Павла, тоже надо относиться внимательно. Некоторые из них явно апокрифичны. Максимально доверять можно только этим - Послание к римлянам, 1-е и 2-е Послания к Коринфянам, а также Послания к Галатам, 1-е Послание к Фессалоникийцам, но и этого вполне достаточно.
Павел не скрывает своей гордости за то, что он делает, ибо он не был ни ложным скромником, ни интровертом. Едва свершилось чудо, и Павел прозрел, мы точно не знаем, что он стал немедленно делать. Но мы точно знаем, чего он не делал: он не идёт в Иерусалим, к законным, "историческим" апостолам, лично утвержденным Христом. Он также не стремится подкрепить это событие, сделавшее его апостолом в его собственных глазах. Ему не нужно официальничать, ибо именно с него всё и началось появилась убежденность в собственном предназначении, но он уже понимал, что ему придется не раз противостоять основному ядру апостолов, где тон задавал Пётр. Пока же для Павла есть только один авторитет - тот Голос, слыша который,он уверовал.
Итак, прозрев, Павел не пошёл в Дамаск, куда сначала направлялся, а резко повернул в Аравию, чтобы проповедовать Слово Божие, т.е. чтобы сказать:
"Что было, то произошло",
т.о., вооружая слушателей чисто-личностным событием, он начинает проповедовать безличное событие - Воскресение. В Аравии он проводит 3 года, и эффективность его деятельности была такова, что он уже честно заработал себе право проповедовать "законно", встречаясь с "историческими" апостолами христианства. Неистово-непреклонный в своих принципах, а также понимающий толк в компромиссах, он активно проповедует там, где его противник наименее укоренен.
Наконец Павел перебирается в Иерусалим, где встречается с Петром со товарищи, а потом снова уходит. О чём они беседовали? Не известно. Но ясно одно: у Павла не отпала охота проповедовать наособицу, иерусалимский Центр не стал ему начальником. Так он ходит в народ 14 лет, и за это ни разу не встретился ни с кем из "исторических" апостолах. Он перемещается от Киликии до Греции, а страсти, тем временем, накаляются. И вот их основа: иудаизм в те времена был религией прозелитизма, и обращение к язычникам ещё до Павла практиковалось. Иудеи-прозелиты разделили свою аудиторию на две части: тех, кто сочувствуют, и тех, кто примкнул. Первые признавали бога, но не обязаны были обрезаться и строго соблюдать закон, вторые должны были это делать и обязаны были обрезаться. Община Павла не обращалась к язычникам, проповедовать он начал в синагоге, и продолжал это делать, когда прибывал в какой-либо город. Однако с иудеями дело шло неважно - уверовав, что имя Христос это Мессия, и в глазах большинства евреев выглядело самозванством. Христос - это греческое слово (буквально Крест), а Мессия - это иудейское слов Месть, Возмездие, их отождествляют как синонимы, хотя они буквально совпадают со своими русскими смыслами Крест и Месть (Миссия. И это не одно и то же, вот здесь и произошла подмена понятий. Либо подмена произошла раньше, но только сейчас она была обнаружена.
Но это было единственным моментом преемственности между Весью по Павлу и профетическим иудаизмом: Иисус=Христос. После бурных стычек в синагогах Павел скрывается у местных, и там он создаёт смешанные группы - из иудо-христиан и христиан-язычников. Когда группа консолидировалась, - потом тут отыщут ecclesia (церковь), а из этого вывод: даже если активистов было мало, все они были уже лейтенантами. И дальше он делает так повсюду: отождествляя небольшое ядро верных, к которому он с большим воодушевлением обращает свои Послания, называя их "братья" - наверное, так раньше говорили вместо слова "товарищ".
И так было во все времена. Обращние к Эпохе в лице горстки героев, участников Резистанс (Сопротивления во Франции, к примеру), или к героев-ветеранов в Риме, всегда выглядит примерно одинаково - это чисто партийное послание (выступление). Павел в общей сложности проповедовал 17 лет, с того момента, когда он свернул с пути в Дамаск и почему-то пошёл в другую сторону. Потому что почувствовал, что был призван. И ему уже 50 лет. И это была в те времена глубокая старость. Будучи ответственным за несколько групп христиан-язычников, Павел живет в это время в Антиохии, третьем по величине и значении городе Римской империи. И он урожденный горожанин, в его стиле нет образов села, которыми так изобилуют притчи Христа, его взгляд на вещи чрезвычайно широк, он доходит по крайних пределов империи, стремится в Испанию, к Гибралтарскому проливу, который и был, по тогдашним понятиям, краем света - хибра, что совпадает со словом "еврей"="крайний", и евреи там жили. Это и была их историческая родина. Во все остальные места они приходили.
Если Павел касался доктринальных моментов, если его тексты были широко растиражированы и пущены в оборот, то это произошло потому, что крупномасштабная война ему представлялась необходимостью. Так формировалось самосознание - Павел очевидно ощущал себя главой политической партии. Когда Павел был в Антиохии, там появились ортодоксальные ортодоксальные иудеи-христиане, они сеют смуту, требуют обрезания для всех приверженцев. Дело было не в прозелитизме, но в отношении к не-иудеям, и Павел не мог согласиться на такое разделение людей, которых он собрал вокруг себя. Для Павла вся его община была миряне, ортодоксальная же иудо-христианская практика разделялась строга на два уровня, и никакого равенства между ними не было в принципе. Так появились христиане первого и второго сорта.
И вот когда встал вопрос о необходимости обрезания для христиан, Павел пошёл в Иерусалим, взяв с собой необрезанного Тита. Однако за этим фоном стоял другой, куда более серьёзный вопрос - так кто же является избранным? Есть ли у них какие-то знаки отличия? И кто тогда - субъект? Ортодоксы полагали, что Христос-событие не упраздняет прежнего пространства веры. И они воспринимают субъект диалектически - не отрицая власти события. Речь идёт лишь о его новизне, но сохранении трендов. Христос-событие исполняет закон, а не аннулирует его. А раз так, то обрезание надо сохранить. Но сам Павел принадлежит к иудаизму, и Ветхий Завет для него важнее слов живого Христа, однако действенность его слов, он признает это, от места не зависит. Однако все приметы старой общины он признает, но считает их попросту безразличными к Новому завету. Есть они или нет их, теперь уже неважно.
Философская реконструкция показывает, что спор этот касался трёх вещей:
- прерывания (события)
- преданности (собственному прерыванию)
- отмеченности (есть ли специальные метки для избранных).
И вот на скрещивании этих понятий и возникает главный вопрос:
кто является субъектом процесса истины? О споре в Иерусалиме известно только из краткого изложения самого Павла - см. "Деяния апостолов", спор этот завершился компромиссом: разграничение сфер влияния по такой формуле - одни апостолы ("исторические") во главе с Петром действуют в иудейской среде, а другие, вместе с Павлом, среди язычников ( эстов - по-греч., а по-русски - азиатов. Вот что говорит Павел в Послании к Галатам (Гал.2): Ходил через 14 лет в Иерусалим с Варнавой и с Титом, эллином, видел Петра.. Пётр ел с необрезанными, подал руку Варнаве, и от необрезанных отошёл, ибо иудеи считали, ч то употреблять ритуальную пищу с не-иудеями нельзя: завидев Иакова, Пётр выходит из=за стола, и в этом Павел видит лицемерие Петра. // Получается, говорит Павел, что необрезанные низшие? А это уже не по Христу! Перед богом все должны быть равны. Далее Павел жалуется, что евреи подсматривают за ним, следят, будто хотят подловить на каком-то нарушении, так что компромисс был нарушен - иудо-христиане его не соблюдали. Они по-прежнему хотели видеть христианство как соподчиненную секту внутри иудаизма.
А это означало неизбежный разрыв, в результате чего Пётр стал символическим краеугольным камнем западной церкви, которая изначально противостояла восточной, которую символизировал Павел, и который хотел непременного единства. Но пройдёт ещё целая тысяча лет, пока этот разрыв примет официально означенные формы - в 1054 году христианская церковь разделится на западную (католическую) и восточную (православную). Первая будет делать вид, что она и есть единственная и правильная, и ничего не знает о восточной (православной вере), очень долго, а споры, которые не будут прекращаться всё это время, будут игрой в одни ворота - восточная церковь будет приводить аргументы и оправлять свои послания католикам, а западная церковь в ответ будет реагировать санкциями политического характера, передвигая споры о вере в аспект вопросов о власти, и ничего не отвечая по существу вопроса.
Итак, столкновение апостолов в Антиохии произошло, но случай этот очень скупо отражён в "Деяниях", и это свидетельство в пользу того, что документ составлялся с оглядкой на римскую версию первых деяний христианства, а не та то, как было на самом деле, так что основа для двойных стандартов была заложена ещё тогда, 2 тыс. лет назад, в эпоху первой крупномасштабной глобализации.
Итак, Павел в Ярости от лицемерия Перта. Когда же Пётр прибывает в Антиохию, Павел буквально лезет на рожон - зачем язычников приучать жить по-иудейски? И Павел не шутил насчет принципов, которыми так легко поступался Пётр, не соблюдавший договорённости, лицемеривший, и это было веским основанием, чтобы лишить его, Петра, права проповедовать язычникам (зыкающим, говорящим по-другому). Так непоследовательность Петра в проведении собственно христианских принципов, его предательство, укореняют Павла в мысли о новизне своих принципов. Так закрепился основной тезис Павла - что закон уже превратился в фигуру смерти, ибо, находясь в самом сердце небольшого христианского анклава, Пётр дал ему конкретное подтверждение слабости, лицемерия, нареканий, смертельно опасных требований, и для Павла стало невозможным и дальше удерживать равенство перед законом, ставшим для возникновения Истины принципом смерти, а событие декларации является её принципом жизни.
Став лидером христианского направления, имея уже горький опыт партийной борьбы в верхах, Павел вновь уходит - в Грецию на сей раз, в "Деяниях" это так описано: далее он держит речь ареопагом - философами-стоиками и эпикурейцами, слушая его, басню о воскресшем Христе, философы смеются и уходят, так что никакой общины в Афинах создать Павлу не удалось. Переместимся теперь на вторую линию фронта (первая линия - это конфликт Павла с иудо-христианами), отныне он испытывает полное презрение к философам, хотя он уже, в принципе, антифилософ. Отчет о путешествии см. в 1-м Послании коринфянам.2: "Слово моё не в утвердительных словах мудрости, но в явлении духа и силы, чтобы вера ваша утвердилась не в человеческой мудрости, но по силе Божьей".
Так в чём же проблема? Чтобы, вооружившись лишь убеждением, возвеличивающим Христа-событие, проникнуть в греческую интеллектуальную среду, основной категорией которой была мудрость (софия), и инструментарий риторического превосходства. Павел писал по-гречески, и это не был искусственный язык учености, на нём говорили все - и ученые, и торговцы, и ремесленники. Что это был за язык? Здесь ощущается некая тайна какой язык на самом деле был интернациональным языком римской империи? Следовало бы вернуть словам Павла, переводы которых отягощены обскурантизмом веков, их подлинный смысл - Истина это Вера, Любовь и Святой Дух. Ведь конфликт между Павлом и Петром разворачивался в рамках того же самого живого языка:
дух - пневма (дыхание, душа)
сила - динамис ( динамика)
Ибо мудрость людей противостоит силе Бога.
Итак, Павел потерял неудачу у иудеев и у греков, 1-я поставила вопрос а законе, 2-я о мудрости и философах. Мысль должна найти путь, который минул бы и т о, и другое. Перед публикой такие попытки редко удаются, и сподвижники вслед не спешат. Но именно так начинается всякая Истина, а не с риторики. События уже разворачиваются во времени. Не ровня, Павел всё ещё хотел оправиться в Испанию, на край света, но тут возникла новая проблема - сбор средств для Иерусалимского храма. Во всех группах надо было собрать пожертвования и сопроводить деньги туда, Иерусалимский храм был центром иудейской общины. Таким образом, иудейский центр становился как бы естественным образом центром и для христиан. деньги, принятые от христианских общин, как бы указывали на то, что между иудаизмом и христианством есть преемственность, и христианство, как внешняя группа, признавала себя диаспорой.
Но Павел на этот сбор средств смотрел совсем по-другому: Иерусалим, таким образом, признаёт легитимный характер языческих групп христиан. Он прямо заявляет, что христиане не являются сектой при иудеях, и что иудеи не имеют перед христианами никаких преимуществ. И никакого права на судейство у иудеев нет. Отправившись в путь, сопровождая деньги в Иерусалим, Павел даже не думал о том, что это будет его последнее путешествие. А там произошло вот что. Павел, конечно, в своей манере, снова полез на рожон, хотя сначала он со всеми соглашался, ибо следовал принципу: "С иудеями я иудей, а с греками - грек". Ведь субъективная Истина безразлична к образам. Он пришёл в Храм, а там уже его ждала засада, и начался бунт, как только он начал продвигать свои принципы. Павла обвинили в том, что он ввёл в Храм не-иудея, а так поступают только враги, только захватчики, агрессоры, а значит, он должен быть казнён.
Так Павел был немедленно сдан иудеями-христианами римскому патрулю, как раз тогда, когда самосуд вот-вот должен был начаться. Это был 59-й год. Павлу ничего другого не оставалось делать, как вспомнить, что он всё-таки римский гражданин, и у него есть привилегированные права - его судить может только римский суд. И его везут в Рим. Он находится в заключении три года - так долго тянется следствие. Потом его казнят, с каким приговором - неизвестно. История умалчивает, но есть свидетельство об этой смерти около 90-го года в одном мемуарном тексте. То, что написано в "Деяниях" по этому поводу, больше похоже на приключенческий роман, чем на правду жизни - ведь пишет автор явно проримского направления.
Так были заложены традиции партийной нетерпимости - ведь и Петра тоже казнили, скорее всего, по доносу партай-геноссе. Но за всё это безобразие отдувается перед лицом истории почему-то один Иуда. Великая французская революция показала этот метод во всей своей "красе". Гильотина перевидала всех видных революционеров - по мере смещения их со своих постов новыми товарищами. Внутрипартийная борьба в среде однопартийцев всегда протекает наиболее жестоким образом. Точно так же наибольшую жестокость проявляют конфликтующие близкие народы и отдельные люди. Ближнего больнее всего ранит слабый, в наивности своей надеясь на отсутствие возмездия.
***
3. Почему всё-таки Павел?
Тексты Павла, это письма, которые он направлял в кустовые христианские ячейки. Все они были разосланы в период с 50 по 58 гг. Это весьма энергичные, воинственные даже тексты, которые никак не похожи на другие тексты Евангелия, повествовательные или теоретические трактаты, которые впоследствии писали отцы христианской церкви. Письма Павла это интервенции, весьма схожие, если использовать современные аналогии, с письмами Ленина (тогда Капитал Маркса это теория Христа)), или на лекции Витгейнштейна, прочитанные студентам, - в них современность действия берет верх над претензией заявить о себе миру и граду.
Павел по сути антифилософ, он не создает систем и не пишет толстых книг, он занимается исключительно организацией пространства христианской идеи. Его острые крылатые мысли рвутся через текст посланий со всей присущей ему энергией, удивительно же вот что: как эти послания по случаю и совсем не предназначенные для вечности вдруг в ней оказались? Кто отдал сей странный приказ - о подозрительно торжественном включении их в неприкосновенный корпус текстов о Христе - в Новый Завет? Сам же сборник был создан значительно позже - в конце второго века, т.е., более чем через 100 лет после смерти Павла, а самые ранние копии относятся к третьему веку, да и то лишь фрагменты.
Однако из 13 посланий Павла, включенных в Новый Завет, 6 как минимум могут быть апокрифами.
Вопрос: почему этот корпус текстов также считается священным? И это при том, что у Павла не было исторической легитимности - он не принадлежал к числу избранных самим Христом и даже никогда не видел Егор в лицо. Кроме того, Павел сильно досаждал христианскому Центру в Иерусалиме. Так в чём же дело? Вот три соображения:
1). Канон Нового Завета навязывает нам в качестве скептического мнения иллюзию, в связи с этим напомним: Послания Павла были написаны раньше, чем были составлены все Евангелия. Его письма - самые древние из дошедших до нас христианские письменные тексты. Конечно, устные рассказы о жизни и смерти Христа должны были не прерываться во времена проповедей и писем Павла, чтобы быть записанными спустя несколько десятков лет. Все письменные документы, относящиеся к христианству, датируются не ранее, чем 70-е гг., т.е. через 9 лет после смерти Павла. Первое послание фессалоникийцам - написано в 50 г., за 20 лет до первого Евангелия (от Марка). Сам же сборник Посланий Павла был составлен существенно позже, в конце 2-го века, более чем через 100 лет после смерти автора. Самые ранние копии Посланий относятся, как отмечено выше, уже к 3-му веку, да и то лишь во фрагментам, так что в деле распространения доктрины христианства приоритет на стороне Павла, и, поскольку письма Павла стали копировать гораздо раньше, чем Евангелия, то к моменту сбора основных документов новой религии (конец 3-го века) эти Послания было уже просто невозможно проигнорировать.
2). Евангелия, кроме Евангелия от Иоанна, весьма контрастируют с Посланиями Павла, и это понятно, ведь цель у Евангелия совсем иная - высветить личность Иисуса Христа, его исключительную неповторимость. И тут в ход идёт всё - чудеса исцеления, прогулки по воде, пророчества, воскрешения. аномальные метео-явления, всевозможное волшебство и т.д. Если всё это понимать буквально, просто голова кругом пойдёт. Евангельский стиль Иисуса вполне созвучен его снаряжению: Он виртуозно блещет афоризмами, у него есть воля к разрыву с традицией, и этому придана законченная форма, стиль вполне соответствует законам жанра - двусмысленные притчи, не всем понятные метафоры, ужасные образы Апокалипсиса - всё это даже может навести на мысли, что это не оригинальный текст, а некий перевод с языка, в некоторых местах мало понятного переводчику. В текстах же Посланий Павла всё предельно ясно, и каждую фразу можно передавать из уст в уста, не боясь исказить смысл. Есть ещё одна деталь, на которую все исследователи так или иначе обращают внимание - в них нет ни слова о жизни Христа, равно как он ни разу не упомянул и притчи Христа. И само учение, и все чудеса Учителя чудесным образом Павлом проигнорированы. Всё сводится к одной-единственной фразе - Иисус, Сын Божий, воскрес! Всё остальное прост о не имеет для Павла значения. И, не будем забывать, говорится и пишется ещё при жизни "исторических" апостолов! Ибо всё остальное не есть, по Павлу, реальность веры, оно даже её засоряет.
Павел пишет сжато, всегда удачно призывая на помощь сильные образы, но без перебора. Всё это создает нужный драматизм, неистовые абстракции гармонично сменяются - и тонально, и в смысловом аспекте, - и это всегда чувствует читатель. И это совсем не притча. Сильная аргументация легко высвобождает ядро мысли, и притчи тут излишни. Парадокс веры представлен таким, каков он есть - во всей своей радикальной новизне. Т.о., Послания Павла это единственно истинные доктринальные тексты Нового Завета, многие теологи считают, что именно Послания Павла единственно содержат смысл Откровения в его чистом виде, ибо без текстов Посланий Павла Христианская Весть оставалась бы двусмысленной и затерялась бы в хаосе профетической и апокалиптической литературы того времени. Именно поэтому эти Послания и вошли в корпус неприкосновенных текстов Писания. Но что было в период между написанием текстов Посланий и текстов Евангелия? Иудейское восстание против Рима, начавшееся в 66 году, после смерти Павла, и закончившееся разрушением храма в Иерусалиме в 70 году римским императором Титом. Вот отсюда и начались скитания по свету иудеев, и возникла всемирная диаспора. И никаких иных массовых скитаний у иудеев до этого не было.
Вера и Власть
Письма Павла энергичны и страстны, они ничем не напоминают тексты евангельского повествования, или теоретические трактаты богословов позднейшей эпохи, и даже не похожи они на пророчества Апокаллипсиса, авторство которых приписывают Иоанну Богослову. Это интервенции, схожие с письмами Ленина в Россию, в них желание действовать берет верх над желанием заявить о себе миру. Мысли через текст посланий рвутся с невероятной энергией вперед. Такова власть веры. Сейчас, в наши уже времена, снова встает вопрос об обновлении отношений церкви и светской власти. Русская цивилизация выступает как особая цивилизация, основанная на широком межрелигиозном консенсусе. Другой её особенностью доминирование государственной власти как объединяющей и ведущей силы. На ранних этапах само государство было растворено в универсуме древних религий, причем религии выступали как формообразующие факторы по отношению ко всем гражданским и государственным институтам. Когда первичные религии устанавливали греческую и римскую семью, учреждали брак и власть отца, обозначали степени родства и освещали право собственности и наследования, создавая общину, из неё уже вытекали все последующие учреждения и частное право древних. Греки и римляне имели весьма смутное представление о едином боге, однако, находясь в Афинах, ап.Павел обнаружил среди большого числа жертвенников и алтарей, алтарь с надписью "Неведомому Богу" (что можно перевести и как "Тайному Богу"). Он сказал в Ареопаге: "Сего-то, которого вы, не зная лично, чтите, я и проповедую вам... Он, Господин Запада и Востока, не в рукотворных хоромах живет.." (Деяния. 17.23-24). Античная религия представляла собой многоуровневую динамичную систему, в основе которой - культ предков и большой семьи. В Древнем Риме получили также обожествление абстрактные понятия: появились храмы Здоровья, Счастья, Доблести, Согласия, Победы (Виктории)... Родовым божеством считался Гений (отсюда гены). Греческие семьи, связанные единым культом, это первичная гражданская единица (Фратция у гр., Курия у рим.) Группы этих единиц создавали религиозный союз - трибу. На войне и на выборах народ располагался среди своих гражданских единиц, чтобы все рядом находящиеся знали друг друга в лицо. Объединение триб составляло полис. Это уже государственное образование. Т.о., древне-религиозная община это федерация религиозных союзов. У древних греков Новым годом было 1 марта, когда от трута заново возжигался очаг - священное место в семье. Название древне-римского народного собрания - "вира", что буквально означает "общая вера", если слово "вера" произнести на украинский манер. Италийский бог света назывался Юпитер (Греческий - Зевс), в царскую эпоху Рима стал покровителем города. При последнем римском царе Тарквинии Гордом (6 в. до н.э.)Юпитер стал главным божеством всего Пантеона и покровителем Римского государства. Он же возглавлял капитолийскую триаду - Юн. Юнона и Минерва. Отец Ромула Марс был хранителем Рима. Религия Рима была религией осмысления чувства полезности и порядка. Римляне не знали страха перед сверхестественным, античные общины были закрыты, дарование гражданства чужестранцам требовало соблюдения большого числа условий, соблюдения формальностей, это было сложнее, чем даже объявить войну. Право членства в общине наследовалось. Т.о., законы и гражданство были только у настоящих римлян (которые, очевидно, были пришельцами из других мест), а у плебеев, коренных местных жителей никаких таких прав не было. И это не могло не порождать антагонизм. То ж самое было и в Афинах 6 в. до н.э. Плебеи - потомки долатинского населения Лации, также были и пришлые плебеи без роду-племени. Поэтому они боролись, в первую очередь, за приобщение к римской общине. Около 560 г. до н.э. царь Сервий Туллий ввел новое деление гражданской общины, поделив всех на трибы по территориальному признаку. В каждой трибе был свой храм, туда входили все члены курии. То же было и в Афинах - служили в храмах небесные эвпатры (святые отцы). Тогда же появились первые государственные институты, существовавшие отдельно от религии. Поначалу такие федерации не имели политического значения, и даже не мешали полисам воевать друг с другом. Воевать запрещалось только во время Олимпийских игр. Те же, кто нарушал этот запрет, впоследствии жестоко наказывались богами-олимпийцами. Когда же появились политические союзы и государства, то религиозные союзы приобрели новый, уже совсем иной, гражданский характер. В гражданские союзы входили самые разные народы - этруски, латы, сабиняне, греки и др.) Не было таких народов, которых по какой-то причине объявляли изгоями и не допускали к общинному очагу. Завоёвывая другие народы, Рим также завоёвывал и их богов, присовокупляя их к своему пантеону. Так Рим из отдельного полиса превратился в могучую державу. (Нам это ничего не напоминает?) Т.о., социальная и религиозная программы неизменно дополняли друг друга, и античное общество расширялось в такой мере, в кокой мере расширялся его пантеон. Царь объявлялся одновременно и Великим Понтификом, верховным жрецом Юпитера. Неверно думать, что первым царём был самый могучий воин, им был самый толерантный в религиозном отношении мудрец, ибо сначала был создан порядок (слово "порядок" в древне-русском языке означает "круг близкородственных семей", и до сих пор в старых русских сёлах улицы называют порядком, где селились друг рядом с другом близкие родственники), а затем только сообразно этому порядку, по известному рецепту создавалось и западное общество. (Слово античность" сейчас переводят как "древность", но, с учетом выше сказанного, можно было бы подумать и о другом, более точном переводе - "время антов", тем более, что что народ "анты", упорно продвигавшийся с юга на север с редне-русской равнины, упоминался в литературе вплоть до 10 века, скорее всего, это и были общеизвестные в ту эпоху государство-строители. Можно также подумать и об отношении антов к Атлантиде ). А раз строительство государства опережало, значит, имелся образец. Древняя религия создавала царя гражданской общины так же, как она создавала и главу семьи в доме. Но античные тирании 4-3 вв. до н.э. уже не могли удовлетвориться имевшимися царями, т.к. происхождение их власти носило светский характер, и они никаких религиозных функций больше не исполняли. Характер религиозных предписаний носили и законы гражданской общины, древние кодексы были прежде всего кодифицированным сводом ритуалов, предписаний, молитв, и только потом законодательных норм, которые тоже воспринимались, как сакральные. Древнейший памятник римского права - "Царские законы" - это и культ, и правила гражданской жизни. А вот "Законы двенадцати таблиц"(450 г. до н.э.) носят уже светский характер, но также содержат детальное предписание относительно современного обряда. Общественные жрецы (понтифики, децемвиры, авгуры) исполняли также важные социорегулирующие функции. Понтифики были первыми и единственными учеными юристами Рима. (Слово "Судья" и "иудей" в античных языках звучат примерно одинаково - джуда, иуда, иудей, .о., можно предположить, что иудеи как раз и были кастой судей, а не народом в обычном смысле слова. Потому и встал позднее вопрос о древней родине иудеев, а её просто не было, потому что и народа как этноса тоже не было. Они стали народом после того, как мир стал христианским, и судьи-иудеи стали уже не нужны. В задачи судий-понтификов входило поддерживать правильное отношение государства к богам и охранять права богов. Так индивид полностью оказался внутри государства, так было и в аристократических Спарте и Риме, и в демократических Афинах). Человеческая личность значила очень мало по сравнению с божественной властью государства. Самым страшным наказанием было отлучение от общинных и религиозных уз. Понятия святости античный мир не знал. Сомнение в могуществе богов отечества считалось государственной изменой, Сократа казнили в 399 г. до н. э. как раз по подозрению в нарушении этого закона. А он просто не так верил, как все, но зато больше всех. За что и пострадал. Религиозный римский дух отличался прагматизмом, интересом к силе и сакрализацией общностей. В 4 в. начались множественные мирные "майданы", на которых произносились речи о том, что пришли новые времена, более подходящие для демократии. Политический кризис 4-3 вв. до н.э. поменял систему и упразднил Древние религиозные обряды гражданских общин. Возник общественный запрос на новую, более демократичную религию. Древняя религия однако не погибла, претерпев существенную трансфрмацию, от полиса к государству имперского типа, она существовала вплоть до окончательной победы христианства в 4-5 вв. н.э., т.е. почти тысячу лет длилось это промежуточное состояние двоеверия - поиск единого бога, рождение-смерть-воскресение Христа и окончательное установление христианства, после чего христианство двинулось на восток и постепенно воцарилось на Руси как господствующая религия. Сам римский полис-государство (civitas romana)это по-прежнему лишь земля внутри священной ограды, начертанной первыми римскими царями. Так с каждым новым завоеванием увеличивалось не римское государство, а лишь его территория, принадлежавшая плебсу (agir publicus).К приходу христианства в Риме уже сменилось восемь республик. Христианство для Рима было опасно, т.к. оно, признавая власть кесаря, тем не менее отрицало его главную сторону - божественность. Началась новая эпоха, если раньше римские боги признавали все другие верования покоренных народов, и гостеприимно теснились на одном пантеоне, то теперь уже и египетских богов или сам великий Иегова беспощадно изгонялись на пределы единого культа. Лишь иудеям с их единым культом бога и недопущением обожения императора Рима разрешалось не обожать императора Рима. После разрушения храма в Иерусалиме в 70-м году подать, которую на храм вносили все иудеи, стала поступать в императорскую казну. Главная функция новой римской религии не была связана с сакрализацией власти, но обусловила её крайнюю догматическую упрощенность, сосредоточившись на тщательном исполнении гражданско-религиозного ритуала. Эту особенность несет на себе по сей день западная (греко-римская) цивилизация. Так религиозная вера получила второе дыхание с появлением христианства, но теперь оно носило совершенно иной характер: христианский бог не был исключительным божеством некого отдельного народа или общины, он выступал богом всех людей, происходивших от общего отца. Так по-новому был поставлен вопрос об отношении государственной религии и общества. Христианство - учение о царстве небесном и земном, это результат коллективных духовных исканий позднеантичного греко-римского мира, который в конце первого тысячелетия до н.э. повсеместно охватили скепсис и разочарование. От Бога теперь хотели не только помощи в житейских делах. но и в спасении от страдания, зла и смерти. Идея новой религии была простой: одна империя, один мировой язык, один кумир, один отец и одна общая тоска по Спасителю - так шло развитие монотеизма. Во 2-3 вв. до н.э. уже были неофициальные религиозные союзы, почитавшие Спасителя, в виде поклонения старым богам - Митру, Фригийской Кибелле, Египетской Исиды. Эти боги принимали поклонение от жаждущих утешения. Иранскому богу Митре (Дмитрию, Непобедимое Солнце) поклонялись от Малой Азии до Британии ещё в 11 в. н.э., Митризм успешно соперничал с христианством, его главный праздник также был 25 декабря, день зимнего солнцестояния. Однако принцип строгого единобожия в христианстве не позволял быть сразу двум богам, поэтому митризм, с его доступностью только мужчинам, да и то не всем, а тем, кто прошёл особые испытания, был отклонён новой эпохой христианства. Так культовый синкретизм становится нормой, религией поведения, благодаря философской идее единого бога. Носителями строгого монотеизма были иудеи, их в римской империи было около 7 млн., их них 4 млн. в диаспоре, при общей численности населения в 50 млн. чел. по всей римской империи, как когда-то на Украине. Еврейский религиозный философ Филон Александрийский (25г. до н.э -40 г.н.э.) попытался выразить библейское откровение в понятиях греческой философской мысли, в идее Бога-Логоса, воплощенного слова. Навстречу ему в своих исканиях двинулись греко-римские иудеи-прозелиты (не еврейского происхождения, что подтверждает, что иудей не этнос, а социально-профессиональная роль в Римской империи). Так произошло переосмысление в христианстве учения о Мессии и его царстве, так появился институт церкви, которого не было в античном мире. Избранность иудеев, народа израилева в том, что бог открыл им свою волю через Мессию. С явлением Мессии должно завершиться историческое призвание народа божия. Греческое слов "Мессия" и слово "Спаситель" не совсем одно и то же, и Мессию в переводе называют Христом (от слова "крест")Это идеальный царь эсхатологических времен, провиденциальный устроитель судеб избранного народа. Так общая идея обожествления царской власти трансформировалась в мессианства Христос, сверхчеловеческий вождь-праведник (его прообраз царь Давид), первый богоугодный царь Израиля. времен Золотого века (11 гл, книга пророка Исайи). По Ветхому Завету Мессия это земной царь, который восстановит единство Иудеи. Но это мессианское царство вовсе не узко национальное политическое ристалище, а религиозное обновление всего мира в торжестве истины и справедливости. Мессия - Спаситель людей от греха и смерти. Третье искушение Христа - земная власть, и славу дает дьявол. Но Христос скептичен: :Отойди, говорит он Сатане, ибо написано: "Господу Богу Твоему поклонимся, и ему одному служим... Царство моё не от мира сего". Не избавить народ от врагов пришёл Христос, а искупить грехи всего падшего человечества, и лишь во Второе пришествие Церковь станет Новым Израилем. Наиболее полно основы внешней экксиологии (учения о бытие Церкви в мире) изложены апостолом Павлом в Послании к римлянам" (мирянам), где он не только проповедует веру Христову, но и римскую гражданственность, ибо высоко ценит своё земное Отечество. Главная мысль Павла заключается в том, что все люди, даже кто вне веры в Христа, имеют от Бога способность различать Добро и Зло внутренним чувством. Мысль Павла абсолютно современна в смысле равенства прав женщин и мужчин: "Ни муж без жены, ни жена без мужа... " (1 Кор.11, 8-12). Ему также близка философия различий, там, где он говорит о рождении музыки из различных звуков разных инструментов, ибо гармония возможна только там, где есть различия. Сама же философия истин не производит, она лишь систематизирует их. Однако Павел не философ в собственном смысле этого слова, поэтому он говорит не об общих вещах, а о единичном событии - о Воскресении Христа. Но не надо путать заповеди и закон. Закон рукотворный с неизбежностью порождает бессознательное вожделение его нарушить, а заповедь светла и правдива(Рим.7,12) Однако закон веры принадлежит жизни и духу. Исполнение духовного закона это любовь(Рим.13.10). Для верующего любовь это то, что убеждает его и что осуществляет в мире постоянно бытийствующую истину. Это скорее чувствуется сердцем, чем понимается рассудком. Веру не следует путать с одним лишь внутренним убеждением, которое, само по себе, формирует не столько христианский дискурс, сколько несказанную замкнутость мистического субъекта. Истина субъективная материализуется как публичная декларация события под именем воскресение. Исповедуя воскресение одного человека, вера сем самым провозглашает такую возможность для всех. Любовь должна стать законом жизни, ибо вера движима только любовью. Это уже заявление о силе мысли, а не только слова (Гал. %,6). А это для верующего и есть возвращение закона, который понимается не буквально, но есть основа субъективной энергии верующего. Такой закон может даже удерживать содержание старого закона, а значит, и допускает расширение политических альянсов. Однако саму максиму невозможно высечь на камне, не расширяя вновь владения смерти. Любовь это то, на что способна лишь вера, то, что из мысли делает материальную силу. Никакая истина не является частной или одиночной, вера без любви - пустой субъективизм, медь звенящая, и вообще - ничто (1 Кор. 13). Три главных субъективных действия нового человека: вера, надежда, любовь, но любовь среди них - самая важная (1Кор.13,13). Истина же это вера, действующая любовью. Энергия истины, доказывающая её существование в мире, тождественна её универсальности. Надежда же отсылает к стойкости и упорству, она есть субъективность, вера же это открытость истине. Любовь это универсализация действенности пути, а надежда максимальная настойчивость этого пути. Если же принять сторону суда, то за сходную плату мы получаем надежду. У Павла очень мало темы воздаяния и особенно Ада, Надежда, однако, не есть надежда на объективную победу, всё как раз наоборот: именно субъективная победа производит надежду. Надежда это опыт преодоления, а не то, во имя чего это преодоление осуществляется, это верность верности (Рим.5, 2-5). Павел вообще против платы за веру, т.к. воскресение лишено всякого смысла за пределами универсального действия - все воздаяния рушатся, когда речь заходит о фактической благодати. Как в Адаме все умрут, так во Христе все воскреснут (1Кор. 15,22). Здесь нет мести, зла, все жаровни Ада для Павла ничто, ибо есть только один враг - смерть, это родовое имя приложения к пути мысли. О смерти Павел говорит только в будущем времени. И смерть смерти это справедливость, подразумеваемая надеждой. Любовь - несущая конструкция живой мысли, она и плетет спасительную корзину из единства мысли и силы. Итак, Павел абсолютно современная фигура, и ему чуждо сектантское морализаторство, и если различия составляют материю мира, то это для того лишь, чтобы сингулярность, субъективность истины, войдя в становление универсального, продырявила бы этот самый материал. Грешно лишь то, что непоследовательно с точки зрения веры. В своём универсальном обращении: "Слава, честь и мир всякому, делающему добро, во-первых, иудею, потом и эллину (Рим. 2.10). Первенство иудеев в создании универсального, перекрывающего все различия (это такие космополитические религиозный активисты, а не какой-то избранный этнос), он и себя не исключает их иудеев, будучи до глубины души христианином, хотя и римским гражданином. Павел начинает новый дискурс, посредством тонкой стратегии смещения иудейского дискурса. Христианство, Христос для Павла - это Крест, Событие, процесс, в том числе. Библейский Авраам, избранник божий за одну лишь веру, - предвосхищение Павла.
Представление о власти в христианстве таково: это творение рук человеческих, но одновременно это и божественное устновление - в целью удержания людей от зла. Отсюда Римское государство священно. Павла, римского гражданина, именно римский патруль спасает от смерти, самосуда, который над них хотели учинить иудеи, за то, что он привел в храм язычника. Римская администрация не делала различий между иудейскими сектами, потому и считала поначалу, что христианстов это одна из таких сект, и христианский уже по сути храм ещё долго существовал под покровом иудаизма. Апостолы исполняли в нём обязательные иудейские ритуалы. Первые заметные гонения на христиан начались в Риме в 64 году, но по чисто политическим мотивам. Император хотел отвести от себя обвинения в поджоге Рима, - тогда-то и произошла казнь Павла, - по словам Тацита, чтобы пресечь слухи, и был отдан на растерзание толпе Павел и ещё несколько христиан, как поджигателей Рима. Это было удобно, т.к. за Павлом не стояла большая этническая группа, или власть. Массовое же преследование христиан за имя началось лишь во втором веке, когда христианская религия уже значительно распространилась и вышла далеко за пределы этнорелигиозной среды. Однако христиане были по большей части искренними приверженцами Римской империи и признавали римского императора земным владыкой. Однако воздавать ему почести как божеству они отказывались. Однако неисполнение ритуалов официального культа вследствие ультимативности официальной религии автоматически делило общество на законопослушных и преступников, достойных смертной казни. Одно из первых предписаний карать христиан "за имя" есть в доктрине 111 года, при императоре Траяне. Само же христианство не считалось опасным, к нему относились, как к "уродливому суеверию". Казнили христиан также за отказ приносить жертву богам, запрещалось также прибегать к очень громким крикам и требованиям. К тому же, римляне строго следили, чтобы не было ложных доносов на христиан, если таковое случалось, то клеветник сам немедленно подвергался смертной казни. Если христианин отказывался исполнять языческий обряд, ему давали время на размышление, и так повторялось три раза, и только в этом случае, когда и на третий раз звучал отказ, христианина казнили. Тогда Тертуллион и изрёк: "Кровь мучеников - это семя церкви". Всего известно о 10 гонениях (по числу бедствий, постигших египтян): со стороны Нерона в 64г., г., Домиция - в 81-96гг., Траяна, Марка Аврелия, Сентилия Севера - с 202 г., Максимиллиана - в 235-38гг. Однако христианство не было единственной религией, которая подвергалась преследованию в Риме. С 186 г. до н.э. были запрещены вакханалии, их участников жестоко наказывали; в 139 г. до н.э. изгоняли иудеев и халдеев, как магов и астрологов и мн.др. Казни христиан понимали всё более чудаковатые и извращенные формы, чтобы привлечь побольше зрителей. Жертву зашивали в мешок, предварительно положив туже ежа, скорпиона и змею. Потом клали на жаровню или кидали в котёл. Но церковь тем не менее существовала вполне легально, преследовались же исключительно частные лица. В 3-м в. христианская община уже содержит большой штат: 1 епископ, 46 священников, 7 дьяков, 7 инодиаков, около сотни эгзорцистов, а также множество чтецов и охранников. !500 вдов получали от церкви пособие. В Риме уже насчитывалось около 30 тыс. христиан (5% всего населения). К 5 в. христианство становится уже ведущей религией Рима.
***
Русское духовенство в начале 20 века,
его роль в русской революции
Принято считать, что РПЦ была всегда преданной служанкой самодержавия, а вот пришли злобные большевики и нарушили эту благостную гармонию. Так что было на самом деле? (Я пользуюсь данными Русской Православной Энциклопедии, последнего издания.)
В 1905 году столичный митрополит Антоний (Вадковский) составил для Витте записку о желательных преобразованиях в РПЦ: об ослаблении связи с государством и об уменьшении компетенций обер-прокурора Св.Синода. Против, однако, выступил К.П.Победоносцев, РПЦ же хлопотала о восстановлении патриархии и соборной формы управления. Далее последовал царский указ "О веротерпимости", и это во времена, когда русская внешняя политика провалилась по всем фронтам, а революционное движение нарастало девятым валом! Т.о., инославие, политика "свобода совести" поставили в более выигрышное положение все другие конфессии, кроме православия, церковь которого не имела структурной самостоятельности. Православные самодержцы традиционно имели большие права в обсуждении и решении всех церковных дел, равно как и в области вероучения. Кроме того, в восточной церкви само царское звание считалось особым чином в церковной иерархии. Цари были "внешними епископами" церкви - помазанниками божьими. В дни венчания на власть, на царство, цари входили в алтарь через Царские ворота ( т.к. во время богослужения через них исходит царь Слова Христос). 17 марта 1905 года была сделана первая публикация на эту тему - от имени 32-х священников, и затем за один только месяц вышло в прессе более 400 статей о необходимости срочного реформирования РПЦ. Публикации шли и далее, вплоть до осени. Духовные люди пишут о том, что РПЦ совершенно порабощена и нуждается в срочной эмансипации - от монашеского давления, которые задавали тон в РПЦ, от цензуры, требовали также расширить права мирян, причем проводились очевидные параллели между процессами, идущими в РПЦ и в светском обществе. Т.о., РПЦ выступала за самые радикальные перемены и с обществе, в целом, успешно раскачивая лодку консерватизма. У самодержавия в тот момент фактически не было союзников вообще. так РПЦ сыграла немалую роль в свержении царского трона. В течение 1917 года по всей России прошли бурные съезды и собрания - епархиальные, викариальные, городские, уездные - с широким участием мирян. Пользуясь дарованной свободой слова и собраний для всех граждан России ( указ от 5 марта 1917 года), духовенство и миряне создали большое количество религиозно-философский обществ во всех крупных городах России, кроме того, продвинутое духовенство дружило взасос с либеральной интеллигенцией, либерально-политическими партиями, раболепствуя при этом перед богатыми нуворишами и знатью. Это ещё более взвинтило революционные настроения в обществе. Государственный переворот, или революция, был воспринят как естественная необходимость, к этому были уже давно готовы практически все. Ибо все стремились спасать Россию, а кратчайший путь к спасению - это смерть царя. Как и во времена Великой Французской революции, смерть царя и его семьи стала навязчивой идеей. Так произошел взрыв веками накапливаемого недовольства. В РПЦ было много случаев самовольного низвержения высшего духовенства - порядка 15 чинов были таким образом отстранены от своих чинов. Тон задавало, конечно, низшее духовенство. В прессе открыто писали, что "старый порядок жизни на Руси был гибелен и для Церкви, и для государства российского, для народа и духовенства, он душит всё живое, и назад пути уже нет". Положительные эмоции по поводу низвержения самодержавия либеральной буржуазией били выражены на епархиальных съездах во всех крупных городах России, Армия и Флот также поддержали изложения династии Романовых. На стороне революции была и большая часть казачества. Все говорили о "конце немецкого засилья" в русской жизни. Ну а затем светские либеральные власти поспешили отделить церковь от государства, юридическим изъятием соответствующих прерогатив императора в жизни РПЦ. А что было дальше, все хорошо знают.
***
Национальный вопрос
Существует глубоко ошибочное предположение, которое однако положено в основу современного глобализма: чем глубже процессы интеграции, тем стремительнее отмирают национальные государства и культурные общности. Понятно, что давний и глубокий интерес ТНК - избавиться от всякий границ и препятствий по всему лицу земли царить безраздельно и безотчетно. Сращение ТНК в единый глобальный военно-политический союз, слившийся с государственными структурами, давно уже стало реальностью, хотя эта теневая власть очень не любит выступать, как открытая глазу структура. На этом фоне сам государственный суверенитет начинает казаться жалким и ничтожным, т.е. таким архаичным рудиментом, который не жаль принести в жертву глобальному процветанию единой экономики. Тем не менее, ряд стран, обладательниц крупнейших активов, всё же пытается играть роль уполномоченных представителей этого ТНК-союза: так, в рамках ЕС Германия, действуя через свои корпорации, установила буквально свою диктатуру, осуществляя максимальный контроль над рядом экономик стран-участиниц ЕС, и по сравнению с 30-40 гг., когда была силовая оккупация этих стран, она при Гитлере имела там гораздо меньшее влияние. Сюда относится Чехия, в первую очередь, полностью порабощенная германской машиной. Основной принцип сильных мира всего: что хорошо для фольксвагена, то хорошо для Германии, а значит, и для всего остального мира. Аналогично в США: что хорошо для Дженерел моторс, то хорошо для США и для всего остального мира, ну и т.д.
Транснационализация это высокомерное отрицание роли и значения национальных государств в современном мире, отказ в праве на суверенное существование государства, попавшего в экономическую и политическую зависимость. И всё же космополитизм не имеет будущего, толкая мир в пропасть бесконечных межэтнических конфликтов, где, кроме проблем выживания, никаких иных вопросов не решается. Космополитизм не способен выйти за рамки индивидуального мировоззрения, потому и не может предложить массовому сознанию иную ориентацию мира, иной миропорядок, кроме этой бесконечной и бессмысленной борьбы.
Сейчас все имеющиеся теории наций близки к постмодернизму, в конечном итоге теория наций концентрируется в окрестности двух проблем: этнической психологии, как бессознательного наследия предков и опыта многих поколений, и национального характера, а это значит, что главным методом здесь должен быть историзм.
Но как правильно определить глобализацию? Это становление глобального (мирового) империализма, внедрение принципов, свойств и отношения капитализма в общественную, политическую и экономическую жизнь всего мира, который обязан стать однотипным, гомогенным, во всём одинаковым, неразличимым, что почему-то называется равенством. Если молодой капитализм нуждается в сильном государстве, то глобальный империализм уже считает государство рудиментом старых эпох, а функции социальной защиты населения передаются всевозможным благотворительным фондам. А далее начинается необратимый процесс распада во всех сферах жизни, идёт неизбежная фрагментаризация знаний, большие теории распадаются на ряд вопросов, прагматизм, утилитаризм, сервилизм, конструктивизм становятся основой новой теоретической базы, а это делает невозможным ни самоформирование, ни самоорганизацию наций, вот тогда и поднимают голову ксенофобия и нацизм, создавая питательную среду для возникновения фашизма.
Этатизм (державность) и анархизм в русском национальном сознании
Эти две крайности, присущие русскому самосознанию, имеют вполне внятное объяснение: связь с державой, государством-отечеством для большинства русских людей всегда была внутренней, личной, конкретной и прямой, не признающей никаких посредствующих институтов власти. В сознании русского народа издревле присутствовало абстрактное, но вполне отчетливое представление о неком должном государстве, как своём, личном, полезном и неизбежном образовании. Но когда в национальную жизнь проникает и начинает доминировать дух корпораций и группоцентризма, тогда вымываются нравственные ценности и воцаряется анархия. Но, как сказал Чаадаев: "Прекрасна любовь к своему Отечеству, но ещё более прекрасна любовь к Истине", иными словами, любить Родину надо с открытыми глазами и не отождествлять это великое и светлое чувство с преданностью тому или иному временщику.
***
Теперь о власти конкретно.
Акт, приостанавливающий действие нормы, исключающий её, и есть акт перехода от порядка к хаосу. Всё дальнейшее происходит легко и почти естественно. Ничего специально не надо делать, всё рухнет само собой, потому что любой порядок, даже самый минимальный, требует приложения каждодневных усилий. Вот так легко учреждается хаос. Восстановление же прядка из хаоса это длительный и трудоёмкий процесс. Т.о., не хаос предшествует порядку, а наоборот - порядок хаосу. Так что никакого первичного хаоса в природе, судя по всему, не было вовсе.
Структура политико-правового порядка есть вид такого включения, которое одновременно и исключает, ибо суверенная власть господствует лишь там и над тем, что она в состоянии интериоризировать, так считал ещё Аристотель (Политика, кн.3, с.455). Фуко в своей книге "История безумия в классическую эпоху" говорит об обществе, которое желает заключить внешнее, т.е. конституировать его как внутреннее, причём такое внутреннее, которое имеет статус ожидания или исключения. Но как система может включать в себя то, что её превосходит? Это так же абсурдно, как и предположительное вступление России в ЕС. Тут придётся действовать только путём запрета, но тогда система становится уже чем-то внешним по отношению к самой себе. А если проще, то: включение происходит не только путём запрета, но и путем прекращения порядка, т.е. через искусственно создаваемый хаос.
Чрезвычайное положение, без которого в таких случаях не обойтись, это и не фактическая, и не правовая ситуация. Между ними устанавливается парадоксальный порог неразличимости. Далее, пространственный порядок - в идеале это максимально гармоничные отношения как внутри социума, так и внутри всех ансамблей (политического, экономического, культурного, географического). Именно по таким принципам строились государства древнего мира.
Но тут нужно иметь в виду вот что:
1. Пространственную локализацию (Ortung, у нас это Оратта (Украина)
2. Господствующий порядок (или строй) (Ordung, у нас в анамнезе Орда+анты)
Т.о., это не просто захват земли (территории), но и утверждение на ней нового правового порядка через захват внешнего.
Итак, включение хаоса (ибо к нему неприменима ни одна норма) происходит через создание зоны неразличимости между внешним и внутренним (хаосом и нормой), т.е. через чрезвычайное положение. Особенность 21 века такова, что именно ЧП как фундаментальная политическая структура всё чаще выходит на первый план, очевидна тенденция стать постоянно действующим правилом - ибо в этом политический смысл глобализма. Если это не локализуемое понятие вдруг получает эту самую локализацию, то появляется такая единица социума как концлагерь, это как раз то, к чему идёт глобализм. Не тюрьма, а именно концлагерь, т.к. тюрьма всё-таки имеет некую особую часть уголовного права, концлагерь же вообще не имеет никакого правового регулирования, только законы военного времени и осадного положения, что означает безграничную диктатуру военных. Концлагерь это пространство абсолютного исключения, ибо там связи между локализацией и правопорядком окончательно утеряны.
Интенция (гр. "просимас", буквально "прошение") это обоснованная претензия, она у тех, кого включают или исключают, чаще всего в противофазе с теми, кто это делает. Но интенция имеет право на жизнь там, где есть правопорядок, если его нет, то и никакая интенция не может быть предъявлена. Нигде парадокс суверенной власти не показывает себя так ярко, как в проблеме учреждающей власти и её отношении к власти учрежденной. (тут за примерами ходить далеко не надо - бросим свежий взгляд на Украину, эмиссары ЕС посадили в Киеве хунту, и что? Где здесь суверенитет? И каков он, если вообще есть хоть какой-то. Учрежденная власть находится внутри государства, а учреждающая - вовне, и она не зависит от данного государства, являясь его внешним патроном. Однако она является источником, и ещё каким! Неиссякаемым! Никогда не будет исчерпан энтузиазм Запада учреждать всё новые и новые марионеточные режимы во всем мире. Однако между этими властями нет и не может быть никакой гармонии, сплошная нестабильность.
Насилие здесь применяется дважды - при установлении марионеточного режима и при его дальнейшем поддержании. Причем уровень насилия всё время растёт. (Опять смотрим в сторону Украины - словно специальный эксперимент поставлен у нас перед глазами.) Парламенты в таких ситуациях приходят в политический упадок очень быстро и являют собой удручающее зрелище. Эта учрежденная власть изначально имеет свой изъян - у неё нет законных средств узаконить своё беззаконие. О превосходстве даже не приходится мечтать.
В качестве учреждающей власти может также выступать Конституция. Тогда учрежденная власть отождествляется с нацией. Феномен Югославии, процесс распада традиционных государств Восточной Европы и Ближнего Востока в конце 20 - начале 21 вв., существовавших веками и тысячелетиями (в той или иной), это не только признак борьбы всех против всех, но и возникновение новых пространственных локализаций, а также предвестник заключения новых социальных "договоров" глобализма с этими странами. Повсеместно мы наблюдаем при этом ситуацию ЧП - как постоянную структуру юридически-политической детерминизации.
Т.о., глбализм это не в прямом смысле регресс мировой политической системы в направлении более низких форм, а кровавое предвестие возникновения новых соподчиненных номосов земли, такого миропорядка, который будет неудержимо стремиться подчинить себе в этом духе всю планету. Однако революционеры, затевающие такого рода перевороты, всегда и с неизбежностью попадают в порочный круг: они, как Робеспьер, неустанно призывающий Верховное существо, Бессмертного Законодателя (в некоем аналоге постоянные призывы и заклинания о справедливости), как к постоянному источнику власти. Однако войти можно только туда, где отворяется дверь. Уже открытое пространство не создаёт движения.
Как Мессия прибыл в Иерусалим? На осле. (Это мы видим на известной миниатюре.) Перед ним стоит юноша, который указывает на ворота. А ворота распахнуты? Тогда надо как-то заставить привратника запереть врата закона. Мессия придёт тогда, когда в нём нет и не будет больше нужды, на следующий день или в самый-самый последний день, наипоследнейший - на следующий день после своего Пришествия. Парадокс, но это надо постараться понять. Так Событие случается НЕ СЛУЧАЯСЬ. Но именно тогда прекратит своё действие Тора Брия. Это не значит, что просто сменится закон, старый на новый, но всё ещё похожий на старый; он сменится на совершенно новый закон, с новыми предписаниями и новыми запретами. И тогда исполнение Торы станет её нарушением, Так случится ЧП - в виде мессианизма, но провозглашают его не действующие власти, а сам Мессия, который разрушает эту власть.
Такова логика суверенной власти в 21 веке. Из этой логики с неизбежностью вытекает идея концлагеря - в качестве биополитической парадигмы новейших времен - 21 века. И то, что сейчас происходит на Украине - это всего лишь апробация новой старой технологии создания концлагеря на месте бывшего независимого национального государства.
Идея homo sacer (плохого человека, недостойного быть принесенным в жертву, но которого можно убить просто так совершенно безнаказанно - ведь он изгой!) родилась в древности. Сейчас на Украине таким хомо сакер объявлен коллективный русские, а в мире глобализма хомо сакер - это вся Россия. Одной из задач происходящих сейчас украинских событий было создать повод для бесконечного наложения санкций на Россию с целью не дать ей воскреснуть, как полноценной независимой стране. Такое понятие и такой обычай появился 2,5 тыс. лет назад в Древней Греции. Чтобы объявить человека изгоем, хомо сакер, достаточно было произвести одно-единственное заклинание: "Sacer esto!" (что означает: Он, дурной, да будет предан богам!)" Это и есть оглашение смертного приговора - вот как всё просто с изгоями!
Так что Тимошенко и её сановный друг не создали ничего нового, объявляя русских и Россию изгоями, которых следует уничтожать "из атомного оружия" и против которых надо поднять на войну весь мир. Они просто попытались воспроизвести древний людоедский обычай эпохи перемен. Но сама Тимошенко вряд ли бы на это осмелилась - можно не сомневаться, в Германию прямиком из харьковской больнице, с не длительным заездом на декоративной инвалидной коляске на Майдан, - она летала на инструктаж: что делать и что говорить будущему президенту Украины своим избирателям. Однако не все это признают, есть ещё такие майдауны, которые серьёзно уверяют окружающих, что на Украине всё спокойно, а если кто где и шумит, то это исключительно русские террористы.
Над пониманием смысла того, что происходит в обществе, всё ещё довлеет мифологема конца 19 века, сбившая с пути многие неслабые умы. Речь идёт о т.н. теории амбивалентности священного, это термин поздне-викторианской антропологии, хорошо укоренившийся затем во французской социологии. Впервые он появился в лекциях о религии семитов, прочитанных Робертом Смитом в 1889 г. Затем он перекочевал в труды Фрейда. Европейское общество в ту пору окончательно рассталось в религией и остро ощущало нечто вроде синдрома ампутированной руки - ей явно чего-то привычного очень не хватало. Вот тут и выплыла из тьмы веков теория табу, тотчас же выявившая двойственную природу священного (святость и нечистота нередко идут рядом).
Другой схожий обычай - отлучение, точно так же приводящий к смерти отлученного человека, к уничтожению всего его имущества (разрешалось только металл брать в казну, и то только после переплавки). И авторами этих двух древних обычаев были иудеи. Это правило применялось также и к городам, и к целым народам. Проклятый город полагалось разрушить, восстанавливать его запрещалось вообще. (Что-то похожее вот уже много лет ведется вокруг Москвы - сначала столицу изуродовали чудовищным новоделом, потом сбоку пристроили некое антиархитектурное чудовище, а сейчас вот затевают поблизости гигантское строительство Новой Москвы, а там, где строится некий город с приставкой "Нью", там с неизбежности будет заброшен и обречен на саморазрушение город старый, исторический центр нашей родины. А могут ещё и ускорить этот процесс прямыми действиями военного характера. И тогда список знаменитых руин пополнится ещё одним номинантом на звание "неизвестное прошлое".
Двойственность священного мыслилась как отвержение, которое включает, исключая. Так появилась новая теория двух религиозных сил, благоволящая к людям и одновременно враждебная к ним. Но форма поклонения оставалась одна и та же, ведь ужасное тоже внушает почтение. Преступник, посвященный богам, сразу же становился священным объектом. Так тёмная формула римского архаичного права сблизилась с религиозной категорией священного как раз тогда, когда эта категория переживала процесс необратимой десемантизации, принимая принципиально несовместимые значения, что было сопоставимо с этнографическим понятием табу и тут же стало применяться для толкования категории хомо сакер. Так замкнулся порочный круг.
Жизнь понятий, как и людей, когда-либо утрачивает свой первоначальный смысл (так было с понятием "либерализм" - изначально, в ранние времена французской революции, это "свобода" в самом возвышенном смысле, а сейчас это синоним фашизма и чёрной диктатуры), утрачивается и первичная ясность, а затем появляется и противоположное толкование старого понятия. Если понятие "человек" в 19 веке звучало гордо, то в 21 веке оно уже обозначает всё чаще хама, живущего, главным образом, первичными потребностями, права которого весьма ретиво защищает глобализм. Точно так же всё окончательно запуталось и в отношении хомо сакер.
Структура это слова sacratio состоит из двух частей: одна из них означает безнаказанное убийство, а другая - запрос на убийство (сейчас, в последние века, ратовать в славянских языка означает спасать).Самая давняя известная форма уголовного наказания - распа, казнь в мешке, наполненном змеями, и где ещё находится собака и петух, и вот этот мешок бросают в воду. Однако истинный смысл этой казни был в очищении через принятое страдание. Так преступник переходит в ранг святого. С этого момента термин nuda vita (голая жизнь) входит в оборот, вытесняя старое понятие очищения через мучения и казнь правом безнаказанно убивать людей, объявленных хомо сакер.
Доказательство связи между структурой политической власти и структурой сакратио //(сакр/ратио)=спасение (от) дурного??// во власти: народные трибуны, едва появившись, как институт, наделялись правом пожизненной неприкосновенности, как бы они себя не вели. И это означало конец прежнего республиканского правления и начало новой абсолютистской власти, которой дано право убивать людей по собственному усмотрению. Так суверен и хомо сакер, находясь на противоположных полюсах общественной иерархии стали симметричными фигурантами с тождественной структурой и тесной корреляцией друг и другом; ведь суверен этот тот, по отношению к которому все остальные - homies sakri (изгои, которых можно безнаказанно убить), а homo sacer это тот, по отношению к которому все остальные люди - суверены.
Какие преступления влекли за собой процедуру sacratio
(превращение человека в изгоя, чью жизнь можно называть "голой жизнью")?
1. Распашка межи
2. Оскорбление отца сыном.
3. Обман клиента патроном.
Искюченными из жизни считались также и влюбленные (посвященные богам, но их, в отличие от хомо сакер, вообще запрещалось трогать или как-то обижать, как бы они себя не вели.
Довольно долго одной из главных привилегий суверенной власти было право на жизнь и смерть подданных. Это прямое преобразование абсолютной власти отца над сыном. В римском праве понятие vita (жизнь) долго не имело юридического значения, под вита понимался просто образ жизни. Вита это полная противоположность власти, жизнь вообще является началом политического. Брут, казнив своих собственных детей, вместо них усыновил весь римский народ. Однако отношения отца к сыну были таковы, что раздраженный римлянин без всяких причин мог сказать своему сыну: "Иди ты к палачу, ты мне надоел!" Но и у сына были права, он мог воспротивиться такому ходу вещей и потребовать, чтобы его убила рука родного отца, а не какого-то чужого человека, государственного палача.
Т.о., общество того периода (античности) основывалось не на общественных связях, выражением которых оно является, а на распаде всех социальных отношений. И само оно изначально имело форму распада, завершающего некий большой цикл. Именно в этот период человеческая жизнь и потеряла свою ценность - ведь в сферу политического она может быть интегрирована только облекаясь в форму вита нюда (голой жизни). Попытки современности таковы, что она почитает за честь подражать античности, ставя именно её на пьедестал. Но это ведь всего лишь излёт большого цикла, полный упадок некогда цветущей жизни.
Таково включение биологической жизни в политико-правовой порядок, а изначальным его элементом является этот самый хомо сакер. Функция христианско-политической теологии сводится к тому, чтобы посредством аналогий с мистическим телом Христа обеспечить некое единство corpus morale и политики государства.Но откуда такие проблемы? Почему со смертью в античности церемонятся куда больше, чем с жизнью? Ведь непосредственное следствие смерти - высвобождение зачумленного жизнью существа. Дело в том, что в античности верили ещё и в третью форму существования, кроме земной и загробной, это т.н. larva - душа безвременно умершего или не по правилам захороненного, или ожившего после тяжелого ранения или клинической смерти на поле боя. Larva такого человека продолжает жить на земле чисто механически в виде того же самого тела, но это всего лишь живой мертвец, он находится среди живых, но никак в этой жизни уже не участвует. Вот этих живых мертвецов и боялись более всего прогневить. Потому и исполнялся столь сложный обряд погребения. Если он не будет совершен, умерший превращается в парадоксальное существо. Это существо становится внешним раздражителем со стороны загробной жизни.
В глазах современников смерть Людовика XVI, казненного 21 января 1793 года революционной властью, была для народа страшным потрясением, и не столько потому, что короля казнили простые люди, а что короля судили, как простого человека. Ведь суверен был для широких масс сродни богу. И вот этот увод короля (человека) из жизни не по правилам многим долгие годы не давал покоя - отчасти это и определило в девятнадцатом столетии последующие реставрации. Якобинцы, которые во время споров в Конвенте в 1792 году предлагали просто так убить короля, безо всякого суда, возможно бессознательно руководствовались приверженностью принципу вита сакра - ведь можно было убить короля, как изгоя, не совершая при этом убийства. Человек-зверь, оборотень тесно связан с образом суверена, который может стать очень быстро изгоем, превратившись в хомо сакра, едва он окажется за пределами коридоров власти; они оба живут одновременно в двух мирах (об этом рассказывает новелла "Лэ", писателя 12 века Марии Французской).
Итак, миф Нового времени - обоснования государства - должен быть переписан, поскольку, в конце концов, эта парадигма с неизбежностью приведет его, государство к состоянию непрерывного, никогда не кончающегося ЧП. Основание государства это не единовременный акт, а событие, которое длится всю его, государства и страны, жизнь, и здесь нет никаких общих для всех схем или рецептов.
Жизни граждан - прафеномен политической сферы, но это не греческое zo;, и не bios (как определенный образ жизни), это всего лишь vita nuda, голая жизнь хомо сакер, зона перехода от человека к зверю, и наоборот не бывает"школьный" Дарвин не прав. И никакого согласия на века нет - всё течет, всё изменяется. Однако изгой, хомо сакер, вместе с тем получает счастливую возможность вернуться к самому себе, освободившись от всех условностей внешней жизни. Bandito, отверженный, это между прочим тоже власть. Отверженность в смысле государственности это хороший повод к созданию нового государства, типологически новой власти. Возрожденный Юг России сейчас на пороге такой трансформации.
***
Концлагерь как биополитика (как политика жизни)
Природа глобального фашизма
Это то, что Запад сейчас апробирует на Украине, в её Юго-Восточной части. Именно там вживляется как факт это чудовищная парадигма. В то же время Майдан, который оплачивают олигархи, а разрушения, произведенные "мирными демонстрантами", хунта восстанавливает за счет зарплат шахтеров, которые на Майдан вообще не ходили. И вот этот Майдан, как место постоянного сбора буйной публики с битами и монтировками и бутылками с зажигательной смесью на Западе принято считать законным мирным движением за демократию. И ничего тут не поделаешь - паралич мозга неизлечим.
Да, эта криминальная локализация признается Западом законной и постоянно действующей. И в то же время Юго-Восток Украины, который не хочет быть под уголовной властью, которая находится на содержании у местных олигархов, признан недостойным нормальной жизни или жизни вообще - местным жителям пригрозили массовыми расстрелами, если они не прекратят сопротивление и не подчинятся бандитам, узурпировавшим власть в стране, как-будто речь не о народе 2/3 страны, а о каких-то чужеродных бродягах, по наглости зашедших в эти края. Против них брошен американский ЧОП - платные киллеры, которые уже прославились тем, что в разных странах расстреливали мирные демонстрации. Такой вот экспорт демократии. Впервые ли в мире происходит подобное безобразие? Увы. Диспозитивы власти всегда были окутаны некоей тайной, однако внутри этих скрипучих механизмов уже пробилась и дает всё более активные ростки природная жизнь людей, что и даёт право говорить о начале т.н. биополитики, большой политической игры (или политики жизни).
С начала Нового времени жизнь является ставкой в этой игре. Эпоха человека, как живущего животного, способного, к тому же, к политической жизни, стала приходить в упадок ещё в 20 веке. Человек, живущий в наши "последние" времена, это животное, в политике которого его собственная жизнь (право на неё) уже ставится под вопрос. Человек, начавший своё субъективное формирование ещё в античные времена, тотчас же отдал своё субъективное под тотальный контроль внешней власти. Феномен тоталитарного государства 20 века это прямое следствие объективации собственного я и формирования себя как индивида. Ведь как только человек осознал себя субъектом, он тут же начал беспокоиться о том, что и как думает на его счет другой такой же человек, обладающий своей собственной субъективностью. В этом уже виделась недвусмысленная опасность.
Т.о., тоталитаризм начался, вопреки расхожему мнению, с реконструкции великого заточения - в больницах и тюрьмах, и вот в 20 веке дело доходит уже до создания огромного концентрационного лагеря, где содержится значительная часть нации или несколько наций. Концлагерь это лаборатория, в которой исследуется тотальное господство человека над биосом, ибо концлагерь это ад, преисподняя, созданная руками человека-безбожника. К идее концлагеря приводит радикальная трансформация политики в пространство голой жизни, т.о., в концлагере тотальное господство сделано законным и необходимым. Концлагерь это подготовка к превращению национальных государств в страны-концлагеря, а именно это сейчас происходит на Украине. Слова Тимошенко про то, что Донбасс надо обнести колючей проволокой, сказанные ещё до её посадки в тюрьму, не были шуткой, как и не было шуткой обещание "убивать этих кацапов (русских) из атомного оружия" Это был информационный вброс с целью проверить, как народ отреагирует на такое предложение. У нас такими штучками занимается Жирик, а на Украине Тимошенко. Похоже, теперь эта дама всерьёз решила попробовать карьеру злого клоуна.
Подобная политика в грандиозных масштабах состоялась в самом центре Европы 20 века благодаря тому, что она уже полностью обратилась в чистую биополитику. Голая жизнь (nuda vita) и священная жизнь (vita sacra) - тот самый фокус, в котором эти перспективы совпали, и жизнь здесь стала такова, что к ней уже просто невозможно применить привычные формы анализа. Смысл nuda vita, а также её постоянных аватаров в виде биополитики, секса, и др. точно также мало понятен, если не принимать во внимание его изменчивую политическую природу. В свою очередь, современная политика, создав монстра в союзе с голой жизнью, точно также становится тёмной и малопонятной, по сравнению с классической политики-юридической ситуацией.
В 1920 году, когда о Гитлере ещё никто не слыхал, известное немецкое издание опубликовало брошюру по философии под названием "Санкция на уничтожение: жизнь, недостойная быть прожитой". Её автором был криминалист, и он умер как раз тогда, когда текст был уже в наборе. В этой брошюре рассказано, насколько полезная вещь - самоубийство, и сделано это доказательство опираясь на суверенное право человека самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Подобный суверенитет оказался, по аналогии с решением о введении чрезвычайного положения, тем порогом неразличимости между внутренним и внешним, который право не может ни запретить, ни исключить, ни разрешить. Так система допускает действия, неприятно ощутимые для неё же самой, хотя она и осознает, что не сможет их, эти действия, ни запретить, ни исключить. Их просто придётся терпеть. Так из права человека свободно распоряжаться своей жизнью выводится с неизбежностью также и правило "о праве на уничтожение жизни, недостойной быть прожитой".
Т.о., отрицание есть критерий, по которому устанавливается принадлежность чего-то к сфере ценного, где истинная оценка есть отрицание. Это как раз такая логика, когда исключение является самим правилом. Так центр надежды переносится на юридический принцип: должна ли ненаказуемость уничтожения жизни оставаться ограниченной или её можно распространить на свободное убийство третьих лиц? И всё это, заметим с отвращением, происходит в рамках правового государства! Ведь всё зависит от ответа на вопрос: если жизнь человека до такой степени утратила юридическую ценность, то всё остальное уже просто бессмысленно. Политическая логика буксует, ведь безответственность в обращении с таким важным понятием, как жизнь, полная устремлений и жизненной силы, огромные усилия, прилагаемые для поддержания порой самых малых форм её течения, и в то же время бездумное и лёгкое уничтожение цветущего, полного сил юного поколения (с помощью наркотиков, во время боёв, в ходе в ходе занятий экстремальными видами спорта и мн. др. способами) - всё это ставит в тупик и заставляет молчать разум, ибо ответа или объяснению этому парадоксу нет.
Сейчас решение о лишении человека жизни, признанной недостойной, принимает "тройка", комиссия из трёх человек (врач, психиатр, юрист), но эти люди и не думают о спасении жизни человека, чья судьба находится в данный момент в их руках, они озабочены только тем, чтобы заключение было составлено согласно нормативам и чтобы в дальнейшем суд не мог призвать легальных убийц к ответу. Так эвтаназия становится неотъемлемой частью тоталитарной системы. Как видим, одновременно с констатацией права человека распоряжаться собственной жизнью устанавливается рубеж, за которым жизнь уже не имеет никакой юридической ценности; отсюда вытекает, что уничтожение такой жизни уже не является уголовным преступлением. Так происходит появление в современном обществе категории хомо сакер, бесправного существа, которое всякий может обидеть в любой форме вплоть до убийства. И этот принцип очень быстро распространяется на сферы, о которых разработчики этого принципа и не помышляли.
Точно также всякое наделение жизни ценностным и политическим смыслом влечет за собой решение о Рубиконе, перейдя который вы попадаете в пространство, где жизнь уже не имеет никакой ценности, ибо там хомо сакре (человек священный) превращается в свою противоположность - хомо сакер. Вот почему политики, попав во власть, уже боятся выходит из её коридоров - там их, чаще всего, ждет тюрьма или смерть. Ведь решение, чья жизнь священна, а чья недостойна продления, принимает тоже человек со всеми присущими ему человеческими слабостями. На протяжении всей истории Запада эта граница была всегда подвижной, она, как НАТО, всё время стремилась расшириться на Восток. В основе этого и ему подобных решений лежат, конечно, "самые гуманные" соображения, забота о правах человека и всё такое. Так была узаконена совершенно легально смерть как милость.
Программа эвтаназии была приведена в действие впервые в 1940 году в Германии. Это решение было принято на ура. Некоторые попытки сопротивления оказала только католическая церковь. В ситуации милитаризации экономики и увеличения концентрационных лагерей для уничтожения "нежелательных" элементов, злоупотребления и открытая коррупция наблюдались сплошь и рядом. Программа длилась 15 месяцев, считается, что рос сопротивления её осуществлению со стороны священников и родственников заставили Гитлера приостановить её действие. Но дело, скорее всего, было связано с началом войны с СССР - блицкриг не удался, дойти до Москвы за 1-2 месяца у фашистов не получилось.
Главный центр по проблемам эвтаназии находился в г. Вюртемберге, каждый день туда поступало около 100 человек в возрасте от 6 до 93 лет, после беглого осмотра им выносился приговор - на руки выдавалась карточка, где было записано заключение комиссии в виде значка соответствия программе. Их убивали в газовой камере, в других центрах умерщвление проводилось с помощью инъекций люминала или других подобных ему средств. Меньше чем за год было убито таким способом более 60 тыс. немцев, ни одного еврея среди них не было. Упорство, с которым Гитлер проводил эвтаназию, удивительно - ссылка на закон об охране здоровья немецкой нации здесь не работала - ведь те, кого убивали, не были способны к деторождению, это были либо совсем дети, либо старики, кроме того, по причине длительного употребления специфических медикаментов репродуктивная функция у них уже была подавлена. Некоторые говорили, что это экономия средств, но ниоткуда не следует, что программа была ограничена в средствах, наоборот, есть много свидетельств того, что финансирование эвтаназии велось щедрой рукой. Ответ на вопрос, почему Гитлер был так заинтересован в осуществлении этой программы, очевиден: так режим проверял себя на готовность убивать мирных людей своей же нации массово и без всякого сожаления (ну как не вспомнить тут Тимошенко с её кровожадными угрозами в адрес русских и России в целом! И умильное отношение ко всему этому Путина - похоже, все они играют в одной команде в одну им ту же игру). Гуманистические цели были лишь риторическим прикрытием.
Итак, в фашистской Германии был найден и апробирован способ безнаказанного истребления голой жизни. И это стало новым биополитическим призванием германского фашизма. Так возник новый политический концепт, где под вопросом уже несколько иная жизнь, она и становится основанием суверенной власти. Почему Гитлер начал в Эвтаназии, а не с прямых форм убийства? Потому что человек-исполнитель здесь находится в ситуации, когда ему надо быстро и бестрепетной рукой отделить в другом человеке zo; от bioс, изолируя голую жизнь, т.е. ту самую жизнь, которую можно безнаказанно отнимать. (Тут я вспоминаю выступление Соловьева в Библио-Глобусе год или два назад, когда на вопрос о незащищенности людей, ставших по разным причинам бомжами, лихо ответил в том духе, что их не должно вовсе жалеть, и если они почему-то перестали попадаться на улицах в приближении зимы, то это вовсе не означает, что их уже нет в живых, о значит лишь то, что они перебрались поближе к теплотрассе. И вообще, они противные, и от них воняет.
Что-то эти рассуждения мне напоминают - не затем ли бомжи так долго мозолили глаза нашим гражданам своим антисанитарным видом (хотя благоустроить ночлежки было не так уж и дорого), чтобы, в конце концов, приучить людей к мысли, что бомжей можно и нужно убивать совершенно безнаказанно? Отсюда уже рукой подать до идейки, что бомж это всё-таки человек, а значит, и человека тоже можно убивать. На недавней открытой линии с Путиным, 17 апреля 2014 года, ведущие отобрали в числе немногих (было озвучено менее сотой доли процента от всего числа поступивших в колл-центр вопросов) вопрос-предложение: публично казнить 300 гос.служащих, уличенных в коррупции, после чего-де народ Путина признает его своим бессменным вождем. Я же думаю, что тех, кто это предложение вынес в прямой эфир, , необходимо навсегда лишать права работать в журналистике. Потому что роль категории тяжело больных в Германии 1940 году, на которой фашистский режим оттачивал свои когти, в России наших дней представлена категорий конкретно гос. служащих - т.е. удар наносится непосредственно по государству. Коррупциия же продолжает процветать - и за деньги можно "заказать" любого гос.служащего.
Эвтаназия как метод легального умерщвления находится на перекрёстке между суверенным решением о жизни, которую можно отнять, и лечением биотела нации, как раз в той точке, где биополитика (политика жизни) превращается в свою противоположность - политику смерти. Но есть и ещё одна проблема. Если суверен наделен полномочиями в ситуации ЧП решать по собственному усмотрению , чью жизнь можно отнять, не становясь преступником, то в биополитическую эпоху власть стремится преобразоваться в такую форму власти, когда и без всяких ЧП можно определить тот момент, в который жизнь утрачивает свою политическую значимость.
Так проблема отрицания жизни ставится не только тогда, когда она максимально политически ценна, но и тогда, как если бы в тот момент решался вопрос о самом существовании суверенной власти; т.о., в современной биополитике чрезвычайная роль суверена не в том, чтобы вовремя нажать на красную кнопку, или принять решение о введении чрезвычайного положения, - она, эта роль теперь заключается в принятии решения о ценности жизни в принципе и отрицание ценности жизни как таковой. (Примеры рядом - судьба русских в Приднестровье и на юге России - там, где сейчас восстали на свою защиту мирные граждане Луганска, Славянска, Донецка и других русских городов. Путину до них дела нет. Ведь это невыгодно. Более того, всякая вылазка киевской хунты против непокорных русских российским СМИ объявляется очередной провокацией не вооруженной до зубов Свободы Тягнибока, а Правого сектора, западноукраинских селян, у которых кроме бейсбольных бил вообще ничего нет, на том лишь основании, что-де на месте найдена их красно-черная символика.
Но это уже напоминает 11 сентября 2001 года, когда первое сообщение о причинах терактов на Манхеттене было посвящено версии, которая так и осталась главной, что всё это сделали террористы-талибы, потому что рядом с этим местом в Нью-Йорке найдена брошенная машина, в которой на сидении лежал справочник на англо-арабском языке - пособие по вождению самолетов. Так и видишь перед собой эту подлую компанию арабоговорящих террористов: вот они где-то в 6 утра наспех пролистали пособие по вождению самолетов, затем на коврах-самолетах, не иначе разлетелись по пяти аэропортов США, захватили самолеты ещё на посадке пассажиров, потому что взлет всех пяти произошёл точно по времени до секунд, что вообще, и особенно в США маловероятно, затем в районе 9 часов того же утра повели захваченные самолеты прямо к намеченной цели, а самолет, угораздивший в здание Пентагона, как раз уничтожил отдел, который занимался разработкой такого рода "терактов" со всей его документацией. Пожар однако начали тушить только через 3 часа, когда вся бумага уже окончательно выгорела.
И вот тогда носитель суверенитета, жизнь которого в силу декларации наделена суверенными правами, сам попадает в сложную ситуацию - его собственная жизнь становится пространством суверенного решения, именно этот принцип сейчас и воплощается в жизнь. И этот принцип сразу же становится законом. Так гитлеровский фашизм, первое в мире государство, основанное на биополитике, внедрил в практику новую парадигму власти, которую уже сегодня можно толковать как практику глобализма. Когда же на Нюрнбергском процессе над врачами, которые руководили программой эвтаназии, приговорили к смерти врачей-убийц, все они в последнем слова говорили одно и то же: Европа всё равно придёт к практике эвтаназии. И - как в воду глядели, ведь фашизм в Европе не умер, умерли лишь некоторые фашисты. Но тут интересно не только обескураживающее предсказание возрождения фашизма в Европе, а тот факт, что медицинские организации Германии все дружно промолчали тогда, в 1940 году. Ведь поведение их коллег означало предательство клятвы Гиппократа (которая сейчас вообще отменена в медицинских вузах, где сказано: "Я не дам никому просимого у меня смертельного средства.." Дело здесь в том, что германский рейх стал тем поворотным пунктом в истории, когда единство медицины и политики, генетики и...) неизбежно. Ибо это самая существенная особенность биополитики. Свои завершающие формы они обретает именно сейчас. После чего верховное решение о голой жизни (о праве на саму жизнь) теперь переместилось из собственно политической сферы в двойственное пространство - где уже не просто в паре с врачом суверен принимает своё смертельное решение, а где они меняются местами - врач даёт указание политику.
Политика как формализации жизни нации в Германии окончательно сложилась в 1942 году, когда Германский институт в Париже начал информировать францзов о сути и особенностях политики рейха в сфере здравоохранения, евгеники, выпустив специально книгу "Государство и здоровье", в которой поставлена задача политизации биожизни и следующей за этим трансформации всего политического горизонта. Если в былые времена войны были вызваны необходимостью гарантировать неприкосновенность государственных границ и всего тела державы, заключенного внутри них, а о людях вообще мало думали, то в начале 20 века в Германии в основанной на либеральных доктринах теории и практике вдруг стали приобретать значение сугубо человеческие ценности. Если национальное богатство Германии оценивалось в 310 млрд. марок, то человеческий потенциал оценили уже в 1060 млрд марок.
Вот этот сугубо человеческий ресурс и выступил теперь в рейхе на первый план. Суверен, в силу этого, не мог не принять на себя заботу об этом ресурсе - о биологическом теле нации. В результате чего и произошёл синтез биологии и экономики, политика же должна была этот синтез реализовать. Отсюда и высокая роль медицины. Так врачи были интегрированы в органы и функции государства. Врач отныне партнер государства в деле реализации человеческой экономики, и это становится основой экономической рентабельности. Принципы биополитики, продиктованные евгенике, однако неверно поняты, как наука о генетической наследственности народа.
Растёт не только роль медицины, но и полиции права. С 18 века полиция уже не просто заметна, но и неизбежна в жизни общества. Но если в 18 веке это сугубо забота о населении, то с конца 19 века в делах полиции уже активно представлена и биополитика. Вопреки расхожим представлениям, рейх не просто изменил ряд своих политических целей и научных понятий, в которых он нуждался больше всего, он также связал национал-социалистическую идеологию и развитие социальных и биологиченских наук - генетики, в первую очередь. И эт о было намного опаснее, чем до сих пор принято думать.
Показательно, что многие ученые уже после падения Третьего рейха спокойно продолдали работу над старыми темами, теперь уже ясно - почему: фашизм в конце 20 - начала 21 вв. широко шагнул на пород отдельной нации и принял глобалистские формы. Именно генетические исследования 40-х гг. открыли место нахождения генов в хромосомах, предопределяя исходную концептуальную структуру фашистской биополитики. Принято определение: раса не есть соединение тех или иных характеристик, которые можно измерить, это генетическая наследственность и только она. Новизна всё же есть, и она в том, что эти понятия не воспринимались как внешние критерии политического решения. Они уже стали собственно политикой.
Получалось, что раса это группа людей - носителей определенной комбинации генов-гомозигот, отсутствующих у других людей. Чистую расу, т.о., невозможно идентифицировать ни у евреев, ни у самих немцев, даже самых чистопородных. Значат и евреи и немцы не являются расами в собственном смысле этого слова. И Гитлер это знал, потому что сам был лишь частично немцем, и частично евреем. Поэтому биополитика Третьего рейха вовсе не расовая, она более точно определяется "заботой о жизни", умело доведенной с помощью "полиции нравов". Рейх это скорее полицейское государство в чистом виде, чем какое-либо другое, озаботившееся вдобавок ещё и евгеникой.
Роlitik и Polizai: Фон Юст считал первое сугубо негативным (это борьба против внешнего и внутреннего врага государства, а вторую позитивной, ибо она заботится о гражданах.Понять биополитику Третьего рейха, а вместе с этим, и большую часть того, что сейчас происходит в мире, нельзя, не принимая в расчет тот факт, что она влечет за собой стирание терминологических различий между полицией и политикой, ведь забота о гражданах также становится борьбой против врагов государства (во что это выливается в считанные дни, мы сегодня видим на юге России).
В книге "Государство и здоровье нации", изданной накануне войны, речь идёт обо всей европейской цивилизации, а не о какой-то конкретной нации или расе в отдельности. Т.о., идея Евросоюза уже вполне созрела ещё до начала второй мировой войны. Так что феномен фашистской Германии имел бы место и без расовой теории о превосходстве избранной нации и всего того, что обычно записывают как определяющие признаки фашизма. Это всё было лишь шелухой, завлекательными разговорами и прочими приёмчиками, чтобы возбудить в массах нездоровый интерес к предстоящим действиям.
Главной задачей рейха было объявлено "сохранение народа" (и это мы тоже слышим в наши дни), отсюда следует, что всё, что ни делал фюрер, всё во благо народу. И это было самым большим обманом немецкого народа. Далее в массовой сознание стали внедрять следующую идею: жизнь народа гарантирована только в том случае, когда сохраняются расовые свойства и наследственно здоровое народное тело. Связь, которую устанавливают эти слова между политикой и жизнью, не является чисто инструментальной, как если бы раса была лишь природной данностью, которую следует охранять, а именно так до сих пор и считают те, кого называют нацистами.
Отличие современной биополитики в том, что биологический факт как таковой является и политическим фактом. Политика есть формализация народной жизни, т.е. жизнь, ставшая в декларации о правах человека основанием суверенитета, превращается в субьект-объект, государственной политики, потому она и становится с неизбежностью полицией. Но лишь государство, основание которого выстраивает жизнь нации, могло отождествлять своё главное призвание с созданием и заботой о "народном теле". Так естественный факт позиционируется как политическая задача. Биологическая наследственность это задание, которое должна исполнить нация. В этом главный парадокс биополитики Третьего рейха: осознание необходимости подтвердить саму жизнь не правовой мобилизацией.
Фундаментальное заблуждение современного тоталитаризма есть отождествление жизни и политики, носящее подвижный характер. Вне этого тождества смысл тоталитаризма не понять. Ведь если политика и биожизнь вновь окажутся зависимыми друг от друга на ничейной земле чрезвычайно положения, где есть лишь homies sacris (голые жизни), в такой момент уже вся жизнь оказывается священной, а вся политика - чрезвычайной.
14 июля 1939 года, через несколько недель после прихода Гитлера к власти, был издан закон о предотвращении появления потомства с наследственными заболеваниями. Таких людей предлагалось насильственно стерелизовать.
18 октября 1933 года появился закон о защите наследственного здоровья немецкого народа распространением евгенистического законодательства на брак. Смысл этих законов и спешка, с которой они были приняты, не понять, если находиться только в пространстве генетики. Главная задача была в том, чтобы законы эти стали политическими. Евреев в не-граждан превратил закон о защите немецкой крови и чести запретом браков между евреями и немцами, но следующий закон был принят уже против самих немцев: далеко не каждый немец мог претендовать на звание достойного немца. Та угроза денационализации нависла над всеми жителями рейха.
Еврейский вопрос должен быть возвращен в общий контекст и рассмотрен заново, принимая во внимание, что основная ошибка или заблуждение "друзей немецкой нации", поведшая к её краху, заключалась не в расовой теории, а в отождествлении жизни и политики. Такие отождествления могут быть и по-иному оформленными, дело ведь в том, что политизируется нечто, что к политике не имеет в принципе никакого отношения. Это почему-то трудно доходит до умов, хотя на самом деле это абсолютно очевидная истина. По всей вероятности дело в том, что при таком подходе нет места для спекуляций. Жизнь и политика не тождественны друг другу.NET!
Итак, лишь вернув дискурс в изначальный контекст, можно в полной мере оценить всю бесчеловечность происходящего. После общенационального рентгена в 1944 году Гитлер получил списки всех больных. На основе закона о здоровой семье эти люди не имели больше права появляться на публике, им также запрещалось иметь детей. А вот что делать с ним дальше, фюрер решит потом. В этом законе политика и жизнь слились воедино. Однако, на счастье немцев. применить этот закон Гитлер не успел - война вскоре закончилась, и не в его пользу.
Несколько слов об отношении Хайдеггера к Гитлеру. По Хайдеггеру онтология это герметизация фактической жизни. Событие у Хайдеггера не просто случается, но моделируется также и ситуация бытия, преобразуя то, что дано, как возможность. Его Dasеin как бытие-здесь (Да=место) оказывается в пространстве неразличимости, а философская необходимость, напротив, базируется на безусловном принятии исторической, физической и материальной ситуации, что дух и тело соединяет наразрывно.
Нацизм, как изначальное зло, имплицитно существует в западной философии с давних времен, и не только в онтологии Хайдеггера, в форме бытия, озабоченного бытием же - в вопросе "хотеть или не хотеть собственное бытие?" Согласно Хайдеггеру, заблуждение идеологов Третьего рейха в преобразовании опыта фактической жизни в биологическую ценность. Когда фактическая жизнь связана формально рассмотренными определениями, она утрачивает связь со своими движущими мотивами, а это очень важно.
Жизнь, чтобы стать политикой, не нуждается в принятии внешних ценностей, политикой она является по самому факту своей фактичности. И потому человек, чтобы стать самим собой, не нуждается в том, чтобы уничтожать окружающих или выпрыгивать из собственной шкуры. Человек это не дуализм природы и политики, человек - не антропоморфное животное, преодолевающее себя на пути к человеку. Его фактическое бытие есть движение, создающее его, как Dasein, т.е. как существо и политическое и историческое (полис=место=DA). Его опыт совпадает с радикализацией чрезвычайного положения, когда смешивается всё не только в доме Облонских, именно когда чрезвычайная ситуация становится правилом, а не исключением.
Тогда голая жизнь (хомо сакер) сама становится исключением, которое стремится стать верховной властью, политикой, задачей для самой себя. И тогда начинается беспредел, в котором перемешалось всё и вся. Это как раз и есть такое состояние, в котором живет сегодня не только Украины, а полностью или частично и весь мир. Нацизм=фашизм превращает голую жизнь, истолкованную в евгенистическом ключе, в сферу решений, где множество утверждений и отрицаний, и где биополитика постоянно оборачивается таната-политикой (политикой смерти), а концлагерь, как следствие, становится законным политическим пространством. Когда чрезвычайное положение становится общим правилом, голая жизнь становится абсолютной противоположностью верховной власти и оборачивается существованием, по отношению к которому суверенная власть уже не имеет больше силы.
В мае 1941 года доктор Рошар проводивший исследования по переносимости людьми высокого давления, что нужно было знать для спасения на большой высоте, попросил у Гиммлера пару преступник, осужденных на смертную казнь, для участия в опытах. Эти VP (Verzuchenpersonen - подопытные люди) были ему предоставлены в большом количестве - в Дахау специально для Рошара установили несколько барокамер, где он мог издеваться над заключенными без всякого ограничения от всей своей ученой души. Протоколы этих экспериментов сохранились, из них следует, что жертвы умирали в течении получаса в страшных мучениях, и Рошар всё это старательно протоколировал. (В 1986 году я, ничего не зная тогда об опытах Рошара, написала антиутопию "Сердце крысы" (в рукописи роман назывался "Адаптированное сердце"), где подобные опыты и многое другое, подобное тому, что проводилось в нацисткой Германии, были подробно описаны, однако дело происходит в другом, сдвоенном мире - в некой Америке-России.)
Помимо барокамеры Рошар и другие ученые, занимавшиеся эктремальными опытами, помещали беззащитных VP в ледяную воду, поили морской водой вместо питьевой, заражали тифом, вирусом Гепатита С и т.п. Одновременно проводились также опыты по пересадке органов, взятых от живых людей, кроме того, исследовалась возможность антисептического воздействия во время операций с помощью радиации и химической обработки. Все эти опыты по-прежнему проводятся и в наше время, но уже на целых государствах или отдельных регионах - массовые эпидемии с период с 2004 по 2008 гг. в России это не случайность, а "научная работа" наших западных партнеров. Протоколы этих экспериментов столь ужасны, что поневоле напрашивается вывод: всё это лишь преступное проявление садизма. Но нет, к несчастью, это не так. Подобные эксперименты, как правило, проводили известные ученые, многие с мировым именем. Поразительно, но даже те, кто не был сторонником Гитлера, тоже отзывались об этих опытах в самых восторженных тонах - как всё блестяще подготовлено и проведено!
Самым поразительным, однако, является тот факт, что подобные эксперименты продолжались всё 20-е столетие, идут они и сейчас, в 21 веке. И особенно интенсивно - в США, что удивительно, ведь большинство судей, присутствовавших на Нюрнбергском процессе, были американцы. И хотя сейчас все VP заключают договор с мучителями, где написано, что они вполне осознают, на что идут и никаких претензий к мучителям предъявлять не будут, вполне понятно, что никакого осознанного отношения у заключенных, ждущих смертного приговора, к будущим мучениям не может быть. А что касается претензий, все они умирали мучительной смертью вскоре после начала опытов. Так что договор подписывался, скорее, для родственников или адвоката, если такой имелся. Но и в тюремных условиях заключенных не всегда уведомляли об эксперименте - в случаях массового заражения всё происходило спонтанно.
Политизация смерти обострилась в конце 50-х гг. В частности, феноменология комы, по предложению французских ученых была расширена до состояния coma pаss; (запредельной комы), при которой прекращаются как все реактивные жизненные функции, так и все вегетативные, т.е. запредельная кома это жизнь при прекращении всех её признаков. Это стало возможно в силу новейших достижений реанимационных технологий. Запредельность как плата, "le ren;on" (обычно это выражение используется, когда речь идёт о выкупе заложника). Жизнь человека в запредельной коме прекращается автоматически, как только отключается аппаратура. К его состоянию добавляется лишь сердечно-сосудистый коллапс и прекращается дыхание. Если же реанимационные процедуры не прекращать, то сердечная мышца в отсутствие каких-либо нервных стимулов, будет сокращаться ещё несколько дней.
Однако что собой представляет жизнь за пределами комы? Наблюдая людей в таком состоянии, врачи отмечали, что поневоле рука тянулась к роковой кнопке, возникало непреодолимое искушение нажать на неё и прекратить эту жизнь. Так что значение феномена запредельной комы выходит далеко за рамки научно-технических проблем собственно реанимации. Речь идёт о рвом переопределении смерти. Если раньше задача диагностирования смерти была чисто врачебной задачей, когда констатация этого явления проходила по классическим критериям (остановка сердца, прекращение дыхания, окоченение трупа, начало процессов разложения (поэтому хоронили только на третий день, когда все эти признаки уже на лицо), то с момента введения понятия запредельной комы всё сильно запуталось. Так между смертью и комой образовалась ничейная земля. Проблема переросла в вопрос о последних границах жизни и о выработке правовых норм легальной фиксации момента смерти.
Бывают такого рода исторические совпадения, случайность которых заставляет глубоко задуматься. Совпадение здесь с началом революции в технике пересадки органов. Ведь человек в состоянии запредельной комы идеальный объект для срочного забора органов. Именно это и привело к переопределению критерия смерти, чтобы хирург, изымающий органы, не был обвинен в предумышленном убийстве. И вот тогда-то, в 1968 году, и было введено понятие "смерти мозга", как нового критерия смерти (brain defth), которое удивительно быстро вошло в медицинскую практику, и далее - в законодательства многих стран.
Теперь сумеречная зона за пределами комы, сохраняя неопределенный статус между жизнью и смертью, стала новым критерием смерти. А если судить по-старому, то органы стали забирать у живых ещё людей. И чем это чревато для реципиентов, возможно, когда-нибудь мы об этом узнаем не без ужаса. Т.е. необратимая кома теперь приравнивалась к смерти, и, даже если пациент благодаря аппаратуре продолжает дышать и сердце его весело бьётся, у него забирают органы. А что происходит с душой человека в состоянии запредельной комы? Никто этот вопрос даже не ставит. Очевидно, что она ещё не рассталась с телом. Насколько смерть мозга может точно диагностировать и такой ли это абсолютный критерий смерти, не будем здесь обсуждать, но всё же есть ощущение, что во всём этом есть какая-то неувязка, в результате чего понятие смерть перестало быть ясным и стало колебаться от полюса к полюсу, по-прежнему сохраняя неопределенность.
Так возникает порочный круг, из которого выбраться уже невозможно. А вот позиция финского отделения ВОЗ: "Смерть мозга" неизбежно приводит приводит к смерти", или: "Пациенты, у которых была диагностировала "смерть мозга", умирают в течение суток". Вот такого рода утверждения как раз и подтверждают тот факт, что пациент в состоянии "мозга смерти" ещё жив. Логическая непоследовательность очевидна - остановка сердца, окоченение трупа это старые критерии смерти, появляются вновь, чтобы доказать точность того самого критерия, который должен был его заменить. Эти блуждания смерти в сумеречной зоне, за пределами комы, отраженные в колебаниях между левым и правым, между реакцией врача и судьи.
в 1974 году один житель штата Калифорнии, по профессии адвокат, заявил, что жертва умерла не от пули, которую в него выпустил его клиент, а от изъятия сердца, которое было извлечено, когда жертва была в коме, в состоянии смерти мозга. Доктору, который изымал сердце, тем не менее, обвинение в убийстве не было предъявлено. На суде он сказал: "Я утверждаю, что человек, мозг которого неактивен, является мёртвым, и это единственный универсальный критерий, поскольку мозг - единственный орган, который не поддаётся пересадке". Тревожно вот что: как только мозг научатся пересаживать, критерий смерти тотчас же изменится, и тогда может быть признан мёртвым ещё стоящий на своих ногах человек, но достигший некоего возраста, к примеру. В конце концов, смерть превратится в эпифеномен технологий пересадки органов.
Известен случай с американской девочкой Кареной Куинман, находившейся в коме несколько лет, наконец было получено решение отключить аппарат. Но как только аппарат был отключен, девочка стала дышать самостоятельно, далее она ещё несколько лет находилась на искусственном питании, после чего умерла естественной смертью. т.о., её тело находилось в состоянии неопределенности между жизнью и смертью много лет. Что это была за жизнь, так никто и не узнал, но она была, это факт. Но там, в её неопределённом мире, обитала голая жизнь. О чём это говорит, как не о том, что сегодня жизнь и смерть уже не только и не столько научные понятия, но и понятия полит-экономические. Своё точное значение они приобретают лишь в результате специального решения.Но не только эти границы пришли в движение, на наших глазах запущен всепланетный процесс, ставкой в котором является перекройка всех границ, какие только существуют. А суверенная власть осуществляет лишь поддержку границ, сливаясь с медицинским и биологическим знанием.
Neomorts (новые мёртвые) это живые трупы, которые искусственно поддерживаются в состоянии запредельной комы, чтобы иметь под рукой в любой момент органы для пересадки.Они были бы телами, их сердца бились бы, они бы дышали и мочились... в соседнем с операционной помещении. Вот это и есть голая жизнь, полностью контролируемая другим человеком - врачом и его техно. Человек в коме уже определяется как существо между человеком и животным, и это существо может уже быть убито без всякого наказания за убийство. Раз смерть констатируется, не дожидаясь трупного окоченения, или появления признаков разложения, а по критерию "смерти мозга", то теперь человеческий организм принадлежит общественной власти, а не самому себе или хотя бы Богу. Теперь тело человека приватизирует общество с момента его, человека, рождения. Ведь именно общество в лице врача-акушера должно признать, что рожденный - человек, а потом общество, тоже в лице врача,должно констатировать смерть мозга, чтобы определить ему место уже среди мертвецов. Так корпорация врачей, и особенно бизнес-врачей, занимающихся пересадкой органов, становится главной властью, стоящей над обществом 21 века.
В современных демократиях всё это безумие стало возможно, т.о., то, чего не в состоянии были признать даже нацисты, легко признали современные биополитики - тихо, без лишнего шума, в спокойном рабочем режиме. Так в 21 веке биополитика перешла очередной Рубикон. Концлагерь это место, где политика-юридическая система замолкает, ибо там осуществляется самая радикальная conditio in humera (химерическая ситуация). Отчего это происходит? Чтобы в этом разобраться по существу, надо смотреть на концлагерь не как известное явление второй мировой войны, а как на матрицу, номос политического права, в котором и сейчас живет весь наш глобальный мир. Первый концлагерь был создан испанцами в 1896 году для помещения туда восставших жителей колоний, а в начале 20 века стали появляться лагеря, в которых англичане держали непокорных буров, т.о., ситуация ЧП (чрезвычайного положения) в начале 20 века быстро стала распространяться по планете в связи с коллизией первой мировой войны.
Иными словами, концлагеря возникли не из уголовного права и не из тюремного права, а непосредственно из ситуации непрерывного чрезвычайного положения и законов военного времени (или, как сейчас завели обычай говорить в Киеве, по законам революции, которая никогда не кончается). Всё это уже видно из практики нацистских лагерей, их документация велась со всей прусской педантичностью, и находится в полной сохранности. Исток практики концлагерей и вся юридическая система, сложившаяся вокруг них, достаточно хорошо описаны. Юридической основой для интернирования послужило не обычное право, а право предварительного заключения, т.о., концлагерь это юридическое учреждение прусского происхождения, сначала он воспринимался как превентивная полицейская мера, которая позволяла брать под стражу людей единственно для того, чтобы предотвратить угрозу государственной безопасности. Однако истоки этого Schutzhaft лежат в прусском законе от 4 июля 1851 года, который впоследствии был распространен на всю Германию (кроме Баварии). А в ещё более раннем законе от 1850 года было задано аналогичное поведение на территории послевоенного времени, что и применялось после заключения мирного договора для подавления множественных беспорядков.
Прецедент концлагерей в Германии, т.о., был создан не нацистами, а социал-демократическими правительствами, ибо это есть прямое выражение умонастроений среднего слоя, опоры демократов, уже с 1923 года ими было интернировано несколько тысяч коммунистов, а также были открыты концлагеря для иностранцев, приема еврейских беженцев, которых тогда ещё не уничтожали, но содержали достаточно строго. И всё это делали демократы. Когда включается режим ЧП (Schutzhalt), приостанавливается действие части или всех статей конституции, которые гарантируют права человека и личные свободы. До 1833 года, когда нацисты пришли к власти, режим, который впоследствии стали называть нацистским, уже работал на полную катушку целых 10 лет. Оставалось только его поддерживать, вовремя подкидывая дровишки в топку.
28 февраля 1933 года нацисты издали указ о защите народа и государства, который остановил на неопределенное время действие конституции (статьи о личных свободах). и тогда они не придумали ничего нового, а всего лишь строго следовали практике, учрежденной демократическим правительством 10 лет назад. т.е. фашизм прямиком проистекает из практики демократии в условиях чрезвычайного положения. Это и стало началом Варфоломеевской ночи длиной в 12 лет. Так режим ЧП слился с нормой, став ею. Более того, ЧП превратилось в ЖЧП - желаемое чрезвычайное положение - ведь народ требовал железной руки и строгого порядка. Новизна же заключалась в том, что теперь этот институт отделился от ситуации ЧП, на которой прежде основывался, и действовал уже при обычной жизни. (То же самое сейчас мы наблюдает на Украине, где Майдан не разбирают только потому, чтобы создавать и дальше иллюзию вечно длящейся революции, т.е. состояния ЧП, что и оправдывает в их глазах прямое силовое давление на Юго-Восток Украины. Правый сектор, в котором на сегодня числится всего 75 человек. вооруженных бейсбольными битами, формально отвечает за весь базар - и за зверства, чинимые наёмными убийцами из отряда Блэк вотер, и за криминальные действия вооруженных формирований хунты под названием "Национальная гвардия".
Так Украина 2014 незаметно для себя повторяет "крестовый поход" на восток, совершенно забыв о том, что говорит история на этот счет. С тем только отличием, что персонажи, учредившие практику фашизма, однако всё ещё называющие себя демократами, никуда из власти не ушли, а нацизм в Киеве существует больше в риторике и действиях летучих уличных банд по найму, работу которых тут же оплачивает первое попавшееся отделение банка Коломойцева - по предъявлении доказательства уличного хулиганства. Интересы же самой Украины попраны самым наглым образом. И самое поразительно наивноеое, что ответственность за весь этот базар несет "злодей" Ярош, как говорится, недолго музычка играла..
Так концлагерь, в который киевские демократы мечтают превратить весь Юго-Восток Украины, становится юридическим фактом, теперь он обретает пространственную локализациЮ. которая в перспективе должна продлиться непосредственно на всю Россию, т.е. зону, оставленную на все времена вне какого-либо правового порядка. Этот ползучий фашизм может распространяться медленно или быстро, главное, не броско, без внешней брутальности, временами даже с приятностью.
В марте 1933 года, через месяц после прихода к власти Гиммлер спешно приказал создать в Дахау концлагерь для политзаключенных, чем и занялось СС. Ни в каком смысле этот концлагерь не имел ничего общего хоть с каким-либо правом. Его абсолютная юридическая неподконтрольность и внеположенность обычному правопорядку быстро стали общепризнанным фактом. Отныне приказ фюрера был единственным и непосредственным источником права. И это тоже было признано следствием национал-социалистической революции. А раз концлагерь располагался в особом, чрезвычайном пространстве, то начальник гестапо Рудольф Дильс мог смело заявить: "Нет никакого приказа или инструкции, породившей концлагеря, они не были учреждены, они возникли сами, однажды и навсегда, возникли как неизбежность". Точно так же говорят сейчас узурпаторы власти в Киеве, возводя фашистский режим Майдана, возникшего как бы из ниоткуда, в неписанный закон, действие которого никак не ограничено во времени.
Так Дахау, Заксенхзаузен, Бухенвальд, Лихтендберг возникли и предполагали существовать вечно, менялась лишь плотность населения в этих зонах вечного бесправия. С 1935 по 1937 гг. там было всего 7500 человек, потом население лагерей стало стремительно увеличиваться. Так концлагерь стал частью немецкой реальности. Парадокс заключался в том, парадокс заключался в том, что концлагерь, как чрезвычайное, исключительное пространство, вынесенный за пределы обычного правопорядка. не стал, однако, внешним пространством, а ведь то, что исключается, должно быть "взятым вовне". будучи желаемым, ЧП кладет начало новой политико-правовой парадигме, в которой норма становится неотличимой от исключения. Ставить вопрос о том, что законно, а что незаконно, просто невозможно, это лишено всякого смысла - в концлагере юридическая и фактическая стороны жизни просто неразличимы, ибо здесь действует принцип "всё дозволено".
Т.к. все концлагеря были лишены всякого политического статуса и сведены к факту голой жизни, то они стали биополитическим пространством в некоем беспрецедентном, абсолютно не правовом мире, где власть имеет дело с голой жизнью без всякого опосредования. Хомо сакер и гражданин здесь неразличимы. И вопрос надо ставить не в виде лицемерного восклицания - как дошли до жизни такой в центре культурной цивилизованной Европы, а как с помощью одних только юридических норм и политических средств люди могли быть лишены всех своих прав до такой степени, что превратились в хомо сакер, голую жизнь. Ведь всё происходило строго в рамках правового государства. Как правовая норма переходит в реальность, а реальность - в право? И как оба этих плана становятся неразличимы?
Специфику национал-социалистического представления о расе его чрезвычайную расплывчатость и несостоятельность не понять, если забыть, что биополитическое тело, будучи новым основанием политсубъективности, не есть идентификация определяющего биотела или определяющей нормы, но произвольное политическое решение суверена, принятое в ситуации абсолютного безразличия к реальности и праву. В концлагере складывается абсолютно новая реальность, где правило и норма, а также исключение единоположны. Ведь то, с чем сталкивается лагерный надсмотрщик, это не какой-то экстремальный факт, и он не определяется ни биологией, ни правом. Это прост о совсем новая реальность.
А раз так, то режим концлагеря возникает повсюду, где есть материализация чрезвычайного положения и последующее сотворение пространства, где голая жизнь и норма становятся неразличимы. Тогда следует признать, что когда воспроизводится подобная структура, мы всякий раз сталкиваемся с исключением независимо от значимости совершаемого нами, а также от территориальной принадлежности. Концлагерем, строго говоря, сейчас можно признать всю Украину, а не только наиболее выраженную, в этом смысле, Юго-Восточную её часть. Перспектива рождения концлагеря здесь и сейчас абсолютно реально в любом уголке земного шара в 21 веке, это событие-маркер политического пространства современной глобализации. Концлагерь появляется в тот момент, когда политическая система современного национального государства, занимающего определенную территорию и осуществляющего определенный правовой порядок, входит в полосу длительного кризиса, а это мы сейчас наблюдаем по всему миру, особенно в европейской его части. И тогда государство напрямую включает в перечень своих задач заботу о биожизни, голой жизни, т.е. о непосредственной жизни населения, и начинает это делать в т.н. ручном режиме.
Разрушение старого правового порядка происходит в точке, где голая жизнь включается в правопорядок напрямую. Концлагерь как делокализация пространственной локализации это место, где земля (почва) буквально уходит из-под ног. Вот это и есть скрытая матрица современной глобалистики. И надо поскорее научиться различать её во всех её метаморфозах, во всех её проявлениях, даже если это происходит в зоне ожидания в аэропорту или в пригородах мегаполиса. Или в местах, где плодятся вымирающие сёла. Ситуация одна и та же - по сути.
Концлагерь может укорениться и в самом городе, это новый биополитический полис глобализма, где тон задают беспредельщики из ЖКХ, местного криминала и коррумпированной полиции. И за всем этим беспристрастно надзирает исполнительная власть, напрямую отдающая приказания суду.
Слово "народ" в современном понимании двояко. С одной стороны, это обездоленная масса, о которой власть заботится чаще на словах или периодически бросает уже обглоданную добела кость в виде повышений пенсий, пособий и бюджетных зарплат на доли процента, говоря в своё оправдание, что хоть какое-то повышение всегда лучше, чем понижение. Смешно.
С другой стороны, народ - это носитель суверенитета, так написано в конституции, он же - источник власти. Но по факту этот зазор легко восполняется явление народу элиты, замкнутой касты, которая всем довольна, или хотя бы более-менее довольна, но это та группа населения, которая живет чаще на приношения, добровольные или не очень, народа и вполне может обходиться без государства - она за всё может заплатить из своего кармана.
"Вечно несчастный народ", с 18 века ждёт рая на земле, но вот и пробил час, когда его в этот "рай" уже готовы насильственно изолировать, так решается проблема его несчастий - локализацией в не правовом изначально пространстве. Его семантическая двуплановость наконец разрешается - в пользу концлагеря. Вот почему Путин не спешит принимать Юго-Восток Украины в состав России - ведь в самой России уже идёт по факту процесс отделения народа от элиты и создания этих самых резерваций несчастья. Так будет заделан общественный разлом, через который не перепрыгнуть, его просто исключают из правового пространства, и всё. Однако это не решение проблемы - в новых условиях матрица воспроизведет новое расслоение, и всё пост роится, хотя и в иных условиях комфортности.
Все те, кто не успел стать миллионерами или миллиардерами, будут сброшены в голую жизнь, всё произойдет так, как происходит на Украине 2014 года. Гражданская глобальная война 21 века не прекращается ни на минуту, она уже расколола Запад, и будет колоть мир дальше, пока он весь не превратится в один большой концлагерь, ибо концлагерь сегодня, а не город являются биополитической парадигмой воинственного глобализма. Загадка онтологии разрешится, если произойдёт осознание последствий голой жизни в масштабах планеты. Фюрер в Третьем рейхе лишь репрезентовал единство и равенство немецкого народа, его власть это не внешняя диктатура или деспотия, наложенная сверху правовых норм на голое тело нации, он сам стал законом и правопорядком. Само его существование стало носить политический характер. Зачем мы, здесь и сейчас, взращиваем на своей пока земле новую репрезентацию такого типа?
Пост рейхсканцлера это общественная dignitas, полученная Гитлером с помощью демократических процедур, а звание фюрера (вождя, национального лидера) это уже сама его личность. Он есть и политическая форма жизни немецкого народа. В своей предельной форме биополитическое тело Запада в его современной инкарнации предстает как порог абсолютной неразличимости между правом и реальностью, всякая попытка понять политическое пространство Запада должна начинаться с осознания того факта, что частная жизнь и политика уже не разделимы. Из современного концлагеря совершенно уже невозможно вернуться в нормальный мир, где есть порядок и право, эта возможность у нас отнята навсегда. Но мы всё ещё граждане, хотя в нашем природной гражданском теле эта биополитика осознается уже под большим вопросом.
А если мы её, эту биополитику не хотим в таком виде, значит она приговорена. Эта беспрецедентная биополитическая катастрофа, в которую вверг планету глобализм, может и должны быть преодолена. Терпеть всё это безобразие больше нет никакого смысла.
***
Пару слов о двусмысленности закона об "отрицании (или непризнании) Холокоста". Что это значит на самом деле, можно только догадываться. Некоторые считают, что этот закон дает право властям подвергать уголовному преследовании тех, кто не верит, что евреи в большом количестве были массово сожжены в гитлеровских концлагерях. Но если этот закон прочтет человек, далекий от современности, который вообще не в теме, то он сначала с помощью словаря выяснит смысл слова "холокост", и узнает, что это греческое слово означает буквально большой костер, в котором древние иудеи во время обряда очищения сжигали время от времени большие массы неэффективных членом своего общества.
Так за что конкретно должен быть наказан современный человек? За то, что он не знает древне-иудейские обычаи или за что-то ещё? Тут видится единственный выход: чтобы не вводить наших потомков в заблуждение, надо наконец серьёзно разобраться с причинами второй мировой войны, и не заниматься профанацией сложнейших проблем в угоду конъюнктуре. Систему фашизма создали демократические правительства ещё в 2-х гг. 2- века, Гитлер лишь развил это направление. Деятельность Гитлера, пришедшего к власти в результате демократической процедуры выборов, оплачивал Крупп и ему подобные господа. Все они были евреями. Богатыми евреями. Бандитствующий фашистский антисемитский Майдан оплачивал один украинский олигарх (или не один), который тоже был евреем.
***
Однако, всё не так безнадежно. Поскольку они проиграли или непременно проигрывают, мы пойдём другим путём. И победим.
Когда мне попалась на глаза книга Алана Бодье, современного французского философа и социолога о Павле, я восхитилась и подумала, что это хороший повод и мне высказаться на эту тему, ибо она уже давно меня занимала. Но ещё более меня поразило то, что Бодье написал также и пьесу о Павле под названием "Случай в Антиохии". И Павел там оказался Паолой, т.е. женщиной, отсюда и все конфликты между ней и теми, кого называют "исторические" апостолы, а также и особенности характера Павла-Паолы, он всё же больше женский, чем мужской. А поскольку одну из моих бабушек тоже звали Павлой (по батюшке - Николаевной), то я тут же вгрызлась в эту тему и не пожалела.
Cписок литературы по теме:
1. Giorgio Agamben, Le Temp qui rest. Paris, 2000.
2. Giorgio Agamben, Homo sacer. Paris, 2002.
3. Alain Badiou, Sait Paul. Paris, 1997.
4. Slavoj Zizek, Fragil absolu, 2010.
5. Аристотель, Политика, кн.3, соч. в 4-х т.
6. Мишель Фуко, История безумия в классическую эпоху.
(продолжим)