Дело о пропавшей банке вишнёвого варенья (Терновский Юрий 2) / Проза.ру

            После затянувшегося молчания, в течении которого Григорий Васильевич и Антон Павлович мысленно осознавали это невероятное открытие, первым заговорил Мегрень:
         - Теперь нам осталось узнать самое главное? Кто этот человек?
         - Этот человек очень опытный и дерзкий. Он - профессионал - уголовник. Да, это именно так.
         - Но почему? Ах! Вы снова меня пугаете! Вы считаете, что наше вишнёвое варенье украл настоящий уголовник? Но зачем? И откуда в нашем посёлке взяться уголовнику?
         - Потому, что наш посёлок находится в России. А в России уголовники есть везде. И в Кремле, и в женской бане, и в детских яслях. – Изрёк Шуть. Немного подумав и вспомнив историю своего бегства, он веско добавил. – Они есть даже в Сибири. Они есть везде и всюду...
         - Везде? И в Сибири? – Ужаснулся Мегрень. – Да, Григорий Васильевич, не любите вы нашу Родину, мать – Россию.
         - Мать – Россию я люблю. А вот народец, который в ней живёт, не очень… Но в Сибири их, уголовников, больше всего. И вот один из них сбежал из мест заключения. Он незаметно добрался до нашего посёлка. Здесь у него кончились продукты питания. И воспользовавшись тем, что была ночь, уголовник преступно прокрался в наш дом и похитил Ваше варенье…
         - Не моё, а наше! Господи! Какой кошмар! – С отчаяньем в голосе воскликнул Антон Павлович. И даже просидел после этого две минуты в полной неподвижности. Затем так же неожиданно вернулся к своему обычному подвижно – говорливому образу существования. – Нет, что-то тут не так! Он не мог прокрасться в наш дом незаметно. Ведь Вы каждый вечер запираете входную дверь на замок и два засова! И проверяете шпингалеты на окнах! Только не говорите, что именно вчера Вы забыли всё это сделать!
         - Антон Павлович! Я никогда и ничего не забываю! – С негодованием протрубил Шуть.
         - Ага! Я так и знал! Значит, этот преступник просто не смог попасть в дом незаметно!
         - Ещё как мог. Вот Вы бы не смогли. И я не смог бы. Но он – преступник! – Веско чеканил свои слова Шуть. И даже потряс вытянутой вверх рукой, с нацеленным в потолок жёлтым прокуренным указательным пальцем. – У них для этого есть разные воровские приспособления. Отмычки и всё такое прочее. Да, именно так. – Григорий Васильевич с победным видом рассмотрел снова побледневшее лицо Антона Павловича. – Ну, признавайте, что я прав…
         - Нет, не правы! – Мегрень привычно замелькал по комнате. – Вы совсем не правы! Вы не правы во всём! Если бы это был уголовник, то почему он взял только это варенье? Это полный вздор и чепуха! Там ведь были и яйца, и колбаса, и масло, и молоко, и щи! И сыр там был! И многое другое! Почему он не тронул их? Нет таких голодных уголовников, которые кушают вишнёвое варенье и не кушают щи и колбасу! Ну, признайте, нет! – Плюхнувшись на стул, и тем самым окончательно утвердившись в своей правоте, Антон Павлович с удовлетворением потёр ладонью о ладонь.
         - У Вас что, много знакомых уголовников? И кто это Вам сказал, что он не ел наши щи? – Строгим голосом спросил Шуть. Радость на лице собеседника мгновенно сменилась испугом. – Сначала мне показалось, но теперь я в этом твёрдо уверен. Да, именно так. Кода я достал кастрюлю со щами и начал наливать их в маленькую кастрюльку, для того, чтобы разогреть их на обед, то сразу обратил внимание, что щей в большой кастрюле явно меньше, чем было вчера. По меньшей мере, ровно на одну тарелку…
         - Боже! Но почему Вы не рассказали об этом мне? – Забегав по комнате простонал Мегрень. – Как Вы могли не поставить в известность об этом меня?
         - Потому что в это время Вас не было в доме. Вы как всегда дремали в своём гамаке…
         - Я не дремал! Я там думал о жизни! Боже! Как же так! Это ужасно! Нет, нет! Преступник обязательно слопал бы всю кастрюлю! А колбаса, масло, яйца? Почему он не тронул их? И почему он не выпил Вашу водку? Все уголовники обязаны пить водку!
         - У нашего была язва или туберкулёз. И это был не матёрый преступник, а начинающий. Нам просто повезло. Значит, у него ещё остались крохи совести. Если бы это был матёрый рецидивист, то он не только бы все наши щи слопал. Он бы наши глотки нам перерезал. – Спокойно сказал Шуть.
         - У нашего? Туберкулёз? А что если он там чихал? О, Господи! За что же он нас убил бы? – Еле слышно прошептал застывший на месте Мегрень.
         - За то самое. Они всегда свидетелей убивают. Чтобы те потом не проболтались где не надо…
         - Но ведь мы с вами ничего не видели! Вы специально пугаете меня…
         - Больно нужно мне Вас пугать. Им всё равно, видели Вы, или не видели. Принято так у них, свидетелей убивать. По их воровским законам. Повезло нам. Антон Павлович. Мы сегодня второй раз на свет родились.
         - Но что же нам делать? Если он пришёл один раз, то может прийти и повторно…
         - Я, будь на его месте, так и сделал. Да, именно так. Залезал бы по ночам, и ел понемногу, чтобы хозяева не заметили. И запасы на дальнейшую дорогу собирал. А когда окреп и продуктов впрок заготовил, то ограбил бы их, взял самое ценное…
         - Господи! И Вы говорите всё это так спокойно? Нет, я на это не согласен! Надо спасать наши деньги и наши жизни! Но как? Как? Надо немедленно сообщить в…
         - Ни в коем случае! Вы что, совсем ополоумели? Он наверняка следит за каждым нашим шагом. То-то, когда я с бензопилой возился, мне как-то неспокойно было. А если он не один? Я не исключаю и эту возможность. Если их целая шайка? А ведь я давно говорил Вам, что надо купить ружьё. Или даже карабин. Но Вы всегда были против. Всегда отговаривали меня и говорили, что оружие в доме внушает Вам опасение. Вот и доопасались! – Шуть усилил голос. - Если Вам хочется лежать с перерезанной глоткой, то мне этого совсем не хочется. Завтра же, нет, сегодня, поеду в город и куплю оружие! С карабином «Сайга» нам, и чёрт не страшен будет. Был у меня такой в Сибири. Очень надёжное оружие, доложу я Вам. Жалко, что сюда вывезти не удалось. И надо обязательно установить ночные дежурства. Полночи - Вы, полночи – я. Вы ведь в армии служили? Значит, с оружием обращаться умеете. Если нет, то я Вас научу… Главное во время ночного дежурства, не уснуть на посту. Тогда и карабин не спасёт. Зарежут как цыплёнка. Антон Павлович, Вы чего это? – Встревожился он, увидев, что Мегрень нервно рвёт верхние пуговицы на пижаме.
         - Вы же прекрасно знаете, что ни в какой армии я не служил, - с трудом передвигая ставшие вдруг непослушными ноги и едва доковыляв до кресла, прохрипел Мегрень.
         - Разве? Ах да, у вас же плоскостопие…
         - Да, у меня плоскостопие! Я очень хотел пойти служить, но меня забраковала медкомиссия…
         - Странно всё это как-то.У нас боец по фамилии Жук и с плоскостопием служил. Позвольте тогда поинтересоваться, как это Вы со своим плоскостопием умудряетесь целыми днями как резиновый по дому и вокруг него без дела скакать? Вот я, абсолютно здоровый человек, но на такое не способен…
         - И ни на какие ночные дежурства я ходить не собираюсь! – Излишне нервно взвизгнул Мегрень. Но продолжил уже более спокойным тоном. – В общем, поступайте, как хотите. Хоть пушку себе покупайте, противотанковую. А я вот немного отдышусь, и пойду к нашему участковому, к капитану Боголюбову. Мы им налоги платим, а они обязаны обеспечивать нашу безопасность. Пусть устраивает здесь засаду, нет, лучше рядом с домом, и ловит всех этих уголовников. С профессионалами должны бороться профессионалы.
         - Это кто, это Боголюбов профессионал? Извините, но иногда, милейший Антон Павлович, Ваши рассуждения напоминают мне лепет несмышленого ребёнка. Вы лучше вспомните его огромный живот и одышку. Он не только ни в какую засаду не пойдёт, он, и заявление от Вас не примет. Если Вы испугались, то я сам арестую этого воришку!
         - Он обязан его принять! Я все законы, в отличии от некоторых, хорошо знаю! – Снова перейдя на возмущённый визг, выкрикнул Мегрень и выкатился из комнаты.
         - Ну-ну, - постукивая пальцами по столешнице с задумчивой полуулыбкой, первой за день, пробормотал капитан Шуть. – Вот я "Речную лоцию" почти наизусть знал. И весь фарватер до камушка. И что проку? Потонул мой «Счастливый» и его баржа как обычные замшелые валуны. Да, именно так…

         Внимательно проследив за тем, как переодевшийся в светлые летние брюки и рубашку Антон Павлович, почти бегом покидает территорию их участка, стал готовиться к отъезду и Василий Григорьевич. Правда, сборы эти продолжались совсем недолго. Он только успел снять туфли и спустить до колен свои форменные строгие брюки. Надевать вместо них точно такие же, но более новые, ему не пришлось. Шуть вовремя вспомнил что «маршрутки» возящей жителей посёлка в город сегодня не будет. Возила она их по понедельникам, четвергам и субботам. Сегодня же был только вторник. Посидев несколько минут с крайне задумчивым видом, Григорий Васильевич продолжил раздеваться. И повторно облачился в старенькие «треники», майку и соломенную шляпу. Взяв из ящика своего стола небольшой кожаный футлярчик, он долго и внимательно осматривал входную дверь, её вставной замок и засовы. Разогнувшись, он задумчиво почесал затылок и повторил осмотр при помощи, извлечённой из футлярчика лупы. Затем осмотру были подвергнуты все шесть имевшихся в доме окон. Далее все четыре внутренних двери и крышка лаза в подпол. Выражение лица Григория Васильевича было как всегда бесстрастно. Походив ещё немного бесцельно по дому, он решительно направился на кухню. Там, всё так же при помощи лупы, он осмотрел кастрюлю с борщом, две палки колбасы, маслёнку с маслом и бидон с молоком. Графинчик с водкой Григорий Васильевич осматривать не стал. Он просто вытащил пробку и сделал три мощных глотка. Занюхав выпитую водку собственной подмышкой и не обуваясь, Шуть вышел во двор. Впрочем, это не говорит о каком-то его волнении или рассеянности. Начиная с конца апреля, и почти до середины октября, Григорий Васильевич передвигался по двору и производил там все виды домашней работы именно босиком. А у входной двери на кухне постоянно стоял тазик с водой, в котором он отмывал свои ноги от пыли и куриного помёта.
         Продолжая использовать лупу, он осмотрел дверь и окна снаружи. Осмотрены были так же: курятник, небольшая мастерская, сарайчик с сельхозинвентарём, сарайчик со всевозможным ненужным барахлом, чердак дома, крышка колодца и грядки с овощами. Именно там Шуть задержался долее всего. Он внимательно осмотрел несколько повреждённых плетей огурцов и с явным негодованием погрозил кому-то кулаком. Затем он осмотрел два заброшенных дома, находившихся по обе стороны от их участка. Вернувшись домой, и тщательно вымыв ноги, Григорий Васильевич уселся на ступеньках небольшого крыльца. И успел выкурить пару трубок. Когда он выбивал пепел из последней, во двор шумно вкатился потный и излучающий негодование Мегрень.
         - Безобразие! Это просто форменное безобразие! Я буду жаловаться в вышестоящие инстанции! – Почти от самой калитки начал выкрикивать Антон Павлович.
         - Ну? – Спросил Шуть, когда Мегрень приблизился к крыльцу.
         - Как это ни странно, но Вы оказались правы. Этот противный Боголюбов отказался принимать у меня заявление! Я возмущён до глубины души!
         - Заметно…
         - И не надо йорничать! Знаете, что заявил мне этот так называемый участковый милиционер? Что никто не будет связываться с этой мелочёвкой!
         - Я говорил Вам тоже самое…
         - Вот если бы у нас украли велосипед, газонокосилку или Вашу бензопилу, тогда бы он его принял! Он принял бы его, даже если бы у нас своровали ведро из колодца или оборвали огурцы с грядки. А принимать заявление о пропаже почти полной банки вишнёвого варенья этот бюрократ в мундире категорически отказался!
         - Именно этого я и ожидал. Так что идите и переодевайтесь. И помойтесь в душе. Вы весь потный, - посоветовал Шуть.
         - И вы говорите это так спокойно? В то время как уголовники готовят новое ужасное преступление? Нет, я этого так безнаказанно не оставлю! Я завтра же поеду в город! – Выкрикивая всё это, Мегрень торопливо бегал около крыльца. Затем внезапно остановился и с надеждой в голосе спросил. – А Вы туда ездили? Оружие купили? Я согласен на эти ваши ночные дежурства. Да, да, не улыбайтесь! Я встречу этих бандитов с оружием в руках!
         - Я поражён Вашим неожиданным мужеством. Ступай те же. И не забудьте выпить свой стакан простокваши. Только после этого я намерен обсудить с Вами эти серьёзные вопросы, - с мрачным видом изрёк Шуть.

         Обсуждение серьёзных вопросов произошло минут через сорок зале. Антон Павлович упал на стул напротив поджидавшего его там Григория Васильевича. Его светлые мокрые взъерошенные волосы торчали в разные стороны. На подбородке белели несколько капелек простокваши. Подпрыгнув и поёрзав он торопливо заговорил:
         - Григорий Васильевич, ну что же вы сидите как истукан? Почему я не вижу в Ваших руках оружия? Вы его не купили? Но почему? Ах, неужели Вы решили безропотно отдаться в руки этих безжалостных убийц? Нет, я на это не согласен! Господи! За окнами двадцать первый век, а по улицам бродят банды уголовников! Это настоящее махровое средневековье! Я немедленно еду в город! Буду жаловаться там на этого дрянного бюрократа Боголюбова! И потребую, да, именно потребую, нашей защиты от его вышестоящего начальства! Молчите, почему Вы опять молчите!?! Ваше спокойствие сведёт меня в могилу раньше, чем эти уголовники! Вы опять надо мной издеваетесь?!? Если нет, то скажите хоть слово! Или я…
         - Никаких «или»! – Зычно протрубил Шуть. – Я и так сегодня говорил, как никогда много. Но если Вы сможете помолчать хотя бы пять минут, то я расскажу Вам что надо делать…
         - Так говорите же, говорите! Ах, это невыносимо! У меня непременно случится инфаркт.
         - И попрошу впредь меня не перебивать! – Довольно грубо прикрикнул Шуть и ударил кулаком по столу. Выждав тридцать секунд, он продолжил. – В город я не ездил, потому что сегодня нет маршрутки…
         - Ради этого экстренного случая Вы могли бы воспользоваться услугами такси...
         - И не советую Вам делать этого. Начальство Боголюбова скажет Вам тоже самое…
         - Они не посмеют! Вы меня ещё не знаете! Я до Генерального Прокурора дойду!
         - Но и не сидел, сложа руки. При помощи вот этого, - Василий Григорьевич достал из нагрудного кармана кителя кожаный футлярчик и показал Мегреню находящуюся в нём лупу, - я произвёл тщательный осмотр дома, дворовых построек и прилегающей территории…
         - Господи! И что же Вы обнаружили?
         - Да, кое-что я действительно обнаружил. Например, пять повреждённых плетей огурцов. И сломанный куст баклажана…
         - Ах, я так и знал, что преступники прокрались в наш дом через огород!
         - Обнаружил я там же и несколько чётких отпечатков от мужской обуви сорокового размера…
         - Невероятно, просто невероятно! Значит, вор был только один?
         - Нет, это был не вор. Это был неаккуратный и взбалмошный человек, которому глубоко наплевать на результаты чужого труда и трудолюбия…
         - Ах, вы специально уводите меня в сторону! – Слегка покраснев и догадавшись, на кого именно намекает Шуть, закричал Мегрень. – Если это не имеет отношения к краже варенья, то и не надо об этом упоминать! Нашли ли Вы следы настоящих преступников?
         - Этим человеком были Вы! И к случившемуся Вы имеете самое непосредственное отношение. Вы – сообщник преступника. Если бы не Ваши халатность и разгильдяйство, то…
         - Господи! Вздор, вздор и чепуха!!! – Подпрыгнув со стула и заметавшись по комнате, завопил Мегрень. – Вы говорите ересь!!! Да как Вам такое могло в голову прийти? У меня в жизни не было ни одного знакомого уголовника! Я ненавижу и презираю всех этих аморальных людей! Как Вы смеете говорить подобные гадости? Боже! Боже! Ах! Немедленно…
         - Нет никаких уголовников. И не было, - уловив небольшую паузу в возмущённой тираде Мегреня, хладнокровно сказал Шуть. Внимательно проследив как рухнул на стул мгновенно побледневший собеседник, он выждал ещё немного и продолжил. – Кроме следов Вашего варварского топтания по моим овощным грядкам я больше ничего не обнаружил.
         - Может, Вы просто плохо посмотрели? – Еле шевеля губами, пролепетал Мегрень.
         - Если я говорю, что ничего не обнаружил, то это значит, что больше ничего и не было. – Отчеканивал слова Шуть. – Если бы были другие улики, то я бы их обнаружил.
         - Может, Вы ещё скажете, что и кражи вишнёвого варенья тоже не было?
         - Нет, кража вишнёвого варенья была. И Вы, милейший Антон Павлович, являетесь её невольным соучастником. А ведь сколько раз я Вам говорил, что ваши неаккуратность и легкомысленность до добра не доведут. И будут иметь самые негативные последствия…
         - Ах!!! Боже мой!!! Да что же это такое!!! Нет, нет, нет!!! Вы не имеете…

         - Имею, ещё как имею. И я Вам это немедленно докажу. Но прежде немного о другом. Помните, сколько раз мы с Вами говорили об утомительной бессмысленности нашей с Вами сегодняшней жизни? – Мегрень неопределённо пожал плечами. – Вы не помните, а я помню. Этот криминальный случай подтолкнул меня к принятию нужного и верного решения. Пора заканчивать проедать наши скромные капиталы и наконец-то заняться доходным и нужным обществу делом. Согласитесь, совместить прибыльное с полезным, это очень правильно и патриотично. Это, в конце концов, по-мужски. – Лицо Мегреня приняло обычную бледно-розовую окраску, и он внимательно, даже приоткрыв немного рот, слушал своего сожителя. – Опять же, Вы получаете пенсию. Я её не получаю. И все мои финансовые сбережения неуклонно стремятся к абсолютному нулю. Мне срочно требуется их систематическое и планомерное пополнение. Итак, милейший Антон Павлович, я предлагаю Вам совместно со мной стать, или организовать, как же это сформулировать поточнее... быть моим компаньоном.
         - Ах, Григорий Васильевич, не томите! Господи! Да что же Вы такое придумали?
         - Да, именно так. Я предлагаю Вам открыть частное сыскное агентство. Я уже и вывеску придумал. «Капитан Шуть и инспектор Мегрень! Мы помогаем там, где бессильна полиция!» Согласитесь, звучит заманчиво и многообещающе. И вполне профессионально…
         - Ах, но как же? Нет, что вы… это же сложно и опасно! И так неожиданно! Нет, мы с Вами не сумеем! У нас с Вами нет специальных знаний и опыта…
         - Вы отлично знаете свой КЗоТ. Я отлично знаю свою «Речную лоцию». На первичном этапе этого вполне хватит. А опыт, Вы это и сами прекрасно понимаете, дело наживное. Не боги горшки обжигали. Горшки обжигали люди. Но мы с Вами горшков обжигать не будем. Мы будем ловить преступников. Да, именно так. Согласитесь, это очень нужное и благородное дело! Я предлагаю Вам живое сечение*. И никакие майданы*, суводи* и толчеи* не могут стать препятствием на нашем пути! Не буду от Вас скрывать. Я давно подумывал об этом. И даже заказал в фотоателье, в том, что рядом с автовокзалом, два удостоверения в красных с золотым тиснёных обложках…
         - С фотографиями?
         - Разумеется. Как же без них. Ведь мы же с Вами солидные люди.
         - Григорий Васильевич, а вы не того, не погорячились. А вдруг мы не справимся? Нет, я не спорю, КЗоТ – это сила. И эта Ваша лоция, наверное, тоже. И, тем не менее, я сомневаюсь.
         - Это меня не удивляет. Сомневаться и восторгаться – это ваше обычное состояние. И они будут дополнять мои целеустремлённость, рассудительность и любовь к порядку…
         - Вы думаете, что этого нам хватит? Но ведь есть специальные науки, которых мы с Вами не знаем. Криминалистика и бог весть что. И множество законов. Уголовный Кодекс, например.
         - Антон Павлович, ответьте на один простой вопрос. Вы – дурак?
         - Ах, Григорий Васильевич! Да как вы смеете! Это уже переходит все границы приличия! – Мегрень попытался вскочить со стула, но Шуть перегнувшись через стол успел ухватить его за лацканы пижамы и удержал на месте.
         - И я не дурак! Неужели я и Вы, два умных человека с богатым жизненным опытом и солидным багажом знаний не сможем распутать самое запутанное и изощрённое преступление! Конечно, сможем. Мои наблюдательность, логическое мышление и твёрдость, помноженные на Ваши фантазию и импульсивность дадут превосходные результаты. Вы меня понимаете?
         - Понимать – то я понимаю. Но… И отпустите мою пижаму, никуда я не убегу. – Шуть выполнил эту просьбу и снова основательно утвердился на стуле. – И тем не менее... Кстати, - встрепенулся Мегрень, - а откуда вы взяли мою фотографию на удостоверение?
         - Вот видите, а я что говорил. Да вы прирождённый сыщик! – Слегка наигранно восхитился Шуть. – Как Вы ловко всё это подметили!
         - Григорий Васильевич, Вы не ответили на мой вопрос? Откуда вы взяли моё фото? – С настойчивостью повторил Мегрень.
         - И далась Вам эта фотография. Вы мне лучше скажите, согласны или нет?
         - Я настаиваю! - Покраснев и стукнув кулачком по столу, выкрикнул Мегрень.
         - Из Вашего профсоюзного билета. Вы вечно разбрасываете его по всему дому в самых неподходящих местах. В тот раз, кстати, я обнаружил его лежащим на столбике забора. Интересно, как он там очутился? А через полчаса, помнится, пошёл дождь. Да, именно так…
         - Господи! Но на той же фотографии мне всего двадцать три года! Я на ней с усами и длинными волосами…
         - Ну и что? Мы же с Вами не полицейские. Это им нельзя носить длинные волосы. Нам, частным сыщикам, можно. Вот и принц Флоризель ходил с длинными волосами. Помните? А как ловко он распутывал все интриги и преступления. Мы будем не хуже, - ответил Шуть.
         - Она чёрно-белая и плохого качества…
         - Я заплатил за то, чтобы её отретушировали.
         - Господи боже мой! Дело ведь ни в этом. Я на ней ещё совсем молодой. Почти мальчишка. Я – за объективность. Кстати, этот самый принц - лицо, вымышленное…
         - Но Вы – то у нас настоящий. И почти совсем не изменились. Только разве немного располнели. Ничего, будете помогать мне по хозяйству, и толкать мои гири - двухпудовки. Три подхода по сорок "жимов". Сразу похудеете. Волосы отпустите. И непременно Вам нужно купить очки в массивной чёрной оправе. Решено, я их Вам подарю, - безапелляционно заявил Шуть.
         - У меня отличное зрение. И никакие волосы я отращивать не собираюсь! Тем более толкать эту Вашу гирю. – Возмутился Мегрень. – И, вообще, чего это Вы так раскомандовались? Я ещё не дал своего согласия.
         - Не дали, так дадите. Никуда не денетесь. Для имиджа можно пойти на любые жертвы. Общественное должно превалировать над частным. Очки придадут Вам интеллигентность. Я, может быть, для этого свою бороду сбрею и совсем на лысо подстригусь, - сказал Шуть и потрогал свою пушистую бороду. – Или не сбрею. Но тоже для имиджа. Учтите, повторно я Вам предлагать не буду. Найду себе другого помощника. Мало ли вокруг умных интеллигентных людей…
         - У меня её, интеллигентности, и без очков хоть пруд пруди! Не буду я никакие очки носить. Вы сами себе противоречите. То у Вас кругом одни уголовники, то одни интеллигенты…
         - Ничуть. Одно ничуть не противоречит другому. Любой интеллигент может быть уголовником. И любой уголовник - интеллигентом. И хватит пустых препирательств. Что Вас конкретно не устраивает? – Привычно возвысил голос до тембра пароходного ревуна, протрубил Шуть.
         - Многое! Очень многое! – Привычно оживился Мегрень. – Вот, например, Ваша вывеска. Капитан Шуть и инспектор Мегрень! А почему собственно не наоборот! Согласитесь, так звучит благозвучнее!
         - И почему это, позвольте узнать, благозвучнее? – Насупился Шуть.
         - Потому что моя фамилия ассоциируется с фамилией знаменитого сыщика Мегрэ. А Ваша, извините, со словом жуть.
         - Мегрэ курил трубку. И был комиссаром полиции. – После долгого молчания забурчал Шуть. – Трубку курю я. Вы не служите в полиции. И всё это придумал я. Вы же хотите отодвинуть меня на второе место.
         - Нет, это вы хотите поставить меня на второе место! – Привычно заупрямился Мегрень. - Сначала говорили, что будем компаньонами, то есть равными. А потом стали называть меня своим помощником. А я помощником быть не собираюсь! Так и знайте!
         - Подумаешь, оговорился. Да дело даже и не в этом. Дело в том, что я уже раскрыл одно преступление. И раскрыл, заметьте, без Вас. – Отчеканил слова Шуть и улыбнулся второй раз за день. – Впрочем, я не тщеславен. И если Вы настаиваете…
         - Ах, да! Настаиваю! Категорически настаиваю! И рад что Вы наконец оценили правоту моих слов! – Заликовал Мегрень, но тут же неожиданно потускнел. И спросил с оскорблённым тоном. – Что значит раскрыли? Когда? Почему без меня? Я Вам не верю! И кто же похитил моё вишнёвое варенье?
         - Не «моё», а наше. Да, Антон Павлович, представьте себе, раскрыл. В то самое время, когда Вы ходили жаловаться этому своему Добролюбову. При помощи чего? При помощи вот этого! – Он повторно продемонстрировал собеседнику футлярчик с лупой. – И вот этого! – Шуть выразительно постучал себя костяшками пальцев по лбу. – Без всяких экспертиз и засад! А Вы как самый настоящий одинец*! Или какая-нибудь шивера*! Ничем Вас с места не сдвинешь!
         - Сколько раз я требовал Вас не произносить в мой адрес своих неприятных слов!
         - Они не мои, а из «Речной лоции» …
         - Откуда я знаю, что они оттуда? Может, Вы меня обманываете? Может они совсем неприличные? И вы их мне ни разу не расшифровали…
         - Инспектор Мегрень запомните раз и навсегда. Капитан Шуть никогда не обманет своего компаньона и товарища! – Порывисто поднявшись со стула, торжественным голосом протрубил Шуть. И добавил, но уже не так высокопарно. – Моя лоция стоит на второй полке моего книжного шкафчика. Если не верите, возьмите и прочитайте.
         - Я Вам верю! – В свою очередь, встав со стула, и не менее торжественно, сказал Мегрень. – Вот Вам моя рука! – Ещё более торжественно сказал он и протянул навстречу Шутю свою белую пухлую ладонь. – Но инспектор Мегрень будет стоять первым!
         - Да, именно так! – Немного помедлив, ответил Шуть, крепко пожал руку скривившего губы от этой излишней крепости Мегреня и улыбнулся третий раз за день.
      Настенные часы пробили один раз. Шуть повернул голову, и изумлённо пробормотав: «Ничего себе, уже шесть склянок**! Антон Павлович, пора готовиться к ужину!!» торопливо вышел из зала. Мегрень в это время обычно шёл к почтовому ящику за свежем номером газеты «Жизнь». Но события сегодняшнего дня были столь необычайны и судьбоносны, а Антон Павлович был так взволнован, что позабыл об этой своей неизменной привычке.

         Ужин, как и всегда, начался ровно в восемь часов вечера. Антон Павлович кушал два яйца «всмятку», две паровых котлеты и пил какао с овсяными печеньями. Затем, как и утром, минут пятнадцать изнывал от молчания, дожидаясь пока Григорий Васильевич неспешно расправится с солидной порцией "макаронов по-флотски» и выпьет огромный бокал чая, заваренного мятой и чабрецом. Как только Шуть отодвинул в сторону опустевший бокал, Мегрень стремительно заговорил:
         - Григорий Васильевич, зачем Вы делаете из еды культ? К чему всё это неторопливое и степенное пережёвывание? Ведь я буквально сгораю от нетерпения. Сначала, почти весь день, вы запугивали меня этими ужасными уголовниками. Затем сказали, что их нет, но предложили мне стать частным сыщиком. Затем сообщили, что уже раскрыли первое преступление. Затем этот излишне молчаливый ужин. Теперь Вы будете закуривать свою трубку. Ах, я этого не перенесу. Я требую, слышите, требую, чтобы Вы немедленно сообщили мне, кто же всё-таки украл наше вишнёвое варенье.
         - Не частите. Раскуривание трубки не может послужить помехой для умной беседы. – Ответил ему Шуть, тщательно уминая табак в трубке. Затем он проследовал к окну и только у него, окутав свою голову облаком пахучего сизого дыма, продолжил. – Да, всё оказалось банальнее и проще. Наше варенье умыкнула та самая маленькая зеленоглазая девчонка…
         - Какая такая девчонка? Я не знаю никаких рыжих девчонок? Вы её знаете? Откуда она появилась? Она специально приходила за мо… нашим вареньем? Говорите же!
         - Попробую. Если вы замолчите на пару минут. Было это, кажется, позавчера. И проходила она у Вас почти под носом. Но Вы как всегда сидели, уткнувшись в свою «Жизнь». И ничего вокруг не видели. Она принесла мне на ремонт радиоприёмник «Альпинист – 2». Пустяк, всего один диод какой – то недоумок откусил. Вот он и не работал. Живёт она от нас домов через пять. И должна прийти за отремонтированным приёмником сегодня к девяти часам вечера.
         - Но почему Вы решили, что вишнёвое варенье похитила именно она? Расскажите, каким способом Вам удалось это установить? Вы нашли какие-нибудь улики? При помощи вашей лупы? Она оставила у холодильника свои отпечатки?
         - Ну, что-то вроде того. Извините, Антон Павлович, но пока я не могу выдать Вам свои небольшие профессиональные секреты. – Лицо Мегреня потускнело и приняло обиженное выражение. – И не обижайтесь. Да, именно так. Пока я этого сделать не могу…
         - Что значит пока? Ах! Я Вас опять не понимаю…
         - Пока я не проверил Вас в настоящем деле…
         - В каком?
         - В сыскном. Несмотря на то, что наша преступница малолетняя, это очень болтливая, хитрая и изворотливая особа. Я вышел на её след. Но Ваша задача ещё более главная и ответственная…
         - Господи, боже мой! И что же я должен с ней сделать? Отвести её в милицию? Или выпороть ремнём? Почему Вы поручаете мне самую грязную и неблагодарную работу?
         - Антон Павлович, Вы опять сбились с нужного фарватера. Я вам поручаю самое главное. – Шуть сделал многозначительную паузу. Мегрень прекратил ёрзать на стуле и на несколько секунд застыл как вкопанный. – Да, именно так. Вы должны добиться от неё сознания в содеянном.
         - Ах! Боже мой! Но как? Каким образом? Я даже не представляю, как я это должен сделать?
         - Антон Павлович, но вы же считаете себя умным человеком. Неужели вы не в состоянии добиться правды от какой-то сопливой девчонки.
         - Она ещё и сопливая?
         - Это фигуральное выражение, намекающее на её детский возраст и неопытность в преступных делах. Ведь Вы же интеллигент и интеллектуал. Одна газета «Жизнь» чего стоит. Целый кладезь наук. Её можно запугать. Заинтересовать. Подкупить. Поймать на лжи. Впрочем, не мне Вас учить.
         - Нет! Я не смогу! Григорий Васильевич! Я уже не хочу быть частным детективом. И…
         - Никаких «и». Я Вам помогу. И морально, и делом. Не медлите. Уже без двадцати девять. Быстро переоденьтесь. Наденьте тот строгий чёрный костюм. И не забудьте прицепить на лацкан значок об окончании вуза.
         - Но зачем?
         - Для солидности. Дети любят всякие непонятные вещи и атрибуты…
         - Ах! Боже мой! Боже мой…
         - Всё, не медлите. – Поднимаясь и собирая на поднос грязную посуду, решительным тоном почти приказал Шуть. – Ровно без пяти девять я жду Вас в своей мастерской.
         - Господи! Но почему именно там?
         - По ряду причин. Во-первых, именно там находится отремонтированный приёмник. Во-вторых, её опасно пускать в дом. Вдруг она умыкнёт ещё чего-нибудь. И, наконец, в мастерской находится мой паяльник.
         - Паяльник?
         - Я не исключаю возможности того, что именно он сыграет вескую роль в нашем допросе. – Отчеканил свои слова капитан Шуть и неторопливо вышел из зала. Инспектор Мегрень остался сидеть, раскачиваясь на стуле и прижав ладони к побледневшим щекам.

         Следуя наставлению капитана Шутя инспектор Мегрень вышел из дома в строгом чёрном костюме и с институтским «поплавком» на лацкане пиджака. Вечно торчащие волосы были аккуратно зачёсаны на левую сторону. Носы тупоносых ботинок излучали лучезарное сияние. Подходя к мастерской он услышал громкий голос Шутя: «Да, девочка, пришлось мне повозиться с вашим барахлом. Кто же это так его раскурочил?»
         - Не знаю я дяденька. Он работал – работал, а потом взял и замолчал. Петька взял отвёртку и пассатижи и принялся его чинить. Только ничего не починил. Тогда я и вспомнила как баба Зина в «Ветерке» про вас говорила, - ответил ему звонкий девчоночий голос.
         - И чего эта твоя баба Зина говорила? – Пророкотал голос Шутя.
         - То самое. Что живут, мол, два странных мужичка. Один так себе, вода на киселе. А другой рукастый. Во всякой технике соображает. И, вообще, очень положительный мужчина.
         - Да, правильно твоя бабка сказала. Один о-го-го, а второй так себе…
         Антон Павлович густо покраснел, сообразив кто этот самый «так себе». Он даже хотел повернуть, но ноги сами тащили его к двери мастерской. И дотащили до самой двери.
         - Да, ты смышлёная девочка. А баба Зина это та, с голубыми волосами?
         В ответ раздался громкий продолжительный хохот. Пару раз тихонько подхихикнул ему и повеселевший Мегрень.
         - Дяденька, а вы не сбрендили? – Отсмеявшись, вежливо спросила девочка. – С голубыми волосами, это Полина со 2-й Садовой. И не волосы это, а синтетический парик. А баба Зина — это бывшая прокурорша. Она папиросы курит и чуть чего грозится на десять лет посадить.
         От этих слов губы инспектора Мегреня расплылись в широкой насмешливой улыбке. Стерев её с лица при помощи ладоней, Антон Павлович поправил узел галстука, одёрнул пиджак, толкнул дверь и нерешительно шагнул в мастерскую.

         Войдя в мастерскую он увидел сидящего у верстака Шутя. В его руках были пинцет и отвёртка. Перед ним лежал снова разобранный на запчасти приёмник. И подключённый к розетке электропаяльник. Мегрень вздрогнул и только затем посмотрел на сидящую подле него девочку в полинялых джинсовых шортах и майке с портретом Майкла Джексона. На вид ей было лет десять – двенадцать. На голове девочки была розовая бейсболка с тремя чёрными звёздочками. Из-под бейсболки во все стороны торчали огненно-рыжие кучерявые волосы. Нос и всё лицо около него было щедро усеяно мелкими веснушками. Сидела она на высоком табурете и беззаботно болтала ногами, обутыми в розовые сланцы. И с явным интересом и без всякого стеснения с ног до головы осматривала вошедшего Антона Павловича своими большими зелёными глазищами оценивающим, совсем недетским взглядом.
         - Вот и Антон Павлович к на в гости пожаловал! – Излишне бодро протрубил капитан Шуть. – Заходите, заходите! Милости просим. А я вот занимаюсь починкой приёмника «Альпинист – 2». Очень надёжный и неприхотливый аппарат, доложу я Вам. Да, именно так. Если бы ещё разные Петьки в него нос не совали, то ему и сносу бы не было. Кстати, а кто этот Петька? – Поворачиваясь к девочке, спросил он.
         - Петька – это мой старший брат. Он уже в девятом классе учится.
         - Ясно. Ты ему скажи так. Коль не знаешь фарватер, нечего туда на полном ходу лопастями загребать. Забодай меня комар! А это хозяйка приёмника… - Шуть запнулся. – Как тебя кстати звать?
         - И никакая я ему ни хозяйка. Больно мне нужно такое старьё. Хозяйка ему бабка моя, Лариса Ивановна. А меня звать Аллой Борисовной. Как Пугачёву, - обстоятельно пояснила девочка.
         - Надо же! – Изумился Шуть. – Как Пугачёву! Замечательно, просто замечательно! А Антон Павлович у нас настоящий пенсионер. Что это Вы в дверях застряли? Проходите, не стесняйтесь. Алла, а ну уступи нашему пенсионеру место. И чему вас только в школе учат. А себе возьми в углу маленькую скамеечку. На ней ты так своими ногами не поболтаешь. А то у меня от их мелькания уже в глазах рябит.
         Когда девочка неожиданно послушно спрыгнула с табуретки, то Мегрень с удивлением увидел, что ростом она явно выше его. Сам же он ростом он был метр семьдесят пять. Когда она повернулась к ним спиной и пошла за скамеечкой, Шуть заговорщицки подмигнул ему поочерёдно обоими глазами и вытянув вперёд руку с растопыренными пальцами с хрустом сжал их в кулак. Антон Павлович суетливо кивнул в ответ головой и торопливо занял освободившееся место. Девочка поставила скамеечку почти рядом с ним, уселась и поочерёдно посмотрела на новоиспечённых частных сыщиков. Григорий Васильевич поспешно уткнулся лицом в разобранный приёмник и принялся при помощи пинцета соединять какие-то разноцветные проводки. В мастерской стало тихо. И только шумное взволнованное дыхание инспектора Мегреня нарушало эту тишину.

         Окончательно нарушил тишину глас капитана Шутя. «Антон Павлович, что-то Вы сегодня как в рот воды набрали? Вы бы с Аллой поговорили. Мне так приятнее работать будет».
         - Да о чём же мне с ней поговорить? – Минуты через три пробормотал инспектор Мегрень.
         - Да мало ли о чём. Спросите у нее, сколько ей лет. В каком классе учится. Как её успехи в учёбе…
         - Лет мне уже почти тринадцать. Девятого сентября день рожденья будет. Я учусь в восьмом «А» классе. А успехи так себе. «Четвёрки» по физкультуре и ОБЖ. И «пятёрка» по немецкому. - бодро протараторила девочка.
         - По Вас и не скажешь. Выглядите Вы того, как-то очень юно, - неожиданно промямлил инспектор Мегрень не сводивший всё это время с девочки своего напряжённого взгляда.
         - Да не повезло мне с ними, - тут же зачастила Алла. – У Катьки Самохиной из шестого уже четвёртый размер. От взрослых пацанов проходу нет. А на рожу страшная, не приведи Господь! Рябая и левый глаз косит. И коротышка. Мне до пупка будет. А тут, - она приложила ладони к едва выделявшимся под майкой скромным бугоркам грудей, - два прыщика. На мордочку – то я симпатичная, только что проку. Ведь симпатичная? – Спросила она у наливающегося пунцовостью Мегреня и тот, уткнувшись взглядом в пол, кивнул головой. – И веснушки меня не портят, а шарма придают. И, вообще, сейчас в моде рыжие. - Она сняла бейсболку и тряхнула копной своих солнечных вьющихся волос. - Только вам, мужикам, это без разницы. Вас только здоровые груди и большие задницы интересуют. Даже Колька Нечаев, сморчок сморчком, а туда же. Пригласила я его на новогоднем вечере потанцевать, а он мне, козёл, знаете, что ответил? – От лица Мегреня уже можно было прикуривать. Начал буреть лицом, и капитан Шуть. – Больно нужно с тобой танцевать. У тебя и подержаться не за что. А если до «этого» дойдёт, то ты подо мной помрёшь. Придурок, так я ему и дала! – Взгляд Шутя присоединился к взгляду Мегреня. – Ну, ничего. Бабка говорит, что у неё тоже до замужества почти ничего не было. А потом муженёк, ну дед мой, царство ему, - Алла торопливо перекрестилась, - оттянул их, будь здоров. Не брешет, я фотку видела.
         - Антон Павлович, ну что же Вы опять молчите как партизан на допросе в гестапо, - минут через двадцать, сумев изменить кирпичный цвет лица на обычный, бодро гаркнул капитан Шуть. – Порасспросили бы у Аллы об её родителях, о семье…
         - Нет их у меня. Отца, козла, я и не помню. Обрюхатил мамашу и руки в ноги. Бабка говорила, что заезжим морячком папаша мой был. И Петька неизвестно от кого появился. Слабой была маманя моя на передок. Потом бухать начала. Короче, крыша у неё поехала. В «психушке» она. Уже лет восемь. Один раз, года три назад, эти придурки врачи взяли её, да и выпустили. Говорили, что вылечили. Она три дня держалась. Доченькой меня называла, по голове гладила, карамельками кормила. А потом опять забухала. Ёб…й полный дом, дым коромыслом. Она, скотина, сарай с курами и поросёнком спалила, за мной и бабкой с вилами гонялась. Спасибо Петька вовремя объявился. Если бы не он, насадила бы она нас на эти вилы, как куски шашлыка на шампур. Хорошо, что из «психушки» быстро приехали. Очухались, уроды. Так что вся моя семья – это бабка и Петька. Он за меня кому хочешь морду расшибёт. Даже одного десантника завалил, - с гордостью сказала Алла и насмешливо посмотрела на снова побуревшего капитана. (Инспектору повторно краснеть не пришлось, так как он не успел прийти в нормальное состояние от её предыдущих «откровений».) – Жалко, не протянет он долго. И к бабке не ходи, как пить дать сядет. У него уже пять лет условных за грабёж. - Снова погордилась девочка. – А бабка у меня самая обычная. Все они такие: ворчливые, жадные и работать почём зря заставляют.

         - Антон Павлович, видите, Алла уже почти совсем взрослая. Порасспрашивайте её о её интересах, о планах на дальнейшую жизнь, - взяв в руки паяльник и тыкая им куда-то в чрево приёмника минут через десять снова подал голос капитан Шуть.
         - Да какие в нашем захолустье могут быть планы, - моментально отреагировала Алла. – В город надо бежать. И чем быстрее, тем лучше. Даже потанцевать негде. Клуб развалился, когда я ещё в четвёртом классе ходила. Летом ещё так сяк. Дачники, речка, клубника, пацаны. А зимой скука смертная. Одно развлечение. За поросятами навоз чистить да снег со двора вывозить.
         - Антон Павлович, Алла сказала про фрукты, - ещё через некоторое время сказал капитан Шуть. – Вы бы узнали, какие ей больше вишни нравятся, кислые или сладкие. – И воспользовавшись тем, что Алла была занята рассматриванием изящной японской пилки по металлу, он толкнул инспектора Мегреня в плечо и скорчил ему довольно страшную рожу.
         - Что я дура, что ли кислые вишни есть, - бодро откликнулась девочка Алла и аккуратно положила пилку на место. – Я и сладкие – то их не очень люблю. Вот бананы, или виноград, или мандарины. Но больше всего я клубнику и землянику уважаю. Их я могу килограммами лопать.
         - Антон Павлович, спросили бы Вы у Аллы, любит ли она сладкое? Например, вишнёвое варенье, - принявшись ёрзать на табурете в обычной манере Мегреня и дважды выронив из рук отвёртку, которой он начал закручивать винты в корпус приёмника, простонал капитан Шуть.
         - Чем же Вы думаете заниматься в городе, работать или учиться? – Наконец, с заиканием в голосе и с потным лбом, но с побледневшим лицом, к следственному процессу снова подключился инспектор Мегрень.
         - Хватит мне уже этой учёбы. Вот она у меня где, - ответила Алла и провела ребром ладони по шее. – Да и куда я со своими трояками. А на платное у нас лишнего «бабла» нет. И эти, заразы не растут, - Она со злостью ущипнула себя за груди. – Бабка говорит, чтобы я на капусту налегала. А мне от неё уже блеять хочется. Нет, у меня одна надежда в жизни, выскочить замуж за олигарха. Только мало их в нашем городе. Всего трое. Сысоев на торговле, Жопорян, во блин, фамилия, на строительстве и этот, еврей, фамилию всё время забываю, на игровых автоматах. И все, заразы, женатые. Ну, ничего, я настырная. Мне бы только перед ними нарисоваться. Никуда они от меня, толстосумы, не денутся. А варенье, тем более, вишнёвое, кто же его не любит. Бабка сделает несколько банок разного и лопает втихомолку. Только я не дура, чую, когда от неё вареньем пахнет. И куда она их от нас прячет, тоже знаю.
         - Антон Павлович, спросите у Аллы, не заходила ли она в тот раз, когда приносила этот приёмник в ремонт, случайно к нам в дом? – Ещё через несколько минут молчания, решив, что снова пора брать нить расследования в свои руки, в очередной раз спросил капитан Шуть.
         - Алла, Вы не заходили позавчера в нашу кухню? - Успев опередить подозреваемую в краже девочку, с надеждой вопросил Мегрень.
         - Почему не заходила, заходила, - неожиданно легко призналась Алла. – Я же не знала, что вот у него здесь мастерская. И что он в ней сидит. Поэтому сразу в дом и потопала.
         - И что Вы там делали? – Заметно активизировался Мегрень.
         - И чего мне на чужой кухне делать? Ничего не делала, мне и своей хватает. Один Петька трескает как полугодовалый поросёнок. Да и бабка, хоть и древняя, от него не отстаёт. Зашла, там никого нет. Сунулась в другую дверь, покричала. Никто не ответил. Да, кухня у вас богатая, не чета нашей. И микроволновка, и комбайн, и холодильник новенький. И посуда вся чистая и стильная. Не то что у нас. Каморка папы Карлы. Я наведу порядок, всё отчищу, расставлю, а бабка тут же опять всё позасрёт. Вышла, хотела домой идти. Подошла к калитке, а тут этот, - она кивнула головой на Шутя, - отсюда вышел. Спросил, чего я без спросу по двору расхаживаю. Ну я ему и рассказала.
         - А в наш холодильник Вы там случайно не заглядывали? – Почти выкрикнул Мегрень.
         - В холодильник? Нет, в холодильник не заглядывала, постеснялась, - простодушно призналась девочка. - Сытая была. Нас в тот день на ужин бабка блинами побаловала…
         - Есть мучное на ужин очень вредно, - сникнув лицом, пробормотал Мегрень.
         - Ничего, кому может и вредно, а мне в самый раз, - с усмешкой ответила подозреваемая. – И так мослы во все стороны торчат. Пора мясом обрастать. И жирком. Худышки теперь спросом не пользуются.

         И снова за дело принялся неугомонный капитан Шуть. Он крутанул рукоятку громкости в уже собранном им приёмнике. Затем начал вращать настройку. Сначала из динамика приёмника раздались только шипение. Потом оно сменилось хрипами. Затем, какой-то шумной классической музыкой. «Ой, здорово, заработал! – Обрадовалась Алла. – Не обманула баба Зина. Только музыка какая-то похоронная. Вы бы покрутили, может Алсу или «Тату» поймаете».
         - Девочка, ты не на концерте! – Строго прикрикнул капитан Шуть и сбавил громкость до минимума. – Теперь я тебя спрашиваю. Лазила ты в наш холодильник или не лазила?
         - А Вы мне не тыкайте! – Огрызнулась Алла. - Я с вами на брудершафт не пила.
         - Неужели Вы уже выпиваете в таком юном возрасте? – С возмущением изумился инспектор Мегрень.
         - А кто сейчас не пьёт? Только покойники, больные или у кого рот зашит. – Ответила Алла и сопроводила сказанное громким смехом. – Но я только пиво. И то не каждый день. Дорогое оно, зараза. Зато курить не курю. И с взрослыми мужиками не шалавлюсь.
         - Это делает Вам честь, – поспешил похвалить её инспектор, - и говорит о Ваших достойных моральных принципах. И всё же я советовал бы Вам сократить потребление алкоголя до минимума. Вы даже представить себе не можете, сколько несчастных случаев на производстве…
         - Мне и представлять не надо. У меня мамаша тот самый несчастный случай. И вся остальная родня, - довольно неделикатно перебила девочка, сморщившегося от подобной беспардонности Мегреня. – Про честь ничего Вам сказать не могу. Знаю только, что мне свой товарный вид блюсти надо. Какому олигарху пропитая, прокуренная и проё… алкоголичка нужна. Да никакому! Даже самому зачуханному Жопоряну! – Затем её внимание привлекло вновь расцветшее малиновым цветом лицо инспектора. – Эй, дядя! Чего это Вы каждый раз краснеете как первоклассница в общем туалете? Или слова такого никогда не слышали? – Тот неопределённо повёл плечами, покраснел ещё сильнее, но взгляда от девочки не отвёл. – Ну вы даёте! Рассказать кому - не поверят! Может вы эти, как их, баптисты? Или еще, какие извращенцы? А я сижу тут с вами языком треплю. Знайте, если чего, я царапаться буду. И визжать на весь посёлок….
         - Алла, Ваши домыслы абсолютно абсурдны и противоестественны, - загорячился инспектор Мегрень. – Мы, я и Григорий Васильевич, оба очень высоконравственные люди. И никогда не опустимся до подобной…
         - Ага, у нас в школе математик тоже любил про эту нравственность пораспинаться. И до того красиво, бывало и заслушаешься. А потом Машка, дурёха одна из пятого, взяла и родила. От него, говоруна этого речистого. Отнекивался, зараза, до последнего. Сидит теперь на «зоне», кобель блудливый…
         - Забодай меня комар! Прекратить! – Протрубил капитан Шуть, который мрачно переводил всё это время свой взгляд с Мегреня на Аллу, и с силой грохнул кулаком по верстаку. Вздрогнули оба. Подпрыгнул и упал на бок отремонтированный приёмник. – На темы морали будем говорить в другое время! Отвечай, и не вздумай мне врать, зачем ты позавчера пришла в наш дом?
         - Василич, вы чего, запамятовали? - Ничуть не стушевалась подозреваемая. – Я же говорила, приёмник у нас поломался. Петька полез его ремонтировать, да не сумел. Он у меня по компам здорово шарит. А про него сказал, что эту рухлядь пора на помойку.
         - Всё это неправда. Я провёл экспертизу и установил, что причины данной поломки вполне рукотворные. Кто-то намеренно, повторяю, намеренно, перекусил по одному усику у диода Д2В и у конденсатора К–50–3 обозначенного на схеме как С7. И тем самым привёл данный приёмник в нерабочее состояние. Сделано это было при помощи пассатижей или кусачек. Поэтому я повторяю…
         - Да я-то, откуда знаю. Василич, я же говорю. Петька в него лазил. Может и задел ненароком эти самые усики, - перебила его Алла, но лицо её при этом заметно побледнело.
         - Поэтому я повторяю. С какой целью ты приходила тогда в наш дом? – Уже буквально рявкнул Шуть. – И запомни, капитан Шуть не потерпит больше ни слова лжи.
         - Дяденька, чего Вы так? Нельзя так с детьми обращаться, - пискнула Алла, хныкнула несколько раз и принялась тереть кулачками ничуть не повлажневшие глаза. – Я Петьке на вас пожалуюсь…
         - Григорий Васильевич, вы право, как-нибудь поделикатнее. Все же ребёнок, - неожиданно заступился за девочку Антон Павлович. – Да и вина её ещё не доказана…
         - А Вы, Антон Павлович, помалкивайте. Я Вами очень разочарован. Вы уже продемонстрировали мне Вашу профессиональную несостоятельность. У нас здесь что, следственное дознание или диспут о морали? – Резко оборвал его капитан Шуть. – Алла, я жду. И не заставляй меня становится жестоким.
         - Палыч, хоть Вы за меня заступитесь? Я его боюсь. Может, я пойду? И приёмник мне этот уже не нужен. Оставляйте его себе на добрую память, - пропищала Алла и принялась тереть глаза ещё интенсивнее. Но когда она попыталась встать со скамеечки, на её хрупкое детское плечо легла тяжёлая шершавая ладонь капитана Шутя.
         - Что же, если Вы не понимаете по-хорошему. Забодай меня комар! Ах ты, палица* недоделанная! – Снова разбушевался капитан Шуть. Затем он взял с верстака раскалённый паяльник, и ткнул его жало в коробочку. От этого контакта из баночки заструился сизый дымок, в мастерской приятно запахло канифолью. – Кстати, подпаленная человеческая кожа пахнет совсем по-другому.    – Неожиданно спокойно сказал он и пристально посмотрел в глаза девочки.
         - Ах, Григорий Васильевич! Да как же Вы можете? Господи! Господи! Она совсем ребёнок! Аллочка немедленно бегите из этого вертепа псевдо законности! - Заверещал инспектор Мегрень.
         - Не надо паяльника! Я боясь паяльника! Василич! Я без паяльника всё расскажу! - Следом за ним заверещала девочка. – Бабка, зараза, меня на это подбила!

         - А ну цыц оба! – Прикрикнул капитан Шуть. Затем встал с табурета, прошагал к двери, включил электрическую лампочку и вернулся к столу.
         - Господи! Неужели пожилая женщина послана собственную внучку на кражу моего вишнёвого варенья? Боже! Куда катиться этот грешный мир! – Наконец-то вскочив с табуретки и мечась по маленькой мастерской, стенал инспектор Мегрень. Метался до тех пор, пока не споткнулся о ведро с ржавыми и изогнутыми гвоздями. Гвозди высыпались на пол большой щедрой кучей. Мегрень испуганно покосился на своего компаньона и поспешно сел на табурет.
         - Не Вашего, а нашего, - с досадой поправил его капитан Шуть. – Вы опять мешаете следствию.
         - Палыч, варенье тут не при чём. Она послала меня к вам со сломанным приёмником. А испортил чего-то там внутри Петька…
         - Ни чего-то, а диод Д2В и конденсатор К–50–3. – Дополнил своими знаниями её начавшееся признание капитан Шуть.
         - Да мне - то не всё равно? Я в этих диодах ни фига не понимаю…
         - Не женское это дело, в диодах понимать…
         - Господи! Алла, Вы меня совсем запутали! Если Вы шли не за вареньем, то зачем был нужен весь этот коварный план с испорченным приёмником? – Изумился инспектор Мегрень.
         - Да чего тут непонятного? – В свою очередь удивилась девочка. – Люди на посёлке про вас разное болтают. Одни говорят, что вы беглые растратчики. Другие, что фальшивые деньги делаете…
         - Господи! А я всегда удивлялся, почему это Нинель из «Ветерка» десять раз каждую мою купюру на свет посмотрит и даже нюхает. Один раз даже лизнула, честное слово.
         - И многое другое болтают. Одним словом, подозрительные личности…
         - Почему это подозрительные личности? Нет в нас ничего подозрительного, - не согласился Шуть.
         - Как это нет? В гости вы ни к кому ни ходите. К себе никого не приглашаете. Самые что ни на есть подозрительные. Вот бабка мне и говорит, всё равно без дела груши околачиваешь, сходи к этим двум педикам…
         - К кому? – В один голос выкрикнули капитан Шуть и инспектор Мегрень.
         - Ну, к вам. А я говорю, как же это я ни с того, ни с сего, к ним заявлюсь. Я без причины не пойду. Побьют ещё. А тут Петька, зараза, под руку встрял. Сказал, что рухлядь эта, ну, приёмник, давно барахлит. И для надёжности ещё чего-то в нём поковырялся. Короче, заставили они меня…
         - Алла, но зачем? – С удивлением спросил инспектор Мегрень.
         - Как это зачем? Бабка моя все сериалы и ток-шоу смотрит. Вот и решила, что вы есть самые настоящие тайные олигархи. Всё у них ни как у людей, даже телевизора нет. Нечего, говорит, тебе богатого мужика в город ехать искать. Вон они, буржуи недорезанные, под нашим боком притаились. Ступай и будь с ними приветливой и глупой. Хоть один да клюнет.
         - Видите, Антон Павлович, какой тёмный и глупый у нас народ, - с презрением сказал капитан Шуть. – А вы его защищаете. Для него приличного человека; что в олигархи, что в преступники, что в извращенцы записать легче, чем нам с вами на пол нечаянно плюнуть. Кстати, почему вы решили, что у нас телевизора нет?
         - Василич, вы что, совсем? – Удивилась девочка Алла. – У вас же антенны нет. Ни простой, ни тарельчатой.
         - Алла, да бог с ней с антенной. Скажите нам другое. Как же Вы решились похитить наше вишнёвое варенье. И Вам было не страшно? Ах, я бы понял, если бы Вы были голодны. Но вы сами сказали, что кушали в тот вечер блины и были сыты. Что подтолкнуло Вас к тому чтобы взлезть в чужой холодильник и украсть чужое варенье?
         - А чего тут страшного, зашла и взяла. Только ты мне Палыч сообщников не шей. Никто меня не толкал, - возмутилась девочка и даже погрозила отшатнувшемуся инспектору Мегреню кулачком. – Я тогда просто решила посмотреть, чем буржуи питаются. Нет, побогаче конечно, чем в нашем холодильнике. Но и особенного ничего. Разочаровалась. Вот от разочарования и спёрла я это самое варенье.
         - Интересно, и что же это особенного ты хотела там увидеть? – Спросил капитан Шуть.
         - Как это чего? Если бы ваш холодильник весь был шашлыками и чёрной икрой забит, или, этими, крабами и лангустами, тогда другое дело. А тогда я даже засомневалась, может вы и не олигархи. Особенно когда Вы, Василич, приёмник в ремонт взяли. Не слышала я про таких олигархов.
         - И всё равно я Вас не понимаю. Неужели Вы не знаете, что брать чужое – это плохо и противозаконно. И что сказала Вам по этому поводу Ваша бабушка? Или вы скушали варенье тайком? – Расхаживая по мастерской, с негодованием говорил инспектор Мегрень.
         - Я не крыса, чтобы в одиночку лопать. Бабка, зараза, поругалась. И даже за уши оттаскала. Но варенье вместе со всеми уплетала. Всё нахваливала, вкусное и без косточек. Вы на меня Палыч не обижайтесь. И Вы Василич тоже. Наследственное это у меня. Вся родня как есть судимая. Один Мишка, брат мой двоюродный, всю картину портит. Уже три года как из армии пришёл, а до сих пор на свободе. Даже в «ментовке» ни разу не был. Хитрый, зараза. Передерутся они: когда с приезжими, когда между собой. Всех повяжут, он один выскользнет. Хитрый как змий! Мы между собой думаем, может и не наш он вовсе. Видно Настёна, мамаша его, нагуляла от кого чужого. Папаша его, дядя Ваня, царство ему небесное, - девочка Алла перекрестилась, - пять ходок имел. Уважаемым человеком был. А этот совсем сдурел, в ментовское училище собирается. Всё я вам как на духу рассказала. Дяденьки, чего же вы теперь со мной делать будете? Деньги за варенье потребуете или к пузану потащите? Ну, к участковому Добролюбову. Только я вам сразу говорю, денег у меня нет. И в ближайшем будущем не ожидается. Может, подождёте годика два? – Говорила девочка Алла и переводила свой пытливый с хитринкой взгляд с инспектора на капитана и обратно.
         - На первый раз мы тебя, пожалуй, простим. Но ты должна пообещать, что впредь не будешь делать ничего подобного, - строгим тоном сказал капитан Шуть. – Инспектор Мегрень, Вы со мной согласны?
         - Ну… Я право не знаю… Всё-таки это настоящее преступление… Тем более у неё такая дурная наследственность…. Безнаказанность подталкивает к повторению правонарушения…
         - Будет так, как я сказал. Нечего ей из-за банки варенья жизнь девчонке портить, - решительно отчеканил свои слова капитан Шуть.
         - Пусть будет, по-вашему. Но я остаюсь при своём собственном мнении, - обидевшись лицом, пробурчал инспектор Мегрень.
         - Ну, не буду, - сказала девочка Алла. – Хотя, сами знаете, от сумы, и от тюрьмы…
         - Забирай, - протягивая Алле приёмник, прервал её капитан Шуть. – И чтобы твой Петька больше в него свой нос не засовывал. Я там ещё триод П422 поменял. Так что поработает, старичок.
         - Только денег у меня сейчас нет. Вы скажите сколько. Может бабка и даст, - нерешительно беря приёмник, сказала девочка.
         - Не надо никаких денег. Это тебе наш подарок. Так сказать, в честь знакомства, - ответил капитан Шуть. Затем он подмигнул ей левым глазом и улыбнулся уже четвёртый раз за день, тем самым перевыполнив свой ежедневный план по улыбкам.

         Когда они вышли из мастерской, то снаружи были уже глубокие сумерки. Капитан Шуть взглянул на свои наручные «командирские» часы и присвистнул: «Ого, почти одиннадцать. Антон Павлович, мы пропустили с Вами время лёгкого ужина. Так что придётся ложиться спать голодными». Затем инспектор подошёл к вкопанному посреди двора столбу и включил находящуюся на нём лампу. Мигнув несколько раз та начала медленно заливать пространство под собой ярким светом. Мегрень и девочка тоже подошла к столбу. Задрав голову, девочка несколько секунд смотрела на накаляющиеся в лампе пары ртути. «Или всё-таки буржуи? – Ни к кому не обращаясь, задумчиво сказала она. – Никто из наших «дереэлку» всю ночь через счётчик гонять не будет».
         - Откуда ты знаешь, что она подключена через счётчик, а, не минуя его? – Насторожился Шуть.
         - Что я слепая что ли? Он у вас в кухне висит. И провода с улицы прямо в него заходят. Ведь в ней ватт триста, не меньше. Или все четыреста, - со знанием дела пояснила девочка Алла.
- Опытная. Не всякий мужчина об этом знает, - с уважением сказал капитан Шуть. И коротко глянул на сморщившегося от его слов инспектора Мегре. Затем он поправил Аллу. - Пятьсот ватт.
         - Тем более. И приёмник без денег починил. Короче, денежки у вас водятся, - сказала девочка, и снова почесала макушку под бейсболкой. – Василич, а можно я иногда буду к Вам в гости заходить? Или по хозяйству помочь может чего надо? Постирать там, или картошку прополоть…
         - Спасибо, я ещё сам в силах справляться со всякой хозяйственной деятельностью, - вежливо отказался капитан. – А в гости заходи. Только не очень часто. Видишь, ты немного смущаешь моего Антона Павловича. Ещё ни разу я не видел его таким неразговорчивым…
         - Зато вы, Григорий Васильевич, что-то сегодня слишком разговорились! – Выкрикнул инспектор Мегрень. Затем, едва слышно буркнув в сторону Аллы. – До свиданья! – Он покатился в сторону крыльца.
         - Чего это он? – Удивилась девочка. – Обиделся что ли?
         - Не обращай внимания, - ответил ей Шуть. – Это его нормальное состояние. Он постоянно или обижается, или восхищается, или удивляется. Может тебя проводить? Время довольно позднее…
         - Не, я сама. Все моего брата Петьку боятся. Ни одна зараза в мою сторону и покоситься не посмеет. Да и я не из ссыкух. Василич, а можно я тебя и Палыча тоже на «ты» называть буду? Непривычная я к этому вашему «выканью». Мы и в школе только директора на «вы» называем.
         - Мне бы хотелось, чтобы ты обращалась ко мне просто капитан Шуть?
         - С чего это? Какой ещё «шуть»?
         - Шуть – это моя фамилия. Мне бы было это очень приятно. И как человеку, и как профессионалу сыскного дела.
         - Нет, - после небольшого раздумья, ответила девочка. - Капитан Шуть – это длинно. И как-то не по русскому. Василич, лучше. У меня дядька Василечем был, царство ему небесное, - девочка привычно перекрестилась, - здоровый бугай, ладони как две лопаты, банку самогона за два присеста выпивал. Целый день пудовой кувалдой на кузне махал и хоть бы ху..., хны. Гвозди, сто пятидесятки, на палец наматывал.
         - Серьёзный был мужчина, уважаю. Называй, как хочешь. Нет сейчас в возрастающем поколенье уважения к старшим, - печально сказал капитан Шуть и осторожно пожал протянутую ему девочкой узкую, но шершавую и крепкую, ладонь. – Смотри, о нашем договоре никому ни слова. Скоро у меня для тебя будут новые ответственные поручения.
         - Что я, маленькая что ли, - ответила ему Алла с лукавой улыбкой и вприпрыжку выбежала со двора. Ещё через несколько секунд оттуда донёсся бодрый хриплый голос певца Лепса изо всей мочи распевавшего про «рюмку водки на столе».

         Капитан Шуть поддался уговорам инспектора Мегреня и лёгкий ужин всё-таки состоялся. Но почти на полтора часа позже обычного. Мужчины выпили по два бокала молока и скушали по три куска батона, густо намазанного смородиновым вареньем. Да, многое в этот день было странным и необыкновенным. Например, за ужином Григорий Васильевич сумел первым справиться со своей частью ужина. И первым заговорил сразу после того, как Антон Павлович вылил в рот последние капли вкусного домашнего молока.
         - Ну что же, коллега, - торжественным тоном сказал капитан Шуть, - Позвольте поздравить Вас с нашим первым успешно завершённым делом. – После этого он поднялся и протянул навстречу Мегреню свою ладонь. – Как говорится, лиха беда начало.
         - Мне кажется, что я в нём проявил себя не с самой лучшей стороны, - ответил инспектор Мегрень, тоже поднялся, и двое мужчин обменялись рукопожатием. Затем они оба сели. – Непривычно мне всё это. Но Вы вели себя свыше всяких похвал. И решение приняли правильное…
         - А я Вам возражу и скажу, что вели Вы себя очень достойно. Да, именно так. Какое решение?
         - Не сдавать эту малолетнюю воровку в полицию. Я как этого мясистого Добролюбова вспомню, меня даже трясёт от злости. И чтобы она приходила к нам в гости. Мы с Вами займёмся её перевоспитанием. Мне кажется, что она ещё не потеряна для правильной и созидательной жизни в современном цивилизованном обществе.
         - Возможно, - коротко согласился капитан Шуть не, смотря на явные сомнения, отчётливо отразившиеся на его лице. – Если это общество можно назвать цивилизованным. Да, именно так. Ну, что, пора укладываться спать? – Спросил он и принялся составлять на расписной поднос грязную посуду.
         - Да, но прежде Вы ответьте мне на два вопроса?
         - Я весь к Вашим услугам.
         - Что такое «дереэлка», - выговаривая последнее слово по слогам, спросил инспектор.
         - Обиходное название лампы ДРЛ. Дуговой ртутной лампы. Элементом, производящим свет в ней являются нагретые пары ртути…
         - Спасибо, я понял. И второй. Неужели Вы догадались обо всём этом только на основании намеренно повреждённого приёмника? Ведь её следов у холодильника Вы не обнаружили? Да и откуда им там взяться. Ведь дождя не было уже больше недели. Мне кажется, что улик было явно маловато. И у меня сложилось одно странное впечатление. Или Вы мне что-то не договариваете. Или Вы… гений сыскного дела, - не спуская с лица Шутя своего пытливого взора, с напором говорил Мегрень.
         - Ну, как Вам сказать, - неожиданно засмущался капитан Шуть. – До гения я, разумеется, не дотягиваю. Впрочем, неизвестно, что будет в дальнейшем. Гений – это побочный сын опыта.
         - Мудро вы это подметили. Но как же Вы, имея в наличие только эти обкусанные диоды, смогли распутать это преступление? Это не укладывается у меня в голове.
         - Диод и конденсатор, - вежливо поправил его капитан Шуть. – Конденсатор, к слову, я сам оторвал. Он еле держался на пайке. Вас, Антон Павлович, на мякине не проведёшь. Не зря я вас к себе в компаньоны позвал. Я сказал Вам не всё. Есть ещё один маленький профессиональный секрет. Но я опасаюсь, что если я поведаю его Вам, то вы снова на меня обидитесь.
         - Обижусь? Да ради чего? Говорите побыстрее. Ах! Не томите меня. Я так хочу припасть к источнику настоящего профессионализма, - привычно оживился прогрустивший весь ужин инспектор.
         - Не знаю, не знаю, уж очень вы чувствительный, - задумчиво изрёк Шуть. – Я бы его ни за что Вам не рассказал. И даже бы о нём не признался. Но я считаю, что между нами, компаньонами, не должно быть служебных тайн…
         - Ну же, ну! Говорите! - Подпрыгивая на стуле, буквально взмолился Мегрень.
         - Ваше вишнёвое варенье эта девочка украла… по моей просьбе. Видите, я предпринял всё возможное для того, чтобы наш первый сыщицкий блин не вышел комом, - скороговоркой выпалил слова капитан Шуть и неожиданно проворно выскользнул из зала.
         - Не моё, а на… Что? – Воскликнул инспектор Мегрень. И ещё более получаса простоял рядом со столом с широко открытым ртом. И с ещё более широко раскрытыми глазами.
            17 - 21.02.14г.

         * Тем, кому интересно истинное значение всех слов под звёздочкой может самостоятельно узнать их из «речной лоции» (Б. Карлов, В. Певзнер, П. Слепенков «Учебник судоводителя любителя».) Кому истинное значение этих слов не интересно, может трактовать их значение по собственному усмотрению. (С уваж. автор.)
         ** Склянки – получасовой промежуток времени на флоте который отбивается судовым колоколом. Отсчёт начинается с двенадцати часов пополудни. Максимальное количество ударов – 8. Затем отсчёт возобновляется.