Трудный вопрос

Иван Горюнов
               
Получил дядя Петя отпускные. У них на производстве, в городе, с этим всё в порядке, всё во время, не то, что у нас в колхозе: отпуск зимой, отпускные – когда будут деньги. Троица, свояки вместе собрались в кои-то веки. Решили дело это обмыть.
 
              - Дома уже привычно, давай, Вася на рыбалку сходим, перетяги поставим, ушицу сварганим.- предложил дядя Петя.
              Поехали на мотоцикле ИЖ. Лодка за Ключиком привязана. Ещё раз (в который уже) приняли, погрузили в лодку снасти.  Отчалили, дядя Петя на корме, дядя Вася лодку отталкивает от берега, одна нога в лодке, другая, которой от берега отталкивался, в  воздухе, болталась, болталась…, и в воду упал дядя Вася. За борт лодки держится, дядя Петя ему помог,  он в лодку забрался. Переправились на другой берег, ёщё приняли, согрели утопающего.  Приготовили перетяг, рыбок насадили на крючки, надо заплывать на лодке, камень сбрасывать в глубину. Поплыли, на корме с камнем дядя Вася. Заплыли, дядя Вася свесился с кормы, камень сбросить чтобы ловчее, «без брызгов», много свесился и упал в воду. Спасая его, свалился и дядя Петя. Опять «погрелись». Дождик пошёл, да сильный.

 
                - Ну её на хрен, таку рыбалку, айда домой, Василий!-         Поплыли на свой берег, к мотоциклу. Когда причаливали, дядя Вася опять нырнул, но тут уже сам вылез на берег, привязали лодку. Заводить мотоцикл, он не заводится. Тащили до дома на себе,  круговым путём, от стыда, чтобы никто не видел позора, а это на полкилометра дальше. Колёса плохо крутятся, грязь налипла, почти юзом и тащили. Добрались.            
                - Коля, посмотри, что с мотоциклом, не заводится?-
         Коля подошёл, ключ зажигания надавил, мотоцикл легко завёлся.
                - Мать - перемать, ты чё же ключ то не надавил? - 
                - Я думал, ты надавил. –


   Умылись, опять маненько «погрелись» и спать. Ночью пошёл дядя Петя в туалет. Коля, сын, телевизор смотрел, начал тревожиться, долго нет отца. Пошёл с проверкой: в туалете нет, в дровнике нет, нигде нет. Услышал слабый стон, похоже с погребушки. Зашёл, включил свет, увидел в погребе отца. Он обнял лестницу и приговаривал: «Ну что я сделал тебе плохого, а?» Спасли человека. Солёных помидор захотелось дяде Пете, вот он и нагнулся к творилу, чтобы банку достать, но, видимо, нельзя им было нагибаться в этот день.
Почитаешь, подумаешь, ну и что?  Алкаши – они везде алкаши. Но нет! Совсем даже нет!  И  Петр Андреевич и Василий Григорьевич были первейшими специалистами во многих ремёслах: они и дома себе сами поставили, и мебель в эти дома сделали, они и печники, и токари и.. одним словом, истинные мастера на все руки. Они любое дело, за которое брались, делали добротно, красиво, причём, не важно, себе ли делали, либо кому ещё. Дядя Петя мог спорить до хрипоты с сыном, если, по его мнению, доска к доске на потолке подогнана неплотно.


              -Шшели-то какие, кто так делат? У тебя руки-то где были? - начинал дядя Петя.
Оскорблённый Николай и про щели забывал:
              -Что же я теперь, весь потолок переделывать должен, рассохлись доски, наверное.-
              - Рассохлись! Глядеть надо было из чего делашь!-
И пошло, поехало. Я Николая и за рукав дёргаю, и подмигиваю, всё напрасно. Не щадили они друг друга, доказывая каждый своё. Работа должна быть сделана на совесть, твоей работой люди должны любоваться, да что там люди – сам ты ею любоваться должен, гордиться – так я для себя перевёл на нормальный язык слова Петра Андреевича.


А  насчёт выпить?  Тут уж никто их упрекнуть не мог: редко очень и по большим праздникам. А отпускные – это же только раз в году.
Закончил я боронование своих полей. Их у меня всего четыреста гектар, но некоторые маленькие: по тридцать, по восемь гектар. Еду на своей ДТушке с последнего заборонованного  пойменного поля к себе на фазенду. Так теперь мы называем базу фермерского хозяйства. Настроение хорошее, закончил компанию, или первую сельхоз операцию, сегодня отцеплю бороны,  культиватор приготовлю, надо подождать с недельку – сорняки вырастут.
  Еду мимо деревенских огородов. Сакмара-река неделю назад вернулась в свои берега, и многие огороды покрыты  ветками сухими,  кугой старой, и другим хламом половодья.

 
А помогу - ка я дяде Пете -  в два прохода моими боронами огород его чист будет и влагу сохраню. Разворачиваюсь, ДТушка моя весело и легко очистила огород, и я с чувством выполненного долго уехал на фазенду.
Так потом получилось, что я помогал дяде Пете сажать картошку на этом самом огороде. Вот теперь уже и не помню – то ли он копал лунки, а я бросал туда картошку семенную, то ли наоборот.
 «Видишь, где трактор твой проехал, лопатка в землю  с трудом входит?» - это мне дядя Петя говорит. Я психанул: «Вас, Петровых, не поймёшь – ей нравится, тебе - нет. Ты пожилой уже человек, а слепой до сих пор почему? Я же как лучше хотел, я помочь хотел тем, что мне проще: ты бы сколько возился с хламом половодным здесь?» Сел на травке рядом с огородом, курю взволнованно. Рядом дядя Петя присел, самокрутку крутит из своего самосада: «Ты, это, ты Вань, прости меня, я, старый дурак наверное, прости, я не прав.»


После случая этого отношения наши с  дядей Петей стали добрыми и дружескими.
…….Много лет прошло с того дня. Поздним - поздним вечером ехал я с поля своего домой, смотрю – свет горит у дяди Пети, решил заехать: может Николай, друг мой, дома, - договорюсь с ним насчёт сварки на завтра, раму плуга надо бы усилить, трещинами пошла. Захожу. Дома один дядя Петя, Пётр Андреевич:
                -О! Ваня! Проходи, садись. А я думал всё, с кем бы праздник отметить? Вот тебя Господь послал, сегодня же день строителя, а я ведь всю жизнь то дома, то печки строю, а один пить так и не привык, тяпнем моего? – Моего - значит самогона. Но он у него особенный, двойной перегонки, на травах, на боярышнике настоянный. Пил я и виски, и коньяки разные, куда им до дяди Петиного самогона! Чемеркесом он его почему-то называл. Я ещё ни да, ни нет не сказал, а Пётр Андреевич уже рюмками гремит, закуски на стол выставляет: грибочки солёные, он большой любитель их собирать, карасей жареных:
                -Утром сегодня на Лапушне надёргал, хорошо брали – пояснил дядя Петя.

 
                -  Прислали открытку из нашего СМУ, проздравили, спасибо им, не забывают меня.- с гордостью сообщает дядя Петя.  Пришлось сесть за стол, хотя и пить вовсе не хотелось. Поздравил  дядю Петю с Днём строителя, пожелал рук не складывать, сынов учить.
                – Да уж! Их научишь! Им слово – тебе десять, а у меня уж силов-то нету на убеждения, сразу в крик срываюсь, а счас - махну рукой, делайте по-своему. Делают, вон летнюю кухню Николай делал, Павел помогал, а я уж только руководил. Ничего вроде, всё путём, только шшели в потолке мне не ндравятся. Счас строить можно, а тогда из чего строить-то было, Ваня? Ни леса, ни кирпича, одного шлака дохрена. Котельные на угле, да и дома золы много, вот я и освоил, как счас говорят, нову технологию: дом-то мой шлакозаливной, но зато тёплый. Глуха стена трешшину дала,  мы с Колей фундамент поправили, залатали трешшину и опять как новый. А доски на велосипеде возил, по одной две, оборудование в ящиках получали,  я их разбирал, да домой возил года два, а леснику пол-литра поставил, он мне выделил брёвна на матки потолочные. Не поверишь – гвозди стары собирали, выпрямляли и опять в дело – денег-то не было на новы.-
Я  предложил помянуть дядю Васю. Помянули.

 
                - Он, Ваня, просил меня самому гроб его сделать, доски показал, на чердаке отложил. Да, так и сказал:
                -Вот из этих, а на крест вон лежит брёвнышко.-  Просил, чтобы материей гроб не обивали, и крест чтобы не красили. Он сам  мастер был на все руки, видишь, чего удумал свояк.-
                -Я знаю, дядя Петя. Он труды у нас в шестом классе вёл,  я под его руководством табуретку сам сделал, не очень получилась табуретка, но всё сам делал.-
 Вышли покурить на крыльцо веранды. Дядя Петя сворачивает самокрутку из своего самосада
                – Помнишь, курево по талонам давали? Во! Я с тех пор сажаю табак, Лена моя выделила делянку в огороде, ругатся, правда, но сею уж сколько лет. На попробуй.-
 Пробую. И  минут пять кашляю, до слёз.
                – Счас я тебе другой заверну, у меня в сарае слабенький есть. – Я протестующее машу руками. Сидим  - курим, от дяди Петиного самосада даже комары дохнут, до нас не долетая.
                – Дядя Петя, можно тебе вопрос задать не из лёгких?-
                – Интересно даже, а есть и такие? Задавай!-
                – Зачем? Для чего ты жил?- Он не сделал удивлённое лицо, не поперхнулся дымом, ничего в нём не изменилось, только молчал долго.   Бросил самокрутку на землю, растоптал её и с каким-то остервенением даже сказал:
                -А хрен её знает, Ваня! Работал всю жизнь как ишак, и в колхозе с детства, отец-то в 41-ом погиб, и на производстве всю жизнь до пенсии, да и после неё. Я не шибко грамотный, Ваня, раз дал мне Господь жизнь, вот  и осилил я её, как сумел, так и осилил! Чё ты на ночь глядя душу будоражишь, айда лучше выпьем за неё, за жизнь, что бы лучше стала, как в песне поётся.-


Выпили. Грех не выпить с человеком, который жизнь осилил.
 Степными дорогами ехал я домой и ругал себя последними словами, ну зачем я растревожил ему душу, разбередил, как сказал дядя Петя. Что я хотел услышать в ответ? Что домов он много построил и в Гребенях, и в Оренбурге, что печки его греют людей уже много лет, что сыновья его, также, как и он, без работы сидеть не могут? Я - то понимаю теперь, спустя много лет, когда пишу строчки эти, что в работе, которая по душе, которую делаешь с радостью,  только и есть счастье, и смысл всего на свете белом. А дядя Петя и умел только так работать, красиво говорить он не умел. У меня тепло и радостно на сердце от того, что такие люди сохранились на земле нашей. И ещё - я им завидую, по-хорошему завидую, что умеют так жить и работать. А вот  с отдыхом у них проблемы.


Однажды приехал я к Николаю Петровичу на день рождения. День этот был долгожданный; выписали из больницы его. Попал Коля в аварию автомобильную: «Переходил улицу, спешил на электричку, в Гребени чтобы уехать, уже перешёл почти – дальше ничего не помню, очнулся в больнице: переломы, сотрясение.» Мы сидели в уютной его четырёхкомнатной квартире на одиннадцатом этаже. После очередного тоста, Николай Петрович выпил, и с такой  радостью, выдохнув и потирая руки, искренне сказал: «Ничего-ничего! Мы ещё поработаем!! » Ну как тут не позавидуешь?