На заре я нашёл город, и звериное обличье, такое удобное для моих путешествий, пришлось сорвать.
Я шёл через поля, но и не шёл, а прыгал, как жаба - кто увидит, подумает, что это стог сена неряшливо и грузно отрывается от земли, и, пролетев сажень, тяжело падает вниз. Но никто не видел меня.
Красного хутора я достиг человеком. В город, на камни мостовой вышел человеком. Заходящиеся в зевоте горожане, кучно стоящие у столба, видели меня человеком.
Я встал рядом и стал ждать вместе с ними. У ног моих мостовую взрезали железные полосы, две, а за ними ещё две. То были рельсы. В пути я пересекал их дважды. Но здесь ждали не поезда, а первый утренний трамвай. И я тоже должен ждать его.
На плечах моих рыжее пальто. С брючным ремнём я быстро справился, но пуговицы на рубашке эти новые длинные пальцы застегнуть не смогли, и я оставил всё так, как есть. Рубашка немного забрызгана на груди, но в этом нет ничего страшного. Я был как все. Я как все. У меня есть пальто и рубашка, у меня есть брюки и ботинки. Я бледный и сонный, я смотрю невидящим взглядом и спокойно стою, разве что не зевая. Я как все.
Только я чуть выше этих людей, но в этом нет ничего страшного, в их породе встречаются и настоящие великаны. И зубы, верно, слишком выпирают изо рта - впрочем, это совсем человеческие, хоть и более острые и длинные, зубы.
Вот грохот и звон. Это трамвай выворачивает из-за зелёного дома с белыми балконами.
Люди рядом зашевелились, очнувшись - двинулся и я.
Трамвай встал напротив. Двери раскрылись прямо передо мной, и я принял приглашение, войдя первым. Наступая на шнурки ботинок, я приткнулся к какому-то окну, прижался к нему, холодному, лбом и, скосив глаза, стал глядеть вниз, на встречные рельсы.
Я как все. Я как все они. Как все эти люди.
- Один билет, пожалуйста.
Я повернул голову. Усатый человек рядом протянул цветастую бумажку женщине с чёрной сумкой на животе. Женщина в смешной фуражке - кондуктор. Она возьмёт у меня деньги, и только тогда разрешит поехать мне в этом звенящем и гремящем, с этими зевающими и дремлющими, в это неизвестное и непонятное.
Вот она взяла меня за локоть.
Я ещё не говорил сегодня, и горло издало хрип и бульканье, розовая, с кровью, слюна брызнула на стекло. Я повернулся к женщине всем телом, покачнувшись, и достал из кармана какую-то бумажку. Далось мне это не сразу, новые пальцы были что деревянные, они не гнулись и чуть ли не скрипели. Но я справился.
- Од... гр... Один билет... Пожалуйста.
Моя первая речь оказалась успешной. На губах вздулся и лопнул кровавый пузырёк.
Женщина взглянула на меня с недоверием, но плату приняла, и стала отсчитывать медяки - видимо, я дал ей слишком много. Я выставил перед ней раскрытую, чуть запачканную кровью ладонь, чтобы она ссыпала мне эту ненужную мелочь, и опустил медь в карман. Я не знал, что в нём ещё есть. Не знал, что в другом кармане. Мне это было совсем не нужно. Если бы бумажки не хватило, я бы что-нибудь придумал. Моя новая носатая голова думает так же хорошо, как и прежняя, но глаза видят значительно хуже - это минус.
Я вновь прислонился к стеклу лбом, и трамвай, позвякивая, тронулся, как будто ждал только меня.
Я оплатил свой проезд. Я был обычным человеком. Высокий и бледный человек в рыжем пальто и чёрных брюках. Обычный человек.
Встречные рельсы походили на ручьи расплавленного металла. Мне так нравилось смотреть на них, что я совсем не замечал скачущего за окном города. Все эти двух- и трёхэтажные домишки, скверы и рощицы, грузовички и дворники появлялись и исчезали, а блестящий металл, приковав меня, не отпускал.
Утро в городе, смутно знакомом, маленьком и скучном. Я шёл сюда через поля всю ночь, чтобы взять у человека с чемоданом его рыжее пальто и рубашку с глупыми пуговицами. Или я шёл сюда для того, чтобы забраться в первый утренний трамвай? Для того, чтобы следить за бегущими рельсами? Я не знаю.
Но трамвай замедлился, сбавили бег и встречные рельсы.
Двери открылись с визгом. Меня подхватили под локти и выволокли наружу. Так странно, ведь кондуктор получила от меня, совсем обычного человека, совершенно обыкновенную бумажку. Она даже дала мне сдачу круглыми медными монетками.
Люди в фуражках, каких-то других, не таких, как у кондуктора, вытащили меня из трамвая - значит, моя забрызганная кровью одежда кому-то не понравилась. Я помнил, что обычные люди не любят такое зрелище, но всё равно вышел в город. Вот моя ошибка.
Я не стал спорить. Я сбросил с себя этих нечестивцев, сбросил пальто. Скинул ботинки и рубашку. С брючным ремнём долго возиться не пришлось, но эти новые бледные пальцы всё-таки не самое удобное приспособление.
Сорвав покровы, я снова стал собой. Чувства обострились, сил прибавилось. Бледное жалкое тело распухло и обросло рыжей шерстью. Я снова стал собой.
Вспрыгнув на подъездный козырёк, оттуда перелетел на крышу зелёного дома с балкончиками. И дальше - на Красный хутор, а с Красного хутора - в поля, а с полей...
Вернусь я в этот город?