ЮЗы15. Умирающий лебедь Сен-Санса в позе шпагат

               

    Толик Клементьев, по кличке "Клеша",по доброму "Клешка", родом из глухой вымирающей деревни в глубинке Псковской области. На первых зимних каникулах, по его приглашению, я ездил туда. Из полутора десятков, оставшихся после оккупации, домов, половина была брошена. Оказывается Клешка был единственным мужиком в поселении, остальные дети были в возрасте 14-15 годов от роду.

     Наше появление в деревне стало праздником, нас сразу нарекли генералами, надо полагать в глубокой вере, что так  оно и будет. Не знаю стал ли Клешка генералом, а я их надежды не оправдал, завершив службу полковником.

     В селе не осталось ни одного колодца, воду брали из пруда в проруби, школа была в шести километрах. Транспорта никакого, до сих пор даюсь диву, как мой приятель в таких условиях смог не только закончить школу, но и сдать экзамены в Латузу настолько успешно, что был принят на престижный радиолокационный курс обучения.

     Впервые я увидел его на вокзале, перед отъездом, он ел мороженое; высовывал язык и проводил по нему брикетом, в готовности быть съеденным, в другой руке подтаивал второй брикет, при этом он сидел на бетонной урне для мусора.

     Я подошёл к нему и указал, что он, по меньшей мере, ест на мусорной урне, не говоря о том, что мороженое надо лизать. Замечаниям он внял и тут же, с потрясающим псковским акцентом, предложил свой мороженый боезапас. Мой отказ его не обидел: "Бери , у меня ещё много денег!"  Его живописный наряд никак не мог принадлежать богачу. Потому, сам имевший тридцать рублей, выделенных родителями, смог лишь потерянно спросить: "Откуда?" Его ответ меня потряс: "Выдали в военкомате пятнадцать рублей, всей деревней рассматривали, ни у кого таких деньжищ не бывало."  Оказывается, деньги он держал  в руках впервые.

    Расчёты в колхозе вели трудоднями и оплачивали натурой, одежду выдавали от РайОНО в школе. В вагоне поезда мы уже стали друзьями и сидели рядом.

    Его наивность и поистине святая простота вкупе с глубинно - простонародным говором могли стать поводом для насмешек сокурсников, но я твёрдо встал на его защиту, пару раз вступал в драки; его оставили в покое все кроме сержантов.

    Последние при каждом его промахе не упускали возможность напомнить, что он не в родной деревне, а в армии, доводя его этим до слёз. Плакал он по - детски, распуская слюни и вытирая их рукавом гимнастёрки. Драться с сержантами  я не мог (им верили больше, могли отчислить), но защищал словами как мог, за что получал массу "внеочередных".

    При поступлении в училище при росте за 180 сантиметров он весил ещё меньше меня, чуть за 60 килограмм, но быстро на армейских харчах подъелся  до нормальных восьмидесяти.

     Не знаю, где он выучился, но он превосходно делал шпагат. Однажды он показал мне своё умение и я тут же придумал, как уесть  сержантов. Порепетировали...

     При очередном наезде, он не заплакал, а прямо в строю упал на шпагат, затем завалился на одну из вытянутых ног, картинно протянув вдоль ноги обе руки. Ну, чисто лебедь в широко известном танце,  замер... ( а как иначе сымитировать обморок в  шпагате?). Картина маслом: лебедь в кирзовых сапогах и ростом со страуса!

    Я обрушился на сержанта: " Довёл парня до обморока, добился своего, зараза!"   Ошеломлённый падением подчинённого сержант, даже не заметил ни моего разговора в строю, ни оскорбления  в свой адрес.

    Я лёг рядом с Клешей, начал трясти его, приводя в чувство. Видя, что он залёживается и скоро направят посыльного в санчасть, щипнул его за ... и он пришёл в себя, потерянно крутя головой и спрашивая, что с ним было.

    После второго  "обморока" сержанты стали опасаться обижать "падучего".

    Закончил училище "с отличием" , уехал служить в  зрп  в Раздольное, ДВО, увозя из Питера хорошо поставленную речь, любовь к чтению (до училища он читал только учебники, библиотеки при школе не было) и недурную ориентацию в искусстве; сказались наши совместные походы в увольнениях по музеям и театрам  города.