Пребывание на израильской земле складывалось удачно: стояла прекрасная погода – её не омрачала июньская жара благодаря кондиционеру в нашем автобусе, мы встречали хороших людей, узнавали много нового и интересного. Иногда нашей маленькой группе удавалось повторно попасть в значимое место. Так, гостеприимные греческие монахи пригласили отца А. принять участие в литургии в храме Рождества Христова.
Мы пришли в храм заранее, чтобы ещё раз окунуться в великолепие его надземной части: походить под высоким гулким сводом, прикоснуться к старинным коринфским колоннам из красного известняка, полюбоваться уцелевшими фрагментами персидской мозаики и многочисленными лампадами, подаренными храму христианскими общинами.
В храм входят через Врата Смирения с низким поклоном, так как высота их всего 1,2 м. Мусульмане въезжали в храм верхом на лошадях, поэтому в 17 в. верхняя часть дверного проёма была замурована.
Напротив входа разместился греческий иконостас, по обе стороны от него – ступеньки, ведущие вниз в пещеру, к серебряной звезде с надписью: «Здесь от Девы Марии родился Иисус Христос – 1717».
Литургия звучала поочерёдно на трёх языках: греческом, арабском и русском. Языки других народов не мешали восприятию, наоборот, они сближали нас, людей разных культур, которым дороги события, связанные с Христом. Не было хора в общепринятом смысле, вдохновенно пели паломники со своим священником. Мы стояли все вместе в благоговении, в торжественной обстановке и не чувствовали себя иностранцами, потому что Господь собрал нас, Своих детей, и благословил эту встречу.
Служба подходила к концу. Отец А. высоко поднял Евангелие для благословения присутствующих и нечаянно зацепил висевшую над головой лампаду. Она резко качнулась, и масло вылилось на пол. Повисла тишина без времени и пространства…
Не успели мы опомниться, как возле отца А. появились два монаха, они мгновенно убрали пролитое масло и вновь зажгли лампаду. Далее процесс развивался так, словно ничего не произошло. Отец А. справился с ситуацией и завершил литургию.
Предстоял традиционный приём паломников у настоятеля храма. В запасе было немного времени, и мы направились в укромный уголок в надземной части – там по-школьному сгрудились ряды старых деревянных кресел. Я вела записи в своём дневнике, разместив его на коленях, а потом закинула ногу на ногу для удобства.
В какой-то момент я оторвалась от записей, подняла глаза и увидела приближавшегося молодого монаха, такого кругленького и подвижного, что казалось, будто он не идёт, а катится. Проходя мимо, он легонько ударил ладонью по моему колену и весело покатился дальше.
Я удивилась, а мои соседки никак не отреагировали на поступок монаха. Помолчав, я всё-таки спросила: что это было? Ответ простой: нельзя сидеть в подобной позе в церкви, это – неуважение.
Вспомнила, что меня уже учили этому в одном из храмов Москвы, учили смачно агрессивно. Помню, как боролась с эмоциями, полезшими из меня, а вот суть упустила – не научили, стало быть. Мой Храм – это моё Сердце, но и чужой монастырь – сознание человека – нужно уважать, это факт.
И как тактично поступил монах: без слов, без возмущения, один лёгкий шлепок! Вспоминаю этот момент с улыбкой и благодарностью.
В греческих храмах я чувствовала себя свободно и уверенно. Там такое радушие к паломнику, что казалось, будто тебя заждались, и вот ты, слава Богу, прибыл.
У францисканцев, например, общение с аккуратными монахинями в чепцах самолётиком сводилось к передаче 1$ из рук в руки, как в кинотеатре или музее: заплатил – проходи, и никому до тебя дела нет. Сухость настораживала. А в армянских приделах мы часто натыкались на красивую верёвочку, преграждавшую путь.
Позвали к настоятелю. В зале длинный стол, стулья, никакой помпезности, ничего лишнего, много света и очень уютно. Подали чай и кофе, скромное угощение. Свободных мест не было.
Настоятель произнёс торжественную речь на английском языке. Люди разных национальностей сидели за общим длинным столом. Не все его понимали. Переводчики были в затруднении, они могли шепнуть несколько слов только ближайшим соседям.
На Святой Земле духовенство владеет английским для общения с местным населением и паломниками. Возможно, настоятель и не предполагал, что кто-то его не понимает. Был он мягок, улыбчив, доброжелателен.
Не хотелось ни есть, ни пить, к чашкам приложились из вежливости – настоятель убедительно пригласил подкрепиться.
Наша горненская матушка была занята делами в монастыре, поэтому на меня возложили временное послушание - выступить в роли переводчика.
Слово взял о.А. Он тихо и скромно принёс извинения за происшествие на службе. По лицу настоятеля было видно, что он в курсе события и понимает, о чём идёт речь. Он радушно выслушал о.А., но после первых слов переводчика: «Извините, пожалуйста...», решительно поднял руку и произнёс: «Извиняться не за что!»
Отец А. поблагодарил его за понимание, сказал тёплые слова в адрес греческой церкви, которая окормляла нас в прошлом и продолжает это делать сейчас на Святой Земле. Настоятель ответил широкой улыбкой, озарившей его и без того счастливое лицо.
Встреча была короткой – хозяев и гостей ожидали дела.
В документальных фильмах, снятых в Израиле, иногда мелькает лицо настоятеля, всегда радостное и приветливое, такое, как в день нашей встречи. Мне всегда приятно видеть его.
Не раз перебирала в памяти события, произошедшие с нами на Святой Земле. Однажды представила, что лампада качнулась в присутствии Спасителя. Он бы улыбнулся, увидев наше замешательство. Разве нам не прощаются во сто крат худшие поступки? Почему же мы так страшимся и цепенеем от опечаток и пропускаем настоящие ошибки: недостойное мышление, осуждение, обиду и т.д.?
Нам не понять, почему так произошло, это – внутреннее дело отца А. Возможно, у него есть ответ, но это – его дело, его опыт. Помоги нам, Господи, разобраться с нашими собственными поступками!
Фото из интернета