Он сидел в салоне самолета швейцарской авиакомпании «Continental», совершавшего рейс Цюрих- Нью-Йорк, и вспоминал события последнего дня.
Вполне естественное перед дальней дорогой, волнение все время дополнялось какими-то мелкими неприятностями. Началось с того, что Инга забыла в Бланкенхайне свой мобильник, и обнаружила это только, когда проезжали Франкфурт, и возвращаться уже было поздно. По прибытии в отель, они застали в номере у мутти старшего брата Инги и отца Мартина, живущего здесь, в Констанце, с которым у Инги были натянутые отношения. Она не одобряла страстное увлечение брата альпинизмом, ей не нравилась его жена , которая не блистала интеллектом и воспитанием, и оказывала дурное влияние на брата. Особенно раздражали Ингу притязания невестки на наследство, в частности, на недвижимость в Эрфурте. Высокий, как Инга, худощавый мужчина, черноволосый, с сильно развитой лобной костью и надбровными дугами, казалось, находился в совершенной растерянности и смятении, не зная, чем он может помочь в сложившейся ситуации. Мутти действительно выглядела неважно, лежа в постели под одеялом. Под стать ей была и Верба, не сделавшая даже попытки привстать с ковра при виде хозяйки. Серов осмотрел свою пожилую пациентку и не нашел особых причин для беспокойства – пульс, давление были в пределах нормы, болей мутти не отмечала, и сама была склонна считать свое недомогание проявлением усталости, не более. Вот с Вербой все было сложнее, Серов не понимал, что случилось с собакой, да и никаких других диагностических возможностей, кроме как пощупать собачьи ноздри, у него не было. Но эта информация мало что дала. Общими усилиями им удалось поднять собаку и поставить ее на пол. Офелия нервничала, так как вечером должна была поездом уехать в Мюнхен, и уже оттуда добираться до родины. А у Инги еще была уйма дел и в банке, и в Reise- Buro… Брат сказал, что приедет утром и проводит их в аэропорт. А Серов оказался незадействованным во всех этих хлопотах, и воспользовавшись предоставленной ему свободой , ушел гулять в город. В порту его застал дождь , прячась от него, он зашел в маленький кафетерий неподалеку. Потягивая горячее капучино, он наблюдал за компанией молодых людей, сидевших у входа. Три загорелых, черноволосых парня и девушка, всем лет по двадцать семь. Все были красивы, парни высокие, плечистые, в черных расстегнутых кожаных куртках, расшитых бисером, девушка в такой же куртке. Вели себя раскованно, говорили громко, весело. Он не мог определить их национальности, речь была ему незнакомой, пару раз он расслышал, похожие на русские, слова. Сербы? Хорваты? Албанцы? Кем они могли быть? Из студенческого возраста они , похоже, вышли. Террористы? Пожалуй, более всего они были похожи на членов какой-нибудь радикальной организации. По разговору чувствовалось, что парни явно подтрунивают над своей спутницей, пытаясь вогнать ее в краску. Но девушка только укоризненно покачивала головой в ответ на их колкости. .Ничего вызывающего в их поведении не было, но Серов ощутил какую-то оскорбительную для себя несправедливость в той уверенности, с которой эта компания расположилась в кафе в центре города, попасть в который было для него равносильно счастливому выигрышу в лотерее. Он смотрел на них и завидовал. Их свободе. Свободе во всем. Свободе пересекать границы Европы, свободе не заботиться о хлебе насущном, свободе от профессии и связанных с нею тягот, свободе от своего креста. « Jeder hat sein Kreuz zu tragen», свободе от любви, неизбежно превращающейся в быт… Да , полно тебе. Зависть к молодости - вот, что это. Те немцы , что смотрели на вашу компанию в Fischhaus,е в гэдээровские времена, тоже поди завидовали беззаботным русским парням, веселящимся за столом под старой липой. Но разве можно сравнить эту -современную и ту «их » свободу ? Как бы он хотел, чтоб его дочери стали такими же свободными европейцами и у них тоже была бы возможность свободно пересекать границы и смотреть мир…Русские спасли Европу от фашизма, и сейчас это единственная европейская нация, которой отказано в праве свободно посещать Европу, той самой Европой отказано.
Вернувшись в отель, он собрал чемодан, и отправился в сауну. Там просидел около часа, на этот раз в полном одиночестве.
Утро началось с неразберихи. Инга не позвонила. Позавтракав у себя , ( из-за раннего часа завтрак доставили в номер), он прошел к фрау Хельге, полагая, что Инга скорее всего уже там, но там ее не оказалось. Вслед за ним пришел Мартин с отцом. В ожидании командира уселись пить кофе, Серов тем временем сделал мутти инъекцию клексана для профилактики тромбоэмболических осложнений во время полета. В итоге ему пришлось идти к Инге в номер, чтоб прояснить ситуацию. Инга открыла дверь в халате, неприбранная, непричесанная - такой он никогда ее не видел, оказывается, она просто проспала. Казалось, это ее не особенно беспокоило, без суеты она принялась за завтрак, стывший на подносе, предложив Серову разделить с ней трапезу. Он отказался и пошел исполнять поступившее от нее распоряжение - чтоб все спускались к Reception.
С трудом распихав чемоданы по багажникам трех седанов, тронулись в путь. По дороге на Цюрих Инга показала Серову, стоящий у шоссе старый дом, в ряду таких же за оградой , где жил Юлиус – заросший вьюном , отсыревший фасад, каменное крыльцо под навесом, как вход в лавку древностей. Мартин повез мутти прямо к зданию аэропорта, а они по каким-то задворкам добрались до складских помещений, где полагалось сдать собак в багаж. Здесь Серов стал свидетелем неприятной сценки, разыгравшейся между Ингой и братом. Инга подошла к машине брата, тот вылез , и они стали о чем-то спорить на повышенных тонах. В какой-то момент лицо брата исказилось злобой, со всей силой он ударил стоящую Ингу распахнутой автомобильной дверью по колену. Инга мужественно стерпела боль и продолжала что-то доказывать ему.
- Вы видели, Сергей? Он совсем стал сумасшедшим с этой бабой.
У стойки регистрации в аэропорту их ожидала новая Pflegerin – Урсула. Невысокая, худощавая, пожилая женщина с коротко стриженными, пегими волосами, в темных очках. Лицо ничем не привлекательное, тусклое, вполне можно было предположить, что в прошлом у женщины были проблемы с алкоголем .Наверное, ей импонировал стиль подростка, на ней были надеты потертые джинсы, джинсовая безрукавка, на плече висел рюкзачок. Мутти уже сидела в кресле-каталке и льстиво улыбалась Урсуле, завоевывая ее расположение. Выяснилось, что требуется доплата за билеты - пятьсот долларов. Наличных у Инги не оказалось и ей пришлось попросить взаймы у Серова и Урсулы. У него было двести, триста отдала Урсула. Служба безопасности авиакомпании была представлена седовласыми бабулями, чьи старчески-полные фигуры туго обтягивала черная униформа. Такое скопление старушек было бы уместнее возле купели, где крестят младенца. Бабушки предъявили Серову лист с фотографиями запрещенных для перевоза в личной клади вещей, задали несколько вопросов, обшарили металлодетектором, заставили разуться…в общем, обычная процедура, оригинальность состояла лишь в облике самих сотрудников секьюрети. Лайнер был готов к вылету, и ждали только их, о чем уже сообщили по радио. Почти бегом Серов вкатил коляску с мутти в салон…
Сейчас, когда самолет набрал высоту, и солнце ровно светило в иллюминаторы, и стюардессы покатили по проходу тележки с едой, он почувствовал, как постепенно к нему приходит полное спокойствие и бодрость, и что все волнения остались позади. Инга с мамой летели в бизнес-классе; Спустя пару часов, Серов прошел к ним, убедиться, что с мутти все в порядке. Он нашел их в прекрасном настроении, и заверил Ингу, что у него тоже все без проблем. Место Урсулы было где-то в хвосте салона , и он не разглядел ее.
Конечно, он представить себе не мог такого комфорта, как на этом рейсе. У каждого пассажира в кресле под сидением был вмонтирован телевизионный монитор, который извлекался на специальном кронштейне, и можно было просматривать видеофильмы, выбирая по вкусу из меню. Но для себя отметил, что в МИАТе кормили лучше , да и монгольские стюардессы были поприветливее. Он неважно знал географию, но, когда на табло высветилась информация, что самолет пролетает над заливом Святого Лаврентия, сообразил, что это уже Канада и до Нью-Йорка теперь рукой подать.
Само собой, на паспортный контроль они, вынужденные катить коляску с мутти, добрались последними , оказавшись в одиночестве, когда другие пассажиры уже благополучно пересекли границу США. Совершенно неожиданно Ингу задержали на контроле, а его с Урсулой беспрепятственно пропустили. Инга возбужденно пыталась по-английски что-то объяснять толстому чиновнику в форме, но тот оставался невозмутимо непреклонен, обращая ее внимание на какую-то ошибку в ингиных документах. Время шло, все нервничали, чиновник что-то искал в компьютере, куда-то звонил… Эта непредвиденная задержка на границе беспокоила Ингу больше всего из-за собак, и , видимо, от волнения не отдавая себе отчета, она распорядилась –
- Сергей, Вы должны получить собак. Не ждите нас, идите. Их должны привезти в Cargo Nord. Не теряйте время, идите туда.
«Хорошенькое дело – получите собак… Как она себе это представляет? Он же по английски ни бум-бум. Какое, к лешему , Cargo Nord ? Где он должен его искать?» Но , чтоб как-то успокоить Ингу, сделал вид, что повинуется , и вместе с Урсулой пошел , куда глаза глядят. В зале получения багажа тоже было безлюдно, на ленте транспортера одиноко и брошено кружились их чемоданы. Они погрузили вещи на тележку, и Урсула , решившая пустить в ход свой очень плохой английский, спросила у служащих аэропорта, без дела маячивших в пустом зале: « Tu dogs?». Вырванный из контекста вопрос, конечно, не нашел понимания. Серов оставил Урсулу в здании аэропорта сторожить чемоданы, а сам вышел покурить. Первая сигарета на другом континенте. Это надо было прочувствовать. Перед глазами простиралось взлетное поле, по которому маневрировали медлительные на земле авиалайнеры, над головой нависала бетонная полоса с мчавшимся по монорельсу поездом, мимо быстрым шагом прошла группа полицейских в черных многоугольных фуражках Бросалось в глаза отличие американской публики от европейской - здесь было больше негров, значительно больше, наверное, столько же сколько белых.
Минут через двадцать в зале появилась Инга, катившая перед собой коляску с мутти. Она не стала вдаваться в подробности их «освобождения» , все ее помыслы по-прежнему были устремлены к неизвестной судьбе собак. Оставив маму под присмотром Урсулы, они вместе вышли наружу и стали ловить машину. Подкатило желтое такси с отгороженным плексиглазом местом водителя, знакомое по кинофильмам, и шофер за тридцать долларов согласился отвезти их к Cargo Nord. Самостоятельно Серов в жизни не нашел бы это место, расстояние измерялось километрами. Как по проспектам мегаполиса они проезжали по огромной территории аэропорта мимо бесчисленных гигантских строений неизвестного предназначения. В офисе склада, где предстояло выяснить, как, наконец, можно получить своих собак, тоже сразу не заладилось. Пришлось долго ждать, пока подойдет их очередь. Возмущение Инги порядками , царившими здесь, ее угрозы в адрес авиакомпании, ссылки на свои академические регалии… не возымели никакого действия. Это в Европе она была вправе всегда рассчитывать на особое к себе отношение, а здесь, в Америке, она была равной среди равных, и молодцеватого клерка за стойкой нисколько не интересовали ее заслуги перед человечеством.
- Заплатить пять тысяч за провоз собак, чтоб столкнуться с таким безобразием! Сергей, как Вам это нравится? Я предчувствую самые ужасные последствия, особенно Верба - ведь она так слаба. Уже восемь часов, как они в этих ящиках, я уж не говорю, какой это стресс для них…
«Ersatz Kinder» - вспомнил Серов слова Кенига, который так однажды охарактеризовал любовь бездетной старой девы к своим борзым.
В это время на джипе подъехал старый друг Инги, профессор филолог, он должен был встречать их в аэропорту, но опоздал. Испанец по происхождению, он тоже был собачник, и как мог успокаивал Ингу, припоминая какие-то аналогичные ситуации из своей жизни. В сопровождении друга они через полчаса отправились на склад, получать свой «живой» багаж.
Cargo Nord внутри представлялся гигантским контейнером, где вполне мог разместиться авианосец. Множество секций за сетчатыми металлическими решетками доверху были заставлены всевозможными грузами, повсюду сновали автокары, везде был слышен гул от работы подъемных механизмов. К счастью здесь обошлось без проволочек, мгновенно ящики с собаками были доставлены на автокаре и положены к ногам Инги. Варяг выскочил сам, как только открыли дверцу, Вербу пришлось вытряхивать из ящика. Вопреки ожиданиям, собаки не выглядели изможденными или психически травмированными перелетом, хотя у Вербы возникло что-то типа рвоты, и хозяин джипа на всякий случай застелил багажник старым ковриком, от греха подальше. После чего этот любитель животных с плохо скрываемым неудовольствием позволил Инге погрузить собак в свой автомобиль.
Потом , переместившись из зала аэропорта на улицу, вся их воссоединенная компания обособленной группкой, что-то вроде минитабора с инвалидной коляской, собаками и грудой чемоданов… ожидала заказанную еще из Европы машину, чтоб добраться до Вашингтона. Но первый предоставленный в аренду автомобиль оказался недостаточно вместительным, пришлось ждать еще, пока не подыскали минивэн «Шевроле» бежевого цвета. Инга села за руль, рядом с ней села мутти, а они с Урсулой и псами разместились сзади. До Вашингтона около двухсот миль, и уже начинало темнеть. Конечно, он жадно смотрел по сторонам, находясь под впечатлением первого дня на американской земле, куда всю жизнь безнадежно мечтал попасть, но пейзаж за окном разочаровывал – равнинная земля с редкими деревьями или кустарником, ничего привлекательного. Бензоколонка, где они сделали остановку, чтоб попить соков и выгулять собак, тоже казалась затерянной среди пустыни. Единственное, что произвело на него впечатление за все время пути - эстакада в Балтиморе, вспомнился Маяковский - «да, это вещь!» Тепло, заданное кондиционером, и усталость прошедшего дня располагала к дреме, и Серов, хоть и пытался бороться со сном, но то и дело засыпал, а погружаясь в сон, всякий раз нечаянно задевал вскинутой рукой шляпку, у сидящей впереди мутти. Фрау Хельга пугалась и недоуменно поглядывала на Ингу, не понимая с чем связаны такие посягательства на ее личность. Было уже совсем черным-черно, когда их автомобиль свернул с главной трассы, заехал в какой-то парк и , проделав еще метров триста остановился, высветив фарами желтый фасад двухэтажного коттеджа – «Дом Хемингуэя».