Счастливый убийца Часть 8

Влад Ривлин
А я, вернувшись домой, почти сразу же принялся за рукопись моего подзащитного. Поначалу мне было трудно привыкнуть к его размашистому почерку с прыгающими то вверх, то вниз, буквами.
У рукописи была еще одна странная особенность-она не имела названия и поэтому я назвал ее для себя "Дневником убийцы".
Честно говоря, я ожидал найти в ней подробное описание всех обид автора, его переживаний и многое прочее, характерное для людей подобного склада.
Но это оказалось нечто гораздо большее. Автор рукописи был целиком поглощен конфликтом между человеком не вписывающимся в привычную для большинства людей жизнь, и окружающим его миром.
-"Я всегда ненавидел собственную слабость",-писал он, -"Свою зависимость от людей пустых и ничтожных. Но почему-то сила  всегда была на их стороне, а не на моей.
Почему-то и в нашей семье, и везде потом, считалось, что если ты не обладаешь какими-то талантами и у тебя недостаточно личных качеств для того, чтобы отвоевать для себя жизненное пространство, значит ты должен жить для других-более талантливых или более сильных.
А я не хотел.
Ведь независимо от того, сколько у тебя талантов, которые ты можешь продать или обменять на удовольствия от жизни или или силы, чтобы все это отвоевать, а может просто наглости, чтобы украсть, и сильные, и слабые одинаково любят, одинаково страдают от боли, одинаково хотят жить, в конце-концов.
Но нет, не так все в этом мире, где правят сила, обман, торгашество.
Те, кто обладают силой-в чем бы эта сила ни выражалась , заставляют работать на себя слабых. При этом все существующее в этом мире построенно слабыми: рабами, крепостными, наемными рабочими...
А что создали сильные мира сего кроме несправедливости, кроме убийства человека человеком? Что они умеют кроме как эксплуатировать, обманывать и обворовывать? В чем их таланты?
И разве не оправдывается убийство таких как они их собственными делами?
Мне стало не по себе от прочитанного и я закурил, выйдя на балкон.
Хорошо, когда у тебя есть балкон, особенно, когда он такой же просторный как у меня. Здесь можно, при желании, устроить еще одну комнату, а можно-оранжерею. Жена в своей комнате так и сделала - устроила настоящую сельву в миниатюре.
Я же, привыкший к степным пейзажам, предпочитаю просто любоваться видом города и морем, которые видны отсюда очень хорошо.
Приятно выйдя из своего рабочего кабинета в собственной квартире, под который я переоборудовал часть своей комнаты, полюбоваться закатом над морем или наблюдать за стихающим движением на вечерних улицах города. этот короткий отдых в процессе работы дает дополнительные силы...
Но тут же я вспомнил о своем подзащитном, камера которого по своим размерам раза в два меньше моего кабинета в квартире.
И вида на море, или даже на проезжую чать там нет. Откуда он черпает свои силы, этот маленький, непокорный человек, вздумавший в одиночку бороться со всем миром?
Докурив сигарету, я снова принялся за чтение.
-"Слишком торопится одинокий человек пожать протянутую ему руку, как писал Ницше. Торопится, и попадает в рабство из которого только один выход: убить своих поработителей.
Как-то так все оно сложилось одно к одному в жизни: родителей своих я разлюбил давно, еще в детстве. Отчего, почему-не знаю.
Как-будто отключилось что-то внутри меня.
Потом что-то похожее на любовь было, когда я еще учился в старших классах.
Такое чувство как любовь-не скроешь. Так же, как и ненависть. И почему-то одноклассникам и всем, кто меня знал, казалось неестественным и смешным мое чувство. Долговязый, нескладный, с непропорциональным лицом и такой же фигурой, я меньше всего подходил на роль героя-любовника. Их всех это забавляло, но самым страшным было то, что Она тоже смеялась надо мной.
-"Карлик-нос!"-так прозвала меня она, хотя я таким вовсе не был, скорее, наоборот. Карликом я был в ее глазах".
Разумеется, хватало в его рукописи и ненужных отступлений, и, что называется, размазывания соплей, когда он зацикливался на своих переживаниях. И тем не менее, я должен отдать ему должное-этот с виду совершенно невзрачный человек мыслил довольно неординарно или, во всяком случае, воспринимал действительность.

"Когда все рухнуло и наш возница оказался крысой, а мать моей феи стала собирать бутылки вокруг торговых центров, я наконец вдохнул полной грудью свободу! Нет такой стены, забора, крепости, которая рано или поздно не рухнет!"-Так он описывал свой отъезд.
Но свобода оказалась совсем не такой, как он себе ее представлял.
-"Вырвавшись из одной западни, я неминуемо попадал в другую. Так получилось и здесь. Оказавшись в чужой, незнакомой стране совершенно один и без денег, я тыкался кругом как слепой котенок, находил случайные заработки то здесь, то там, нередко меня кидали на деньги не заплатив обещанное.
Хозяев квартиры, разумеется,  не интересовало, где я возьму деньги на оплату квартиры и я жил постоянно рискуя оказаться на улице.
Потом я нашел постоянную работу на уборке, но тех денег, которые я зарабатывал с трудом хватало на оплату аренды и счета.
Это было настоящее рабство, с тем отличием, что за все мне приходилось платить самому: за убогую халупу, которую я снимал, за свет, воду, газ, за то, что я жил в этом провинциальном городишке.
Жил я в ту пору на одном рисе, который был очень дешев. Я освоил по меньшей мере пятьдесят способов приготовления риса. Он мне не надоедал, потому что другого выхода у меня просто не было.
Тем не менее, несмотря на все старания, я увязал в долгах все больше и вот уже был должен всем-хозяевам квартиры, электрической компании, муниципалитету.
И тут появилась эта семейка.
Будь прокляты все благодетели! Благодеяние-хуже воровства. Они принялись мне помогать советами, связями, подсказывая где лучше взять новые, более выгодные ссуды для покрытия старых и менее выгодных. Они нашли мне гарантов, банк выдал мне ссуды, я расчитался по прежним долгам и впервые за все время свободно вздохнул. Но это было только начало истории.
Пока мои благодетели были бедны, я их вполне устраивал  : не боги горшки обжигают и не небожители строили египетские пирамиды, а обычные рабы.
Они делились со мной своими планами, особенно усердствовала их дочка, о том, как они возьмут ссуды, откроют свой собственный бизнес, как расчитаются с долгами и заживут королями.
Я и оглянуться не успел, как оказался повязан долговой кабалой с этой гнусной семейкой благодетелей.
Сбежать тебе не удастся!-злорадно говорила теща.
Пока они были бедны, я их вполне устраивал. Но когда разбогатели, то решили, что их дочь заслуживает лучшего. Тогда-то и появился этот бухгалтер-хлыст, из тех, кто всегда приходят на готовое.
.......
Я перестал быть рабом, когда решил их убить. Когда ты к этому готов, у тебя не остается ни ненависти, ни вообще каких-либо эмоций. Ты смотришь на своих жертв как бог на возню насекомых и тебя забавляет их самонадеянность, их дурацкие планы на будущее. Ты смеешься как бог, потому что они ни о чем не подозревают, а тебе стоит только наступить ногой на эту суетливую биологическую массу..."
-До чего однако незадачливы бывают наши бизнесмены!-воскликнул я дочитав этот пассаж.
Далее следовало подробное описание убийства, написанное уже в тюрьме и философствования по поводу убийства как необходимого условия освобождения порабощенных.
(Продолжение следует)