Глава одиннадцатая,
в которой друзья отправляются в Школу
Наступила долгожданная осень, вместе с ней пришла унылая дождливая погода. Никто больше не страдал от голода и жажды, но зато стало скучнее, потому что… Просто потому что в дождик, если он бывает каждый день, совсем не весело.
Друзья уже достаточно подросли, напроказничались — пора было учиться уму-разуму.
И родители отправили малышей в Школу — на долгие два года.
Для чего была нужна Школа? Для того, чтобы освоить замечательный саванский язык (на этом языке во время Большого Совета говорили старейшины, избранные от каждого звериного племени). В чём была замечательность саванского языка, друзья-школьники уже поняли. Именно благодаря тому, что они чуть-чуть усвоили этот язык от мам и пап, теперь они могли болтать друг с другом, весело шутить и спорить, петь разные песенки и даже кое-что сочинять.
Ходить в Школу было недалеко — в знакомую баобабовую рощу, где жил слон Айк. Теперь он целыми днями давал уроки своим многочисленным ученикам изо всех звериных семейств.
Кроме саванского языка, слон преподавал числознание, звездоведение и Африкографию.
Каждый юный саванец на уроках числознания обязательно учился считать, чтобы знать, сколько соплеменников в его роду, стаде или стае. Знание помогало выживать в засуху. К примеру, для жирафа важно было умение поделить количество зелёных листочков в роще на число засушливых дней и поголовье стада. Тогда умный образованный жираф сыто и спокойно мог перетерпеть трудные времена (а самого умного и самого образованного сородичи потом выбирали вожаком и старейшиной). Точно так же и другие животные учились полезным премудростям. А без звездоведения никакое из кочующих с места на место стад не могло бы находить дорогу: за несколько лет саванна менялась до неузнаваемости, вырастали новые рощи, а от прежних не оставалось и следа. Дорогу на родину всегда отыскивали по небесным светилам.
На Африкографии ученики открывали для себя невероятные вещи. Например, что вокруг их земли есть бескрайняя саванна воды — море-океан. По нему плавают огромные существа с мордочками как у змей, с неуклюжими лапами-ластами — и с телом, спрятанным в каменную одёжку — панцирь. И когда они выползают на берег и чуть зарываются в песок, никто нипочём не отличит их от настоящих камней.
— Кто это? — переспрашивал Айк своих воспитанников в конце урока. — Правильно, морские че-ре-па-хи!
И ещё рассказывал про дальний южный берег Африки, на котором живёт птица, которая не летает (а это и не страус!), а ходит пешком, и ходит не одна, а вместе с толпой своих сородичей: идёт-идёт, разбегается — и… катится с горки прямо в воду — бултых! — купаться.
— Как зовут эту птицу? — спрашивал слон, и ученики хором отвечали:
— Пин-гвин.
Рассказывал он и про удивительных птиц с перьями того же цвета, как лучи утреннего рассвета, — птиц звали фламинго.
Про гордых и прекрасных кошек самых разных мастей: чёрных пантер, могучих гривастых львов, пятнистых гепардов и леопардов.
Про опасности и стихию. Про мир и дружбу между жителями саванны. Про Большой Совет и про то, кто в природе самый главный.
Про то, как нужно себя вести, чтобы никто в саванне тебя не обижал. И для этого малышам нужно самим быть вежливыми, уважать старших и хорошо учиться…
После уроков наша троица не спешила домой. Айк согласился дать Лансику несколько уроков рисования, и тот больше не расставался с мольбертом, носил его везде с собой и художничал при всяком удобном случае.
У Тирли и Кари тоже нашлись свои таланты. Без умолку бормочущий и трещащий на разные голоса попугай в Школе стал настоящим артистом: он вечно пытался кого-то развеселить, подбодрить. Как все жако, Кари обладал способностью пересмешничать. То он начинал говорить с Лансиком голосом Тирли, то в самый неподходящий момент, когда троица проказничала, он прятался в листве, возвышал голос до мелодичного напева Лины и звал:
— Ла-анси-и-ик! Сыно-о-ок!
Лансик (особенно если проказничал, — а проказничал он часто!) пугался, начинал метаться по опушке рощи и вертеть во все стороны головой, путаясь в ветках: «Мама, мама!»
Тут уж, конечно, Кари и Тирли надрывали животики.
Тирли частенько что-то бубнил себе под нос (тирли-тирли-тирли), а иногда вдруг цеплялся одной лапой за ветку и так повисал, надолго задумавшись.
Однажды друзья пришли из школы и доложили мамам и папам, что им задали повторить все буквы (ведь без букв не получится выучить никакой язык, даже саванский). А букв оказалось много.
И запомнить их сразу не сумел никто.
Поэтому друзья попросили мам и пап, чтобы те отпустили их делать уроки всем вместе на большой поляне.
Глава двенадцатая,
о том, как можно делать уроки
Вечер выдался погожим. Лансик пришёл на поляну с мольбертом. Он уже привык каждый день раскрывать ящик, доставать чистый лист, брать губами кисть и, обмакнув её в краску, выводить на бумаге линии — прямые чёрточки и длинные загогулины, большие и маленькие точки. Друзья узнавали на картине висящего на дереве большого шимпанзе, прячущуюся в кроне птичку, диковинные цветки, распустившиеся в изумрудной траве.
Но в этот день Лансик понял, что он может нарисовать всё! Мудрый Айк очень хорошо рассказывал про обитателей родной Африки, и жирафу не терпелось написать много разных портретов. Оставалось только решить, с чего начать. И он обратился к своим друзьям:
— Кари, Тирли, называйте по порядку буквы, а я на каждую букву нарисую картинку.
— И мы её будем угадывать, да? — подхватил Тирли.
— Ага. И всем будет хорошо. Я выучу буквы, а то, признаться, я очень плохо запомнил азбуку. А вы скажете, так ли я рисую…
— Давай! Давай! — закивали друзья.
Тирли начал:
— Первая буква — это А. Потому что с неё начинается слово «Африка» — главное слово в саванском языке! — И вдруг он проговорил:
Мы по Африке пойдём.
Что мы в Африке найдём?
— Что это? — изумлённо спросил Кари.
— Да, что это такое было? — повторил за ним Лансик.
— Я не знаю, — растерялся Тирли. — Некоторые слова похожи друг на друга. И получается как песенка.
— Ну-ка, скажи ещё р-р-раз, — попросил Кари.
— Мы по Африке пойдём. Что мы в Африке найдём? — снова проговорил Тирли.
— А дальше? — не унимался Кари.
В этот момент Лансик уже закончил первый рисунок и попросил новое задание:
— Какая дальше буква? И скажите лучше, что я изобразил? Или кого?
— Дальше буква Б… Ур-р-ра! — Разглядев нарисованное, Кари восторженно воскликнул: — Это же ар-р-рбуз! И ещё аист, наш стар-р-рый знакомый Цико.
А Тирли на секунду задумался и изрёк:
Аист пробует арбуз —
У него отличный вкус.
— Ур-р-ра!!! — ещё радостнее затрещал Кари. — Здор-р-рово!!!
Лансик слегка пригнул шею и вежливо спросил:
— Скажи, пожалуйста, отличный вкус у него — это у арбуза или у аиста?
Тирли развёл лапами:
— Я не знаю…
— А я знаю! — вступился за него Кари. — Потому что отличный вкус и у ар-р-рбуза, и у аиста. У ар-р-рбуза — ну это же понятно — он отличный, потому что ар-р-рбуз вкусный и сладкий. А у аиста — потому что аист умеет выбир-р-рать вкусное. Не колючку какую-нибудь клевать взялся, а сочную ягоду. Мама говор-р-рит, что когда кто-то умеет выбр-р-рать хор-р-рошее, значит, у него и вкус хор-р-роший. Так ведь?
— Так, — согласился Лансик, который за это время успел завершить ещё три небольших рисунка. На одном высились и ширились могучие деревья из той рощи, где была Школа, на другом — берег моря-океана и солнышко над пальмами, на которых гроздьями висели спелые янтарные бананы, на третьем — одна из тех лужиц, что во множестве появились в саванне с той поры, как начались большие дожди.
Тирли ахнул и застыл на месте. Но только на полминуты. Потому что потом он запрыгнул на дерево, под которым сидела компания, уцепился лапой за ветку, сделал три кувырка и звучно, вдохновенно, нараспев, продекламировал:
Баобабы средь саванны.
А на берегу — бананы.
Ну, а посреди болота
Поищите бегемота.
— Тирли! Какие замечательные слова ты находишь! Мы бы так никогда не сумели! — восхитились Лансик и Кари.
Дальше дело пошло совсем быстро. Кари, лучше всех помнивший азбуку, называл следующую букву, Лансик придумывал картинку — и оставалось только выслушать очередной блистательный экспромт Тирли.