Глава пятнадцатая,
в которой раскрывается тайна чудища
А это и правда был Гэга. Да-да, тот самый маленький хамелеончик, которого искали вот уже много дней в самых разных уголках саванны.
Он покинул свой дом, решив найти какое-нибудь уединённое место, где не будет никого-никого. Блуждая по саванне и прячась в каждой заросли кустарника, он случайно нашёл вход в пещерный коридор. Случилось это ещё до того, как Буфонида открыла Лансику и Тирли тайну Синих Холмов.
Гэге очень понравилось в пещере. Здесь он не перегревался — даже в самую сильную жару, — а главное — никто не мог на него наступить. По вечерам он усаживался на краю пещеры и любовался Рассветным озером.
Постепенно Гэга обустраивал своё жилище. Чтобы вечерами лучше было смотреть на закат, он затеял сложить себе небольшое ложе из мелких камушков, валявшихся по всей пещере.
Стало совсем хорошо! И всё-таки одна навязчивая мысль мешала счастью Гэги. Ведь если он нашёл дорогу к пещере, то это может сделать и кто-то другой!
Однажды он смирно коротал вечер, когда сюда на Большой Совет сошлись лев, носорог и слон. Звери не заметили его и чуть не затоптали. «Что же мне делать? — в панике думал хамелеон, шныряя в разные стороны и увёртываясь то от одного, то от другого. — Надо что-то придумать, чтобы они нашли себе другое местечко для собраний». Но как отвоевать пещеру у старейшин?
Как-то раз, сидя в раздумьях о хлебе насущном, Гэга неожиданно обнаружил на дальней стене пещеры очертания ужасного зверя. Он испугался и поспешил спрятаться в расщелине, а когда робко выглянул наружу, ничего не увидел — только каменные уступы.
«Это же моя тень», — сообразил Гэга, но решил проверить свою догадку. Направляясь в глубь пещеры, он следил за силуэтом: тот повторял каждое его движение. И чем ближе хамелеон подходил к стене, тем меньше становилась тень, пока не стала такой же мелкой, как он сам. Когда же он пошёл обратно, к свету, его тень на стене опять стала расти. Но стоило ему заползти на излюбленный холмик и повернуться боком (Айк бы сказал: в профиль), как видение превзошло все его ожидания.
— Здорово-о-о-о!!! — радостно закричал Гэга, и его голос загремел на всю пещеру, многократно усилился и устрашающе разнёсся вглубь, словно тут и вправду было гигантское чудище, тень которого занимала всю стену.
Теперь Гэга знал, как можно напугать любого смельчака. Совсем любого, даже самого царя зверей — Цези. А значит, можно было осуществить свою давнюю мечту — объявить себя новым царём. И он представил, что под ним уже не кучка камней, а самый настоящий трон.
Глава шестнадцатая,
в которой друзья
возвращаются в саванну с победой
— Шим-пу-раф ЛанКаТир! — услышал Гэга троегласный ответ и замер от неожиданности. Ещё никто с тех пор, как он провозгласил себя царём, не разговаривал с ним так бесстрашно.
— Это кто такой умный и смелый тут выискался? Неужели ты, шим-пу-раф, меня совсем не боишься?
— А я подумал, что это ты испугаешься меня! Я самый высокий в саванне, у меня самая длинная шея, три головы и два хвоста, а ещё два крыла и четыре копыта.
Стоило Гэге услышать эти слова и вообразить себе длинношеего многоголового крылато-копытного шим-пу-рафа, как он снова ощутил себя маленьким хамелеончиком, и ужас сковал всё его тело: что если этот жуткий ЛанКаТир войдёт в пещеру и растопчет его ненароком всеми копытами…
А шим-пу-раф ЛанКаТир вдруг тихо сказал:
— Ну, приятель Гэга, вот мы и нашли тебя!
— Ой, кто это? — завопил Гэга и крепко зажмурил глаза, чтобы не видеть страшного зверя, который знал его имя, а значит мог знать про него всё. — Ой, только не приближайтесь, пожалуйста, а то вы ненароком на меня наступите.
— Ты что, не узнал меня, Гэга? Это же я, Лансик!
— И я, Тирли!
— И я, Кари!
Услышав знакомые голоса, Гэга открыл глаза.
— Лансик? Тирли? Кари? А где же этот… как его… шим… шимпураф ЛанКаТир?
— Какой шимпураф ЛанКаТир? — засмеялся Тирли. — Шимпураф — это же ШИМ-панзе, по-ПУ-гай и жи-РАФ, — Тирли выделял голосом те звуки, из которых состояло имя напугавшего Гэгу зверя.
— А ЛанКаТир?.. Ой, я сам догадаюсь… — Гэга, при виде школьных друзей, уже немного успокоился и был способен думать. — «Лан» — это Лансик, «Ка» — Кари, а «Тир» — Тирли? Правильно?
— Ну вот, приятель Гэга, ты ещё не совсем разучился соображать.
— Ой, а как же вы меня нашли?
— Нас очень просила об этом твоя мама. Она волнуется за тебя и хочет, чтобы ты вернулся домой! Ты разве не знаешь, что творится в саванне? Ведь там уже много-много дней нет дождей. Засуха лишила зверей воды и корма. Только Рассветное озеро может всех спасти.
И тут хамелеончик разревелся. Ему было стыдно-страшно и одновременно страшно стыдно. Ведь по его вине, оказывается, страдала вся саванна.
— Что же мне теперь делать? — хмыкал он.
— Как что? Прогнать чудище и опять стать хамелеончиком… Да, и нашим другом!
Лансик принялся хозяйничать в пещере. Он разбросал и растоптал по полу Гэгин трон, так что от него не осталось и камня на камне.
— А теперь вот что… — Лансик понизил голос — Никто не должен узнать от нас, что это было за чудище. Не говорите об этом ни-ко-му и ни-ко-гда! Мы сейчас объявим зверям, что мы напугали чудище, и оно пропало. Са-мо-ли-кви-дировалось!
Лансик нагнулся к Гэге, тот сразу понял его жест, залез на жирафью спину и устроился рядом с Тирли. Здесь маленький хамелеончик был в настоящей безопасности: никто не мог его раздавить, и не нужно было что-то придумывать, или становиться царём зверей.
И друзья вышли в саванскую долину.
Глава семнадцатая,
в которой заканчиваются
приключения Лансика и его друзей
— Путь открыт! Пещера свободна! — громко возвестил Лансик.
— Ур-р-ра! — заликовало звериное море.
Как истинный царь зверей, Цези первым шагнул в пещеру, за ним двинулся мудрый Айк и другие звери из Большого Совета. Вереницей они проследовали до самого Рассветного озера и никого по пути не встретили.
Старейшины с восторгом прикоснулись к ледяной глади озера и поспешили обратно. Ещё предстояло сделать так, чтобы все побывали у озера и вдоволь напились воды. Ещё предстояло следить за тем, чтобы не случилось свалки и неразберихи.
— Надо установить очередь на водопой и пропускать каждое племя по порядку! — распорядился Цези.
— И надо ещ-щ-щё пропус-с-скать вперёд с-с-самых ос-с-слабевш-ш-ших! — добавила Буфонида.
А мудрый Айк предложил устроить по ту сторону холмов прохладный душ:
— Мы, слоны, наберём полные хоботы воды и будем в долине поить тех, кто уже не может сюда дойти.
Большой Совет единогласно решил пропустить вперёд стадо, приведённое Лансиком, — в знак уважения к герою.
Это было невиданное дело: жирафы шли в пещеру! Поначалу каждый боялся сделать первый шаг. Лансик с друзьями стоял на пороге каменного коридора на возвышении — на виду у всего звериного моря — и торопил сородичей.
Первыми пошли молодые жирафы; помедлив, двинулись старики и детёныши — все они составили удивительную процессию — таинственно-торжественную и немного напуганную одновременно. Замыкал шествие Мирон.
Рослик нипочём не согласился совершать переход под землёй и остался снаружи у Синих Холмов в ожидании каких-нибудь непредвиденных происшествий.
Вереница жирафов с чуть пригнутыми шеями двигалась по прохладному каменному коридору. Откуда-то тянуло свежим травянистым ароматом луга, влаги и жизни. Неизвестность перестала пугать сразу, как только почувствовались эти радостные запахи. После волнительных минут перехода пещера внезапно оборвалась ослепительным солнечным выходом, и взорам предстала небольшая круглая долина — и чистое озеро.
Лансик с друзьями не подходил к воде до тех пор, пока не утолил жажду последний из жирафов — старый Мирон.
И тут позади послышался угрожающий топот: Рослику надоело ждать происшествий, из-за холмов до него доносились только радостные ликующие звуки, и он решил последовать за соплеменниками. На выходе из пещеры он понял, что его соперник торжествует: несмотря ни на что, Лансик сдержал данное слово и спас стадо — и не только стадо, но и всю саванну. И тогда жирафий разум покинул Рослика, и на глазах у Большого Совета и всех жирафов, к великому стыду своего отца, Рослик галопом выскочил из пещеры и ринулся на спасителя племени. Толпа расступилась и затаила дыхание в ожидании поединка.
Рослик качнул могучей молодой шеей в одну сторону, в другую, потом размахнулся и нанёс Лансику удар своей крепкой головой. Лансик, едва пошатнувшись, ответил мощным ударом гибкой шеей.
Поединок со стороны смотрелся как загадочный танец. Силы были равными.
И тогда Рослик прибегнул к хитрости. Он сделал обманное движение: вместо того чтобы снова ударить Лансика, совершил резкий прыжок и — столкнул храброго жирафа в озеро.
Раздался общий испуганный возглас: озеро было глубоким, даже у самого берега, и Лансик с головой ушёл под воду. Но Рослик не рассчитал силу своего движения и сам сорвался с пологого берега вслед за соперником.
— Поединок был нечестным! — возвысил голос Цези.
— Последний приём был запрещённый! — подхватил Айк.
— Это недос-с-стойное поведение! — возмутилась Буфонида.
А жирафы не спускали глаз с глади озера, по которой расходились круги. Тирли и Кари подбежали к самому краю берега и замерли в ожидании.
Потом вода забурлила, и над нею показались шеи двух жирафов — один был привычной пятнистой окраски, а шкурка другого была совершенно белая.
Толпа многоголосно ахнула и застыла.
Лансик устремился к ближнему берегу, где его с восторгом были готовы встретить лучшие друзья, а Рослик стыдливо поплыл к противоположному. Выкарабкавшись на траву, он каким-то чудом взобрался вверх по склону, замер на миг на вершине — и кубарем скатился на ту сторону холма. И неизвестно, чем закончилось его бегство.
Айк и Тирли помогли Лансику выйти из воды, и племя жирафов почтительно расступилось перед ним. В белом жирафе теперь узнавали и изгнанного детёныша Лины, и того молодого одинокого скитальца, который провожал стадо в недавних весенних переходах. И всем уже было понятно: если бы не этот необыкновенный белый сородич, стадо погибло бы, — значит, он мудр, отважен, силён! И он самый достойный из всех жирафов.
Несмотря на свою белую шкурку…
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Письмо художника другу-писателю
Дорогой мой друг!
Спешу рассказать тебе невероятную историю, которая приключилась со мной года три тому назад, а на днях получила неожиданное продолжение.
Как-то раз я отправился на этюды. На одной далёкой станции на краю саванны у меня есть приятель, я частенько останавливался у него и одалживался мотоциклом, чтобы забраться подальше в дикие места. И вот с новеньким этюдником, с полным баком бензина я уехал далеко на север от станции, мимо большого древнего баобаба, мимо гряды холмов, пока не приехал в одно весьма живописное местечко.
Там-то всё и случилось.
Пока я писал акациевую рощу, заметил престранную компанию зверюшек — жирафёнка-альбиноса, шимпанзёнка и попугайчика, которые подсматривали за моей работой. Шутки ради я вписал в пейзаж и их фигурки, а потом закрыл этюдник и прилёг отдохнуть в тени. А проснулся — и не обнаружил своих вещей. Жирафёнок ушёл далеко, но его было видно, а вот шимпанзе я нигде не мог разглядеть… думаю, что именно он стащил все мои принадлежности… Расстроился, конечно, поездил вокруг рощи, поискал его… да что там, поди найди ветра в поле.
Так ни с чем и вернулся на станцию.
И вот на прошлой неделе звонит мне приятель и говорит: «Ты что не забираешь свои вещи?» Я спрашиваю: «Откуда?» — «Да здесь они, на станции, прямо на перроне скамейка, на ней — этюдник, а в нём — твой портрет. Только какой-то странный…» — «Какой портрет? — спрашиваю я. — Никакого своего портрета я нигде не оставлял, да и не люблю я писать свои портреты». А он мне и заявляет: «Хочешь верь, а хочешь не верь, но это точно твой портрет, я же тебя сто лет знаю…»
Вот такие дела.
Ну, любопытно мне стало. Он ещё сказал, что ящик точно мой — там мои инициалы внутри нацарапаны…
Собрался, поехал к нему, выхожу на перрон — точно, мой ящик! Удивился я, подошёл поближе, тут приятель меня встречает, усмехается: «Ну что, видишь теперь?» И раскрываем мы этюдник, а там — я, как настоящий. Хороший такой портрет… Что за шутки? Начинаю допытываться, как оно всё сюда попало? Он говорит: «Да это… того… обезьяна принесла и положила… ну, а я посмотрел — и тебе звонить. Только ты не думай, я не шучу. Эта обезьяна тут часто вокруг станции бродит, да не одна, а верхом на белом жирафе, да с попугаем». Чудеса…
Побыл я у него, погостил… потом стал уезжать, сажусь в вагон и всё думаю, как это могло случиться? В ящике ни красок, ни бумаги — один листок всего, а на нём я. И портрет-то — углём, а не красками. Даже гарью попахивает. Но хорош! Как живой.
Так вот. Я приятелю, конечно, не поверил — да и кто поверит в такое? А тут поезд набрал ход, дал гудок. И глянул я на прощанье в окно — а там… Нет, я не заболел и не перегрелся… там правда у дороги стоял белый жираф со всей своей компанией. В доказательство шлю тебе цветной снимок — хорошо у меня фотоаппарат был под рукой.
В общем, вот тебе сюжет для книжки.
Удачи!
Твой друг — художник.