Признаюсь, этой встречи я ждал восемь лет. Строгий, я бы даже сказал, аскетичного вида пианист с суровым лицом запомнился мне идеальным исполнением сложнейших фортепианных произведений, трепетом восторга отозвавшихся во мне. Тогда казалось, что чарующие мелодии порождались его душой, а соприкосновение его пальцев с клавишами рояля указывало им силу, высоту и длительность звучания.
Я делюсь впечатлениями от игры заслуженного артиста России, профессора Московской консерватории Павла Нерсесьяна, давшего недавно концерт в зале имени Гуляева Тюменской филармонии.
Восемь лет почти ничего не изменили в Павле – такой же аскетизм и суровость выражения лица, те же мастерство и филигранная техника исполнения, только засеребрилась его коротко стриженная голова и небольшая «профессорская» бородка. Так же, как и восемь лет назад, улыбка осветила лицо Павла только после окончания концерта, но не покинула его, а сохранялась во время беседы со мной, учениками тюменской школы искусств имени Знаменского и их преподавателем Халидой Орловой.
– Мне сегодня концерт очень понравился, – начал беседу с детьми Нерсесьян. – Вы очень хорошие слушатели, тонко понимаете музыку, сразу вникаете в её суть, чем воодушевляете меня.
Ребята оттаяли, зашевелились, теснее обступая музыканта, протянули программки для автографов.
– А кто из вас лучше всех играет на рояле? – спросил я. Дети расступились, и вперед вышла самая маленькая девочка.
– Вот, Павел, это ваша будущая ученица!
Нерсесьян очень внимательно, как бы запоминая, посмотрел на девочку. – А почему бы и нет? Только ей надо сначала закончить музыкальную школу, потом училище. И пусть приезжает ко мне на прослушивание. А там, кто знает, может, вы окажетесь правы.
Наша беседа продолжилась в гримерке. Я передал Павлу фотографии, сделанные мной на концерте 2006 года.
– О! Здесь я еще черный! – Недавно поседели? – Нет, седой я давно, лет двадцать, просто сейчас перестал краситься. – Что нового? – Переехал жить в Бостон. Теперь там мой дом и моя основная работа. – Там лучше? – Да, во всем лучше. Комфортный, абсолютно некриминальный город. Очень достойная зарплата. В московской консерватории я бываю наездами. Приезжаю на несколько дней раз в квартал, исправляю редкие ошибки и неточности учеников, довожу до блеска почти готовых пианистов, передаю их своим ассистентам и опять уезжаю. В Бостоне у меня 18 студентов, это очень много. На них уходит в основном все мое время. – Есть ли ученики, которыми вы можете гордиться? – В Москве у меня никогда не было только моих учеников, я был ассистентом профессора Сергея Доренского, и поэтому назвать своими учениками Дениса Мацуева или Николая Луганского не могу, хотя с ними очень много занимался. А в Бостоне у меня таких знаменитостей нет, много китаянок, но они слабоваты. Кстати в Бостоне я был в тех местах, где проходил печально известный марафон, меньше чем за 30 минут до взрывов. Сейчас даже подумать страшно, что было бы со мной.
Расставаясь, я попросил Павла приезжать еще.
– Приглашайте, – улыбаясь, ответил пианист, – приеду!