Едва открыв глаза, Андрей посмотрел на часы: двадцать минут седьмого. Вставать не хотелось, но чтобы успеть к Берестову на первом автобусе, который отправлялся из поселка в половине восьмого утра, он заставил себя подняться.
Стараясь не разбудить жену, осторожно убрал со своей груди ее руку и тихо поднялся с дивана. Прошел к умывальнику и, освежив лицо, включил чайник.
– Ты куда? – вдруг услышал он голос проснувшейся жены.
– В город. К Берестову, – ответил Андрей. – Он ушел из больницы. Мне надо срочно с ним поговорить,
– Все мотаешься и мотаешься! Сдалось тебе все это. – Ольга запыхтела сильнее, чем чайник, поставленный Андреем.
И он, передумав завтракать, вышел на веранду.
Ольга выскочила следом.
– Никто тебе спасибо не скажет! Помянешь мое слово! Ты ненормальный человек. Статейки в газету писать, без толку мотаться по дружкам-товарищам – все, на что ты способен. И партия твоя – ни на что ни способна! Революционеры, хреновы!
– Партию не тронь! – глаза Яковлева блеснули. – Что ты понимаешь! Я, может, тем и живу, что есть такая партия. У нас в России она одна такая. Я много чего повидал. И хорошо разбираюсь в некоторых вещах. Есть еще люди, которые трезво смотрят на жизнь в этом, одурманенном мире. Есть, но их мало. Одни приспособленцы вокруг…
Он замолчал, стараясь успокоиться. Нужно было идти, а он сел на крыльцо, закурил.
Гнев у Ольги прошел. "Зачем я вымещаю на нем злость, – она уже начинала злиться сама на себя. Ему и так тяжело. Конечно, отсутствие денег, заброшенные домашние дела со счета не скинешь, но ведь все это временно. Перемены наступят, рано или поздно. Надо только уметь терпеть.
Она села рядом.
– Ну, что, Яковлев, так и будешь дуться? – спросила она, и добавила: – Иди, поешь, и поезжай к своему Берестову.
Ольга склонила голову ему на плечо.
После того, как Андрей ушел на автобусную остановку, Ольга, чтобы успокоиться стала наводить порядок в доме. Она протирала книги, в основном это была политическая литература, которую собирал муж, складывала газеты, листовки, брошюры РКРП - партии, в которую она вступила по предложению Андрея.
Вначале было романтично. Ольга вместе с товарищами раздавала газеты, листовки. Участвовала в митингах. В праздничные дни и дни рождения собирались все вместе, отмечали эти события, хоть и скромно, но весело. Так продолжалось год или два. И незаметно романтика исчезла. Нищета, перебивание с картошкой и капустой, часто даже без хлеба, убило всякий интерес. И не виделось никакого просвета. Коммунисты терпели поражение за поражением. На областном и местном уровне в депутаты удавалось пройти единицам и то, в основном, представителям оппортунистической КПРФ.
"Депутатство – не цель, говорил Андрей. – Цель – организация движения рабочих. Мы идем в депутаты не для того, чтобы кичиться своими депутатскими значками, а чтобы помогать рабочим, простым людям отстаивать свои права. Нам сейчас так необходима хоть маленькая победа. Только стойкие, знающие суть происходящих процессов, с марксистской убежденностью и преданностью делу, не опустят руки в такой ситуации».
Ольга ко всему стала относиться скептически, словно это уже являлось взрослой забавой. Она понимала, что коммунисты к власти скоро не придут, а значит, все, что бы ни делал Андрей с товарищами, пустая трата времени. К тому же, дополнительная обуза, не дающая никакого дохода. Детей нужно растить сейчас.
Перебирая газеты, Ольга наткнулась на листовку с портретом Андрея. Это была предвыборная агитация. Держа листовку в руке, она сказала вслух: и что с того, что ты стал депутатом?
Мысли невольно стали овладевать ею. Когда в доме не денег, а телевидение трещит о том, что бесплатным бывает только сыр в мышеловке, депутатская деятельность Андрея за, которую он не получает ни копейки, выглядит непонятным образом. Начальство рвется за депутатским мандатом не из-за денег, прекрасно зная, что низовые депутаты не получают содержания, а преследуя определенную цель. Одни, чтобы добиться для своих предприятий льгот, другие – депутатской неприкосновенности. Андрей говорил, в столь воровское время, она им нужна, как никогда. Но наступит время и они сами себя сожрут. Они поймут, что невозможно всех воров защитить депутатской неприкосновенностью. И они вынуждены будут от нее отказаться. Вместо депутатского мандата воров будут защищать деньги. О людях заботиться никто из них и не помышляет. Это только полный идиот может поверить, что хозяин станет защищать раба. Защищать от кого? самого себя? Это же смешно. И глупо.
С ними все ясно. А вот зачем он, Яковлев, и товарищи взваливают на себя общественную работу, не понятно. Бесплатно бегать во имя светлого будущего, которое было растоптано не без помощи тех, за кого сегодня приходится бороться. В советское время все принадлежало народу, люди бескорыстно шли на любые участки во имя процветания страны, города, родного предприятия. А сейчас? Ну, хоть убей, трудно понять, как можно бы¬ть бескорыстным в среде, где все по¬купается и продается. Что бороться за достойную жизнь людей, самого се¬бя, своих детей - не пустые слова.
Ольга вздохнула, взглянув на портрет Андрея, В искренности его поступков она не сомневалась. Но это не меняло сути дела. Она не видела пользы от его дел. Тут ей попалась газетная вырезка со статьей мужа. Называлась она " Чего хочет Жириновский?"
Ей вспомнилось, какой она вы вызвала гнев у местных "элдэпэровцев". "Какой, царь-батюшка"? Какая, продажа земли? Жириновский против ее продажи! – кричали пьяные жириновцы, приехавшие разбираться прямо к ним домой.
Позже Андрей объяснил, почему они были такими разъяренными. До Яковлева никто особо не критиковал ЛДПР по политическим вопросам, даже коммунисты. А тут, какой-то внештатный журналист попытался посягнуть на имидж защитника униженных и оскорбленных людей.
Ольга пробежалась по строчкам, начинающей слегка желтеть газетной заметке.
" Кто Жириновский по убеждениям? – вопрошал Андрей в своей статье. – И отвечал: – Многое здесь становится понятным по отношению Жириновского к образу вождя мирового пролетариата – В.И.Ленина. Ленин, мы знаем, видел будущее без господ и рабов. Жириновский же, согласно одному из его выступлений, – в сильном русском царе-батюшке. Как жил наш народ при царском режиме, мы прекрасно знаем из истории. Достаточно вспомнить о крепостном праве".
Кто-то пытается с издевкой упрекнуть коммунистов в том, что они зовут народ назад в " светлое будущее". Но может ли, светлое будущее вдруг стать прошлым? А вот, призывая встать нас под знамена "царя-батюшки" либеральные демократы уж точно тянут нас в темное прошлое…
Берестов жил в самом конце города в небольшом проулке. Яковлеву пришлось спросить не одного прохожего, чтобы найти его дом. Подойдя к калитке, Андрей тихо посвистел. Тишина. Так он делал всегда, чтобы убедиться, что в ограде нет собаки. По дорожке вышел к крыльцу. Дверь на веранду была открыта. Согнувшись над столом, разливала молоко в трехлитровые банки пожилая женщина, очевидно жена.
– Здравствуйте! – сказал он.
Женщина вздрогнула, повернула мрачное лицо.
– Напугали, – выдохнула она, окидывая незнакомца суровым взглядом. – Вам кого?
– Здесь живет Берестов Николай Ефимович?
– Тута. А вы кто? – строго спросила женщина.
– Я депутат. По жалобе Николая Ефимовича веду расследование.
Она еще более помрачнела, произнесла решительно:
– Не надо никаких расследований. Прицепились к больному старику. Из-за вас, его из больницы выгнали, операцию делать не стали.
Андрея словно ошпарили кипятком. "Вот тебе раз!" – подумал он. – Хорошенькое начало"
– Так дома Николай Ефимович? – настойчиво спросил он.
Старуха, бубня под нос: "делать больше нечего", открыла дверь в квартиру и позвала:
– Коля! К тебе депутат пришел.
Услышав, кто к нему пожаловал, старик чуть не выронил из рук чашку с чаем, засуетился.
– Иду! – ответил он, не решаясь встать из-за стола. Затем нехотя поднялся и почти бегом выскочил на веранду.
– А чего стоим? Заходи! – он пригласил Яковлева в дом. – И, обращаясь к супруге, с упреком сказал: – Могла бы и сама гостя в квартиру пригласить, а то держишь на пороге.
– Тебе надо, ты и приглашай, – недовольно отрезала она.
Усадив Андрея за стол, Берестов предложил чаю и молока на выбор.
– Спасибо! – не особо настойчиво отказался он. – Я только что из дома.
Яковлев вдруг поймал себя на мысли, что за последние годы, в скольких бы домах или квартирах ему не приходилось бывать, люди редко приглашали за стол. Не из-за жадности – просто нечем было угощать. Карамель для детей – и то стала роскошью. Берестов, можно было заметить, тоже жил скромно – на хозяйстве да пенсии, которая была мизерной, далеко не уедешь. К тому же, приходилось помогать внукам. И все же, в отличие от многих одиноких и беспомощных стариков и пенсионеров, не голодал, крутясь из последних сил.
– Я то сам много не ем, – Берестов, несмотря на возражения Андрея, налил моло¬ка, и выставил варенье. – Угощайся. Чуть перекушу, и живот кажется полным.
Яковлев решил перейти к делу:
– Был я в больнице, Николай Ефимович, и узнал, что вы оттуда ушли. Что случилось?
– Да ничего, – заиграл глазами пенсионер. – Операцию мне хотели делать, а как узнали, что я жалобу написал, отказались делать бесплатно.
– А так бы, думаете, сделали бесплатно? Впрочем, может быть, и сделали бы…
Старик отвел взгляд.
– Я тут с женой посоветовался, решили мы, что все это бесполезно. В общем, извини, но считай с этого момента, что я ничего не писал и не говорил. У меня завтра операция. Я уже переговорил по телефону с хирургом. Извини, я еще хочу пожить.
– Жаль, Николай Ефимович, но... – Яковлев встал, – но я все же продолжу расследование. В конце - концов, эта проблема касается не только Вас.
Вошла старуха. Глядя на ее суровое лицо, Андрей невольно поежился, а Дедчин втянул голову в плечи.
– Старый хрыч, сам покоя не знаешь, и людям не даешь! – она постучала кулаком по голове мужа. – А вы молодой человек уходите, – сказала она Андрею. – Старик уже из ума выжил. Дон Кихот несчастный.
"Ни какой он не Дон Кихот, – ругался про себя Яковлев. – Несчастный и запуганный старик. Старухи боится, куда же ему с грозным соперником тягаться... типа ветряной мельницы. Увидел бы и наложил в штаны. Ветряной мельницы?.. Яковлеву стало смешно и грустно. А зачем ему нужно биться с ветряной мельницей? Он что дурак? Как говорится, умный в гору не пойдет, умный...Неужели в этом мире нельзя найти надежного человека"?
С грустными мыслями он направился к женщине, которую ему посоветовал навестить Дедчин.