Лето, ах, лето!

               
                Разумеется, это лишь пересказ услышанной, но до боли родной истории…

               
                Горы, они как прекрасны – так и опасны!
               
               
               
Из воспоминаний детства...
Когда папа приезжал из командировок, мы с братом ожидали, конечно, подарков.
Но, увы, порой нас ждало и разочарование. Вместо подарков он привозил мумиё. Полный рюкзак этих камней, что выпаривались затем в чашке огромной на кухне, издавая запах не столь же приятный.
Зачем столько нужно его – недоумевал я, все равно просто валяется в банках. Бесполезное, противное зелье, к тому же болючее.
Но лишь единожды папа приехал домой без него. Без него, как и без всяких подарков.
Да, подарки в тот раз ни к чему были нам, потому что была иная причина.
Зато понадобилось то противное, черное зелье.
Нет, ни нам, ни соседям, что часто просили. А самому папе.
Мама почти ежедневно смазывала папину спину и ноги. На которых зияли какие-то странные и огромные раны, каких я ни разу в жизни не видел.
Одна мысль - как он терпит боли такие, заставляла содрогнуться.
Лишь позже я услышал историю, о том как…

…Июль. Пора отпусков, летних турне. 
Лето манило не только привычными поездками на Иссык-Куль. Притягивал больше к себе еще телевизор.
Эстафета олимпийского огня, как и открытие Олимпийских игр в Москве 1980 года, имели более значимую причину расположиться уютно у телевизора.
Да, такое красивое, масштабное зрелище не часто увидишь. Многие следили за путешествием факела по миру. Все передачи посвящены только лишь этому. Мультфильмы снимали на подобную тему. Словом, смотри хоть с утра до вечера. Все интересно, не только мне было.
Но бригаде геодезистов-альпинистов же было отказано в доступе взглянуть на этот чудо-праздник.
Факел был в пути еще, а бригаду уже ожидала иная олимпийская высота. 4082 метра ближе к облакам, близ озера Иссык-Куль, для топографической съемки местности.


Оставив лагерь и водителя в долине ущелья, бригада принялась к восхождению.
Маршрут брал начало со стороны Джеты-Огузского ущелья.
Как в калейдоскопе менялись пейзажи. Потихоньку, по мере возвышения, меркли пустыни, степи. Начинались зоны лесов и альпийских лугов, с небольшими приземистыми растениями и кое-где эдельвейсами – маленькими, невзрачными цветками, но с красивым названием.
Затем, уже заснеженная, голая тундра - она же зона снегов, пустоты, мерзлоты.
Всё, как на плоскости, на равнине, но с одним лишь отличием – все эти зоны можно пройти за один день.

По достижении пика, альпинисты предусмотрительно разбили палатку в 50-ти метрах ниже вершины.
Пленка от ветра, огораживающая их горную кухню, была так же натянута.
Можно и пищу готовить.

…В шесть утра исполнитель, одетый как полярник, приступал своим обязанностям, наблюдая в теодолит координаты и диктуя показания помощнику, облаченному в те же зимние одежды.
 К восьми же утра температура обычно менялась на плюс.
Постепенно можно и оголяться.
К десяти они скидывали большую часть верхней одежды. Но и воздух затем прогревался настолько, что возникала рефракция.
Изображение в теодолите начинало сильно дрожать. Не спасал даже огромный, диковинный для тех мест, зонт. И с работой приходилось на время завязывать.
Запах еды, своевременно приготовленный альпинистами, привлекал интеллигенцию гор. Работать невозможно, значит можно и сытно поесть, да поспать. Больше делать нечего там.
 Единственное развлечение - это небольшой радиоприемник, что поднимал настроение, передавая отчеты о путешествии факела, главной темы, за которой следил весь мир.
После приятного полуденного сна, когда температура уже опускалась, наблюдения возобновлялись и продолжались до заката.
По мере похолодания, производилось и вновь превращение в полярников.
Так длилось пять дней. Не торопясь, шла работа привычная.

Но 7 июля погода стала меняться.
Этот день трудно забыть.
Со стороны Иссык-Куля стали тянуться облака.
Они закрыли чуть позже горизонт и пункты всех наблюдений.
Хватит работать, пора уже закругляться. Пришло время расслабиться.
Все по спальникам, как по матрешкам из фильма.
Включили единственное развлечение - радио, из которого в маленькое пространство палатки врывался большой мир.

...Олимпийский факел уже пересек границу СССР и не спеша двигался к центру Москвы. Комментатор восхвалял наших олимпийцев и щедро присваивал им не заслуженные еще медали, что скоро они должны получить.
Еще бы телевизор в палатку и была бы просто идиллия. Ветер, тучи за палаткой, а внутри такой комфорт!
Но, увы, не до фантазий. По эфиру прошел треск.
Альпинист, что с краю лежал, глянул на улицу.
Ветер бушует, все буквально в облаках. Где-то вдали гром прогремел.
Ничего необычного на такой высоте, и радио бодро вещает о лете и приближающемся празднике.
Спустя некоторое время крепко затянутый зонт стал боязливо хлопать кому-то под натиском ветра.
 И комментатор, что делился подробностями эстафеты огня, поперхнулся. Волна в приемнике перескочила на веселые песни, что насторожило только.
Явно гроза надвигалась.
По радиопомехам, физик-альпинист быстро подсчитал - до звука грома лишь полтора километра!
Переглянувшись бегло и тревожно, без слов поняли все, что пора вниз смываться.
Но не поздно ли поняли?
Недалеко, что-то пронеслось и взорвалось.
В мыслях суета. Лишь в зрении полная ясность…
Молния ударила в соседнюю гору. Стоит может задуматься?
Некогда, поздно!
Громкий взрыв оглушил окрестность всех скал.

Дома, при вспышках молнии и громких раскатах грома, иногда становится страшно. Но представить ту же картину, когда молнии проносятся рядом с вами! Увы, это здесь ты думаешь, мол, это обычная вспышка, сопровождаемая грохотом.
Но на высоте километров их видишь вживую, и подобное мнение быстро рассеивается.
Громадные огненные ревущие змеи, размером под стать огромным трубам на теплотрассах, стали летать рядом совсем. Словно Пришельцы явились и атакуют неземными орудиями.

Загустевшая прическа одного из альпинистов встала дыбом и приобрела форму шара. Словно в динамо-машине, она так же стала искриться.
Альпинисты еще обменялись любезностями, мол, ты весь сверкаешь. На что другой ответил – а у тебя светятся…
И в этот момент, на незаконченной фразе, разом все стихло.
Ни радиопомех, ни грома не было больше.
Тревожный момент ожидания.
На сцене осталась одна только группа.
В зале полная тишина, слышны лишь дыхания.

И тут кульминация…
Все самые мощные лампы, прожекторы небесного шоу одновременно включились, зажглись!
Вспыхнуло яркое лето – вот он припев!
Миллионы киловатт электричества залили всю сцену и зал.
Зловещая вспышка, несмотря на палатки брезент - ослепительно яркая!
Полную тишину разрезал страшный удар тока.
Зарево ядовито-лимонного цвета залило пространство.
Будто все генераторы ГЭС замкнулись на этой палатке.
Как парализовало всех сразу. Лишь слышат и чувствуют, но пошевелиться не могут.
Взрывы грома, рокот в ушах. Вот момент вспомнить Господа!
Люди лежат как поленья. В душе каждый молится.
Атеист, не атеист – все тут равны уже. Бога сразу вспоминаешь.
Альпинист стал пытаться расстегнуть выход палатки.
Бригадир посмотрел на него – а у того руки вывернуты как крюки, словно выжали тряпку.
Глянул вниз на себя – а ноги короткие, как у ребенка.
Как человек рождается, видимо так и уходит, мысль промелькнула у него в голове.
Тут и включилось чудовищное воображение. Силуэты исчезли. Невидимые тела извивались, корчились от боли, кричали. Остались скелеты, от боли что извивались. И дикий крик боли.

Вдруг, так же внезапно, свет погас!
Даже звезды, казалось, потухли.
Но в полной, зловещей тьме, стоял тошнотворный запах горелого человеческого мяса.
Вот тут и пришел страх! Первобытный, дикий, животный.
Второй раз небо вряд ли промажет.
Кто в чем был, страхом обуянные, все разом кинулись вон из палатки.
Кто за камень заполз, кто в другие укрытия.
Там и ожидали милости неба, природы. Полураздетые все, но и в палатке оставаться опасно и страшно.
Исполнитель глянул вокруг.
- Кто же столько супа вылил, не доел… - возле палатки огромным желтым пятном в снегу зияла воронка.

А светопреставление не прекращалось. Молнии так же сыпались градом, по вершинам, горам.
Словно один мощный орган, в котором слились все звуки громов, и под чьи звуки в такт рушились скалы, убегали надежды и поселялся лишь ужас и страх.
Картина конца света, что каждый хоть раз себе представлял, возможно, как раз и стояла тогда. Ни до молитв уже, ни до чего. Растерянность, ожидание только конца.

Но у природы свои игры.
Лишь через два часа небо сдалось, дало отбой, и вместо стрел своих жутких, как бы за выдержку, послало крупный, новогодний снег.
Как груз с плеч долой!
Но недалеко от шока все отошли.
Еще предстоял спуск из кошмара. Два часа альпиниста-перворазрядника тащили вниз по сыпухе.
При полном отсутствии видимости, бригада наткнулась на стадо баранов, которое так же, парализованное страхом, безмолвно жалось вокруг чабана.
На его лошади спустились в другое ущелье, Чон-Кызыл-Суу, где ждала уже родная машина с неизменным водителем.
От обезболивающих, наряду с выпитой водкой, все провалились в глубокий сон.
На вершину поднялись с одной стороны. Встретились с молнией и буквально сползли с обратной уже. Марш-бросок через гору – обычный с виду маршрут форс-мажорный.

Наутро очутились в Пржевальской больнице, где мигом сбежался весь персонал. Не каждый день видишь людей, ударенных молнией и оставшихся в живых.
Были ожоги различной степени тяжести. Кому как от природы досталось. Раны по телу большие, и ни капельки крови. Словно лампой паяльной прижгли, запаяли.
У альпиниста с пышной шевелюрой на спине расплавилась молния от спальника.
Помощник не мог сидеть, по причине ожога мягкого места.
Бригадира-исполнителя словно на гриле поджарили – равномерные ожоги вдоль всего тела.
Первое, главное место, завоевал альпинист-перворазрядник.
Молния пришла с его стороны, и он послужил вроде проводника.
В его ногах зияли две большие пробоины, и вся грудь в ожогах, он не был ходячим.
Получила осколок и память бригады - Этот день 7 июля стали считать как второй день рождения.

…Наряду с уколами, разными мазями, в том числе и любимым папиным мумиё, Олимпиаду все же смогли посмотреть по телевизору, хоть у них была и своя олимпиада.
Но еще одна новость ждала их во Фрунзе. Заметка в газете, на последней странице, маленьким шрифтом, случайно всплыла на глаза. В Киргизии, в пятидесяти километрах от города Пржевальска, произошло землетрясение силой до 7 баллов в эпицентре. Вот и причина светопреставления. А землетрясения в горах часто сопровождаются грозами.
И по какой-то иронии гроза была такой силы, что лишь чудо спасло людей. Небесного снайпера сбитый, неточный прицел.

А спустя уже месяц, отойдя от ожогов и ран, та же бригада из четырех человек, вновь стояла на вершине Асантукума.
Решили ещё раз взглянуть на свою несостоявшуюся могилу.
Рядом с палаткой, метрах в пяти, зияла воронка. Поверхность её расплавлена и как бы залита желтым стеклом.
Да, почти прицельный удар громовержца! Подкорректируй прицел Он, и здесь бы сейчас никто не стоял.
Все металлические детали высотки расплавились.
Палатку будто расстреляли картечью.
От огромного тропического зонта остались лишь воспоминания.
Теодолит завалился, конечно. Корпус целый, как ни странно, но внутри, через мясорубку словно все провернули.
Не получил ни одной царапины лишь маленький радиоприемник "Маяк", что в палатке стоял.
Когда покидали это гиблое место 7 июля, после кошмара он опомнился и продолжал, не смотря ни на что, непонятно кому, поднимать настроение своей партией песен, отличной от олимпиадной волны.
Сочный голос Пугачевой изливался из него, любимой и модной на тот момент песней – "Лето, ах лето! Лето звёздное, звонче пой,
Пой со мной…"

                Посвящается Папе!
 

               

               
Фото – пик Асантукум. 6 июля. 1980г.