В Цепи

Рэй.
-Глава 1-

По дороге из Санта Круз в Сан Хозе рассекая фарами темноту летней ночи, мчался маленький черный трачок.  Выехал он час назад и, когда приближался к своей конечной цели в доунтауне Сан Хозе, до рассвета оставался ровно один час.  Трачок подъехал к длинному сплошному  забору с южной стороны и запарковался на разметке.


 Из машины неспеша вышел человек, более всего по своим габаритам напоминающий двухспальный стандартный матрац, то есть, почти одинаковый по высоте и по ширине. Из-за специфики пропорций, покидая машину, он, казалось вываливается, а не выходит. Видимо, при посадке в трак у него были трудности вписаться в габариты кабины, а при выходе – выписаться. Прочие детали скрывала ночь... Через час начнется рассвет, который впрочем тут же и законится ярким утром. Ничего более в этом  в промежутке времени не произойдет, только вороны устроят свое хоровое кааррррр за десять минут до самого восхода солнца.


Выйдя из трака, квадратный великан сладко потянулся, как может делать только молодой человек, достал с пассажирского сидения мешочек и пересыпал его содержимое в правый карман черной куртки. Судя по звуку, он пересыпал  маленькие тяжелые шарики. Затем, великан подошел к воротам, и подсвечивая себе фонариком, отпер  номерной замок и, как-то боком проник вовнутрь...


 Это был стройка..., на зачаточном этапе, но огромная – здесь будет возведена полноценная плаза с оффисами, молом, гостинницами, гаражами... но это будет потом. Сейчас – много трэйлеров, и тяжелых бетонных конструкции, которым лишь предстоит установка. Но, это для читателя. Что касается великана матрасных габаритов, то весь этот крап его не интересовал, но, двигался он уверенно и по темпу можно было заключить, – он знал куда идет! Вот она – маленькая старенькая Тойона-Горбатая. Равногабаритный, направился прямо к машине, подошел, заглянул через задраенное стекло, обошел вокруг, нашел стоявший футах в двадцати от Toyota колченогий стул, устроился на нем и лишь затем полез в правый карман и вынул горстку океанской гальки и взглянул на часы – до рассвета оставалось 15 минут... все шло по плану...


Великан прицелился  и швырнул одну гальку в сторону машины. Галька ударила по крыше и  резко скатилась  на землю. Он внимательно наблюдал, что будет. Ничего не было. Никто в машине даже не пошевелился. Великан подошел вплотную к стеклу, очистил дырочку в запотевшем стекле и убедился, что клиент все-же жив – лишь спит, собственно из-за чего стекло и запотело.


И, когда Квадратный,  не отходя от стекла стал сыпать гальку на крышу, клиент, который видимо ощутил рокот водопада по его автомобилю, проснулся от ужаса и головой чуть не проломил крышу собственного hatchback-а изнутри. Лишь спустя минуту выиграв контроль над своим организмом, сидевший внутри security guard приспустил стекло и убедившись, что это был супервазор Рэй, спросил что случилось?


“Ты спал” – негромко сообщил  Рэй, и принялся ожидать ответа. Гард, взглянул в глаза Рэю и спокойно ответил, как будто бы его спрашивали: – Нет! В этот момент так же громко, как океанские гальки по крыше машины, закаркали вороны. Рассвет произойдет через 10 минут. Это Рэй знал по личному опыту.
Рэй, какой-то удивленный и задумчивый неожиданно развернулся и молча побрел прочь по территории стройки в сторону своего трака и приоткрытых ворот с цифровым замком.


Гард тоже удивился, он не подозревал, что пронесет, но если бы он смог проникнуть в голову  Рэя, он бы удивился еще больше. У Рэя был план, по которому гальки должны были разбудить не только гарда, но и ворон а шуму от ворон предназначалась роль вступающего оркестра. Оркестр – это было очень важно... Этого не произошло. Вороны проснулись по внутреннему будильнику, установленному на десять минут до рассвета..., а не по указанию Рэя. И спящий гард был неинтересе. Он тоже спал не под контролем Рэя...


Русская встреча
-Глава 2-

Странная это была встреча. Кто-то что-то украл со стройки и при этом совершил вандализм. В России со стройки тоже крали, об этом Паша слышал. Но насчет вандализма, Паша не был осведомлен. Кравшим нужен был  медный провод который уже был проложен и заделан в стену. В этом вандализм и состоял. Если бы провод не был бы заделан, была бы просто кража без вандализма, а так с ним. Может быть в Союзе на эту тему законов не было, но зато был анекдот: – Ося, дай мне тот пиджак. –Так в нем же Моня. – Ну так ты его вытряхни.


Паше очень не хотелось ехать на это собрание и он опоздал. Опаздывал он и  прежде. И когда он был маленький Пашенька, и когда Паша и позже, когда Павел Андреевич и опять, снова, когда Pasha. Он всю жизнь ехал куда-то и, если ему это не нравилось, он все равно прибывал, но с опозданием. Попросту, если ему что-то не нравилось, его организм начисто забывал о координате времени, а если нравилось, то о чем бы Паша не думал, паралельно он думал о времени. Так Паша и жил всю жизнь с любовью к тому, что он любил и с фальшивым чувством долга, если нет. Словом, Паша не был деловым человеком.


Но он подъхал и запарковавшись увидел. Три машины – одна в хвост другой заняли все пространство в тени кустов. Собственно, другой тени в ближайшей округе не был видно. Паша запарковался на солнце и пошел к группе этих машин.
Машина – средняя в группе видимо принадлежала женщине – и сама владелица просматривалась через открытую дверь. Ноги она опустила на асфальт, а роскошные светло-золотые волосы горели в контражуре солнца так, будто бы оно – солнце, специально было выставлено фотографом, чтобы женщина выглядела броско. Ее сверкающие волосы казались вторичным источником света, установленным специально, чтобы подчеркнуть безукоризненную форму ее ног, которую не могли скрыть даже форменные брюки, которые, впрочем, и существуют... для для борьбы с sexual harassment (сексуальными домагательствами)... словом, то-ли благодаря солнцу, то-ли еще чему, но  женщина в этой борьбе выигрывала. Она затмевала все вокруг и непонятным даже было то, откуда до Паши долетают обрывки разговора на русском языке, пока Паша не заметил, что по обе сторону от женщины стоят двое мужчин с искусственно подтянутыми животами, хотя их никто не фотографировал. А, стояли они возле нее сидящей,  видимо по  привычке, образовавшейсе еще тогда, когда они не знали о  sectual harassment, а о том что пройдет десять лет не задумывались.


В конечном счете, все трое поджидали Пашу, который был четвертым в расписании и Паша подошел. Трое замолчали одновременно, лишь только он приблизился. Мужчина лет пятидесяти осведомился: “Хаву ар ю дуинг”. Было видно, что мужчина думает, что говорит по-английски.  Паша ответил: “Хорошо”, и его сразу же приняли с пониманием но с необходимой настороженностью... ну как в лагере. Впрочем, за исключением женщины, которая взглянула на Пашу, похоже, с интересом, что многие женщины делали...


После этого, они осмысливали Пашину внешность. Видно было, что осмысливали они на троих, и осмыслив, продолжили разговор видимо, с того места на чем Пашино явление их прервало. Они говорили о главном... О том, что на приличную работу не устроишься, если ты не еврей... Запахло родиной, прошибло ностальгией. Но какая то логика была – эту работу приличной не назовешь. Но главное, не логика и Паша вспомнил, что он в таких случаях вспоминал:   
               
                «И вдруг тоской повеяло с полей
                Тоской любви, тоской свиданий кратких!
                Я уплывал... всё дальше... без оглядки
                На мглистый берег юности своей»
 
–  И здесь тоже? – все же не удержался Паша.
-  Здесь еще больше чем там...
-  Интересно, почему так? - спросил Паша на тему вечного исследования...
- Ну смотри, наставительно объяснил некий Алексей с бородой и усами. В компаниях сидят евреи, в основном. Представь, ты пришел и еврей тоже пришел. Кого они возьмут? Очевидно, - еврея.
- То есть, как в Союзе?  - еще раз уточнил Паша.
- Я говорил, еще хуже -  отрезал Алексей с бородой и усами и отвернулся от Паши к белокурой женщине. Женщина все еще сидела в центре внимания, переодически бросая короткие взгляды на Пашу.  Такое происходило всю жизнь и Паша к этому привык, но теперь он медленно отвыкал...


Потом приехал мэнаджер и рассказал, что именно украли и что было вандализировано и ... теперь придется каждому 8 раз за смену ходить на это место на четвертый этаж и отмечаться. Именно на четвертом этаже, сообщил супервайзор с угрозой, он уже приклеил стрип. “Tepeрь ему, то  есть стрипу придется молиться 24/7”, подумал Паша.


Пока мэнаджер излагал особенности всего  того что произошло и мер,  которые будут приняты, Паша думал, что произошло одно, а меры будут приняты от другого, словом, как в Союзе... Может я хоть узнаю, кто здесь правит всем этим..., подумал Паша... Русские все-же должны знать... И он спросил: “Так кто здесь президент компнании?”, но ответа не последовало а воцарилось долгое молчание. Президентa никто здесь не знал. О мои прозрения, подумал Паша. Здесь все кто получал больше двенадцати долларов в час, входили в группу патрициев, в бумагах они называли себя просто “management” (руководство).


В первые недели работы здесь Паша уже столкнулся с одним таким. Паша где то  что то охранял – на горе и ночью. Подъехала черная Волга, так Паша называл Crown Victoria, из ее окошка высунулась морда в черных очках и на “хорошем английском” начала что-то говорить Паше. Мэнаджмент здесь владел хорошим английским, что буквально означает – плавно, без эмоций, быстро, тихо и невнятно. По-английски это звучит: “mambling incoherently”... и, конечто же, не снивая черных очков и не разжимая губ. И в стиле ультиматума. Другим – просто не обучен. Позже Паша разобрался, что то что ему вначале показалось,  так и оказалось.


Расскажу о чем моя голова думает, ведь не поймут... о чем это я. Например, фраза:  “распишитесь здесь, пожалуйста”... в этой компании переводилась обычно так: “Поставь подпись здесь, или будешь отстранен от работы”.  Не нужно думать, что человек отказывается поставить подпись или что...


Есть у них еще такой fun (удовольствие). Приехать ночью на охраняемый объект и направить фонарь на охраняющего гарда. Не здороваясь и не представляясь. Это Паша тоже наблюдал недавно своей шкурой... Паша быстро соориентировался, залез в свою машину,  включил двигатель и дальний свет и прокричал командным голосом в сторону фонаря: “Погасить фонарь! Представиться! – иначе включаю сирену и звоню в полицию о нападении на патруль!”. И что? Тут же фонарь погас и теперь под огнем фар дальнего света из темноты ночи приближался “руководитель”. Пожалуйста представься, сказал Паша и получил в ответ неохотно произнесенное имя  супэрвайзора. Паша скомандовал: “А теперь внятно”…


Собрание закончилось, Паша включил двигатель... успею еще домой... начал выруливать к драйвэю, и вдруг давешняя женщина возникла возле лобового стекла  и что-то показала жестом. Вежливый Паша выключил двигатель и вышел из машины...


Супервайзор Рэй
- Глава 3 -

Супервайзор Рэй вышел из цепных и лишь три года назад избавился от Марихуаны. Никто толком не знал, как Рэй начал юзать драгс (потреблять наркотики). Зато теперь все знали, что он "завязал", что в некоторых случаях вершина серьезнее, чем окончание университета.


Вид у него был какой-то устрашающий. Но, устрашающий для белого – черный, а для черного – белый... «Не такой как я». Рэй же был не такой как все. Здесь были черты, запечатленные на перуанских масках индейцев, ирландские, может немного немецкие, словом разные и все вместе страшные на взгляд большинства...


С таким видом он бы давно сделал карьеру в Цепи. У него был натуральный английский, полностью понятный только местным, и отвратительный с точки зрения Павла. В молодости Паша попал на 3 года в Советские офицеры. Там он узнал одного прапорщика. Тот практически не произносил цензурных слов, то-есть язык у прапорщика был нецензурный. Но местные его принимали за своего, а Пашу за чужого.


Рэй бегал по цепи до тех пор, пока руководство компании не узнало, что он как-то «завязал». Паша был уверен вот в чем. Президент Буш  никогда бы не стал президентом, если бы не был завязавший драг юзер, то есть наркоман, но в прошлом. Может быть он и не был, но чтобы стать президентом, следовало быть замеченным в завязывании... Так вот, Рэя вытянули из цепи, назначили так называемым супервайзором, дали ему черный трак с красно-белыми аббревиатурами компании на бортах и мигалкой над кабиной. Теперь Рэй ездил по объектам, где работали цепные, то есть был кем-то вроде инспектора.


 Рэй снимал одну комнату в большом доме в Санта Крузе, то-есть неблизко. В Санта Крузе он проводил  всю светлую часть дня. Его черный трак с мигалкой был на день запаркован под окнами, вроде лошади у ковбоя. Перед вечером Рэй принимал душ, смотрелся в зеркало, убеждаясь что униформа не нарушена никаким своеволием, садился в трак и ехал в ночь на объекты делать инспекцию...


Лёля.
-Глава 4-


     - Я Леля, сообщила белокурая женщина, мы с вами знакомы... вспомните Кирило-Мефодий Воронежской области. Вы помните Золотухина – вертухая?... Потом Леля припомнила застолье, где они видели друг друга, впрочем больше и нигде, и Паша уже вспомнил, а она все продолжала своим звонким голосом, похожим на тот, когда Белла Ахмаддулина читала: “Eще чисты вы Чистые Пруды”. Паша перестал слушать о чем она говорит вовсе, а лишь предался своим нахлынувшим неподконтрольным воспоминаниям под аккомпанимент голоса Ахмаддулиной...”


Он частенько проводил командировки в этом странном городе. Странный город и чуждый, но почему-то никаких неприятных воспоминаний не осталось. Может потому, что он вставал в шесть утра перед работой и бегал 5 километров и это было в радость, и это было недавно, а теперь даже полмили не в удовольствие...


В том городе был цех, который выпускал электронику Пашиных разработок.. это была радостная  сторона, несмотря на то, что цех находился в тюрьме, и...был частью тюрьмы.
 Кирило-Мефодий - это очень типичный русский город (теперь они говорят российский) для 100 тысяч населения в средней полосе России. Там у людей делалась история жизни, любви, работы, внутренней гордости и внутренней смерти, впрочем просто смерти тоже. Чтобы все это обслуживать, в городе были: - один завод, одна больница, один мясной магазин, одна тюрьма, один винно-водочный магазин,одна гостиница один горком партии, один памятник Ленину,  и один автобусный маршрут, на котором все это можно было объехать тоже за один день. И, хотя все это было лишь в единственно экземпляре, зато было либо наилучшее в Союзе, либо Союзного значения. Похоже, в этом были убеждены все местные. Паша даже припомнил подслушанный разговор в коридоре завода в день получки: ”..eсли Американцы на нас нападут, на кого они бросят атомную бомбу? ... Ну на Москву и Ленинград, конечно. А потом на Кирило-Мефодий, конечно...


     Как это понять? Завод, например, производил самые современные системы связи, насколько это было возможно в Союзе. Может быть, это было даже самое автоматизированное производство в том же Союзе. Автоматизацию как раз Паша тоже разрабатывал для своего изделия, потому что, как он говорил, если бы хоть что-то в этом городе зависело от людей, ни одна система связи завод бы не покинула никогда.


 Вероятно, винный магазин был тоже всесоюзного значения, но он бы никогда не справился с потребностями населения, если бы не помощь со стороны индивидуального сектора. Как-то во время Пашиной командировки, главный инженер этого завода затащил Павла Андреевича в свой кабинет и достал из сейфа самогонный аппарат, сделанный из титана в механическом цехе этом же завода по чертежам, как он сказал “одного инженера-механика”, и тут же зарделся. Паша знал, что по образованию главный инженер завода не электронщик а механик. А из титана аппарат сделали поскольку завод что-то там производил для обшивки космических кораблей, оттого там титан и водился.


Паша еще неосторожно заметил, что изделие может выглядеть, но так ли хорошо оно работает? .... и главный инженер аж раскраснелся от удовольствия и на его лице появилось совершенно счастливое выражение и, не изменяя этого выражения, и не поворачивая голову к сейфу, он проворно вставил в него руку и, движением фокусника извлек оттуда сосуд - тоже из титана. Он сжимал сосуд большим и указательным пальцами, в то время как остальными тремя ловко придерживал два стопарика. Увлажненные гордостью глаза главного инженера спрашивали Пашу – наливаю? …


     ...А Лёля все говорила, вы помните..., вы помните... как-будто они провели вместе годы, а не одно застолье, как-будто что-то можно было вспомнить о жизни, которая в сущности прошла в тюрьме в месте, которым оказалась ее работа и тюрьме каким было ее государство, впрочем Пашино тоже. Но, десять лет назад там мир вертелся вокруг нее, ее необыкновенно стройных ног, красивого лица и сногсшибательной прически молодой блондинки... 



- Вы помните, когда в тюрьме начали делать ваши приборы и они искали посредника между инженерами и зэками? Они еще нашли инициативного вертухая на эту должность, помните, очень толковый мальчик от природы, ну помните, очень толковый мальчик с голубыми глазами и волосами, ну такого же цвета, как мои?


- Помню, ответил Паша, его фамилия была Золотухин. Очень толковый, повторила еще раз Лёля,  вы были им очень довольны. - Помню, ну и что?... Потом вы неожиданно для всех уехали в Америку...это до нас дошло... А мы как раз в это время поженились... Паша заметил про себя, что Золотухин был лет на пять моложе её, у него был фонтан энергии, но, кроме этого фонтана  все было рационально...


А Лёля все рассказала... - Как только началась в стране перестройка, сразу же разрешили кооперативы. Золотухин тут же пошел к руководству тюрьмы и предложил, что все Пашины приборы, которые настраивают человек 30, он, то-есть Золотухин будет настраивать в своем кооперативе один за половинную зарплату, то есть зарплату 15 зэков. Мы с ним встречались, так он мне рассказал, что начальник тюрьмы заподозрил, что Золотухин еврей, после того, как он предложил такое. Вообщем, ему сразу отказали. И мы поженились, у меня кое-что было. Золотухин взял у меня 5 тысяч рублей – это была его двухгодичная зарплата и обещал вернуть. И вот что он сделал...


 У нас в поселке был кинотеатр, собственно единственный, в котором по месяцу крутили один и тот же фильм, но зал был полон весь месяц. Золотухин взял все эти 5 тысяч,  взял отпуск и отправился на юг. Там, в портовом городе в комиссионке он купил видеомагнитофон, за двухгодовую зарплату вертухая. Срочно вернулся в поселок, занял у Лёли еще и снял в одном жеке подвал, что было еще нелегко, но уже в принципе можно. Нарисовал вывеску на входе в кинотеатр “Американские Фильмы” - даже неаккуратно нарисовал. Кстати, в той же портовой комиссионке он прикупил 2 десяткя копий. Все копии были отвратительные по качеству. На первый сеанс отважились человек десять Кирило-Мефодиевцев, но... через неделю  Золотухин вернул Лёле долг в пять тысячи рублей и пошел дальше.


Хотя именно на такой результат Золотухин и рассчитывал, это подействовало даже на него как шок. Слухи в поселке распространялись не шепотом, но после того, как Золотухин вернул Леле долг, каким-то непонятным образом это стало известно в округе и по ней-же прошли слухи. Первый слух был, что Золотухин  - еврей, тоесть тоже самое, что заподозрил начальник тюрьмы. А через  месяц Золотухин заработал больше, чем за всю предыдущую жизнь...


Леля была очень счастлива тогда и тут она получила вызов из Израйля. Она не ожидала никакого вызова. Она испугалась. Она сидела дома одна. У них было все. Это была провокация - так она посчитала...


     В тот вечер Золотухин пришел как всегда в одиннадцать часов, с дипломатом, который он бросил на их кровать. Это уже стало традицией. Лёля знала, что дипломат наполнен  рублевыми бумажками – выручкой за четыре киносеанса в подвале.  Золотухин всегда их считал, перед тем, как перенести на стол и освободить их кровать для другого. И тут Лёля его впервые остановила и рассказала про вызов из Израйля. Вообще, традиционный пересчет денег Золотухин не позволял перебивать ничем, но тут Лёля была поражена. Он перестал считать, схватил ее и бросил на кровать рядом с рублями... Он прижался к ней и, она думала, он хочет целовать, целовать ее в ухо... а он прошептал очень громко...Едем!. Лёля даже не знала, что шепот может быть таким громким.  Она опешила, как же, мы же, как же?,... “Едем! Едем! Едем! Едем!” еще громче шептал Золотухин. ... О Золотухин!


     Уже на следующий день кинотеатр американских фильмов уже не работал...   
Прошла неделя, Золотухин почти не появлялся в доме.  Может быть мы спешим, спросила Лёля. У нас же выкупленная квартира. У нас же столько денег. Зачем все это? Садись Лёля, сказал Золотухин. Не было времени поговорить всю неделю. Слушай, сегодня мы ночуем в другом месте. Мы уезжаем через полчаса. Машина под окнами. Квартира больше не наша, машина еще. Денег у нас больше нет. У нас есть... и Золотухин вытащил из неожиданно большого кармана какой-то новой куртки пачку бумаг... Словом, у нас есть разрешение на выезд в Израиль на нашу семью, два билета из Шереметьево, а денег только сколько положено брать с собой. И еще, начальник милиции, ну ты знаешь его, уволился и теперь заведует одной “крышей”. Он мне как раз вчера предложил “покрытие”. Они конечно наглые, но я начал на пять дней раньше. Все равно, уже сегодня здесь ночевать нельзя. - А где мы будем спать эту ночь, - спросила Лёля. В машине, ты будешь спать, а я - вести, - ответил Золотухин...


     Золотухин молчал всю дорогу аж до того момента, как они прошли таможню в Шереметьево, и уже в самолете, он схватил Лёлю за плечи и раздельно звук к звуку громко выдохнул ей в лицо:  “Я проделал все это за одну неделю”. У него были “такие” глаза... А потом, Лёля, как бы невзначай добавила: – Нашу квартиру подожгли в ту же ночь...


... Почему все эти истории об эмиграции других, вызывают отторжение, кому они нужны? - думал Паша. То ли своя была настолько тяжела, что чужие кажутся забавой по сравнении с ней?  Или потому, что в самых тяжелых поворотах жизни человек всегда одинок? Впрочем, Золотухинская впечатляет.  Паша опомнился и спросил Лёлю: ”Вы все еще женаты”, хотя знал ответ с самого начала. Нет, конечно, сказала Лёля, таким тоном, что: ”как Паша мог такое подумать”... Да, простите... А как же вы докатились до этой компании, спросила Лёля. У вас же образование и куча изобретений... - А у Золотухина, как я понял дела ничего,- опять спросил Паша.  Даже очень, ответила Лёля и добавила: ”... он теперь Голдман, не Золотухин” – сказала и опять добавила: - Вы кажется женаты ?!...


- Глава 5 –
Мария


Мексиканский ресторанчик Taco Bell в этом районе Санта Круза Калифорнии, любили все, кто хочет поесть быстро, вкусно, дешево, не растолстеть и вообще рентовать жилье без плиты, что опять таки дешевле. Кто не знает, в Taco Bell-e основой почти любого блюда является Tortia. Поскольку мы излагаем на русском, раскроем милые русскому языку корни. Да, это та самая  Тортилла! – Помните симпатичнейшую черепаху еще из детства? – Это она.

Так вот, в эту очень горячую мучную лепешку Тортиллу кладут свежие овощи – только что охлажденные и кусочки мяса только что из steam-cabinet (паровой установки), то есть столь же горячие, как и Тортилла. Тип мяса и овощей посетитель выбирает сам, общаясь у прилавка с очередной симпатичной девушкой, принимающей заказ и через пару минут все это завернутое в Тортиллу посетитель относит  в зал на свободный столик.  Этих нескольких минут достаточно, чтобы рот клиента наполнился слюной гастрономического предчувствия, даже если сам клиент к своему столику бежит.

Но, то что дорога в ад вымощена прекрасными намерениями, менеджмент знает, даже если классики не читал. Здесь прекрасные намерения – помочь Богу сохранить здоровье клиента. Острые приправы здесь бесплатно и клиент может запастись ими еще не подходя к кассе. Этот маленький статический «чертик» лежит на виду у посетителей в пяти - галоновых блестящих контейнер, а менеджмент следит, чтобы эти бесплатные вырви-глаз приправы не истощались и лежали горкой. Иначе, прекрасные намерений – начать с понедельника новую жизнь, на понедельнике бы и кончались. Но, чтобы эти намерения не умирали до следующего дня, в ресторане продается aside halapino paper, как в России теперь наверное говорят - эксклюзивный вырви глаз.

Стэйк Барито Суприм уверенно заказал очередной посетитель. И клерк у прилавка – крепкий мексиканец нажал на одну из верхних кнопок специализированного киборда, похожего на панель управления пепелатцем и, где-то в глубине кухонной части ресторана на экране маленького монитора подвешенного под потолком над головой новенькой Марии возникла колонка  – Large Tortia, Lettuce, Steak Beaf, и как бы дублируя надписи ловкие пальцы Марии хватали все что было написано на экране в темпе поступления: - раскаленную Тортиллу с верхней  полки, охлажденный салат из холодильника снизу и горячий стэйк из парового шкафа вмонтированного в точности перед самой грудью Марии. Мария уже собиралась бросить на уложенное на Тортиллу сметану из "спуна", несколько опережая клиента, как раздался голос менеджера в тоне окрика с оттенком одолжения: “Мария! К кассе!”. Ложка вместе со сметаной – последним ингредиентом Стэйк Барито Суприм повисла в воздухе и Мария вернула ее в чан с холодной сметаной. Ни на что не отвлекаясь, она бросилась в зал к кассовым аппаратам, освобождая из груди весь наличный английский мат в сторону менеджера негодяя Антонио, не давшего Марии довести последнюю каплю дела до конца - бухнуть в это Барито ложку сметаны  и завертеть все это трубочкой и бросить готовое на трэй-поднос.

И тут, до Марии дошло – какое дело? Какая сметана? Ведь она могла все перепутать. Она ведь совсем не знает английского! Антонио все это предусмотрел! Ей конец! Ей ведь обещали  – никакого английского первые шесть месяцев! Если клиент-американец пожалуется, она потеряет работу! Мама! Мария замедлила шаг – она была в лобби. Ей нужно было успокоиться и она стала искать – как это сделать.

Здесь на стенке напротив входа висело большое зеркало.  Она подскочила к зеркалу, внимательно посмотрела на свое лицо, задержавшись на глазах и...  , убедившись, что ничего столь красивого и загадочного она, здесь в Америке пока не встретила и Мария успокоилась. Всю неделю Мария при каждом удобном случае ехаменовала зал – человек пятьсот в день... точно также как годы в Mexoco Sity... она самая красивая... и Мария успокоившись побежала к кассе...
    
     Английский мат  Мария узнала в  начале этой же недели. Но не в самом начале. В самом начале недели были своего рода военные действия. Отвратительный менеджер Антонио поджидал Марию в туалете, в который ей пришлось отпросится у  него же, что Мария сделала не сразу, как приспичило, а выждав, пока в зале ресторана не будет посетителей. Такое бывает в середине дня сразу же после ланч-тайм. Антонио назидательно спросил сколь долго Мария собирается провести в туалете и предупредил, что больше, чем на пять минут он отпустить не может. И вообще ему - менеджеру придется подменять ее – Марию, а это – нерациональное использование компанейских денег, потому что его зарплата значительно выше. Мария не пошла а побежала в туалет и, когда она открыла дверь и заскочив, принялась задвигать защелку, первое что она увидела – возле унитаза стоял менеджер Антонио с масляными глазами и кривой улыбкой. Он тут же двинулся на Марию, и хотя ее реакция оказалась завидной и из туалета она вылетела в лобби, где чуть не сбила с ног посетителя, как раз входящего навстречу ей через центральный вход. Ошалевшая Мария громко по-испански поприветствовала гостя: – komostas,  – а в этот время из туалета, как ни в чем не бывало, вышел зачем-то отряхиваясь менеджер Антонио, который побежал в зал принять заказ клиента, который оказался Вьетнамец и выглядел обиженно, что его приняли за "спаниш".  Мария юркнула назад в туалет и заперлась.
    
     На следующий день Антонио повторил попытку прорваться в туалет, но теперь уже вослед Марии уже вошедшей, что она не могла предусмотреть ... и, хотя ей снова удалось выскочить, Мария поняла, что находится на осадном положении и это положение само собой не изменится.  Антонио был “preditore” (хищник).

      В тот же день, как ни в чем не бывало, этот “preditore” подошел к Марии когда она набивала очередной заказ, кажется Тако и, будто ничего не происходит, доверительно перешел на испанский. В тоне отеческой заботы и притворяясь овечкой тот же мерзавец   принялся навязывать Марии профессиональную помощь. Антонио дал ей библиотечную карточку и продиктовал весь английский мат. Благо, это не русский и очень скудный по объему. Он, не сказал, что это мат. Он сказал, что когда увидишь кастомера в зале, подойди к нему и скажи то что ты записала, тоесть: “ фак  ю”.  У тебя хорошее произношение и вообще... Антонио потряс своими короткими лапами перед его же грудью,  я буду тебя тренировать на общение с кастомерами!

     И, в конце дня, когда одиночный кастомер - мужик лет 50-ти появился на пороге ресторана, Антонио крикнул по-испански, чтобы Мария пошла встретила этого кастомера и поприветствовала... Что-то Марию остановило, ну что ее остановило? Интуиция? Судьба? Вера в то, что нельзя верить этому Антонио?

      Вера – это такая категория что быстро не приходит. У Марии уже был недельный опыт в этом Taco Bell.  С той самой минуты, как ей указали на этого Антонио и сказали что он ее менеджер, и что он говорит по-испански и, что поможет в первое время, Мария, которая взглянула  на него, сразу же  увидела, что его красивые глаза стали липкими, как мазут. Мазутным глазам Мария вообще не верила. Потом, Мария взглянула на пожилого генерального менеджера – американца, который по-испански не понимал, не заметила ничего липкого в его глазах и заключила – американец хороший человек и его здесь попросту обманывают.   Это был тот момент, когда Марию прошиб озноб – а ведь ей здесь никто не поможет ! 
               
     Вообще, проблемы собственной безопасности Марию не могли не волновать.  Мария была красавицей, причем настолько яркой, что во-первых она это знала уже давно, а во-вторых уже с пятилетнего возраста она усвоила, что безразлично к ней никто не относится. Что касается помощи, которую предлагают, когда она этого не просит - это была песня для нее популярна уже больше десяти лет и такая помощь всегда была «липучей».  Как только Мария увидела глаза Антонио, она мгновенно сообразила, что скоро он предложит ей помощь, что и произошло. Но, если в Мехико сити неудачливые ухажеры быстро скисали и исчезали и их даже было слегка жалко, а от Антонио помощи несло опасностью. 

     Если бы Мария сделала так, как говорил этот мазутный Антонио, она бы скорее всего тут же потеряла работу и,  и куда бы она делась? Мария уже получила зарплату (это была "зарплатная" неделя) – первую зарплату в ее жизни в америке – и эту ее - зарплату за вычетом “на жилье”, Мария уже отправила в Мексику маме. Этот Антонио все время на нее глядел изподтишка, даже когда она стафала тако и баритто, в особенности, когда она "стафала", потому что она не могла отвести глаз от экрана монитора, где выскакивали заказы, а этот Антонио знал где пристроится чтобы пялится на её красивое лицо окрашенное матовым загаром,  на глаза Марии, которые она сама знала – самые красивые в Мексике, и на груди выдававшиеся сногсшибательно, несмотря на эту паршивую униформу, в которой даже красавицы выглядели как мужчины, если не приглядеться. Правда, Марию уж очень тяжело было затмить, даже униформой...
    
      А Антонио – самое злое животное, с детства она читала святое писание, там был  Иосиф – очень красивый юноша который думал, что окружающие любят его больше, чем самих себя. Она вспоминала этого Иосифа, когда познакомилась с Антонио. Антонио – тоже очень красивый, но этому Антонио как-то плохо, когда близкому хорошо.  Вообще-то Марии еще не было вполне хорошо - ни грин карты, ни английского и... как сказать? В общем,  у Марии была американская мечта, настолько далекая и незащищенная, но в сущности ничем не отличающаяся от этой же мечты, через которую прошли ее знакомые и незнакомые девушки из Mexico City, но ведь эти девушки никогда не делились ни с кем, что они прошли через этого липкоглазого Антонио с грязной и вонючей душой...

     Образ  ямы в которую угодил Иосиф вспоминался Марии, всякий раз, когда она глядела в зеркала и видела лицо, ничего краше которого в своей жизни она не видела. Почему-то она ассоциировало свое лицо с лицом Иосифа. Этот Иосиф, связанный веревками и брошенный в яму, измазанный своими же испражнениями, остался чистым. Это могло произойти только благодаря Богу, любившему его и связыващим с юношей большие планы.

     Здесь Мария не была уверена так ли любит ее Бог. Всякий раз думая о таких вещах, Мария глядела на себя в зеркало. Особенно, когда Мария теряла дух - зеркало ей как-то волшебно помогала обрести его вновь.  Однажды даже,  после долгого стяния возле зеркала, Мария подумала: - чтож, здесь Богу придется решать – но, Антонио к ней не прикоснется”...
     Антонио орал - что когда Мария стафает  Тако или Барито, она делает это одной рукой, а может делать двумя  для повышения эффективности... он говорил такие слова, которые были предназначены не Марии, вообще такими словами которыми говорил Антонио с людьми не говорят, такими словами пишут жалобы на людей... Но, если он напишет, какими словами он сможет объяснить, что Мария не знает языка? Ведь об этом известно генеральному менеджеру, который ее взял в этот Тако с условием, что она через полгода сможет изъясняться с кастомерами – но, еще не прошла даже неделя? Значит Антонио что-то придумал, что и генеральный помочь не сможет или его не будет в городе или еще что, на что Антонио рассчитывал...

     Надо сказать, что убийство, как средство решения текущих проблем приходит молодому человеку значительно чаще, чем он или она на него идет. То ли Бог так создал мир, но альтернативные варианты именно в таких серьезных случаях чаще всего находятся, может Он их и подсовывает!? Но, понять, что Бог предусмотрел предательство братьев чтобы возвысить Иосифа, а Иосиф годами ждал, чтобы их отблагодарить за предательство... это было слишком сложно для Марии, так чтобы понять...  Такая пьеса, где два героя – Бог и Иосиф и все остальные – статисты. Такой спектакль мог быть сочинен, но лишь Иосифом – не Богом – так думала Мария... Как Мария могла понимать, что в таких пьесах авторство всегда спорно...

     Именно, в то время, Мария стянула с работы стальную спачулу, которой она накладывала на Тортиллу гвакомолы, если клиент закажет. Этой же спачулой гвакомолы следовало размазывать по всей Тортилле. Спачула была тонкой блестящей насаженной на пластмассовую ручку. Хоть и тонкая, она не должна была быть острой, чтобы не поранить Тортиллу, иначе из нее выпадет содержимое. Но теперь, лежащая в кармане передника, эта спачула была остра, как бритва. 

     Уже три дня перед уходом на работу, Мария точила ее о бетонную плиту перед домом, где была их комната. Они делили комнату с Элизой и еще одной девочкой из Мексики... Но, не Элиза, ни эта девочка, имени которой Мария так еще не узнала, потому что их смены не совпадали, не решились сказать Антонио нет... а Мария скажет... и она осторожно ощупывала наточенное лезвие спачулы. Марии лезли в голову невероятные мысли, часть из которых повышали ей настроение, типа примет ли Бог эту омерзительную  жертву? И если не примет, она - Мария откажется понимать Его – Бога вовсе, потом она начинала обеспокоенно озираться от этих мыслей, как будто Бог мог спрятаться за плиту.


Рэй
Глава 6.
                -               
     В этот Taco Bell Рэй заходил ежедневно и, когда обнаружил Ее у кассы, понял что Она новенькая. Вообще-то Рэй зашел перекусить парочкой Таcо. Но, когда он увидел ее глаза – огромные темно коричневые... и ее лицо... словом все то, что увидел Рэй заставило его пересмотреть намерения и он пересматривал так долго, что очередь встала и стояла до тех пор пока командный голос изнутри ресторана не вызвал еще одну кассиршу к длинному прилавку.  И очередь  стала рассасываться. А Она опять спросила: “How can I help you?” уже в четвертый раз... Она бы спросила тоже самое какими нибудь другими словами, но это все, что она пока знала. Были еще два слова, но в их переводе она была не уверена.


     Мария, это была она, возможно от страха, кажется была еще прекраснее чем обычно, что с красавицами бывает. Страх, что этот огромный парень - американец с ней заговорит, а она не сможет ответить и он позовет менеджера, то-есть Антонио, а тот сообщит дальше... Кроме того, как оказалось, Марии не хотелось, чтобы именно этот огромный американец понял, что она не знает английского.

 
 Рэй, похоже пришел в себя и, не отрываясь от лица Марии, спросил что-то по-английски, и в это же мгновение за спиной девушки оказался Антонио, в глазах которого замерло ожидание ответного хода Марии, то есть, буквально ответного, потому что отвечать то ей придется по-английски... Все же лицо Антонио очень выразительно. И, если бы Мария увидела его в этот момент – она бы прочитала то, что оно выражает: “…вот сейчас включу магнитофон на запись”. Но, Антонио стоял за спиной Марии и она его не видела.


Видел мэнеджера огромный Рэй, который (так бывает) интуитивно проник в самый центр ситуации. Этот Рэй, так уж случилось, изучал в школе испанский, как второй язык,  надо сказать изучал активно, а теперь, не получив ответа на свою английскую речь, плавно и, как ни в чем не бывало переключился на "спаниш", а Мария лихо подхватила со скоростью, как это делают молодые испанки.


Как только это произошло, Антонио изменился в лице, словно игрок в карты, предполагавший, что у него все козыри в колоде и вдруг обнаружил, что это не так. Нет! Говорить только по-английски,  скороговоркой и как-то жуликовато выпалил мелкий менеджер. Рэй, возвышавшийся над всем этим как двухсторонняя башня наклонился в сторону маленького менеджера и тихо и без интонации выдал: “по английски, сэр, мы с тобой потом поговорим” и повернувшись к Марии заказал Burrito Supreme with everything on it, plus extra onion, extra tomato, extra sour cream, and on side the jalape;o paper. Как это принято в Taco Bell, не прошло и минуты, Рэй  получив все это из рук менеджера, на которого даже не взглянул, и не спуская глаз с Нее, сел за первый столик и опомнился лишь, когда трэй-поднос с jalape;o paper был пуст... (Совет, для тех кто не пробовал jalape;o paper - не делайте этого пока не посоветуйтесь с профессиональным диетологом).


Рэй отправил в рот содержимое маленькой коробочки с, наверное самой острой приправой, которую только знало человечество и, по-началу даже не заметил этого.  Потом, он обнаружил, что сглотнул даже jalape;o paper, но по тому признаку, что больше ничего на подносе не оказалось.


 Рэй вновь подошел к прилавку и повторил весь заказ ... и вернулся за свой же столик. Рядом с ним подсела кормящая мама с младенцем. Она "имела" две Taco и Chili. Рэй, который не спускал глаз с испанки за прилавком, вынужден был отвлечься, когда почувствовал резкий неприятный запах Chili. У Рэя вообще не было аллергии ни на что, только на Chili. Он поискал взглядом источник дурного запаха и когда нашел… его чуть не стошнило - мамаша докармливала младенца этим самым Chili, о котором Рэй уже успел было забыть. Ее левая грудь, которой мамаша недавно кормила младенца еще не была толком спрятана, но видимо молоко неожиданно кончилось, и чтобы ребенок не принялся скандалить, она спешно подсунула младенцу Chili.


Вообще-то вид голой, неприкрытой груди молодой женщины – это не то, что молодой мужчина легко игнорирует. И Рэй взглянул на ней, но увидел... То, что он увидел был кусок кусок chili (кто не знает,кусок chili выглядит в точности как кусок детского поноса) , вернее, как плевок им же,  так что лишь увидев эту гадость Рэй вернулся к испанке за прилавком безраздельно, .  Рэю стало не по себе и он подошел к прилавку но взял только Таcо... лишь одно - на все, что у него осталось наличными, а кредитные карточки Taco-Bell, как известно, не принимает. Потом Рэй грустно взглянул на Нее издалека своего столика, и не пытаясь заговорить быстро вышел из ресторана...


Рэй вернулся минут через двадцать и прямо из двери ресторана пошел к кассе за которой все еще стояла Она. В руках Рэй сжимал сто долларовую бумажку, только что выданную в банке... и, когда Она спросила, чем может помочь, Рэй заказал Burrito Supreme with everything on it, plus extra onion, extra tomato, extra sour cream, and on side the jalape;o paper, то-ест весь ассортимент, которым располагал местный Taco-Bell restaurant. Отдавая Рэю сдачи со ста, она поняла, что это лишь начало второй серии. Рэй, сидя за тем-же первым столиком так-же, как и до перерыва на банк, несколько раз почувствовал, как Она бросала на него взгляд... 


На следующий вечер все это повторилось но приблизительно часа через два  борьбы Рэя с  Burrito Supreme with everything on it..., уже Она подошла к своему менаджеру, то есть к тому же пресловутому Антонио и попросила lunch break (перерыв на еду). Просьбу мелкий менаджер отверг, но Мария была готова к такому повороту. Она блеснула на Антонио презрительнейшим взглядом, какой только может изобразить красавица испанка, молча взяла трэй, положила на него две маленьких Taco, заплатила себе же, то есть за одно, как положено для работника,  и отправилась в зал. Поскольку она вышла через боковую дверь, Рэй на несколько минут потерял ее из виду и уже начал беспокоится, заталкивая в себя  “everything on it”, так, на всякий случай и, он уже добрался до jalape;o paper... 


                *
     Она возникла перед столиком Рэя из ресторанных огней с трэем в руках... это оказалось настолько неожиданно, что jalape;o попал в дыхательную глотку Рэя... И тут-же могучий душераздирающий кашель потряс своды ресторана, а Она, устроив свой lunch рядом с тем, что осталось от Его пиршества, маленьким кулачком била могучую Рэевскую спину... И, это было первое прикосновения Марии котрое ощутил Рэй...


     Утром, лишь только ранний солнечный зайчик проник в комнату Рэя, он встал, умылся и пошел будить хозяина. Полгода назад, когда Рэй вселялся, хозяин предложил ему значительно большую комнату, за дополнительные пятьдесят долларов. Тогда Рэя это совсем не интересовало и хозяин оставил ее за собой, а постоялец, то-есть Рэй пошел в маленькую. Так было до прошлого вечера, когда он, расставшись с Марией поехал на работу в ночную, как обычно.


Вернувшись до рассвета он проспал приблизительно один час, разбуженный первым лучом солнца, Рэй пошел напомнить хозяину о его предложении полугодовой давности. Хозяин, который рассчитывал встать лишь через полтора часа, услышав решительный стук в дверь, с трудом проснулся, открыл, увидел Рэя и тогда он разобрался  отчего именно его лишили сна...


Словом, Рэй предлагал сделать все сегодня же... А, на следующее утро, когда хозяин вылез из бывшей комнаты Рэя, из бывшей хозяйской вышла Мария. Она не спеша, счастливо улыбаясь изучала маленький дворик. Подошла к пальме, поводила рукой по стволу, подошла к хозяйственной пристройке, где прислонившись к стене стояли три урны для мусора. В руках Мария держала заточенную как бритва спачула - вещественное доказательство несовершенного преступления от которого ее уберег Бог. Мария стояла перед тремя мусорными урнами, гадая какая из трех больше всего подходит для этой ненужной вещи.   Мария достала из передничка острую заточенную спачула и выбросила ее черную урну для разного мусора, как не пригодившуюся и вообще непонятно зачем нужную вещь. А Рэй все еще счастливо и безмятежно спал...


Рэй и Мария
- Глава 7 -

Рэй любил подойти к подчиненному так, чтобы тот не заметил. Так сделать не просто. Но он натренировался как фокусник. Для этого нужна была засада.  Рэй мог перенести свое огромное тело из засады таким образом, чтобы подконтрольная жертва в это время была развернута как-бы лицом к Рэю, но сама смотрела по какой-то причине в сторону. Так что когда жертва возвращалась в исходное состояния, то-есть глядя перед собой, она обнаруживала что прямо упирается взглядом в стену, которой секунду до этого просто не было.


Было в этом трюке что-то от восхитительного образа, когда сын возвращается из армии, а они – его старики ждут его с дембеля только на следующий месяц, а "дембель" подвернулся на халяву на месяц раньше, и вся жизнь впереди, и хочется сделать что-то приятное всему миру и своим старикам прежде всего, а они уже третий день выглядывают почтальона в 2 часа ровно, и сейчас ровно в два часа они уже поджидают, этого почтальона Петьку, с сумкой через плечо... но,  сегодня почтальон появляется с опозданием на полчаса, чего с ним прежде никогда не случалось, к тому же без почтовой сумки и в дымину пьяный, что никто и никогда за ним не наблюдал. Лыка почтальон не вяжет... И когда из избы появляется отец, чтобы вытрясти из почтальона душу и, уже начинает вытрясать, из-за «шистерни» с ослепительной улыбкой на лице, одетый в зауженные дембельские брюки, выскакивает сын, тот, кто прежде напоил почтальона для создания эффекта полного счастья...


Не прошло и двух дней, как Мария сменила вечернюю смену в Taco-Bell на ночную, так что они оба смогли объединиться в борьбе за “American Dream”. Не смейтесь, друзья, если вы думаете, что здесь пишется не об Америке и Американцах. Кто знает? Здесь о четырех из десяти Американцах в Америке.

Теперь Мария работала в Taco-Bell ночь от заката до рассвета. Она ждала, когда Рэй подъедет на траке и подберет ее. Вообще-то ждать было не обязательно. До их дома было лишь полмили, но это очень большая разница, когда за тобой заезжают. Особенно такая каменная стена, какой был Рэй. Так что входили в дом они вместе. Но, через два часа появлялись и устраивались пить утренний кофе на импровизированном столе, составленном из картонных ящиков, принесенных Марией из ресторана в первый же день вместе с крепко сбитым черным месячным котенком, кем-то подаренным, так что их было трое, с самого начала, то есть семья. 

Рэй не спеша, деловито и успокоенно настраивал радиоприемник, так что они имели настоящий семейный утренний кофе. Еще они имели глупую улыбку, не сползающую с лица у обоих. Мария держала на руках котенка. Приемник передавал рекламу и по их молодым лицам казалось, что они слушают эти инструкции о том, что надо срочно купить впервые в своей жизни.

Рэй безошибочно определил, что завтра он поедет в Home Depot и купит стол с зонтиком и два пластиковых стула. Мария обдумывала, где лучше приобрести сухой корм для котенка. Только, Рэй обдумывал молча, а Мария не закрывала рта и что-то щебетала. Рэй сперва прислушивался, но потом понял, что Мария прекратит говорить о котячей пище лишь после того, как миска будет наполнена, а до этого нет...

Вдруг, Рэй приложил палец к губам и показал пальцем другой руки на радио... и Мария замолкла на полуслове. Услышав замолчавшую по первому намеку Марию, Рэй раздвинул свою счастливую улыбку до очень счастливой... В данный момент радио ничего не пыталось продать, а просто рассказывало о том, что надо сделать, чтобы привлечь певчих птиц в ваш backyard... нет, все таки пыталось продать... музыку, которая как раз и необходима, чтобы их привлечь...  Мария молча пыталась понять, зачем Рэй записывает этот телефон. Рэй записав, принялся объяснять, что вчера он наблюдал за их котенком... котенок ловчий, но ловить некого... а вот, если в backyard напустить певчих птиц...

Рэй
- Глава 8 –

Стояло волшебное зимнее калифорнийское утро, сменившее ночь с ее безостановочно лившим дождем, резко исчезнувшим лишь свет забрезжил над Силиконовой Долиной. Дождь охладил землю и воздух почти до  нуля. Говорят, что рай именно здесь. Идея у говорящих коррупционного толка и на подозрении Создатель. Он рассчитывал, якобы на людей, но и на то, чтобы чтобы иметь здесь свою дачу...
350 дней в году ни мороза, ни дождя вовсе, то есть отдыхай. А в те несчастные 20 дней, когда дождь все таки льет, то делает он это, как правило, ночью. Ночью, если человек не преступник, он спит. А земля так уж создана, что ее надо пропитать водой, ну не завозить же воду из других мест, если даже здесь твоя дача, ну, чтобы не усложнять дизайн.


Довольно и того, что дождь здесь так просто на голову не падает, как кирпич, вернее не выливается...  Ах вот и солнце показалось. Пока холодно, ни теплую куртку, ни вязанную шапку не снимешь. Но через час можно будет раздеться догола и загорать в свое удовольствие. Нужно только обеспечить себе алиби от «public indecencies.»


Рэй подошел к досчатому забору, окружающему объект. Он нашел именно ту доску, из которой еще прошлой ночью вытянул четыре гвоздя и... заменил их двумя шурупами. Достаточно! Рэй при - открутил верхний шуруп лишь наполовину а  нижний шуруп – полностью и,  доска осталась висеть на верхнем. Теперь, ее можно было бы оттянуть и качнуть, и она бы ходила, как маятник Фуко... но, если верхний шуруп не оттягивать, она бы не ходила вовсе, то есть вела себя, как маятник Фуко, но арестованный. Впрочем, «кто его арестует», он же маятник? А, видите ли, Рэй догадался.


Рэй оттянул доску чуть-чуть вперед и вбок и попытался вставить в образовавшийся проем свою  собственную задницу  придерживая одновременно доску рукой, чтобы она не вернулась в исходное состояние преждевременно. Доска не возвращалась, но задница не проходила. Трудности с задницей Рэй предполагал, но когда она в конце-концов прошла, доска -  теперь уже маятник Фуко крепко двинул Рэю по одной из неубранных ног и это оказалось очень больно.   


Как только Рэй оказался на объекте целиком, он забыл о боли, потому что  тут же заприметил приближающуюся фигурку, так футах в двухстах. По замыслу операции Рэй должен был видеть всех, но чтобы его самого не видел никто. Так что, операция сорвалась! Все же была некоторая надежда, например, Рэя girlfriend Мария никогда не выходила на работу так, чтобы чего-то не забыть. Поэтому выйдя она, всегда возвращалась, причем не один раз. И Рэя это всегда доставало. Так вот сейчас, он впервые подумал об этом ее недостатке с нежностью и какой-то надеждой. Когда ты зол, никто к тебе не придет навстречу,  в особенности, если ты хочешь, чтобы не пришли, а ушли. Может оттого, что в душе Рэя проснулась нежность как таковая, или потому, что все женщины в чем-то одинаковы, приближающаяся ангельской походкой женская фигура security guard-а... до Рэя не дошла, а вернулась. Рэй, еще раз оглянувшись быстро подскочил к маленькой деревянной подставке, прибитой к дощатому забору, на которой в свою очередь был размещен ДАР (доска донесений), и тут же убедился, что сегодня еще не было сделано ни одной записи...


Вдали снова замаячила изящная фигурка и Рэй не раздумывая упал плашмя на траву, уже после чего по-пластунски отполз примерно на 30 футов в сторону от столика. Там он замер и быстро огляделся, убедился что лежит в очень уж удачном месте в кустах и из этого положения он сможет ждать security guard-а столько, сколько понадобится, не подвергаясь опасности быть замеченным самому. Все развивалось как было запланировано, но через 15 минут оказалось, что не все было предусмотрено.


 Солнце уже поднялось достаточно высоко, чтобы нагреть макушку головы Рэя выше терпимого уровня, но земле еще не удалось достаточно прогреться – земле вообще нужно больше времени, чем воздуху, к тому же Рэй, лежащий плашмя на животе, именно животом заслонял ту же часть земли от прогревания, которая также была необходима животу для согревания. Рэю спонтанно даже пришла перефразировка известной поговорки – живот мой враг мой. Кстати, здесь под животом все время подразумевается то, что непосредственно ниже живота. Но именно тому, что ниже непосредственно было всего холоднее. Живот мог еще терпеть, а то что ниже уже нет. Но, мир видимо, так устроен, «что то, что тонко – то и рвется».


Но “порвалось” все неожиданным образом. Рэй вдруг почувствовал тем местом, которое ниже живота – жидкость. Рэю, у которого никогда не было недержания сколько он себя помнил, стало страшно, потому, что жидкость была значительно холоднее воздуха. Рэй хотел вскочить, наплевать на все, но в десяти футах от него протекшего и, видимо, умирающего возникла изящная фигурка прямиком плывущая к столику для лога.  И... Рэй... не решился встать! Просто боязнь ложного стыда... Рэй как бы еще больше вдавил себя в землю, на мгновенье забыв о внутреннем ужасе, связанным с взорвавшимся мочевым пузырем... но, вот тогда, через голову, искрой пронеслось благостная подсказка – “Sprinkle” (поливка). Рэй еще чуток прислушался и почувствовал такое расслабление... и что-то похожее на счастье, вроде чувства хирургического пациента, когда хирург говорит: Надо ампутировать, а пациент робко спрашивает: Moжет не надо? А врач надменно спрашивает: Вы что хотите подохнуть от гангрены? Надо, Федя, надо! Но, я не Федя! И доктор, бегло взглянув на историю болезни, отвечает: - о, это не ваша история болезни, - следующий!


Тем временем изящная девушка, стоящая за импровизированным столиком, присобаченным к забору, делала свою запись. Делала слишком уж долго, подумал Рэй, у которого на самом деле не было медицинской страховки. Не то что на хирурга, но даже на терапевта Рэй рассчитывать не мог.
Она писала 15 минут, после чего ушла и скрылась за поворотом забора, а Рэй вскочил и подбежал к импровизированному столику лога и жадно впился в отчет, оставленный красавицей, как будто он подглядывал за чем-то интимным, с участием девушки...  О чем можно было писать 15 минут, когда смена только что началась?! Из отчета следовало, что она, то есть смена уже закончилась. Были заполнены все строчки от 7.30ам до 15.30 pm. Рэй подскочил на месте и выхватил из нагрудного кармана куртки фотокамеру, что бы зафиксировать обман при исполнении и включил питание камеры. «Low Battery», - было написано на дисплее! Камера была мокрой. Waterproof camera стоила на двадцать долларов больше. Пожалел гад, подумал Рэй про своего непосредственного начальника и побрел к произведению своего ума – импровизированному маятнику Фуко...


Было грустно. Он конечно выгонит эту красавицу, но фотографию сделать не удалось. А ведь мэнаджер будет изображать, что не поверил. Столько труда и таланта! И все котятам под хвост. Была бы камера водонепроницаемой, завтра же на доске происшедствий в компании красовался бы этот липовый рапорт с датой под низом. Дата с часами и минутами и ее липовый рапорт с ее липовыми часами и липовыми минутами. И его имя под рапортом – красным фломастером... И Рэй двинул трак в сторону стройки за зеленым забором с девицей на воротах и огромной не застроенной территории. Подъехав, Рэй собственноручно открыл цифровой замок и вытянул цепь из решетки в заборе. Другие супервизоры до этого не унижались. Потом вернулся к черному траку.

Трак был зарисован множеством эмблем кампании, номерами одного и того-же телефона, и фотографиями согнутого человека с фонарем, пытающегося залезть в какую-то дырку в здании. Человек был изображен одетым в форму АВАС и а его живое лицо выражает озабоченность, как будто из дырки, куда он светит и залезает  может выскочить крыса и бросится на него и сосредоточен он был по этой причине. На крыше трака, как раз над кабиной, была привинчена мигалка. Мигалка выключена. Рэй залез в кабину и вытащил еще одну мигалку, теперь уже не стационарную, а на липучке, установил ее на крыше рядом со стационарной и подключил длинным шнуром к cigarette lighter-у. Потом, нырнул в трак и включил двигатель. Быстро проехал мимо гарда в форме АВАС. Вообще то что-то было не так с этим гардом, который должен был восхищенным взглядом выедать начальство, но этот не выедал, впрочем, нету времени и, не останавливаясь проехал сквозь цепь неосвещенных зданий на застройке, и проскочив здания, вырвался на пустырь, где ничего, кроме грязи пока еще не возведено.

Рэй, удовлетворенно потянулся, включил обе мигалки, включил дальний свет, взревел двигателем и трак, подскакивая на ухабах и колдобинах изрытой незащищенной земли помчался в ночь по кругу владений стройки вдоль забора. И, если бы кто увидел широкое лицо Рэя, он увидел бы эмблему полного счастья, детской беззаботности  и забвения завтрашнего дня... Его трак кружил и кружил вдоль забора так долго, что даже Рэй начинал вспоминать, что завтрашний день все же существует.

И тогда, Рэй останавил трак и вышел, снял дополнительную мигалку, выключал основную и, снова включил двигатель. И теперь, как-будто бы погрустневший трак вез его назад мимо зданий с черными глазницами не застекленных проемов, навстречу гарду, стоящему в выжидательной позе с отчетом в руках... Это был известный, никогда не застуканный на том, что спит, грустный гард Паша. С ним не о чем было говорить и Рэй проскочил ворота не останавливаясь...




- Глава 9- 
Детех Ган


«Детекс ган»  – это тоже самое, что сканнер для кредитной карточки, но переносной. Обычная кредитная карточка носится в кармане, а сканнер стоит на месте. Детех Ган – наоборот носится в кармане а кредитные карточки,  называемые в данном случае «детекс стрипы», приклеены на столбах. Гард носит детех ган от столба к столбу, а информация записывается в детех гане. Информация о том, что гард  добирался до этого столба,  а не игнорировал. 

 
Стоит лишь провести детех ганом  по детех стрипу и в памяти того запишется время, когда ты прикоснулся этому месту.  А потом, менеджер загрузит эти данные в компьютер и сможет точно сказать, что ты не сидел в своей машине, вместо того чтобы бродить по территории, а наоборот – бродил.


Как-то среди гардов распространился слух, что  детекс ган  стоит тысячу долларов и если ты его потеряешь, с тебя вычтут всю тысячу. Этот слух вызвал уважение и страх, почтение и заботу. То есть примерно те же чувства, что заставляют людей делать божков, когда они не уверены, как могут помочь себе, когда страшно... У божков есть недостаток – они иногда теряются. Так и случилось... однажды потерялся детех ган.


Поначалу были дожди, четыре гарда и два детех гана на них. В нормальной ситуации каждому положен свой и соответственно каждый всецело заботился о своем. Но, так случилось, что два из них отправили в ремонт и теперь на каждый детех ган приходилось два хозяина, которые пользовались им ... по очереди. Паша делил очередь с Волгой – эмигрантом из Фиджи. Другую очередь составлял Джавохорнал – эмигрант из Индии и женщина, которую звали Селам.


Селам – молодая красавица из Эфиопии. Надо сказать, что все женщины в Эфиопии – красавицы. Может быть они этого не знают, но по эмиграции в Америку, им об этом напоминают ежедневно. Европейцы знают красавицу Аиду, но эфиопки такого имени не слышали, лишь слышали, что все они красавицы. Имя Аида было изобретено Верди, специально для красавицы эфиопки.


Паша уже знал, что если ты хочешь сказать эфиопской девушке комплимент и говорошь,  что она красавица – это неудачный комплимент. Скажи ей, что она умница – это то, что возымеет. Ну, Паша это и сказал, так что красавица не выходила из машины всю смену, где она не переставая говорить, держала свой мобильник на зарядке. В перерывах на обход она делала тоже самое, не переставая, но на батарейке. Так что для красавицы обход заканчивался лишь тогда, когда батареи нуждались в подзарядке. Видимо, ничего так не гармонирует с переносным телефоном, как эфиопская красавица, ну да, эфиопская женщина. 


Может быть, она обзвонила всех знакомых а может говорила только с бойфрендом.  Паша был уверен, что она делилась с ним тем, что она умная.  Но, даже через завесу дождя и полу запотевшее стекло машины было видно, что она очень возбуждена, как никогда раньше. Так что русский язык велик и могуч... даже в переводе.


Может показаться, что Паша преувеличивал поле своих комплиментов. Но, у него был опыт прежних общений. К тому же вся стройка с непрерывным дождем вот уже неделю, забором и черными глазницами окон в недостроенных зданиях сильно напоминала “зону” из советских фильмов, а сам себе Паша напоминал пахана оттуда же. Паша никого ни к чему не принуждал, не любил принуждать и не имел на это право. Но, что-то в нем было такое, что все гарды в “зоне” старались ему доложить, спросить, показать, пожаловаться на соседа но, чтобы тот не слышал, сбивались и нервничали оттого, что сосед, на которого жалуются уже надел дождевик и идет в сторону Пашиной машины, видимо тоже пожаловаться... то есть вели себя как дети. Словом, в иерархии сотрудников и предметов за зеленым забором Паша чувствовал себя следующим после детех гана.


Волга лет 10 назад эмигрировал из Фиджи, где он прожил первые 50 лет жизни, был законопослушный и, хотя мог и заснуть на дежурстве, но не злостно, а с чувством греха, которое он тут же подтверждал, как только его застукает злодей проверяющий, в котором как раз подобного чувство не водилось вовсе. Чувство греха, которое было привито Волге через его предков английскими миссионерами.


Как его прививали хорошо описано у Сомерсет Моэма. Паша, прочитав как-то рассказ Моэма “Дождь”, спросил у Волга, когда миссионеры пришли на Фиджи и получил ответ быстрее, чем вопрос был закончен, причем в форме год, месяц, число… Среди писателей и критиков принято понятие - собирательный  образ... С Волга можно было написать только разбирательный, потому что если описать его, никто не поверит, что описан лишь один человек.


Для своих лет Волга был прекрасно сбит, впрочем, он был лихо сложен для любого возраста. Перед выходом на обход он медленно потягивался, затем, проводил короткий бой с тенью, уворачиваясь и нападая, прямыми и боковыми причем делал это со скоростью которая 60 летнему не дана. Паша, который в юности занимался боксом, догадывался, что именно делал Волга у себя на родине. И, несмотря на то, что левый глаз у Волга отсутствовал, тот отрицал свое какое-либо отношение к боксу, правда, это было в начале, после признался... Но, Паша не был уверен в чистоте признания – Волга мог признаться, чтобы сделать Паше приятное.


Отправляясь по цепи и, уже отойдя от людей, Волга начинал негромко распевать протяжные мелодии и прекращал на обратном пути, лишь завидя людей. Паша спросил как-то, – что ты поешь, Волга? – Да так...  духовные... на Фуджи, не очень охотно и как-то робко. Но, после того, как Паша заявил, что это замечательное пение и что у Волга прекрасный голос, дело изменилось. Петь Волга теперь начинал, еще не покинув лагеря и прекращал после возвращения. Но основная разница была в том, что Волга так прибавил уровень громкости, будто он был на эстраде перед рядами слушателей. Трудно сказать, как к этому отнеслись остальные, но Паше это пение нравилось, какое-то пение на Фиджи... не зная слов, Паше слышалась исповедь. Исповедь, которую слышишь, но тайна исповеди постороннему слушателю не доступна, потому что посторонний не знает языка... но, чтобы ни делал человек, если у него есть талант, это завораживает.


Тот глаз, который не был выбит, позволял Волге писать и читать с расстояния пол фута, не дальше. Если Волга составлял ежечасный отчет, он лежал правой щекой на бумаге, которую освещал фонариком, зажатым в левой руке.  Однажды Паша взглянул на ту писанину и увидел каллиграфическую рукописную вязь. Что-то такое, как, наверное писал Князь Мышкин: “Игумен Пафнутий Руку Приложил”. Паша спросил разрешения прочесть и, был еще раз поражен – в записи не было ни одной ошибки или неясности. Позже выяснилось, что супервайзор Рэй впервые осматривая эти записи, предположил что Волга делает их  дома и приносит на дежурство в готовом виде. Старожилы говорили, что супервайзор Рэй провел целый час за колонной постройки выслеживая, когда  Волга пойдет на первое патрулирование и, когда дождался, подскочил к книге логов и увидел, что там пусто, затем по возвращении Волга, наблюдал, как тот создает эту запись, лежа на щеке, и во время второго патрулирования Рэй эту запись прочел. Тем не менее, Рэю понадобилось несколько дней, чтобы в это поверить. Зато потом Волге прощалось бы все, но Волга не коррумпировал, видимо, с тех самых пор, как миссионеры поработали над чувством вины среди местного населения острова Фиджи...


Маленький шестидесятидвухлетний индиец Джавохорнал, поначалу тоже приглянулся Паше. Тот сидел в штатах всего пять лет и получил американское гражданство...  Джавохорнал был наиболее политизированный иммигрант среди всех, кого Паша здесь встречал. Он знал какое государство поддерживал Советский Союз и с кем воевал на протяжении всей его истории, но тоже он знал относительно Штатов и Японии, Германии и Франции и, ну естественно Англии, о чем все индийцы знали. Вообще, если бы не коричневый цвет кожи и индийский акцент, можно было сказать, что он эмигрировал из бывшего Союза и там закончил что-то более профессиональное, чем Институт Марксизма-Ленинизма. Основная опасность для Штатов, как он считал – мусульмане. Впрочем, для кого угодно...


Впервые Паша увидел этого Джавохорнала,  скозь стекла своей нагретой машины. За окнами было темно и дождь лил пеленой. Через двадцать минут Паше предстояло выйти, но не сейчас и эти двадцать минут казались благой вечностью. Дышалось с трудом и чтобы облегчить дыхание Паша старался избегать резких движение из-за которых особенно расходуется кислород.


И вдруг, по машине стучат...  нервно колотят. Паша не пошевелился, ... может... по ошибке, но стук все сильнее и напористей. Паша приспустил стекло и услышал конец фразы ...
-  ... друг, дай мне твой детех ган, пожалуйста!
-  зачем тебе мой сканнер? – сказал Паша и добавил... друг.
-  мое время идти на обход, а я не могу найти свой...
-  но, твои данные зачтут мне автоматически, а у тебя не мой  маршрут...
-  но мне надо идти...
- слушай, этот детех ган стоит твою месячную зарплату, так что тебе надо искать сканнер а не идти... И тут Паша впервые взглянул на индийца внимательно и увидел, что у того стресс и сейчас ему будет нехорошо и молча протянул новому «другу» свой детех...


А через полчаса индиец вернулся и снова постучал в машину, но уже вежливо и вполне спокойно. Смешная маленькая фигура в желтом до пят прорезиненном плаще. Индиец протягивал пашин сканнер сквозь приспущенное стекло... - спасибо друг,  - раздавалось из индийца с реально искренней сердечностью... Так видимо бывает, когда благодарят за спасение жизни.  И когда Паша подял глаза на лицо индийца, то увидел лик - блаженный своим спокойствием и разглаженностью. - Но что дальше, - спросил Паша, твой же стоит тысячу долларов.
- Я его нашел, с молитвенным выражением ответил индиец.
- То есть... где он был?
- Я пошел в туалет и выронил...
- В дырку?
- Да,  - ответил Джавохорнал, -  это было там...



 В юности Паша слышал песню с названием: - “Маршруты, которые мы выбираем”. Это было про Джавохарнала. Если же не про него, то совершенно напрасно...  Надо сказать, что маршруты у гардов более-менее стабильны. Но, один от другого отличается тем, насколько он грязный – по незащищенной земле и насколько он длинный. Эти параметры зависят от прокладывающего маршруты менеджера, а тот очень занят и старается «как лучше, а выходит как всегда». Но, если количество работы разное, а зарплата одинаковая и уволиться некуда, тот у которого больше работы, старается договориться на уровне -  сегодня ты, а завтра я. Но, где был вчера ты, а где был я -  редко проследишь, потому что люди работают на многих работах ... так что зарождается ропот.


Джавохорнал быстро со-ориентировался и выбрал для себя самый грязный, самый длинный маршрут и мало того, что выполнял его безропотно, но и старался как мог, чтобы никто на него не посягнул. Некоторым казалось, что этот маленький индиец просто дурной. Но, Паша быстро разобрался потому-что у него родственница в России, доктор медицины. Та еще в ранней юности сформулировала свое отношение к поговорке – рыба ищет где глубже, а человек, где лучше. Она говорила, что люди давятся за призрачным в сущности “чуть-чуть лучше”. И, в случае выбора, она сознательно искала то, что менее востребуемо, тяжелый труд очень квалифицированной професии – например. И сейчас эта женщина в 80-ти летнем возрасте продолжает консультировать в одной из Московских Клиник. А вот Джавохорналу не повезло – начальство опять решило сделать как лучше и закрепило маршруты жестко в расписании. И, Джавохарналу достался другой, чем он привык.


Старый консерватор Джавохорнал сильно расстроился. Паша пытался его успокоить – ты освоил самый тяжелый, а все остальные легче – все хорошо... и тот повеселел, но потом погрустнел опять – что сегодняшнее облечение в сравнении с чем, что  у тебя нет выбора даже к худшему?!


Вчера Джавохорнал получил Американское гражданство. Для гражданской процедуры он взял отгул, но на ночью вышел на дежурство. Паша знал об этом и встретил Джавохорнала на входе возле ворот. У того глаза горели как у помоечного кота в марте. От чего горели не было времени выяснять... ладно, позже. Это позже выдалось лишь под конец ночи. Было еще совсем темно. Паша отыскал Джавохорнала возле импровизированного стола, на котором стояла галогенная лампа. Лампа была погашена.

Сидевший  возле лампы полуслепой Волга пытался заполнить что-то в тетрадке логов.  Его правая щека плотно лежала на открытой странице, в которую он пристально вглядывался единственно зрячим глазом, подсвечивая себе карманным фонариком. Было очевидно, что фонарик больше слепит Волга, чем освещает тетрадь. Рядом, пытался читать газету Джавохорнал как-то по-воровски потребляя излишки света от Волгиного карманного фонаря.


– Что у вас тут происходит, почему в темноте? – спросил Паша, потянувшись к выключателю галогенной лампы.
– Не включай! – каким-то замогильным голосом выдавил из себя Джавохорнал, но очень решительно, так, если бы он говорил по-русски, было бы: – Через мой труп! Галогенная лампа с задержкой, что ей и положено вспыхнула и в первой вспышке сверкнули нездоровым огнем глаза Джавохорнала...



Что оказалось?! Им всем на церемонии присвоения гражданства сказали, что нужно беречь энергию, потому что мы американцы, привыкли сильно много ее тратить. Так вот, Джавохорнал сделал вывод, что Волга может посидеть в темноте. Вот оно что, Паша ошибался. Глаза у индийца были не как у помоечного кота в марте, а как у “настоящего коммуниста”. Может за долгие годы сотрудничества именно советам все-же удалось заразить индийцев своей идеологией, в добавок к миссионерской, кто знает?


Итак, пресловутый сканер, он же детех все-таки потерялся. Если бы он потерялся в начале смены... но, до прибытия ночной смены оставался лишь  час. Пропал детех стоимостью тысячу долларов. Поскольку ни Селам ни Джавохорнал за него не отвечали, треволнения их избежали вовсе. Эфиопская умница о происшедшем вообще даже не заподозрила, не сумев еще пережить Пашино признание, относительно ее ума. Для  Джавохорнала который только что сделал обход, время идти на патрулирование еще не наступило,. Так что перспектива искать под дождем маленький детех ждала лишь Пашу  и Волга.


Паша грустно взглянул на часы. В темноте под дождем искать маленьким темный предмет? Волга получил его от Паши полчаса назад. Паша был в этом уверен, потому что эту ситуацию он предвосхитил лишь только гардам дали указание сверху использовать один детех на двоих. Паша, тем не менее, поплелся к своей машине чтобы не расстраивать Волга, но суетится не стал – лишь огляделся вокруг сидения, где лежали бумаги. Паша знал - если что-то маленькое и важное пропадает, оно найдется, но само и поиски здесь бесполезны...


Волга так думать не мог. Два месяца назад он утопил в передвижном туалете радио, стоимостью в его двухнедельную зарплату, то-есть уже был в ситуации сходной с испытанной Джавохарналом несколько позже, но и Волга обнаружил пропажу лишь когда пришло время делать радио доклад. Потом все детали выяснились, включая ту тонкую, что дело было в туалете... Волга не уволили... спасибо человечному менеджеру, которая знала, что клиент с его неспособностью видеть дальше одного фута от своего носа ни на какую работу бы не взяли уж никогда. И, казалось никто, кроме Волга об этом не думал, а Волга напротив, ни о чем кроме этого думать не мог. И, поскольку история с радио была еще очень свежа, Волга без обдумывания приблизился к передвижному туалету и там исчез...


Паша, который случайно знал “радио историю Волга”, был уверен что если из Волга что-то где-то выпадет, то уж не в туалете, мда... Еще Паша вспомнил, как три дня назад, другой и еще не старый гард, белый американец, который в юности закончил католическую школу, в похожей спорной ситуации, тут же принялся приводить аргументы от том, что виноваты все кто угодно но не он... и он перечислял те аргументы, глядя им же в лицо,... Неужели миссионеры на Фиджи были настолько лучше?...


В спорной ситуации с Пашей, Волга ни сделал даже попытки показать на Пашу... попросту он был занят лишь своей виной, думал Паша наблюдая из окна машины кабину передвижного туалета, которая повторяла конвульсии копошащегося там Волга...


Накоконец, Паша не выдержал, вышел из машины, подошел  к кабинке туалета и позвал Волга. Раскачивание туалета прекратился и через несколько секунд Волга, видимо подумав, вывалился из кабинки головой вперед и с надеждой в единственном глазу. И, Паша медленно и отчетливо произнес: – Волга, детех ган найдется сам. Я тебе обещаю. Прекрати поиски. Тем более в туалете. В туалете ты уже никогда и ничего не потеряешь. Паше казалось, что Волга поверил и медленно направился к умывальнику.


Смена закончится через десять минут. Входные ворота уже кто-то открыл, но выходные еще на замке. На лот въезжают машины одна за другой и, вот... их уже восемь. А домой уезжать не придется. Джавохарнал – под импровизированным навесом закрыл книгу и принялся запихивать ее в рюкзак. Пошел к своей машине. Паша сидел безразличный в своей, без особой надежды ночевать сегодня дома. Волги – не видно вовсе.


Лишь красавица Селам продолжает телефонный щебет. Но, и этому пришел конец. Обычно, перед самой сменой, Селам подходит к ближайшему стрипу и отмечается. Она всерьез верит, что каждый ее шаг под индивидуальным наблюдением. Вот и сейчас она вышла из машины и, несмотря на дождь, потянулась сладко, как кошка. Потом, открыла дверь машины и полезла за детехом, схватила его и почему то пошла к Пашиной машине. Сейчас будет дома, тоскливо про себя подумал Паша, потому что он, как раз не будет...


Селам приблизилась вплотную к Пашиной машине и, сквозь ослабевшую пелену дождя Паша увидел в обоих руках красавицы по детех гану. Паша открыл дверь и услышал требовательное: – А почему у меня в машине два детеха? Паша вышел из машины и, хотел заключить красавицу в объятия, но вспомнил, что она даже не поймет в чем дело... и направился искать Волга, который по-прежнему не находил себе места и, Паше пришлось его искать. Он нашел Волга возле передвижного туалета. Волга ходил кругами, не входя, но и не решаясь отойти прочь... Джавохарнал сдал смену,  уселся на свое сиденье и пересек ворота на выезд.



Паша, уже свободный ехать домом стоял под дождем и рисовал в голове цепь событий. Цепь была следующей формы. Паша, закончив обход подошел к столу под импровизированным навесом и положил на него детех, который через двадцать минут понадобится Волга, который сидел на кирпичах и слушал историю Джавохарнала относительно проблем, которые появятся у Штатов из-за ввоза мусульман.  У них в Индии были те же проблемы, пока не появился Пакистан. Но, проблемы все-таки еще остались. Потому что мусульманин не может так, чтобы не создавать безвыходных ситуаций. У Паши со мной нет проблем, заявил Джавохарнал тоном с одним вопросительным и тремя восклицательными знаками...


В момент, непосредственно следующий за этой фразой, Джавохарнал увидел на столе детех ган и тот напомнил индийцу, что пора на патрулирование. Он, взглянул на часы, схватил чужой детех ган, забыв, что свой он уже отнес в машину красавицы Селам полчаса назад. Он забыл все на свете, потому что часы показывали, что он Джавохарнал уже опаздывает на патрулирование...



Паша вспомнил туалетную историю, когда Джавохарнал упрашивал Пашу поделиться с ним своим детехом. Страх не выполнить инструкцию был в нем силен -- миссионеры действовали в Индии также решительно как и на Фиджи...   



Глава 10
Конец Гана

Но это был еще не конец.  Бывает, конечно, вождь пошел на горку поговорить с Всевышним, задержался, а паства с перепугу принялась делать, что ей привычно – лепить божков. А Бог рассердился и воздал им, то есть дал то, что они заслуживали. Но это бывает редко, у него другой масштаб времени и порой, когда Он освободится, приходится воздавать по заслугам потомкам, а те, естественно, не понимают и  спрашивают, за что?


В следующую ночь первым на смену,  как обычно подъехал Паша. Он подъехал к воротам уже открытым, предыдущей смене не терпелось уехать отсюда, а Паше не хотелось въезжать, к тому же мучило какое-то предчувствие. В запасе было еще четверть часа.  Что-то было разяще-другое в сравнению с прошлой ночью. Дождя не было вовсе. На небе не было ни облачка. Почти над головой висела огромная полная луна. Паша остановил машину с внешней стороны.


Со створок распахнутых ворот с огромной фотографии на Пашу глядела женщина. . Под фотографией была надпись: “Шикарная жизнь”. Фото висело всегда, сколько Паша здесь работал, он всегда проeзжал мимо в спешке и конечно никогда не приглядывался. Женщина на фотографии полулежала прикрытая легкой накидкой. Обивка дивана и накидка были из одинакового материала и идентичные по цвету – цвет речного песка. На ней было надето... и тут Паша увидел, что ничего на ней не было надето. Необыкновенно красивое лицо с совершенными огромными глазами, изящным носиком и ушками не привлекали никакого внимания – взгляду не на чем было остановиться. Как фотограф умудрился это снять, чтобы такие  огромные, такие глубокие, такие совершенные, такие карие глаза, не выражали ничего. Лишь одна деталь из этого набора совершенств рывком останавливала взгляд – рот! Столь же красивый, как и все остальное, он был необыкновенно живой и он громко звал... come, don’t worry about the rest!
И, с каким-то предчувствием чего-то Паша пересек линию ворот. Первое, что он удидел - прямо возле ворот на высоком столбе была установлена телекамера с передатчиком и антенной. Панель солнечной батареи, направленная на Юго-Восток, кроме того, что давала электроэнергию,  намекала на связь с высшими силами, каким солнце, впрочем и являлось. Еще вчера ничего подобного здесь не было. На уровне человеческих глаз с обоих сторон сооружения были установлены идентичные таблички с надписью: “Tы под непрерывной слежкой  и записью!” По тому, как высоко была эта камера установлена, было понятно, что она видит не только широко, но и хорошо вдаль.


Паша, который еще недавно разрабатывал нечто подобное этим камерам, с одного короткого взгляда определил, что через несколько дней здесь не будет ни детех ганов, ни фонарей, ни радио и... ни самих гардов. Понадобится от силу один секюрити открывать ворота. Остальным светит лишь пособие по безработице, если еще повезет...

 
Следующим за Пашей приехал, вернее приехала эфиопская красавица Селам и, бегло взглянув на новое сооружение, наверное побледнела, она – умница, но кожа у нее темная и когда эфиопы бледнеют, не видно. Она повернулась сразу к Паше за объяснениями, которые она всегда получала, но Паше показалось, что Селам делает это по-привычке, она и сама поняла все. Да, сказал Паша – мы безработные. Селам не отвечая, медленно побрела к своей машине.


Потом появился Волга, он приезжал на общественном транспорте, машина была ему недоступна из-за зрения. Поздоровавшись со всеми приветливо, принялся что-то рассказывать о том, как он добирался на автобусе. Камеру он вовсе не заметил – она была очень высоко, но, что появился столб, которого здесь раньше не было Волга обнаружил. Столб путался перед ногами. Он несколько раз обошел вокруг столба, задрав голову и уставился на Пашу, в ожидании объяснения. Он никогда не надоедал с вопросами, а Паша никогда не медлил с ответами, ну просто, чтобы Волга не чувствовал себя ущербно, не разобравшись с чем-то. А сейчас Паша не мог разжать рот... У Волги не было шанса найти другую работу. И был ли он, этот шанс у кого-то из них?


Последним прибыл Джавохарнал. Он всегда проезжал мимо ворот и, сделав круг, парковался у правой обочины…


- Детех Ган больше не стоит тысячу долларов, он больше не стоит ничего, - заявил Паша отчетливо, чтобы его слышали все, но это похоже никого больше не интересовало...

Глава 11
Лёля


Прошла неделя. На объекте остался один лишь Паша. Теперь он все реже думал о собаке управляемой электронной цепью. Какой-то новый образ влез в его голову – собака, которую отстегнули от цепи и выгнали за ворота.


В конце той недели еще одна неудача посетила Пашу. Он попал в аварию. Паша  – опытный водитель, двигаясь утром по безлюдной улице, потерял управление своей машиной из-за неожиданной поломки полуоси и машина врезала в другую, пустую, стоящую на парковке. Паша оставил записку для полицейского со своими координатами и подтверждением свой вины... Полицейский позвонил через пол часа. Полицейский прочувственно благодарил Пашу за то, что тот не имея свидетелей аварии, оставил записку, а не уехал, как принято, словом, прослезился.


Никто не пострадал кроме Пашиного кармана. С трудом раздобыв несколько сотен долларов лишь на ремонт ходовой части,  Паша пропустил 2 дня работы... 
Невдалеке, возле Пашиной плазы, где приостановили строительство, была расположена другая, где еще не приостановили. Там, казалось, было много гардов, но Паша их не знал, просто проезжая, видел, что их много и они не ходили, а разъезжали на машине.  И вот, когда здесь оставили одного Пашу, и оттуда точно также убрали всех, но перевели ту Лёлю, которая из Воронежской области...


Лёля иногда приезжала на замороженную Пашину стройку, привозила на подпись документ... подпись означала, что Паша был здесь, а например, не отсиживался в кафе которое через дорогу,  или не спал, потому что спящий не может поставить роспись.  В общем, Лёля всегда приезжала только по делу. Для Паши она была еще молодая, а для нее самой, она была уже старая. Так что общего у них было лишь то, что Паша-старый. И, когда главный вопрос отпал, на повестке могла оказаться только дружба... но могла и не появиться. Вежливость, сдержанность, предусмотрительность...
… Лёля, увидев изуродованную Пашину машину, которая уже вернулась с принципиального ремонта и ездила по ощущениям нормально, спросила, сколько стоила починка внутренностей и лишь услышала цифру пятьсот долларов, принялась спешно прощаться и... к своей машине. Сегодня спешишь? - спросил Паша, а она лишь бросила: – что-то голова сегодня болит... Похоже, она на самом деле побледнела...


Неожиданно, минут через сорок, Лёля вновь появилась, уже не бледная, но, какая-то сосредоточенная на своем, ну так Паше показалось. И тут Лёля спрашивает, с какой-то осторожностью: – ты веришь в дружбу?  а Паша, который давно уже не задaвал щепетильных вопросов даже себе, ответил уклончиво, но серьезно, что это сложный вопрос и он может быть умрет раньше, чем будет в состоянии на него ответить... и тут оказалось, что Лёля держит в руках несколько бумажек и протягивает Паше и он взял то, что ему протягивают и лишь после этого принялся рассматривать, как он обычно делал...


Это было несколько сотен долларов... ровно половина того, что стоил ремонт внутренностей его машины. Во-первых, Паша понял, почему она спросила его верит ли он в дружбу, а во-вторых, Паша протянул ей все деньги назад, а в третьих, она их не хотела брать, а Паша продолжал протягивать. Наконец, Паша сформулировал это так, что в дружбу он верит, и все-же пока он может выкрутиться, он это сделает сам, но когда уж не сможет, первый кого он вспомнит, будет она, то-есть Лёля.


С этими словами Паша отстегнул накладной передний карман на Лёлиной рубашке и сунул туда доллары. И, когда он прикасался,  он почувствовал, что прикасается к ее груди и удивился, что это прикосновение его как-то взволновало. Паша был удивлен, удивлен что он забыл, что такое может быть вообще, а в особенности с тех пор, как он начал работать в цепи. Но, сильнейшая из мыслей проскочившая через его голову состояла в том, что она, голова, забыла то, что, хранит память кожи.

Он принялся развивать эту мысль, впрочем не столь уж важно как он ее развивал, потому что Паша был непрактичный человек...

Важным же было, что все, происходившее между ними, начиная с того самого момента, когда Паша понял, что именно протянула ему Лёля, видела ... камера слежки и записи. Ну, конечно, камера не видит, а видит тот, кто просматривает записи. А тот, кто просматривал на следующее утро ... была женщина – руководитель секюрити в компании по имени Сюзи.


Надо сказать, что Сюзи, относилась к тем женщинам, которым Паша нравился. Пожилая женщина, на несколько лет моложе Паши... Почему это Паша ей нравился, Паша бы объяснить не смог, но такие редкие случаи, когда он нравился женщинам Паша определял безошибочно. Сюзи была из них. Так вот то, что видела на следующее утро Сюзи на экране монитора было: – Блондинка Лили, как Сюзи ее называла, с превосходными ногами, которая работала на соседнем объекте и также была в Сюзином ведении,  спиной пятилась от агрессивно наседающего на нее Пашу, пытающегося навязать ей несколько сотен кэшью, и ему не удавалось ее склонить, до тех самых пор, пока он не ухватил ее за грудь... И, у Сюзи внутри все перевернулось.


Два дня после этого она все ждала, что блондинка напишет заявления о sexual charasment (сексуальных домогательствах), но потом, что-то ей подсказало, что заявления не будет... и, Лёлю перевели на другой объект... Вот уж после этого на объекте Паша остался в действительности один....

Глава 12
Дождь

Паша, который никогда в жизни не любил вино, по чьему-то совету попробовал и обнаружил, что к нему перестали приходить собачие сны, как только он выпьет стакан вина перед самым сном. Он, вернувшись с цепного дежурства ел, и перед тем, как залезть в пустую кровать, вливал в себя 150 граммов красного Burgundy или Sangria и через 5 минут уже спал.  Он бы спал и без всякого Burgundy через те же 5 минут. Он засыпал и прежде,  как только его голова касалась подушки. Мозг уставал, но уже через час включался, управляемый тем, что он видел на дежурстве – и тогда появлялись черные ночные асфальтовые дороги, такие же черные, но состоящие из грязи, обильно политые дождем, где не было видно дна, электронные стрипы, расклеенные по столбам, но по другому берегу гигантской лужи, до которого нужно добираться по щиколотку в коричневой жиже грязной воды. Говорят, что стрипы приклеивал лично президент компании более года назад и в тот момент, когда он приклеивал  луж не было.  И  что самое страшное, думал Паша, что президент возможно и не попадет в ад и это удручало. Тогда Паша даже не знал, что от президент вообще ничего не зависит. Президент был тоже цепной, но по-своему.


Так или иначе, когда через два часа мозг отходил от физичекой усталости, Паше снилась его собачья работа и он просыпался. Вино избавляло его от кошмарных видений электронной цепи на шесть - семь блаженных часов. Видения цепи все-же возобновлялись к утру,  но Паше был дарован перерыв. Шесть часов в сутки без цепи!


... Двое супервайзоров компании навещают цепных попеременно. Вообще они - просто посыльные. Дело в том, что цепные, включенные в расписание часто его нарушают. Расписание приходится обновлять тоже  через день, вот они и возят. Но, титул посыльный видится для них чем-то незначительным, поэтому должность официально называлась супервайзор. В целом, Паше было их жалко. Они были в лучшем возрасте для учебы, и по-какой то причине это время безвозвратно уходило от них...


По цепи-то бегали от пожилых до старых. Они приходили в цепь потому что их просто нигде не брали.  Детали здесь неважны. Паша представлял это дело так. Если человек 60-ти лет ищет работу бегать по цепи, то это означает, что его никуда больше не берут и неспроста. Но, поскольку других работодатели найти не могут, то 60-летних брали, стараясь ни о нем не спрашивать, понимая про себя, если начнешь копать, тут же появятся наркотики, судимость и прочее. И никто и думать не думает, что всплывет высшее образование или десятки патентов, или дюжина книг фантастики написанная прежде, и все это за спиной старого сторожа, который просто не смог устроиться в этом другом мире и ему не повезло с работой или ему долго не давали грин карту те, кто устроился или... В позиции работодателя живет большая правда логики. Идея, что жизнь нелогична сложнее для постижения, чем простая логика наркотиков...


За воротами зоны остановилась машина “Управления цепи”. Дождь продолжал нудно моросить. В машине не выключали двигатель, видимо, сидевший внутри грелся и ждал пока кто-то из цепных подскочит и отведет тяжелые ворота. Под дождь лезть не хотелось. Потом зачем? Те кто на цепи обязаны. Он супервайзор. Они цепные. Откроют. Не открывают, значит спят гады. А на прошлой неделе так приехал и ждал. Потом оказалось, что как раз ни один из цепных вообще не вышел на патруль. Включил радио: – Единица 101, открой ворота. – Ответ не последовал. Повторил. Тоже. Вообще-то, супервайзор и сам может открыть цифровой замок снаружи, но дождь продолжается и суперваизор, сидя в машине, включает мигалку.  – Единица 101, открой ворота! –Идиоты, – подумал супер и, не выключая двигатель подошел к воротам и принялся вытягивать замочную цепь. И тут же понял, что ее уже вытянули с внутренней стороны.  И безнадежно стараются открыть, двигая колесики цифрового кода.


– 101, почему не отвечаешь на радио?
–  Радио в машине.
Продолжает ковыряться в колесиках.
– Радио должно быть с тобой все время, еще раз засеку тебя без радио, вылетишь из расписания.
– Радио с оторванный клипом, а замок закис – тут нужны две руки.


Супер возвращается в машину, дождь не унимается. Выбросить бы этого цепного из расписания. Так кем его заменишь. За десять баксов (долларов) никто работать не хочет, только как этот русский, он PHD (Кандидат Наук) говорят. Их бы на наркотике проверить, так никого в компании не останется. Менеджер говорил, что за тест госпиталь берет больше, чем этот цепной зарабатывает за два дня. Заплатишь, а цепной на работу не вышел. Как этот русский, что врет, будто в Москве систему управления для русских истребителей проектировал.


Цепной продолжает воевать с закисшими колесиками и его кашель все громче, даже из закрытой машины слышно. Супер включает pop station и лишь находит cool song, цепной открывает замок и распахивает ворота на пару инчей затем пропадает в дожде. Собака, думает супер и снова включает мигалку.

 
– Где твой дождевик?
– Не доставал из ящика. Куда его девать, когда залезаешь в машину? Офиса же нет.
Цепной принимается кашлять и видно теперь его не остановишь. Нужно расписаться на его рапорте. Давай рапорт. –
Цепной лезет в свою машину и роется там. Дождь продолжается. Из машины кашель все громче. Появляется папка с рапортами. У гад, открыл папку и несет на подпись мокрой страницей вверх. Идиот! Не торопится! Быстрей ! Супервайзoр хватает папку с открытой  и склизкой от дождя страницей и спешно ставит свою роспись в графе “Необыкновенные Происшествия” и быстрей в машину, отключил мигалку и нажал на акселератор. Из незакрытых еще ворот быстро затихает в ушах кашель цепного...

Паша добирался домой после рассвета, выпивал вина из горла, не из любви, а чтобы забыться, хоть на ночь. Вино тоже было ненавистно, но той ненавистью, которая переходит в любовь или зависимость. Кто бы определил разницу и есть ли она – эта разница. Паша забывался на ночь. Но иногда, невыносимый протест отворачивал Пашу от бутылки и он просто плюхался в кровать. И, сраженный усталостью тут же засыпал. Но мозг, не терпящий праздности преподносил Паше другой популярный сон...


Паше снился образ из детства. Он, ребенком стоит за забором, отделяющим дачную половину от хозяйской. Лето идет к концу. Сегодня дождь. Дождь то моросит, то льет, как из ведра. За забором собака в ошейнике, пристегнутом цепью к проволоке. Собака ежится от холода и повизгивает, время от времени поглядывая на будку. По проволоке можно было попасть вовнутрь, но будка уже давно текла и было бы даже хуже. Когда тебя целиком обрызгивает, ты можешь бежать и как-то согреваешься. А в будке вода капает на одно и тоже место, на спину и без того холодно, а бежать не можешь... Вот кто-то проехал вдоль забора на велосипеде “Школьник” а на багажнике, видать, сумочка а там пирожки с мясом... не один в зубах, как бывает... здесь не так... один пахнет слабее. И, с  сиплым лаем собака пронеслась  вдогонку громыхая цепью о проволоку... но мальчишка с пирожками проехал быстро, вдоль другой стороны забора и... запах стал стремительно улетучиваться. Собака остановилась и замолчала, потом подняла голову к небу, туда, где вчера вечером проглядывала луна и завыла, как волк... Выла недолго, мокро и холодно и першит в горле и она с хриплым лаем мчится к от одного конца забора к другому вдоль проволоки к которой было привязано ее пугающее и испуганное, безмятежное и озабоченное, живое существо под вечным арестом.

Дождь шел непрерывно уже седьмой день. Паша вспоминал свою  предыдущую инженерную жизнь. Ведь дожди были и тогда. Выглянешь в окно перед самым уходом с работы, вернешься, вспомнишь про зонтик, забытый в cubical, а потом подумаешь, да не стоит, совсем разнежился и выскочишь к машине, ключ в зажигание, wind shield wipers, defroster и уже тепло, и забыл о дожде. Заскочить в ресторан или сразу домой? Жена наверное ничего не приготовила. Хочется чего-нибудь итальянского. Ладно, заеду, притащу ей тоже...

 
Вдали виднелись проемы окон недостроенного и брошенного здания.  Башенный кран перечеркивал этажи и окна и устремлялся в черно-серое ночное небо. Пашино воображение дополняло верхушку крана петлей виселицы – образ редко звучащий в общении, но популярный во внутреннем обращении к себе, если ты потерял работу. Неважно, произошло это давно  или лишь вчера.  Неважно, в депрессии экономика или процветает. Каждый раз сравнивая себя несчастного со счастливым собутыльником, который не выброшен... это будет всегда. Ты работаешь сторожем по ночам, а твой бывший сотрудник – инженером. А в свои выходные ты идешь к нему в офис и натаскиваешь его по программированию и получаешь от него плату по расценке ночного сторожа. Особая философская прелесть, если до этого вы были друзьями десятки лет и родом из того же города в России... Ты чувствуешь – он избран для счастья, а ты для охраны мусорника...

Дождь все усиливается. Порывы ветра гонят ливень вдоль куска асфальта, где припаркована машина. Паша ежится и медленно идет по цепи. Цепь проложена уже там, где асфальта вовсе нет. Паша месит отвратительную жирную грязь и думает, что когда закончит обход, придется оставить эту грязь в машине. И, уже находясь в машине до следующего выхода в цепь, Паша старается подавить в себе все то, что только что видели его глаза.


Был час ночи. Неожиданно позвонила Лёля, видимо работавшая где-то на другом «мусорнике,» куда ее теперь перевели. Паша обрадовался и ему  почему-то захотелось спросить, о той компании антисемитов, где он впервые увидел Лёлю. Что-то для Паши было не законченным в Лёле. Случайно ли она была в том разговоре или... . И Паша спросил.   


Не будем об этом, устало ответила Лёля и, Паше показалось, что говорит она  с тревогой и мольбой, говорит как другу, которого не хотелось бы терять, но не было сил терять что-то еще, индивидуальное, очень привычное и, не вполне известно – любимое ли. И еще, она не могла быть не откровенной с Пашей.  Леля лишь добавила:  – Оставь мне хоть это... И Паша подумал, ладно, будь антисемиткой.  И еще подумал Паша, что с годами ему становится труднее понять, что это такое, как и все, что создал Бог. Ведь если исчезнет антисемитизм, исчезнут евреи, а этого Паша не хотел.
 

По корпусу машины вновь стремительнее забарабанили капли, быстрее, быстрее, резко похолодало... Паша бросил взгляд на часы – до следующего выхода к цепи еще пятнадцать мунут. Дождь зарядил сплошными липкими струями, подсвеченными огнем галогенной лампы. И вдруг... машину затрясло, как при землетрясении, точно, землетрясение, – подумал Паша, впрочем, не испытав того страха о котором был наслышан. Паша лишь подумал: – Господи, даже этого нормального чувства уже не осталось...


Тем не менее трясло прилично и Паша огляделся. Двигатель работал, лишь для печки, слева и справа было пустое асфальтовое пространство. Он задержал взгляд на мгновение на верхушке подъемного крана с воображаемой веревочной петлей на фоне черного неба, и взглянул через лобовое стекло. Там железобетонная опора ночного фонаря дрожала [3]  и Паша подумал, что она может рухнуть, что это единственное шероховатое место и... перед тем, как покинуть машину Паша перевел передачу на reverse и резко нажал на газ.


Машина рванула задним ходом и тут же наскочила на какое-то препятствие... Паша инстинктивно перевел передачу на park, затем на drive, машина рванула к фонарю и вновь замерла возле фонарного столба... Землю вдруг перестало трясти – все в мгновенье закончилось. Трясло только Пашу, причем откуда-то изнутри. Паша выскочил наружу и, не замечая дождя обежал машину... Сзади, в метре от бампера ничком лежало огромное человеческое тело. Это было тело Рэя, распластанное на асфальте под дождем и, совершенно неподвижное... Паша вытянул из кармана cell phone (мобильник) и набрал 911:  – я убил человека...


Паша не мог в точности вспомнить, что произошло вослед. Ворота в зону оказались широко открыты.  Три или четыре полицейские машины и American Medical Response и пожарная  окружали Пашину Civic. Тело Рэя положили на носилки и понесли. Зазвонил чей-то cell но никто его не брал и Паша вдруг понял, что он звонит из одежды  Рэя и взять его может только он и больше никто... почему, пронеслось в голове у Паши... это личный телефон... того, кого уже нет, а звонят, как будто бы он есть и когда тело Рэя уже унесли в  American Response, телефон замолчал...


Паша стоял под дождем и видел все тот же унылый пейзаж мертвых проемов окон, подъемный кран, пересекающий заброшенное здание, но ничего, что ассициировалось с этим пейзажем не посещало более его воображение. Паша знал, что теперь будет еще хуже, плохо представляемая тюрьма и суды... все это промелькнуло и ускакало куда-то вниз как упрек самому себе... а главное... человека нет. Еще час назад убежденный, что его положение горестное а жизнь не означало для Паши ничего. Какое значение все это имело. Он лишил жизни человека...


На площадке неожиданно оказалось много народу – пожарные, полицейские, какая-то женщина в костюме – все лица Паша видел смазанными, зрение даже выхватило типичное славянское лицо. Мужчина был одет в дорогую кожаную куртку и сочетание этих признаков почти безошибочно говорило – когда-то этот человек имел Советский паспорт. Человек в куртке подошел к Паше и как-бы продолжил разговор,  которого не начинал. I am Goldman. Вице-президент компании, машинально подумал Паша и также машинально перевел: – Золотухин... и только после этого вспомнил Лёлин рассказ и лишь тогда узнал вертухая Золотухина, постаревшего и пополневшего...


Голдман продолжал по-русски:
– Вы понимаете, что произошло?
–  Я убил человека.
– Я не об этом, вы понимаете как это произошло?
– Я не знаю. Это уже не важно.
– Вы его видели, когда сдавали назад?
– Когда землетрясение началось я решил сдать назад от столба.
– Какое землетрясение, не было никакого землетрясения!


Паша не отвечал и лишь тупо глядел на Золотухина - Голдмана.  И вдруг этот Золотухин вместо того, чтобы объяснить что-либо, принялся хохотать Паше прямо в лицо и Паша вовсе отключился. Паше показалось, что его тошнит, сильно закружилась голова. Голдман не мог остановиться, все хохотал. Потом, дружелюбно переходя на ты продолжал:
- Он подкрался и тряс тебе бампер, а тебе показалось, что землетрясение. Да успокойся, он кажется уже очухивается, на этот раз может и пронесет, может прекратит свои шутки. Потом обвел рукой всех участников сцены – пожарных, полицию, American Response и сказал:– а плачу за все за это я из своего кармана...


Конец повести