Море навсегда

 
Фрукт – яблоко, поэт – Пушкин. Море – Балтийское.

Дочь морского офицера просто обязана вступить на сцену жизни на корабле. Так и произошло. Переход из Свинемюнде в Либаву я совершила на «Комсомольце» шести месяцев от роду. Мы должны были идти немного раньше, на другом судне. Но что-то задержало папу в городе моего рождения, и корабль вышел в поход без нас. И подорвался на мине, оставшейся после войны.

Отец мой уже один раз догонял переполненный трамвай в своей родной Одессе. Догнал, даже за поручень ухватился, а его кто-то с подножки стащил и уцепился сам. Этот «кто-то» триумфально ехал до первого поворота, где трамвай опрокинулся…



Море в моей жизни – повседневность.
 
Сырость на потолке, потому что от дома до моря пять минут ходу через узкую полосу Приморского парка.

Луч маяка, широкий, неяркий. Можно долго следить за ним, удобно устроившись на подоконнике. Высветлились верхушки сосен, свинцовое небо над ними стало мутно-сиреневым – и вернулся  сумрак. Снова луч мазнул невесомо… И так без конца. И только слушаешь далёкий заунывный гудок. Над морем туман.

Балкон, обращённый на запад. Выходишь посмотреть, как солнце сначала медленно, а потом сразу и набок заваливается за линию, где море сливается с небом. Любуешься неповторимыми закатными акварелями и заодно покуриваешь тайком. 

Пляж, где мы проводили целый день, забегая домой пообедать. Кожа становилась цвета сосновой шишки, с отливом в чернь на сгибе локтя. Русые волосы мои выгорали добела.

Короткая светлая ночь после выпускного. Собирались погулять по пляжу, но дошли только до края асфальта: пожалели новые туфли на тонких каблучках. Мы что, ночного моря не видели? Кинематографический штамп, не будем уподобляться!

А впрочем, совсем ночного-то никогда и не видели — пограничники выгоняли засветло. Зато ранним утром развлекались на широкой вспаханной полосе, передвигаясь задом наперед, как будто шпион вышел из моря. И наследил босыми детскими пятками.

И первая паника, первый испытанный кошмар – тоже море.
Только что я копошилась в тонком белом песке, всё время чувствуя, что мама здесь. Даже если она ко мне не прикасалась. Слышала её тихий смех. Только что перелезала через её загорелые ноги на другой край расстеленного одеяла, чтобы взять синюю формочку с рыбкой.

И вдруг - все исчезло! Я одна! Одна в глухой тишине! Появились какие-то бесчисленные чужие ноги. Они бесшумно двигались в разных направлениях, обегали меня со всех сторон, но среди них не было маминых! С родинкой под правым коленом!
Рёв «ой-де-моя-мама?!!», говорят, слышали на том берегу, в Швеции.

Три метра, на которые я успела отползти, мама преодолела одним прыжком. Я вцепилась в неё всеми четырьмя конечностями, прижалась щекой к родинке под правым коленом… 



Два десятилетия присутствовало в моей жизни другое море, Каспийское. Тёплое, пахучее. Изумительно чистое на Северной ГРЭС, с радужной мазутной плёнкой у Приморского бульвара. Море моей мамы, бакинки.

- Икру берёшь? – Таня заглядывает в приоткрытую дверь. - Гасан звонил.

Как же её не взять, доставленную прямо на работу, паюсную, свежайшую. Правда, упаковка в полкило дороговата. Спускаемся в фотолабораторию и на точных весах делим на порции по сто-двести грамм. 


Теперь мы живём в небольшом городе на севере большой пустыни. И до одного из наших трёх морей всего сорок минут езды. Близко, но шум прибоя не доносится.


Я отползла уже дальше, чем на три метра. И светлые волосы мои побелели не от солнца. Но иногда так хочется закричать «ой-де-моя-мама?!!»
 
Закричать тихо-тихо, чтобы услышали на том берегу…





**************   
На фото из интернета город Лиепая.