Как её лучше замочить?.. Я задумался, глядя на развешенное мокрое бельё. Хотелось убить оригинально. Хотя бы с изюминкой. Но кроме бельевой верёвки ничего не подворачивалось под руку. Балкон облизывался. Сырым языком. Оттого, что губы пересохли. Важно, чтобы губы не пересыхали. Цементные губы лоджии. Чтобы не трескались. Обветренные губы балкона, на котором я стоял и курил. И подводил итоги. Пепел – итоги сигареты. Но балконы не курят. И губами балкону, на котором я стою, нечего держать. Ай! Ладно, повешу-таки на бельевой верёвке. Чтобы висела, завёрнутая во влажное бельё. Как она мне надоела! Нельзя, конечно, взять, и простодушно задушить её. Но руки просятся. Молятся руки. Намылить эту бельевую верёвку, сделать уютную петлю. Поймать эту скользкую дрянь, и вздёрнуть. У неё всё равно никого нету. Никто не будет о ней плакать. Я только, чуткий, приду на могилку, закурю, стряхну пепел и сплюну. Ну, да. Справедливый такой. Провинциальный киллер, озабоченный старомодными грехами. Вот она. Думает, я не вижу. Стала на мостик. Йогой, сука, занимается. Думает, это продлит её важную жизнь. Обывательница. Мыло скользнуло по верёвке. Руки задрожали. Петля будто самосовершенствовалась. И минуту спустя меткое лассо обвило её хрупкую шею. Дёрнув, я закричал от убийственного восторга. Тело жертвы содрогнулось и стихло.
На балконе, завёрнутая во влажное бельё, висела радуга. Дождь ёжился. Дело сделано. Вам и не надо было заказывать её. Платить и торговаться. Мне самому не нравились эти цветные выходки после ливней. Серый человек, я не понимал искусства природы. Смысл?.. И, докуривая, прожёг окурком эту жизнь. Изумительный день.