Киса солдат китайского взвода

   

Киса – солдат китайского взвода

 Вы согласны с тезисом, что по законам классической литературы, автор должен определить время и место действий? Да? Нет?
Я вот не задумывался над этим, но определю, тем более, что место действия весьма примечательно –
Восточная Германия, небольшая воинская часть, недалеко от Лейпцига,
затерявшаяся среди деревень с поэтическими именами – Шварценвальде, Кумерсдорф, Шпиренберг.
Время действия? Тут немного сложнее. Не время – безвременье.
Еще пару-тройку лет, и Великий и Могучий Советский Союз грохнется оземь,
и вопреки народным сказкам не превратиться в Финиста Ясного Сокола,
а так, грохнется, разлетится на куски, и все… Тишина.
Ни какой тебе птицы Феникс.

***

- Вешайся, хобот! – донеслось из караульной курилки в сторону здоровенного солдата, в засаленном П.Ш. с закатанными до локтей рукавами.
Детина катил тачку на хоз-двор, наполненную до краев отходами из солдатской столовой.
Не отрывая глаз от тачки, что бы не расплескать, он крикнул в ответ, не прекращая своего неторопливого движения:
- Вешайтесь, китайцы!
В курилке произошло движение. Те из солдат, кто прослужил по году и больше, бросились к караульному ограждению,
состоящему из сетки типа рабица, и дружно, весело, без злобы облаяли детину на разные голоса.
- Ты, вешайся, мазута гребанная!
- Тащи свою парашу!
- Смотри, что бы свиньям досталось!
- Сам все сточит, нехватура, факт!
- Вешайся!

Детина, крайне довольный произведенным эффектом продолжил:
- Старому вешаться не положено. Старый домой скоро едет.
- Какой, “домой”?! – не унимались в курилке, - Домой поедешь в феврале, когда белые мухи полетят!
- Не-е, - протянул детина, - в марте приказ, старый с первой партией домой, как положено.
А вам китайцы, еще духов ждать на замену, караулы тащить. Вот это факт.
С этим спорить в курилке никто не решился. Старики знали, что правда, могут задержать, не отправить пока не придет замена.
В душе все же надеялись, что будет, как прежней весной, когда, всех дембелей отправили вовремя, а в караулы пригнали прикомандированную пехоту.
- Во, сука, задел таки за живое – сказал один из стариков, расстегнутый до пупа, в надвинутой на глаза шапке.
Он развалился на лавке, щурился на первое весеннее солнышко, как кот Васька.
Это рядовой Дмитрий Кисаев, или проще Киса – штатный остряк самоучка и в связи с этим всеобщий любимец.
Такой есть в каждой роте, в каждом взводе. Попадешь с таким в караул, в одну смену и с шуточками-прибауточками наряд пролетит - не заметишь.
- Однако, - сказал Киса, - я бы не торопился, на месте нашего свинопаса, променять Лейпциг на его гребаное Бодайбо.
Киса смешно произнес Бо-дай-бо, и в курилке заржали. Шутка вышла не очень, но все уже привыкли смеяться любым его шуткам.
Шла смена караула, в курилке собрались оба состава – заступающий и сменяющийся. Ждали последнюю смену с периметра.
Заступавшим было все равно, сменяющиеся же, сетовали на нерасторопность разводящего.
Им уже хотелось в казарму, сдать оружие, сходить на ужин, посмотреть телевизор, погонять чай в каптерке, да мало ли чего еще.
- Да, что же так долго?! Барсук, смену по полчаса всегда проводит. Старшиной хочет наверно уволиться, гнутяра.
- Прапорщиком, - вставил Киса, - старшим. Пришейте ему ночью погоны!
- Да, надо бы, - соглашались в курилке.

***

Но тут, надо чуть поподробнее о китайском взводе и о периметре, который охраняли китайцы. “Китайским” – взвод охраны прозвали еще в те незапамятные времена, когда подавляющее большинство, проходивших срочную службу в его рядах, составляли призывники из братских республик Советской Средней Азии. Азиатов давно уже сменили сыны не менее братских славянских и других республик, а название прижилось, осталось. Надо сказать, что китайцы с гордостью носили свое имя. Оно было свидетельством непреклонного духа и крайне низкой дисциплины, которой китайцы бравировали. А что им оставалось делать? По роду службы – хуже только дисциплинарный батальон. Китаец ходил в караул через день, и через день грузил тяжелые ящики на технической территории, которую же и охранял. Два часа на посту, два часа в карауле в бодрствующей смене, два часа сон. Так три раза за ночь. Смена. Казарма. Ящики. Опять караул. Два года нон-стоп дискотека. Китаец превращался в зомби. В муку перетирал такой график. На службу и дисциплину забивали страшно. Что китайцу сделаешь? Как накажешь? Китаец и так в сплошном наряде вне очереди, пополам с непосильным трудом. От ящиков руки отваливаются. На постах – холод, сырость, ревматизм. Да, - хуже только дисбат. Было дело, конечно, за вопиющие нарушения, отправляли в Лейпциг на гауптвахту. Там вертухаи вообще спать не давали, били нещадно, заставляли ползать по-пластунски на четвертый этаж и обратно, запирали в карцер, сыпали на мокрый пол хлорки. С губы, китайцы приезжали сильно заторможенные, говорили шепотом, вспоминать о губе не хотели, качали головой и советовали не попадать туда другим. Потом ничего, потихоньку отходили и люто ненавидели офицеров. Не дай бог войны – стреляли бы им в спину.
Техническая территория представляла собой военный арсенал со множеством хранилищ, построенных еще Гитлером. Там было все от патронов до черти чего, что составляет военную тайну. Вокруг Тех. Территории - дорога, зажатая между двумя рядами колючей проволоки. Дорога разбита на посты. Это и есть периметр.
На периметре, второй пост имел свою зловещую особенность – старое караульное помещение. Заброшенное одноэтажное здание с мертвыми окнами, выбитой дверью, покосившейся крышей. Нехорошее место. В 47 – ом году там солдаты изнасиловали немку из окрестной деревни, а ночью весь караул местные вырезали, всех до одного. В живых остались только те, кто стоял на постах. После этого, караульное помещение перенесли в глубь территории части, по дальше от греха, и все такое, а старая караулка так и осталась на втором посту. Нехорошее место. По ночам, часовые старались не ходить мимо. Суеверие – скажете вы? Быть может, быть может…
- Ну, где же смена, мать его за ногу?!
- Вон, идут.
- Ну, наконец то!
- Барсуков, - крикнули из курилки сержанту, ведущему смену с постов, - Барсук, чо так долго?!

Барсук не ответил. Бесполезно. Как быстро смену не проводи им все долго. Вечная тема.
Старики поворчали, поворчали и успокоились, знали – Барсук, в принципе, парень правильный, жопу перед офицерами не рвет.
- Строиться, караул! – скомандовал помощник начальника караула.
Молодые побросали курево встали в колону по три, образовав первые ряды. Старики, не спеша, потянулись тоже. Построились.
- Киса, тебя все ждут!
Киса курил, пускал дым вверх.
- Давай, давай, не особенный!
- Сейчас, докурю, – сказал Киса затягиваясь.
- Э-э-э! – заворчали деды, - Хорош, не особенный. В строй упади!
- Ладно, не гавкайте! – сказал Киса, поднялся, поправил подсумок, закинул на плечо автомат и уже в строю, не выбрасывая сигареты, добавил,
пнув сапогом в ногу прослужившего всего год “черпака”, - Ты то чего хавало свое раззявил? Замазать? Так я замажу.
Черпак стушевался.
- Ну, трогай, извозчик! – сказал Киса сержанту.
Сержант уже почти скомандовал – “шаго-о-м марш”, как общее внимание привлекла маленькая пестрая птица, сидевшая на ветке.
Птица сидела низко-низко, рукой дотянешься. Сидела, чирикала свою песенку, радуясь весне. Первое солнце, первая песня.
Кто-то нагнулся к земле, и первый камень прошелестел мимо, цепляя ветки.
- Во, дает!
Птица на удивление, даже не шелохнулась. Чирикала, не понимая опасности. Первое солнце, первая песня.
- Во, дает! А ну, дай я!
Полетел еще камень. Мимо. И тут, весь строй рассыпался. Китайцы хватали с земли, что попало, стали кидать. Мимо, мимо, мимо.
- Кто так кидает! – крикнул Киса, поднял камень, метнул наугад, не надеясь.
- Попал!!!
Птица упала.
- Попал!!! Попал!!!
Бросились к ней, обступили. Киса растолкал всех, пробился в круг. Увидел.
На сером, подтаявшем снегу лежала маленькая пестрая птица. Лежала, умирала.
Алая капелька крови катилась из открытого клюва, крылья чуть вздрагивали, глаза птицы моргали, смотрели вверх.
- Во, бля! – сказал кто-то.
Потоптались вокруг, не зная, что дальше то. Вот – птицу убили. И что?
Да ничего. Киса вопросительно посмотрел в лица стоявших рядом. “Да, что же это я…?”
Посмотрел вниз. Капелька крови скатилась, из темно-красной, на снегу стала светло-алой. Глаза птицы все еще моргали. “За что?” Первая песня…
- Строиться, караул!
Киса шагал не в ногу, чувствовал себя так, как будто его раздавил грузовик. Уже в казарме умылся, почистил зубы, лег в койку до отбоя. Ничего не хотел – ни телевизора, ни чая в каптерке. Лег, с головой накрылся, домой хотел, забыть хотел. Всю дрянь, за эти два года, забыть хотел. В голову полезло всякое. Вспомнил еще про письмо это проклятое -письмо “неизвестному солдату”. Была еще, тоже история.
А было это так. Письма «неизвестному солдату” были особой статьей развлечений в китайском взводе. Письма эти пишут девушки на адрес плевой почты, что бы переписываться с солдатами. Со всего Советского Союза приходили эти письма. Не то, что бы часто, но и редкостью они не были. Вот, придет такое письмо – “ Здравствуй, неизвестные солдат! Спасибо тебе, что граница на замке и Родина может спать спокойно, и все такое. Я, мол, такая то и такая, пришли свое фото и давай переписываться”. Форма почти стандартная. Девчонки наверняка переписывали друг у друга. Ну, и как водиться – от нечего делать, соберутся деды в каптерке за чаем, станут отвечать вместе, проще говоря – глумиться. Обычное дело. Понапридумывают всякого, в конце припишут – " подходящего фото у меня нет. Ты, короче, первая присылай”. Никогда не присылали.
Пришло одно такое письмо с Алтая. Сразу стали хохмить. Служил во взводе один дух молодой с Алтая. “Вот, невеста тебе пишет”. Но духу, понятное дело, не до невест. Духу первые полгода, привыкнуть бы к недосыпанию, к недоеданию, да от дедов по шее получить поменьше. Какие уж тут невесты!
Собрались, начали писать. Киса - во главе стола. Куда же без него то? И понеслось по кочкам! “Пишу я тебе, героический подводник, с глубины 3000 метров, со дна самого что ни на есть Ледовитого океана. Наш подводный, сверхсекретный, атомный, бомборакетоносец, в боевом дозоре, грозит империалистической нечисти, нашей краснознаменной отвагой”. И так далее и тому подобное. Очень вышло смешно. В конце приписали: « расскажи о себе по подробнее и фото, давай, присылай!». Написали, отослали, забыли. А через месяц, приходит Кисе ответ. Девчонка пишет, как и просили, по-подробнее. О деревне своей пишет, о родном совхозе, о клубе, где танцы по субботам, о библиотеке, где мама работает. О том, что в прошлом году, бабушка умерла, о том, что дедушка, раненый на войне, совсем после этого слег и почти уже не ходит. О том, учиться она хорошо. Хотела поступать, после школы, но маму никак теперь одну оставить нельзя. Вот такое вот пришло письмо.
Пришла и фотография, из таких, которые специально в фото ателье делают. Девчонка, совсем еще ребенок, можно сказать. Коротенькая стрижка, беленькая блузка, руки на коленках. Глаза большие, красивые, не глаза, а бездонные озера слез, которые выплакать ей еще предстоит в этой жизни. В жизни, которую только-только начинает.
Никому письма Киса не показал. И письмо и фото носил несколько дней, в нагрудном кармане, потом, не выдержал – разорвал. Дыру бы прожгли в сердце!
Теперь, лежал Киса, под одеялом, вспоминал письмо это. «Как птицу…» - подумал он. И было ему так плохо, как будто червь какой-то ворочался, объедал всего изнутри. «Господи, да, что же это такое?!» - спрашивал он. И не было никого рядом, кто сказал бы простые слова: «Это, Киса – твоя совесть». Усталость взяла свое, он уснул.


 ***

Пока рядовой Дмитрий Кисаев спал, на периметре, смена, состоявшая целиком из старослужащих, во главе с разводящим,
уже полчаса, под дождем и снегом, искала на втором посту, часового. Это было Ч.П.
- Ну, что, там нет?! Да, где же он, салага, бля?! Найду - убью, бля, душу вытрясу! – кипел разводящий сержант Барсуков,
вытряхивая ладонью из под воротника набившийся липкий снег.
- Нет, его там ни фига!
- Бля, тварь, неужели ушел, сука!
- Да, спит где-нибудь в окопе.
- В окопе смотрели?!
- Там засрано все, там не прикимаришь. Может в караулке он - в старой?
- Пойди, посмотри!
- Я один не пойду.
- Ладно, бля, пошли вместе! – сказал Барсук.
Злые, до отчаянья, деды направились к старой караулке, в предвкушении скорой расправы над молодым, который на службу забил не по сроку.
Сапоги их чавкали в грязи, в грязи со снегом пополам. Злые шли, злые.
До цели оставалось шагов двадцать, как из черного проема покосившегося, разбитого дверного косяка, показалась темная фигура в плащ-палатке.
Молодой, разбуженный движеньем, робко вышел навстречу.
- Вот, он, сука!- выкрикнули деды почти все вместе.
- Ну, все, бля, хана тебе! Маму сейчас на изнанку выверну, душара гребаный!!!
Смена прибавила шаг. Молодой в страхе попятился.
- Куда, сука?! Стоять!!! – заорал Барсук и сорвался на бег, - Стой, сучара!!!
Молодой, с перекошенным от ужаса лицом, скинул с плеча автомат.
- Не подходи! – крикнул он.
- Ах, ты тварь!
- Не подходите!!!
Раздалась автоматная очередь.

***

«Вставай, вставай! Эй, подьем», - услышал Киса сквозь сон. Кто-то тряс его за плечо, - «вставай, вставай Киса!»
Киса открыл глаза, приподнялся и увидел сержанта Барсукова. Киса кинул взгляд на свои наручные часы. Половина пятого.
- Барсук, иди в жопу! Какого тебе хера? Полпятого… - сказал Киса и снова рухнул на подушку.
- Вставай, Киса, бля, одевайся. Давай, давай! – шептал Барсук, снова тряся за плечо – Вставай, командир тебя на периметр вызывает. Вставай, давай!
Киса отпихнулся.
- Ну, вставай, тебе говорят! Командир вызывает на периметр. Все волки уже там собрались. Душара этот, Одинцов, только что смену обстрелял.
Сон, как рукой сняло.
- Что?!
- Стрелял в смену, бля. Сейчас сидит в караулке, не выходит.
- Твою мать! – выдохнул Киса, неохотно поднимаясь, - А я то тут при чем?
- Там расскажут, - сказал Барсук и ухмыльнулся, - Короче, поговорить с ним типа надо.
Ну, что бы выходил, короче. За тобой послали. За товарищем, бля, боевым.
- Товарищем… - сказал Киса покачал головой и пошел к умывальнику, - Я, что ли ему товарищ? Товарищ! Нашли товарища.
Киса остановился, вернулся к тумбочке, взял зубную пасту, щетку, полотенце повесил на плечо.
- Попал, что ли в кого? – спросил он.
- Не-а – опять ухмыльнулся Барсук, - Поверх голов как дал, бля! Ну, мы и обсерились, скажу я тебе.
Киса чистил зубы, умывался. Барсук стоял рядом, крутил на пальце ключи на тонком кожаном ремне. То накручивал, то скручивал.
- Вот, бля, душара, - говорил он, - Засел там, валить всех грозит. Такой понимаешь винегрет. Мы, что? Мы, так, поучить его только хотели.
А он, бля, как даст! Бля, на периметре все офицерье уже, все волки, бля. Шухер, кипишь до небес. Вот, за тобой послали.
Парламентера заслать хотят, что бы сдавался, короче.
Такой у них план, бля, генштаб, бля, гребанный. Автомат получать будешь? Сказать дежурному?
Киса вскинул брови.
- Автомат? На кой?
- На всякий, бля случай. «На кой» – передразнил Барсук. Душара, понимаешь, какой-то нервный оказался. Не возьмешь?
- Нет, не возьму, - сказал Киса, пошел в сушилку за шинелью.
- Ну, ну, смотри, бля, - сказал Барсук ему в спину и сплюнул на пол, - А то смотри, Шарапов, окропим снежок красненьким то.
- Да пошел ты!

На границе первого и второго поста периметр ломался углом. Здесь, на первом посту, в относительной безопасности собрались офицеры.
Выйдешь за угол - старая караулка в ста метрах. За угол не выходили.
Не смотря на темноту, Киса, еще издали различил силуэты почти всех.
Вон, командир части – старый подполковник, мужик хороший, по кличе Мамочка; вот, зампотех – майор Соловьев, редкое говно;
вот начкар курит с командиром взвода старшим прапорщиком Ревенко; вон замполит; вон другие; все тут.
Барсук показал рукой на командира и сказал:
- Ну, иди, зарабатывай свою медаль за отвагу, бля!
Киса подошел к командиру и зампотеху, стоявшим отдельно от остальных и доложил:
- Товарищ подполковник, рядовой Кисаев по вашему приказанию прибыл.
Мамочка прервал свой разговор с зампотехом, посмотрел на Кису немигающими глазами.
- А-а, Кисаев. – сказал он, - Ну, вот, что Кисаев – задача тебе ясна?
Киса пожал плечами.
- Ясна. Когда идти то?
Мамочка помолчал с секунду, смотрел в глаза.
- Когда готов будешь.
- Тогда я пошел, - сказал Киса, повернулся и зашагал в сторону второго поста, сунув руки в карманы шинели.
- Кисаев! – услышал он за спиной окрик зампотеха.
Киса обернулся. Зампотех, находясь в каком то видимом возбуждении, громко, что бы все слышали сказал голосом, которому придал значительности:
- Кисаев, при малейшей угрозе с его стороны применить оружие – немедленно назад! Понял? Немедленно!
- Понял, товарищ майор, - сказал Киса, с деланной улыбкой, а про себя подумал: «Чмо, ты педальное, товарищ майор», - Разрешите выполнять?
- Выполняйте!
- Давай, Кисаев, поговори, ты с ним по хорошему, пусть дурака не валяет.- добавил Мамочка.
- Да, я все понял, - сказал Киса и пошел к караулке.
Пока он шел до угла, все было ничего, но только повернул за угол - увидел старую караулку, стало как-то не по себе.
Вдруг, сидит там этот душара, и в самом деле берет его на мушку.
«Черт его знает, может у него совсем крыша съехала.
Возьмет, да и выстрелит. Стрелял ведь уже».
Киса вынул руки из карманов, что бы было видно, что пустые.
«Как его зовут то? Черт, я не знаю, как зовут то его! Одинцов…, Одинцов…, Сашка, что ли? Да Саня, или…, нет точно Саня»
Киса подходил медленно, прислушивался, нет ли в черных окнах движения.
«Эй, Саня, это я – Киса!» - хотел крикнуть он, но в горле что то запершило он только прокашлялся.
« Черт, вечер перестает быть томным. Ладно, давай, соберись, на тебя люди смотрят!» - сказал Киса сам себе, вдохнул и крикнул:
- Эй, Саня! Это я – киса! Не стреляй!
Киса остановился, прислушался снова.
- Эй, Саня, я подойду – потолкуем. Ты только не стреляй, ладно! Слышь, Сань?
Киса прошел еще немного, остановился, шагах в десяти от угла караулки, перевел взгляд от дверного косяка на окна.
«Ну, где он? Откуда смотрит сейчас на меня? Если подпустил, то стрелять не будет. Наверно не будет».
- Эй, на буксире! Трави конец! Ты здесь, что ли, Сань? Ау! Курить будешь?
- Здесь я, - раздалось из темноты тихо, почти шепотом.
- Ну, слава богу! А я уж подумал – не повидаемся. Вот была бы досада – сказал Киса весело, - Ну, что - покурим?
Киса, не дожидаясь ответа вложил зажигалку в пачку сигарет и бросил в окно. Услышал, как она шлепнулась.
Потом, в темноте зажегся огонь, молодой закурил.
- Спасибо, Киса - сказал молодой тихо.
- Да, ладно, за курево спасибо не говорят. Ты вот что скажи – что делать то собираешься?
Тишина. Слышно, как затягивается, курит.
- Киса, - раздался шепот, - мне теперь дисбат, да?
- Дисбат? Не знаю, Сань, не знаю. Может обойдется. Может Мамочка заступиться, может губой обойдется.
Ты, вот, что – давай, не дури и выходи. Что вышло, то вышло. Хуже только не делай.
- Мне теперь дисбат, – сказал молодой обреченно.
- Дисбат, не дисбат, ты только хуже сейчас делаешь, Сань. Давай, заканчивай, выходи.
«Черт, не видно ничего» - подумал Киса, - «Мне бы только глаза его видеть. Нашел бы слова».
- Я в дисбат не сяду, - услышал он.
«Крыша совсем съехала», - подумал Киса.
- Сань, кончай херню то пороть! Тебя дома ждут. Давай, выходи, короче, Сань.
- Нет, Киса, - сказал шопот, - ты, уходи, Киса. Ты хороший парень, Киса, но ты уходи лучше.
- Ну, как знаешь, - сказал Киса и пожал плечами, - Как знаешь, Сань.
Он развернулся и пошел обратно. «Черт с тобой!», - в сердцах думал он про себя, - «Черт с тобой! Мне до дембеля – месяц, полтора, два.
Черт с тобой и со всеми вами! Вот вы где у меня уже все!»
- Доложите обстановку! – сказал майор Соловьев.
«Доложите обстановку!» - передразнил его про себя Киса, - «Чмо ты и есть!»
Киса доложил обстановку, после подошел к Барсуку, стоявшему тут же неподалеку, возле колючки, что бы стрельнуть сигарету.
«Товарищи офицеры!» - услышал он за спиной голос зампотеха, -«Прекратите курить на технической территории! Немедленно прекратите!»
- Ну, что там? – спросил Барсук и сплюнул, - Что там, салага этот?
- Да, пошел он!
- Понятно, бля. Ты гляди, как Соловьев территорию метит! Мамочка скоро на дембель.
Станет Соловьев командиром – они с ним тут все вешаться будут. Вот землю роет, волчара!
- Сука он конченная, сука и чмо! - подтвердил Киса, - Ладно, дай закурить, что ли.
Барсук по секретному протянул сигарету. Киса прикрываясь спиной прикурил, спрятал сигарету в рукаве шинели.
Прошло около получаса.
На периметр примчался уазик и Урал с брезентовым тентом.
Из уазика вылез невысокого роста усатый майор в портупее и шитых на заказ, начищенных до блеска сапогах.
Он пружинистым, бодрым шагом направился к Мамочке и зампотеху. Барсук снова плюнул.
- О! В нашем полку прибыло, бля.
- Точно. Те же и начальник особого отдела, - сказал Киса и стал с интересом наблюдать,
как из кузова Урала в снежную грязь стали выпрыгивать десантники в тельняшках, бронежилетах и касках.
«Тридцать два» - насчитал Киса. У нескольких подствольные гранатометы.
- Комендантский взвод пригнали, из Котбуса,- сказал Барсук.
- Вижу.
- Напрасно старушка ждет сына домой, - угрюмо пошутил Барсук.
Киса не слушал, вглядывался, стараясь по жестам понять, о чем говорят между собой офицеры.
Особист стоял заложив большие пальцы за портупею, топорщил усы.
Зампотех вращал глазами, о чем то размахивал руками.
Мамочка махнул на них обоих рукой и отошел в сторону.
Зампотех и особист направились в сторону десантников.
- Да, что же они делают! – сказал Киса и пошел им на перерез.
- Стой, ты куда? – схватил его за рукав Барсук.
- Я сейчас, подожди… Товарищ майор, товарищ майор! Разрешите обратиться?
- Кто это? – бросил особист в сторону, на ходу.
- Кисаев, отстань! Сейчас не до тебя.
Киса выскочил наперерез, встал перед ними.
- Товарищ майор, дайте я с ним еще раз поговорю! Он выйдет, слово даю. Я поговорю, он выйдет.
- Отставить, Кисаев! А ну, в сторону! – крикнул зампотех удивленно смерив Кису взглядом.
- Товарищ майор, что же вы делаете, товарищ майор?! Так ведь нельзя.
- Это еще, что такое!? – выпучил глаза зампотех.
- Приведите своего солдата в чувство! – шикнул особист.
- Да, ты, что, солдат, на гауптвахту захотел?! А?! Ты, что, солдат?! Я тебя приведу в чувство! –
заорал зампотех и схватив Кису за ворот шинели, стал трясти его из стороны в сторону, как щенка,
- Я тебя приведу в чувство! А ну пошел на место!
- Руки, товарищ майор!
- Что?!
- Руки убери на ***! Я сказал!
- Ах, ты…
Киса крутанулся влево, вырвался, потом, как учили, бросил вес на правую ногу и левым боковым ударил.
Ударил в ухо, не в подбородок – пожалел. Зампотех упал.
- Твою мать! – вырвалось у Барсука.
Киса развернулся, и сбивая дыхание кинулся к караулке. В висках застучало.
- Сань! Саня, не стреляй!
Поскользнулся, упал, содрал ладони, поднялся.
- Не стреляй, Саня!
Киса бежал не отрывая глаз от черных окон караулки, которые таращились прямо на него.
«Врешь!» - пронеслось у него в голове, - «Врешь старая! Не будет по твоему!
Сегодня не будет! Хватит тебе! Не будет по твоему, не будет!
Только бы не в живот, только бы не в живот!» Десять шагов. Пять. Два. Он ворвался внутрь. Выдохнул.
Молодой сидел на корточках, обхватив коротко стриженую голову руками. Автомат лежал на полу. Киса подошел, сел рядом.
- Курить осталось? – спросил он.
Молодой протянул пачку.
- Ну, что покурим и пойдем? – спросил Киса.
Молодой кивнул.
- Ладно, ты не дрейфь, Мамочка мужик хороший, может заступиться.
Может губой обойдется. Вместе и сядем – сказал Киса, пустил вверх струйку дыма и ему было от чего то очень хорошо.