Максу
Терминалы аэропортов - зона безвременья. Мы попадаем в них, улетая, возвращаясь, встречая или провожая кого-то. В терминалах есть свой, особый вид эха. Не хуже и не лучше, чем в других местах, оно просто - другое. "Я нахожусь в подвешенном состоянии" - самая уместная для терминалов фраза. Самолёт, который вовремя не подогнали, задержка рейса, о которой сообщают (а иногда и нет!) через электронное или механическое табло - всё это держит нас в подвешенном состоянии. И - в терминалах.
Я знакома с курительными комнатами аэропортов Европы, Америки и России не понаслышке. Это как терминал в терминале - ещё более пустая зона безвременья, не сказать - полоса отчуждения. Или мне везло, или там и правда обычно пусто. Но типажи... Типажи странным образом похожи - везде. На лицах пришедших в курилку я всегда замечала некое "клеймо пассажира". Как его описать, я не знаю. Но... Оно есть.
Джон Генри Холланд, чью книгу, забытую кем-то в самолёте я не так давно обнаружила, писал, что самым ценным, чем может владеть мужчина в этом мире, всегда будет сердце женщины. Если перефразировать, то, согласно моей личной теории, самое ценное, что может получить терминал, это душа пассажира. Какая-то её часть. Дорога, будь то поездка на общественном транспорте, авиаперелёт, морской или речной путь, железнодорожное путешествие или поездка на личном автомобиле, располагает к размышлениям. Не даром ведь люди в дороге часто рассказывают совершенно незнакомым, в первый и последний раз видимым попутчикам, всю свою жизнь. Почему? Потому, что в дороге человек склонен думать и вспоминать - свою жизнь. Мне иногда кажется, что, попав в зону безвременья, в терминал, мы "отпускаем" наши мысли. И стены, потолки и полы терминалов слышат их. Так это или нет на самом деле, не знаю. Но как же часто я, в ожидании своего рейса, в той же курилке, смотрела в стену и думала о чём-то своём! Может быть, именно потому, что терминалы умеют слышать наши мысли, у них столь тяжёлое и странное эхо?
Я крайне редко читаю восточных философов. Не потому, что их мысли мне не нравятся, а потому, что их мысли бьют наотмашь, пробивая любую маску, любую броню, как тончайший лист сигаретной бумаги. Но однажды, во время одной из стыковок, сидя во всё той же зоне отчуждения одного из терминалов аэропорта Кеннеди, я прочла у Лао Цзы следующее:
"Если тебя кто-то сильно любит, это даёт тебе силы, если ты кого-то сильно любишь, это даёт тебе смелость."
Он был прав. Так оно и получается, если задуматься. Но, уходя от темы любви, я "примерила" эту мудрость на свою теорию о терминалах и их эхе. Терминалы безлики, на первый взгляд. Да, они могут быть окрашены в яркие или тёмные тона, могут быть серо-унылыми. Их могут украшать скульптуры и картины, дерево и металл, но... Безликость заключается не во внешнем виде этих зданий. В терминалах сам воздух - безлик. Не знаю, замечал ли кто-нибудь это. Наверное, надо провести много часов в терминалах, один на один с самим собой, чтобы научиться распознавать аромат безликости. Я полюбила терминалы за их умение слушать. Они слушают мои мысли или мои слова очень спокойно, не прерывая меня, не насмехаясь, не утешая и не переча мне. Терминалы не умеют смеяться над чужим горем и не умеют радоваться чужому счастью. Но... Я реально полюбила терминалы за то, что они позволяли мне быть самой собой. Сняв все маски, отпустив все тормоза, я говорила, говорила... Приправляя слезами, а иногда и истеричным смехом свои слова, я открывала терминалам свою душу и своё сердце. Они дали мне смелость говорить то, что я чувствую на самом деле, не боясь показаться смешной или чокнутой. Поэтому, я очень люблю терминалы. Есть ли у нас взаимность? Если я до сих пор нахожу в себе силы говорить с терминалами, наверное, есть. Возможно, это именно спокойная готовность терминалов выслушать меня, и даёт мне силы говорить. Круг плавно замыкается. Впрочем, у ада тоже есть круги. И они тоже, по логике, замкнуты.
Эхо в терминалах, как я уже говорила, особенное, хоть и повторяет оно за всеми - за диспетчерами, за пассажирами, за провожающими и встречающими. Есть у меня одна "фишка": когда мне нужно подумать над чем-то важным, продумать что-то, я дожидаюсь ночи и еду в аэропорт.
Там, сидя с чашкой кофе где-нибудь в кафе, или, взяв кофе в стаканчике с собой, стоя на эспланаде, я размышляю. Смотрю на взлетающие и садящиеся самолёты, иногда внимательно наблюдаю за ними, иногда просто фиксирую сам факт: вот самолёт сел; вот самолёт взлетел. В голове хватает и других мыслей. Рано или поздно я начинаю слышать эхо. Эхо терминалов. Эхо шагов, отголоски смеха, чьих-то слов. Эхо ли это? Не мысли ли это людей, которые впитали стены?
Абсурдно, наверное, даже не это. Абсурдно то, что я, оказываясь в терминалах, отчаянно ищу своё эхо. Отголоски мыслей или просто голоса. Или шагов. Помню, в одну из долгих стыковок я, сидя в кафе, разговорилась с местной официанткой. Совершенно не боясь, что она сдаст меня медикам, я коротко изложила ей свою теорию про эхо. И про терминалы. Странное дело! Женщина, внимательно выслушав меня, спросила, как выглядит то, что я хочу услышать.
- Портрет эха?
- Да. Можете хотя бы нарисовать?
Мне не нужно было рисовать. Я всегда ношу с собой фотографию. Посмотрев на неё, официанка покивала головой:
- Красивое эхо.
И тут я поняла: терминалы не могут быть совсем безликими. И эхо безликим быть не может. Как быть? Вся моя теория полетела к чертям! Или... Не вся? Да, на первый взгляд и первое ощущение, терминалы, их курилки, их "зона безвременья" - все они безликие. Пустые. Но, это лишь потому, что у каждого свои мысли. Своя история. И своё эхо. Пока мы не на одной волне, мы этого не слышим. И нам кажется, что мы сидим в безликой пустоте терминалов. А на деле... На деле всё иначе. Хорошо это или нет, не знаю. Не задумывалась. Мне кажется, что знать об этом может только эхо. Эхо пустых терминалов.