Горький аромат фиалок Ч 3 Гл 35

Кайркелды Руспаев
                35

    Алихан потерял вкус к жизни; все эти дни он пролежал на своей кровати. Майра не спала ночами, - заглядывала в его комнату, тревожась, – не наложил бы рук на себя. Но Алихан все время лежал неподвижно, и невозможно было понять, спит он или нет.
    Майра подходила к нему, стараясь ступать тихо, хотя это ей плохо удавалось; прислушивалась, дышит ли он? Алихан дышал, хоть и еле слышно, но дышал.  Майра несколько раз просила его встать, попить чаю, покушать – он только молча мотал головой.
     Приехал Бекхан. Его не было последние два дня, - отдыхал с Виолеттой в ауле древних скотоводов. Но на вопрос Майры ответил, что был в столице по делам.
     - Алихан не встает, - пожаловалась Майра, - С того дня даже не сдвинулся с места. И сегодня… хоть бы чаю попил…
     Бекхан просидел возле сына несколько минут, утешая. Он говорил, что пора стать мужчиной и научиться держать удары судьбы. И что жизнь у него не кончена, - жизнь продолжается.
     Алихан внял словам отца. Он нехотя поднялся и сел на кровати. Бекхан взглянул на него и поразился –  словно это совсем другой человек.
     - Иди, приведи себя в порядок, - сказал он и вышел.
     Бекхан с Майрой сели обедать и слышали, как сын вышел из своей комнаты и прошел в ванную. Шумела струя из душа, потом, спустя какое-то время, раздались шаги Алихана – он прошествовал обратно.
     - Алихан, иди, попей горячего чаю! – позвала Майра. Сын не отозвался. Майра приподнялась, выражая намерение сходить к сыну – Бекхан жестом руки усадил ее обратно.
     - Не надо, - сказал он, - Он сам придет. Раз уже встал, то теперь не нужно беспокоиться за него.
     Тут отворилась наружная дверь – по характерному покашливанию Бекхан понял, что это Зайра. Дочь заглянула на кухню, спросила:
     - Алихан дома?
     - Да, - ответила Майра, - Он только встал. В своей комнате. Скажи ему – пусть идет кушать.
     Зайра прошла к брату. Тот стоял возле зеркала и расчесывал мокрые волосы.
     - Возьми – это передали тебе, - сказала она, протягивая небольшой пакет. Алихан нехотя обернулся. Он спросил:
     - Что это?
     - Не знаю. Я не стала разворачивать. Вроде бы компакт-диск.
     - Кто тебе его дал?
     - Какая-то девушка. Она сказала: «Передай это своему брату. Там привет от Карины».
     При упоминании имени Карины лицо Алихана  озарилось на миг  надеждой.
    - От Карины? Как… это понять? Карина жива?
    Глаза Зайры выразили бесконечную жалость к брату. Он еще надеется на что-то...
    - Не знаю. Просто эта девушка сказала так. Возможно, она взяла этот диск у Карины, когда та была еще жива. И теперь решила отдать тебе.
    Алихан взял пакет и спросил:
    - Ты не знаешь эту девушку?
    - Нет, я ее никогда не видела. Наверное, какая-нибудь подруга Карины. Я же их не знала.
    Алихан начал разворачивать пакет, кивком головы  подтверждая ее последние слова, - конечно, откуда ей знать? Зайра поняла по его виду, что он просит оставить его. И она вышла из комнаты, сказав:
    - Мама зовет обедать.
    Алихан не ответил – он включал плеер.
    За Зайрой закрылась дверь и Алихан, вздохнув, взглянул на экран телевизора. После заставки на нем появилось серьезное лицо Карины. Алихан замер.
    - Алихан, я так надеюсь, что ты никогда не получишь эту запись. Но, если это произойдет, значит, меня уже нет в живых. Значит, меня убили. Да, убили! Не верь тому, что якобы я покончила жизнь самоубийством, или что  со мной произошел несчастный случай. Что я утонула, попала под машину, отравилась или сгорела, – это все будет подстроено. Кем? Твоим отцом – Бекханом. Да, тебе трудно в это поверить. Но Бекхан совсем не такой, как ты о нем думаешь. Помнишь – ты мне рассказывал о нем. А ведь я уже тогда знала его – он подлый, страшный человек. Он принудил меня к сексу; он, и его покойный друг Аликеев. Твой отец своими руками застрелил Аликеева. И его жену. И Базарбая, дизайнера,  убил тоже Бекхан.  Он грозится и меня убить, если я не откажусь от тебя. Он не хочет, чтобы ты женился на мне. И все потому, что хочет, чтобы я была его наложницей. А я не могу – я очень тебя люблю. Он грозится, поэтому мне пришлось сделать эту запись. Я сказала ему, что ты получишь этот диск, если со мной что-то случится. Прости, но это моя защита. И доказательство того, что все, что ты сейчас услышал, не ложь, не моя выдумка. Прощай, Алихан! Я тебя люблю!
     Потом на экране появилась запись сцены убийства Аликеева и его жены. Алихан с расширенными глазами смотрел на то, как его отец всадил пулю прямо в лоб Жакен, и как безжалостно расстрелял своего «друга» Аликеева.
     Экран моргнул и выдал другую картину – на широком ложе  лежат двое – Бекхан и Карина; он лежит на ней. Они оба обнажены. Камера снимала их сверху и Алихану видна лишь спина отца и его затылок. Но он  узнал его. Вот и знакомая родинка на шее. И маленький шрам у лопатки свидетельствует о том, что это его отец. А Карина глядит прямо в камеру и  на ее лице выражение бесконечной брезгливости.
     Запись кончилась и на экране вновь появилась заставка. Алихан дрожал. Он пошел, шатаясь к дверям. Бекхан, Майра и Зайра взглянули на него и их лица изменились – Алихан словно восстал из могилы. Он пронзал отца страшными глазами.
     - Папа, что там?!
     Домашние не узнали его голоса.
     Бекхан оглянулся на жену и дочь. И пожал плечами. Определенно, сын тронулся рассудком. А тот повторил:
     - Это ты сделал, папа?!
     - Что? О чем ты, Алихан? Что с тобой, сынок? На тебе лица нет, – Майра поднялась и подошла к нему. Она взяла его за плечо. Но он отмахнулся и сказал, не сводя глаз с отца:
     - Посмотри, что там. Я… я ничего не понимаю… это не ты…
     Бекхан тоже встал. Он нахмурился и сказал сердито:
     - Что ты мелешь! На что мне смотреть? Алихан, возьми себя в руки!
     - Как?! – вскричал Алихан, - Как мне взять себя в руки после этого?!
     И он повернулся к матери.
     - Посмотрите, что сделал он! Посмотрите сами.
     И он направился в свою комнату. Все последовали за ним. Алихан дрожащими руками запустил запись и повернулся к отцу. При появлении Карины на экране лицо Бекхана посерело. Майра с Зайрой смотрели на нее, как завороженные. Вот Бекхан убивает Аликеевых,  вот Бекхан насилует Карину. И Майра, и Зайра сразу узнали в лежащем на Карине мужчине мужа и отца.
    Зайра закрыла лицо ладонями. Алихан сверлил глазами Бекхана.
    - Что это, папа?!
    Бекхан все понял. Он прошляпил еще одну видеозапись. Сколько же их было всего?!
    Бекхан не стал отпираться. Да это и невозможно. Он взял сына за предплечье и сказал:
    - Алихан, выслушай меня. Ты ничего не знаешь. Она не любила тебя – она окрутила тебя, специально, назло мне. Она и ее сестра были девочками по вызову у Аликеева. Талгат подкладывал их под своих гостей. И под своих друзей.
    Алихан с силой вырвался.
    - Ты лжешь! Ты – кровавый, подлый убийца!
    - Нет, не лгу! Подумай сам – откуда у них, у бедных студенток, водились такие деньги? Они торговали своими телами. Аликеев спонсировал их. И он подкладывал их под своих гостей. И они ублажали любого, потому что Талгат щедро оплачивал их услуги.
     - Я тебе не верю! Зачем ты  убил ее? Ведь это ты ее убил! Почему ты это не отрицаешь?
     Бекхану трудно было отрицать очевидное.
     - Я ее предупреждал! Несколько раз предупреждал! Но она смеялась мне в лицо.
     - А-ах! Значит, это все-таки ты! Я тебя ненавижу! Я не сын тебе больше!
     И Алихан бросился вон из дома. Бекхан не стал его останавливать. Он проводил сына тяжелым взглядом, потом обернулся, - почувствовал прожигающий взгляд. Это была Зайра. Это она уставила в него свои невозможные глаза.
     - Вы все видели. Но выслушайте меня…
     Но Зайра не дала ему договорить.
     - Неужели это ты, папа? 
     - Зайра пойми – они были продажными, никчемными и вульгарными. Не стоит их так оплакивать.
     - Какая разница, кем они были! Ведь ты их убил! И с какой жестокостью! Сжечь живьем! Я боюсь тебя. Я боюсь жить с тобой под одной крышей.
     - Что ты говоришь! Пойми – я сделал это для блага Алихана. Ведь он не знал, с кем собирается связать свою судьбу! Я все делаю для вашего блага. И Аликеева я прикончил, потому что он покушался на твою честь.
      Зайра не отводила от него горящих глаз.    
      - Да! И неужели ты будешь оплакивать его? Вспомни, - ведь ты сама прокляла его!
      - Как ты не поймешь! Ведь разговор не о нем. И не о Карине с Мариной. Речь о тебе! О том, кем ты стал! Ты стал убийцей! Ты хоть это понимаешь?!
      Бекхан досадливо мотнул головой.
      - Да, кому-то приходится делать грязную работу. Убирать человеческое дерьмо, чтобы остальным дышалось легче. Ты можешь обвинять меня бесконечно, но тебе придется признать, что я избавил город от этого монстра!
     - Но ведь вместо одного монстра появился другой! Какая разница, как его зовут – Талгат или Бекхан?
      - Значит, по-твоему, нет никакой разницы между мной и Аликеевым?
      - Теперь нет! Теперь я не удивлюсь, если вдруг умрет мама. Потому что и она теперь стоит на твоем пути. Ты… и эта Виолетта Ким… я знаю все о вас.
      Бекхан отвел глаза. Тут он заметил лицо Майры – оно было до того искажено страхом, что он понял – теперь она не сможет жить с ним под одной крышей.
      - Майра… - Бекхан только начал говорить, но жена отпрянула от него.
      - Не прикасайся ко мне! – закричала она, - Развратный, кровавый убийца! Чудовище!
     И она передвинулась, бочком, бочком,  - за Зайру, словно просила дочку защитить ее от него. Бекхан махнул рукой, вышел в прихожую, обулся и ушел. Он ушел насовсем.

     Виолетта обрадовалась приезду Бекхана. И еще больше - сообщению, что он теперь останется с ней. Навсегда. Кому-то горе, а кому-то счастье. Но редко кому удается построить свое счастье на чужом горе.
     - Мы завтра же поедем в загс, - пообещал Бекхан, - Сразу, с утра. Нечего тянуть с этим.
  Но она сказала:
     - Нет, давай сначала съездим  к моей маме. Я хочу познакомить тебя с ней. И…  получить ее благословение. Не улыбайся – может быть это и старомодно. Но в этом обряде что-то есть. И об этом всегда напоминала мне мама.
     - Хорошо, мы поедем к твоей маме. И получим ее благословение. Я скажу ей, что буду носить тебя на руках. Всю мою оставшуюся жизнь.
     И он обнял любимую и их губы слились в долгом поцелуе. Он сегодня потерял сына. От него отказалась дочь. И жена, - толстая, старая мегера, – и та сказала, что он чудовище. Пусть! Но у него есть его Вета - Виолетта. Она станет его новой женой. Она родит ему, и сына, и дочь. У него будет новая семья. Не все еще потеряно. Жизнь продолжается.
      И он сказал:
     - Знаешь, я знал, что это когда-нибудь произойдет. И приготовился. Нам не придется тесниться здесь с Владимиром Ивановичем. Нас ждет свой дом. Там все уже готово к новоселью.
     Она конечно, обрадовалась. И он повез ее к их будущему жилищу. Они обошли весь дом, переходя из одной комнаты в другую, и Виолетта восторгалась их размерами, отделкой и обстановкой. Она опиралась о его плечо и вспоминала тот день, когда сопровождала Бекхана и Майру, когда они осматривали свою новую четырехкомнатную квартиру. Вспомнила она о том, как ей мечталось пройти вместе с ним по своему жилищу, и счастливо улыбнулась, прижавшись к нему. Вот и сбылась ее мечта, и теперь меж нею и им нет никого.
    Когда они оказались  в спальне, она опустилась на роскошную кровать и откинулась на спину, осыпав всю себя фиалками, которые она держала в руках. Бекхан прилег к ней и припал к ее губам в долгом поцелуе.
    - Наше ложе всегда будет в лепестках от фиалок, - сказала она после поцелуя, распахнув свои чудные ресницы, - Ты не против?
     - Нет, любимая, - отвечал он, - Ведь в нашем доме все будет так, как ты захочешь.
     Виолетта была на пике счастья. Вот и у нее будет свое уютное гнездо. С любящим и заботливым мужем и с детьми. Только мелькнула грустная мысль – отец теперь останется один. Совершенно один.

     Утром они отправились к матери Виолетты. Владимир Иванович отказался ехать, сославшись на дела.
     - Он ни за  что не поедет к ней, - сказала грустно Виолетта, - До сих пор не могу понять, что же их разлучило.
     Бекхан пожал плечами. Мало ли что может разлучить супругов. У одних одно, у других другое. Люди слишком требовательны друг к другу. Они не хотят жить с неверными, боятся жить с монстрами, пусть эти монстры и озабочены одним - благополучием семьи. И они не склонны ничего прощать.

      Они добрались до дальней деревни, родины Виолетты, лишь к обеду. Вот и низенький, потемневший домик ее матери. Бекхан остановил машину за воротами и глубоко вздохнул. Как-то примет его ее мама? Сможет ли она понять свою дочь? Способна ли она перешагнуть через стереотипы? Ведь по рассказам Виолетты ее мама с характером. И к тому же принципиальная.
     Но когда они прошли в калитку, и навстречу им вышла статная женщина, еще не совсем потерявшая привлекательности, Бекхан замер, и у него дрогнули ноги. Он сразу понял, кто стоит перед ним. А мама Виолетты вглядывалась в лицо Бекхана, - ей мешало слепящее солнце. Но вот и она узнала его.
    Мать пропустила мимо ушей приветствие дочери. Она прожигала Бекхана глазами.
    - Как ты его нашла? – этот вопрос не поняла только Виолетта. Но она почувствовала по взгляду матери, что появление Бекхана чем-то взволновало ее. Она перевела глаза на него, – Бекхан словно окаменел. Он не отрывал глаз от ее матери.
    - Вы что? Знаете друг друга?
     Ее мама  оторвала глаза от Бекхана и произнесла почти шепотом:
    - Зачем ты его привезла?
    - Я?! Мама, я выхожу замуж. Вот… решила получить твое благословение. Бекхан и я… мы любим друг друга. И хотим поженить…
    Она вскрикнула, не договорив – ее мама пошатнулась, ее ноги подогнулись, и она упала на колени. А потом завалилась набок.
   Бекхан подхватил обмякшее тело женщины, поднял и понес в дом. Виолетта суетилась, отворяя двери, придерживая их, пропуская Бекхана  в дом.
     Но ее мама быстро пришла в себя. Она вздохнула и, открыв глаза, взглянула на Бекхана. Быстро сообразив, что он держит ее на руках, потребовала:
     - Опусти!
     Бекхан поставил ее на ноги.
     Виолетта уже протягивала кружку с водой. Та отпила, снова вздохнула, и села на стул. Она взглянула на дочь, словно соображая, и сказала как-то невпопад:
     - Лета, сходи в магазин.
     - Зачем? – Виолетта смотрела на нее в тревоге.
     - Купи хлеба. Ну и… гостю чего-нибудь налить.
     - Мы не будем пить, мама.
     - Зато я буду. Сходи, пожалуйста. А я разогрею обед. Сходи, дочка, пожалуйста!
     Казалось, что она еле ворочает языком;  эта женщина, несколько минут назад бывшая статной, бодрой, полной сил, вдруг вся съежилась и ссутулилась. Бекхан понял, что она специально отсылает Виолетту, – хочет поговорить с ним наедине. Наконец, та уступила. Она взглянула на мать, на Бекхана, и молча вышла.
     - Бекхан… -  начала мама Виолетты и замолчала, словно это одно слово отняло все ее силы.
     - Маша, я…
     - Постой, Бекхан! Дай мне сказать. Бекхан, Виолетта – твоя дочь.
     Разверзлись небеса? Закачалась земля под ногами. Что случилось? Бекхан оперся ладонью о стену.
     - Да, Бекхан... она -  твоя дочь. Как же так получилось? Как вы нашли друг друга?
     Бекхан молчал. Вот оно – сумасшествие! Его губы стали непослушными, когда он промямлил:   
     - Не может быть… разве… разве она не дочь Владимира Ивановича?
     Мария закачала головой.
     - Нет, Бекхан. Она твоя дочь. Я не спала ни с кем, кроме тебя. Даже с Владимиром… Ивановичем. Я не смогла… заставить себя. Потому он и уехал.
     - Почему же ты… тогда написала, что не любишь меня?  Почему ты написала, что вышла замуж? – Бекхана словно окутал вязкий, невидимый туман.
     - Что?! – голос Марии доносится до него, словно из-под земли, - Я не писала… нет, я писала тебе, но не получила ни одного ответа. Но я не писала, что не люблю тебя. Наоборот, я звала тебя, просила приехать. Писала, что у нас будет ребенок. Это потом, когда Евгений сказал, что ты женился. И показал пригласительную на твою свадьбу.
     - Да, я женился. Что я должен был делать, когда узнал, что ты выходишь замуж? Ведь ты сама об этом мне написала.
     - Но я не писала тебе такого письма! Я ждала тебя. А когда поняла, что беременна, то уехала из Листвяг, забралась сюда, в эту глухую деревню, чтобы никто не узнал о моем позоре. И за Владимира Ивановича я вышла, убоявшись людской молвы. Но у нас с ним ничего не получилось. Я так и не смогла забыть тебя.
      Бекхан смотрел на Марию, и она видела, как его лицо помертвело. И она спросила, с бесконечной надеждой в глазах:
     - Надеюсь, ты не… вы с Летой не?..
     О, если б это было так! Бекхан закрыл лицо ладонями.
     - О-о! – простонал он, - Что же я наделал! Что же мы наделали!
     Он взялся руками за голову и, шатаясь, пошел к двери. Стукаясь о стены в тесных сенях, как пьяный, он выходил на улицу и молил только о том, чтобы не встретиться с Виолеттой. Мария не остановила его. Она со смятением глядела ему вослед и думала о том, что скажет дочери…

               
                ЭПИЛОГ

                «Наступает момент
                Когда каждый из нас
                У последней черты
                Вспоминает о Боге».

                И. Тальков.

 
     Бекхан мчал машину, не разбирая дороги. Он словно ничего не видел, ничего не слышал. Перед ним стояло лицо Виолетты, и он  находил на этом лице свои черты. Вдруг он вспомнил новоселье в подаренной Владимиром Ивановичем квартире. Ведь покойный Аликеев тогда сказал: «А Зайра похожа на вас, Виолетта Владимировна».
     А он сам... что он сказал тогда? «Да, сходство есть. И это неудивительно – ведь мы родственники».
     Идиот! Какой же он идиот! Вместо того, чтобы заинтересоваться, почему она похожа на дочь – «Мы родственники… казахи, корейцы – нас породнил еще Чингисхан… а потом, Иосиф Виссарионович… мы принадлежим к одной языковой семье – алтайской…» Идиот! И почему он ни разу не спросил о ее матери? Да, она не любила говорить о ней…
     И теперь… что теперь? Все кончено! Все, абсолютно все! Дожил, собственная дочь забеременела от него.
     Он не заметил, как выбрался на шоссе. «Значит, город близко», - лишь машинально отметил его мозг. Джип мчится на предельной скорости – педаль газа утоплена до отказа. Но Бекхан не замечает скорости. Его глаза, руки на руле, нога на акселераторе работают без его участия. Он вновь и вновь переживает, - то встречу, давным-давно, со стройной красавицей Марией в деревне, где жил его приятель Евгений; то встречу со стройной красавицей Виолеттой в городе; то жаркие ночи с Марией в пристройке во дворе дома Евгения; то страстные объятия Виолетты в ее постели…
    И стонет беспрестанно, в бессилии ударяя кулаком о руль:
     - О-о! Что я наделал! Что же я наделал!
     Он вновь и вновь оказывается в постели с Виолеттой, оказывается в ее жарких объятиях, впивается губами к ее губам, чувствует под собой ее гибкое молодое тело, видит перед собой ее лицо. Но вот под ним не Виолетта, под ним извивается в оргазме его дочь Зайра. И вновь он стонет в безысходной тоске и вновь и вновь бьет кулаком о руль.
     - О-о! Что я наделал! Что же я наделал!
     То и дело мимо проносятся машины; оглашают воем своих сигналов; тщетно – Бекхан не слышит, он словно оглох. Вот и город. Первая улица справа, – джип свернул туда, едва не опрокинувшись. Бекхана подкинуло, когда машина вновь опустилась на четыре колеса. Он словно очнулся и убрал ногу с газа и нажал на педаль тормоза.
     Вот и его новый особняк, «наше будущее скромное жилище», как он говорил недавно своей Вете. Здесь он собирался начать новую жизнь, заводить, хоть и запоздало, новую семью. И здесь закончится теперь его испохабленное существование.
     Бекхан остановил джип перед самыми воротами из металлических прутьев, изогнутых в красивые узоры. Он выбрался из машины и поплелся к дому. Он шел по дорожке, выложенной брусчаткой  – пошатываясь, как пьяница, бредущий по ухабистой улице.
     Никто не встретил его. И он не видел никого, не задался вопросом, почему нет охраны. Он толкнул дверь, и она отворилась. Он беспрепятственно прошел внутрь, и взошел по двум лестничным маршам наверх, туда, где располагалась спальня несостоявшихся супругов. Как на эшафот!
     «Какой прелестный дом и какая уютная спальня!» - восторженный голос Виолетты вновь зазвучал в его ушах, и он вновь застонал, заскрипел зубами. Еще сегодня утром они были здесь, и она собственноручно застелила кровать, готовясь к первой брачной ночи, осыпала простыни лепестками своих любимых фиалок. Аромат их ощущался и сейчас. Только теперь к этому аромату примешалось столько горечи…
     Бекхан достал пистолет, снял с предохранителя, передернул затвор. Все! Все кончено!
     Он подошел к окну и не удивился – наступил вечер. Солнечный диск, раскаленный, словно только что вынутый из кузнечного горна, коснулся пылающим донышком своим четкой линии горизонта. Донышко тут же приплюснулось, и низ светила деформировался, словно щель между землей и небом оказалась тесной, и солнцу пришлось пропихивать себя силой. Но вот донышко пропихнулось в ту щель и оказалось, что трети диска уже нет, и остальная его часть стремительно скользит вниз.
     Бекхан не отрывал глаз от заката. «Я в последний раз смотрю на солнце, - подумал он с неизбывной тоской, - Впереди ночь, впереди полнейший, беспросветный мрак».
     Солнце скрылось и вновь, как в тот вечер перед убийством сестер Сабуровых, вся кровь небес стекла вниз, затопив все вокруг в кровавом мареве. «И сегодня я должен убить, - отметил Бекхан, - На этот раз убить себя».
     Он поднял руку с пистолетом и упер ствол в висок. Дуло начало прожигать кожу своим мертвящим холодом. «Чего тянешь? – сказал самому себе Бекхан, - Все кончено. Только осталось поставить точку на этой неудавшейся жизни. Жирную, свинцовую точку».
     Палец плавно пошел давить на упругую податливость спускового крючка…
     И вдруг!
     Что это?! Палец замер. В могильной тишине возник звук высочайшего тона, который взлетал все выше и выше и оживший слух Бекхана различил слова:
     «Алла-ах акба-ар!»
     И вновь: «Алла-ах акба-ар!»
     Бекхан понял все. Мечеть! Это азан – призыв к вечерней молитве.
     Палец невольно ослабил давление, и спусковой крючок вернулся к исходному положению. Но дуло по-прежнему прожигает. Бекхан отвел его от виска и взглянул в его страшный, черный зрачок.
     Голос муэдзина между тем завладел округой. Чистые, высокие ноты плавно сменяют друг друга, серебряной россыпью разлетаясь и растворяясь в алом от заката небе.
     Что делать? Перед взором несчастного любовника – отца возникло еще одно лицо. Это Аксакал. Он смотрит Бекхану прямо в душу своими чистыми, немного печальными глазами, и этот взгляд, в отличие от слепого глаза бездушной, безжалостной машины смерти, обещает надежду.
     «Заклинаю вас! – говорит Аксакал, - Никогда не налагайте на себя руки. Как бы ни показалась отвратительной вам жизнь, какими страшными преступлениями и грехами вы не запятнали свою совесть. Аллах милостив, он может простить все. Лишь нужно покаяться; Аллах ждет от нас покаяния. А самоубийство – это окончательная гибель, безнадежная, невозвратная пропасть. Не загоняйте же себя в беспросветную могилу! Аллах всегда дает шанс спастись, спасти душу свою. Воспользуйтесь им, этим шансом – раскайтесь в содеянном, очистите душу покаянием, падите ниц перед Господом нашим и просите прощения, – и да примет Он искреннее покаяние!»
     Рука с пистолетом опустилась сама собой, и Бекхан вздрогнул от стука упавшего оружия. Он отвернулся от окна и решительно шагнул к двери.
     Он вышел из дома. Вот и ворота с застывшими узорами, вот и его джип с отворенной дверцей, – Бекхан прошел мимо. Он шел прямо, к мечети, а навстречу ему все еще неслись пронзительные слова азана, восхваляющие того, кто правит этим непостижимым миром; того, кто соткал души людей из немыслимых нитей света и тьмы,  добра и зла, любви и ненависти, святости и греха…