Горький аромат фиалок Ч 3 Гл 32

Кайркелды Руспаев
                32

    Начальник личной охраны не мог допустить, чтобы президент вышел просто так на улицу. И он вновь забежал вперед и преградил путь.
     - Постойте! Я не могу выпустить вас без охраны!
     - Но там дети! – воскликнул президент; он уже начал всерьез сердиться, - Неужели и к детям я должен выходить в сопровождении охраны?
     - Но вдруг это западня? Может быть дети – лишь приманка?
    Президент возмутился.
    - Что ты мелешь! У тебя мания преследования!
    И он вторично отпихнул его и прорвался к дверям. Начальник охраны достал рацию и начал отдавать распоряжения своим подчиненным. Но президент уже был на площади.
    Он подходил к скандирующей толпе и его не сразу заметили. Все взгляды были обращены на окна резиденции; дети словно ожидали, что президент выглянет оттуда и помашет им рукой.
    - Ребята, я здесь, - сказал он, подойдя. Все разом взглянули на него и разом замолчали, так что стал слышен далекий еще вой сирен машин охраны президента. Никто не ожидал увидеть его так просто, рядом, как обыкновенного человека.
    - Вы?! – выдохнул Азамат, первый пришедший в себя.
    - Я, - подтвердил президент, - Чему же вы удивляетесь? Ведь вы сами звали меня.
    Все вдруг зашумели, задвигались, и президент улыбнулся. Ему понравилась его выходка, то, что он взял и запросто вышел к этим детям.
    И он сказал, сделав приглашающий жест в сторону парадной лестницы:
   - Прошу вас ко мне.
    Ученики продолжали бестолково шуметь, и тогда он вновь повторил просьбу:
    - Прошу всех пройти в резиденцию. Я вообще спешу – меня ждут в парламенте.
    И он направился к резиденции, увлекая за собой своих гостей. Поднимаясь по ступеням, он оглянулся – из-за угла дворца на большой скорости мчались машины с его личной охраной.
     «Поздно!», - с удовлетворением отметил он про себя, остановившись, чтобы пропустить посетителей в настежь распахнутые двери дворца, похожие на высокие ворота.

     Выслушав Азамата и Катю, которые говорили от имени всех присутствующих, президент сказал:
     - Значит, вы написали мне письмо?
     - Да. Но, очевидно, вы его не получили.
     Президент развел руками и сказал с грустной улыбкой:
     - Не получил. Такое вот несчастье – люди пишут мне, а я не могу прочесть их писем. Нет времени. Вы уж извините.
     Потом он сказал:
     - Я вызвал Санию Калиевну. Она должна прибыть с минуты на минуту. А пока расскажите о вашем самом лучшем в мире учителе.
     И ребята заговорили наперебой. Президент улыбался, слушая их, и впервые за многие годы он почувствовал себя простым человеком, тем, кем он был до начала его звездной, как сейчас говорят, карьеры. Впервые за многие годы его посетители говорили, не подбирая выражений, так, как говорят люди в наших городах и весях. И глава государства, ставший ненадолго одним из них, участвовал в этом разговоре, произнося не отшлифованные фразы, а необструганные, шероховатые слова, идущие от души и без задержки сходящие с языка.
     Наконец доложили о прибытии министра образования. Ее пригласили в зал. Сания Калиевна подошла, с некоторой опаской оглянувшись на детей, к президенту. Она поприветствовала всех, войдя в помещение, однако протянула руку только президенту.
     А тот сразу перешел к делу. Он ни на минуту не забывал о том, что его ждут депутаты.
     - Сания Калиевна, вот приехали дети из Н-ска. Они возмущены тем, что с их распоясавшимся директором никто не может справиться.
     Министр покраснела. Она начала оправдываться, запинаясь на каждом слове.
     - Значит, во всем виноват вице-премьер? – заключил президент. И отдал очередное распоряжение - вызвать вице-премьера, курирующего сферу образования.
     Тот появился неожиданно быстро. Оказывается, Сания Калиевна оповестила  его о том, что ее вызывают к президенту, и предупредила, что не будет подставляться и брать огонь на себя. И вице-премьер решил, что лучше прибыть к главе государства и попытаться объясниться до того, как всю вину свалят на него. Но он не успел – министр оказалась намного расторопнее.
     - Почему вы вмешались так бесцеремонно в работу министра? – строго спросил вице-премьера президент. Тот оглянулся на глазевших на них детей и выразительно взглянул на спрашивающего, прося этим взглядом поговорить наедине.
     - Что вы так на меня смотрите? – президент нахмурился, - Вас смущает присутствие этих детей? Но можете считать, что этот вопрос исходит от них. Вот ответьте им в первую очередь – почему лучший в мире учитель разгружает вагоны, а в школе властвует ограниченная и деспотичная женщина, не имеющая морального права учить детей? Кому же знать своих учителей, как не им?
     - Но она сорок лет работает директором школы!
     - Ну и что?! Разве дело в годах, проведенных в стенах школы? Вот я – возглавляю республику не один десяток лет. И на этом основании вы будете поддерживать меня, если я начну безобразничать? Если установлю диктатуру и буду подавлять свободу слова и свободомыслие?  Если начну насаждать подозрительность и буду поощрять доносительство? Если буду расправляться с теми, кто не согласен со мной? Вышвыривать их из страны? Вы и тогда оставите меня на моем посту? Мол, у него большой стаж…
      Вице-премьер подавленно молчал. И президент заговорил вновь, на этот раз обращаясь к министру:
      - Немедленно проводите Тиранову на пенсию. А директором назначьте Заманжола Ахметовича. Если вся школа за него горой, ему и возглавлять ее. И передайте ему: пусть наведет в школе порядок. Я проверю. Я приеду и проверю. Я обязательно приеду и проверю!

     Возвращались с триумфом. И отправились прямо к Заманжолу Ахметовичу. Он был дома – отдыхал после разгрузки вагонов. Его разбудил мощный рев десятков голосов, скандирующих:
     - Заманжол Ахметович! Заманжол Ахметович! Заманжол Ахметович!
     Он встал и, протирая глаза, подошел к окну – голоса врывались в открытую форточку. Двор пятиэтажки кишел детьми.
     Заманжол сбежал по лестницам, едва успев нацепить домашние тапочки. Он вышел из подъезда, и толпа вновь устроила овацию и окружила его. Заманжол Ахметович смеялся бестолково, еще не разобравшись, в чем дело, но, уже понимая, что он вместе со своими учениками одержал очередную победу. Он смотрел на своих учеников и думал о том, что он и впрямь счастливый человек – ведь ему посчастливилось сделать то, что никому не под силу – он пробился в будущее раньше остальных, он сумел проложить там светлые пути до того, как туда вступят миллионы его соотечественников. Эти пути – его ученики.
     В этот вечер двор рядовой пятиэтажки словно осветился невидимыми фонарями.

    Дарья Захаровна покинула школу, даже не сдав дела. Заманжол Ахметович приступил к своим новым обязанностям. Но сначала он поговорил с учителями.
     - Я как-то говорил, что наша профессия требует подвижничества. Это не просто слова. Я убежден в этом. И хочу сразу предупредить – если кто-то неспособен на подвиг, на самопожертвование, то пусть не мучает зря ни себя, ни детей. Жалуйтесь куда угодно, но я буду требовать от каждого ни много, ни мало – подвига. И, пожалуйста, - относитесь к ученикам так же, как и к своим детям. Кто не согласен со мной – пишите заявление.
      Написали заявление Бота с Лейлой. Коллеги и ученики расстались с ними без всякого сожаления.
      Заманжол Ахметович поговорил и с учениками, выступив перед всеобщей линейкой.
       - Я хочу сказать спасибо за заступничество, - поблагодарил он, - Но вы должны знать – я не буду делать вам поблажек. Я буду требовательным к вам, как никогда.

      Удача не приходит одна, как, впрочем, и беда. Спустя несколько дней Балжан была вызвана в горсобес. Алия Бектемирова сказала ей, что просьба ее удовлетворена. И что они могут забрать Алтынай.
     Балжан побледнела.
     - И когда мы можем сделать это? – спросила она, еще не веря в услышанное.
     - Хоть завтра, - отвечала Алия, - Вот все необходимые документы. Вот адрес интерната.
     И она предложила:
     - Я могу поехать с вами. Если, конечно, вы не против.
     Балжан летела домой, как на крыльях. Она представляла реакцию Заманжола и ее глаза наполнились слезами радости.

     Дежурная нянечка в специнтернате настороженно встретила посетителей.
     - Значит, вы за Алтынай? – сказала она, рассмотрев поданные документы, - Знаем, знаем. Мы уже предупреждены.
      И пригласила:
      - Пойдемте, я отведу вас к ней.
      Заманжол шел за нянечкой и не мог справиться с волнением. Неужели сейчас он вновь увидит Алтынай? И они больше не расстанутся?
      Нянечка посторонилась, отворив дверь палаты, пропуская посетителей. Заманжол  замешкался у порога, и в этот момент мимо него прошмыгнула Амина. Она бросилась к  Алтынай и припала к ее коленям. Заманжол с Балжан вошли и остановились.
     На лице Алтынай появилась неуверенная улыбка;  она не могла понять, кто эти люди, и кто эта девочка, прижавшаяся к ней. Но вот Амина отстранилась и взглянула на нее и взяла ее руки в свои, так, как она делала раньше.
     - Алтынай, Алтынай! – воскликнула она, - Ты что, - не узнаешь меня? Это же я – Амина!
     Алтынай взглянула на нее, и прошептала неуверенно, словно спрашивала: «А-мин-а?» Потом она подняла глаза к Заманжолу и Балжан и вдруг произнесла, четко и внятно:
     - Папа лью-бит маму… и…  мама лью-бит папу!