23
Почти все островные издания обсуждали это событие. Передовицы пестрели заголовками: «Что случилось с семьей Цветовых?»; «Примерный семьянин подал на развод – что за этим стоит?» и т.п.
Геннадию Аристарховичу с трудом удалось уговорить супругу смириться с разводом и с последующим фиктивным браком с Надеждой Павловской. Варвара Леонидовна твердила:
- Гена, прошу, не делай этого! Зачем тебе этот альянс? Ну ее, не связывайся с этой Павловской.
- Пойми, - пояснял Геннадий Аристархович, - С ее помощью я сумею отстоять устав компании. Ведь иначе ее кузен попросту разорит всех нас.
- Не разорит. Ведь речь идет лишь о … процентах с прибыли. Неужели эти проценты способны разорить акционеров? К тому же эти деньги пойдут на строительство жилья для рабочих. Наверное, они заслужили себе приличное жилье.
Цветов вскинулся.
- Что это за разговоры?! Неужели этот Павловский успел обработать и тебя? Теперь понятно, почему его жена зачастила к нам. Не хватало мне противника в своей же семье!
- Гена, я не противник тебе. И никто меня не обрабатывал. Юлия Петровна бывает у нас потому, что мы стали подругами. И мы единоверцы. Она недавно крестилась, вошла в лоно нашей православной церкви. Зачем же наговаривать на человека? Ведь ты сам православный христианин. Так неужели тебе нельзя помочь ближнему в строительстве жилья?
- Павловский мне не ближний! – отрезал Цветов, - Он безбожник. Коммунист. И он пытается экспортировать свою революцию к нам, осуществить то, что им не удалось сделать у себя, в России. Неужели я должен потакать тем, кто в свое время изгнал нас из нашей родины?
- Ты забываешь о том, что его дед, Владимир Павловский, сам был жертвой этих коммунистов – большевиков.
- Этот Владимир Павловский не внук тому Владимиру Павловскому. Он – человек Шейхова. Вспомни – ведь даже фамилия его была Павлов. Шейхову каким-то образом удалось нажать на покойного Романа Владимировича, и старик вынужден был завещать свое состояние постороннему человеку. В общем, компания оказалась в руках какого-то проходимца, а мы – я и Надежда Романовна, пытаемся вырвать ее у него из рук.
- Это Надежда Романовна так утверждает. Ты зря ее слушаешь. Она вероломная женщина, и ей нельзя доверять. Юлия Петровна сказала, что…
Цветов перебил жену.
- А вот ты как раз зря слушаешь эту Юлию Петровну. Она тебе не подруга. Она – шпион, ее к тебе специально подсылает Павловский. Пойми, Варвара, я действую не по указке Павловской. Наоборот, она следует моим инструкциям. Сейчас у нас появился реальный шанс вырвать компанию из рук этого узурпатора. Этого безродного проходимца. По сути, вырвать из рук Шейхова. Ты пойми, мне и самому неприятна эта процедура развода и фиктивного брака. Эта шумиха в газетах, радио и телевидении… она неприятна и мне. Но что же поделаешь, мы слишком заметные фигуры на острове. И никак без этой шумихи не обойтись. Пусть склоняют наши имена на всякие лады, ты не обращай внимания. Если хочешь, отправься в Америку, в Европу с девочками. Отдохни, пережди, скоро уляжется эта шумиха, и тогда ты вернешься и мы спокойно заживем, как прежде. Ведь мы с тобой знаем, что мы – по-прежнему муж и жена.
Варвара Леонидовна вняла совету мужа, но когда она с дочерьми вернулась из Европы, то ее не пустили на порог родной усадьбы. Охрана не впустила. Варвара Леонидовна была в шоке. Она не узнавала никого из охранников. Ни одного из тех, кто был раньше, кого она знала в лицо, не было. Она позвонила мужу. Геннадий Аристархович примчался сразу, но он повез жену и дочерей в их городской особняк. В машине Варвара Леонидовна доставала его вопросительными взглядами, не решаясь при дочерях устраивать допроса. Когда же они остались вдвоем, Геннадий Аристархович попытался объяснить, что происходит.
- Варвара, - сказал он, пряча глаза, - Придется тебе… вам пока пожить здесь. Надежда Романовна поселилась на нашей усадьбе… пойми, это так нужно. Мы должны убедить наших противников в том, что брак наш не фиктивный. И поэтому нам с тобой придется пока пожить врозь… пока… потерпи немного. И встречаться нам пока не стоит… эти журналисты, эти вездесущие пройдохи все могут вынюхать. Пусть все успокоятся, пусть все убедятся, что мы в самом деле не муж и жена, пусть все поймут, что я и Надежда Павловская стали супругами. Только тогда мы сможем сформировать контрольный пакет и взять компанию под свой контроль. А пока займись дочерьми, успокой их, скажи, чтобы не переживали, скажи – так нужно… нужно нам всем.
И он поспешно покинул квартиру, а Варвара Леонидовна остановилась перед закрывшейся дверью с открытым ртом. Она ничего ему не успела сказать.
Владимир переживал не лучшие времена. Он уже выслушал нелицеприятные слова из уст Кантемира Всеволодовича. Развод Цветова с женой и брак с Надеждой Павловской красноречиво свидетельствует о готовящемся переделе власти в компании.
- Теперь ждите их совместного заявления о создании нового контрольного пакета акций, - говорил Шейхов, - И тогда можете навсегда распрощаться со своими идеями постройки жилья для рабочих. И модернизацию новые хозяева не доведут до логического конца. В этом можно не сомневаться. И кадровые чистки неизбежны. В первую очередь госпожа Павловская - Цветова уволит Крымовых. Ну и меня… я стою поперек горла у них обоих, и у Павловской, и у Цветова. А вы… ну, вы меньше всего пострадаете от своей глупой доверчивости.
Владимир молчал, потупив взор. Если б знал Шейхов, что как раз он, Владимир Павловский, больше всех потеряет, если все же кузина его предаст. Он рискует потерять надежду на справедливое распределение прибылей в компании. Он потеряет надежду на возможность установления справедливости в этом мире.
Юлия благополучно крестилась и теперь регулярно посещала церковь. Священник, отец Михаил, принял ее исповедь. Он спокойно слушал краснеющую и запинающуюся женщину, сбивчиво поведавшей о своей непутевой жизни, время от времени одобрительно кивая, словно она рассказывала о своих доблестных делах. Да, чего только не слышал этот умудренный человек из уст мужчин и женщин, какие только грехи ему не приходилось отпускать. И Юлия постепенно успокоилась.
- Раньше я почти не задумывалась над тем, как я живу, - обретая все большую уверенность повествовала она, - Мне казалось, что я все делаю правильно, что от меня ничего не зависит. Ну, полюбила родных братьев – разве я виновата, что так случилось? Потом городской бандит влюбился в меня и насильно женился на мне – как я могла ему воспротивиться? Он грозился убить меня и перебить всю нашу семью. Все шло вкривь и вкось и я ничегошеньки не могла поделать. Я любила обоих братьев и не могла выбрать ни одного из них. И…
В этом месте Юлия подняла глаза к священнику, взглянула на него с надеждой – сможет ли тот понять женщину. Или внутренне усмехнется, решив, что перед ним простая шлюха? Но священник продолжал одобрительно улыбаться, словно хотел сказать: «Продолжай, продолжай, сестра. Я не буду тебя осуждать, я пойму тебя. Все мы грешны, но вдвойне грешны те из нас, кто не осознает своего греха, кто не способен покаяться в них, кто даже кичится, гордится тем, чего следовало бы стыдиться». И Юлия продолжала:
- И у меня часто возникала мысль, теперь-то я поняла, что в этой-то мысли и состоит мой грех. Я…
Все же признаться в тайных желаниях, в грешных мыслях оказалось трудным делом. Юлия сглотнула и вновь встретившись с доброжелательным взглядом отца Михаила, закончила фразу.
- Я хотела, тогда хотела, чтобы… чтобы они оба стали моими мужьями. Ну, если и не мужьями, то любовниками. Я хотела быть с обоими сразу. Я даже…
Юлия подошла к самому сокровенному. Она оглянулась, словно опасалась, что их кто-нибудь подслушивает. Она должна была сознаться в самом страшном, самом отвратительном грехе своем. Выразить словами то свое желание, которое даже самой себе ясно не выражала. Но она понимала, что только так она сможет избавиться от этого наваждения, от этого ее проклятия. Священник терпеливо ждал, понимая, что кающаяся грешница должна высказать, а значит, избавиться от того, что давит ей на душу, что мешает ей жить.
- Я даже представляла себя лежащий с ними в постели… между ними, братьями. Что Коля и Слава… что они оба, одновременно ласкают меня.
Юлия шумно вздохнула и осмелилась поднять глаза к священнику. Тот просто кивнул и заговорил мягким успокаивающим голосом.
- Вот ты и покаялась в своем грехе, сестра. Теперь тебе стало легче. Ты сбросила, наконец, с души эту глыбу. А теперь помолимся Господу нашему, чтобы он принял это искреннее покаяние и простил наши грехи.
Юлия возвращалась домой в легком, невесомом состоянии. Ей не терпелось быстрее доехать до дому и рассказать обо всем произошедшем Владимиру. Теперь она всецело принадлежит ему. Теперь призрак Николая и образ Вячеслава отошли в прошлое и эти братья не стоят между ним и ею. Но застала она мужа в удрученном состоянии. Владимир курил, не переставая. Вначале Юлия ничего не заметила. Переполненная чувствами, она с порога начала свой рассказ. Владимир слушал рассеянно, он часто отворачивался, взглядывал в окно и, наконец, Юлия поняла, что он ее не слушает. Она заметила на его лице досаду.
- Ты чем-то озабочен?
Владимир молчал. Юлия взяла его руку, взглянула в его глаза снизу вверх.
- Что случилось, Володя?
- Кузина и Цветов сформировали новый контрольный пакет. Они сегодня выступили с совместным заявлением. Завтра должно состояться собрание акционеров.
И он отвел глаза и вздохнул. Юлия сникла и отошла. Она переодевалась и думала: «Что ж, этого следовало ожидать. Кузина таки обвела нас вокруг пальца. Обвела Володю. Я ведь с самого начала ей не доверяла. Но это ничего не меняет. Но что теперь будет?»
Юлия не сразу нашла ответ на этот вопрос. Она понимала, что произошло что-то очень плохое. Володя удручен. Сильно удручен. Она впервые видит его таким со времени прибытия сюда. Она впервые видит его таким! Но что же произошло на самом деле? Да, Володя потерял контроль над компанией. Теперь он не сможет построить жилье для рабочих. Это плохо. Но его вины в том нет. Он хотел помочь им обрести хорошее жилье. Но есть другие люди. Они не хотят, чтобы рабочие жили хорошо. Эти люди были и там, в Казахстане. Они есть и здесь, на острове Надежды. Они есть везде. Их много. Больше, чем таких, как Володя. Так устроено везде. Так устроен мир. Но ведь она знала об этом и раньше. И Володя тоже… или… неужели он думал по-другому? Нет, конечно. Ведь он не мальчик, не юноша неискушенный. Чего ж теперь устраивать трагедию. Все правильно. Все так и должно было случиться. Эти акционеры никогда не позволили бы ему изменить свой устав. Никогда не позволили бы и никогда не позволят никому отобрать их деньги и на эти деньги построить жилье для рабочих. Поэтому…
Юлия вышла к мужу, обняла его и зашептала на ушко:
- Володя, не переживай ты так. Я понимаю, ты расстроен. Кузина поступила подло. Теперь тебе не удастся изменить устав компании. Не удастся выстроить жилье для рабочих. Но ведь жизнь на этом не кончается. Жизнь продолжается. И коль уж так получилось, то может нам заняться собой? Я была сегодня на исповеди. Отец Михаил выслушал меня и сказал, что покаяние мое искреннее, поэтому Господь простит меня. И я… я теперь надеюсь, что у нас теперь все получится. Что я смогу родить тебе сына.
Она улыбнулась и потянула его за руку к двери спальни. Владимир вздохнул и повиновался. Они долго занимались любовью, и, если Юлия впервые отдавалась ему с чувством свободы от прошлых любовников, отдавалась с уверенностью в том, что теперь между нею и им нет никого и им теперь ничто и никто не помешает зачать такого желанного ребеночка, то он искал утешения в горячих объятиях своей жены.