У каждого мужчины на темечке есть место, которое он использует как рекламный баннер. У кого-то это тонзура, у кого-то – косичка, у кого-то – нашлёпка, компенсирующая то, что оттяпали в ином месте. Чаще всего, однако, это примитивная плешь, ничего не рекламирующая кроме возраста и беспечно прожитых лет.
Мужчина, вошедший в помещение одного из многочисленных подразделений "Почты России", имел вышеописанную лысину, тем не менее, казался импозантным, потому как лысина походила на тонзуру, а её носитель напоминал католического священника высокого ранга, был сух лицом и ужас как строг глазами.
Войдя, огляделся, нахмурился – и занял очередь…
Очередь волновалась, шумела, складывалась и вытягивалась. Люди уточняли своё местоположение в ней и без всяких джипиэсов и прочих хитрожопых устройств запотевшего свойства разве что не дышали друг другу в затылок.
Но вот что удивительно – живая людская цепочка не уменьшалась, а токмо становилась длиннее, извивалась вокруг колон, отдельно стоящих кресел, столиков с интернетом и без, подпирала стены и углы, обшитые современными синтетическими материалами, присаживалась на подоконниках и тянулась, тянулась, тянулась…
Основу очереди составляли пенсионеры. Государство дало им право манипулировать своими денежными средствами, как им заблагорассудится: гонять из государственных в негосударственные пенсионные фонды, переводить на магнитные носители и сберегательные книжки, преумножать, размещая в депозиты, но они, пенсионеры, предпочитали наличку. Шепелявый шелест купюр им казался надёжней. И потому они покорно стояли в очередях наряду с теми, кто пришёл осуществить денежный перевод, выполнить коммунальные платежи, отправить заказные письма с матерным уведомлением, приобрести марочку или конверт…
Да, да, да, как это ни покажется странным, все эти манипуляции осуществлялись в одном и том же окошке…
А ещё пенсионеры жаждали пообщаться – вживую, душа в душу. Мир, видите ли, жаждет общения. У него, у мира, башку снесло от этого неуёмного желания! И что такое форумы и многочисленные ток-шоу, как не общение? Пустые хлопоты и праздная болтовня освящают наш жизненный путь…
По скайпу ли, телефону, телетайпу ли, телеграфу…
Впереди мужчины с тонзурным изъятием стояла девица - тёмная, словно её только что вынули из чернильной купели. Загар шёл ей, как слепому очки. Я назвал бы её смуглой леди, адресаткой шекспировских сонетов, когда бы не тату поверх джинсовой пары, на пояснице, в начале ложбинки, ведущей в сумрачное треклятие. Изображала она мужской корень с пояснительной надписью "удъ". И ер на этой наколке казался таким твёрдым, как никакой другой корень на белом свете – ерище, а не уд.
Вслед за импозантным мужчиной занял очередь бывший латышский стрелок – по внешнему виду было заметно, что это случайно уцелевший квалифицированный исполнитель большевистских приказов. Не всех, видимо, перестрелял Иосиф Виссарионович в благодатные тридцатые годы. Глаза голубые, как рижский залив. И замок над водной гладью. Парит, понимаешь ли, рыцарем революции…
- Ви – последний? – спросил латышский стрелок.
- Ми, - ответил импозант, не потому, что изгалялся, а потому что забавлялся акцентом – пробовал на зубок.
Клиентов обслуживало универсальное существо, дива дивное - пепельные волосы, коса толщиною в руку, соболиные брови, румянец во всю щёку...
А грудь! грудь! начала которой навевали похабные мысли – а что там в загашнике?..
"Эх, недаром славится русская красавица!" Давненько он не слышал этой песни…
Стараясь рассмотреть великолепные создания природы, импозант приблизился к стойке, поднявшись на цыпочках, как на пуантах, вознесся над нею, стойкой то бишь – и обомлел. Нет, он и до этого ничего не говорил, а здесь буквально потерял дар речи...
Стучал молоток по сургучовым заплатам, люди покупали картонки и тут же, на месте, с лёгкостью факир-заде превращали их в короба, наполняя китайской мишурой и несуразицей, разговаривали, ругались - плешь-мужчина ничего не слышал.
Он созерцал.
Любовался.
Глаз не мог отвести.
Дивился…
Женщина со сбитой причёской вернула его к действительности.
- Знаете, почему они так медленно работают? – спросила она.
- Почему? – учтиво поинтересовался импозантный мужчина.
- Потому что умные люди давным-давно уехали за границу, а глупые - остались.
- Сочувствую, - сказал мужчина, - и выражаю вам искреннее соболезнование.
- А мне-то за что? - удивилась абстрактная женщина - грудь выдавала в ней женщину, зад – мужчину.
- За то, что вас не прихватили с собой. – И он с почтением склонил свою поношенную голову.
Абстрактная женщина вспыхнула, сбила вконец потрёпанные волосы и громко фыркнула, ничего, однако, в ответ не сказав. Выходя, тем не менее, больно отдавила ему ноги, катком пройдясь по неосторожно расставленным дланям.
- Мой сын, - сказал стоящий рядом мужчина с пейсами и в шортах защитного цвета, - тоже уехал за границу. И я ничего зазорного в этом не нахожу. "Езжай, - сказал я ему. - Не получится – вернёшься"…
- Не надо возвращаться, - покачал головой импозантный мужчина. – Если не получится – пусть остаётся. - И пояснил: - Зачем нам неудачники?
Собеседник ответил ему испепеляющим взглядом. "Вас не спросили", - буркнул в ответ. И демонстративно отвернулся.
- У-ё! - промолвил мужчина питейного вида, иначе говоря, алкаш. Зелёные глаза были у него. Когда-то они пленяли женщин, да и теперь не оставляли равнодушными. Если б не перегар…
В преддверии скорого запрета матерного сленга каждый индивид изыскивает новые способы краткого и понятного окружающим изложения заветных желаний. Алкаш, видимо, давно уже нашёл этот эквивалент и теперь эмпирическим путём оттачивал его воздействие на почтенную публику.
- Мужчина, вам плохо? – участливо поинтересовалась одна из женщин, стоявших в очереди. Есть дамы, душещипательные свойства которых так и прут во все щели. И даже ту.
– Ху… ху… ху… - попытался было честно признаться похмельный мужчина, но потом всё-таки сдержался – закон есть закон. - Хуже некуда… - сказал он. - У-ё - одним словом…
Махнул рукой… -
и тут какая-то непонятная тревога возникла в умах бесприютного люда – тяжёлая, необъяснимая…
Люди начали беспокойно оглядываться, ища источник этой странной напасти…
И даже принтер затих, перестав поскрипывать и клокотать…
- А что такое? – почуяв неладное, спросила женщина рязанского вида с ярко выраженными одесскими интонациями в голосе и повадках. Русские женщины переимчивы – с кем поведёшься, от того наберёшься. И с кем они только не водятся, бедолаги… Русские – одним словом…
– Компьютер завис, - ответила почтовая дива. – Да вы не волнуйтесь, сейчас перезагрузимся - и продолжим…
Она встала и не спеша поправила добротную грудь, естественное происхождение которой ни у кого из присутствующих не вызывало сомнений.
- Да… - произнёс в восхищении импозантный мужчина, седой и натужный. – Благодать, да и только…
Он улыбнулся и сразу стал похож на старого и доброго православного волшебника, которого мы сплошь и рядом наблюдаем в многочисленных храмах нашей равноапостольной державы. Видно было, что этот импозантный мужчина готов стоять в очереди хоть до второго пришествия - да и на третье согласен…
- Вас не Машенька зовут?
- А как вы догадались? – улыбнулась красавица
И все присутствующие тоже заулыбались. И даже девица, сургучовые снасти которой не выдерживали конкуренции с первородной белизной почтовой красотки, солидарно скривила губы.
И только алкаш, громко шаркнув ногой, произнёс своё извечное "У-ё". Он один остался безучастен к этой откровенной, бьющей по глазам белокочанной благодати.
Душевная женщина вновь обратила на него внимание, и они продолжили общение.
- Выпью рюмочку - и у меня открывается второе дыхание, - доверчиво сообщил алкаш - и потускнел прямо на глазах. Положил руки на стойку, свесил голову, тяжко произнёс: "У-ё!" И все присутствующие поняли: второе дыхание у него ещё не открылось и даже сообразили - почему…
- Слушай, подруга, - промолвил он в подтверждение сказанного, - дай сотенную, а? А ещё лучше парочку. Или три. Я – отдам. Вот получу пенсию – и верну. Хочешь с процентами? Ты сколько берёшь?
- В смысле? - не поняла женщина. И растерялась: - Я процентов не беру – я иначе…
- Ну, иначе, так иначе, - не стал спорить алкаш. – Я по-всякому согласен. Дай, а?
И она дала - прямо на глазах любознательной очереди. Ух, какие любознательные очереди обитают в почтовых отделениях столицы! Вынула три сотни – и дала.
- Я – сейчас, я – мигом, - ретиво ударил копытами резвый алкаш. И скоренько выскочил из помещения. И откуда только силы взялись у сердечного, ведь помирал несколько минут назад, на пол падал!
Рядом с почтой, в одном, собственно говоря, здании располагается кафе. И название у него чисто почтовое: "Banderole". Уютная московская забегаловка с летней верандой. У этой бандероли даже сайт есть в интернете. А на противоположной стороне проспекта разместился ресторан "Бандар-Логи". Смотрят "Banderole" и "Бандар-Логи" через проезжую часть – окно в окно, переглядываются, усмехаются, словно беседуют - и донельзя довольны собою.
Туда, в эту самую "Banderole" и отправился, видимо, алкаш.
Очередь, надо заметить, поведение душевной женщины не одобрила.
- Кто же алкашам и пьяницам деньги даёт? – строго спросила старуха, сидящая в центре зала. Ни одно движение свободной мысли не оставалось у неё незамеченным.
Есть такие старухи – сядут и сидят сиднем.
Как статуй.
Столетиями не поднимаются…
И незаметно превращаются в каменных баб. И памятников этим сиделицам ставить не надо – все дворы заставлены ими…
- Вот, сказал алкаш и вручил душевной женщине шоколадку – вместо процентов, разумеется. Шоколадка была узкая – в два пальца, и короткая, как удъ, изображённый на спине шоколадной молодицы. Маленькая, разумеется, шоколадка, так ведь и проценты не успели набежать – быстрее быстрого обернулся чертёнок!
- Благодарствую, - сказал он…
Но тут внимание очереди отвлекла одесситка. Ткнула дерзким пальцем в наколку стоящей впереди смуглянки и спросила: "А что такое - удь?", безбожно смягчив мужеское начало и обессилив его первородную мощь.
Смуглянка обернулась и посмотрела на одесситку изумлённей некуда. Так смотрит свежепотрошённый лосось на снежной подстилке в магазине Ашан.
- Милочка, да ты совсем сбрендила! - воскликнула москвичка, москаленко – в переводе на украинскую мойву.
- Ой, посмотрите на неё?! Хер на заднице – а туда же! Да подавись ты своею наколкою… Очень надо…
Мужчина в шортах в это время подписывал пенсионные ведомости – одну за другой. Подписывал – и откладывал, подписывал – и откладывал…
Ведомостей было много…
Душевная женщина заглядывала ему через плечо.
- Они вам не мешают? – спросила она.
- Кто? – не понял мужчина.
- Пейсики. Может их лучше за уши заправить?
Мужчина отмахнулся от неё как от назойливой мухи.
Выдав пенсию мужчине с пейсами, дива дивное громко вздохнула и объявила, что деньги кончились.
- Как это кончились? – ахнула очередь.
- Молча, - ответила она. – Граждане пенсионеры, отойдите в сторонку и не мешайте мне проводить иные операции.
- У-ё! – воскликнул алкаш и, обратившись к душевной женщине, задал сакраментальный вопрос: - Как же я тебе гроши-то верну?
- Брать всегда легче, чем отдавать, - сказала старуха, сидящая в центре зала.
И очередь зашумела. Кто-то предлагал звонить Путину, кто-то призывал идти на болотную площадь. Смуглянка под шумок оформляла стопку заказных писем. Удъ покраснел и налился былой мощью.
Очередь тем временем решила вызвать для объяснения заведующую почтовым отделением. "Для начала, - пояснила душевная женщина. – А там – посмотрим что делать: баррикады строить или сразу поезда под откосы пускать…"
Зав отделением оказалась миловидной женщиной: на затылке у неё красовался шиш, над глазами нависала чёлка. Спокойным голосом она объяснила лицам пенсионного возраста суть возникшей проблемы, щедро рассыпав специфические термины и столь же специфические обороты. А потом подвела итог - дословно: "Инкассируют нас раньше срока и депонируют не тогда, когда надобно". Публику, однако, такое объяснение не устроило.
- Вы нам человеческим языком объясните, куда делись деньги? – спросила душевная женщина. Она чуть не плакала. Алкаш стоял рядом и всем своим видом выражал солидарность.
- Приехали раньше времени и увезли – чего здесь непонятного? – удивилась зав.
- Рэкетиры? – спросила старуха, похожая на статуй.
- Если бы рэкетиры… а то – свои…
- А ты не давай! – сказала старуха и крепко, как кошелёк, окантованный сталью, сжала тонкие губы.
- Больше не буду, - сказала начальница и виновато улыбнулась. Ей не поверили. "Артистка" – произнёс кто-то в задних рядах.
- И – что же нам делать? – плачущим голосом воскликнула истеричная одесситка.
- Ждать, - ответила зав отделением прежде, чем показать ей шиш – на затылке. – Ждать: может быть кто-то принесёт деньги для междугороднего отправления. Или произведёт крупные коммунальные платежи... Штрафы заплатит… А лучше всего приходите завтра. Денег будет много – обещаю… Только с утра приходите, пораньше…
И ушла, оставив публику в недоумении.
- У-ё! – сказал алкаш. Англичане славятся традициями. Наши алкаши - в этом отношении - дадут им фору.
- Да бросьте вы! – вспылила одесситка. – У-ё да у-ё! Будто больше сказать нечего!
- Настоящее у-ё! – воскликнула душевная женщина. Вот только сказанное ею совсем не напоминало запойную аббревиатуру. Звучало оно полновесным, с раннего детства знакомым словом, с суффиксом "ищ" перед окончанием.
Вообще-то это был мат, но ни у кого из присутствующих – даже под присягой – не повернулся бы язык обвинить женщину в публичном употреблении нецензурного выражения. И даже старуха, похожая на статуй, согласилась с нею:
- Точно!..
И в этот момент в зал вошла прекрасная незнакомка. Она почему-то сразу всем понравилась.
- А в каком окне производят денежные переводы? – спросила она.
- А у вас много? – спросил алкаш.
- Много, - ответила прекрасная незнакомка.
- Сколько?! – единой грудью выдохнула очередь.
- А вам какое дело? – удивилась прелестница.
Возникла неловкая пауза (все паузы неловкие – помните об этом, не должно быть в жизни длинных пауз; жизнь – не театр)…
Тишина сигарным дымом повисла в воздухе.
Алкаш нарушил её. Раздвинув толпу, он освободил проход и подвёл незнакомку к стойке, больше напоминавший барьер – между ними и нами. Никто не может объяснить этот казус...
- Разрешите представиться: меня зовут Сеня, - сказал он и поцеловал даме ручку.
- Очень приятно, - улыбнулась она, отгоняя ладошкой запах дешевого азербайджанского конька, в котором аромат виноградной эссенции смешался с вонью довоенной бакинской нефти – такой выдержки был коньяк...
Потом она заполнила квитанцию, протянула почтовой работнице пачку денег…
Очередь напряглась в ожидании, притихла, силясь если не разглядеть, то хотя бы угадать сумму, которую намерена сдать обворожительная особа…
И опять сигарная тишина заполонила околоземное пространство…
Незнакомка не спеша спрятала в сумке квитанцию, а потом обернулась к новому своему приятелю.
- Чем закусывал, Сеня? – поинтересовалась она.
- Таком, - ответил алкаш. – Мы – без изысков. Мы - как в лучшие годы советской власти… - И улыбнулся лучезарно и солнечно. Или солнечно и лучезарно. Порядок в данном случае не имеет значение – ведь это ж хорошо, когда люди улыбаются. Даже, если у них выбиты зубы…
- Сколько, сколько она сдала? – заволновалась публика, когда спасительница покинула почтовое заведение.
- Сто тысяч, - ответила дива дивное.
- О-о-о… - промолвила очередь. – Так много…
И радостно зашумела, а, зашумев, стала уточнять своё местоположение без всяких хитромудрых устройств – простым житейским опросом: "- Вы за кем? – А вы?"
Увлекательное занятие, кстати…
Сканворд…
А импозантный мужчина ушёл, никто и не заметил. Он понимал, что денег ему всё равно не достанется – так бывает в этом мире, и гораздо чаще, чем хочется. Дисбаланс, да и только. Инфляция – она ведь тоже от дисбаланса…
Да-с…