В последнее воскресенье января мне приснился отец. Он был молодым, энергичным, беспокойным. Почему-то всё во сне происходило в городе Новокузнецке, в Сибири, где долгие годы проживала наша семья и где я провела студенческие годы.
Родители приехали поздравить меня с защитой диплома.
В общежитии было шумно, я чувствовала, что мама тоже находится где-то рядом. Всё почему-то было в движении. Все что-то искали, не находили, выходили из комнаты, переходили с места на место...
Я принимала поздравления, но чувствовала, что отец чересчур взволнован, необычайно молчалив. Он смотрел на меня каким-то отстранённым долгим взглядом, и я не могла найти момент, чтобы повиснуть у него на шее, прижаться к нему. Почему-то у него было чересчур бледное лицо и какой-то неподвижный взгляд...
Суета разделяла нас... оторвала друг от друга... Он ещё пытался что-то сказать, но я неожиданно проснулась от звенящей тишины, царящей в комнате.
Было раннее утро. Я выглянула в окно. Около пристройки во дворе мелькнули какие-то тёмно-прозрачные силуэты, похожие больше на тени... Они внезапно растворились в пространстве.
Резко зазвонил телефон. Я ещё не подняла трубку, но уже знала, что будет продолжение сна.
Голос двоюродной сестры Кати, проживающей в Германии недалеко от Бонна, сообщил, что её сестра, моя любимая кузина Марийка, приезжает проведать родителей в конце февраля и хотела бы встретиться со мной. С нашей последней встречи летом в Оренбургских степях прошло более сорока лет.
Конечно же, я очень обрадовалась этому сообщению. Меня захлестнули воспоминания тех далёких летних месяцев, проведённых в немецкой слободке. Сердце забилось сильнее. Я уже представляла себе Марийку, её сестёр, ощутила воздух отцовской ковыльной степи...
Душа встрепенулась от соприкосновения с юностью, временем чистого восприятия жизни во всех её проявлениях.
На следующий день во время прогулки по городу мы с сестрой зашли в церковь, поставили свечки за упокой души мамы и отца. Внезапно в тишине прозвенел мобильный, прозвучало сообщение Кати о смерти отца, дяди Андрея, младшего папиного брата.
В возрасте восьмидесяти трёх лет от роду он умер внезапно для всех. Его жена Тина, верная подруга жизни, нечаянно упала, была отвезена в больницу на обследование, он, вероятно, не смог пережить мысль о последствиях этой трагедии. Тётя Тина была уже несколько лет неизлечима больна, но крепилась изо всех сил, понимая, что нужна мужу и детям. В тот момент в больнице у неё был установлен перелом руки, а у дяди Андрея врачи констатировали инфаркт, внезапную остановку сердца.
Известие поразило нас пониманием необратимости свершившегося. Сколько раз мне хотелось поехать на встречу с этими людьми, полюбившимся мне ещё с детства. В течение нескольких лет я мысленно планировала путешествие по Германии к братьям отца, даже намечала маршрут. Отец был внешне очень похож на братьев, радость от сознания, что я их увижу, болью отдавала в душе.
Но мне же всегда нужно совершать что-то глобальное: я не могла просто поехать и навестить стариков, мне нужно было увидеть сразу всех папиных братьев, наверное, чтобы напитаться энергией на будущее. Я так и не решилась на организацию этой поездки, так и не успела попрощаться с дорогими сердцу людьми, хотя тётя Тина, я думаю, меня ждала...
После известия о смерти дяди Андрея я поняла смысл сна, увиденного несколько дней назад.
Отец мне снился второй раз в жизни: первый раз сорок лет назад в день его похорон. Мы тогда приехали с мужем с севера по телеграмме, но не успели застать папу в живых. Злодейка-смерть не спрашивает и не сообщает о своём приходе. Она в одночасье унесла из жизни любимого человека, осиротив нас всех на всю последующую жизнь...
В том первом сне, худой и немощный, он, выглядывая из-за шкафа в их с мамой спальне, прошептал мне тихо, доверительно и очень отчётливо: "Ты им не верь, я не умер".
Этот сон я пронесла через годы. Недавно пришла к выводу, что отец пытался сообщить мне тогда о том, что души не умирают, что они поднимаются в небесное "зазеркалье", и оттуда смотрят на нас, помогая преодолевать земные трудности.
Сон помог мне тогда, после потери дорогого сердцу человека, выстоять в борьбе с депрессией и жуткой страшной правдой, что я никогда больше его не увижу.
Это было трудное время. С того момента я разучилась смеяться. Траур по отцу растянулся на долгие годы.
И вот он снова приснился мне через несколько десятков лет, чтобы предупредить, что произойдёт эта трагедия, смерть его брата. На этом его сообщение не закончилось в реальности. Через неделю умерла жена дяди Андрея тётя Тина.
Они вырастили четырёх прекрасных детей и к тому времени имели много внуков. Без мужа она не видела смысла существования. Жизненная усталость брала своё. Они ушли вместе в мир за горизонтом и напоминают нам оттуда багровым закатом и бесконечной расплёсканностью бытия.
На небе появились одна за другой две новых звездочки в созвездии, пока ещё не отмеченном на карте, с названием "Вечность". Так земной мир потерял ещё двух милых людей, души которых обрели бессмертие.
Мы не смогли поехать на похороны родных, так как в день первых похорон у меня была операция. Марийка не сумела похоронить родителей, так как виза и билеты были сделаны на несколько недель позже.
Ко времени её приезда из России в Германию, мы с сестрой Леной смогли посетить место проживания её родителей, пообщаться с милой кузиной Марийкой и её сёстрами, Катей и Лизой, детьми папиного младшего брата, знакомых нам с детства.
Мы возложили цветы на свежую могилу и молча помянули близких сердцу людей, прошедших жизненный путь как смогли, как получилось. Оказавшись в конце жизни с двумя дочерьми в стране праотцов в Германии, оставив сына и дочь с детьми и внуками в Оренбурских степях, души их разрывались от недопонимания, почему так распорядилась судьба с ними. Ведь каждый ребёнок одинаково дорог матери, и её сердце тоскует одинаково по каждому, и ещё больше в отрыве от своего дитя...
Конечно, здесь уже и старость сыграла свою роль во всём случившемся...
По воле судьбы или случая пять двоюродных сестрёнок встретились в первые дни весны в городе Рейнбах посреди Германии, чтобы вспомнить о своих родителях, о молодых годах, проникнутых светом радости и любви, которые уже не вернуть никогда.
Беседа не прерывалась ни на минуту.
Семейные альбомы, они хранят память о прошедшем. В эти два дня, проведённых вместе, они были нашими путеводителями по годам, прожитым нами и нашими родителями. Мы начали путешествие в прошлое с альбомов дяди Андрея и тёти Тины. Я впервые увидела своего деда Исаака Исааковича молодым, правда, на фото с памятника, поставленного ему на кладбище в посёлке Кутерля.
Ещё одна фотография оказалась исторической. На ней дедушка и бабушки, которых мы все, к сожалению, никогда в жизни не видели, а рядом с ними моя тётя Анна и трое братьев, один другого меньше: Иван, Мартын и Андрей.
Я не узнала отца. Он был парнем, каким я его никогда не видела наяву. Я всматривалась в родные черты, а кузины пытались восстановить события тех далёких лет. Они не понимали, как мой отец, Иван Исаакович, немец по национальности, мог во время войны до сорок второго года находиться в рядах Советской Армии. Они также пытались понять, почему он оказался в Сибири, за что был туда сослан и почему так и не вернулся в родное село. Они жалели отца, которому пришлось с подросткового возраста мыкаться по чужим углам и в конце концов будучи авиамехаником тридцать лет провести в шахтах Кузбасса.
Я бы тоже хотела услышать ответы на эти вопросы. Я только вспомнила рассказ знакомого отца, который был свидетелем, как один из военнослужащих кричал на него в трудармии: "Этого рыжего немца я сгною..." Чем отец так не угодил ему? Он был уроженцем оренбургских степей, дышал русским воздухом, был пропитан советским патриотизмом...
Мне хотелось написать светлую историю встречи родных по крови людей. Этого не получилось. Наверное, не тот случай. Мы вспоминали эпизоды из прошлого, но тут же всё перекрывали картины настоящего. В деревне Кутерля уже почти не осталось немцев. Они выехали в девяностые годы в Германию, некоторые из них, как и семья моей милой Марийки, переселились в краевой центр, село Плешаново, и близлежащие окрестности.
На родине моих кузин проживают в настоящее время жители Башкирии и Казахстана. Я вглядываюсь в фото полюбившегося с детства побеленного саманного дома с пристройками на единственной центральной улице посёлка. Только сегодня я поняла, сколько хлопот доставила моим родным в ту прекрасную для меня пору взросления. Марийка ничего не забыла.
Вот летняя кухня, в которой мы по ночам пытались поужинать или позавтракать, вернувшись с ночных гуляний. Здесь тётя Тина воспитывала нас после неудавшихся подвигов. Оказывается, мне городской, многое сходило с рук, а я насколько себя помню, всегда была паинькой девочкой.
После моего отъезда, какие-то слухи распространились обо мне в посёлке, каким-то рикошетом они прошли по судьбе Марийки. За себя я знаю, что возвратилась и после второго лета, проведённого в деревне, нецелованной девушкой, что меня немного напрягало и чему сейчас не поверили мои сестрёнки.
Какой-то горечью повеяло от воспоминаний, да и фото не добавляли радости.
Почти все изгороди в посёлке снесены. Нет даже любимой скамеечки, стоящей возле забора, моего любимого наблюдательного пункта. Неизвестно кому всё это могло помешать. Полисадники не привлекают больше взора, так как исчезли цветы, никому в наше время не нужные. Огороды не возделываются, как это было раньше. Всё заросло и не радует больше глаз.
Я спросила Марийку, почему она после десятого класса приехала к нам на месяц в Сибирь, а не поступала в какое-нибудь учебное заведение. Она, не задумываясь ни минуту, ответила: "Это всё последствия спецкомендатуры. У нас же не было паспортов, давали направления на учёбу, но не всем. Я, наверное, могла быть настойчивей. Ты в то лето учила стихи, поступила в педагогический, а я приехала и пошла в доярки. Как я выдержала почти год изнуряющего тяжёлого физического труда, не знаю. Только позже смогла устроиться ученицей продавца, так продолжилась моя трудовая биография."
Тогда мы были молоды и глупы. Сейчас я понимаю, что если бы она приехала к нам, хотя бы с документами, мы могли бы вместе учиться в педагогическом. Почему этого не произошло? Кто должен был ей протянуть руку помощи? Кто должен был об этом позаботиться? Хотела ли она сама этого, я так и не спросила. Ведь на родине у неё была большая любовь, которая, оклеветанная, тоже не состоялась.
На прощание Марийка посоветовала мне никогда не вмешиваться в личные дела детей. Это чревато последствиями. "Ты виновата будешь,-сказала она после минутного молчания.- Каждый в этой жизни решает за себя сам."
Говорят, что не надо входить в одну реку дважды, нельзя склеить разбитую чашу, и не надо без нужды ворошить прошлое: можно потерять, но не обрести былой радости в потерянном раю. Так случилось на этот раз и со мной: я радовалась случаю увидеть моих славных двоюродных сестрёнок, в лице которых обрела прекрасных собеседниц, полвека было прожито вдали от них, и было чем поделиться друг с другом, но душевная боль по утерянной радости от воспоминаний о былом, не отпускает моё сердце сегодня.
Всё было так, как было, и ничего уже не исправить. Марийка вспоминала о жизни у нас летом после десятого класса. Она видела, как родители опекали нас, как отец надрывался на работе, а по вечерам на приусадебном участке, как он варил нам обед, когда мать была на работе, а мы даже прополоть грядки в огороде считали за труд.
У нас так было принято. Родители давали нам возможность заниматься любимым делом, в частности, чтением книг. Они хотели, чтобы мы стали образованными людьми. Мы ими стали. Отец гордился нами, гордился тем, что я стала учителем именно русского языка и русской литературы, так говорили его братья, и так думала я всю жизнь, радуя его своими успехами. А сегодня мне стало стыдно за себя, но я не могу попросить у отца прощение. Может быть, слышит он меня сейчас там, в "небесном зазеркалье".
Всё, как видно, познаётся с годами, и предела нет пониманию своих ошибок, и возврата нет, чтобы их исправить, остаётся только каяться и просить прощение теперь уже у Отца Всевышнего.
В эти дни, проведённые в окружении сестёр, я отчётливо поняла, что всё имеет свой срок, что прощание с миром прошлого, да и настоящего - неизбежно. Понимание, что и для меня приходит время расставания со светлыми миражами грёз и надежд, пронзило сердце болью, окутало душу печалью.
Как бы мы ни пытались эту правду глубоко запрятать в самом последнем уголочке души, она пробивается и прорастает, приводя нас к последней точке отсчёта на бренной земле.
Почему этого не понимают многие, правящие бал на этой планете?
Этот вопрос остаётся для меня до сих пор открытым. Вероятно, они действуют под давлением тёмных сил, однажды сделав выбор в их сторону, сейчас не в их власти свернуть с этого неверного пути, уносящего новые светлые жизни во тьму.
Сегодня я поняла смысл слов: "Русско-немецкий народ в пути, у него нет Родины". Испытывая на себе давление со стороны русскоязычного населения, неся ответ за действия нацистов, он сохранился в небольшом количестве своих представителей. Репрессии в годы Великой Отечественной войны на Родине, жизнь в трудармии и под спецкомендатурой, ярлыки врагов народа - только усугубили его положение.
Не прирос мой народ и в западном зарубежье, получив звание переселенцев, что далеко не означает "под крышей дома своего". Хотя, что греха таить, мы все здесь нашли приложение своим способностям и наклонностям, заложили хорошую материальную основу нашим детям в виде приобретённого жилья, помогаем устраивать им жизнь: строим вместе дома, даём хорошее образование, радуемся успехам, гордимся ими, возлагаем на них надежды.
Мы научились здесь не только новым трудовым качествам, но и умеем отлично организовывать наш заслуженный отдых: посетили много стран, начиная с Африки, заканчивая Америкой: по морю, суше и воздуху. В пятидесятилетнем и более возрасте занимаемся различными видами спорта, открываем небольшие частные предприятия, мечтаем оставить о себе память потомкам.
И всё же это грустная жизненная история с непредвиденным концом. Она заставляет меня взяться за тему родословной, попытаться найти истоки своего семейства в архивных документах, оставить след рода в памяти последующих поколений.
Я не историк, но свидетельства очевидцев, даже родственников моего поколения,- это уже история и память, которую нужно по возможности сохранить.
Такую задачу поставила я перед собой после встречи с кузинами в окрестностях Бонна, в начале марта 2014-ого года, находясь в поезде, везущем нас с сестрой в теперь уже родной город Кенцинген, находящийся на юге Германии в земле Баден-Вюртемберг.
06.03.14