"Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и заколдобился."
Недолгое Ермилово счастье.
Хорошо в Казачьем Ерике! Весело. Всё чё хошь есть: рощи, река, степи ковыльные за околицей. В реке рыбы – не изловить, в степях зверя – не перебить: зайцы, тетерева, емуранчики, благодать, б...
Одно – нехорошо: город ВОТСОР наступает. С ним не забалуешь. Горожанин напролом прёт - рыбец, чабак, да шамай удить.
Жил в Ерике красный молодец Ермилка, сын Фёклы из Похочки. Работать молодец не любил, но любил на завалинке лежать, ковыряя тростинкой в зубах, гоняя мух и лениво почухиваясь. И полюбил Ермил цыганских кровей девицу - Радмилку Караклаичну. А как не полюбить, коль в голове – ветер.
Эх, как ударит цыганочка в свои ладони: пой, пропадай голова - ветер, пей да гуляй в чистом поле..
И поженилися они. И опоросилася Ермилова свинья, да не одной, а цельной дюжиной дюжих зюшек.
И повалило Ермилу счастье. Забогател он, торговцем заделавшись.
И покупатель теперь так и жмёт его, так и жмет со всех сторон, никаких свиней не напасешься. Поперло Ермилу, ух, как поперло, разбогател он, ГАД. И даже стал экспортировать свЫню. И не куда нибудь, - в Аргентину.
Самое интересное: не искал Ермилушка счастья - само шло.
И справил он себе Хоромы, черт окаянный, больши-и-и-я – до самого до неба. А в теремах тех - полная чаша, лад да любовь, порядок, чистота, людЯм добрым на зависть.
Однако смекнули же люди добрые, что замешалося там дело нечистое и не болтали по чем зря, а молча ждали, скосив щуры-зеницы в лихую Ермилову сторону...
И в ночь на Ивана Купалу, когда весь народ хороводился, разродилася опять Ермилова свинья, да на сей раз чёртовой дюжиной синих свинок.
Подивился Ермил, полетал с народом честным над кострами да и уехал в Вотсор по делам хозяйственным.
И бросились добрые люди рвать недолгое Ермилово счастье.
Сперва утопили в реке цыганскую ведьму Радмилку, затем покололи тех свинок, что обнаружили и просто так обезножили.
И бежала Гиргана с малыми
детками в степи ковыльные.
И вернулся Ермил из городу
так и его с радостью укокошили.
И свалилась булыга чёрная
с сердца народа вольного.
И наладилась жизнь снова в Ерике,
и потекла она как по маслицу.
И наступила вновь осень ранняя –
хмурая
да холодная.
И почернели сады, и жуткая
луна взошла над болотами.
И вышла из сердца Гирганочки
лютая месть материнская.
И повела она в даль студёную
своих одичавших детушек.
И выели как пожарищем
дотла весь Казачий Ерик, и
остались там лишь развалины
глухим бурьяном поросшие...
PERSO SPIRITUS
...И вспыхнул пожар в городе Вотсор.
Со всех сторон одновременно загорелись улицы, кварталы, микрорайоны.
Огненные факелы выстроились вдоль дорог.
Сверкающее веретено перекати - поля взлетело к небу.
Сварог устремился к тёмным скелетам бензоколонок и те, взлетая фонтанами к небу, сожгли облака.
С особой яростью и глухим прерывистым шипением горели элеваторы. Как будто простуженный человек, пытаясь кричать больным голосом, захлёбывался жаром горящих зёрен.
Огонь вошел отчаянным и безжалостным легионером.
На его лбу под бронзовым шлемом чернела пороховая татуировка: «PERSO SPIRITUS», на жилистой руке - «SECARSE ARMO», на золотом мече - « Никому нет пощады».
Огонь шёл сквозь город, круша всё на своём пути.
Кроваво-красным плющом впивался в стены и полз на крыши.
Затягивал в свои карминные сети деревья, машины, прохожих.
Алое волокно укутало мясокомбинат.
Содрогнулось зверьё, завыло первобытным воем.
Покрылся багряным саваном рогатый скот, вспыхнули свиньи, растаяли белыми свечами.
И глаза их, как стёкла, лопаясь от жары, плавились и горели.
Сгорел центральный собор, почернел и обуглился павший на землю чугунный колокол.
Пылали торгово – развлекательные центры, банки, судоверфи, нефтехранилища, и, словно в попытке догнать уплывающие пароходы, бежали по волнам алые гребешки адского пламени.
И нависла глубокая тьма над сожженным городом.
И осталась в сожженном дотла городе лишь одна дорога - грязная, как дёготь и вязкая, как глина.
И шли по ней в рваных лохмотьях люди, потерявшие и душу и надежду.
И превратилась дорога эта в огромную чёрную птицу,
И, слившись с небом, исчезла за горизонтом