Сборник рассказов

               
                ЭССЕ ОДИНОКОГО МУЖЧИНЫ.



                Несколько лет назад, когда я окончил писать свои «Записки» и прочитал их, казалось, что больше я уже ничего и никогда не напишу.
               Исчерпал я весь свой творческий потенциал, ну, значит, был потенциал и все, больше его, потенциала нет. Причем насчет потенциала и творчества музы и вдохновения я ничуть не иронизирую, поэтому и кавычками не воспользовался. Просто все, что я написал раньше мне самому, ну, очень понравилось.
               Ну, честно! Самому понравилось и всем, кому дал почитать тоже.
Конечно, можно подумать, что понравилось не всем, что некоторые слукавили. Но с другой стороны я ведь в тех «Записках» сразу предупредил, что пишу их исключительно для себя, вернее для домашнего пользования.
              Писал для себя, а читать раздававал всем, кому только мог. 
              Вот, значит, что такое тщеславие.
              Поэтому, когда я решил продолжить свою писательскую деятельность я каждую строчку, да что там строчку, каждое слово, пытался увидеть, ну, чужими, что ли глазами. И вот тут-то оказалось, что я не могу написать ни одного словечка. Что ни напишу, все выбрасываю в корзину, вернее стираю с компьютера. Ничегошеньки у меня ничего не получалось. Каждый раз сяду за компьютер, напишу страничку, прочитаю и все, стираю. Ну, не нравиться и все тут!
            А потом и вовсе жизнь закрутила!
            Умерла моя мама, потом заболела жена, и, не смотря на все старания ее, мои и медицины умерла.
            Земля под ногами уже перестала казаться, каким-то прочным основанием, той твердью, на которой чувствуешь себя уверенно.
У меня началась новая жизнь!
             Жизнь одинокого человека! Одинокого мужчины!
             Далеко не все представляют, что же это такое, какое оно, одиночество. Понять это, действительно, дано не каждому и, как мне кажется, причина этого непонимания лежит в том, что для того чтобы почувствовать себя одиноким надо перед этим ощутить противоположное состояние. Для того, что бы почувствовать пустоту вокруг себя надо, что бы была возможность сравнить эту пустоту с каким-то другим состоянием. Наверное, я пишу не слишком понятно, но по-другому не получается. Тем более, что я решил это все писать снова «для себя».
           А значит, и понимать это буду я и только я,
           И, все-таки, попробую объяснить, пусть хотя бы для себя.
           Пока я не подобрал антонима к слову «одиночество», поэтому попытаюсь объяснить на пальцах.
          Ну, например, человек всю жизнь прожил в стареньком доме без всяких там «удобств», вода и туалет на дворе, печку дровами топить надо. Денег на дрова нет. Дома всегда холодно. Ну, вот жил себе человек жил и вдруг…
          Выселили его из этого самого домика. Живет он, бедняга в сарае, холодно, топит печку-буржуйку, и вспоминает, как ему раньше хорошо жилось. Ну, может и не очень хорошо, но, все-таки, чуть получше, чем в этом сарае. Хорошо ему? Нет, плохо!
Но, вот скажите, пожалуйста, как бы себя он, человек наш себя почувствовал в сарае своем, если бы до этого всю жизнь прожил на 3 этаже элитного особняка?
           Короче, согласитесь, что бы почувствовать потерю в полной мере надо, что бы было, что потерять.
           Мне было, что терять! Не хочу забивать вам мозги своими измышлениями на эту тему, но поверьте на слово, мне было, что терять.
          Это я знал всегда, но когда все случилось, я понял, что остался на свете один одинешенек. Нет, конечно, у меня есть замечательный сын, и не менее замечательный внук, у меня есть невестка. Даже сваха, в конце концов, и та есть! Но дети живут далеко, в цивилизованной Европе, а сваха… ну, это уже совсем другая тема, к теме родственников я, если не надоест писать, еще вернусь, вам понравится.
            Ну вот! Снова «вам»!!! Нет, Саша, где-то глубоко-глубоко,  а сидит в тебе это затаенное желание поделиться этими своими мыслями, пусть и ерундовыми, но своими. Этакий душевный стриптиз! И это плохо, из-за этого и не писал я эти три года. Чувствовал, что буду писать с оглядкой на какого-то потенциального читателя, и конечно же, как и всякий нормальный человек, буду стараться понравиться!
         А это уже не хорошо, ну, не по-мужски что ли. Не мужское это качество, нравиться.
        Ладно, может, и к этой теме вернусь.
         Да, так вот, об одиночестве! Какое же оно?
         А все очень просто!
          Если изо дня в день возвращаясь с работы домой, хотя, причем здесь работа, просто возвращаясь домой, и, поднимая голову на свои окна, ты не видишь в них света, если в них, в окнах этих, всегда темно, а свет, кроме тебя включить некому вот это и есть одиночество.
           И никакие другие определения здесь уже не нужны.
           И никакого значения не имеет, ждут ли тебя за этими окнами или нет, готов ли ужин, как и не имеет значения то, что не с кем поделиться ни своими радостями и успехами, ни горестями и неудачами.
            Не это важно, нет!
            Важно, что когда бы ты ни возвращался домой, когда бы ни поднял голову на свои окна в них всегда темно!
            Если вам не совсем понятно то, о чем я пишу, значит, чувство одиночества вам неизвестно, а значит вы, друзья мои, счастливые люди, значит вам, пока, везет в этой жизни. Пока, потому, что везение вещь очень зыбкая, оно сегодня есть, а завтра, кто его знает. А пока, Вы, везучие люди, хоть и не всегда это понимаете. Значит, заел вас быт, все эти мелкие проблемы и проблемки в виде неприятностей на работе, нехватки денег в семейном бюджете, мелких ссор с женой, плохо поклеенных обоев, огорчений от детей, сначала маленьких, а потом больших и всей прочей чепухи.
           Именно чепухи, потому, что все это мелочи жизни.
           Когда я остался один, мои друзья, близкие и не очень, скорее даже не друзья, у меня их, как мне кажется, никогда и не было, ну, скажем, приятели, очень мне сочувствовали и очень меня жалели. Наперебой меня приглашали в гости, старались всячески отвлечь и развлечь.
Предлагали свою помощь, а именно стирка, глажка, уборка и т.д., за что я им и сегодня всем очень благодарен.
             Но никому, никому и в голову не приходило, предложить мне зажигать свет в моих окнах по вечерам, ну, хотя бы изредка. А ведь именно этого мне и не хватало.
            Свой быт я наладил очень легко. Меня никогда не смущала домашняя работа. Я вполне прилично готовлю, и это без всяких скидок на свою половую принадлежность. Готовил я всегда, хоть в этом и не было никакой необходимости. Я всегда с удовольствием помогал жене на кухне.
             Тут, правда, есть один нюанс, помогать, как говориться, не работать. Одно дело, когда ты стоишь на кухне в охотку, а другое, когда это становится твоей ежедневной обязанностью.
             Так вот, когда это стало обязанностью, я перестал испытывать чувство радости от проведенной на кухне работы, поэтому готовил не всегда, и часто пользовался услугами кулинарии.
            Уборка вообще хлопот не доставляла. Для этого занятия я выделил один день, субботу. Ну, а стирка в наше время, время стиральных автоматов, так и вообще была делом не заметным. Вот и выходило, что проблем с домашним хозяйством у меня не было.
             Вот такой я был молодец! Или мне так только казалось?
             Одна беда, похвалить меня дома, у меня дома, было некому!
             Не перед кем было похвастаться, как чисто у меня дома, не кого было удивить шарлоткой с яблоками и чистотой на кухне, равно, как и наглаженными сорочками. А ведь каждому известно, как любят мужики, что бы их хвалили!  А тут хвалить как раз и некому!
            Вроде и обед приготовил не хуже любой бабы, и в квартире своей убрал, причем не как-нибудь, тяп-ляп, не на халтуру, не по мужски, когда один носок с трусами в стиральную машину, а другой пылесосом под диван затолкал.
            Нет!
            Все по взрослому, с мытьем полов, пылесосом, тряпкой.
            И белье все перегладил, и в шкафах порядок навел. Да что там говорить!
           Мо-ло-дец!!!
           Молодец-то молодец, да вот одна беда, оценить все эти твои мужские подвиги больше некому.
          Темно в твоих окошках.
          И не привыкнуть к этому, наверное, никогда.
          Возвращаюсь каждый день домой, выйду из машины, пропищу сигнализацией, а глаза сразу на окна. И ведь наперед знаю, что там увижу. Знаю, а смотрю! Рефлекс? Привычка? Надежда?
Может быть.
А может нежелание принять действительность?
         Да, нет света в окошках!
         Вот это и есть одиночество.
         Все!
         А к чему я все это писал?
         Это для вас, для тех, кому пока везет!
         Цените свет в своих окошках!


 
               







                БАБНИК
                (из цикла «банальные истории»)
               
               
                У ансамбля «Дюна», если не ошибаюсь, есть, кажется, такая песня  «Наш Борька бабник». Не бог весть, какой шедевр, но кое-какой смысл все-таки в этом шлягере уловить можно.
                Заключается этот нехитрый смысл в том, что все, без исключения, мужики бабники, а если кто-то себя таковым и не считает, то это может означать только одно, этот бедняга просто никогда в своей жизни бабы живой не видал. Да-да, там так прямо и сказано:
                - …тот не бабник,
                да тот, кто женщину не видел никогда!!!
                Вопрос конечно спорный, но не в формулировке, как говориться дело, а дело в том, что Сергей Александрович, Сережа, никогда бабником не был, ну, во всяком случае, себя к таковым не причислял, и это было правдой.
                Это, конечно же, совсем не означало, что ему совсем не нравились женщины, конечно нет. Нравились, еще и как! Но вот дальше этого самого «нравились» дело, почему-то не шло! То ли смелости не хватало у Сергея Александровича, то ли  он сам не очень женщинам нравился, а может быть лень его одолевала, но дальше шуток-прибауток с сотрудницами, легких, никого и ни к чему не обязывающих ночных чае- и не только чаепитий с сигаретой и медсестричками на ночных дежурствах между операциями дело, почему-то, не заходило.
                И это всех устраивало. И Сережу, который работал хирургом в городской больнице и его жену, Анастасию Михайловну, которая трудилась там же в качестве врача анестезиолога и девчонок-сестричек в оперблоке. Сергей Александрович в свои  неполные 40 лет был неплохим хирургом, хорошим мужем и отцом и все это знали, так что к его ухаживаниям серьезно никто и никогда не относился.
                Все понимали, что все это просто шутки и не более.
                Нет, Сергей Александрович, если говорить честно, был совсем не против поиграть во всякие-разные мужские игры , но…
                Этих самых «но» было несколько.
                Ну, во-первых, Сережа любил свою жену, и ему совсем не хотелось делать ее предметом обсуждений пересудов и сочувствий в их общем и родном коллективе. Во-вторых, сказывалось отсутствие опыта и, что совсем не маловажно в таких делах, денег. Ну и конечно при всей своей хирургической лихости и смелости был наш Сергей Александрович трусоват.
                Конечно, этого никто не знал, да и самому себе Сергей никогда бы в таком позорном качестве не признался, но старик Фрейд, как любил говаривать волнистый попугайчик Кеша, Сережин любимец и воспитанник, живший в спальне у Сергея дома, был прав. О Кешке разговор особый, но вот Зигмунда  Фрейда Сергей Александрович читал. И не просто читал, он его, зачем-то, изучал.
                Причем изучал очень честно и очень добросовестно, что было ему не очень свойственно, иногда на него находило такое, и знал, что те мыслишки, которые посещают его периодически, лезут из его подсознания, из того самого темного и мрачного Фрейдовского «ОНО». Сергей понимал, что все это из области, так называемого «вытесненного». Короче, теоретик из Сережи был не плохой, а практика… 
                Ну, не всем дано, ведь так?
                У любого отпуска всегда есть один, но очень большой недостаток, он рано или поздно оканчивается. Вот и Сергей Александрович, отгуляв положенные ему 30 календарных дней, без большого энтузиазма вышел на работу и сразу же угодил в операционную. За месяц на работе, как и положено, ничего не изменилось. Сергей Александрович переоделся в оперблоке, покурил, принял полагающиеся сочувствия от сотрудников в связи с кончиной отпуска и пошел в операционную мыться.
             Стоя над тазиком с раствором, Сергей Александрович думал о чем-то своем, далеком от положенного в таких случаях, и вдруг, подняв голову, увидел что-то такое, что отвлекло от разных и всяких мыслей и привлекло внимание. Сережа не сразу въехал в тему, потому что все свободное для обозрения пространство было занято задницей санитарки, Анны Николаевны, стоящей в нескольких метрах от него. Сергей покрутил головой, вытянул, насколько мог шею и в узком пространстве между стеной и необъятных размеров бедром Анны Николаевны увидел фигурку новенькой сестрички с очень длинными и аккуратненькими ножками. Все остальное было намертво прикрыто телесами заслуженной санитарки.
               - Анна Николаевна, пожалуйста, если не трудно, сдвиньтесь чуть-чуть вправо, попросил Сергей Александрович.
               - Пожалуйста – Анна Николаевна подвинула свою внушительную фигуру в сторону, но обзор от этого ничуть не улучшился.
               - Николаевна, попросил снова Сергей Александрович, пожалуйста, еще чуть вправо.
               Но результат снова был никакой, девчонку видно лучше не стало.
               - А если, на метр влево, а?
               - Не понимаю, чего Вы от меня то хотите, возмутилась Анна Николаевна.
               - От Вас  - ничего, просто я хочу посмотреть на ноги вон той девочки, что за вами стоит.
               - Какой еще девочки? - удивилась толстозадая Анна Николаевна. А это Вы про дочку Григория Ивановича что ли?
               Тут пришло время удивиться Сергею Александровичу.
               - Не понял? Какого еще Григория Ивановича, А?
               - Ну, как какого? Нашего! Ну, травматолога нашего, как его фамилия из головы вылетело, ну того, что заграницу уехал работать, в Ливию, говорили, или куда там еще, не помню.
              А это дочка его, Оля, в институт не поступила, так он ее до следующего года к нам в оперблок санитаркой устроил, это когда Вы в отпуске были, вот. Теперь поняли?
               Сергей засмеялся.
               - Все, Николаевна, все я понял, можете стоять, где вам захочется, спасибо за исчерпывающую информацию, наши дочки нас не интересуют, правильно? – и пошел оперировать, будучи абсолютно уверенный в том, что на этом тема с новенькой исчерпалась.
               Как же он оказался не прав.
               Прошел почти год.
               Однажды вечером, во время очередного дежурства в ординаторскую постучали. Сергей Александрович быстренько накрыл папкой с историями болезни недоразгаданный кроссворд и сказал:
              - Войдите.
                Дверь открылась, на пороге стояла Оля
              - Сергей Александрович, здравствуйте. Извините, а Вы не можете посмотреть мой живот, а то я пришла на сутки, он еще дома болеть начал, я думала сам пройдет, а вот к вечеру еще хуже стало, и температура поднялась.
              Олечка легла на диван, расстегнула халатик, Сергей Алексасандрович потрогал живот, где-то далеко-далеко у него в сознании мелькнула мысль, что животик Олин ему нравиться, мысль мелькнула и пропала, а вот сомнений в диагнозе у него не было, у Оли был острый аппендицит.
              Оля пошла в приемное отделение заводить на себя историю болезни и сдавать полагающиеся в таком случае анализы, Сергей доразгадывал свой кроссворд и уже через час Оля под наркозом попрощалась со своим червеобразным отростком, а еще через несколько дней и вообще с хирургическим отделением.
              И вся эта история с Олечкой и ее аппендицитом на этом могла бы и закончиться, но…
             Прошел, наверное, месяц, и как-то летним вечером в дверь Сережиной квартиры позвонили.
             - Сережа, я в ванной, крикнула Анастасия, которая собиралась на ночное дежурство.
             Сергей слез с дивана и открыл дверь. На пороге стояла Оля, в руках она держала большой полиэтиленовый пакет.
             - А к вам в гости можно? Здравствуйте Сергей Александрович!
             - Конечно, Олечка, заходи. Настя, вылазь из ванной, у нас гости!
             Уже через несколько минут все сели пить традиционный кофе, разговор не очень клеился,  потому, что тем общих, кроме злополучного аппендицита за столом не было, да и откуда было этим общим темам взяться?
               Олечке 18, Сереже скоро сороковник стукнет, а тут еще Настя спешит и на работу опаздывает. Ну, поговорили о родителях, о том, как им в далекой и чужой Ливии работается, когда в отпуск приезжать собираются, что с поступлением Олиным в институт слышно.
              Похвалили Олю, что работает добросовестно, без всяких скидок и поблажек, на родственные связи швабру честно всю смену по оперблоку таскает, похвалили, что сама с хозяйством справляется, да еще и за бабушкой слепой и глухой своей ухаживает, и начали прощаться.
              Уже в дверях Сергей вспомнил, что Оля  в комнате пакет свой забыла, но оказалось, что пакет этот Оля уносить с собой не собирается, что этот пакет она ему принесла, в знак благодарности за проведенную операцию.
              - Что вы Сергей Александрович, я ничего не забыла, это все Вам, спасибо!
              Конечно, пакет Оле пришлось унести домой. У Сергея Александровича был по жизни принцип, у сотрудников и коллег никаких знаков благодарности, кроме «спасибо» не принимать. Как Олечка ни уговаривала его, как ни просила, ушла она домой со своим пакетом.
              Но с этого дня Сергей и Оля начали дружить.
              Оле льстила дружба с таким взрослым и серьезным  Сергеем Александровичем, врачом, хирургом, а Сереже, что там говорить нравилась красивая умная и веселая девчонка. Ничего нового и необычного, все как у всех. Оля на дежурствах приходила к Сергею Александровичу, вместе они пили чай и кофе, вместе курили, был у Оли такой грех. А иногда и домой вместе шли, по дороге трепались обо всем и ни о чем, прощались на остановке и разъезжались по домам, до следующего дежурства.
              Как-то раз, идя вместе с работы, Оля предложила:
              - Сергей Александрович, пошли ко мне, у меня кофе классный, родители передали, коньяк есть и торт, я его сама испекла, ну, пойдем? Что Вам дома делать, Анастасия Михайловна все равно до вечера на работе, придете домой, скучать будете. Ну. Пошли!
              Настроение у обоих было хорошее, погода отличная. Домой идти и вправду не хотелось и Сергей Александрович согласился.
              Оля сварила кофе, он и правда был отличный, с коньяком и тортом, потом они болтали на разные и всякие темы, легонько сплетничали о сотрудниках, высмеивали начальство, смотрели старые Олины детские фотографии и как-то совершенно неожидано  для Сергея Александровича оказались в спальне.
              Правильно ведь говорят, что слаб человек, ох как слаб и ох как правильно говорят.
              Кто кого поцеловал первым Сергей Александрович никогда потом, как ни пытался, вспомнить не мог. Если даже инициатива пришла от Олечки, то уж Сергей Александрович точно не сопротивлялся.
              Целовалась Оля хорошо, это ведь только с высоты своих лет она казалась Сергею большим ребенком, ведь, если на то пошло, то когда же целоваться надо уметь, ну не в 40 же лет?!
              То ли от бессонной, проведенной за операционным столом ночи, то ли от кофе и коньяка, сказать трудно, а может быть причина была какая нибудь другая, но в голове у Сергея Александровича случился какой-то кавардак, резкость в глазах начала пропадать, в ушах, как-то зашумело и Сереже показалось, что он слышит тихое-тихое:
              -Смелее.
               Сережа подумал, что все это ему только кажется, что все это не имеет к нему никакого отношения и что...
              - Ну же, смелее Сергей Александрович! Смелее.
                И Сергей почувствовал, что молния на его джинсах медленно поползла вниз...
                Вот и вся нехитрая история.
                А для всех вокруг Оля и Сергей Александрович по-прежнему были друзьями и не больше.
                А потом из далекой Ливии вернулись родители Оли, и Сергея Александровича с женой пригласили в гости и Олин папа подарил Сергею специально для него привезенную в подарок зажигалку, такую очень дефицитную в те далекие Советские времена вещь. И Олина мама благодарила Сергея, что так все два года он был внимателен к их Олечке.
                А Сергей Александрович сидел и удивлялся не тому, как легко и свободно вела себя за столом Ольга, а тому, что за весь этот вечер он ни разу не покраснел.
                Закончилась эта обычная история так же обычно, как и началась.
                Оля поступила в институт и уехала, Сергей Александрович поменял место работы и ушел в соседнюю клинику заведовать отделением и уже через много лет, встречаясь случайно за столом по каким то там разным праздником с Олиным отцом нет нет да и мелькнет у Сергея мысль, а что из этой истории известно его коллеге и ровеснику Олиному отцу Григорию Ивановичу?
                Чем поделилась с ним теперь уже взрослая, замужняя, имеющая двух детишек, Ольга? О чем смог сам догадаться взрослый и наблюдательный, заслуженный бабник городской больницы Олин папа?
                И в такие минуты Сергей Александрович всегда испытывает чувсто неловкости. А еще к неловкости примешивается другое какое-то чувство которое одним словом не определить, то ли гордость за содеянное, то ли что-то еще. Но стоит ли препарировать чужие чувства?
               Наверное нет.


               
                ГУСЬ, ГУБА И ГЕНЕРАЛ.

         Пару дней тому назад, включив телевизор, я услышал выступление Министра обороны России. Министр сидел в своем огромном кабинете, в удобном кресле и рассказывал о том, что пришло время ликвидировать такое безобразие, как военные кафедры в институтах, что никакой пользы от этих кафедр нет и что он, Министр, отлично осведомлен о том низком уровне подготовки, который на этих кафедрах существует.
                Смотрел я на экран, слушал Министра, вспоминал свой родной Челябинский медицинский институт и нашу военную кафедру, на которой из нас, будущих врачей, готовили будущих военных врачей.
                Слушал я Министра с двояким чувством. Конечно, во многом он был прав, ну как можно за три года посещения этой кафедры из штатского человека сделать военного? Но, с другой стороны, ведь правильно говорят, что военный врач, это и не врач и не военный! Что-то у них на кафедре получалось неплохо, что-то похуже, но, думаю, что в мединститутах такие кафедры нужны, не стоит их закрывать, честное слово.
                Вот такое, неожиданное, вступление у меня получилось.
                Ну, да ладно.
                Как и у всех студентов медиков «военка» началась у нас на третьем курсе, а после пятого курса вся мужская часть нашего курса поехала в лагеря, на сборы. Лагерь был расположен недалеко от г. Чебаркуль, Челябинской области. Причем рассчитан он был не только на наш институт, собирали на эти сборы всех студентов с Урала и даже из Сибири, народу там собиралось до этой самой матери.
                Кстати про «матерь» я не просто так, не для красного словца вспомнил! Никакая Армия без этой самой «матери» обойтись не может, а поэтому у кого уши слишком нежные, можете сразу этот рассказик пропустить. Причем, если ты мужчина и читать дальше не стал, значит, правильно тот Министр говорил, нечего на тебя государственные деньги в институте на «военку» тратить! Надо хоть годик, а послужить. И тогда твои штатские уши нормальную военную речь воспринимать начнут. А то, подумаешь, мат! Как без него в армии?
                Короче, привезли нас в этот лагерь, а лагеря то самого и нет! Лес есть, палатки армейские тоже есть, доски какие-то сложенные лежат, все есть, кроме лагеря! Разобраться с ситуацией на местности нам не дали, быстренько в баню свозили, недалеко, километров за 6 – 8 и там же солдатскую форму каждому выдали, настоящую, новенькую, прямо с вещевого  склада. Ну а дальше пошло-поехало, все как взаправду. Назад уже не ехали, строем назад в лагерь шли, причем с песней и под счет. Командовал этим походным маршем наш родной, кафедральный майор по фамилии Павленко. Придурок был, еще тот! Так нам, студентам, в институте, то есть на гражданке казалось. Но, ошибались мы в нашем майоре, сильно ошибались. Потому что, то, что штатским на гражданке дуроломством кажется, в армии совсем по-другому выглядит.
                Притопали мы в лагерь наш, вернее на место, где лагерь стоять должен, и началось. До вечера палатки ставили, территорию убирали, мусор носили, вообщем, хозяйственными делами занимались.
                Между прочим, сапоги кирзуха на ногах, и портянки с большим мастерством намотанные, короче, ногам конец в первый же день пришел. Но настроение бодрое, вечер подходит, погода нормальная, все пологи палаток наверх позабрасывали и к ужину готовиться начали, а я решил в туалет сбегать, причем по-быстрому, пока народ приготовлением ужина занимается. Сбегал я туда, бегу обратно, и вдруг слышу знакомый голос:
                «Богуславский, ко мне!»
                Остановился, оглянулся, майор Павленко, собственной персоной.
                «Слушаю, товарищ майор»
                А Павленко и говорит:
                «Вижу, не хер тебе, Богуславский, делать! Бери лопату и копать будешь»
                Показал мне майор где копать надо и объем работы, так сказать определил. Оказывается, яма должна быть 50 на 50 и в глубину метр. Ушел майор, а я за работу принялся. Копаю, а сам кляну себя, на чем свет стоит. Чего это ты, Саша, поперся в сортир этот, леса вокруг тебе мало было? Народ возле палаток валяется, отдыхают уже, поди, может даже, уже жрать сели, а ты тут как негр на плантации вкалываешь. Мало тебе ног портянками стертых, так еще руки, дурак, сотрешь. Но, это так, думай не думай, а работа вперед движется, и копаю я с энтузиазмом, потому что цель у меня есть. Поскорее закончить и к палатке своей на ужин и на пьянку вернуться.
                Окончил я эти земляные работы, лопату быстренько на место забросил и бегом в лагерь. Но не далеко бежать мне пришлось. Слышу сзади:
                «Богуславский, ко мне, бегом»
                Твою мать! Снова майор наш, откуда только и взялся! Бегу я к этому козлу, а он стоит, лыбиться.
                «Че, Богославский, снова ни хера не делаешь? Это тебе не в институте, мать вашу так, … груши околачивать, это тебе армия. Понял?»
                «Так точно, товарищ майор, понял».
                «Неет, Богуславский, ни хрена ты не понял. Работать надо, а вам здесь не хихоньки хахоньки разводить. Бегает он здесь! Я тебе побегаю, долго помнить будешь. Где лопата? Короче, смотреть сюда, копать здесь». И снова те же 50 на 50 и метр в глубину.
                Повернулся Павленко на каблуках и пошел своей дорогой. А я стою, как дурак последний и ничего понять не могу. Одно понимаю, достанет этот придурок меня здесь за месяц службы этой долбанной, точно достанет! Какого хрена ему от меня надо? Народ возле палаток уже устроился, начальство по своим боевым местам разбрелось, тоже поди не дураки выпить и пожрать, повыпендривались за целый день и отдыхают своей компанией, наверное. Короче, один я, благодаря Павленко этому тут с лопатой весь вечер упражняюсь.
                А на ладонях, между прочим, уже волдыри повыскакивали, черт бы его, майора нашего побрал.
                Копаю я эту яму, руки болят, про ноги в кирзухе и портянках лучше и не вспоминать, пот льется, но и  работа  вперед, хоть и медленно, но движется.
                Докопал я ямку эту, лопатой в глубину померил, все, вроде есть метр. Сел рядом, сижу, и ничего уже мне не хочется, ни-че-го! Ни жрать, ни пить! Одна мысль, как бы майора своего снова не встретить, как бы до палатки своей добраться и на койку свалиться. Только я вставать собрался, об черенок лопаты как о клюку оперся, а голос, до боли знакомый сзади как рявкнет:
                «Встать, смирно!»
                Я, конечно, встал, насчет «смирно» не уверен, плохо мне уже к тому времени стоялось. Но стою, а майор Павленко обошел меня вокруг, ямки поразглядывал и спрашивает:
                «Ну, Богуславский, мать твою… Понял, что такое армия? Нет, не понял ты ни хера! А, скажи, понял ты или нет?»
                «Понял, товарищ майор».
                «А я тебе говорю, что ни хрена ты не понял. А я здесь, что бы вам, мудакам все про армию объяснить, что бы знали, что такое служба. А если ты у нас умный такой и понятливый, тогда скажи, какого хрена ты эти ямы копал, когда другие водку в палатках жрали? Или вы думаете , что я на всю голову дурак и не знаю, чем вы там занимаетесь? Ну, скажи?
                «А потому ты копал тут весь вечер, что не хрен с радостным рылом, как свинья, козлом скакать, когда начальство идет. Видишь начальника, должен идти, еле ноги волочить от усталости. А будешь здесь вприпрыжку носиться, все ямы твои будут! Понял?» 
                « Так точно, товарищ майор, понял, теперь весь месяц ноги волочить буду».
                «Ну, давай, шуруй в палатку свою, если понял», отпустил меня Павленко.
                Повернулся я спиной к нему и поволок ноги, и не только потому, что совета послушался, просто ноги уже у меня не поднимались.
                « Курсант Богуславский!»
                Ну не … твою мать!!! Какого еще хрена???
                Оборачиваюсь, а майор Павленко стоит, лыбиться. «Слушай, Богуславский, а ты, наверное, подумал, что майор, придурок, придирается к тебе, а? Злишься на меня, поди, а?»
                «Никак нет, товарищ майор», отвечаю.
                «Ну, а если не сердишься, тогда скажи мне, ты ведь врачом скоро будешь, почему х…й не болит, а красный? А? Не знаешь! Не знаете вы ни хрена, медицина»!
                Развернулся и пошел.
                Так майор Павленко преподал мне первый армейский урок. А мы в институте, его придурком считали.
                Так я и не понял его, майора нашего. Может и не придурком он был, может даже умным, как Альберт Эйнштейн, не знаю. Но вот только шутку, про красный и совершенно здоровый орган мы слушали по 10 раз на день, причем весь месяц. При этом каждый раз все, как один, дружно ржали, армия все-таки!
                Ну, преподал мне урок жизни армейской наш майор, но, как говориться, на все случаи жизни рецепта не дашь, всего не предусмотришь, поэтому, как ни старался Павленко из нас «людей» за месяц сделать, а на «губу» я все равно попал!
                Помните, как в первый день нас в баню водили строем и с песнями? Помните, что километров 8 до бани строевым шагом надо было идти? А дело здесь в том, что баня эта находилась в ДОСе. Нет, ни хрена вы не понимаете ни в жизни армейской, ни в названиях военных, правильно их Министр говорил, дурное это дело, кафедры эти военные, только деньги на ветер выбрасывать. А вот если бы вы послужили год или лучше два, то знали бы, что ДОС, это дома офицерского состава. Дивизия, на базе которой лагеря наши находились, была кадрированная, а значит солдат там, в мирное время, почти и не было, зато офицеры все на местах и при должностях были. И жили они, офицеры с семьями своими, в городке, который и назывался ДОС.
                Но, не в офицерах дело, да и не в ДОСе этом. А дело в том, что ближайший магазин там расположен был. да и не в магазине прелесть была. Консервы, печенье, леденцы там всякие и другую чепуху и в лагере купить можно было. Но вот водка только в ихнем, ДОСовском магазине продавалась! А значит и необходимость в ежедневных марш-бросках у нас была жизненная. Конечно, водку можно было бы и впрок набрать, ходить меньше бы пришлось, но ведь каждому дураку понятно, что её, водку, сколько ни возьми, а на утро все равно не останется, все равно идти покупать придется.
                Вот мы и ходили, в ДОС этот, каждый день, туда 8 км и обратно. Не все сразу, по очереди, сегодня одна группа за водкой выдвигается, завтра другая, что бы все по-честному было.
                Конечно, не все так просто было, как показаться может. В любом деле есть свои плюсы и свои минусы. Вернее и плюс и минус был только один. Плюс, это то, по дороге уже можно было начинать водку пить, а минус… Минус был в том, что рейд этот был совершенно секретный, продавать водку нам, курсантам, как и солдатам, было категорически запрещено, как, вообщем, и появляться в ДОСе этом.
                И вот, однажды, пришла моя очередь за водярой идти. Деньги собрали, вещмешок приготовили и вдвоем пошагали. Вдвоем, это я и Саня Слуцкий, здоровый такой, со мной в группе учился.
                Между прочим, был Саня этот кандидатом в мастера спорта по боксу и по шахматам, а по преферансу, так, наверное, мастером международного класса мог бы стать. Идем мы с Саней, языками чешем, не заметили, как до ДОСовского магазина дошагали. Разведку боем провели, на местности сориентировались, водкой отоварились и в обратный путь двинулись. А идти, между прочим, не так и легко, это дома ты пару бутылок в «дипломат»  засунул и все, а тут на целую палатку берешь, ящиком одним не обойдешься.
                С Саней, конечно, хорошо вместе идти, он бык здоровый, основной груз тащит, хоть и ему не легко два рюкзака на себе тащить, ну и мне бутылок 10 -15 досталось. Идем себе, не спеша по лесу, силы бережем, «приму» курим и тут, откуда ни возьмись, идет…. Нет! Никакой не майор, мать бы его так! Нет в лесу нашем никаких майоров, а идет нам на встречу самый что ни есть обыкновенный гусь! Идет, морда наглая, крыльями потряхивает и шею вверх тянет.
                Надо сказать, что не только нормальному военному человеку, а даже любому простому самому начинающему охотнику известно, что гусь, который на 100 метров от хаты своей отошел уже не домашним считается, а совершенно диким. Вот и наш красавец, как ни крути, а одичал, скотина, если набрался наглости по лесу маршировать.
                Фактически, идет навстречу нам с Саньком «горячая закуска». И что в такой ситуации делать? Варианта два, то ли живьем, подлеца, в лагерь гнать, то ли расстрелять на месте, по законам военного времени. Совещались мы с Слуцким не долго, при помощи дрына гуся этого грохнули и с устатку еще по водке прошлись. Знали, что подвиг наш народ в палатке по достоинству оценит   одну выпитую бутылку нам простят.
                Справились мы с заданием, идем дальше, и все обсуждаем, как правильно с гусем нашим поступить. Сначала думали из него, красавца, бульон сварить, но потом прикинули, возни много, да и в чем варить, кастрюли или котла у нас нет. Решили запечь гуся в глине! Правильное решение, между прочим. 
                Могу рецептом поделиться.  Берется гусь, обмазывается глиной снаружи и внутри. Перья можно не общипывать, главное внутренности выбросить. И вот, в таком виде засовывается он, гусь то есть, в костер. Глина запекается, а когда ты его из костра вытащил, перья вместе с глиной отваливаются. Короче, нормально получается.
                И вот идем мы и слышим, сзади где-то машина едет. Саня, говорю, везуха, сейчас тачку тормознем, пускай они нас до лагеря добросят, только сказал, а Саня уже и сам на дорогу выскочил, руками, как пропеллером машет, а я с гусем за ним. Машина, ГАЗИК военный, останавливается, а там… там все, кому нас с Саней видеть не положено, начальник кафедры нашей, полковник Лопушан, подполковник Селиванов и местный майор, кличка Канарис. Нас, конечно с почестями в машину усадили, водку и гуся, как и положено, по законам военного времени реквизировали, в часть привезли и тут же роту нашу на построение согнали.
                Полковник Лопушан нам с Саней речь посвятил, много «хорошего» мы про себя узнали, все как есть. И, что такое мародерство нам рассказали, и что с такими, как мы в войну делали, и что с нами сделать надо.
                Смысл всего выступления нашего «полкана» сводился к тому, что счастье наше, что мы еще присягу не приняли, что после присяги он, полковник Лопушан, нас бы под трибунал отдал. Пугал, наверное. А поскольку все это безобразие случилось до присяги, то он, начальник кафедры, отправит нас на гауптвахту, на губу значит. А что бы надольше запомнили,  сидеть мы с Саней будем не с сегодняшнего дня, а тогда, когда все наши домой поедут.
                Кончил свою речь полковник, дали команду «Вольно, разойдись». А как тут разойдешься, когда водку у нас всю забрали?
                Ну вот, значит, присягу я принял, служба себе идет, уже и привыкать начал, а тут и месяц закончился. Все было, как положено, построение, оркестр духовой, торжественное прохождение маршем и свертывание палаток. И тут наш полковник торжественно объявляет, что не все, оказывается, едут домой сегодня. Оказывается, есть у нас «особо отличившиеся бойцы», которым еще рано домой собираться, которые еще три дня служить должны. Причем службу свою они, умники, продолжат не в части, а… на «губе»! Сечете? Злопамятный, гад оказался, или принципиальный, не знаю, но, как бы то ни было, а смысл не меняется.
                Откуда ни возьмись, появился сержант сопливый, это, оказывается, он нас со Слуцким на гауптвахту доставить должен.
                Залез наш сержант в кабину Уазика, знаете, такой с кузовом, мы в кузов с Саней, и поехали. Ехали не долго, приезжаем на «губу», а нас там капитан, начальник гаупвахты встречает. Мы стоим себе, а сержант бумажки какие-то достал сопроводительные, что-то капитану докладывает, тот головой кивает, а мы с Саней и не слушаем их, не до того нам. Во-первых, не ожидали мы от начальства нашего кафедрального такой подлянки, думали, постращал нас «полкан» наш и простил. А во вторых, чему тут радоваться? Все домой едут, сегодня, уже через пару часов дома будут, в душ сходят, пожрут по-человечески, отдыхать будут, ведь каникулы уже почти начались, осталось только через несколько дней военку эту проклятую сдать. Да и вообще, не известно, что нас на «губе» этой ждет, хоть и попали мы на неё впервые, но догадываемся, ничего хорошего тут не будет, это и ёжику понятно, не санаторий ведь. Стоим мы с Саней Курим молча и вдруг этот капитан, как вскочит, да как заорет, не на нас , а на сержанта нашего:
                «Какие еще студенты я тебя, козел, спрашиваю? Какие студенты? На хрен они мне здесь нужны? Я тебя спрашиваю, на фиг мне за твоих студентов еще отвечать? А? Ты, скажи, какой это умник придумал сюда студентов определить, скажи! Короче, забирай их к … матери, вези назад, и скажи там, что не хрен мне яйца морочить, своих тут девать скоро некуда будет, а он студентов приволок!»
                Ура!!! Хоть один хороший человек в армии нашелся! Сели мы в Уазик и назад поехали. Приезжаем и все втроем к полковнику Лопушану, сержант наш докладывает, мол так и так, товарищ полковник, доставил я этих, а их не принимают, назад вернуть велели, прошу принять с возвратом.
                Мы с Саней стоим, морды довольные, радость скрыть не можем, глазами начальство едим.
                А наш полковник? Выслушал доклад и говорит:
                «Ничего никому поручить нельзя, мелочь, на «губу» определить, и то сам должен! Ладно, садитесь в машину, у меня связей хватит, я вас сам лично на гауптвахту пристрою».
                Да! И что вы думаете? Пристроил, гад, сам лично привез, с капитаном за пять минут договорился и на «губу» нас определил, сволочь мелочная!
                Забрали у нас ремни и стали мы со Слуцким настоящими арестантами.
                Скажу честно, вспоминать и рассказывать про наше пребывание на «губе» неохота. А что там хорошего может быть, для того это учреждение и придумано, что бы о нем вспоминать не хотелось. Но, как всегда, среди всего плохого можно и хорошее вспомнить. Сейчас расскажу.
                Если бы я решил рассказывать вам о своей «тюремной жизни», то начал бы со слов «учиться никогда не поздно», потому, что на «губе» у меня тоже появился учитель.
                Был это длинный и тощий парень, не помню как его звали, но учитель он серьезный был, и на гауптвахте этой старожилом был. Специально он меня, конечно, ничему не учил, но ведь был бы учитель, а ученик всегда найдется! Все время, свободное от земляных работ, а копание в армии естественный и постоянный процесс, мой «друг» сидел на корточках и напевал песню у которой, во-первых, не было абсолютно никакой мелодии, а во-вторых, слова там были тоже не сильно затейливые, пусть не смутит какую-нибудь штатскую сволочь содержание, но не привести их полностью не могу. Так вот, привожу полный текст песни:
                «Пап, пап,
                Пое… м мы баб баб».
                Вот и все! Хорошая песенка была, и нечего рожи кривить, мне, например, как несостоявшемуся генералу, очень даже нравилась, видите, почти 40 лет прошло, а все слова помню.
                Напевал песенку мой учитель, а времени даром не терял, трудился не покладая рук, швейной иголкой драил бляху от ремня. Трудился он долго, на совесть, пряжка эта сияла уже каким-то не земным блеском, а Серега все продолжал её чистить.
                На мой вопрос: «На хрена?» ответ был достойный:
                «А … его знает, время быстрей идет» и был прав! После того, как я приступил к надраиванию патрона от «Калашникова» теория Эйнштейна очередной раз доказала свою состоятельность.
               
               
               
                Как всегда, основным моментом в службе, является посещение столовки.
                Недаром в армейском фольклоре вопросу питанию немало места посвящено. «От начальства подальше, к кухне поближе», «масло съел, день прошел» ну, и так далее.
                Так вот, столовка на губе, конечно же, предусмотрена не была. Кормили нас прямо там, в камере, а жратву надо было таскать из общей столовой, в которой все нормальные солдаты питались. Каждый день выделялась команда из двух человек, которые с ведрами отправлялись на кухню,  ведра там заправлялись « местными деликатесами» и три км по лесу волокли жратву корешам, которые ждали момента кормежки с большим нетерпением. Короче, работа и тяжелая и не престижная.
                Именно поэтому нас с Саней, как новичков, уже на следующий день назначили дежурными по кухне, т е наша, оказывается, очередь пришла за жратвой идти. Тут не поспоришь и не повыпендриваешься, ребята вокруг серьезные попались, рожи, как у настоящих уголовников.
                Взяли мы с Саней ведра и пошли.
                Идем не спеша, мечтаем, когда вся эта хреновина закончится, и как мы, наконец, дома окажемся. До кухни дошли, получили полагающиеся нам два ведра борща армейского и мороженой картошки с недоукраденной прапорами тушенкой и в обратный путь двинулись. Идем по лесу, тут Слуцкий и говорит:
                «Давай-ка, Санек, быстрее клешнями перегребай, глянь времени сколько, народ-то голодный ждет, могут ведь и тырок навесить, хрен их знает, какие у них тут порядки. Только Слуцкий это сказал, только я с ним согласиться собрался, как тут, шарах…
                Зацепился я ногой за корягу, ведра из рук вывалились, борщ из них по тропинке вместе с кусками буряка и ошметками капусты разлился. Стал я, смотрю на пустые ведра, а в голове одна мысль, как теперь на «губу» порожняком возвращаться и уже в ролях представляю, какой нас там «теплый» прием ожидает. Ну, кто нам второй раз жратву эту даст? Да и нет уже там ни фига, поди, и котлы уже помыли, к ужину готовятся.  Но тут Саня Слуцкий себя с лучшей стороны показал,  проявил, прямо скажем, армейскую смекалку.
                «Не дрейфь», говорит, «Санек, не все так плохо, пошли назад, надо ситуацию срочно исправлять, иначе хреново нам с тобой придется».
                Может быть, не все знают, как выглядит солдатская столовая в летних лагерях? Для тех, кто не знает, расскажу. На огороженной штакетником территории стоят столбы, которые крышу дырявую держат. А под крышей, длинные-предлинные деревянные столы, а по обеим сторонам стола тянутся деревянные лавки. Вот такой вот нехитрый интерьер.
                Возвращаемся мы в столовку эту, а на столах миски алюминиевые с недоеденным борщом стоят, в них огрызки хлеба раскисшего плавают. Пошли мы с Саней по столам, руками из мисок хлеб вылавливаем, а все остальное в ведра сливаем. И пять минут не прошло, как у нас полные ведра борща набрались. Ну, может, и не совсем это борщом назвать было можно, скорее называться это блюдо, должно было, помоями, но это ведь только мы со Слуцким знали.
                Вообщем, обед, как и положено, вовремя состоялся, и подельники нами довольны были. Еще бы, им борща и на добавку налили, ведь мы с Саней обедать отказались, дескать там, в столовке поели.
                А потом мы поехали домой. А еще через пару дней экзамен сдали. И стал я лейтенантом медицинской службы, запаса правда. Но о военной жизни не скучал никогда, хотя и хотелось мне, иногда, в генеральской форме походить. Потому, что плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, понял? А теперь, упали все и отжались. … вашу мать!
               


                МУЖ.



          Проснулся утром ни свет, ни заря, Зачем он встает так рано? Не понятно!
         Тащится на работу на час раньше положенного. Говорит, что привык так, что на 7 утра ездит всю жизнь, что так ему удобно! Врет, как всегда, наверное!
          Ночью во сне храпел, кашлял, сморкался.
          Пыталась разбудить и перевернуть на другой бок, возмущается! Да, тут отдохнешь, как же! Ночью потеет, просто ужас!
Подушка, одеяло мокрые, надо вытащить на балкон просушить.
Еще шести нет, а уже потащился на балкон. Зачем спрашивается?
Курить, конечно! На балконе снова кашлял и сморкался, плевался! Нет, не назло, конечно, но если честно, раздражает! Лучше бы душ принял, с утра начинает потом вонять.
         Господи, не отдохнуть ни днем, ни ночью!
         Ну, слава Богу, уже без четверти семь, закрывает двери, потащился на свою работу!
       Носится с ней, с работой этой, хирургией своей, как дурень с писаной торбой!
       Никто не работает, одни хирурги трудятся, не покладая рук, себя имеет в виду, конечно в первую очередь! Эгоист, между прочим, еще тот!
Работа, конечно, у него серьезная, ничего не скажешь, но и другие, между прочим, не гуляют. У каждого на работе своих проблем и неприятностей хватает, что ж теперь делать?
         На работе, конечно, работает, ничего не скажешь, хотя..., ну это с какой стороны посмотреть.
С чего у них там, в хирургии, рабочий день начинается?
Правильно, все в курилке соберутся, кофе пьют, курят, врут. Он, муж, этот больше всех, наврет с три короба, они там все молчат, делают вид, что верят, не возражают,
Начальник, все-таки. Ну а он и рад старается.
Потом на планерке, "пятиминутка" у них называется,  снова врет.
          А уж в операционной, так вообще, врет, хвастается, наверное, не умолкая. Там зрителей побольше, девчонки-сестрички операционные, санитарочки после школы,  кто в институт не смог поступить с первого раза, все слушают, делают вид, что им интересно эти его байки по сто раз одни и те же выслушивать.
          Ну да, оперирует! Оперирует и врет, конечно, врет и снова оперирует.
  Да никто его работу не умаляет, просто раздражает, что с работой и проблемами других не считается, эгоист махровый, это уж точно!
 После операций снова кофе с сигаретами и снова врет и выпендривается!
 А потом...
            Потом сплетничает!
  Ага!
         Сядет у себя в кабинете, а они, сотруднички его, по одному к нему в кабинет бегать начинают и друг про друга гадости рассказывают. А он вечером придет домой и смеется над ними, сплетниками называет! Он там самый первый сплетник, наверное, и есть! А что, не так? Не хотел бы, не слушал.
        Так, конечно!
        Сказала, обиделся!
        Вообще, обидчивый, как баба! Только по шерстке надо, а чуть что скажешь, правду, между прочим, так сразу из себя обиженного корчит.
И, вообще, что не скажешь, сразу дуется. Прямо, как ребенок! А говорю только то, что на самом деле есть, правду, ничего не придумываю!
Пришел с работы, увидел, что я его подушку на балкон вытащила сушиться, надулся. А что делать, день два не просушишь, вонять будет, в спальню не войдешь, это что, лучше будет?
И так, как накурится и спать ляжет, так запах в комнате, еще тот! Каждый вечер напоминаю, что бы зубы почистил! Напомнишь, злиться! А чего, спрашивается?
Слова поперек не скажи!
Про то, что бы душ перед сном принял, так вообще речи нет. Тоже сказать нельзя.
Привык, что на работе ему все молчат.
Да никто его заслуг не умаляет. Пришел с работы, деньги принес. Никто и не говорит ничего, молодец, не только замечания делаю, похвалила. Не бог весть, какие это деньги, но похвалила. Даже поцеловала, молодец!
А вот посуду помыть, так не захотел, устал он на работе! На работе все устают, Я тоже не гуляю. Но это все не в счет. Один он работает и устает. Ладно, можно, иногда, и промолчать, может, и правда устал сегодня. Молчу, тем более что пошел посуду мыть, заметил мою реакцию, и то хорошо.
         Вышла из душа, уже храпит, именно не спит, а храпит. Ну, прямо беда, не могу я уснуть по-человечески. Зубы, конечно же, снова, наверное, не почистил, храп на всю спальню, волосики, то, что от них осталось, уже потные, мокрые. Нет. Это не возможно!
Пошла спать в гостиную.
         А спать там не удобно, ужас! Завтра утром опять бурчать будет, что не в спальне спала, между прочим, ни слова не сказала, почему в гостиной ночевала, без претензий, не бурчать ему надо, а ценить! Могла и сказать, между прочим! И сказала бы! Просто своих нервов жалко!
Прошлой ночью ежика на подушки положила, игрушка такая, мягкая у нас на кровати лежит, он же и подарил когда-то. Ну, положила, что бы в лицо не дышал. Недоволен остался! А когда он вообще довольным бывает? Ему ведь все равно, выспалась я или нет, эгоизм так и прет.
Да! Непростое это дело, семейная жизнь!
Работать еще над ним и работать, как говориться, работы непочатый край.
Как попрошу, что-нибудь сделать, так сразу:
            - Не забывай. Сколько мне лет!
          Хорошо еще, что «девушкой» при этом не назвал, есть у него такая присказка дурацкая. Про года свои надо было раньше думать, и не только ему, кстати.
Что ему еще надо, что бы на девушек этих пялиться перестал.
          Сколько раз предупреждала и по-хорошему, и по-всякому. Нет, как какую бабу увидит, так сразу хвост распускает. Не в ревности дело, да кому он нужен. Дело в принципе, в простом  человеческом принципе!
         Вечером на балконе курил, хвастался. Какие он там, на работе своей разлюбимой, подвиги весь день совершал. Интересно, они там все такие или он один такой!
Никто и не спорит, он, наверное и правда хирург не плохой, только не надо думать, что ты все время подвиги совершаешь! Работа она у каждого своя, никто не гуляет все, работают. Но это уже характер, тем более, что рассказать он умеет. А что там уметь, если всю жизнь только и делает, что врет!!!
Пока хорошо не узнала и сама всему верила, ну, почти всему.
Вроде и все!
Нет, не все, оказывается!
 Еще одна проблема появилась!
        Вторая машина нам не нужна? Нужна! А он, видите ли, на нее не зарабатывает. Две машины, это, видите ли для него роскошь непозволительная!
Сказала, что сама куплю, строгость пытался изобразить. Типа, с каких это пор в семье у каждого свои деньги.
Ладно, друг мой, посмотрим! Не тебе это решать, куда ты денешься! Тем более что это еще не сегодня покупка состоится. Как решила, так и будет!
Характер свой пытается показать. Там, на работе своей покажешь, а я свои планы не меняю!
Вот так вот!
       Только не надо думать, что все у меня дома плохо, нет!
В смысле, бывает и хуже.
Просто мыслями своими поделилась, да и не своими вовсе, чужими, его мыслями.
       Это ему кажется, что я так о нем думаю.
       В чем-то и прав, конечно!
       Интересно, вот только, в чем?
       Дал почитать эту белиберду, думал, что я рассержусь или обижусь.
И не подумаю!


                НОСТАЛЬГИЯ




               Czy wie pan, co to est celnia? Nie? A czy wie pan, co to est celnia Polska? No, wienc, niech Pan sie przygotuie i pilno mnie posluha, powiem Panu wshystko, co znam. No, to proshe!
               Так случилось, что я, неожиданно для всех, и в первую очередь для себя, выучил польский язык. Однажды, придя на ночное дежурство в свою родную хирургию, я от нечего делать, забрел в гости к сестрам-анестезисткам.
              Пришел я вовремя, потому что там как раз коллективно разглядывалась редкая, по тем «совковым» временам книга. Названия я, конечно уже и не помню, да и значения это никакого не имело, а имело значение, содержание. Это был атлас секса, сто с чем-то фотографий поз!
             Конечно, дежурство с его операциями, перевязками, больными и прочими мелкими производственными неприятностями, прошло быстро, вся работа делалась в перерывах между разглядыванием этих «веселых» картинок.
              Картинки то мы разглядывали, но вот беда, под каждой фотографией был текст и текст этот был на польском языке. Конечно, прочитать мы ничего не смогли и под впечатлением этой неудачи утром, идя с дежурства, я зашел в книжный магазин и купил «Учебник польского языка». Этот учебник валялся у нас дома, без всякой перспективы быть использованным по назначению, но тут, однажды, мне в руки попалась книга в яркой глянцевой суперобложке. На зеленом бильярдном столе, среди цветных шаров лежала необыкновенной красоты блондинка и с двух рук целилась в потенциального читателя из Кольта. И тоже на польском языке! Это было уже чересчур!
              Я решил выучить польский! Дома жена, увидев на столе мой учебник, поинтересовалась, зачем я его купил, и узнав о моих намерениях, заявила ехидно, что с таким же успехом я могу начать учить узбекский, дескать, он мне одинаково пригодиться!
               Великий русский поэт Некрасов писал, … мужик, как бык, втемяшиться в башку какая блажь, колом её не выбьешь, так и знай»
               Что правда, то правда, прав был старик Некрасов!
               На дворе стояла весна, и я решил начать новую жизнь, похудеть и овладеть Польским. Каждое утро я пробегал по 5 км, по вечерам, после работы бегал на корте, но заметного эффекта не замечал. И тогда я вспомнил, что для похудения бабы пьют слабительные. Взял я на работе пол-литровую бутылку магнезии и утром, вернувшись домой начал думать, сколько этой гадости надо выпить, что бы эффекта достичь.
               Бывает ведь так, идешь на обходе и говоришь сестре:
                - Дай ему магнезию выпить!
                И понятия не имеешь сколько этой магнезии этому больному налили.
                Взял я эту поллитровку, покрутил в руках и думаю, а если бы это водка была? Ну, взял стакан граненный, налил, выпил и за изучение языка принялся. Лежу, ору на всю комнату, там рекомендовалось все вслух читать, а тут и жена с работы пришла. Зашла на кухню и мою магнезию на столе увидела. Удивилась, а я ей и говорю:
                - Грош цена, Асенька, всей нашей медицине! Голова заболит, примешь анальгин, не помогает, Выпил, вот, стакан магнезии, тоже не помогает.
                Только я это сказал, чувствую, нет, помогает! И началось! До утра я весь синтаксис и всю фонетику польскую на память выучил, не до сна мне было. Целую ночь я ползал с учебником в руках между нашей кроватью и женой. Стонал от резей в животе и бубнил, что-то про «moju kolezanku Wandu, ktora meshka w Warshawe».
               Под утро жена не выдержала и сказала все, что про меня думала, а именно, что нечего мне тут стонать, что я не больной, а дурной. Что когда после родов ей дали выпить 30 граммовую мензурку этой самой магнезии, она сутки ребенка кормить не могла, из туалета не вылазила. И если я , врач, мог стакан выпить, значит нечего тут из себя тяжелобольного корчить.
                Понос закончился, как и начался. Эффект был достигнут, у меня даже щеки втянуло от обезвоживания, а польский язык, изучение которого так болезненно началось, я все-таки выучил! Да, я читал детективы, романы Сенкевича, журналы и прочую ерунду! Это была победа!
                А потом я поехал в командировку в Быдгощ, и целый месяц удивлял полек своими знаниями, они, кстати, как и моя жена, никак не могли понять, почему я этот язык их польский учил. Вот если бы это был привычный английский, немецкий или французский, тогда понятно, а польский? Я им не стал ничего объяснять!
                И вот, работая уже в облздравотделе, однажды, вызывает меня наш начальник, Рудковский Анатолий Иванович, и спрашивает:   
                - Це правда, що ти польську мову знаєш? Поїдеш у відрядження до Польщі. Завтра. Забереш гуманітарну допомогу, зрозумів?
                - Да что Вы, Анатолий Иванович, у меня же даже загранпаспорта нет!
                - Я зараз перезвоню, зачекай.
                И, действительно, мой начальник позвонил куда-то и уже через час, забрав фотографи из фотоательє, я заходил в наш ОВИР.
                Был не приемный день, я долго объяснял дежурному милиционеру, кто я такой, кто меня ждет и наконец очутился перед оббитой черным дерматином дверью на которой висела табличка «Начальник ОВИРА».
Я постучал и зашел. За приставным столиком сидели двое, один из них и был тот самый начальник, с которым Рудковский насчет моего паспорта договаривался. На столе стояла не начатая бутылка водки «РАСПУТИН», два стакана и чайное блюдечко с разрезанным на дольки кусочком яблоком.
           - А, главный хирург, ну садись, любезно пододвинул мне свободный стул хозяин кабинета и достал третий стакан.
           Я пытался отказаться, говорил, что в такой ситуации «выставлять» должен я, но меня перебили.
           - Это потом, когда вернетесь, доктор, а пока… Ну, за Вашу удачную поездку.
           Через час, когда бутылка опустела с Дубовым, такая фамилия у начальника ОВИРа была уже были мы на «ты»; мы прощались и обнимались и я с чувством выполненного долга, правда не совсем твердым шагом, пошел назад, к Рудковскому. Правда, уже поднимаясь по парадным ступенькам «Белого Дома» задумался, а чего я туда, собственно говоря, ходил? Подумал и вспомнил, конечно, за загранпаспортом ходил я, но вот его, паспорта, как раз у меня, по-прежнему, и не было. Как-то, запамятовал я про паспорт этот!
            Возвращаюсь я назад в ОВИР, а праздник там продолжается.
            - О, доктор вернулся, обрадовался начальник.
            Поскольку от поступившего предложения я отказался наотрез, то интерес ко мне пропал.
            Начальник, нажал какую-то кнопку на своем селекторе, и уже через минуту на собственном колене выписывал мне документ. На том же колене и печать поставил, размазал правда.
            Через несколько дней, когда я пересекал границу, все пограничники и таможенники, и наши и польские, не могли надивиться и нарадоваться моему паспорту, и все, как один, удивлялись, кто же мне такую красоту сварганил!
            Но, до границы еще добраться надо было.
            Надо сказать, что в  здравоохранении нашем денег ни сегодня, ни в том далеком 91 году, как не было, так и нет, поэтому мой начальник пошел на маленькую хитрость и договорился с каким-то гаражом, что они меня с собой в рейс возьмут, а что бы «порожняк» назад не гнать машину гуманитаркой загрузят. Все бы и ничего, но я ведь никогда в КАМазе не катался, а это удовольствие, еще то! Мы когда с водителем познакомились, Володя его звали, он мне сразу сказал:
              -Руку с дверки убери, трясет.
              Я сразу не понял, а уже, через километров сто-двести глянул, а рука у меня от тряски посинела и отекла. Но это ведь мелочи! И, вообще, машина еще та была, как такую рухлядь за «бугор» послать можно было мне и сегодня не понятно, пока до границы польской добрались водитель Вовик шесть раз скаты монтировал, а КАМаз, между прочим, это вам не Жигуль.
               Добрались мы до границы, а там… Кто в те годы за границу ездил, тому объяснять ничего не нужно. Очередь из «большегрузов» на несколько километров растянулась, кого там только не было, турки, немцы, болгары, румыны, ну и наши, конечно. Двое суток мы с водителем-Вовиком на этой границе проторчали, почти все харчи свои съели, почти всю водку выпили. Туалетов нет, помыться, побриться, зубы почистить, конечно, не где. Рядом машины стоят с «чужими» номерами, так чего там у них только не было,  кофеварки и стиральные машины, микроволновки и места спальные. А у нас только Володино изобретение. На дверцу машины вешается клизма, кружка Эсмарха называется, и вот клизма эта рукомойником нам служила, хорошая вещь, конечно, но, как говориться, чем богаты…
              Ну, наконец въехали мы в Польшу. Дороги – класс. Едем, настроение отличное, не заметили, как 600 км до Варшавы отмахали. Говорю водителю:
              - Давай-ка, Вовик, поторопись, пока еще не стемнело, надо еще успеть фирму твою разыскать.
              Но у Володи, в этом плане, опыт побольше моего оказался.
             - Ты, что, Саша, мы вечером, по Варшаве этой,  ни за что не проедем. Сейчас станем, где-нибудь, подождем темноты, а уж ночью по пустым улицам, будем нашу «точку» искать, ночью, по чужому городу ездить полегче будет.
              Прав был Володя, так мы и сделали, как он сказал. И точно, нашли мы и улицу нашу и дом, где фирма располагалась. Припарковались и спать до утра устраиваться начали. Володя, на правах хозяина, единственное  спальное место занял, а я, как квартирант, на сиденьях устроился. Не скажешь, что удобно очень, тем более, что в кабине КАМаза три места, а в нашей машине среднего сиденья, почему-то не оказалось. Поэтому, так получалось, что голова и ноги на сиденьях «спали», а вот задница, где-то на уровне колес провисала. Ну, тут уж ничего не попишешь, не «СВ», конечно, но жить можно. Только я устроился, только дремать начал, как неожиданно, в дверь кабины постучали.
               Таак! Поспали, начались приключения!
               Действительно, открыв дверцу я увидел, что на этот раз приключение явилось к нам, вернее ко мне, водитель уже давно храпел сзади за занавеской, в виде хорошенькой польки лет 20 -25 мордочку которой несколько портил фонарь под правым глазом, правда, аккуратно скрытый макияжем. Не успел я открыть дверцу, как «приключение» ловко запрыгнуло в кабину и захлопнуло за собой дверь.
Pzreprasham Pana, ale wie Pan, spotkalo mnie drzish wieczorem takie nesczenscie! Byla u swoey kolezanki, trohe sie zatrymala, no, wienc, wie Pan, jak to bywa. No, mоnrz myshlial, ze byla z facetom!
Wie Pan, robil mnie takie avanniure! No, to mash papierose?
Я вытащил пачку сигарет, моя ночная подружка закурила и спросила:
               - A czy nie ma Pan pzrypadkem butelke vodki?
               Конечно водка у нас была, но ведь и ситуация ведь была понятна. Пришлось ответить, что водки у нас нет. Как говориться у нас в Польше, niestety!
               Девчонка не огорчилась.
No, to moze kupilibyshmy piwka, mash pieniendy?
Пришлось наврать, что деньги мы получим на фирме только утром. И, что бы уже окончательно отвязаться, я достал не допитую бутылку коньяка.
Моя новая польская подружка повеселела и сразу же отвалила мне комплимент:
Estesh bardzo mily facet, no i bardzo mnie sie podobash! A czy podobam sie ci? Powiedz. Tylko pravde! No, spojz! Jak sie wygliondam? Zaczekaj! Coz zrobie cie pzryiemne!
И тут, к моему удивлению, в один момент, паненка стащила с себя свитерок и оказалась голой по пояс!
Такого номера, я хоть и не вчерашний, не ожидал!
               Не смотря на то, что выглядела девчушка просто здорово, но уже через минуту она оказалась «на свободе».
               Храп за моей спиной внезапно прекратился и из-за занавески появилась взлохмаченная и испуганная рожа моего водилы.
              - Ну,… ё моё, слава Богу! А я уже думаю, может у тебя вообще мозгов нет! Я ж тебя и не знаю совсем! Ни хрена себе!!! Я тут лежал, храпел и кашлянуть боялся. Этих б… ей тут на каждой стоянке знаешь сколько! Всю жизнь на лекарства потом работать можно.
              А над Варшавой уже всходило солнышко, появились первые машины и пешеходы и в 9 часов утра мой Вовик пошел «сдаваться» нашим фирмачам.
              Вернулся он быстрей, чем я думал, причем вид у Вовика был, прямо скажем, не того, ну, мягко говоря, растерянный.
              - Пошли, Саня, я у этих «пшеков» ни хрена понять не могу. Сидят, суки, понты гнут, я ни хрена не понял. Пойдем вместе, ты ж по ихнему хоть что-то понимаешь, пошли!
              Приходим, а поляки наши и вправду «понты гнут. Я сначала вообще не понял, чем они не довольны и какие к нам претензии, Вовик уже в моих знаниях польского сомневаться начал. Ничего я понять не могу, поляки все о каких-то пластинках вспоминают, вроде привезли мы в прошлый раз эти пластинки в очень плохом состоянии.
             Минут 10 прошло, пока дошло до меня, что это не я плохо польскую речь понимаю, а что это поляк наш со мной по-русски разговаривать пытается. И что пластинки эти чертовы на самом деле простынками называются, простынями то есть. Короче говоря из разговора поняли мы только одно. Разгружать нашу машину поляки собираются дня через три-четыре. Вот так вот! Я попытался стать в позу, возмутиться, дескать у меня всего-то командировка на три дня, а мне надо еще медикаменты забрать, но не тут-то было, поляки сразу все точки над «I» расставили.
               Командировочные и суточные водителю, кто оплачивает? Они! Кто за солярку деньги платит, кто транспортные и все другие расходы оплачивает? Тоже они, поляки. Тогда, прошэ пана, какие претензии?
              Про грузчика, которого пришлют, про меня то есть, в контракте вообще ни одного слова нет, как и про то, что они за медикаменты какие-то еще беспокоиться должны.
            Они меня, оказывается, за грузчика приняли! Представляете, какой у меня видик после пьяных ночовок на границе был?
            Короче, водителю они все расходы оплатят, гостиницу, кормежку и т.д., машину разгрузят, когда у них свободные грузчики появятся, а если нас это не устраивает, то пожалуйста, разгружайтесь сами, тем более, что «грузчик»  все равно уже приехал.
            Деваться некуда, поехали мы на склад и разгрузкой занялись, развлечение еще то, скажу я вам. Представляете, что такое рулон металлической сетки, ну той, что вместо забора используют, рабица называется. А представляете, сколько тонн сетки этой в КАМаз-Алку влазит! Так вот, на деревянный поддон кладется 10 рулонов в длину, 10 рулонов в ширину, ну и в высоту тоже 10 рулонов. Начали мы работу эту утром, а закончили часиков в девять вечера. Ноги-руки, спина все болит, грязные, как чурки, приехали на фирму нашу, доложились, поляки нами довольны, сетку «на шару» разгрузили, кофе нам предложили, разговорились, тут они и узнали, что не грузчик я вовсе, а главный хирург области, воеводства по-ихнему.
           Вижу, засмущались, неудобно им, видно, стало, начали они нам деньги за работу предлагать. Володя обрадовался, конечно, а я отказался. Дескать мы люди бедные но гордые. Дескать, видал я в гробу вас с вашими копейками, вернее злотыми.
           Утром проснулись мы и на фармзавод за медикаментами поехали. Тут тоже без приключений не обошлось. Глянули поляки на нашу машину и в ужас пришли. Как же можно в такую машину медикаменты грузить? Нет, говорят, поезжайте к себе домой на Украину и скажите там, начальству своему, что за медикаментами надо нормальную машину присылать, а у вас крыша дырявая, пойдет дождь и ни хрена вы не привезете, не говоря уже про то, что никто вам вашу машину чистить здесь не собирается.
           Глянул я и вижу, правы поляки, со всех сторон правы. Правда, как представил я, что меня дома ждет, что мне мой начальник скажет, когда узнает, что я просто так в Польшу скатался, так сразу начал поляков уговаривать. Те посопротивлялись маленько и говорят:
            - Ладно, если приведете машину в порядок, загрузим вас.
             Володя, гад, забыл уже, как я ему помогал сетку разгружать и от работы этой наотрез отказался. А я, на «заднем дворе», совковой лопатой и метлой машину нашу скреб. Когда закончил, понял, КАМАз этот от рождения своего таким чистым не был.
              Загрузились мы медикаментами, а оказывается это еще не все, надо подождать, пока нам из Познани вторую партию привезут. Мы пока с Володей перекусили, а машина уже тут как тут, и что хорошо, что хоть здесь нас грузить ничего не заставляют. Забрали мы документы, которые нам на груз этот полагаются, и на таможню варшавскую поехали.
              Приезжаем, а там, мама родная, машин столько, что и на территорию самой таможни с трудом въехать удалось. Решил я на переговоры пойти, все же не доски везем, медикаменты, да не просто медикаменты, гуманитарную помощь. Пошел я отношения с таможенниками выяснять, правда, без большой надежды на успех. Очень уж пренебрежительно поляки к нам относились. Захожу в контору ихнюю, офис, так сказать, за столом поляк сидит лет 30, в форме, курит и кофе пьет. Удивился поляк наш очень, когда я к нему по-польски обратился, стул предложил. Рассказываю я ему нашу историю, а он меня перебивает и спрашивает:
          - Простите, а откуда Вы так польский язык знаете, у Вас что, родственники поляки есть или вы сам поляк?
Я ему объясняю, что просто мне поляки, Польша и язык польский всю жизнь нравятся, вот я сам язык и выучил.
           Что тут началось! Мне и кофе и коньяк предложили, и бутерброды на стол поставили, и восторги по-поводу моих лингвистических способностей посыпались. Короче, чувствую, произвел я на поляка впечатление не шуточное. А он и спрашивает:
           - A co, czy est Pan tu, w Polsce, po raz pierwshy? Jak sie podoba Panu Warshawa, czy nie wydae sie Panu, ze jest to pienkne miasto?
           Пришлось объяснить пану, что в Польше я уже бывал, а вот про Варшаву ничего хорошего сказать не могу, не видел я Варшавы этой. Все видел, офис и склад, куда сетку разгружали, завод «POLFA» знаменитый тоже видел, ну вот теперь и таможню разглядел во всех деталях. А вот Варшавы нет, не видел!
            И тут началось самое удивительное. Поляк, таможенник этот, сказал, что бы за груз я не волновался, он груз наш без всяких там очередей нам в минуту оформит. И, что, если я не против, то он Владек, позвонит своей подружке, Магде, она тоже на таможне работает, и они мне ночную Варшаву покажут! Вот! Ну, разве от такого приглашения можно отказаться?
             Не прошло и пол часа, как появилась Магда, хорошенькая полька в ярко-красном костюмчике и на таком же красном «Форде».
              Жизнь полна неожиданностей.
              После всего, что случилось со мной во время этой поездки, после складов и пакгаузов, погрузок и разгрузок, пререканий с поляками и недомолвок с водителем Вовой вдруг появились эти чудесные ребята, которые, неожиданно для меня, решили потратить свой свободный вечер на совершенно чужого человека. Вообще, мы от поляков отличаемся чем-то, прагматизмом, наверное! А поляки, по сравнению с нами, напоминают детей, они, какие-то более честные, открытые, а может все и не так, может мне так показалось?
                Всю ночь меня таскали по ночной Варшаве, она действительно была прекрасна. Начали вечер мы в ресторане «Рыцарский», а закончили уже утром у Магды в маленькой двухкомнатной квартирке. А потом меня отвезли на таможню и отдали готовые документы. Мы обменялись адресами, я пожал руку моему новому другу Владеку, поцеловал Магду и мы двинулись в обратный путь.
                Назад ехалось нам хорошо, спокойно. Все дела позади, сетку сдали, медикаменты погрузили, я даже мечту свою давнюю осуществил, «видик» купил. Остановились в кафе перекусить, разговорились с хозяином  и он нам рассказал, что его кузен его пять суток на границе отсидел, что очереди там многокилометровые, короче запугал нас вконец. Осталось до границы всего ничего, километров 200 я Вовику и говорю:
              -Сворачивай, Вовик в село, надо к переходу границы серьезно подготовиться.
              Есть такой анекдот: «Вышли маленькие мышата из норки погулять, а тут, откуда ни возьмись, котяра! Они бежать, а кот за ними, догоняет уже почти, а тут мама-мышка выскакивает, да как залает, гав-гав!!! Кот испугался и деру дал, а мама собрала мышат в норке и говорит:
             - Видите дети, как важно иностранные языки знать!
             Я это к тому, что пошел я по деревне, с бабами ихними по-польски общаюсь, ситуацию им разъяснил и уже через пол часа переговоров сидел я посреди села и занимался рукоделием, к белой простыне старой пришивал красную ленту. И получился у меня флаг с красным крестом. Конечно, назвать это краснокрестовским флагом можно было с трудом, получилось у меня что-то больше похожее на флаг Англии, лента узковатой оказалась. Но ничего, как говориться, не до жиру.
             Прикрепили мы наш англо краснокрестовский стяг к радиатору, а тут и «хвост» колоны показался, до границы километров 15 оставалось. Ну, Вовик, говорю, принимай левую сторону и вперед, главное скорость не снижай, с Богом!
              Едем мы, из машин, стоящих уже по несколько суток, водилы иностранные выскакивают, морды у всех озверевшие, но как увидят флаг наш сразу призывные жесты показывают, дескать «рот фронт», «но пасаран», «фройншафт», короче пропускают нас «на ура». Мы уже пол пути так отмахали, я на сиденье своем гордо развалился, сигаретой дымлю, собой горжусь. И только я расслабился, как вижу, что один из большегрузов подозрительно медленно так из колонны выезжает и поперек дороги становиться, а из кабины три рыла вылазят, не слабые, скажу я вам ребята, и монтировки в руках держат. Как говориться, все, приехали! Вовик мой сразу дверь свою заблокировал и говорит:
               - Я, Саня, по доброй воле из кабины не выйду, что хочешь про меня думай, это тебе не турки или немцы придурковатые. Ты на номера глянь, наши ребята, с Украины, эти нас сейчас быстро сделают, им твой флаг знаешь до какого места? Твоя затея была, ты с ними и разбирайся!
Не было у меня большого желания из кабины вылазить, уж на честное слово поверьте, совсем не хотелось мне кабину покидать, но деваться-то некуда. Вылез и навстречу водилам с монтировками пошел.
               И тут оказалось, что в том анекдоте, помните, про мышек, все правильно говорилось. Кроме польского, я за свою жизнь еще одним языком овладел, и причем в совершенстве, матерным. Владею я им, действительно хорошо, это я вам без ложной скромности скажу, а с перепугу, так я сам себя превзошел.
               Короче, не успели мне еще даже разок по рылу заехать, а я уже речь начал, короткую, но очень содержательную, и, как я успел заметить, впечатление она на слушателей произвела.
       Что бы не смущать вас подробностями, всю речь полностью приводить не буду, а ограничусь только тезисами, да еще и с купюрами. Так вот, за пять минут, мои собеседники поняли, что я врач, что везу из этой долбаной Польши лекарства, причем не для себя, а для их недоделанных детей, потому, что когда заболеют мои дети, то я лекарства для них и в Украине найду, у ихних детей изо рта вырву, а своим отдам. Именно поэтому мои дети останутся живыми  и здоровыми, а их сдохнут к этой самой матери, и все потому, что их отцы, такие же недоделки, как и их дети, если никогда красного креста не видели.
                И знаете, подействовало! Не скажу, что с радостью, но большегруз свой с дороги землячки наши убрали и через пять минут мы уже под шлагбаумом стояли. Все! Граница! Ура, конец путешествию этому, конец приключениям нашим! Все, еще часок и дома будем.
                Но, как говориться, если хочешь насмешить Господа Бога поделись с ним своими планами. В самую точку сказано! Оказалось, что приключения наши только теперь и начались.
                Пограничник, знакомый нам оказался, смена как раз та дежурила, которая нас в Польшу впускала, хороший паренек такой, все шутил с нами. Ну вот, парень этот на подножку машины нашей вскочил, шлагбаум открылся, печати нам в паспорта в одну минуту шлепнули, машина наша тронулась и через пару минут мы уже стояли возле выезда с Польши. Паренек, наш дружок, хотел нам еще помочь таможню по-быстрому проскочить, но это уже чересчур бы было, сколько там той таможни? Мы когда в Польшу въезжали, так её, таможню, не заметили, как и проскочили. Поблагодарил я нашего погранца, Вовик в машине остался, мотор не глушит, а зачем, пара-тройка минут и дома, я документы на груз в руки и к окошечку, где народу поменьше. Подбежал, передо мной очередь, человека два, румын и турок. Очередь моя подошла, я бумажки в окошко сунул, никакого подвоха от таможенника этого конечно не ожидаю. Тот бумажки посмотрел и вдруг спрашивает:
                - А где остальные документы?
                - Какие остальные? Спрашиваю, а сам на часы поглядываю, дескать не тяните ребята, спешим мы.
                - Как какие? Искренне удивился таможенник. Я спрашиваю, где документы на вторую машину?
                - Ошибается пан, говорю я ему, у нас одна машина, вон, возле шлагбаума стоит.
                Но поляк со мной дальше разговаривать не стал, а только скомандовал:
                - Do tylu!
                Назад, значит! Вот это номер! Попытался я отношения выяснить, но не тут-то было, сзади очередь собралась, торопят меня, а поляк со мной вообще не разговаривает.
                - Co? Nie rozumil mnie Pan, Pane kierowca? Proshe bardzo, do tylu, zreby nie uskladnic sytuacie! To juz wshystko, nic wiencej nie moge Panu wyiasnic, nieh Pan podhodzri jutro rano.
                Возвращаюсь я к машине, а Вовик уже злиться, где ты там, говорит, шляешься, давай залазь поскорее и погнали!
                - Не спеши, говорю! Нам с тобою, похоже, уже до самого утра спешить не прийдется, и про ситуацию рассказываю, про машину какую-то, которая, неизвестно каким образом, в нашу таможенную декларацию попала.
                Залез я в кабину и задумался, делать то все равно нечего, откуда поляки эту машину взять могли.               
               Тут и пограничник появился, показывает, что слишком долго мы возле шлагбаума задержались, что сзади уже очередь скопилась и пора уже нам место для тех машин освободить, у которых с бумагами все в порядке. Показали нам место стоянки нашей, тоже возле шлагбаума, но … не действующего. Вырулил Володя на эту заросшую травой дорогу, уперся радиатором в шлагбаум и все, как говориться, дальше пути нет, приехали. На улице уже темнеть начало, тоска, делать нам нечего и жрать, между прочим, тоже. Вспомнил я, что когда жена меня в дорогу собирала, целлофановый мешок полный печенья положила, «Зоологическое» называется, маленькие печенюшки такие в виде зверюшек, всякие там зайчики, бегемотики, слоники и другая разная живность. Я тогда еще сопротивлялся, брать не хотел, дескать, на фига мне печенье это нужно, а сейчас вспомнил, обрадовался.
                Достали мы с Вовиком печенье это, сидим, жуем и все рассуждаем, как же это к нам в документы машина чужая попала. И тут меня осенило, наши дружки, Владек и Магда, на варшавской таможне, так торопились нам документы оформить, по-быстрому, так спешили мне красоты Варшавы своей показать, что нечаянно, без всякого там злого умысла, конечно, нам польскую машину и записали. Вот это номер!
             Ну, как говориться, утро вечера мудренее, легли мы спать, а утром, чуть свет, я помчался к «моему» таможеннику, отношения выяснять. Все объяснил, про коллег их варшавских рассказал, про недоразумение с машинами тоже объяснил, меня выслушали и вежливо объяснили, что помочь в такой ситуации они нам ничем не могут, что это серьезные документы и что нам надо возвращаться в Варшаву и там, на месте, все свои проблемы улаживать. Так что, как говориться, Проше пана! До видзення!
            Правда есть один вариант, надо дождаться понедельника, когда начальство будет, может быть они, большие начальники и смогут нам чем-нибудь помочь, а он всего лишь начальник смены, человек маленький, и неприятности ему совершенно не нужны, тем более, что и смена его к концу подходит.
            Вернулся я к машине и ситуацию Вовику рассказываю, а он и говорит:
            - Интересно, а он, козел, не сказал тебе на чем мы в Варшаву ехать будем, это ведь 600 км туда и еще столько же обратно, а соляры у меня, только до Львова бы добраться, в обрез.
            - Да не может быть, говорю, ты же сам говорил, что у тебя полный бак запасной.
            А Вовик стоит, лыбиться, морда наглая, ты чего, Саня, совсем дурак, да я эту соляру давно, пока ты по Варшаве шлялся, полякам по дешевке загнал, наши ребята все так делают. Оставил чуть-чуть, что бы до границы доехать, а купонов у меня полно, на первой же нашей заправке полный бак зальем.
             Класс, покурил я возле машины и назад к таможенникам, а там уже пересменка идет. Говорю, нет у нас солярки, не на чем нам в Варшаву возвращаться и денег, между прочим, тоже нет, так что купить нам её не на что.
             А поляки и отвечают:
             - А это уже не наши проблемы. Кто это, интересно, без денег за границу ездит? Короче, кончай, пан, голову нам морочить, и без тебя работы хватает. Решай свои проблемы, не решишь до понедельника, мы машину твою назад за пограничный столб отбуксируем и привет.
             Вышел я из будки, закурил, а что дальше делать не знаю. Зашел в магазин, а там цены… Хотел воды купить, не тут то было, не хотят поляки наши купоны принимать. Доллары, марки немецкие, пожалуйста, злотые тоже само собой, даже рубли российские принимают, а вот купоны нет, говорят, там у себя на Украине эти «фантики» совать будете, а нам такие не надо. Пошел в сортир, а там тоже облом! Туалеты у поляков платные и тоже купоны наши не проходят. Спрашиваю поляка в пограничной форме:
            - А что мне делать, если мне в туалет надо, а у меня денег нету?
            А поляк веселый попался, отвечает:
            - А у нас в Польше теперь демократия, теперь у нас в Польше «сю-сю» вообще делать не разрешается, так что терпи пан, вернешься домой, тогда пожалуйста.
            Может быть вам и смешно про туалет читать, у нас дома туалет этот под каждым деревом, под каждым забором, особенно, когда стемнеет. Но это у нас дома, а у поляков кругом травка, газоны, цветочки там всякие, асфальт весь вылизан и с самого раннего утра по дорожкам машинка такая маленькая ездит, и белой краской дорожную разметку обновляет. Урны везде стоят, чистота, порядок, а когда темнеть начинает всюду фонари дневного света врубают. Светло, как днем, так что надежды помочиться, когда стемнеет, втихаря и «на шару», никакой! Возвращаюсь к машине нашей а возле неё Вовик с перекошенным лицом кругами носиться. Только меня увидел, как тут же все, что про Польшу, про поляков, про границу и таможню вместе с таможенниками и пограничниками польскими думает, мне и рассказал. Ясное дело, Вовик мой тоже, оказывается, в туалет захотел, и не только захотел, а и сходил туда, вернее попытался сходить. После переговоров с местным туалетным начальником, водитель мой, Вова, навсегда разлюбил не только поляков, но и все, что хоть каким-то образом отношение к Польше имело. И не мудрено! Не мне его осуждать было!
          Но нет таких высот, которые бы мы с Вовиком, на этой таможне чертовой, не взяли. И, если вы смотрите, иногда, телепрограмму «Очумелые ручки», а еще, вдобавок, если всю свою жизнь в хирургии провели, то из создавшейся ситуации легко выход найдете. Пошел я к ближайшей урне мусорной, принес оттуда пластиковую бутылку из-под кока-колы, и, прорезав сбоку дырку, превратил её в «утку», и на одну проблему у нас уже меньше стало.
            После того, как мы «изобретение» мое в деле проверили, остались у нас еще две проблемы не решенные, а именно: что бы пожрать и как время скоротать.
            С едой вопрос сам собой решился, не было у нас еды, а значит и проблема эта сама по себе отпала. А вопрос досуга тоже легко решился. Дело в том, что пока мы по Варшаве болтались, я, втихаря от Вовика, себе небольшой презент сделал, купил в киоске карты с голыми бабами. Это сегодня они, карты эти, у нас дома везде продаются, а если и не продаются, то не потому, что дефицитным товаром являются, а просто никто уже их и покупать не хочет. А тогда, в 91 году, такая вещь большой редкостью у нас дома была, вот я себе их и купил. Пришлось карты доставать и в дело их пустить. Играю я плохо, да и то только в «дурака», но ничего, не в выигрыше дело, а в картинках, пока играешь можно девчонок поразглядывать.
             Ну и вот, сидим мы в машине нашей, голодные, не бритые, не чесаные, кроссовки поскидывали, ноги в носках из кабины торчат, в карты дуемся, голых девок обсуждаем, а время идет. На таможне смены меняются, а про нас вроде и забыли все, не нужны мы никому, чувствую, что-то делать надо, иначе в понедельник нас точно назад отбуксируют, а там хоть помирай, никому до нас дела нет. Поляки мимо ходят, в нашу сторону косятся, носами брезгливо крутят.
            Да-да, я ведь не просто так, про носки свои, только что вспоминал. Дело в том, что меня жена ведь не просто в командировку, в загранкомандировку собирала. Носки все у меня махровые, белые с собой были. Представляете, какой вид к моменту нашего возвращения эти носочки имели, после ночевок в машине, погрузок-разгрузок, мытья машины и всех наших прочих приключений? Жене моей, Асеньке, и в голову не могло прийти, чем её муж, хирург, главный хирург между прочим, за границей этой, заниматься будет.
            Короче, относились к нам поляки, как к досадному недоразумению, а что делать?
            Попытался я еще пару раз с поляками объясниться и понял, все, бесполезно, чем дольше мы здесь стоим, тем меньше шансов у нас отсюда выбраться. Ну, кому, спрашивается, охота на себя ответственность лишнюю брать? Ведь уже несколько смен нас тут продержали, значит было за что, а если и просто так, если и действительно, что-то там Варшавяне эти у себя на таможне  наворотили, то пускай сами и распутывают, вместе с начальством местным и  варшавским.
         Наступило воскресенье! Проснулись мы с Вовиком, молчим, не разговариваем, а о чем, собственно говоря, разговоры вести? Не о чем! Вылез я из кабины, а поляки, падлы, уже территорию свою скребут, газончики поливают, дорожную разметку наводят. Пошел я по таможне, сигареткой дымлю, мысли всякие дурные, которые с голодухи и недосыпу в голову лезут, отгоняю. Смотрю, перед шлагбаумом суета, военных там собралось, тьма тьмущая, танки колонной стоят. Присмотрелся, а танки то наши, и солдаты тоже наши. Это, оказывается, наши войска из Польши выводят. Тронулась колонна, проводил я их глазами молча, а если по-честному, то хотелось покричать. Дескать, родимые, Родине привет передайте от сыновей её, погибаем мы здесь на чужбине. Так вот она какая, тоска по родине, ностальгия то есть!
          Вернулся я к машине, Вовик уже тоже из кабины вылез, курит стоит, и на шлагбаум пялиться. Ты чего, говорю, Вольдемар, что ты там увидел? А оказывается, смотрит Вовик не на шлагбаум, а через него, вдаль, а там, как же я внимание раньше не обратил, метров сто от нас точь в точь такой же шлагбаум как и у поляков, но уже наши ребята возле него стоят, то есть до Родины, Украины значит, всего метров сто, ну может чуть больше!
          - Слушай, Вовик, говорю, а в чем проблема, давай потихоньку заведемся, вперед рванем, снесем два этих шлагбаума, за несколько секунд дома будем, а там уже пусть разбираются с нами. Мы то с тобой ничего не нарушили, ни в чем не виноваты, так какого … спрашивается мы тут торчать должны! Н, так как?
          - Нет, отвечает Вовик, КАМаз Саня это тебе не Жигули, не пройдет такой у нас номер. Я его пока раскочегарю, пока с места тронусь, нас с тобой с двух сторон, поляки сзади, а наши спереди из «Калашниковых» достанут. Так что разбираться они потом, конечно, будут, но уже без нас, нам они, разборки ихние, уже до той самой матери будут.
           Сидим, дальше курим, молчим, и тут я вспомнил!!! Ну да, я когда дома в Польшу собирался мне телефоны нашего посла давали и они, эти телефоны, у меня в записной книжке записаны! Ура!
           Я с Вовиком новостью этой поделился и по-быстрому в здание таможни почесал, там я телефоны у дежурного еще раньше засек.
           Телефон этот, конечно, служебным оказался, но я уже за двое с половиной суток так всем глаза намозолил, что меня дежурный за перегородку впустил, телефон пододвинул, предупредил правда, что б покороче, нельзя долго линию занимать, а то ему от начальства попасть может. Ну, это я и сам понимал, номер в записной книжке посмотрел, позвонил, и, на удивление, трубку на другом конце  сразу же подняли. И представляться мне тоже долго не пришлось, наоборот, посол сразу же понял, кто я такой. Ну, слава Богу, а то мы Вас уже потеряли, чего вы там столько времени делаете?
                Начал я ему ситуацию обрисовывать, но посол наш меня и слушать не стал.
               - Короче, ерунда все это, пускай начальник погранзаставы трубку возмет я ему сам все объясню, а вы собирайтесь, домой прямо сейчас поедете, Вы меня поняли, доктор?
              - Я то все понял, Виктор Иванович, но нам уже пограничники не нужны, у нас уже все штампы в паспортах проставлены, проблема не в границе, а в таможне. Это таможенники нас не выпускают, а не пограничники   
               - Ладно, тогда найдите мне начальника таможенной смены, только быстро!
               Я покрутил головой и увидел начальника сегодняшней смены. Это была маленькая толстенькая женщина в форменной одежде из-под юбки которой выглядывали кривые ножки.
             - А её искать и не надо, начальника, говорю я послу, она тут, со мной рядом находиться.
             - Ну, тогда быстренько ей трубку дайте, говорит посол.
             - Przeprasham bardzo Pani, Pani Naczelnik! Moj ambasador chce z Pani porazmawiach. Proshe bardzo, niech Pani wiezrme sluchawke.
              Но, тут случилось то, чего я, ну никак не ожидал. Дама внезапно залилась краской, глаза у неё превратились в щелочки, губы сжались и вдруг изо рта начальницы раздалось прямо-таки змеиное шипение:
              - A dlia czego mushe rozmawiach? Dlia czego mnie ten Pana Ambasador? A, wydaemi sie ze chce Pan mnie nastrasic? Tak? Wshyscy nauczili sie strashic! No, to proshe Pana, proshe powiedzrec panu Ambasadoru, ze wcale ne chce z nim rozmawiac. No, to juz wshystko, koniec!
              - Господин посол,  пани «таможня» не хочет с Вами разговаривать!
              В трубке стояла тишина. Я испугался, что прервалась связь. Алло, Виктор Иванович, Вы слышите меня, Вы здесь?
              - Да здесь я, здесь, раздалось из трубки. Ну, черт с ней. Ладно, в понедельник я свяжусь с Валенсой и вас разыщу, все, до понедельника, пока, и из трубки раздались короткие гудки.
              Тут я понял, что дела наши плохи, правильно говорят, «как дела?», и отвечают, как в Польше. Если уже посол нам не помог, если речь о Президенте уже зашла, значит, Саша, совсем плохи твои дела, вот тебе и ситуация, хрен его знает, что дальше делать.
               Лег я в кабине, Вовик сзади на своем законном месте лежит, темнеть уже начало и мы задремали.
               Проснулся я от стука в дверь кабины.
               Выглянул, а там польский офицер в форме таможенника стоит. Отдал честь, представился:
               - Начальник таможенной смены.
               Значит, уже сменилась «наша Пани», значит новая смена уже заступила, ничего хорошего я уже ни от кого  не ждал.
               Я вылез из кабины и приготовился к очередному отражению атаки. Но поляк, молодой парень с офицерскими погонами на мундире, неожиданно улыбнулся.
              - Мне тут вас по смене передали и с ситуацией я, вообщем, знаком. Вся проблема эта ваша просто решается, в декларации вес вашего груза проставлен, ведь так? Прошу поставить вашу машину на весы. Вы водитель? Нет, тогда скажите водителю, что бы ехал за мной.
               Не прошло и пяти минут, как мы уже были на весах, между прочим интересное устройство. Обычный участок дороги, но в нем датчики стоят, въезжает машина на эту дорожку, а на табло вес выскакивает.
               Глянул таможенник на цифру и спрашивает меня:
               - А теперь скажите, сколько весит ваша машина?
               Я растерялся:
               - Не знаю
               А Вам зачем знать? Это я у водителя Вашего спрашиваю, он знать должен, ну, так какой вес?
               Но Вовик тоже молчал.
               - А хрен её знает, машину эту, я что её взвешивал что ли!
               Помог нам все тот же поляк.
               - Ладно, я вам скажу вес, и документы свои, вот они, можете забирать и ехать. Подъезжайте к шлагбауму.
               И вскочил к нам на подножку.
               Через десять минут мы уже выезжали из Польши.
               - Остановись, Володя, попросил я.
               Да, я забыл сказать, что хотя жрать у нас и правда нечего было, но две бутылки коньяка, в заначке, от Вовика мною спрятанные, были.
               Я достал пакет с бутылками и протянул его нашему спасителю, причем сделал я это абсолютно искренне.
              Но пан офицер вздернул подбородок, подтянулся и гордо, наотрез от коньяка моего отказался.
               - Нет, спасибо, ничего я у вас не возьму я желаю вам счастливого пути и … Прошу прощения за глупость своих коллег! Коротко козырнув наш таможенник развернулся на каблуках и пошагал к себе, в Польшу то есть.
                Вот так, гоноровый поляк нам попался!
               А перед Львовом мы с Вовиком привал устроили, остановились на ночлег возле придорожной забегаловки, купоны наши, эти бумажки, здесь уже за деньги признавали, и поели мы с Вовиком за все дни эти.
               А коньяк, как вы думаете, что с коньяком мы сделали?
               Ну?
               Правильно! Как это вы догадались!
               А флаг, ну тот, который на флаг Англии похожий был, у меня лет десять еще в кабинете, как память, хранился.


                ПАРАНОРМАЛЬНАЯ ФАНТАЗИЯ.


               Как у каждого нормального человека у меня была семья.
               Маленькая, но семья, жена и сын.
               Нормальная семья, хорошая, дружная.
       Ну, во всяком случае, так мне всегда казалось, и сейчас так, кажется.    
       Конечно это мнение только мое, а для точности надо было бы у членов этой моей семьи поспрашивать. Надо-то надо, да вот нет у меня уже той семьи, есть другая. Хорошая, новая, но уже другая.
       А та первая семья кончилась. Жена умерла, а сын ...
       Уже совсем взрослый у меня сын, и у него уже давно своя семья есть и свои детишки, и живет он далеко-далеко. Так что не придирайтесь и поверьте  мне на слово, семья была у меня хорошая.
        И как в любой семье, ну, почти в любой, были у каждого ее члена, ну, если и не клички, то прозвища. Хорошие, добрые, ничуть не обидные, и не прозвища даже, а так, имена для домашнего употребления.
       Так вот, когда-то, очень давно, когда наш сын был еще совсем маленький, назвал он жену Кисой. И приклеилось к жене это имя навсегда.
       И все дома и сын, и я, и родители мои, которые хоть и не жили с нами в одной квартире, но зато жили в одном городе, все называли жену мою этим, по-моему, хорошим и ласковым именем, Киса.
         Время шло, сын рос, вырос, и уехал жить в далекое зарубежье.
А мы с женой тоже взрослели; взрослели и не заметили, как стали совсем взрослыми, ну, это что бы не говорить о старости.
       А потом  жена тяжело заболела и, не смотря на все наши усилия и лечение, умерла.
       Дальше, дальше все было, как у всех, были похороны.
       А для чего я все это рассказываю? Ведь не об этом я хотел писать.
          Просто на следующий день после похорон я поехал на кладбище на могилу жены, просто так. 
          Как всегда в таких случаях вокруг меня находилось множество советчиков, которые точно знали по каким дням мне можно ходить на могилу, а по каким нет, и вот выходило, что по каким-то правилам на следующий день после похорон ехать на кладбище было нельзя.
        Из всех этих многочисленных советов я понял одно, никто из «специалистов» ничегошеньки в этом не понимал.
 Пока мой сын, который прилетел на похороны из далекого Далласа, где он был в командировке, я встал, оделся и поехал на кладбище, хотелось мне поехать, вот и поехал.
       Было начало сентября, шли еще летние теплые дожди, на кладбище было очень зелено, мокро и сыро. Могила жены была заставлена цветами живыми и искусственными, венками корзинами. Я присел на оградку на соседней могиле, задумался и поймал себя на мысли, что думаю я не только о жене, нет, я думал и о себе, думал и жалел  себя.
      Умом  я понимал, что жалеть нужно жену, что это она несколько лет прожила в страхе перед будущим, а не я, что это не я, а она лежит теперь под этими венками и цветами. Понимать-то понимал,  а вот жалко мне все равно было себя. Я глядел на венки, жалел жену, жалел себя, пытался, безрезультатно, представить себе свое дальнейшее, теперь уже одинокое существование.
        Я сидел, разговаривал с женой, с собой, с этим самым очень не предсказуемым и совершенно мне не понятным Господом Богом, много у меня к нему вопросов накопилось, да и претензий не меньше, и вдруг почувствовал, именно почувствовал, а не увидел, как что-то постороннее отвлекло мое внимание.
        - Показалось - подумал я.
         Но ощущение, что я на могиле не один не проходило.
         Я оглянулся и, естественно, никого не увидел.
        - Мяу - вдруг услышал я, цветы на могиле зашевелились, и из мокрой зелени выглянула кошачья мордочка, а через мгновение передо мной появился совсем еще крошечный серенький и пушистый котенок!
Мы смотрели друг на друга, и мне вдруг остро захотелось взять этого малыша на руки.
        Котенок меня ничуть не боялся. Он вылез из венков, подбежал ко мне и начал тереться о мои джинсы!
        Я взял его на руки.
       - Киса – тихо позвал я его и вздрогнул от возникшей вдруг ассоциации.
       А котенок удобно устроился у меня на руках, терся своей серенькой мордочкой о мою куртку и что-то тихо-тихо мурлыкал.
       Вот как бывает!
       Ни в какую мистику я никогда не верил и не верю, а в тот момент столько всякого в голову полезло.
       Посидели мы с моей новой знакомой, Кисой часок, поговорили, и я собрался домой, к сыну.
       Поставил я малыша на землю, попрощался с ним и пошел к кладбищенским воротам. Но только чувствую, что-то ноге моей ступать мешает, глянул, а котеночек рядом со мной бежит и о туфли мои трется. Так мы с ним  вместе и шли, он за ворота не вышел, а я сел в машину и домой поехал.
       Не знаю почему, а только никому я про котенка рассказывать в тот день не стал, хоть и думал о нем, не переставая.
       День пролетел за разговорами  незаметно, уже и вечер наступил, и ночь, а мы с сыном все не могли наговориться. Сидели вдвоем на кухне, вспоминали нашу маму, нашу Кису, а у меня из головы все не лез этот маленький серенький комочек, маленькая Киса, которая облюбовала могилу нашей мамы, нашей Кисы.
       Когда уже легли спать, я не мог все уснуть, уж очень символично все на кладбище сложилось. Нет, не о какой реинкарнации речи быть не могло, не верил я никогда во все эти сказки, но вот только …
        Только уж больно странно все сегодня совпало, думал я, уже засыпая.
         Проснулся я рано, сын, который лег уже под утро спал.
Я выпил чашку кофе, и, и снова собрался на кладбище, хоть и просил меня сын поехать с ним  вместе.
Так я и собирался сделать, но это чуть позже, когда Димка проснется. А пока, пока мне очень хотелось съездить самому.
Уже возле дверей я понял, что жду встречи, встречи с Кисой!
С какой?
Этого я уже сам понять не мог.
Я взял с собой молоко, сосиску, сметану и поехал, конечно же, без всякой надежды увидеть своего котенка.
         Но, как оказалось, на кладбище меня ждали. Маленькая Киса, не успел я приблизиться к могиле жены, вылезла на свет божий из венков и заурчала.
Конечно это мои фантазии, но мне показалось, что Киса была не меньше моего рада встрече.
Я достал маленькие блюдечки, которые захватил с собой из дома, разложил принесенные яства и Киска, конечно, она была голодной, с аппетитом начала их поглощать. Котенок вылизал тарелочку со сметаной, съел сосиску и  с энтузиазмом и мурлыканьем принялся за молоко. А я сидел и думал о странном совпадении.
       Нет, наверное, не стоит рассказывать о своих мыслях никому, а то ведь и вправду могут подумать, что у меня не все дома.
       Рассказывать может всем и не стоит, а вот с сыном поделиться, все же, по-видимому, надо.
Шли дни, через неделю я проводил Диму и остался один в доме.
И все эти дни я ездил на свидание, на встречу с Кисой.
Бывали дни, когда я приезжал на могилу и два и три раза в день, и теперь у меня уже не было и сомнений, что моя Киса меня там ждет.
         Ну, может и не меня, а мою сметану, но мне очень хотелось думать, что и меня тоже.
        За неделю я, конечно же, разболтал свою «тайну» друзьям и коллегам, а что удивительного, дома ведь говорить мне больше не с кем было.
        И уже стала появляться у меня идея, а не забрать ли Кису к себе домой?
        И вот однажды …
        Однажды я, как всегда, приехал на кладбище, достал любимую Кисину сметану, налил в блюдечко молоко и только тут понял, что моей Кисы нет.
        Я растерялся!
        За те девять дней, что прошли с похорон я уже настолько привык к своей кошечке, что у меня уже и сомнения не вызывало, будет ли моя Киса на месте.
Будет, конечно, ну, может, отбежала куда-нибудь по своим кискиным делам.
Время шло, я ждал, начало темнеть, а моей Кисы не было.
Я оставил еду и поехал расстроенный домой.
Спал я плохо, в голову лезли всякие мысли, всю ночь я гулял по пустым комнатам, разговаривал с Кисой, той, моей Кисой, с которой мы прожили много лет вместе и с новой своей знакомой, которая так и не пришла на встречу ни со мной ни с моей сметаной.
На следующий день я снова поехал на кладбище.
Вся еда, которую я оставил накануне стояла не тронутая, моя Киса исчезла.
Исчезла навсегда, как и ее тезка, моя жена, наша Киса.
Это снова было совпадением, и был вечер, и был день девятый!
Прошло время и сегодня я хоть и хожу на кладбище часто, но уже не каждый день. И нет-нет, а вспоминаю ту Кису, которая жила у жены на могиле и которая исчезла так символически на девятый день.
И понимаю, что все это чистой воды случайность, обычное совпадение.
Или все-таки ….
Не знаю ничего, и ничего не понимаю.
Просто так было  на самом деле.
Все.


                СВЕТЛАНА.
                ИЛИ ИСТОРИЯ ОДНОЙ ЛЮБВИ.





                Когда-то, давным-давно, лет пятнадцать назад, моим основным местом работы был Белый дом. Нет, нет. Не тот знаменитый Дом в штате Колумбия, а тот, который стоит на центральной площади моего родного города Черкассы и в котором расположены все властные структуры моей родной Черкасской области.
            Вот в этом самом Белом Доме, на пятом этаже, располагался наш облздравотдел, а я в этом самом отделе трудился в должности главного хирурга моей родной Черкасской области. Об этом интересном периоде своей деятельности мне, наверное, стоит, когда-нибудь рассказать отдельно, но это будет, когда-нибудь потом, а сейчас мне хочется рассказать совсем другую историю, историю, к работе не относящуюся, историю одной встречи.
        Одной встречи, одного знакомства и одной любви.
        Вот так вот, и ничуть не меньше.
           Потому, что когда я закончу этот маленький рассказик, вы, друзья мои, поймете, что я ничего не преувеличил, говоря о любви. Потому, друзья мои, что вы узнаете, что вся эта история оказалась, ну, как бы это сказать, историей с продолжением. А поэтому, наберитесь терпения, читайте дальше.
          Когда-то,  дивным-давно, в детстве я думал, что все продавцы живут в магазине.
         По Фрейду это называется иллюзией или искренним заблуждением.
         Так вот, через много лет, когда я стал уже совсем взрослым некоторые искренние заблуждения, эти самые иллюзии, как это ни покажется вам странным, у меня сохранились. Так, например, долгие годы я, будучи совсем взрослым мужчиной, врачом, хирургом, имеющим уже свою семью и достаточно взрослого сына продолжал считать, что в таком серьезном учреждении, как Белый Дом все только тем, и заняты, что работают. И, проходя по центральной площади своего родного города, я смотрел на светящиеся окна третьего этажа и думал, а когда же вы там отдыхаете?
Это была иллюзия, все хозяева кабинетов давно уже разъехались по своим домам, а свет горел у дежурного да в тех комнатах, где шла уборка.
          Я был очень удивлен, придя на работу в областной отдел здравоохранения, когда обнаружил, что даже в таком серьезном учреждении работают обыкновенные люди. Что они, эти самые люди тоже сачкуют, как и все остальные, курят и пьют кофе в обеденный перерыв, и, кстати, не только в обеденный перерыв, и, кстати, не только кофе.
        А значит, работали там в этом самом главном учреждении самые обыкновенные люди, вот!
        Ну, это я немного отвлекся. Просто я хотел вам объяснить, что достаточно быстро «въехал в тему» и мы с моим помощником и соратником на почве поднятия хирургической службы области Тимофеем тоже между работой курили и пили кофе. И не только!
       Так вот, в один прекрасный день, когда время подходило к обеду нас с Тимой девчонки из соседнего управления, называлось Управление внешэконом связей и находилось с нами рядом, на том же пятом этаже, пригласили на кофепитие.
        Ну вот, сидим мы в этом кабинете, на столе стандартный набор, т.е. то, что девчонки из дому на обед принесли, ну и мы тоже, естественно, лицом в грязь не ударили, притащили то, что в кабинете хирурга проще всего найти, бутылку коньяка, конечно. Двери на ключ изнутри заперли, и начался обед. Если честно, то мне всегда эти посиделки на работе очень нравились, да и сегодня нравятся. Не потому, что эти обеды выпивкой сопровождаются, к пьянкам я всегда спокойно относился,  нет, просто потому, наверное, что детство  меня еще не совсем покинуло, потому, что хочется всегда того, чего нельзя, а ведь каждому человеку, находящемуся на государственной службе понятно, что на работе пить не положено. Ну, и, наверное, еще потому, что там, на этих посиделках, всегда бывает весело.
        Короче, сидим, выпиваем и закусываем, как и положено хвост распутили, сидим с Тимой, всякие байки девчонкам рассказываем, девчонки смеются, вообщем все, как всегда и, думаю, как везде.
        Но только тут в дверь постучали.
        Надо сказать, что в те замечательные времена, времена перестройки и разгула демократии никто ни от кого особенно не прятался и секретов из этих обедов не создавал. И двери закрывали скорее просто так, для порядка. Поэтому хозяйка кабинета хотя и нехотя, но встала и открыла дверь.
        В дверь вошла молоденькая женщина невысокого роста в черных туфельках на каблуках в строгом и одновременно очень элегантном темно-зеленого цвета костюмчике с кожаным, такого же темно-зеленого цвета воротничком.
        Я так подробно описываю наряд незнакомки только потому, что он мне очень понравился и запомнился на всю жизнь. Как и на всю жизнь запомнилась та девочка, которая была обладательницей этого зеленого костюма.
        Незнакомка приветливо-безразлично поздоровалась с нашим уже немного повеселевшим за время обеда коллективом, сразу же повернулась к хозяйке кабинета и попросила разрешения взять чашки. На мое дурашливое предложение присесть за стол, незнакомка вежливо, но в очень категорической форме отказалась, сославшись на занятость. Получив свои чашки, незнакомка вежливо  попрощавшись со всеми вышла. Тех нескольких минут, которые Светлана Ивановна, а представилась она именно так, мне хватило не только на то, что бы заметить наряд, который я уже так подробно описал, но и на то, что бы заметить, что она, эта самая Светлана Ивановна очень красивая, ну так мне, во всяком случае, тогда показалось.
Красивая и спесивая! Не по годам и не по положению, конечно, короче говоря, спесивая, потому, что красивая.
А какие, интересно в двадцать лет, ну пускай не в двадцать, пускай в двадцать пять лет могут быть великие заслуги перед человечеством и перед этим управлением, что бы так нос задирать.
А нос она и вправду задирала, ну, во-первых, потому, что была курносенькая, а во-вторых, бывает, знаете, у женщин такая посадка головы, ну такая, какая-то особенная, подбородок все время вздернут.   
         Короче говоря, задавака. Наверное, папа и мама где-то здесь, недалеко, устроились и дочку тут пристроили, а у дочки заслуг только и того, что хорошенькая. Хорошенькая, что, правда, то, правда, и глазки такие большие карие, и ресницы длинные предлинные, и скулки и подбородок и …
Да что там говорить, красивая девка, но праздник, из-за ее отказа с нами посидеть, никто отменять не собирался, и уж тем  более не я! Что я красавиц этих не видел? Ну, пришла и ушла! Нам и так хорошо сидится.
       Обеденный перерыв подходил к концу, в бутылке уже коньяка не оставалось и интерес к посиделкам у меня, почему-то пропал. Как-то скучно стало. И уж совсем пропало желание паясничать перед сидящими за столом девочками. Тем более , что сразу стало понятно, что они такие же девочонки, как мы с Тимой мальчишки, и что мне совершенно не интересно сидеть с ними и пить кофе, тем более, что кофе этого у нас в кабинете было и своего, хоть завались.
       Вообщем, не долго мы там задержались, работы навалом, завтра операционный день, бумаг куча недоделанных лежит, санавиация и все остальное.
      Короче, спасибо, пора и честь знать.
      Мы вежливо попрощались и отправились пить кофе к себе в кабинет.
      - Как тебе девчонка, спросил я у Тимофея?
      - Ааа? Та. Да ничего вроде. С понтами.
      - Да. Это точно.
      Разговор клеился плохо.
      - Слышь, Тима, а в каком кабинете она сидит?
      -Кто? Ааа, та, не знаю.
      - А ты узнай!
      - Да на фига оно Вам надо, шеф.
      - Это ты прав, ни к чему, но ты, все-таки узнай.
            Надо ли говорить, что этими своими просьбами я Тиму «достал».
            И, конечно же, все мы узнали. И номер кабинета тоже, и в кабинете уже через какую-то неделю бывали, и кофе пить в кабинет этот уже заходили, как к себе домой, ну если и не как к себе, то, во всяком случае, из кабинета нас не выставляли и кофе выпить предлагали. И курить в кабинет этот мы тоже вместе с Тимофеем захаживать начали, тем более, как оказалось, хозяйка этого кабинета тоже, как и мы с Тимой, этим пороком, курение я имею в виду, тоже страдала. Может, без нас она и не курила, но нам курить не запрещала и иногда даже компанию составляла. А мы были рады стараться, начали таскаться в этот самый кабинет по всякому поводу, и без повода тоже.
        И оказалась эта Светлана Ивановна, на проверку, не такой уже задавакой, как мне сразу показалось. Нет, не то, что бы совсем, а так, чуть-чуть, совсем немножко, и это ее совсем не портило, а вовсе даже и наоборот.
       А может, мне так только казалось?
       И, вообще, в этой самой Светлане Ивановне я все чаще находил достоинства, а недостатки …
       Нет, наверное и недостатки были, как без них, но мне, почему-то их замечать, ну совсем не хотелось. Да что там говорить, хорошая была она девчонка, эта самая Светлана Ивановна!
      А насчет именитых родителей, так тут я вообще прокололся.
      Выяснилось это совершенно случайно.
      Как-то сидели мы своей уже теперь дружной компанией и обсуждали женитьбу моего сына Димы.
Я рассказывал о своей новой родне, об отце профессоре, о свахе, летающей за рулем своего Альфа-Ромео, о замечательной даче сватов и так далее.
Не знаю, чего это меня так понесло, наверное, хотел поумничать лишний разок. Как бы там ни было, а слетела у меня фраза: «Лучше бы моя невестка оказалась круглой сиротой.»
И тут Светлана Ивановна меня огорошила.
     - А Вы знаете, Александр Маркович, как это на самом деле, быть круглой сиротой?»
Я попытался отшутиться, но не тут-то было.
     - А я, Александр Маркович, к сожалению, знаю очень хорошо. Вы уж поверьте мне на слово, в этом сочетании слов ничего хорошего нет. Я, Александр Маркович, росла круглой сиротой».
      За столом повисла неловкая тишина, я почувствовал, что начинаю краснеть, попытался извиниться, но из этого у меня тоже ничего путного не вышло.
     - Да Вы не извиняйтесь, это ведь все не вчера случилось. Просто Вы мне поверьте на слово, что сирота это плохо.
Из гостей к себе в кабинет я уходил расстроенный.
Шутка получилась дурацкая, да и в планы мои обидеть или даже просто огорчить Светлану Ивановну совсем не входило. Недоразумение вышло, вот и все и виноват в этом недоразумении был я. Да и недоразумением это не назовешь. Недоразумение, это когда тебе в ресторане вместо коньяка виски принесли. А здесь …
        Шло время, и мои походы в соседнее управление, а вернее 517 кабинет уже стали предметом шуток
       Да и какие уж там шуточки! Даже секретарь нашего начальника и та уже знала, что если ей поручено срочно разыскать главного хирурга надо бежать в соседнее управление .
        Однажды у нас с Тимой произошел серьезный разговор.
      - Шеф, Вы только на меня не обижайтесь! Вы и мой начальник, Вы и старше меня и умнее, но, вы меня послушайте разок! Шеф! Вы уж там поосторожнее со Светланой Ивановной! Смотрите, не переиграйте, плохо кончится! Это вам не девочки Ваши из оперблока!
Я, как водится, отшутился и больше к этой теме мы не возвращались.  Мог ли я подумать тогда, много лет назад, что мой младший друг и верный помощник, Тимофей окажется так прав! Да он и сам, я в этом уверен, не думал, что у этой истории, у этого служебного романа, будет такое продолжение!
       А роман наш раскручивался уже по полной программе.
       А это значит, что осмелел я настолько, что уже и сам, без сопровождения Тимы начал к Светлане Ивановне в гости бегать. И, как оказалось, совсем не сложно было вовремя из больницы в облздрав приехать и в обеденный перерыв к Светлане Ивановне на кофе забежать, и уже третий нам был, ну, совершенно лишним.
        Время шло и мои игры во влюбленность продолжались, как мне казалось, кстати, правильно казалось, я сегодня это уже точно знаю, к обоюдному удовольствию. А почему нет? Мне очень нравилась молоденькая и красивая Светлана Ивановна, а ей, наверное, на тот период, немножко льстило внимание взрослого и самого главного в области хирурга, то ест меня. Хорошая у меня все-таки специальность, хирургия, есть в ней для окружающих, какой-то налет романтики и притягательности, необычности. Да кому из хирургов это неизвестно, это каждый знает.
         А к чему я это все рассказываю? Да к тому, что осмелел я не на шутку, и вот, однажды, зайдя в перерыв к Светлане Ивановне, зашел так далеко, что подошел к ней вплотную и, с шутками, типа, да сколько я тут буду над собой такие издевательства  терпеть, расстегнул одну из семи  пуговок на Светланином пиджачке.
         Ни о чем серьезном, конечно, я  тогда не думал, так шутка, ну, и конечно, немножко разведка боем, так, с перспективой на будущее. Тем более, что и реакцию Светланы Ивановны, как мне казалось, угадать было не трудно, ну типа, что за дурацкие шутки, прекратите, лучше пейте свой кофе и так далее.
        Так должно было быть, но дальше все пошло уже не по задуманному мной сценарию.
        Светлана Ивановна не отпрянула, не стала возмущаться, засовывать пуговку в петельку. Нет, она не сдвинулась с места, а только предложила:
       - Дальше. Александр Маркович! Ну, что же вы остановились? Давайте дальше! Ну!
        Мне не оставалось ничего другого, как расстегнуть и вторую пуговицу.
       - Дальше - снова последовало предложение Светланы Ивановны.
- Ну, что же Вы остановились? Продолжайте дальше.
       Ну, и как вам ситуация?
       Во-первых, в мои планы никак не входило раздевать Светлану Ивановну, я же просто пошутить хотел, а во-вторых …
        Во-вторых, положение мое оказалось вообще дурацким! По коридору сотрудники носятся. Дверь в кабинет не заперта, уж не знаю, как Светлана, а я точно себя идиотом чувствовал.
       - Так как, Александр Маркович, продолжим? Там еще пуговицы есть!
       - Ну, а если нет, тогда, будьте уж так добры, в том же темпе и в обратную сторону!
         Эту работу я проделал с двоякими чувствами, а именно с чувством неловкости с одной стороны и с чувством облегчения с другой!
        - Ну вот, а теперь можно кофе попить, будете? -  как ни в чем не бывало, предложила Светлана Ивановна.
        А потом Светлана Ивановна уехала на сессию в Киев, где она получала свой второй диплом, и в нашем Белом доме сразу же стало пусто и скучно, и вообще оказалось, что мне без Светланы Ивановны в моем городе, как-то не очень уютно.
Короче …
       А что короче, короче ерунда, да и все, глупости и чепуха!
       Ну, ерунда не ерунда, но месяц май тянулся бесконечно, и весь месяц представлял себе, как произойдет наша со Светланой встреча.
И не просто представлял, я к этой встрече готовился.
Как? Ну, как говориться, дурака главным хирургом не назначат, шутка, конечно.
Поэтому я разработал план.
        Пошел в ювелирный магазин и из всего разнообразия предлагаемых украшений выбрал сережки. Самые маленькие, самые дешевенькие, но золотые.
       Почему маленькие и дешевые? Да потому, что принятый подарок из ювелирного магазина всегда женщину к чему-то, ну, обязывает, что ли.
Вот и выходило, что такой подарок у меня просто-напросто не примут.
Не возьмет, Светлана Ивановна  у меня эту маленькую бархатную коробочку и буду я стоять с ней, как самый распоследний дурак!
Вот поэтому-то и купил я самые маленькие и очень дешевенькие, но все-таки золотые сережки.
Потому, что пусть и золото и пусть из ювелирного, но цены то подарку никакой, так, не подарок, а подарочек, просто сувенир. 
        Вот так я все рассчитал, и рассчитал правильно, потому, что когда пришло время эту самую коробочку вручать, все вышло именно так, как я себе представлял. И подарок мой был принят.
Это был первый подарок, первое украшение, подаренное мной Светлане Ивановне.
Потом были и другие, но это уже было потом, а пока, обратили внимание, мы все еще были на «вы».
         Ну, так вот, мы продолжали дружить. Вместе уходили с работы, я провожал Светлану Ивановну домой, я уже знал, что дома ее ждет муж и маленький сын, но мне уже эта информация была безразлична.
          Я приклеился к Светлане, как банний лист, и, что самое главное, Светлане Ивановне это нравилось, так, во всяком случае, мне казалось.
Лето и осень пролетело быстро и уже новая сессия и новая поездка в столицу маячили впереди, и снова потянулись длинные и скучные дни ожидания, но на этот раз я уже был активнее и не просто ждал, нет, я пытался приблизить нашу со Светланой встречу. А возможность здесь была только одна – командировка. Вот я и придумывал лихорадочно повод для этой самой командировки, и, как это часто бывает, ничего придумать не мог. Повода для поездки в столицу, как назло, не находилось.
         Как всегда, все произошло само по себе.
         Неожиданно на Управление пришло письмо из моего родного Минздрава с предложением принять участие в конференции, посвященной юбилею моего прямого и непосредственного начальника, главного хирурга страны, академика Шалимова.
         Это была удача!
         Надо ли говорить, что я тут же позвонил Светлане Ивановне и обрадовал ее этим своим сообщением.
         Светлана и правда обрадовалась, мы договорились о встрече в Киеве и я начал к этой встрече готовиться. Собственно говоря, особых приготовлений мне и не требовалось, просто я начал искать для Светланы подарок. Как обычно бывает у мужиков, круг выбора был довольно узок и ограничивался ювелирным магазином и отделом парфюмерии.
        Тут надо сразу признаться, что в духах я ничегошеньки не смыслю, а вот в золотых побрякушках разобраться, как мне казалось, да и теперь кажется, проще. Чем дороже, тем лучше. Звучит примитивно, зато правда. Ну, признайтесь, что золото и бриллианты это всегда неплохо.
        Нет, ребята, не пугайтесь, я не собирался конкурировать с Паратовым из «Бесприданницы», но удивить Светлану мне хотелось. Как у каждого уважающего себя мужика у меня была «заначка», вот на эту заначку я и купил сережки, не бог весть какие, но хорошие, с изумрудиком и маленькими брилиантиками, они то ли крошка, то ли еще как называются.
        Короче, мне эти сережки, ну очень понравились. Нет, там были, конечно вещицы и подороже, но …
       Ну, вы и сами все понимаете.
       Приехав в Киев, я, конечно же, сразу позвонил Светлане Ивановне и радостно сообщил, что с этой минуты нахожусь в ее полном распоряжении. К своему большому удивлению большой радости на другом конце провода я не почувствовал.
       А может, мне только так показалось?
       Может, в неподходящий момент позвонил?
       Может, просто настроение у Светланы было плохое?
       А может быть …
       Да мало ли что может быть!
       У меня был когда-то заведующий отделением, Янюк его фамилия была, так тот вообще говорил, не обращайте на баб внимания! У них настроение зависит от менструального цикла. И правильно говорил. Вот только не обращать внимания у меня не очень и теперь получается.
      Мы со Светланой договорились о встрече, и весь день я ждал этой минуты, готовился, проговаривал в уме все, что хотел сказать все дни нашей разлуки. Представлял, как достаю из кармана бархатную коробочку, как открываю ее, а на черном бархате лежат сережки, отбрасывая искорки, зеленее и разные! И, конечно же, представлял, как обрадуется такой красоте Светлана Ивановна!
      Конечно, в никакой ресторан я не пошел и дедушка Шалимов, конечно же, на своем юбилее меня не увидел. Мой коллега, тот с которым мы приехали вместе на торжества, пошел туда один, а я отправился на свидание со своей Светланой.
       Света пришла на встречу во время, не опоздала, но радости от встречи со мной я не заметил.
      Наоборот! Светлана Ивановна поздоровалась сухо и вежливо, предложила, где-нибудь присесть. Кафе оказалось рядом, да и не кафе это было, так, кофейная забегаловка.
Светлана Ивановна сразу взяла инициативу в свои руки, я услышал, что так с собой разговаривать, как говорил сегодня с ней я, она никому не позволяет, что время всех шуток прошло, что она, Светлана Ивановна, привыкла к более уважительному к себе отношению. Что я, в своих разговорах с ней зашел слишком далеко, ну и все в таком же духе.
Я попытался выяснить причину такого резкого изменения отношения ко мне Светланы, но диалога у нас не получилось. Светлана допила свой кофе, мы вышли на улицу и сухо попрощались.
       На улице стояла противная сырая и ветреная погода, но мне хотелось пройтись пешком. Я гулял по вечернему Крещатику и все пытался понять, что же произошло?
Чем же я так обидел Светлану Ивановну, вернее, что могло ей показаться обидным в моем звонке, в телефонном разговоре, в моем поведении, в конце-то концов.
       Пытался понять, но … не мог!
       Постепенно чувство растерянности сменилось чувством обиды, потом досады, потом я почувствовал, что рассердился. Да, рассердился на Светлану Ивановну! Да какая она на фиг Светлана Ивановна, может для кого-то, но не для меня! Да у меня сын такой, как она! Светлана Ивановна! Просто взбалмошная девчонка, а я …
        А что я? Старый и влюбленный дурак! Ну, пусть не старый, ну пускай не дурак! Но уж влюбленный, это уж точно! Так же точно, влюбленный всегда немножечко дурак. Даже старик Фрейд писал, что влюбленность это форма невроза. Вот и вел я себя, как последний невротик, даже самому противно!
       Я медленно дошел до остановки, сел в троллейбус и уже через каких-то пол часа был у себя в гостинице, вошел в номер, засунул руку в карман, что бы достать сигареты и почувствовал в кармане чужеродный предмет. Это была та самая коробочка с сережками, я просто о ней забыл.
         Подойдя к окну, я еще раз открыл коробочку, посмотрел на лежащие, на ее бархатной подушечке украшения, которые мне не пригодились, вновь почувствовал обиду и не долго думая, размахнувшись, швырнул бархатную эту коробочку в темноту окна.
       Все! Как правильно заметила моя несостоявшаяся любовь, игра закончилась.
       И правильно!
       Что было дальше?
       Да если честно, догадаться не трудно. Командировка моя окончилась, так же точно закончилась и сессия у Светланы, жизнь снова потекла по своим законам, дом, работа, снова дом и снова работа. И снова мы со Светланой, как ни в чем не бывало, пили кофе на работе, пешком, что бы растянуть время, шли медленным шагом домой, про странное свидание в Киеве никто не вспоминал, а про сережки,  выброшенные в окошко, Светлана Ивановна так и не узнала. Нет, узнала, конечно, но это было уже потом. А зачем было рассказывать ей об этом? Ни к чему, правда?
        Однажды я внезапно разбогател, прооперировал одного местного «бандита», а он взял, да и рассчитался, да так щедро, что я его и сейчас, через столько лет его забыть не могу!
        И что же прикажете с такими сумасшедшими деньгами делать? Конечно же, тратить!
        И, конечно же, на любимую женщину! Короче говоря, я предложил Светлане Ивановне, да какой там Светлана Ивановне, мы уже к тому времени давно были на «ты», вместе скататься в Киев.
       Какая эта была замечательная поездка! 
       В качестве «водилы» я арендовал своего коллегу Васю, который на тот момент являлся счастливым обладателем громадного черного «форда скорпио» с тонированными стеклами.
       Вот «на Васе» мы со Светланой и отправились в столицу покутить.
       Было весна, погода стояла прекрасная, дорога до Киева была отличной. Киев, как всегда был в зелени каштанов, настроение у всех нас троих было замечательное. Я, чувствуя непривычную для моего кармана пачку денег, изображал из себя графа Монте-Кристо в его лучшие дни. Мы гуляли по Крещатику, обедали в ресторане, я покупал Светлане цветы  и всякую всячину в «Роксалане», потом мы снова гуляли, уже с огромным букетом цветов, вообщем было здорово!
       Согласитесь, друзья мои, что в деньгах, если их много, что-то хорошее есть!
       Короче, я может быть впервые в своей жизни, а прожил я не мало, сороковник мне уже четыре года назад стукнул, я почувствовал себя настоящим мужчиной!
      И вот уже этот замечательный день подошел к концу, как и к концу, подошли мои деньги.
      Выезжали мы из Киева в замечательном настроении, все шутили, болтали о всякой чепухе, смеялись. Я, шутя, спросил Свету, кого бы она сейчас больше всего не хотела бы встретить.
      - Конечно же, своего начальника – засмеялась Света.
      - Если бы вы знали, ребята, что я ему врала, что бы он мне эту командировку подписал, даже перед собой неловко. Нет, уж кого-кого, а начальника своего мне бы встретить, никак не хотелось. Мы все засмеялись.
      - Ну, и вопрос на вопрос! А кого бы тебе не хотелось встретить, тоже своего начальника? Ты ведь наверняка тоже там наплел с три короба про необходимость этой поездки, так?
      - Нет, Светлана Ивановна, не так, не угадала! Бог с ним с начальством! Но вот кого бы я точно не хотел сейчас встретить, так это твоего мужа.
       Мы снова посмеялись.
       Впереди светофор загорелся красным цветом, Вася нажал на тормоз, форд плавно и послушно затормозил, я повернул голову к Светлане и, о ужас, в стоящей рядом машине увидел, нет не поверите! В метре от нас, а вернее от Светланы возле открытого окошка Жигулей сидел … ее начальник!
       Вот это номер!
      - Света, а Света, что ты там насчет своего начальника только что говорила, а? Посмотри направо!
       Светлана повернула голову и не просто пригнула ее. Нет, Света просто рухнула на дно машины.
Светофор моргнул нам зеленым огоньком, и мы тронулись.
      - А скажи-ка мне, Вася, а ты можешь сделать так, что бы этот «Жигуль», ну тот, сзади, бежевый, нас никогда не смог догнать?
Вася засмеялся. Да вы что, ребята, это же «скорпио», о чем речь!
Вася нажал на газ и уже через минуту Жигули, которые везли  Светланиного начальника, потерялись из виду.
      -Вот и все, а вы боялись – радостно сообщил Вася, переполненный законным чувством гордости за достижения американского автомобилестроения.
     Так мы и мчались в свои Черкассы на большой скорости и в отличном настроении. Приехали мы поздно, моросил теплый дождик, я проводил Светлану до подъезда, мы поцеловались, и Вася повез меня домой.
     Что там говорить! Удалась поездка!
     А наутро Светлана позвонила мне на работу в отделение и, так ехидненько, спросила:
     - Слушай, а помнишь, как ты вчера говорил, что очень не хочешь моего мужа встретить? А помнишь, как мы всю дорогу от моего начальника удирали? Ну, так вот, дружок. Мы всю дорогу не только удирали, но и догоняли!
Догадайся кого?
Конечно моего мужа, он из Киева тоже, как, оказалось, возвращался, вот мы его и догоняли! Я, когда вчера в дом вошла, так он еще в одном туфле стоял, второй снять не успел!
          Да! Дела!
          Время шло, начинался сезон отпусков. Светлана шла в отпуск в сентябре, ее сынишка готовился идти в первый класс, и она собиралась его поводить в школу. У меня отпуск был в августе, короче, разлука нам предстояла долгая, во время отпуска ведь из дома особо не сбежишь
И тут Свету осенило!
         - А не пойти ли нам вместе на курсы вождения?
          Дело в том, что у Светланы, вернее у ее мужа, машина была, «Жигули», а у меня, ее не только не было, но даже в планы мои покупка машины. Во-первых, у меня денег на такую покупку никогда не было, а во-вторых, я ездить не умел. И не просто не умел, у меня даже мыслей сесть за руль, ну, просто посидеть на водительском месте никогда не возникало. Но идея мне, конечно же, понравилась. Тем более, как оказалось, Светланин родственник работал там, на курсах этих преподавателем.
          Короче, не долго думая, мы со Светой оформили все необходимые для поступления на курсы вождения бумажки и начали учиться!
          Да, учеба эта была еще та! К каждому занятию я тщательно готовился, а это значит, что я покупал шоколадку и пакетики любимых Светиных соленых орешков. Все два часа занятий мы со Светланой шептались, как нам казалось тихо-тихо, причем, судя по реакции окружающих, это казалось только нам двоим, шуршали беззастенчиво обертками шоколадки и с хрустом грызли орехи.
            Бедный Леонид Иванович, ну, тот самый Светин родственник, мученически терпел все это безобразие, за что я и сегодня ему бесконечно благодарен. Чем мы занимались на курсах еще? А, ну да, вспомнил! Еще я исписывал наш конспект признаниями в любви. Причем, почему-то на польском языке, единственном иностранном языке, который мне удалось выучить. А потом мы вместе шли пешком через весь город и. несмотря на то, что дорога была дальняя, мы старались ее хоть чуточку, но удлинить а для этого заходили в кафе и пили кофе.
         В один из таких «заходов» произошла у меня интересная встреча.
         Света села за свободный столик, а я подошел к стойке бара, что бы сделать заказ.
         -  Вот это встреча? Здравствуйте, глубокоуважаемый, любимый мой доктор – раздалось за спиной.
Я обернулся, за мной стоял хозяин ресторана, он же мой бывший пациент.
        - Какими судьбами?
        Тут надо заметить, что в практике каждого врача, а особенно каждого хирурга бывают случаи, когда ты, доктор, можешь сказать: «я его спас от смерти». И, если честно, случаев таких бывает совсем немного. Можно всю жизнь проработать и случая такого не представиться. Это ведь только так считается, что ты, стоя у операционного стола, каждый день борешься со смертью. Но это для книг, фильмов и песен, написанных ко дню медицинского работника. А на самом деле ты, доктор, просто работаешь. Но, бывают случаи, пусть редкие, когда ты с уверенностью можешь сказать, да, если бы не я, если бы не мое умение, мое упорство, моя смелость, если бы не те бессонные ночи, которые я провел возле твоей, дружок койки, если бы не испорченные поездками в отделение выходные дни и праздники, если бы не все это, тебя бы, дружище, уже давно не было среди нас.
Вот именно к этим единицам спасенных мною и принадлежал стоящий за мной и пахнущий дорогим французским одеколоном хозяин ресторана, да какого там ресторана, нет, хозяин жизни, Борис Семенович. Что и говорить, приятная встреча.
       - Что будете заказывать? -  поинтересовался у меня официант
       - Два кофе, нет три – поправился я.
       - Хотите кофе, Борис Семенович? -  поинтересовался я у стоящего рядом бывшего спасенного мной пациента.
       - С удовольствием, дорогой вы мой доктор.
       Мы сели за столик. Мой бывший пациент оказался очень хорошим собеседником, мы пили кофе, подшучивали друг, над другом, наперебой стараясь понравиться Светлане, а когда подошел официант и принес счет, я полез в карман за бумажником. Полез за деньгами, хотя на все сто, да какие там сто, на все триста процентов был уверен, что хозяин ресторана сейчас скажет, что нибудь, типа, да что Вы, доктор. Какие там счета, мелочи!
Заходите почаще, буду рад, ну, в общем, что-нибудь в этом роде.
       Оказалось, я ошибся!
       Борис Семенович, он же бывший спасенный мной больной, он же хозяин этого ресторана спокойно предоставил мне возможность расплатиться за кофе, кстати, и за выпитую им чашку, пожал руку, пожелал здоровья.   Пригласил заходить почаще и вальяжно удалился, оставляя за собой шлейф запаха дорогой жизни.
       Вот тебе бабушка и Юрьев день!
       Свете я ничего не сказал, но уходил я из ресторана с подпорченным настроением.
       Нет, мне совсем не жалко было своих денег. Конечно, нет! Просто мне было обидно за себя, за свой труд, за всю медицину, за всех своих коллег. Обидно было чувствовать себя дураком. Ведь я не просто заплатил за случайно встреченного и приглашенного мной за наш столик человека. Нет, я еще и положил деньги в карман своего больного. А он, больной мой бывший, посчитал, что так и должно было быть.
        Короче, мне было обидно за себя, за всех «людей в белых халатах» и стыдно перед Светланой. Она хоть и промолчала, но поняла все.
       Свинья на проверку оказался мой бывший, возвращенный с того света мною, Борис Семенович.
       Но это я к слову, просто вспомнилось, а к моим чувствам к Светлане все это ни малейшего отношения не имело.
       Просто вспомнился Бернард Шоу со своим, « чем больше я узнаю людей, тем больше люблю собак».
       А наутро Света позвонила и рассказала, что тетрадку, ну, ту самую, в которую я всякие признания писал, случайно нашел ее муж! Нашел и забрал. Забрал и спрятал! И найти этот компромат она не может!
Она, тетрадка эта, так и до сих пор не нашлась!
Вот так вот!
      Дни тянулись за днями, месяцы за месяцами.
      Многое изменилось в моей жизни и жизни Светланы.
     Я бы мог рассказать все, что случилось со мной за все эти годы, но это уже был бы совсем другой рассказ, да и вам, друзья мои, вряд ли все это будет интересно читать, тем более сейчас, и тем более в этом рассказе.
      Ведь с самого начала я обещал рассказать историю о любви!
      Сейчас я сижу у себя дома, на лоджии. На столике ноутбук, пепельница и чашка кофе с молоком. Я пишу этот рассказ и курю, поэтому дверь в комнату закрыта, что бы дым в квартиру не натягивало. Я пишу этот рассказик, дверь открывается. Это Светлана Ивановна, Светлана, Света, моя жена Светочка, принесла мне клубнику!
      Вот такая вот история со мной приключилась.
      История одной любви!
      Да, кстати, а про неудавшееся наше свидание, тогда, в Киеве, я все узнал. Света мне рассказала о причине своего странного поведения. Только ни я, ни Света никому об этом не расскажем, как говорил Буратино, хоть вы все дерись!
     Вот!




      
               

                Как я был «партизаном».
               




         
                Иногда мне кажется, что в свое время, я не правильно выбрал себе профессию.
                Когда я думаю, кем бы я мог работать, если бы не стал врачом, то, закрыв глаза, вижу себя в двух ипостасях. Нет, даже не в двух, а в одной, но очень похожей. Да, я вижу себя в униформе. Из меня мог бы получиться военный или юрист, и не просто юрист, а именно работник прокуратуры.
                Причем, если военный, то если не генерал, то, как минимум полковник, уж очень мне папаха нравится, лучше, конечно с красным верхом, но можно и обычную, на худой конец, конечно. И еще, мне всегда нравилась прокурорская форма, та, которую носили еще в советской прокуратуре, синий вицмундир без погон, двубортный с золотыми пуговицами, (не путать с формой лесника), и зелеными петлицами со щитами и мечами.
                Здорово! Мне и в медицине униформа нравится, я имею в виду свою зеленую пижаму и  белый халат.
                По-моему, в желании покрасоваться в форме, нет ничего необычного. Форма идет к лицу любому мужчине. Самый неказистый мужичонка, надев форму, приобретает, какую-то значительность  что ли, или солидность, ну я думаю, что вы и сами это замечали.
                С генералом у меня, конечно, ничего бы не получилось, это я про себя точно знаю. Как говорила героиня одного известного кинофильма, для того, что бы генеральшей стать, надо за лейтенанта замуж выйти. А что бы генералом стать, что надо? Правильно, надо до него дослужиться! Но вот служить я всю жизнь не любил, потому, что у слова «служить» и «выслуживаться» общий корень. Нет, дисциплину я, вообще-то люблю, но вот с выслуживанием у меня всю жизнь получалось плохо и, если в моей врачебно-хирургической жизни я и дослужился до «генерала», то не потому, что служил или выслуживался, а скорее наоборот. Не совсем понятно? Ладно, объяснять не буду, долго, да и к рассказу отношения это не имеет.
                С прокурорской карьерой бабушка, как говориться, тоже надвое гадала. Вам приходилось видеть еврея-прокурора? Только не надо подозревать меня в каких-то комплексах. Если они и присутствовали или присутствуют, то не в такой степени. Просто, объективная оценка реальности. Адвокатов с моей «сомнительной» национальностью хоть пруд пруди. С телеэкранов не слазят, прямо тебе звезды эстрады, и гонорары, по-видимому, получают не слабые, но, как говориться, не в деньгах счастье, а счастье в …  петлицах и золотых пуговицах.
                Как бы то ни было, а, закончив мединститут, я вместе с дипломом врача получил и звание, лейтенант медицинской службы запаса.
                И вот однажды, весной 1975 года это было, прихожу я домой с работы, а жена мне вручает торжественно повестку из военкомата, где мне предлагают завтра, к 9.00 утра прибыть для прохождения очередной медицинской комиссии.
                Может быть, когда я  про папаху генеральскую распространялся, кому-то из вас могло показаться, что служить в армии было моей мечтой. Ничего подобного, папаха с красным верхом мне всегда нравилась, а вот служить я не хотел никогда. Поэтому, получив повестку, настроение у меня подпортилось. У жены, естественно, тоже. Но, деваться некуда и на утро к 9.00 я явился в военкомат, доложился у начальника третьего отдела, этот отдел у них офицерами запаса ведает, и тут же получил, разъяснения, что является к людям Господь Бог, а офицер запаса в военкомат по повестке прибывает.
                Различие существенное, что и говорить!
                Прошел я быстренько медкомиссию, но история, как оказалось на этом не закончилась. Не для комиссии меня вызывали, нет.
                Оказывается, нашей Советской Армии военно-полевые хирурги уже были не нужны, а нужны ей уже были военные радиологи. А сделать из хирурга радиолога могут, оказывается, в Окружном Киевском военном госпитале, причем всего за 2,5 месяца. И, оказывается, среди нас сегодня есть, кроме меня, конечно, еще три счастливца, из которых этих самых радиологов и сделают.
                Ни фига себе новость! Конечно, сегодня послал бы я этого полковника куда подальше с такой его замечательной идеей. Но ведь это сегодня, а тогда… Тогда ничего другого мне не оставалось, как получив приказ тут же выполнить его. И приказ я этот получил, и литер проездной получил тут же, не отходя, как говориться, от кассы. 
                Кроме меня в увлекательное путешествие в город Киев, по направлению военкоматовского «полкана», на следующее утро отправились, детский хирург Миша Рубан, анестезиолог из моей больницы Вовик Плодистый и начальник медслужбы Черкасского аэропорта Коля Токовой.     Причем Колю, как старшего по званию, он уже был старлеем, назначили старшим группы.
                Армия штука тонкая и простым штатским не очень бывает сразу и понятная. Я, помню, тоже никак сразу понять не мог, почему в г. Киев из Черкасс надо было через г. Смела добираться, вместо того, чтобы просто сесть в поезд и через 6 часов в Киеве выйти. Но, литер на проезд «спецгруппы» был выписан именно так, с пересадкой в г. Смела. Из всего путешествия я только запомнил, как в вагон купейный садились, как водку и «тормозки» доставали, и как проводников к себе в купе пригласили. Все! Дальше мозги отшибло, потому, что очень уж весело было нам в эту самую армию ехать. На киевском вокзале мы в такси погрузились, и проснулся я уже только, когда к воротам госпиталя подъехали.
                Проснулся, глаза с трудом разлепил, глянул вокруг и… Лучше бы я вовсе не глядел! Все, думаю, уже началось, в смысле белая горячка! Одно обидно и не понятно, люди всю жизнь квасят и хоть бы хны, а тут за пару часов службы и уже с диагнозом. А о чем еще подумать можно было, когда вокруг тебя  сплошь инопланетяне, все в серебряных скафандрах, из под капюшонов морды жуткие с хоботами, и вдобавок все тебе в живот дулами автоматов тычут! Ни хрена себе поездочка получилась!
                Но, как оказалось, после проведения рекогносцировки на местности, с мозгами моими ничего страшного не случилось, и никакой «белочки» у меня и в помине не было, а инопланетяне оказались и не инопланетянами вовсе, а простыми солдатами, которые на КПП дежурили. Просто, у них в госпитале в тот день, ученья по противохимической защите проходили. Вот они весь день в спецкостюмах и противогазах прохлаждались.
                Как оформлялись мы, и как устраивались на место службы рассказывать не буду, врать неохота, а вспомнить все равно ничего не могу. Понял только одно. Жить мы будем не на территории госпиталя, а рядом, и называется то место, где из нас радиологов делать будут, по-военному строго засекречено «Интернатура 67». О том «замечательном» впечатлении, которое наша Черкасская группа произвела своим приездом на ребят, которые уже до нас в казарму вселились, мы узнали уже потом, когда раззнакомились. А тогда, помню, я на койку завалился и проспал до вечера, может и не совсем здоровым, но очень крепким сном.
                Проснулся часов в 10 вечера, глаза продрал и на поиски туалета в коридор подался. Только в коридор вышел, только на стенку глянул, а там, в аккуратной рамочке бумага висит. И называется эта пакость, а как же её еще назвать можно, «Правила внутреннего распорядка Интернатуры 67».
                Начал я дрянь эту читать, и протрезвел в один момент, даже про поиски туалета забыл.  Может, точно содержание все и не вспомню, но близко к смыслу передать постараюсь.
                Итак: 6.00 подъем, 6.15 утренняя зарядка, 6.30 туалет, 7.30 утреннее построение, 8.00 завтрак, 8.30 – 13.00 занятия в классах, 13.00-14.00 обед, 14.00 -16.00 строевая подготовка, 16.00 -18.00 самоподготовка, 18.30 вечернее построение, 19.00 – 22.00 личное время и 22.00 отбой.
                Прочитал я это и понял, все! Повешусь! Это кто же такой распорядочек 2,5 месяца выдержать сможет? Соказарменникам моим хорошо конечно, спят, гады, ничего еще не знают и ни о чем не догадываются. Интересно будет на их рожи завтра в 6.00 глянуть, когда их на зарядку потащат.
                Но, как говориться, утро вечера мудренее, оказалось и распорядок в нашей «Интернатуре» тоже не таким уж  страшным оказался. Жизнь внесла в бумагу, подписанную начальником «интернатуры 67» полковником Гончаруком, свои маленькие, но, на мой взгляд, существенные, коррективы.

                Оказалось, что подъем у нас начинался часиков, этак, в 10.00, завтрак, как говориться, ну его на фиг, про такие глупости, как всякие там построения и «строевые» за два месяца никто и не вспоминал. Справедливости ради надо сказать, что занятия в классах, хоть и не каждый день, но случались, а вот с отбоем сложности возникали ежедневно, потому, что вся военная наша жизнь вечером только и оживала.
                И основным мероприятием в вечернее время был, конечно же ужин, который начинался по военному пунктуально в 18.00 в столовой Киевского Высшего им. М.И. Калинина военного училище связи, а заканчивался вместе с последней каплей водки в нашей родной интернатуровской казарме.
                Да, вас не заинтересовало, чего мы жрать ходили в училище это?
Рассказываю, а вернее докладываю, это что бы уже совсем по-военному было. Оказывается, в госпитальной столовой, на момент нашего прибытия к месту прохождения службы, шел ремонт, и наше начальство договорилось на каких то там условиях с их начальством, что нас прикрепят, и будут кормить в столовой училища связи.
Кстати о связи!  Связь, не только у военных существует, бывают и другие формы связи, ну, например, связь поколений.
                Это для всех остальных, кроме меня, было просто высшее училище, а меня с этим учебным военным заведением связывали очень давние узы. Дело в том, что мой отец учился в этом самом училище и закончил его 20 июня 1941года! Улавливаете? Так что, ходил я два с половиной месяца, по тем же ступеням, по которым отец мой ходил и ел в той столовой, в которой ел курсант Богуславский М.Я. Здорово!
                Как вы уже поняли, завтракать и обедать мы в столовую не ходили. Во-первых, еды у нас и в казарме хватало, а во-вторых, и это основное, училище наше, вместе со столовкой, находилось на расстоянии нескольких трамвайных остановок от казармы нашей. Ну, какой дурак три раза в день туда ездить будет? Да это еще вместо утренней дремы и послеобеденной сиесты? И еще, деталь немаловажная, в училище ведь в форме приезжать надо было, а форму нам еще ту выдали, недаром в Советской Армии, таких как мы, «партизанами» называли. Короче говоря, ужинали мы все же в училище и, справедливости ради, скажу, что кормили нас там совсем неплохо.
                И вот, во время одного из таких ужинов, случилась история, ради которой я вам все это рассказывал.
                Вернее, история случилась после ужина!
                Как обычно, выпив положенные нам самими себе сто-двести граммов водочки и занюхав рукавом гимнастерки в своей родной казарме мы, дружным коллективом отправились в училище. Закусывать.
               По дороге наша группировка, совершенно по-военному, как и положено, совершила привал возле пивных автоматов, т.е. шли мы четко по графику и, ровно в 18.00, уже закусывали чудесным армейским пловом с курицей, пили компот из сухофруктов, с полагающимися нам, на «офицерский доппаек», печеньем и маслом.
                Вышли мы после ужина из столовки, настроение чудесное, весна, апрель-месяц на дворе, покурили и на выход подались. А надо сказать, что для того, что бы на улицу с территории училища попасть, надо было через центральный корпус пройти, а на первом этаже, перед входной дверью всегда дежурный офицер сидел, причем с погонами не ниже майора и с повязкой на рукаве. Мы каждый вечер на ужин когда шли, мимо него проходили, дежурные менялись, а мы уже за время службы нашей так к ним привыкли, что и внимания на них не обращали, да и они на нас тоже. И вот, иду я через этот самый центральный холл, настроение прекрасное, ужином, водкой выпитой, и пивом в пути запитой, довольный. Предвкушаю, какая сегодня вечером «культурная программа» намечается, а мы в тот вечер с девчонками-поварихами познакомились и на дружескую, так сказать, встречу их к себе в казарму пригласили. Курсантов, которые туда-сюда вокруг меня по холлу и лестницам носятся, разглядываю. Вообщем, расслабуха полная, ремень на шею повесил, гимнастерка на пузе расстегнута, и пилотка в кармане торчит.      Иду, никого не трогаю, о своем думаю, и вдруг, ни с того ни с сего, без всякого объявления войны, и причем, совершенно не понятно откуда, раздается совершенно не человеческий, не людский какой-то крик:
             «Училище! Смирно!»
             И что вы себе думаете? Все курсанты, офицеры, все, кто-где стоял, на том же самом месте по стойке «СМИРНО» замерли, и руки к козырькам фуражек военных и пилоток приложили, честь то-есть, отдали!!! Не успел я понять, что к чему, как наш дежурный, в полковничьих погонах и с повязкой на рукаве вскочил во весь рост, и, печатая каждый шаг, рванул к входной двери на несгибающихся ногах. Стадное чувство великая сила, об этом каждый знает, об этом еще старик Фрейд писал.
             От полноты чувств и чувства причастности к этому, хоть и не понятно по какому случаю состоявшемуся священнодействию, а также под влиянием всего того количества алкоголя, который был мною накануне употреблен я подтянул, насколько это было возможно, учитывая плотный ужин, свой несколько отвисший живот, и став «во фрунт», тоже приложил руку к голове. При этом я совершенно не вспомнил, что нахожусь в советской, а не американской армии, это у них там козыряют и честь отдают без головного убора на голове, а у нас это, мягко говоря, не принято, не по уставу, значит.
              И вот, стою я с видом Йозефа Швейка посреди холла, а наш дежурный офицер уже успел весь холл пересечь своим замечательно-художественным шагом и остановился аккурат напротив, кого бы вы думали? Ага!!! Начальник Училища, генерал-лейтенант войск связи стоял в пяти шагах и смотрел он, генерал, на меня, каким-то не очень добрым и, как мне подсказывала интуиция, очень нехорошим взглядом, не понравился я ему, это сразу видно было.
              А вот он мне понравился, и даже  очень! Не даром ведь, мне, так всегда генеральские погоны и лампасы нравились, ведь не даром я себя, иногда, генералом видел. И в своей стойке «смирно», и в чести, ему, генералу, мною отданной, ни грамма фальши не было, а были  одна только любовь и уважение!
               Дежурный, тем временем, до генерала домаршировал, вытянулся, и как заорет не человеческим голосом:
              «Товарищ Начальник Училища! За время моего дежурства во вверенном Вам училище и т.д. и т. п.»
              Но генерал его не слушал, и на него не смотрел! Товарищ генерал смотрел только на меня! И при этом на его лице проявлялись самые разнообразные эмоции от удивления и непонимания до отвращения и брезгливости.
             А дежурный офицер все продолжал свой рапорт, ведь я стоял у него за спиной и меня он никак видеть не мог.
             Начальник училища сделал шаг вперед, протянул руку, отодвинул в сторону удивленно замолчавшего дежурного, и, не обращаясь ни к кому персонально, а просто так, в воздух, спросил:
             «Что это? Что это такое?»
             При этом взгляд у генерал-лейтенанта был такой, будто он, генерал увидел посреди надраенного пола вверенного ему училища кучу дерьма и при этом эта куча еще и воняла! Н-да! 
             Конечно, к этому времени я уже понимал, что под словом «это» подразумеваюсь я, и «это» уже отлично понимало, что ничего хорошего от встречи с начальником в лампасах ждать нечего.
             «Это» уже догадывалось, что руку от головы надо бы немедленно убрать, ремень с шеи снять и на место его надеть, что неплохо было бы и пилотку на голову пристроить. Весь хмель из моей, непокрытой форменным головным убором головы, уже давно выветрился, и я уже точно знал, что самое лучшее, что я мог бы в тот момент сделать, так это испариться и никогда больше здесь не показываться. Но, я продолжал стоять, как вкопанный.
              Дежурный полковник назад повернулся и наконец тоже меня увидел. Тут у него и речь отнялась, куда только бравый вид делся. Начал он что-то там лепетать, вроде товарищ генерал-лейтенант, это так, из госпиталя, ну, курсанты ихние, ну, договоренность там есть какая-то, они у нас едят здесь, временно, так сказать, пока у них там, в госпитале их ремонт в столовой ихней, ну сами понимаете.
                Но, Начальник училища ничего не понимал.
               Говорили, что он, начальник, закончил в свое время суворовское училище, потом это самое училище связи им. М.И. Калинина, успел повоевать, дослужился до генеральских погон, то есть всю свою сознательную жизнь провел в армии, всю жизнь в форме проходил и, поэтому, ничего понять он не мог. Не мог, да и не хотел.
               Генерал молча, с незакрытым ртом, слушал мой трогательный рассказ про форму, которая ни к черту не годиться, потому, что гимнастерка выдана на два размера меньше, а шинель на размер больше, что сапоги оказались тоже, как с чужой ноги. Вообщем, я плел всякую чушь, а все стояли по стойке смирно и молча слушали.
               Первым очнулся генерал и из всего того, что им было сказано, я понял только, что такая мерзость и гадость, как я уже одним видом своим и присутствием разлагает дисциплину в его училище, что в таких шинелях и гимнастерках, как моя, врачи весь фронт прошли, и, что, начиная с этой минуты и до конца своей службы я буду, в качестве находящегося на гауптвахте, мести метлой Крещатик!!! Все это, было сказано с каким - то зловещим придыханием и я понял, что спасти от этой самой гауптвахты меня может только … побег. 
           Конечно, найти меня, при желании, никакого труда не составляло, но об этом я думал уже в пути, когда, проявив недюжинную прыть, догонял отходящий от остановки трамвай, который, позванивая на поворотах, увозил меня прочь от училища с его генералом, дежурным полковником и куриным пловом по бульвару Леси Украинки, в сторону моей родной казармы.
            Никто, конечно, меня не искал, никому я там, в училище этом был не нужен, но на ужин я больше туда не ездил, расхотелось мне ужинать в столовой училища связи, вот!
            Потом были экзамены, которые мы все успешно сдали на отлично, потому, что старший группы, старший лейтенант медицинской службы запаса Коля Токовой припер со своего аэропорта 20 литров чистейшего медицинского 96 градусного спирта и председатель экзаменационной комиссии, майор Ткаченко, был нами очень доволен. 
             А потом мы, новоиспеченные радиологи, прибыли в горвоенкомат с торбой коньяка, который торжественно и с чувством искренней благодарности за представленную нам возможность 2,5 месячной службы на Бессарабском рынке, вручили начальнику третьего отдела.
              И нам тут же в наших военных билетах поменяли ВУС, воинско-учетную специальность, и я из хирурга превратился в радиолога. И не просто в радиолога, а начальника радиологической лаборатории отдельного зенитного батальона.
              А еще через год, во время очередного вызова в тот же городской военкомат меня, по-военкоматовски, деликатно спросили, какой придурок из меня, оперирующего хирурга, радиолога надумал сделать?
              Я промолчал. А что тут отвечать было?