Глава 1.
Меня разбудил странный звук. Словно звон серебряных колокольчиков на ветру. Голова гудела, и я несколько минут не мог сообразить, откуда в квартире мог появиться этот звук. Я открыл глаза и уставился в потолок с тонкой солнечной полосой по диагонали. В ее свете плавали частички пыли. Я прислушался, даже дыхание затаил… И вот… снова… Этот звук. Теперь уже точно понятный – женский смех. Немного приглушенный, приятный тембр, приятная тональность. Красивый смех у людей встречается очень редко, но чтоб настолько... Слышать его было заразительным удовольствием. Я вздохнул, потер глаза кончиками пальцев и сам бы улыбнулся, даже засмеялся бы, если бы не было так больно.
Часы на прикроватной тумбочке показывали почти полдень. Отлично выспался, как ни странно, не помню, когда в последний раз вставал так поздно и без будильника. Я сел на широкой не расправленной кровати, накрытой светлым шерстяным пледом. Видимо вчера я был не в состоянии даже раздеться. На мне была всё та же темно-синяя футболка измятая и порванная на животе, пропахшая табаком и потом, и джинсы с потертостями какого-то модного дизайнера. Марк сказал, что они поднимают мой статус среди обычных людей, вроде таксистов и официанток и что надо этим пользоваться.
Честно признаться, я вообще не помню, как добрался до кровати. Надеюсь этой девушке, Софи, или как там ее вчера звали, не пришлось тащить меня на себе.
Я направился в ванную, дверь была прямо напротив кровати. Когда часто переезжаешь с места на место, начинаешь быстро ориентироваться в окружающем пространстве, хоть и испытываешь иногда первобытный ужас от того, что не помнишь, где ты и кто ты вообще. Я посмотрел на свое тусклое отражение, ополоснул ноющее лицо холодной водой, почистил зубы, выдавив пасту прямо на палец. Зубная щетка валялась рядышком на полу, поднять и промыть ее мне совсем не хотелось, побрезговал.
Да, брезгливый и презрительный – вот, что бы вы подумали, если бы увидели меня. Все потому, что на моей правой щеке от края ноздри до угла рта тянется тонкий шрам, едва заметный, похожий скорее на складку, когда вы морщите нос, почувствовав неприятный запах. Из-за этой раны правый уголок губ слегка приподнят, как будто в презрительной ухмылке. Шрам у меня с детства, с ним уже ничего не поделать, но с каждым годом он становится все меньше и меньше. Глядишь, годам к шестидесяти совсем исчезнет! Кожа бледная до отвращения, длинная черная челка, сейчас висящая свалявшимися патлами от долгого сна и пота, голубые глаза, как будто акварель залили вместо радужки, без всяких вкраплений, кристалликов, и совсем не тянут на поэтичные сравнения ни со льдом, ни с морскими пучинами.
Ванная комната была разгромлена… Полочка с банными принадлежностями – на полу, на большом зеркале – паутина трещин, шторка с разноцветными рыбками сорвана, на белоснежном кафеле и в сияющей эмалированной ванне запекшиеся капли крови. Непроизвольным жестом я ощупал свой опухший нос, уже в который раз, вроде не сломан, но дышать трудно. Под левым глазом назревал синяк. Хорошо хоть зубы не выбил. На затылке вскочила шишка… Да, точно, эта впадина на зеркале с разводами трещин от моей головы, не иначе. Надо бы аспирин выпить. С кухни снова раздался женский хохот, на этот раз я не удержался и фыркнул от смеха. Лицо тут же треснуло болью, а из раны на губе снова пошла кровь.
Еще несколько минут я раздумывал над тем, не уйти ли мне. Вот так, быстро собрать вещи в свой рюкзак и незаметно выскользнуть в коридор, пока Марк занят Софи. Возможно, он не заметит моего отсутствия еще пару часов… Это спасло бы меня от позора вчерашней ночи и перед ним и перед Софи, хотя сама она сейчас хохотала так, словно и не испугалась вчера до чертиков, так, что ее колотило чуть ли не до самого утра, словно бы не рыдала, спрятав лицо и не шептала снова и снова: «Вы убьете меня, да? Убьете?» С наступлением утра все страхи казались слишком надуманными, как бывает в детстве.
Девушка была на редкость красивой. Высокая, стройная, с длинными светлыми волосами, голубыми глазами, остреньким носиком и подбородком. Со светлой матовой кожей, как будто масла, которым так нещадно поливают свои тела другие девушки в ночных клубах, из-за чего на них липнет пыль, чужие волосы и прочее мертвое дерьмо, для нее не хватило. Она была чистая. Ее нервно дрожащие губы, как будто все время хотели что-то говорить, или улыбаться, или целовать. От них невозможно было оторвать взгляд, чтобы ничего не пропустить. Наверное, именно поэтому она так понравилась Марку. Он ткнул меня локтем и кивнул в ее сторону. Девушка сидела за барной стойкой и бросала нервные взгляды густо накрашенных глаз на бесновавшуюся толпу. Очевидно, что она искала кого-то. Нет, не определенного человека, скорее «дичь». Она заметно волновалась.
Я подсел на стул рядом с ней, поздоровался с хорошо знакомым мне барменом, дал знак, что мне как всегда – легкий жест кистью и улыбка завзятого прожигателя жизни. Девушка сначала улыбнулась моим дорогим часам, а потом одарила взглядом и меня.
- Привет, - сказал я одними губами и махнул ей рукой. Пытаться перекричать клубную музыку было бы пустой затеей. Она кивнула в ответ. Я переглянулся с барменом и показал ему на девушку. Он расплылся в кривой усмешке. Он знает, что делать. Крепкий коктейль из текилы и самбуки должен усыпить ее бдительность. Все идет по ее плану. Парень решил ее споить – хороший признак. Если она еще не страдает алкоголизмом, то пить не будет. Она попробовала и закашлялась. Я уже приблизился к ней вплотную и спросил:
- Сколько?
Девушка изобразила возмущение, но я продолжал придурковато улыбаться и невинно пожимать плечами в знак глубокого сожаления, что оскорбил ее. Потом сделал вид, что ухожу, отсчитав из дорогого бумажника приличную сумму для бармена. Девушка поймала меня за руку.
Так Софи и оказалась с нами.
Когда я вошел в кухню, Марк стоял ко мне спиной и жарил яичницу. Софи сидела на деревянном стуле с подушечкой за круглым также деревянным столом а-ля «домик в деревне», подогнув под себя правую ногу. Она умылась и собрала свои светлые волосы в хвост, что ей было очень к лицу. Лишь одежда: мини-юбка и топ с блестками – были теперь неуместны. На некоторые вещи нельзя смотреть днем, потому что они сразу же теряют свою привлекательность. Например, этот блестящий топ вчера в неоновом свете ночного клуба смотрелся просто восхитительно, а теперь я видел, что это просто старый, заношенный кусок материи с отвалившимися кое-где блестками.
- Доброе утро, Фанни! – громко сказал Марк, и только тогда Софи обернулась ко мне. Я нервно передернул плечами и у меня даже мурашки по позвоночнику побежали. Каким-то непостижимым образом Марк всегда знал, где я нахожусь в пределах одного замкнутого пространства. Словно он был пауком, который чувствовал вибрации тонких нитей, натянутых по периметру квартиры.
- Доброе, - буркнул я, подошел к столу и сел напротив Софи. Стол был довольно большой, на нем уже дымился кофе в белом кофейнике, стояли чашки в какой-то уродливый цветочек. Окно было плотно занавешено несколькими слоями золотистой тюли, но солнечный свет всё равно был таким ярким, что у меня зубы заныли. Вся кухонная мебель в этой квартире была из светлого дерева – ящички, разделочный стол, шкафы. Марк ловко обращался со сковородой, подкидывая на ней шкварчащий завтрак, и именно это приводило Софи в буйный восторг, так что она хохотала и хлопала в ладоши. Потом он быстро распределил содержимое сковороды на три белоснежные тарелки, поставил на стол и уселся сам между нами.
- Фанни? Почему ты позволяешь ему называть себя «Фанни»? – подмигнула мне Софи.
Я не мог понять издевается она, шутит или говорит серьезно. Марк не обратил никакого внимания на ее слова. Я хотел было ответить, что это вообще не ее дело, как он меня называет, но решил промолчать, чтоб не нагнетать атмосферу.
- Черт! – он впервые взглянул на меня. – Что у тебя с лицом?
Софи теперь уже с откровенным интересом уставилась на нас.
- Ерунда, - ответил я.
- Это что? Я? Не может быть, - Марк в замешательстве потер лоб, словно бы силился вспомнить. Вот только этого мне сейчас не хватало!
- Ничего, забудь, - быстро сказал я и попытался улыбнуться.
- Боже мой, - пробормотала Софи, закатила глаза, и стала ковыряться вилкой в своем завтраке, кажется у нее пропал аппетит.
Марк снова посмотрел на меня тревожно, нахмурившись. Как бывало раньше в таких случаях, вчера я заставил его принять успокоительное, а потом еще лошадиную дозу снотворного. Наутро он мало что мог вспомнить, да и со мной свои мысли не обсуждал почти никогда. А теперь я всё гадал, о чем же он думает сейчас, прожигая меня своими черными глазами. Как ни странно я не чувствовал вообще ничего. Внутри была лишь пустота, слепая и глухая. Иногда со мной такое случается. Хотя, помнится, еще вчера у меня был заготовлен полный план действий, чтобы оправдаться. Задумавшись об этом, я снова ощупывал свой нос, это как болячка, которую просто невозможно не сковырнуть, так и тянет потрогать.
Марк собрал со стола тарелки и потрепал меня по плечу – совершенно чуждый мне жест какого-то взрослого мужского мира.
- Извини, Фанни, - вздохнул он и улыбнулся.
Софи фыркнула:
- Фанни! Идем, Фанни, я приведу твое лицо в порядок!
Потом она резко встала, как взведенная пружина, видимо, не только я хорошо выспался сегодня, взяла меня за руку и повела в просторную гостиную со светлой кожаной мебелью, пледами и белоснежным ковром в середине комнаты. На пуфике рядом с имитацией камина стояла раскрытая аптечка. Я так и не успел убрать ее вчера. Сначала Марку стало плохо, потом пришлось успокаивать Софи.
Девушка посадила меня на диван, который неприятно присвистнул своей лощеной поверхностью, так и говоря всем своим видом: «Не испачкай меня, ублюдок! Не для таких как ты я был создан!» Мне было неловко от всего этого шика, я никогда к этому не привыкну, наверное. Я поспешил переместиться на краешек, комплекс нищеты засел во мне прочнее некуда, в самые гены. Софи рылась в аптечке, приговаривая:
- Вот это арсенал! Аминазин, диазепам, мепротан, - зачитывала она названия, наклеенные на разноцветные баночки. Я знал их наизусть и отличал именно по цвету. Вскоре все цвета радуги у меня начали ассоциироваться с этими названиями, например, красный цвет я стал называть «диазепамовым». Софи ловко выудила темно-коричневую склянку с названием «Троксевазин – от ушибов и синяков» и вернулась ко мне.
- Давай, Фанни, расслабься, сядь поудобнее, - она заставила меня облокотиться на спинку дивана и запрокинула мне голову, а сама села мне на колени. – Извини, надо было еще вчера это сделать.
- Что сделать? – заволновался я. Не сказать, что мне было неприятно от теплой тяжести ее тела на своих коленях, но я насторожился и ждал подвоха, слишком уж ласкова она была со мной.
- Обработать твои боевые ранения, - усмехнулась она и добавила, скривившись: - Фанни!
Мне было интересно видеть перед собой ее симпатичное лицо, очень молодое, а без косметики совсем нежное и детское, которому она придавала различные милые гримасы, и я улыбнулся, несмотря на боль.
А потом она задала вопрос, который мучил ее уже очень давно, но спросить она, то ли боялась, то ли считала неуместным…
- Что… - она запнулась, прокашлялась и с большей уверенностью проговорила. – Что это такое было вчера?
- Где? – безучастно переспросил я, придав голосу непринужденность, хотя руки мои до сих пор подрагивали, и правое веко снова атаковал нервный тик. Я чувствовал, как ладони покрываются мельчайшими капельками холодного пота.
- Ну вчера… ночью, в ванной? Что такое с ним происходит?
- Ты не должна была этого видеть, испугалась? – спросил я, искренне сочувствуя.
- Гос-с-сподии, - выдохнула она. Ее холодные тонкие пальцы ловко обращались с мазью и с моим лицом. – Тут немного осталось этой дряни. Он часто тебя бьет?
- Это случайность, понимаешь?
Она лишь усмехнулась, ее красивые тонкие брови изогнулись в жалостливом выражении. Ей было жалко меня. Мне и раньше доставалось, тоже мне, новость. Марк мог расквасить мне нос локтем, или под ребра двинуть – совершенно случайно, но чтоб вот так методично, целенаправленно и с такой яростью избивать – нет, это было впервые. И даже это вовсе не означало, что он хотел причинить мне боль или убить, всего лишь стечение обстоятельств. Точнее сказать, я сам виноват… Всё пошло не так вчерашним вечером. Начиная с Софи, заканчивая этой кровавой баней, невольной свидетельницей которой она стала.
- Он мог тебе череп раздробить, - пробормотала она, осматривая мою рану на затылке. – Хорошо было бы в больницу тебя отправить, швы наложить.
Конечно мог, какие вопросы. Марк был сильнее и здоровее меня, хоть и ниже ростом почти на голову, кроме того, он умел драться, знал, куда нужно бить и как сделать это побольнее. Надо признать, ради справедливости, что это не раз спасало наши шкуры.
- Откуда ты всё знаешь? – я сделал вид, что удивлен, лишь бы отвлечь ее внимание от идеи с больницей. Ненавижу больницы. – Ничего, само заживет.
- Ага, и это, - сказала она, указывая на свою разбитую до крови коленку. Она поставила свою длинную стройную ножку на диван и намазала той же мазью и свое «боевое ранение».
– Правда теперь у меня нетоварный вид на недельку-другую, - скривилась она. – Вот что мне теперь делать? Мне нужны деньги. Мы могли бы… ну, если хочешь… Твоего друга я кажется уже не интересую.
Она положила руку с безупречным маникюром на мое колено. От неожиданности я вздрогнул.
- А ты думала… Нет, я заплачу, конечно, иначе было бы несправедливо, - быстро спохватился я.
Надо было сразу дать ей денег, сколько бы Марк не пообещал. Девушка, по всей видимости, не так давно в этом бизнесе, иначе потребовала бы деньги вперед, как это принято. Будь она поопытнее, уже пригрозила бы вызвать охрану или натравить своего сутенера. Хотя, возможно у нее нет сутенера, вообще никого. Тогда задача была проще пареной репы – завербовать девушку с улицы, без связей, без покровителей, предложив ей защиту, теплый кров, да почти семью, в конце концов! Я встал, достал бумажник из кармана куртки, висевшей на спинке кресла, и отсчитал пятьсот баксов, этого, на мой взгляд, было более чем достаточно – она просияла.
На кухне что-то упало, я замер и прислушался, выпрямившись, руки самопроизвольно сжались в кулаки. Софи ойкнула от неожиданности, с которой этот звук прорезал тишину и спокойствие воскресного утра.
- Всё в порядке, Фанни! – раздался голос Марка. Я выдохнул, казалось, что я не дышал целую вечность.
- Ты уверен, что теперь с ним всё нормально? – шепотом спросила Софи, она выглядела очень испуганной и всё время оглядывалась в сторону кухни. Надо же, а я было уже решил, что она тоже ничего не помнит из-за выпитых коктейлей. Но ее огромные от ужаса глаза говорили об обратном. Она принялась покусывать ноготь на большом пальце правой руки. Красивая, стройная, высокая, здесь, в моем присутствии она была неуместна, как хрустальная ваза среди серых кладбищенских камней.
- Да, не волнуйся… Это бывает иногда. Как бы… Ну… Он видит демонов.
Глава 2.
- Что? – она уставилась на меня, приоткрыв свой красивый рот. – Вы что, психи?
Я грустно усмехнулся, вполне вероятно…
- Ты когда-нибудь слышала про пропавших детей?
- В смысле? Дети? Ну да, иногда они пропадают, а потом…
- Потом находят их растерзанные тела… Да-да, - я нетерпеливо махнул рукой. – Некоторые люди делают с ними разные… страшные вещи… несколько дней, прежде чем убить, или замучить насмерть.
Она всхлипнула и стала раскачиваться вперед-назад, подтянув колени к груди и обняв их руками:
- Вы все-таки меня убьете? Да?
- Прекрати так говорить, Софи, мы что похожи на убийц проституток? – усмехнулся я.
- Откуда мне знать? Может вы торговцы донорскими органами!
- Нет, - покачал я головой, потом привычно уселся на пол, облокотившись на диван у ее ног. Очень хотелось курить, но обстановка была слишком шикарна для моих дешевых сигарет, от которых я не смог отвыкнуть, как бы Марк не старался привить мне любовь к дорогим удовольствиям.
- Почему ты стала этим заниматься? - спросил я.
- Потому что это казалось проще всего, понимаешь? Я всегда нравилась мужчинам, кажется, всё вело именно к этому… Я приехала работать в ресторане по контракту, а меня кинули, не заплатили ни гроша, а потом ко мне подошел какой-то иностранец и предложил тысячу за ночь… Я согласилась. Это легкие деньги.
Я коротко кивнул в знак согласия.
- Ты давно с ним знаком? – она указала взглядом на дверь в кухню.
- С детства, - ответил я.
- В нашем интернате никто не знал, как он появился. Только я смутно догадывался, что мы как-то связаны. Странное ощущение. Вроде как видел уже этого человека, то ли в один садик ходили, то ли в больнице как-то вместе лежали. В том возрасте, когда память еще только-только формируется, и сам не можешь понять свои воспоминания – сон ли, вымысел, или правда. Как различить? Вот так и я не мог. До некоторого времени.
Мне было шестнадцать, ему – семнадцать. Учился он вполне сносно, науки схватывал буквально на лету, и со стеснительной улыбкой отвечал учителям: «Чего же тут не понять? Всё ясно!» Дрался постоянно. Эти гипсы, травмы, синяки – явись он хоть раз без них, его и не узнал бы никто. И из-за постоянных попаданий в больничное крыло хронически отставал от программы.
Он ни с кем не общался, и однажды ребята перестали лезть и задирать его, просто перестали замечать. Мне было жаль, что он не идет играть с нами в футбол, ведь это так весело, жаль, что не ходит с нами купаться в речке и ловить рыбу… Мне всегда казалось, что он несчастен.
Такой уж характер что ли у меня – защищать всех изгоев. Так всегда было, сколько себя помню. В детдоме я всегда защищал самого слабенького из всех, успокаивал плачущих девчонок, клеил лейкопластыри на их разбитые коленки… Как-то раз попытался просить защиты у воспитательницы, но она отвернулась с усталым лицом, что-то проохала и закричала в толпу беснующихся на детской площадке детей: «Группа! Всем построиться! На обед!» Тогда я понял, что никто, кроме меня этих детей не спасет… И не беда, что я сам был ребенком, мне казалось, что я намного старше, сильнее, умнее.
С Марком сработала та же программа. Я звал его играть с нами в футбол, потом в кино, потом все, кроме него, пошли в поход…
- Слушай, да что ты пристал? Мне не интересно! – оборвал он меня как-то на полуслове. И вдруг я впервые в жизни осознал, что и в самом деле могут быть вещи намного интереснее, чем футбол, кино и глазеть на девчонок… НО… Если это так, то какие это вещи? Любопытство буквально пожирало меня следующие два дня. И я начал следить за Марком. Сразу после уроков, он шел в столовую, где ему доставались какие-то жалкие объедки, потому что, как я уже говорил, его перестали замечать. А когда тебя перестают замечать твои одноклассники, то это распространяется как чума на учителей и весь персонал… Повариха каждый раз всплескивала пухлыми покрасневшими руками при виде Марка и причитала:
- Ой, еще один! Снова одного не посчитали! – и в доказательство тыкала коротким пальцем в список учеников, где имя Марка забыл вписать дежурный.
- Спасибо, - цедил он сквозь зубы, принимая в дар ломти хлеба с маслом и сильно разбавленный стакан сока.
Озлобленность сквозила в любом его действие, так как была частью его самого, норма его мира, его жизни.
Потом он шел на школьную площадку, сидел на самой дальней скамье, иногда просто смотрел по сторонам как-то настороженно, иногда читал учебники. Я начал подсаживаться к нему, делая вид, что это всё совершенно случайно… Настойчиво интересовался насчет домашних заданий. Сначала он отвечал односложно, но через некоторое время уже давал списывать. Учился он хорошо, а мне школьные предметы давались нелегко, впрочем, как и большинству мальчишек из неблагополучных семей. С наследственностью трудно поспорить, тем более, когда за плечами искалеченное детство с не долеченными простудами, травмами, изоляцией от нормальных людей, когда тебе уже начинает казаться, что все трезвые – какие-то идиоты, а школа – пустая трата времени, которое можно потратить на попрошайничество или что-нибудь другое более полезное. Хорошо, если родителей рано лишают родительских прав, и ты еще можешь начать отстраивать свой собственный мир заново. Не такой уж и хороший, конечно, в интернате, но всё же мне там нравилось, другую свою жизнь я почти не помнил, и откровенно не понимал детей, которые сбегали к своим наркоманам родителям. Наряду со всеми неурядицами и проблемами выдавались на моей памяти и отличные деньки, просто замечательные. Например, летние каникулы, экскурсии, обычные мальчишеские шалости и игры. Или вот делать домашку с Марком на скамейке, пока не станет совсем темно и холодно. У него всегда был этот дар – раскладывать по полочкам все непонятные моему сознанию вещи, да так, что я потом сам удивлялся, как не мог вычислить квадратный корень или запомнить теорему Пифагора.
У меня было много друзей в интернате. Был среди нас и негласный лидер – Давид. Он всем рассказывал, что беженец из Словении, но ходили слухи, что его просто подбросили цыгане, когда его мать умерла. Это то и было очень странным, цыгане никогда не бросали своих детей. Скорее всего, он был просто полукровкой, а таких связей цыгане не прощали, должно быть и мать его убили именно поэтому. Так вот Давид запретил мне общаться с «этим недоноском – Марком». А уж Давид мог запретить что угодно, его все боялись. Он действовал не грубой силой, как можно было бы предположить, он никогда никого и пальцем не тронул. Этим занимались ребята постарше и посильнее за пару крон. Давид был хитрым и изворотливым. Когда он был младше, то не стеснялся плакать и жаловаться воспитателям, обманывать, манипулировать их чувствами, лишь бы добиться своего. Например, места в общей спальне получше, порции обеда побольше, высокой оценки, или чтобы свести личные счеты с неприятелями из-за отнятой игрушки. Поэтому, чтобы влиться в компанию для игр, нужно было спросить разрешения у Давида, что собственно я и сделал. Подошел на общем дворе и спросил:
- Можно Марк будет с нами играть в футбол?
- Нет, - коротко ответил Давид и сплюнул, как будто ему даже мысль о Марке была тошнотворна. Вся его банда тут же загалдела в знак одобрения. Они называли Марка психом и уродом. Я тогда ничего не мог им возразить. Этих ребят я знал уже много лет, а Марк только появился, потому и выбор был не в его пользу.
После того разговора, через пару недель, я совсем перестал делать уроки с Марком на его скамейке. Да и похолодало уже прилично, была поздняя осень. А когда Марк подошел и спросил, почему я даже не здороваюсь, то я со всей свойственной мне наивностью ответил, дескать, Давид не велит мне общаться с ним, а быть избитым из-за этого в общем туалете мне никак не улыбается.
- Ты что, всё забыл? – вдруг спросил Марк. – Ты ведь мне обещал!
- Что? – не понял я.
- В районном детском доме, тупица! – разозлился Марк. – Тебя там еще звали Степан, а не Стефанн, как здесь!
Затем он нахлобучил на голову капюшон своей куртки и вышел во двор, бросив на прощание:
- Ты должен вспомнить! Постарайся!
Той ночью я спал плохо, мне снилась моя прошлая жизнь. Еще в российской глубинке на границе, до той неразберихи, которая началась после сноса нашего старенького детского дома, детей расселяли кого куда, в том числе и в соседние «дружественные республики», а после перестройки и развала СССР, я прочно обосновался и стал гражданином тогда еще Чехословацкой Социалистической Республики. После 1993 года меня уже никогда не называли Степаном. И я начал вспоминать, неожиданно для себя. Мне тогда было лет восемь. Я вспомнил, как пахло в нашем дворе – опилками, подгнивающим деревом от постройки нашего корпуса, грязью и сыростью, прелыми листьями той осенью. От рук нянечки пахло детским кремом, она была добра со всеми, кажется, мы ее звали «тетя Юля». У нее были светлые волосы, серые невыразительные глаза, бледная кожа, скованные движения и скупая мимика, но мы считали ее самой красивой девушкой на свете. Как-то раз тетя Юля подозвала меня и указала движением головы на мальчишку, который сидел на бордюре клумбы, покрытой ковром желтых листьев. Дети вокруг носились, визжали, играли в мяч и прыгали через скакалку, а этот мальчик сидел неподвижно и смотрел в одну точку далеко впереди.
- Может попробуешь подружиться с ним? – лепетала своим добрым тихим голосом тетя Юля. Ну как я мог ей отказать?
Я подошел к мальчишке со своим игрушечным грузовичком с синим пластмассовым кузовом, он взглянул на меня исподлобья злыми черными глазами.
- Хочешь, поиграем? – спросил я и улыбнулся ему. Но мальчик лишь ударил по грузовичку, который выпал у меня из рук и бросился бежать. Следующие несколько дней история повторялась. Как только кто-то приближался к странному мальчику ближе, чем на пару шагов, он начинал драться или просто убегал.
А потом неожиданно, в комнате для игр, где собирали детей из младшей группы, потому как на улице было уже слишком прохладно, он сам подошел ко мне и положил кубик с буквами в кузов грузовичка, который я катал по полу. Он никогда ничего не говорил, просто сидел рядом и смотрел, как я ловко обращаюсь с перевозками разных предметов на своем грузовичке, или как я учусь читать, пыхтя и краснея от усилий, ибо развитие мое несколько задерживалось. А меня его компания не напрягала – на том мы и сошлись.
Иногда по ночам в общей спальне нас всех будили его вопли. Прибегала дежурная воспитательница с медсестрой, и они уносили визжащий вырывающийся комок в простынях. Тогда он пропадал на несколько дней, ребята говорили, что он в больничном крыле. И я, набравшись смелости однажды, заглянул туда. Да, странный мальчишка был именно там. Серое лицо, взгляд, устремленный в потолок… Поначалу мне показалось, что он и не дышит, но вдруг он посмотрел мне в глаза и я нервно передернул плечами – так сильно меня пробрало.
- Не дай им меня забрать, - прошептал он хрипло.
- Хорошо, - ответил я, хоть и не понял ничего.
- Обещаешь?
- Да, обещаю, - я даже попытался улыбнуться, хоть и страшно мне было не на шутку.
А еще через несколько дней я шел поздним вечером из туалета, свет уже выключили, что означало отбой, когда услышал странный разговор в коридоре. Тетя Юля надевала свое старенькое серое пальто, собиралась идти домой после смены – догадался я, а Михал Иваныч – наш врач, которого все боялись, помогал ей. Он был уже старенький, носил круглые очки и руки его часто дрожали, но сейчас он выглядел уверенно, хоть и был бледен как статуя. Я затаился за углом и прислушался.
- Не верю я, - шептала тетя Юля. – Пусть эти специалисты хоть как говорят! Не может быть такого, чтоб ребенок восьмилетний вскрывал вены! Это же ребенок! Они даже не думают в этом возрасте, что вообще когда-нибудь умрут, да они не понимают еще этого! Да и не мог он знать, как и что нужно делать!
- Юленька! Ну что вы! Оставьте столичным психиатрам этого ребенка, - ласково бормотал доктор, но голос его предательски дрожал.
- Нет, нет, Михал Иваныч, не чисто здесь, кто-то научил его, приказал, не знаю, - тетя Юля устало вздохнула.
Я вдруг почувствовал, как у меня ладошки вспотели, догадался, что говорят они о том мальчике, которому я обещал что-то очень важное.
Следующим утром специалисты из Москвы увезли его.
Я думал, что уж точно больше никогда не увижу его, но вдруг понял, что Марк и есть тот самый мальчик, пытавшийся покончить с собой в восемь лет. У меня внутри все сжалось и похолодело…
Утром я хотел подойти к Марку и признаться, что я вспомнил, но у меня не хватало смелости. Я лишь смотрел на него долго и тревожно на общем завтраке. А он смотрел на меня своими черными глазами – не отличить радужку от зрачков.
Потом я узнал, что это генетическая мутация – аниридия – отсутствие радужной оболочки. Часто я списывал эффект, который Марк производил на людей именно этой его особенностью. Наверное где-то на подсознании люди опасались того, что было отличным от их представлений, отличным от них самих. Они зачастую не могли сами себе объяснить, почему Марк их так пугает, но чувствовали – с этим парнем что-то не так, надо держаться подальше. Хорошо, что теперь люди так спешат и так заняты, им некогда смотреть в глаза, и Марк остается незамеченным.
Груз ответственности давил на меня несколько дней. Я ведь ему обещал, что не отдам его кому бы там ни было, а получается, что не сдержал слово. Постепенно я перестал общаться с другими ребятами, с шайкой Давида. Придумывал разные отговорки, будто бы мне надо геометрию подтягивать или к поступлению в колледж готовиться. А потом шел в библиотеку – пустынное, маленькое помещение с книжными полками, всего несколько парт у окна, где никогда никого не было. От скуки мне и правда приходилось заниматься домашними заданиями или просто читать.
И вот в один из таких дней, когда дождь с особой озлобленностью барабанил по высоким окнам библиотеки, деревянная двустворчатая дверь с хлопком отворилась, и в маленькое пыльное помещение буквально ввалился Марк. Он тут же плотно закрыл за собой двери и огляделся. Взгляд его хаотично перескакивал с одного угла комнаты на другой, мельком касаясь моего удивленного лица, потом на потолок и на окна. Потом он вздохнул и сел за деревянный стол напротив меня.
- Что-то случилось? – спросил я. С капюшона Марка капала вода прямо на стол, на мои тетради и учебники, видимо только что с улицы вернулся.
- Да, - прошептал Марк. – Он нашел меня.
- Кто? – удивился я. Но Марк не отвечал, лишь дышал тяжело, как будто не мог оправиться от долгого бега.
- Я вспомнил, - решил признаться я. – Вспомнил, что мы были в одном детском доме.
- Отлично, - он, кажется, улыбнулся. Капюшон надежно скрывал почти всё его лицо. – Теперь я должен уйти снова.
- Куда?
- Ты пойдешь со мной?
- С чего это вдруг? Сбежать? – вытаращился я. – Нет. Нам некуда идти, мы несовершеннолетние.
Я решил ему напомнить на всякий случай.
- Все наши документы хранятся в архиве, а без документов тебя быстро арестуют и вернут! Или ты хочешь жрать из помойки? Да и педофилам ты уже вряд ли будешь интересен, чтоб продаваться на улице! Ты точно больной! А спать где? Под мостом, в коробках? Так вот, там тебя бомжи убьют, зажарят и съедят, если зима будет на пару градусов холоднее!
- Мне всё равно, я не могу тут остаться, - ответил Марк и быстро огляделся, хоть мы и были одни в комнате. – Он всегда меня находит, если я надолго остаюсь где-нибудь.
- Да кто, в конце концов?
- Этот… мальчик. Он хочет убить меня, понимаешь?
Глава 3.
Я глубоко вздохнул и потер лоб, так как голова моя уже порядочно разболелась от его высказываний.
Черт. Не мог я просто взять и отвернуться, стереть из памяти все его слова и то, что он просит о помощи.
- Вопрос подождет до завтра?
- Нет, ночью он попытается убить меня.
Я взглянул на часы, висящие над дверью – половина пятого, но темнеть начало стремительно из-за зарядившего дождя.
- Хорошо, - ответил я. – Хорошо. Все не важно, надо решать проблему. Надо подойти к Гильберте и сказать, что тебе кое-кто угрожал.
Гильберта была нашим школьным психологом. Все ее хорошо знали, каждую пятницу она проводила с нами беседы. Иногда, краснея и заикаясь, о половом воспитании и выборе в пользу безопасного секса, иногда о нашем будущем, о том, какие профессии сейчас более востребованы, и как мы должны стараться, чтобы стать хорошими людьми.
Марк безвольно уронил голову на руки.
- Нет, ничего ты не вспомнил, - пробубнил он. – Они снова закроют меня в психушке. Но я не псих!
- Так тебя и правда положили в психушку тогда?
- Конечно… Я не смог доказать, что какой-то мальчик порезал мне вены на руках, они думали, что я пытался покончить с собой. Его никто не видит. Никогда. Только я знаю, что он есть, и он хочет убивать меня медленно и мучительно, потому что кормится болью.
С какой-то полки в глубине стеллажей вдруг упала книга, и оглушительный хлопок заставил нас подпрыгнуть на месте.
- Он здесь, - прошептал Марк. Он поднял голову, и я увидел, как его черные глаза наполнились слезами. Он несмело обернулся в сторону звука, влево, и уставился в темноту прохода между стеллажами. Потом снова посмотрел на меня, в самые мои зрачки.
- Помоги мне, - прошептал он дрожащими губами и положил свою холодную ладонь мне на руку. Я хотел было отдернуть руку, представив как сейчас толпа хохочущих мальчишек ввалится в комнату, и все станут орать и обзывать меня «ссыкуном», а Марк будет ржать громче всех и кричать, что классно меня разыграл. Но в ту же секунду Марка словно отбросило, с такой силой, что он поцарапал меня коротко остриженными ногтями. Его стул опрокинулся назад, и он хорошенько приложился головой о каменный пол. Я подскочил к нему и помог встать. Он постанывал и держался за голову.
- Идем, скорее, - я помог ему выйти из библиотеки, прихватив свой рюкзак.
- Подальше, нужно уйти подальше отсюда, спрятаться, - шептал Марк, его трясло, глаза лихорадочно блестели, а лицо покрылось испариной, словно он был в горячке.
Я вывел его под локоть во двор, мы быстро прошли по школьной спортплощадке. Ветер с дождем хлестал меня по голове и щекам, вести Марка было трудно, он то и дело оглядывался назад и спотыкался. Мы нырнули в колючие кусты шиповника, там был лаз, мы с мальчишками сами его смастерили, когда были помладше, но именно теперь он пригодился как нельзя кстати. Оказавшись в небольшом пролеске, Марк сразу пришел в себя, мы скатились ботинками по грязной жиже в небольшой овражек и пошли к реке. Там был старый прогнивший причал, но не он меня волновал, а навес, вроде беседки, или лодочного домика, чтобы поскорее скрыться от навязчивых холодных капель. В беседке мы, наконец, отдышались, Марк достал из кармана измятую пачку самых дешевых сигарет и закурил, руки его дрожали.
- Стефанн, скажи, пожалуйста, очень тебя прошу, скажи, что ты его видел!
- Нет, - покачал я головой. – Но это было… страшновато.
Я передернул плечами нервно – привычка с самого детства.
- Спасибо тебе, - вдруг сказал Марк. – Ты меня спас! Нет, правда, ты единственный, кто чем-то реально мне помог!
Вот так, уверенно и нагло манипулируя чувством моего рыцарства и желанием спасти всех на свете, Марк убедил меня, что я должен пойти с ним. Непременно, иначе ему не выжить.
- Так, хорошо, - я собрался с мыслями. – Я знаю, что делать! Тут есть лодка, видишь?
Я указал на старенькую лодочку с облупившейся краской, когда-то давно она была зеленого цвета.
- Ты пока забирайся, закрепи весла, а я сейчас пойду обратно, заберу кое-какие вещи и вернусь.
- Честно? Поклянись, что ты меня не бросишь! – в глазах Марка стоял настоящий ужас.
Я, конечно, поклялся, а что мне оставалось делать? После этого я настолько быстро, насколько смог, вернулся в школу и направился сразу же в общую спальню. Несколько ребят сидели и тихо о чем-то разговаривали, один парень читал лежа Гарри Поттера. Они конечно окинули меня недоверчивым взглядом, но тут же сделали вид, что им нет никакого дела – еще один ритуал из мира взросления. Ну и видок у меня был, наверное: промокший, растрепанный, испуганный, без обуви… Ботинки я снял у входа, слишком много комьев грязи на них налипло, а сменку достать из шкафчика не успел. Я схватил рюкзак Марка и запихнул туда всё, что смог найти в первом отсеке его прикроватной тумбочки, я решил, что там лежит всё самое важное. Там были какие-то таблетки, бинт, блокнот, брелок с машинкой, кусок засохшего хлеба, несколько монет, пряжка от ремня, шнурки, иголка с мотком ниток. Потом собрал свои вещи и быстро вышел из комнаты, пока ребята не успели что-нибудь осознать. Прошел через прачечную, где схватил стопку белья, носков, футболок. Осторожно спустился вниз, стараясь не шуметь. На лестнице меня увидел учитель географии, который надевал плащ на ходу, и махнул мне рукой приветственно.
- Не простудись! – крикнул он. – Ну и погодка!
- До завтра! – ответил я ему зачем-то. Дождь уже почти перестал, но я всё равно застегнул молнию на своей ветровке и надел капюшон. Когда я подошел к причалу, Марка в лодке не оказалось. Вокруг было тихо, лес замер, все звери и птицы затаились, пережидая дождь. Мне стало не по себе, я огляделся. Влажные ветви деревьев чернели в сгустившихся сумерках.
- Марк! – позвал я. –Ма-а-арк!
- Сте..фанн, - прокряхтело что-то с причала. Я побежал по скрипучим шатким доскам к самому краю. Марк зацепился одной рукой за последнее прогнившее бревно, которое сломалось пополам под его весом, и он теперь еле цеплялся, сносимый сильным течением, по грудь в воде. Губы его уже посинели от холода. Я скинул с себя оба рюкзака и помог ему вскарабкаться на причал. Марк кашлял и отхаркивал из легких воду.
- Я думал, он утопит меня, - прошептал он на одном дыхании и снова зашелся в долгом кашле. – Он здесь!
- Быстрее! – я помог ему встать, придерживая за плечо. Я подталкивал его к берегу, чтобы он снова не сверзился в реку, его трясло и шатало от каждого порыва ветра. Затем я посадил его в лодку, вручил оба наших рюкзака и отвязал трос, запрыгнул, оттолкнулся от причала как следует, а потом веслом ото дна. Я делал это несколько раз за лето. Конечно, ученикам было запрещено пользоваться лодкой, а наш сторож – седой и сгорбленный старик – грозился порубить ее на дрова, но мы все равно изредка перебирались на другой берег, там был удобный пологий пляж для купания, особенно если не очень уверенно плаваешь.
Бурное течение быстро подхватило дряхлое суденышко, и я начал грести в том же направлении, решив, что лучше сплавляться вниз по реке – меньше сил уйдет и скорость будет довольно приличная. Марк сидел напротив, обхватив себя руками и отстукивая зубами дробь, лица его я не видел, он наклонил голову и лишь иногда приподнимал ее и смотрел вдаль, за мое плечо или на берег. Так долго нельзя, иначе точно пневмонию подхватит. Минут через тридцать, я решил, что мы достаточно удалились от интерната и направил лодку к берегу.
- Что? – спросил Марк, видимо потому, что больше ничего выговорить уже не мог от холода.
- Надо подсушить тебя, - пояснил я.
Наша лодка ударилась о дно, мне пришлось спрыгнуть в воду, которая, кстати сказать, была уже ледяная в это время года. Я помог Марку выбраться, тело его не слушалось, ноги заплетались, а руки словно приклеились к плечам крест-накрест, он неуклюже повалился на мелкую гальку. Стало уже совсем темно.
- Переоденься, - я протянул Марку футболку из рюкзака и снял с себя куртку. – Сразу станет теплее.
- Угу, - ответил он.
Без куртки мне было неуютно, но к счастью дождь прекратился – могло быть и хуже. Я смог найти неподалеку несколько сучьев, которые ветер уже достаточно просушил, потом достал зажигалку, вырвал несколько листов из блокнота Марка и соорудил костер. Не бог весть что в такую сырую погоду, но все же лучше, чем ничего.
Марк уже успел переодеться и снять ботинки.
- Давай, сядь поближе к огню, - сказал я.
- Спасибо, - ответил он и протянул дрожащие пальцы.
- Я в твоей тумбочке таблетки нашел, они тебе нужны?
- Нет, - прошептал он. – Это снотворное, но так я не смогу услышать, что он пришел, понимаешь? Но иногда они помогают забыться…
- Как… Когда это началось? В смысле, когда ты впервые увидел его? – в моей голове роились тысячи вопросов, но я не знал, как правильно задавать их. Не знал, вдруг Марк на самом деле окажется психом и убьет меня, стоит мне только заснуть. Он пугал меня, нет, правда, также как и всех остальных людей. Эти черные глазища, сверлящие тебя исподлобья, крепкое телосложение, уже далеко на подростковое, он выглядел намного старше всех одноклассников. Другие ребята были вроде меня в том переходном периоде, когда ты резко вырос, а твои косточки ни мышцами, ни мясом обрасти еще не успели. Да Марк мне шею бы свернул одной рукой, если бы захотел.
- Я не помню своего детства, - ответил Марк серьезно. – Может это всегда было со мной. Помню только, что мне лет семь, и я словно бы очнулся от сна в незнакомом месте, в каком-то огромном заброшенном здании, там было много осколков, железных арматур, кирпичей… Стройка какая-то, что ли. И я совершенно голый, весь в царапинах и синяках пошел искать выход, а когда вышел на улицу, меня увидели какие-то люди, строители, наверное. Они меня одели, напоили чаем, а потом приехали люди из социальной помощи и забрали меня. Я тогда ничего не соображал, понимаешь? Не знал кто я, и что происходит вокруг, не знал своего имени, не мог даже разговаривать. Потом начал вспоминать какие-то слова, но как ни старались эти разные психиатры, они не могли добиться ни одного воспоминания о том, что было со мной раньше. А лет в восемь я начал видеть нечто странное, чего не видят другие. И это странное существо. Белое, с черными дырами вместо глаз, похож на маленького мальчика… Психиатры говорят, что это параноидальный бред вследствие травмы с потерей памяти.
- Может так оно и есть?
Марк презрительно фыркнул в ответ.
Я смутился и сразу притих. Ночью мы не спали, просто сидели и смотрели на тлеющие головешки, оставшиеся от костра, а когда начало светать, то снова забрались в лодку и поплыли вниз по течению до ближайшего населенного пункта. Мне было страшно, я впервые оказался так далеко от знакомых мест, я не знал, что нужно делать в реальной жизни, когда нет воспитателей, учителей, знакомых ребят. Кроме того, я был очень голоден и вспомнил, что в интернате скоро завтрак: овсяная каша и какао, а может и сок, если повезет.
- Что теперь? – спросил я. Марк сам был на веслах и кажется чувствовал себя очень бодро, рассвет всегда внушает ему уверенность.
- Сейчас выберемся в какой-нибудь город и решим что дальше. Ты наверное думаешь, что надо вернуться в интернат, чтоб жить спокойной сытой жизнью. Но это не так! Потому что через год, когда закончишь школу, они определят тебя в какое-нибудь училище, где ты будешь целыми днями вытачивать болты за минимальную оплату и за комнатушку в общежитии для сирот… Они внушили тебе, что это твой потолок.
- А что в этом плохого? – я был возмущен до глубины души. – Многие люди так живут, хотя бы свои деньги, свой угол…
Марк фыркнул снова.
- Да ты приспособленец! – он сказал так, словно выплюнул это слово. – Тебе всего пятнадцать! Они мозги тебе промыли!
- Мне семнадцать скоро, - буркнул я. – А что ты предлагаешь?
- Не переживай, не пропадем, - ответил Марк и ухмыльнулся, как будто знал какой-то особый секрет. – Жить можно гораздо лучше, чем ты думаешь!
К полудню мы увидели небольшой причал с закрепленными моторками, поэтому решили остановиться там же, городок был где-то совсем рядом. Мы прошли по лесу, наткнулись на пару летних рыбацких домиков, в это время года уже запертых на большие амбарные замки, потом вышли к асфальтированной дороге и направились вдоль нее. Всё это время, примерно час пути, нам не попадалась ни одна попутная машина, ветер гнал сухие листья вдоль трассы, вороны каркали, а небо затянули тяжелые свинцовые тучи. Голод становился просто невыносимым. Из-за следующего поворота появилась пустынная заправка с небольшим придорожным магазинчиком и телефонной будкой, изрисованной непонятными иероглифами граффити.
- Идем, - скомандовал Марк, и мы направились к заправке. – Присядь пока, отдохни.
Я уселся на сбитую вручную деревянную скамью у входа в магазин, а Марк зашел внутрь, застекленная дверь неприятно лязгнула. Через стекло я хорошо слышал, как Марк просит у продавца немного мелочи, чтобы позвонить из автомата, но продавец, которого я не видел, хриплым грубым голосом отвечал что-то вроде: «Иди и заработай! Давай, вали отсюда, наркоман хренов!» Марк быстро вернулся, дверь снова лязгнула. Я был таким измотанным голодом и бессонной ночью, что даже не мог огорчиться, что у нас совсем нет денег с собой.
- Я в туалет, - сказал Марк и зашел за магазинчик с другой стороны, там был пристрой, выкрашенный в зеленый цвет. Я остался сидеть, поежившись, как же хотелось мне сейчас забраться в свою теплую постель, пусть такую узкую и пахнущую отбеливателем… На секунду я даже задремал, поэтому не сразу заметил, что ко мне кто-то подсел.
- Что ты здесь делаешь один, малыш? – судя по охрипшему голосу, это был продавец магазина. От него пахло перегаром и жареной рыбой так, что меня замутило. Водянистые глаза, словно покрытые какой-то желтоватой пеленой не могли толком сосредоточиться на мне, его шатало. Волосы стояли клоками, а лицо его было подбито в нескольких местах, не смотря на холод, он был одет в забрызганную маслом и пивом майку. Я оглянулся в ту сторону, куда ушел Марк, и уже хотел было сказать, что я не один здесь.
- Может тебя подвезти? – продолжал поддатый продавец, хотя как он собирался это сделать в таком состоянии?
- Или угостить пивом? Ну? – он еще продолжал что-то говорить громко, натужно смеясь и делая беззаботный вид, хотя всё это преследовало одну единственную цель – отвлечь мое внимание. Свою руку, перепачканную сажей, с грязью под ногтями, неожиданно крепкую и тяжелую, он положил мне на колено, и я не сразу сообразил что происходит. А когда до меня дошло, то подпрыгнул на месте и вскочил со скамейки, словно кот, которому на хвост наступили. Еще долю секунды продавец пытался меня удержать, больно цепляясь скрюченными пальцами за мое бедро, и чуть не завалился на бок, теряя равновесие. Меня начало трясти, и я пятился назад, словно во сне наблюдая, как продавец встает со скамейки, посмеиваясь и вытирая слюни с небритого подбородка. Я, конечно, слышал от ребят, которым приходилось жить на улице, всякие ужасы об извращенцах, но никогда бы не подумал, что нечто подобное может случиться со мной. Я не знал, что делать, но тут, откуда ни возьмись, появился Марк. Он быстро поставил подножку, и продавец рухнул на асфальт.
- Ах ты грязное животное, - выругался Марк и начал пинать мужика под ребра. Тот лишь поскуливал, задыхался и кряхтел что-то в ответ.
- Сволочь! – Марк смачно заехал ботинком прямо в лицо, что-то неприятно хлюпнуло, и на серый асфальт брызнула алая кровь. Мужик продолжал стонать и кричать, а Марк всё бил и бил его ногами, пока тот окончательно не затих в луже собственной крови.
- Марк, ты его убил, - констатировал я факт слишком спокойным голосом, который показался мне чужим.
- Идем, - сказал Марк и зашел в магазинчик.
Я последовал за ним.
- Ты же убил его, - я стоял у самой двери и через стекло наблюдал за неподвижным телом, алое пятно расплывалось всё шире и шире. – Ты точно его убил. Надо вызвать службу спасения…
Все происходящее было как во сне, пустынная стоянка, ни души, человек в луже крови, и Марк, обчищающий кассовый аппарат, распихивающий кроны по карманам.
- Быстро, бежим! - Марк дернул меня за рукав, выводя из оцепенения. Мы выскочили из магазина и побежали по дороге. Когда я уже задыхался от холодного воздуха, и горло мое саднило, я попросил остановиться и передохнуть. Мы сошли с дороги в кювет, и я упал прямо в желтые сырые листья.
- Стефанн! Что с тобой? – позвал Марк, но я спрятал лицо в руках. Меня тошнило, я слышал, как в ушах громко бухает сердце, а желудок сжимается в спазмах.
- Да брось ты, этот ублюдок просто полежит там немного и оклемается! Вставай!
Но я не мог, лишь немного приподнялся и сел, привалившись к стволу дерева.
- Я знаю, что тебя развеселит! – улыбнулся Марк и вытащил из-за пазухи пачку чипсов.
- Когда ты успел? – я буквально просиял. Мы сидели рядом и уплетали чипсы за обе щеки, и мне казалось, что я никогда не ел ничего вкуснее. Мне и правда стало намного лучше, холод и страх отступили.
- А если ты всё-таки убил его?
- И кому от этого плохо? – он посмотрел на меня своими черными глазами, лицо его скривилось в жестокой усмешке, словно его забавляла смерть, или как будто он уже убивал прежде. Меня буквально до костей пробрало. Но я не подумал бы вернуться в интернат или бежать от него как можно дальше, почему-то я вдруг стал полностью уверен, что Марк не причинит мне зла.
Я уже тогда прекрасно чувствовал, насколько я ему нужен. Просто физически ощущал. Он словно репейник ухватил меня своими ветками-колючками. Если дергаешься, то колючки впиваются в тебя сильнее, а если сидишь смирно – он обвивает тебя и душит до полного разложения, чтобы было чем питаться. Не уверен, что ты понимаешь…
Я пожал плечами.
- Почему же? – Софи нахмурилась. – У меня с матерью та же фигня. Она меня просто душила… Но ни разу, так и не призналась, что я ей нужна только чтобы всю энергию из меня выкачивать.
Она сидела теперь на полу, прямо напротив меня и смотрела в глаза.
- А потом? Что потом было? Вас никто не поймал? – ей кажется и в самом деле было чертовски любопытно.
Глава 4.
- Видимо тот мужик всё-таки выжил, да и был слишком пьян, чтоб вспомнить, что с ним произошло в тот день. Мы набрели на какую-то придорожную забегаловку. Марк пошел искать телефон, а я сидел там за столиком и умирал от голода, знаешь почему? Потому что я был совершенно растерян. Когда я понял, что происходит, у меня случилась паническая атака… Самая настоящая. Да я чуть в обморок не упал, когда ко мне официантка подошла. Я не знал, что нужно меню попросить. Тебе смешно?
Софи рассмеялась своим красивым смехом и приложила ладони к щекам.
- Не могу поверить! – удивилась она.
- Откуда мне было знать? Я никогда не бывал нигде, кроме столовой в интернате. Представляешь? Мы не ходили по магазинам сами, разве что ребята, которые доставали сигареты на всех, не знали, как подойти к простому прохожему, чтобы узнать время или правильную дорогу – нас так учили – никогда не разговаривать с незнакомцами. Мы не знали, как вызвать полицию или службу спасения. Одежду или школьные принадлежности выдавали со склада… Мы получали ежемесячно какое-то пособие, но его откладывали на наши счета и должны были выдать только после окончания школы, чтобы мы обустроили свой быт в общежитие. Мы как дикие щенки боялись всего на улицах – машин, людей, резких звуков, теней… Всего!
Так вот, эта официантка – низенькая и упитанная, со жвачкой во рту, уставилась на меня, почесывая прыщик на носу, а я только и смог выдать:
- Кофе, будьте добры.
Нет, ты представляешь? Мне было настолько страшно показаться полным идиотом перед этой девчонкой, что я предпочел сдохнуть от голода! Но потом вернулся Марк… А с ним решались любые мои проблемы, как по волшебству. Попросил чего-нибудь перекусить, ослепительно улыбнувшись официантке. Она порозовела, ответила, что слишком поздно и кухня уже закрыта, но она разогреет замороженную пиццу только для нас. Для Марка, конечно.
- За нами скоро приедут, - сказал Марк, садясь напротив меня.
- Кто?
- Ты только не удивляйся, но есть одна добрая женщина, которая почему-то думает, что я ее сын, пропавший без вести пятнадцать лет назад. Она как-то увидела меня на улице, когда я сбежал в очередной раз. Приютила. Тебе понравится у нее.
- Почему она тебя не усыновила тогда?
- Понимаешь, у нее бизнес… Ну, не совсем легальный, - Марк опустил глаза. – Она пробовала документы собрать, но ей не разрешили. Да и кроме того, я и так жил у нее сколько мог, пока… Пока… он меня там не нашел и я снова не попал в больницу.
Мы уплели огромную пиццу. Меня разморило, и я почти заснул, когда возле кафе остановилась белая машина потертого вида. За рулем сидел какой-то здоровый мужик.
- Идем, это за нами! – Марк быстро расплатился, снова улыбнулся официантке, и мы вышли на прохладный воздух. Стояла глубокая ночь. Мы сели на заднее сидение машины и, кивнувший в знак приветствия, здоровяк повез нас по трассе. Я быстро заснул, глядя как проносятся мимо огни фонарей, словно кометы, оставляя за собой сияющий хвост. А когда Марк толкнул меня в плечо, я резко очнулся.
Мы были в городе. Вокруг высились серые здания. Слышно было, что рядом большая дорога, возможно трасса или развязка. Звук двигателей, вой сирен, голоса людей, стоящих возле какого-то ночного заведения. Музыки слышно не было, лишь воздух вокруг вибрировал, и земля под ногами подрагивала от мощных динамиков где-то в недрах железобетонного строения.
- Спасибо! – сказал Марк, прежде чем здоровяк снова завел мотор и уехал куда-то. – Идем, нам туда!
Мы прошли вдоль улицы. Была ночь, поэтому люди по дороге нам не попадались, лишь припаркованные автомобили у тротуаров. По всей видимости район был не из престижных. Серые трехэтажные коробки зданий напоминали больше склады, чем жилые дома. В один из таких домов мы и пришли. Вход был закрыт железной решеткой с навесным замком, а по ту сторону сидел еще один здоровяк и читал газету в тусклом свете настольной лампы.
- Привет! – весело сказал Марк. Мужчина поднял глаза. Он был обрит на лысо, а мясистый нос был сдвинут чуть вправо, словно сломан когда-то давно. Лицо было неровным и щербатым, прямо скажем, устрашающим.
- Ого! Кто к нам вернулся! – громыхнул он прокуренным басом и сразу же подскочил, чтобы открыть дверь. Лязгнул замок, решетка со скрипом отварилась.
- Давайте, парни! Проходите! – он улыбался. – Вот мадам обрадуется!
Он пожал Марку руку, а потом и мне.
- Я Алан! – представился он. И я невольно улыбнулся. Алан в переводе означало «маленькая скала».
Я тоже представился, и мы поднялись по лестнице на второй этаж все вместе. Коридор был длинным, застеленным серым ковролином, друг напротив друга – серые двери с хромированными ручками. Кое-где слышались голоса и женский смех. Алан постучал в дверь в самом конце коридора. Она отворилась не сразу.
- Что такое? – спросила женщина, открывая.
- Смотрите, кого я привел! – радостно воскликнул Алан на весь коридор.
- О боже! – просияла худенькая и очень бледная женщина с пучком каштановых волос на затылке, абсолютно такого же цвета как у Марка. На ней был цветастый шелковый халат в японском стиле, с какими-то вышитыми птицами. Она кинулась обнимать Марка, потом расцеловала его в обе щеки и долго смотрела в его лицо, словно пыталась найти ответы на свои вопросы.
- Хана, это мой друг – Стефанн! Он мне очень помог! – сказал Марк.
Женщина кинулась и меня обнимать, да расцеловывать.
- Мне так хочется, чтобы он называл меня мамой, но он не верит, что я его мать, - пожала она плечами.
- Мы бы могли сделать анализ ДНК! – предложил Марк, проходя в квартиру Ханы. Но она тут же зажала уши ладонями.
- Ничего не хочу слышать! – заявила она и в голосе ее появилась такая стальная сила, что спорить было просто невозможно. Она подтолкнула меня.
- Входи, Стефанн, не стесняйся! Спасибо, Алан! Возвращайся на дежурство!
В маленькой комнатке горел ночник розового цвета. Марк уселся в кресло прямо напротив двери. Беззвучно мелькали картинки на экране телевизора. Всё вокруг было заставлено какими-то мелкими безделушками, на полу стояла огромная ваза с букетом алых роз. Кажется красный – был любимым цветом Ханы. Кровать с красным покрывалось в дальнем конце комнаты и ширма с алой росписью. У меня даже голова закружилась, стало жарко.
- Садись, милый, - сказала Хана, указывая на второе кресло. – Знаешь, скромность еще никому в жизни не помогала!
Потом она присела у кресла Марка и снова долго смотрела на него.
- Ах, Марк, ты так подрос! – в тусклом свете ночника я разглядел тонкую паутинку морщин на ее лице, которая ее совсем не портила. Тщательный макияж скрывал все недостатки, а когда она улыбалась, так просто сияла.
- Я уже не росту, Хана, видишь, даже Стефанн выше меня! – он сделал разочарованное лицо.
- Он такой милый, - кивнула Хана в мою сторону. – Девчонки будут просто в восторге! Это точно!
- А как же я? – Марк состроил обиженную гримасу, даже нижнюю губу выпятил вперед, как ребенок.
- Ты знаешь, что я думаю по этому поводу! – в голосе Ханы снова зазвучали стальные нотки. – Но ты всё равно для меня самый красивый парень на свете, ты же знаешь!
Она смачно чмокнула его в лоб. И вышла со словами, что приготовит нам чай.
- Какие еще девчонки? – спохватился я.
- Ханины работницы, проститутки, Стефанн, - ответил Марк и блаженно улыбнулся.
Оказалось, что Хана содержала бордель, хотя точнее говоря, она содержала проституток в маленьких комнатках общежития, а уже те, в свою очередь выезжали по клиентам каждую ночь. Она давала им крышу, еду, необходимое лечение, охрану и водителя в одном лице, а они ей – арендную плату, соответственно. Девчонки были очень разные, в основном беженки из африканских стран, арабки, цыганки. Смуглые или совсем черные, как статуэтки из черного камня, они пытались отбеливать свою кожу, красить волосы в блонд, чтобы хоть как-то напоминать местных девушек. Они были порой очень веселые, а порой плакали, вспоминая своих родных и близких, своих детей. Все они заигрывали и с Марком и со мной. Бросали взгляды и улыбки, иногда даже трепали нас по макушкам и что-то ворковали на своем экзотическом языке. Марку строго настрого было запрещено любое общение с девочками, как и девочкам было запрещено приближаться к нему. Хана всё время боялась, что Марк может заразиться от них чем-нибудь, на меня же ей было практически плевать, и я буквально купался в лучах внимания. Понимаешь, что это такое – семнадцатилетнему парню жить в борделе? Это было лучшее время в моей жизни. Они улыбались мне своими грустными улыбками, целовали и обнимали при встрече или на прощание, иногда мы вместе смотрели телевизор, или я наблюдал как они готовят какие-то национальные блюда в огромной общей кухне.
Они были не идеально сложены, но я не был испорчен сексом с девицами из глянцевых журналов. Я был слишком стеснительным и всегда хотел казаться взрослее своих сверстников, чтобы просить у них эти журналы с обнаженными красотками – ведь я хотел быть спасителем, рыцарем!
Они были реальными – вот, что я хочу сказать! Я видел их без косметики, некоторым сбривали волосы из-за опасности нашествия вшей, тогда они надевали парики во время вызовов, а дома ходили лысыми, как есть. Кожа их лоснилась от пота, когда они готовили. У одной палестинки не было нескольких фаланг пальцев на обеих руках. Сначала она очень стеснялась и всё время прятала руки… Хотя лицо ее было поразительно красивым.
Некоторые были худыми, некоторые пухлыми, но без работы никто не оставался. В их комнатушках стояли двухъярусные узкие кровати и столик с зеркалом и разными женскими баночками на нем. Я любил смотреть, как они красятся каждый вечер. Тогда они расцветали буквально на глазах.
- Что скажешь, малыш? – подмигивали они мне. – Я красотка, а?
- Ты красотка, - послушно отвечал я.
- Ах ты, милашка! – тогда они одаривали меня кто улыбкой, кто поцелуем. Губы у них были горячими и всегда оставляли следы от помады.
Они все, конечно, знали, что Марк сын самой мадам Ханы. Они были приветливы и любезны с ним, но не более, что самого Марка крайне огорчало. Мы были всё же мальчишками, и все мысли были только об одном, сама понимаешь… Наша комната была прямо напротив Ханиной спальни. Там стояли два дивана, комод, шкаф, телевизор. Множество ночных светильников с красными абажурами, ковер с длинным пушистым ворсом и миллион маленьких расшитых подушечек – благодаря Хане. Все эти мелочи делали обстановку волшебной, как будто попал в восточную сказку про сокровищницу сорока разбойников. Думаю, для Ханы комната и представлялась именно той пещерой, где было сокрыто ее самое ценное богатство – Марк. Она его обожала. Иногда он не приходил ночевать, оставался в ее комнате. Не знаю, о чем они говорили ночами напролет. Наверное, пытались разобраться в своих жизнях.
Мы провели у Ханы всю зиму. За комнату, предоставленную нам, мы в качестве платы выполняли ее мелкие поручения: отнести белье в прачечную, сбегать за врачом, в аптеку, нести ее сумки из магазинов. Никаких серьезных потрясений за ту зиму у нас не было. Пара девичьих склок, несколько случаев воровства, одна девушка исчезла, и никто так и не смог ее отыскать.
А потом снова случилось это.
Я только что вернулся из магазина с одной из девочек, мы закупили еды на неделю для всех и рассовывали припасы по полочкам и в холодильник, когда услышал шум в нашей с Марком комнате. Что-то тяжелое упало, потом звук бьющегося стекла, и его вопль… У меня дыхание перехватило, потому что я уже начал подзабывать тот прошлый раз, когда он чуть не утонул, мне казалось, что это прошло насовсем. Я вбежал в комнату и застыл на пороге. Я ничего подобного никогда не видел. Словно кто-то невидимый держал голову Марка за волосы и бил со всей дури о стену, оставляя на ней кровавый отпечаток. Я схватил его поперек живота, начал оттаскивать от стены, но он выворачивался и кричал, заехал локтем мне в челюсть так, что в глазах потемнело. Вырвался, упал, споткнувшись о разбросанные вещи на полу, и отполз в угол, уставившись безумным взглядом под потолок. В комнате был полумрак, как обычно, и я никак не мог заставить себя посмотреть в ту же сторону, мне казалось, что там затаился сам дьявол. Марка трясло, из носа шла кровь, он цеплялся руками за стены и судорожно глотал воздух, будто задыхался. Я сел на колени прямо напротив него:
- Марк, - позвал, но он никак не отреагировал. – Марк! Марк!
Он на секунду взглянул мне в лицо и снова уставился на потолок, как завороженный.
- Марк! Смотри на меня! – потребовал я. Он послушно опустил голову и посмотрел мне в глаза. – Это совсем не сложно, просто смотри на меня, хорошо?
Он еле заметно кивнул, но взгляд его снова метнулся к потолку.
- Марк! – я схватил его голову и чуть наклонил, чтобы его взгляд, наконец, зафиксировал мое лицо. – Просто смотри на меня. Смотри на меня.
Он смотрел.
- Теперь вставай, - скомандовал я.
Мы встали одновременно, я крепко держал его голову, а он схватил меня за плечи с такой силой, что суставы хрустнули.
- Иди за мной!
Медленно, распихивая ногами вещи, я попятился к двери, возле которой уже столпились девочки. Мы вышли за дверь, в коридор.
- Стефанн, сюда, - позвала почти шепотом Хана, открывая дверь в свою комнату.
Мы прошли внутрь, Хана заперла дверь.
- Всё хорошо, Марк, здесь никого нет, только мы, - сказал я и отпустил его лицо.
Он безвольно сел на пол, как тряпичная кукла, уставившись перед собой огромными от ужаса глазами. Хана опустилась рядом с ним и подала стакан воды и какую-то таблетку.
- Давай, Марк, выпей это, тебе станет лучше! – сказала она. А когда он принял лекарство, она обняла его и начала гладить по голове, пока он окончательно не затих, убаюканный ее нежностью и теплом. Потом она помогла ему лечь в свою постель, с любовью укутала в одеяло, как ребенка, вытерла полотенцем кровь от разбитого носа с его лица. Я сидел в кресле, меня бил нервный озноб и в висках стучали там-тамы. Хана закурила, стоя у открытого окна, впускающего в комнату ночную прохладу.
- Что ты ему дала? – спросил я каким-то чужим ледяным голосом. Точно как хирург перед операцией.
- Феназепам, он проспит часов четырнадцать. Можешь тоже здесь побыть, если хочешь.
- Я лучше пойду, приберусь.
Когда я снова вышел в коридор, было слишком тихо, в воздухе всё еще звенело напряжение, пахло чем-то паленым. Наша комната была вся в дыму. Сначала я испугался, что случилось замыкание и ковер медленно тлеет, но потом оказалось, что это наша беспалая палестинка Самира жгла там магические травы в надежде изгнать злых духов.
Глава 5.
Раньше я думал, что смогу к этому привыкнуть. Человек ко всему привыкает. Адаптируйся или подыхай – теория эволюции.
Первое время мне всюду мерещились демоны Марка, в каждом углу. Я спал только с ночником и всё ждал, когда я тоже смогу их видеть. Но с наступлением нового дня страхи казались какими-то нелепыми. Марк по утрам был мрачен, предпочитал молчать, а если я пытался о чем-то расспрашивать, он отвечал с грустной усмешкой:
- Не надо, я же знаю, что ты мне не веришь…
И мне приходилось долго его убеждать, что я нисколько не сомневаюсь в том, что он видит что-то, чего не видят другие, что я не считаю его сумасшедшим, что всё равно буду рядом… Запинаясь и боясь, что эти слова будут звучать для него как-то двусмысленно, стараясь избегать пошлости и мелодраматического флера.
Как ты понимаешь, нам пришлось спешно съехать от Ханы на следующий же день. Марк, честно признаться, был в бешенстве, когда узнал, что мы накачали его успокоительным. Но предупредительная Хана всё же сунула мне в карман куртки баночку с феназепамом. Марк быстро собрал свои вещи в рюкзак, ни на миг не задумываясь, взял столько денег, сколько ему предложила Хана, и вышел на улицу, опасаясь даже смотреть в сторону нашей комнаты. Хана долго со мной прощалась.
- Ты хороший мальчик, - говорила она. – Я не знаю, зачем он тебе, на сиделку ты уж точно не тянешь! Верни его осенью мне, хорошо? Всё успокоится, а ваша комната так и останется вашей.
Я так и сделал. Полгода мы перебивались по разным отелям. Работали курьерами, грузчиками, доставщиками… Так ничего особенного, нигде не задерживаясь надолго. Денег едва хватало на еду, но это всё равно было очень веселое время. Иногда мы просто гуляли по городу ночами и разговаривали о всякой ерунде. Осенью стало хуже. Работу было найти труднее и Ханины деньги на аренду комнат закончились. Пришлось вернуться в наш родной бордель. Там было тепло, сытно и много новеньких девочек. Совсем юных и взрослых, тех, кто почти не говорил и не понимал языка, диких, обиженных, озлобленных. Некоторых привозили силой, за долги их мужей, братьев, отцов, некоторых просто похищали работорговцы. Не знаю как Хане удавалось найти с ними общий язык. Эти люди лишены всяких чувств. Их радуют только деньги, полученные от живого товара, остальное не важно.
- Да, знаю таких, - кивнула Софи. – Мне очень повезло, что я не напоролась на них.
- Как-то за ужином Хана сказала, что Марк должен будет пойти с ней, на одну из сделок с поставщиками девочек. Чтобы они видели его лицо, чтобы знали, что у нее есть, кому передать этот бизнес. Она ведь жутко гордилась и своим сыном-красавцем и тем, что продолжает традиции своих предков. Было в ней что-то восточное помимо любви к шелковым одеждам и уютным покоям. Разрез глаз слегка раскосый, сдержанность в движениях и эмоциях, страсть к порядку и беспощадность к тем, кто причиняет ей неприятности. Она была жестока, наверное даже больше, чем Марк. Иногда с ней случались приступы ярости, в такие минуты мне хотелось поджать хвост и залезть под кровать, а у Марка наоборот глаза горели в каком-то благоговении, будто он на икону смотрит, или на саму деву Марию во плоти. Хана умерла от рака семь лет назад.
Я замолчал, потому что мне всё еще трудно об этом говорить.
- Да, и монополию на меня получил Фанни, - закончил, вошедший в комнату, Марк. – Мы уезжаем!
- Надо убраться в ванной.
- Тогда я еду с вами, - улыбнулась Софи.
- С чего это вдруг? – мы переглянулись.
- Вы мне нравитесь, - пожала плечами Софи. – Я могу вам пригодиться! Или в вашем борделе нет больше свободных комнат? Я как раз подыскиваю себе жилье.
- Софи, не будь дурой! Он же псих! – я кивнул в сторону Марка.
- Мне всё равно негде жить.
Марк молча собирал раскиданные по комнате пачки сигарет. В данный момент ему было не до чего, тем более не до Софи. Я пошел драить ванную комнату, а потом оставил на кухонном столе плату за испорченное имущество и записку с извинениями для хозяйки. В гостиной стояла пугающая тишина. Что если Марк просто выкинул надоедливую девицу из окна?
Но на самом деле всё было гораздо прозаичнее, они просто курили, сидя на диване. У Марка между бровями образовалась напряженная складка – что было совсем не добрым признаком. Он покусывал нижнюю губу и тер пальцами лоб. Мигрени начали беспокоить его не так давно, у некоторых лекарств есть побочные эффекты.
- Я могла бы перекраситься на несколько тонов темнее, и мы бы с тобой вполне сошли за родных брата и сестру, - сказала Софи, внимательно разглядывая Марка. Но он лишь резко поднялся с места.
- Ты готов? Давай уедем уже! – он надел куртку и взял свой рюкзак.
Софи тоже резко вскочила и взяла меня под руку, словно опасаясь, что мы пустимся бежать.
- Ему блондинки больше нравятся, - сказал я ей.
- Да неужели? Тогда почему ты не перекрасишься? – прошипела она и ткнула меня кулачком в живот.
Глава 6.
- Да я собственноручно эту суку зарою! – зарычал Марк и схватил свой дробовик Моссберг 500, подаренный Аланом лет пять назад.
На самом деле я ни разу не видел, чтобы он стрелял из него, разве что по пустым бутылкам за городом. Но он его обожал – это факт… Да и как, скажите на милость, можно было оставаться равнодушным к его черному со стальными вставками корпусу, к его запаху – металлическому, как кровь, и чуть кисловатому, или к его тяжести в руках, когда ты вдруг становился подобен самому богу. Марк любил видеть, как девчонки дружно разбегаются по комнатам, едва увидев его с оружием в руках, ему нравилось чувствовать эту власть. Нас не было каких-то две недели, а одна из девочек сбежала, прихватив крупную сумму денег из комнаты Марка.
Я провел Софи по коридору. Вид Моссберга тоже произвел на нее неизгладимое впечатление. Теперь она обхватила себя руками и дрожала. Самира выбежала нам навстречу, охая и причитая что-то по-арабски. Она заметно поправилась за последнее время и была теперь у нас за горничную и кухарку одновременно, отправлять ее на встречу с клиентами Марку уже не позволяла совесть.
- Ох, Стефанн! Сделай что-нибудь! Он же убьет ее! – шептала Самира.
- Если отыщет, - я пожал плечами. Я что идиот, становится между охотником и его добычей?
- Самира, это Софи, ты пока проводи ее в мою комнату и найди ей одежду какую-нибудь.
Самира лучезарно улыбнулась Софи. Такими гостеприимными могут быть лишь восточные женщины. Она хоть и постарела, но не переставала наряжаться, покупать себе драгоценности, ярко краситься и благоухать ароматными маслами, которые покупала в ближайшей аптеке.
- Найдите ее, и приведите ко мне! – рычал Марк в мобильник. В таком состоянии я не рискнул бы даже приблизиться к нему. Он прошел в кухню и приказал Самире сварить кофе. Она что-то ворковала ему в ответ, пытаясь успокоить. А он лишь потирал глаза кончиками пальцев. Боль от мигреней становилась иногда просто адская. У него даже левый глаз опухал, тогда уже никакие лекарства не спасали, кроме инъекции кетанола.
Я вернулся в свою комнату. Марк теперь живет в комнате Ханы, в которой он поставил массивный письменный стол в надежде превратить ее в кабинет. Однако прошло семь лет, а он до сих пор не может найти в себе силы разобрать ее вещи и выкинуть всё ненужное. Софи переоделась в просторную футболку и чьи-то джинсы, закуталась в плед, чтобы согреться и выглядела совсем измотанной.
- Он всегда такой? – спросила она. Кажется, она уже передумала оставаться с нами.
- Нет, только после… приступов.
- Как ты его терпишь?
- Мне ничего не остается другого.
- А ты не пробовал уйти от него?
- Пробовал, - я улыбнулся.
В коридоре что-то упало, потом послышались крики, отборная ругань. Я открыл дверь и увидел, как двое ребят, служащих охраной борделя под руководством Алана, притащили избитую рыдающую девушку. Марк молча намотал на кулак ее длинные черные волосы и поволок к себе в комнату с такой легкостью, будто она ничего и не весила и не вопила, хватая его за руки.
Когда дверь за ним захлопнулась, Софи испуганно прижалась к моему плечу.
- Вот-вот, со мной было также, никто просто так от него не уходит, - сказал я ей, а она впилась в меня своими ледяными пальцами.
- Марк никогда не терпел компромиссов. После той первой встречи с работорговцами, он вернулся очень довольным собой. Они привели троих новеньких, вместо одной, за ту же цену. Он смог прогнуть этих типов, не прилагая никаких особых усилий. Видимо просто потому что был мужчиной, а Хана не вызывала особого доверия, даже не смотря на свой опыт и возраст. Женщины для них просто товар, и они презрительно сплевывали под ноги Хане при каждой встрече с ней. Правда на следующий же день одна из новеньких потребовала вернуть ей паспорт и отправить ее домой, но после пары подзатыльников от Марка она поменяла свое решение.
Я не хочу, чтобы ты думала, что он чудовище. Это не так. Девочки его любят, он очень заботлив, никто не смеет обижать «девочек Марка», они под надежной защитой здесь.
Но Софи была бледная и расстроенная.
В дверь осторожно постучали. На пороге появилась Самира.
- Фанни, Фанни, - тихо позвала она. – Сделай что-нибудь! Он ее убьет!
Из комнаты напротив доносились крики и жалобный плач девушки.
- Никто никого не убьет, - успокоил я ее. – Сейчас я всё улажу!
- Спасибо, спасибо, - шептала она.
В комнате Марка портьеры были как всегда плотно занавешены, тусклый свет от торшера окрашивал всё вокруг в алый цвет. Девушка сидела на полу в середине комнаты и держалась за голову, поскуливая. Кровь крупными бусинами капала на пол из ее разбитого носа и рта, заливая попутно ее длинный белый топ из тонкой ткани. Это была Амади, худая, длинноногая и скуластая, очень привлекательная мулатка нравилась всем и зарабатывала довольно прилично.
- Фанни, Фанни, - она вцепилась в мою руку своими окровавленными пальцами. – Фанни, по… пожалуйста… скажи ему… я ничего… не брала…
Марк стоял у приоткрытого окна и курил. Моссберг лежал на столе.
- Конечно, милая, - я погладил ее по голове и опустился на колени, чтобы посмотреть ей в глаза. Губы ее припухли, а один передний зуб сломан почти пополам. Всё лицо в ссадинах и ушибах, хотя некоторые были похожи на застаревшие кровоподтеки. В левом глазном яблоке лопнул крупный сосуд и начал уже заживать, так что это не Марк ее приложил, а зрачки были слишком сужены для такого темного помещения.
- Вот дерьмо! – выругался я и влепил ей подзатыльник. Амади всхлипнула.
- Ты что, упоротая?! – я схватил ее за волосы, чтобы еще раз лучше разглядеть ее глаза.
- Фанни, не бей меня, - шептала она. – Прости, прости…
- На чем ты сидишь?
- Я… Нет, я просто попробовала один раз… Честно.
- И ты продолжаешь пробовать каждый день? – я пнул ее носком ботинка, потому что она снова попыталась схватить меня за руку. Потом подошел к Марку. Дело было совсем плохо.
- Как ты себя чувствуешь? – спросил я. На его левом виске вспухла пульсирующая жилка, глаз опух, его трясло, а лицо лоснилось от холодного пота. Он потер пальцами глаза.
- Она похоже фен нюхает или что-то вроде, - сказал он.
- Да мне всё равно, - я пожал плечами. – Хоть порошок стиральный. Давай продадим ее грекам или туркам?
Услышав это, девушка в конец обезумела. Она завыла как зверь, подпрыгнула к столу и схватила Моссберг. Дуло его смотрело теперь прямо в черные глаза Марка.
- Ах ты сука, - прошептал он. – Давай, стреляй, чего ждешь? Давай!
- Марк, назад, - я попытался его остановить, но он уже встал перед ней на колени, развел руки в стороны и закрыл глаза со вздохом огромного облегчения. Девушку шатало, и она никак не могла нащупать скользкими от крови подрагивающими пальцами курок. Я кинулся к ней, главное успеть оттолкнуть ее от Марка. Она завизжала и выстрелила в потолок, а потом отрубилась от моего удара прикладом в челюсть.
- Фанни, я сейчас сдохну, - прошептал Марк, потом его вырвало, и он потерял сознание. Правда очнулся уже через пару минут, когда я всадил ему в вену кетанол. Самира и Софи причитали что-то, Алан тоже вломился в комнату и вытащил Амади.
- Что с ним?! Аллах! Она убила его! Врача вызвать?
- Тихо, Самира, заткнитесь все, это просто мигрень! – я держал голову Марка на коленях еще несколько минут, пока обезболивающее не подействовало.
Глава 7.
- А что будет потом? – спросила Софи. Было уже за полночь, она лежала, подперев рукой голову, на моем диване в ворохе подушек, а я сидел в кресле напротив, пряча глаза под челкой.
- Ты никогда не думал, что с ним станет, если вдруг что-то случится с тобой?
- Со мной ничего не случится.
- Так только дети думают, - рассмеялась она.
Да, я действительно никогда не думал, что со мной что-то может случиться вдруг. Это было слишком далеко. Да, люди попадают под машины, становятся жертвами грабителей и серийных маньяков, простых пищевых отравлений, или осложнений от гриппа. Иногда в них попадают молнии, иногда они тонут, пропадают без вести… Конечно, но со мной ничего такого случиться не может. Потому что Марк найдет меня даже из-под земли, кроме того, я аккуратно перехожу дороги, а грабители или маньяки не самоубийцы, чтобы нападать на «того самого друга Марка, как там его зовут?».
- Скажи прямо, что ты хочешь услышать?
- Вы никогда не пробовали… ну… решить проблемы Марка?
- Знаешь, когда мы вернулись к Хане, она наняла самого лучшего психиатра. Он рекомендовал все эти препараты, сказал, что и другие – это посттравматический психоз. Марк был в ужасе от этого врача. Он ненавидит врачей, потому что всё своё детство провел в психушках и диспансерах. Доктор Новак предложил использовать гипноз, чтобы вернуть хоть какие-то воспоминания. Марк сказал, что я обязан присутствовать на сеансах, чтобы спасти его, если что-то пойдет не так.
- И что? – Софи даже подпрыгнула от любопытства.
- Он вспомнил какое-то темное помещение, похожее на подвал. Людей, в масках и белых халатах, которые делали ему уколы в плечо, вроде прививок. Вспомнил какие-то тени, голоса, вспомнил, как хотел убежать, но был всё время привязан кожаными ремнями.
Он говорил, что там были и другие дети, иногда он слышал их голоса, крики. Его обривали на лысо, поливали холодной водой из шланга, чтобы искупать, и никогда не гасили электрический свет… Однажды, дверь его камеры каким-то чудом оказалась не заперта и он смог сбежать. Но когда он бежал по коридору, то увидел еще одну камеру с открытой дверью, внутри был такой же мальчик, как и он, привязанный к кровати, который звал его и просил помочь. Но было слишком мало времени, поэтому он убежал… Марк вдруг вскрикнул и начал плакать. Тогда доктор быстро вывел его из гипноза. Он вскочил и начал метаться по комнате.
- Это он! Это он! – кричал Марк. – Тот самый мальчик! Теперь я понял! Эти ублюдки убили его и я виноват, поэтому он приходит ко мне, понимаете?
- Нет, Марк, все совсем не так! – успокаивал его доктор. – Это лишь плод твоего воображения, тот ребенок – это ты сам, твое подсознание, которое вопит о помощи, умоляет тебя вспомнить, но ты не можешь… Пока не можешь.
- Нет, вы ничего не понимаете! Я… я как долбанный радар! Они знают, что я их вижу!
Но доктор настаивал на своем, выписал кучу транквилизаторов и антидепрессантов, которые Марк все равно отказывался принимать.
- Фанни, может это бред, конечно, - Софи смутилась и опустила взгляд. – Вы не пытались узнать больше о детстве Марка? Эти странные люди… Кто они? Зачем им дети? Не пытались найти его настоящих родителей?
- Марк не хочет об этом ничего знать, он боится как огня своего прошлого, - я пожал плечами. – Но, знаешь Софи, ты, скорее всего, права…
Я задумался: если бы только удалось уговорить Марка разобраться с этой историей раз и навсегда. Возможно, он наконец обрел бы покой. Мы бы смогли выяснить, был ли второй ребенок вообще, кем были эти люди, что за опыты они над ним ставили?
- Еще не поздно уйти отсюда, - предупредил я Софи.
- Да, я…
Она задумалась.
- Я не знаю, можно я здесь переночую, а утром решу? – она откинулась на подушки и уставилась в потолок. – Почему ты не признаешься ему?
- Что? – не понял я.
- Что влюблен…
- Софи, не сходи с ума, я не влюблен, - я махнул рукой, пытаясь подобрать нужные слова. – Я… Я превратил свою жизнь в его, вот и все. Я сделал это осознано, поэтому не имею никакого морального права жаловаться.
- Ты странный, - Софи улыбнулась. – До тебя я встречала только таких, кто считал себя совершенно независимыми от других людей, а на деле оказывались редкими трусами и не могли сопротивляться обстоятельствам. Но девушки тебе хоть немного нравятся?
Она подмигнула.
- Я их всех люблю по-своему, - я кивнул в сторону двери, имея в виду девочек Марка. – Понимаю, о чем ты… Не знаю как объяснить. В то время, лет восемь назад, мы с Марком хотели делать в своей жизни только одно – веселиться до утра, пить, трахать все, что движется, сорить деньгами, которые давала нам Ханна. Марк в силу своего характера, он всегда таким был, а я только потому, что никогда не знал такой жизни. Я был лишен всего этого. Я только и делал, что подчинялся правилам. А тут вдруг появилась возможность пробовать все подряд без запретов. Сначала мне было страшно отойти от пропитавшего меня насквозь привычного распорядка. А потом я сам неожиданно для себя вошел во вкус… Марка всегда окружали какие-то одноразовые друзья-прилипалы, имен которых можно было не запоминать. Им просто нравилось, что он угощал всех в клубе, что придумывал разные забавы, иногда не очень законные. Девушки его любили за эту горячность и безумства, за дорогие подарки. Почти каждую ночь мы проводили либо в ночных клубах и барах, либо в квартире очередных друзей Марка – Виктора и Лены – милой сумасбродной пары торговцев марихуаной, приехавших сюда по студенческой визе. Они одевались как хиппи и маленькая квартирка их была постоянно завалена всяким хламом, который, впрочем, казался нам тогда даже уютным.
Так вот, как-то раз, в этой самой квартире, где гостили еще какие-то незнакомые девушки и парни, Виктор предложил сыграть в правду или желание. Все с энтузиазмом поддержали идею и несколько часов подряд ржали как лошади, над любым опрометчивым поступком или словом. Потом Виктор должен был спрашивать у меня, и я выбрал желание. Он пристально посмотрел мне в глаза и сказал:
- Хорошо, поцелуй меня, только в губы!
Лена смотрела на меня как кошка на сметану и приподняла правую бровь, хотя я ожидал, что она треснет своего бойфренда по лицу или что рассмеется, как смеялись все вокруг, до них еще не дошло, что это не шутка. Мы все сидели на полу, друг напротив друга, развернуться было негде, но я как-то исхитрился подползти вплотную к Виктору, ожидая, что вот сейчас-то он сам рассмеется и пошлет меня куда подальше. Мне очень хотелось, чтобы он отступил первым.
- Фанни, ты же не собираешься..! – закричал Марк. Я посмотрел на него, но он тоже заливался хохотом, как все вокруг, а мне так хотелось, чтобы он оттащил меня. В общем, сделал бы что-нибудь, остановил. Но этого не произошло, и я поцеловал Виктора. Хотел просто чмокнуть, но он задержал мою голову. Все вокруг кричали и хлопали в ладоши. Ничего особого я тогда не почувствовал, вообще разницы не ощутил, лишь не очень приятная отросшая щетина напоминала, что это именно Виктор, а не, скажем, его Лена.
Пять лет назад, чтобы быть уверенным окончательно, я познакомился с одним мужчиной на специфическом сайте. Мы обменялись вымышленными именами. Он пригласил меня приехать, сказал, что даже заплатит, если нужно…
- Ах ты, проститутка! – Софи кинула в меня подушкой, я улыбнулся.
- Но этого было не нужно, я решил, что просто проверю себя, насколько далеко смогу зайти. Была уже ночь. Марк спал и я решил, что моего отсутствия он не заметит. Уехал по указанному адресу. Это был дом рядом с площадью Свободы. Старинный такой и очень красивый. Я поднялся по широкой лестнице, меня встретил мужчина лет сорока… От него пахло «Будвайзером» и сигарами. Квартира была большая, но какая-то холодная и не уютная. Было лето, но несколько дней подряд лил дождь, а высоченное окно в его спальне было настежь открыто, поэтому все вокруг пропиталось сыростью. Ощущение липкости простыней – вот пожалуй, что я запомнил надолго. Я думал, как же можно жить в таком холоде, но попросить закрыть окно не решился. Мы вообще почти не разговаривали. Я молчал, потому что нервничал, а он – потому что потерял надежду меня разговорить. Это было ужасно… Кажется мне никогда в жизни не было так больно. Не знаю, Софи, как вы, девушки, это терпите? Это похоже на операцию без анестезии, честное слово! Я спрятал лицо в подушку, опасаясь, что он увидит, если я вдруг разревусь. Помню, подумал, ну как это вообще может кому-то нравиться? К счастью все закончилось также быстро, как и началось. Он небрежно чмокнул меня в висок и пошел в душ. А я нащупал на полу у кровати бутылку виски и возблагодарил за это всех богов. Мне хотелось забыться. Я тогда не подумал, как доберусь до дома, но уже через час, после моего «побега» вломился Марк. Хозяин квартиры был еще в душе, к его удаче.
- Фанни, сукин ты сын! – выдохнул он. - Черт! Я думал, он уже разделать тебя успел и суп сварить! Одевайся, чучело!
Я оделся, прихватил бутылку и спустился к его машине, захлопнув за собой дверь. Я никогда еще не был так рад его внезапному появлению, я даже улыбался как идиот.
- Знаешь, Фанни, мне все равно, что ты там делал с этим типом, но не пропадай так! Ты не отзывался, и я вышиб твою дверь… Я чуть с ума не сошел, когда увидел, что тебя там нет… Пришлось залезть в твой ноутбук.
- Какого черта тебя понесло в мою комнату посреди ночи, а?
- Да пошел ты! – и он тоже рассмеялся, глядя в зеркало, как я завалился набок, когда мы свернули за угол.
Больше он эту тему не затрагивал, только подшучивает иногда, но это для него нормально, да и не обидно вовсе. Знаешь, тогда я не заморачивался по этому поводу, душевных терзаний не испытывал, ну было и было. У меня не было нормальной семьи, не было близких людей, которые могли бы меня упрекнуть или как-нибудь повлиять… Я знал, что мальчики должны любить девочек – нас так учили Шекспир, Дюма и Бернар Бордери, но не знал, почему… Я прекрасно знаю, какие слухи ходят обо мне у девочек и у охранников, среди сутенеров и подельников Марка. Один даже пытался в открытую издеваться надо мной, он меня просто ненавидел, но желание поржать у него пропало вместе со сломанной челюстью, когда терпение у Марка закончилось… Наверное, поэтому я не боюсь выглядеть смешно или глупо.
- Да, детка, это конечно очень интересно, - перебила меня Софи. – Но что с девушками все-таки?
- У меня были девушки, и их было много… Но теперь… Я не люблю секс, Софи. Попробуй посмотреть со стороны! Секс – это возня двух потеющих животных… Я эмоциональный импотент и трахальщик мозгов, вот кто я! Я могу расплакаться, если например, по телевизору показывают смущенную пару на первом свидании, а когда они возьмутся за руки – я вообще могу кончить… Я все тот же подросток, который верит в настоящую любовь, но никогда ее не видел, разве что в кино.
- Такой любви не существует, - грустно вздохнула Софи.
Глава 8.
Марк всегда встает рано. Сначала он стучит три раза, а потом вламывается, не дожидаясь моего ответа. Ненавижу, когда он видит меня спящим, поэтому встаю еще раньше. Но сегодня будильник не завел, надеялся, что он поспит подольше из-за вчерашнего.
- Фанни, доброе утро! – он потрепал меня по макушке и весело подмигнул.
- Черт, - я накрылся пледом с головой. Как всегда полон сил и энергии по утрам, сияет отличным настроением. Мои же утра добрыми не бывают никогда.
- Там Самира всё белизной отмывала вчера, дышать нечем! Ого, у тебя, что, подружка появилась?
Софи заворочалась на моем диване.
- А ты что, ревнуешь? – хриплым от сна голосом съязвила она.
- С чего бы вдруг? Фанни с проститутками не спит…
- Да у него вообще плохой вкус, выбирает не тех! А я наилучший вариант, просто признайся, что ты ревнуешь! – Софи завелась и почти кричала, как обиженный ребенок.
- Вот дура! – теперь уже и Марк кричал. – Может ты бы и стала наилучшим вариантом, если бы не была проституткой, отстригла волосы и перестала краситься! Или пол сменила!
- Боже мой, Марк! – теперь он и меня достал. Я хлопнул дверью ванной комнаты как можно громче, чтоб они оба заткнулись, наконец.
- Ты псих! – это Софи продолжала грозно ворчать. – Ты его обидел!
Завтрак Самира решила накрыть в общей кухне. Девочки только легли спать, поэтому сейчас там не было ни души, а заходить в комнату Марка она все еще побаивалась. Кухня представляла собой просторное помещение, с тремя газовыми плитами, двумя высокими холодильниками, несколькими светло-голубыми тумбочками для посуды и провизии, небольшим круглым столиком посередине с чугунными витыми ножками и разномастными стульями.
Когда я вышел из комнаты, между Марком и Софи уже воцарился покой, он сидел на окне и курил. Самира болтала без умолку, рассказывая последние сплетни и новости. Софи пила кофе с ароматными булочками с большим аппетитом, с прошлого утра мы ничего не ели. Марк обычно по утрам есть не мог, завтракал исключительно кофе и сигаретами. Лицо его приобрело вполне здоровый румянец, усталость выдавали только глаза, как бы не пытался он храбриться и успокаивать Самиру, которая все еще причитала и носилась вокруг него, как курица.
- О, Фанни! – приветствовала она меня. – Хвала аллаху, что ты у нас есть! Марк, ты знаешь, эта сумасшедшая убила бы тебя, если бы не наш Фанни!
- Сами-и-ира, - простонал я. – Просто налей мне кофе…
- Я ведь видела, что с Амади что-то странное творится! – упрекала себя Самира полушепотом. – Я должна была сразу заметить!
- Что с твоими документами? – спросил я Софи.
- Надо забрать их, - она опустила взгляд и понизила голос, как будто не хотела об этом говорить. Замечать подобные мелочи в настроениях девочек – моя работа. Я должен первым знать, у кого какие проблемы и грешки за душой. Я вроде местного пастора, у них могут быть секреты от кого угодно, от родственников, мужей, полиции, врачей, но не от меня.
- Фанни! Да ты что? Серьезно? – рассмеялся Марк. – Она-то нам зачем?
- Она сама хочет работать у нас.
Софи закивала и совершенно серьезно уставилась на Марка.
- Исключено, - твердо ответил Марк. – Скажи мне, тебе зверька домашнего не хватает, или что? Я могу купить тебе хомячка, или рыбок… Ну? Соглашайся! Зачем она тебе? Она спала в твоей комнате и девчонки ее возненавидят за это!
- Мне некуда… - промямлила Софи, опустив лицо так, что ее светлые волосы почти скрыли его.
- Что ты там мычишь?
- Мне некуда больше идти! – громко отчеканила Софи. – Слышишь?! Мне некуда идти, ясно тебе?
Она яростно смотрела в глаза Марку, но судя по взгляду, готова была расплакаться в любое мгновение.
- Ого, - Марк широко улыбнулся и посмотрел на меня через стол. – Ты это видел? Она меня не боится!
А потом резко схватил Софи за волосы и запрокинул ее голову.
- Не смей на меня голос повышать, поняла?
- Марк, остановись, - я почти вскочил с места, хоть и осознавал прекрасно, что любая девочка, работающая здесь, должна знать свое место, иначе анархии и полного хаоса не избежать. Когда они теряют страх, они наглеют и начинают вести себя как капризные подростки, а нам это вовсе не на руку. Я видел такое неоднократно, и знал, что Марк не остановится, пока не сломает ее.
- Как скажешь, Марк, - прошептала Софи, и он отпустил ее, отвесив несильный подзатыльник.
Она затихла, не смея даже глаза поднять. Марк спокойно продолжил пить свой кофе.
- Ты поговоришь еще разок с Амади? Если Алан, конечно, ее не укокошил вчера.
- Да, конечно, как хочешь, - ответил я.
- Насчет Софи, - я заметил, как девушка напряглась, услышав свое имя. – Можем поселить ее в бывшую комнату Амади, когда узнаем, куда она дела наши деньги, и когда продадим ее. Только… Софи… Посмотри на меня!
Но Софи продолжала сидеть с опущенным лицом, тогда Марк взял ее за подбородок и повернул к себе лицом.
- Слышишь меня? Ты должна быть предельно честна с Фанни, потому что он в любом случае узнает, если ты соврешь… И тогда с тобой буду говорить я.
Софи коротко кивнула.
- Браво, Фанни! – Марк расплылся в улыбке и захлопал в ладоши. – Я впервые такое вижу, клянусь, я буду теперь хвалиться твоим мастерством перед любым знакомым мне человеком. Затащить девку в наш бордель после всего, что она видела и знает… Ты самая лучшая приманка на свете!
Он встал из-за стола, что-то тихонько напевая, подошел ко мне, потрепал меня по макушке и чмокнул в лоб, потом навалился, обнимая за шею – особый удушающий прием.
- Софи, скажи, разве нужно мужчине быть таким красивым как наш Фанни?
Но Софи смотрела на меня совсем не таким добрым взглядом, как за несколько минут до этого откровения.
- Разве что только пудрить мозги, таким как ты, а? – потом он несильно ударил меня кулаком в плечо и продолжая напевать «O sole mio!», направился в свою комнату.
- Значит, вот чем ты занимаешься, - усмехнулась Софи. – Господи, какая же я дура!
- Да, я… приманка. Пополняю коллекцию Марка одинокими бабочками вроде тебя. Но я, правда, не думал, что ты захочешь пойти с нами, после всего.
- Ты мне понравился, - грустно вздохнула Софи. – Только и всего. Он прав, ты красивый, по сравнению с теми жирными уродами, старше меня в два раза, которых мне приходилось ублажать ради денег…
- Мне жаль, - я искренне разозлился на Марка за эту сцену. Какого черта, он устроил этот спектакль? Чтобы сделать побольнее Софи, или чтобы напомнить отведенное мне место в этом его идеально выстроенном бизнесе? Мне вдруг стало мерзко от того, во что я превратился… Это было больнее, чем просто выглядеть мерзавцем в глазах очередной проститутки.
- Знаешь, Фанни, я пока даже не понимаю, кого из вас двоих мне стоит больше опасаться, - призналась Софи.
- Меня, милая, - и это была правда. – Потому что Марка есть кому остановить, а меня – нет.
Глава 9.
Таксист обещал нас подождать. У меня нет своей машины, потому что я панически боюсь водить. Понимаю, это более чем странно, и Марк мне всегда говорил, что стоит только попробовать, как я втянусь, но пробовать мне совсем не хотелось. Я даже на переднем сидении никогда не езжу. Не знаю точно, что меня так пугает… Дребезжание металла, звук двигателя, обилие стекла вокруг, сама скорость движения, или окружающие люди за рулем, которых я даже не знаю… Например, Марку ни за что не дали бы права по медицинским показателям, но он их просто купил, и сколько вокруг таких как он?
Мы прошли по двору, больше напоминающему лабиринт между серыми двухэтажными домами-коробками. Чумазые дети копались в мусорной свалке здесь же, рядышком, стая бездомных собак провожала нас настороженными злыми взглядами. Теперь я понимаю, почему таксист отказался везти нас дальше.
- Удивлен? – спросила Софи, оборачиваясь.
- Да, - искренне признался я, даже немного запаниковал, потому что вдруг подумал, что здесь может обитать целая банда грабителей, и девушка работает для них приманкой. Вот это был бы забавнейший поворот сюжета. Одна приманка попалась на другую.
Мы вошли в дурно пахнущий темный подъезд с деревянными половицами и ступеньками, которые тут же начали скрипеть на разные лады. Софи взяла меня за руку своими ледяными пальцами.
- Не бойся, - прошептала она в темноте. Мы поднялись на второй этаж, Софи толкнула дверь, которая оказалась не заперта. – Сюда.
Мы прошли в квартиру, заваленную всяким хламом. На полу стопками стояли распухшие от влаги книги, единственное окно было занавешено какой-то тряпкой. Вещи валялись повсюду: на полу, на стульях, на изъеденной молью софе.
- Я сейчас, - Софи прошла в комнату справа и через несколько минут вышла оттуда с большой сумкой через плечо. – Мои вещи.
В комнате напротив послушалось какое-то шевеление, и в коридор буквально ввалилась пьяная женщина со спутанными волосами.
- Ого-о-о, - протянула она прокуренным голосом. – София! Куда это ты намылилась?
- Я ухожу, - бросила Софи и схватила меня за рукав.
- Куда?! Боже! Не смей сбегать, слышишь? – пыталась хрипло кричать женщина вслед.
Мы быстро преодолели один этаж, а потом я споткнулся, и чуть было не упал, но Софи меня поддержала. Потом потянула меня за воротник пальто и прижалась своими губами к моим.
- Спасибо тебе! – прошептала она. И мы бегом добрались до такси, лишь бы поскорее покинуть этот ад.
- Кто это? – спросил я, когда мы направились обратно.
- Моя мать, я наврала, что приехала работать официанткой, я приехала к ней, забрать ее домой, но она украла все мои сбережения, даже на еду не осталось, а на работу не берут, я даже языка толком не знаю. Я пыталась сбегать несколько раз, но возвращаться приходилось, потому что я умирала от голода, холода и усталости. Как и в этот раз… Я пока вас не встретила в клубе, уже пару дней ничего не ела. Решила, черт с ним, еще раз продамся, чтобы выжить, хуже не будет. Такие милые парни, подумаешь, двое, так двое. А там такое началось…
Софи закатила глаза, и я невольно улыбнулся.
- Я правда пыталась работу найти…
- А что ты умеешь делать?
- Не знаю, - задумалась Софи. – Любую физическую работу, наверное… У меня нет образования почти, только то, что мне отец смог дать. Он много со мной занимался, пока не умер…
Софи вздохнула и пожала плечами.
Когда мы вернулись, я оставил Софи в своей комнате, потому что она хотела принять душ, а сам отправился на крышу, где часто бывал Марк. Он даже стул туда приволок, любил сидеть летом и наблюдать закат через небольшое пространство между двумя высотными зданиями напротив.
Сегодня было довольно прохладно, и солнце заходило по-осеннему рано, он стоял у самого края, кутаясь в пальто, и наблюдая оранжево-красный диск на горизонте.
Я встал рядом и попросил у него сигарету.
- Я все думаю, - Марк нервно потер лоб, словно у него снова болела голова. – Я вспомнил кое-что. Кстати, зачем нам Софи?
- Что? Софи? Но ты ведь сам хотел ее забрать! Еще в клубе… А что ты вспомнил? – насторожился я.
- Нам ведь и так хорошо, разве нет? Вдвоем! А ты слишком близко ее подпускаешь! Она теперь все знает…
- Ну да, - у меня уши покраснели. – Ей помощь нужна, вот и все. Она увидела, понимаешь? Она все видела и перепугалась до чертиков, я просто хотел ей объяснить…
- Фанни, - вздохнул Марк. – В том-то и дело! Ты как святой для всех мучеников! Для меня… теперь вот и для нее! Не нравится она мне! Скрывает что-то, я это чувствую… Как обычно, когда я чувствую темные стороны людей. Я ведь радар!
Он постучал пальцами по правому виску.
- А что ты вспомнил?
- Я не уверен, но, кажется, меня родители сами отдали тем людям в халатах. Я вспомнил голос, который меня успокаивал и говорил, что я ненадолго там задержусь, а потом вернусь домой.
- Правда?
- Ага, - Марк кивнул и сбросил недокуренную сигарету вниз.
- Знаешь, может нам стоит уже разобраться с этим?
- Что?
- Разобраться с твоим прошлым. Раз и навсегда…
- Знаешь, Фанни, - улыбнулся Марк. – Если бы я тебя не так хорошо знал, то решил бы, что ты хочешь от меня избавиться… Что ты предлагаешь?
- Предлагаю найти и осмотреть то место, где тебя обнаружили, помнишь, ты рассказывал?
Марк задумался и начал покусывать ноготь на указательном пальце.
- Может ты и прав, - я видел, что слова давались ему с трудом, и темная тень наползала на его лицо, брови нахмурились, а глаза потухли. – Надо покончить с этим прежде, чем я начну выходить на улицу, забыв надеть штаны… Или еще чего похуже…
Да, я понимал, о чем он говорит. От сильнодействующих таблеток становилось все хуже и хуже. Пока организм справлялся, но это лишь дело времени.
Глава 10.
Амади была продана в Грецию через неделю. После того, как у нее прекратились ломки, и организм почти полностью очистился от токсинов. Пришлось, конечно, потратиться на врача из местной городской больницы. Господин Варц часто сотрудничал с нами за приличные деньги, и делал свою работу добросовестно. Он залечил синяки Амади, зашил ей порез над бровью так, что шрама не должно было остаться, осмотрел на предмет половых инфекций, выписал кое-какие таблетки, которые мы тут же взяли в аптеке за углом, которая не так давно тоже стала собственностью Марка, как и клуб в подвале соседнего здания. Девушка уже не сопротивлялась, она прекрасно осознавала, что натворила, и ей очень повезло, что ее не убили. Деньги мы, конечно же, так и не вернули, потому что она успела передать их наркоторговцу. Софи поселилась в ее комнате. Одна, так как остальные девушки ее невзлюбили. С ней не делились ни сигаретами, ни конфетами, ни презервативами.
Первый день осени выдался изнуряющим. Марк громко решал вопросы по телефону, относительно поставки морфия в свою аптеку. В Чехии законы о медикаментах слишком строгие. Здесь вам даже аспирин без рецепта не имеют права продать. Большинство приезжих, наших бывших соотечественников, привозят с собой целую сумку различных препаратов от простуды, несварений, болей. Таможню проходят с горем пополам, но все-таки не трагично. А вот если вам не посчастливится подцепить насморк, то придется оставить кругленькую сумму врачу, который выпишет вам капли в нос. Когда Ханна заболела, Марк понял, что мы просто разоримся на врачах и лекарствах, потому и купить аптеку стало выгоднее. Тем более, что от нелегальной продажи лекарств, доход был просто фантастический. Проволочки по поводу продажи в собственность, получению лицензии, налаживанию связей с поставщиками заняли полгода беспрерывной работы. Пришлось дать несколько крупных взяток известным врачам и фармацевтам, которые поставили свои подписи в документах, в качестве консультирующих специалистов аптеки. Потом Марк нашел хорошего врача, которого лишили его практики за какую-то провинность. Я его отмыл, прокапал от затянувшегося запоя, привел обратно в человеческий вид и намекнул, что если еще раз увижу его пьяным, то его уже точно ничто не спасет. Он перевел свой мутный взгляд на меня, улыбнулся и прошептал:
- Ангел… ангел…
С тех пор он всем рассказывает, что видел ангела, который запретил ему напиваться. Он оказался очень впечатлительным человеком.
Так вот, с морфием всегда были проблемы. Очень дорогое обезболивающее, необходимое в некоторых ситуациях. Видимо поэтому поставщик Марка так часто выкаблучивался, то цену заломит, то просто пропадает и не выходит на связь, то откровенно заявляет, что вышел из этого бизнеса. Короче, ведет себя как истеричная малолетка. Марк кричал на него так, что было слышно даже на кухне, где я стоял у окна и курил, а Самира мыла посуду.
- Он голос сорвет, если будет так орать, - посетовала она.
- Слушай, Самира, а почему хозяйка решила, что этот мальчик ее сын? Ты помнишь?
Самира повернулась и посмотрела на меня внимательно.
- Марк в это никогда не верил, - я пожал плечами небрежно и отвернулся к окну, делая вид, что мне не очень это и интересно. Так было проще всего ее разговорить, она бы поняла, что это всего лишь праздное любопытство, разговор, о котором я очень быстро забуду и не буду больше докучать ей.
- Марк не ее сын, - Самира снова принялась мыть посуду. – Ее сын умер в больнице от пневмонии в 84-м году…
У меня даже челюсть отвисла.
- Но… как же?... Мне всегда казалось, что она так уверена…
- Ей хотелось в это верить. Да что я тебе могу рассказать, Фанни?! – она всплеснула покрасневшими от горячей воды руками. – Ты мужчина! Ты никогда не поймешь сердце матери, потерявшей своего ребенка! У нас на родине считается, что ребенок – собственность мужа, даже если он захочет выгнать свою жену, дети останутся с ним. Но это все неправильно! Дети – кровь от крови, плоть от плоти – матери принадлежат и связаны с ней навсегда, даже если суждено им умереть еще маленькими. Вот говорят, что люди, потерявшие руку там, или ногу свою, продолжают чувствовать ее еще очень долгое время. А женщина умершего ребенка чувствует всю свою жизнь, вот только ни обнять его не может, ни утешить, ни увидеть даже… Когда она мальчишку привела, мы все было подумали, что с горя ума лишилась наша хозяйка. Но она была с ним так счастлива. Говорила всем, мол, вот это мой Марк, мой похищенный мальчик вернулся. Может и правда она так думала, что смерть ее ребенка похитила, но он от нее сбежал.
Самира вдруг улыбнулась этой своей странной мысли – возможность сбежать от смерти.
- А ребеночек ее слабеньким был с самого рождения, болел постоянно. Врачи говорили, что сложный случай. Хозяйка детей не могла иметь, у нее три выкидыша было, когда она жила с тем красавцем из Испании. Видимо, воля Аллаха на то была.
Я вздохнул – бедная моя Ханна.
- Марк был ее спасением! – Самира улыбнулась очень тепло и мечтательно. – А то и правда, куда бы она могла еще потратить столько любви материнской и нежности, если бы не он?
- А где она его нашла?
- Да прямо здесь, недалеко. Он чуть насмерть не замерз. Зима была, а он в тапочках и пижаме больничной.
Раздалось пронзительный сигнал домофона. Я нажал на кнопку ответа.
- Тут посылку принесли какую-то, для Марка, - сообщил искаженный аппаратом голос Алана.
Я спустился вниз, взял из рук охранника картонный пакет FedEx, плоский, в таких обычно документы присылают. Повертел его в руках, послушал, потряс. Ничего необычного. На обороте значился штамп «Почта России», обратного адреса нет. Несколько мгновений я боролся с желанием вскрыть пакет, пока поднимался по ступенькам на второй этаж, прислушался, надеясь, что Марк все еще занят телефонным разговором и у меня будет оправдание. Но в коридоре воцарилась тишина. Дверь его кабинета распахнулась, он уставился на пакет в моих руках и даже понял, о чем я думал только что.
- Иди сюда, Стефанн, - позвал он. Голос его был ледяным и требовательным, как будто он разговаривает сейчас не со мной, а со своим провинившимся подчиненным. – Иди сюда, живо!
Я вздрогнул от неожиданности, подошел, он вырвал из моих рук пакет и захлопнул дверь у меня перед носом. Меня бы это очень оскорбило, лет пять назад, а теперь я лишь шепотом послал его к черту и вернулся в кухню еще поболтать с Самирой.
До самого вечера Марк не выходил из своей комнаты, от туда даже шороха не доносилось, я уже было решил, что он спит.
Когда девочки разъехались по клиентам, а Софи так и не вышла из своей комнаты, я начал было волноваться, но она открыла дверь по первому же моему требованию. Выглядела она не очень хорошо. Синяки под глазами, спутанные волосы от долгого сна, заявила, что не может сегодня работать в силу непреодолимых факторов женской природы. Тогда я просто пригласил ее поужинать со мной, предполагая, что Марк и на ужин не выйдет. Мы устроились на кухне вместе с Самирой, которая приготовила томатный суп и рис с курицей и барбарисом.
Марк появился в дверях кухни неожиданно. Он заметно паниковал и обшаривал напряженным взглядом все углы, едва освещенные ночником на обеденном столе. Я сразу понял, что он, возможно, увидел нечто странное, или же ему приснилось, бывало, он даже во сне кричал.
- Черт, - выругался он и потер глаза, как будто отходя от ночного кошмара.
Самира засуетилась, усаживая его за стол, достала ему тарелку и приборы.
- Что-то случилось, дорогой? – ворковала она.
- Я слышал голос Ханны.
У меня из рук выпала вилка с оглушительным звоном:
- В смысле?..
- Я услышал ее, как если бы она была здесь, с вами...
Он мечтательно улыбнулся и потер лоб.
- Ай, Аллах, - прошептала Самира и схватилась за свой кулон в виде серпа луны.
- Мне кое-что прислали сегодня, мои документы из Смоленского центра реабилитации, - он достал из-за ремня сложенный вдвое листок бумаги и протянул мне.
Я развернул его, посмотрел на мелкие русские буквы, документ гласил:
«…5 августа, 1991 года, на улице Артезианской, в 50-ти метрах от Реадовского парка, приблизительно в 9.30 был обнаружен ребенок мужского пола. Рост 138 см, вес 32 кг, волосы темно-русые, глаза карие, примерный возраст 6-7 лет. Повреждения мягких тканей рук и ног, гематомы в затылочной области головы, общее истощение, обезвоживание, нестабильное психическое состояние, амнезия, отсталое умственное развитие, возможно аутизм…
…был доставлен в Центр реабилитации несовершеннолетних по улице Нарвская, 19. При регистрации получил имя Михаил Реадов».
- Это о тебе? То есть, ты уверен?
- Да, и мы поедем туда, как только будут готовы загранпаспорта.
- Боже, - я безвольно опустил руки. Все произошло слишком быстро и неожиданно.
- Только не говори, что ты струсил!
Софи вырвала листок из моих рук. Глаза ее лихорадочно заблестели, и она расплылась в улыбке. Похоже, теперь прошлое Марка вселяло священный ужас только в меня.
- А я поеду с вами? – выпалила она, ерзая на стуле.
- С чего бы? – хмыкнул Марк.
- Да, пусть едет с нами, - уверенно согласился я. Софи с восторженным писком кинулась мне на шею. У меня даже отлегло как-то от сердца. Я перестал чувствовать себя один на один с демонами Марка.
- Черт подери, - покачал головой он. – У меня теперь как будто две девчонки!
Глава 11.
О своей бывшей родине я мало что помню. Частные дома, выцветшие и ветхие. Огромную соседскую яблоню, с мелкими жесткими яблоками, такими кислыми, что скулы сводило. Но мы с друзьями все равно забирались на забор и ели эти яблоки, пока сосед собственной персоной не вываливался из своего маленького домика и не гнал нас, грозя кулаками. Наш дом стоял рядом с военной казармой, и я часто слышал по утрам, как маршируют призывники и поют «Катюшу». Помню огромных дворовых псов, помню речку – мелкую и грязную, бурлящую по камням. Помню, как все мы, дети, любили мастерить лодочки, из того что под руку попадет. Я помню своих родителей, хотя уверяю всех в обратном, потому что у меня нет никаких хороших и светлых воспоминаний о них. И я пытаюсь не думать об этом, забыть. Одни лишь несбывшиеся надежды, разбитые мечты, растоптанные, сломанные, извращенные… Как будто даже мое появление на свет – сбой системы, ошибка природы. Моя мать просто не сделала очередной аборт. А своего отца я видел раз в жизни, в семь лет, теперь я не помню его лица, лишь смутное расплывчатое пятно, высокий рост, худощавое телосложение. Я очень надеюсь, что я не вырос похожим на них. Возможно что-то от матери и отца вместе взятое не сделали меня точной копией кого-то одного. По крайней мере, мне бы этого очень не хотелось. Хотя… Какая теперь разница? Вскоре их лица и дела сотрутся из моего сознании, тогда я буду окончательно свободным. Они – мои демоны. Как бы я не пытался их забыть, они снова и снова появляются тихими осенними ночами, когда я смотрю в потолок и не слышу ничего.
Иногда мне кажется, что я занимаю в этой жизни чье-то место… Вот некто должен был появиться на свет, его ждали и хотели, но вместо него появился я, в другом месте и в другое время. Совершенно случайно. А ведь тот другой мог бы наверняка многого добиться. Стать великим ученым, музыкантом, художником, стать замечательным мужем, отцом, другом, нужным обществу человеком… А тут я. Испортил все. Как-то глупо. Вот и расплачиваюсь за эту ошибку. Все логично – у природы, создателя, или мироздания просто не было плана на мой счет. Меня не должно было существовать.
Автобус подпрыгнул на ухабе, повернул влево и направился к городу. Я уже мог видеть его огни вдалеке. В салоне включили свет и люди начали просыпаться, собирать свои вещи, надевать куртки. Я надел капюшон и привалился к стеклу, чтобы еще немного побыть в одиночестве, но Марк уже не мог усидеть на месте, нервничал, достал сигарету, но сразу убрал ее обратно в пачку.
Мы прибыли на станцию в 7 утра. Было еще темно, ветрено, но тепло. Софи размяла ноги и вдохнула полной грудью. Все города пахнут по-разному. Здесь пахло пряными яблоками и недавно прошедшим дождем. Сонные люди медленно доставали свои сумки из серебристого брюха большого междугороднего автобуса. Я взял наши рюкзаки, протянул Софи ее потрепанную сумку через плечо. У здания вокзала уже толпились таксисты, предлагающие жилье старушки, бомжы, попрошайки. Марк уже успел познакомиться с парой туристов – лохматым, заросшим бородой Игорем с широкой улыбкой и его невестой – Таней с выгоревшими светлыми косами.
- Мы можем все вместе пойти перекусить куда-нибудь, - предложил Игорь. Таня бурно поддержала его идею, закидывая на спину свой рюкзак.
- Отлично! – Марк тоже развеселился и помахал нам с Софи рукой. – Ну что вы там стоите?!
- Мы просто туристы, любим ездить, куда глаза глядят, - представился Игорь и пожал мне руку.
- А у нас просто медовый месяц, - Марк кивнул в мою сторону. – Это моя сестра – Соня.
Лицо Игоря вытянулось, и он с сомнением отер о куртку руку, которой только что здоровался со мной. Таня густо покраснела, но все же продолжала улыбаться. Мы с Софи перекинулись недовольными взглядами, и она закатила глаза.
Оказалось, что Игорь и Таня проехали почти всю Россию, побывали во многих городах. Денег на дорогостоящие курорты и развлечения у них не было, порой даже на ночлег, работали как придется, набегами. В основном зимой, а становилось тепло – увольнялись и шли в походы. Игорь пытался пару раз брать с собой туристические группы, чтобы зарабатывать на том, что умеет, но это ничем хорошим не заканчивалось. Людская тупость его выбешивала, даже не смотря на то, что он всем своим видом смахивал на добродушного деревенского Ивана-дурочка… Я не мог представить, что нужно сделать, чтобы вывести его из себя.
Марк все время что-то весело рассказывал, пока мы ждали открытия ближайшего кафе, к концу обильного завтрака из глазуньи и сосисок он уже окончательно очаровал наших новых друзей. Потом заказал коньяк, и мы выпили за знакомство.
- Ну что? Где остановимся? – в ответ все лишь пожали плечами. Игорь и Таня переглянулись.
- Мы тут вообще-то хотели снять комнату, знаете, возле здешнего парка, - неуверенно начала Таня. – Мы туда и собирались как раз.
- Тут такое дело, - Игорь вытер большой ладонью свои усы и бороду. – Мы и ехали только, чтоб в этот заповедник попасть – Реадовский. Там, говорят, просто жуть…
- Парк как парк, ничего там нет, - пожал плечами Марк и отпил коньяк. Его глаза заблестели, но он старался выглядеть безразличным.
- Говорят, там шахты есть, старые, засыпанные все, кроме одной. Туда-то мы и пойдем.
- Вообще-то мы еще не решили, - одернула Таня. – Опасно там. Люди, говорят, пропадают…
Марк уставился на нее уже не в силах сдержать эмоции.
- Ой, у тебя такие глаза странные, - улыбнулась Таня.
- Ты нас туда проведешь? – выпалил Марк, подливая коньяк Игорю. Я ткнул его в бок, чтоб полегче напирал.
- Пхеее, - крякнул Игорь. – С ума сошел? Мне с вами нянькаться?
- Я заплачу, много…
После недолгих переговоров они пожали друг другу руки.
Марк взял всю организацию похода на себя, как и обещал, денег не жалел. Купил ребятам новое снаряжение: фонари, тросы, охотничьи ножи, палатки, даже непромокаемые куртки и ботинки. Снял большую квартиру почти на той самой улице, где его тогда нашли, но когда я спрашивал, он отвечал, что почти ничего не помнит, да и город изменился до неузнаваемости за двадцать с лишним лет.
Через пару дней Игорь уже составил план действий и прочертил маршрут на карте, но зарядили дожди, он боялся, что мы завязнем в грязи по уши, если не дадим время земле просохнуть.
Я был немного ошарашен тем, что Марку удалось познакомиться именно с теми людьми, которые были нам так нужны. Он пожимал плечами и говорил, что это его фирменное чутье. У него, конечно, была хорошая интуиция, но не настолько, в итоге он был вынужден признаться, что просто слышал их разговоры о шахтах еще в автобусе, а устроить благоприятный случай для знакомства – дело техники.
Ближе к вечеру третьего дня пребывания на родине, мы с Марком отправились в реабилитационный центр, где его держали первое время.
Марк чувствовал себя несколько неуверенно, и я вдруг с ужасом понял, что вся его веселость и активность последних дней – просто бравада. Маска, под которой скрывается настоящий животный ужас. Он с недоверием смотрел на таксиста, часто оглядывался назад, тревожным взглядом обшаривал улицы и неприветливых незнакомцев. Мы долгое время стояли перед обшарпанными пластиковыми дверьми желтого двухэтажного здания. Табличка над дверью гласила, что это и есть центр. Марк гипнотизировал крыльцо центра и покусывал нижнюю губу. Потом выдохнул:
- Пошли!
Мы прошли мимо безразличной вахтерши прямо к кабинету с табличкой регистратура. Миловидная женщина в очках сказала, что ничем помочь не может, если мы не сотрудники полиции, но увидев в руках Марка конверт, поменяла свое решение.
Она выпроводила нас из кабинета, закрыла его на ключ, велела ждать, а сама направилась куда-то вглубь темного коридора. Марк привалился спиной к стене и потер веки.
- Что с тобой? – насторожился я.
- Здесь внутри ничего не изменилось, - глаза его стали как стеклянные. – Мне было очень страшно, и я пытался сосредоточиться на этой плитке.
Он посмотрел под ноги, пол был устлан своеобразными узорами из почерневшей от времени кафельной плитки.
- Они постоянно спрашивали у меня что-то, никак заткнуться не могли… В ушах звенело от их голосов, а потом я потерял сознание, очнулся уже в одной из палат. Ночью я увидел сон, будто что-то черное и липкое полностью обволакивает мое тело, забивает нос и рот, так что я не могу кричать, и я тону в этом черном дерьме, понимаешь? Я до сих пор чувствую ЭТО на коже… Чувствую ЭТОТ вкус во рту…
Он провел рукой по лицу, будто бы стряхивая с себя наваждение.
- Ничего, это скоро закончится, - я улыбнулся ему, хоть мне было совсем не весело.
Когда женщина вернулась, она держала в руках бумажную папку с пожелтевшими больничными выписками.
- Наверное, вы это ищите? – она завела нас обратно в кабинет и сунула мне в руки папку.
На пол как бабочка выпорхнула черно-белая фотография. Я поднял ее. Это был Марк. Раздетый до пояса, обритый, с подбитым левым глазом, с рассеченной бровью. Затравленный взгляд звереныша в клетке, на ребенка он даже не походил.
В документах были непонятные мне значение анализов, заключение врача невозможно было прочесть…
- Простите, - обратился я к женщине. – А сейчас кто-нибудь из врачей работает здесь? Я имею в виду с 1991 года…
- Знаете, кажется, нет, - пожала она плечами. – Хотя… Есть одна сестра… Она работает здесь уже целую вечность. Хотите увидеть ее?
- Да.
- Нет, - Марк схватил меня за рукав. – Фанни… нет!
- Да, пожалуйста, если можете, - я не стал обращать на него внимание.
Женщина с любопытством оглядела нас, раздумывая мгновение, а потом набрала внутренний номер по телефону: – Клавдия Николаевна, можно вас попросить зайти? Да, ко мне. Если не заняты. Ага, спасибо!
Меньше чем через минуту в кабинет вошла низенькая пожилая женщина в белом халате. Марк смотрел на нее, открыв рот, силясь вспомнить и испытывая безотчетный страх – руки его дрожали.
- Здравствуйте! – приветствовал ее я и улыбнулся, включая все свое обаяние. – Нам очень нужно поговорить с вами об одном бывшем пациенте.
- Что такое? – старушка смерила меня презрительным взглядом. – Опять кто-то магазин ограбил?
- Нет, посмотрите, вы помните этого ребенка? – я показал ей фото.
Клавдия Николаевна протянула было к нему руку, но вдруг отдернула ее, как будто я ей жабу предложил подержать. Она уставилась на меня с непониманием и страхом.
- Где вы это взяли? Людмила! – она сверкнула грозным взглядом в сторону регистраторши.
- Да в чем дело? – не поняла та.
- Мальчишка этот, - пробормотала старушка. – Будь он проклят! Все время разговаривал с кем-то в пустой комнате, а потом сказал, что это мой отец покойный… Описал его даже… Господи помилуй… Он на войне погиб.
Она быстро перекрестилась и прижала руки к груди.
- Мне нужно знать, какой диагноз ему поставили и куда определили дальше, - вкрадчиво произнес я.
- Шизофрения… параноидальная. Увезли его в Смоленскую психбольницу. Я потом спать не могла... Как вспомню эти глазища его! И дети его не любили. Он одному парню руку прокусил…
Я почувствовал, как Марк тянет меня за куртку к выходу.
- Господи, - прошептала сестра, уставившись на Марка. – Да это же ты!
- Идем, - зарычал он мне в ухо.
Я не мог оторвать взгляд от испуганного лица старушки, казалось, ее вот-вот инсульт разобьет. Мы выбежали на улицу. Марк шел впереди, как можно быстрее, не оглядываясь…
Глава 12.
За ужином впервые царило молчание. Игорь и Таня переглядывались и непонимающе пожимали плечами. Глаза Софи светились любопытством. Она не могла дождаться, когда останется со мной наедине, чтобы расспросить обо всем. У Марка между бровями залегла напряженная морщина. Он раньше всех встал из-за стола и ушел в свою спальню.
Комнат в квартире было четыре. Прихожая, переходящая в гостиную и три спальни. Одну занял Марк, вторую – Игорь и Таня и третью – мы с Софи. Я хотел было собрать тарелки после ужина, который приготовила Татьяна, надо признать очень умело, но она опередила меня.
- Я сама, - улыбнулась она. – Вы что, поссорились?
- Да ну что ты, они жить друг без друга не могут, - подмигнула мне Софи.
Игорь покраснел и отвел взгляд.
Утром мы должны были выходить в путь, поэтому вечер выдался суетливым. Все собирали свои походные рюкзаки, Игорь еще раз проверял карты, фонари, GPS навигатор, запас батареек и теплых носков. Марк не выходил из своей комнаты и не отзывался. Я мог в подробностях представить, что сейчас там происходит: сидит у окна или на диване, и пялится в одну точку стеклянными глазами. Не удивлюсь, если утром он скажет, что передумал, и что нужно возвращаться домой.
Ребята легли спать пораньше, мы с Софи шепотом обсуждали прошедший день в темноте спальни. Она лежала ко мне лицом, и свет от уличного фонаря четко прочертил границу ее левой скулы. В этой комнате стояла огромная двуспальная кровать, комод и тумбочка, наши рюкзаки в собранном виде лежали у двери.
- Тебе страшно? – спросила шепотом Софи. Ее лицо было совсем близко.
- Немного, - честно признался я. Мои мысли заняла другая девочка, с которой я точно также лежал в интернате много лет назад, в лазарете, совсем близко, потому что мы были детьми, и нам было страшно.
Я почувствовал, как ее дыхание коснулось моих ресниц и челки.
- Надо тебя постричь, а то глаз не видно.
Поход в парикмахерскую каждый раз превращается в ад, терпеть не могу, когда кто-то посторонний прикасается к моей голове.
Тихо скрипнула дверь и Софи вздрогнула от неожиданности. Это был Марк.
- Подвинься, - он толкнул Софи еще ближе ко мне и улегся рядом, глядя в потолок.
- Знаешь, Фанни, я тут подумал, а что если это все пустая трата времени?
Я хмыкнул, ну вот, как и предполагал.
- Что? Струсил?
Марк повернулся ко мне и сверкнул злым взглядом. А может и не злым, просто еще один фокус аниридии. Его глаза отражали любой блик в темноте по-кошачьи слишком ярко.
- А если мы ничего не найдем? Да и какие, к чертовой матери, шахты? Там наверняка и в помине ничего такого нет, мало ли чем детей здесь пугают, чтоб в лес не ходили?
- Вот и проверим.
- Он прав, - кивнула на меня Софи.
- А ты вообще заткнись, - Марк щелкнул ее по носу.
- Может мне уйти? Только постарайтесь не шуметь сильно, а то психика Игоря не выдержит, и мы останемся без проводника, - она хихикнула.
Марк наморщил нос и передразнил ее.
- Я не смогу заснуть, - вздохнул он.
Софи с сочувствием погладила его по руке и положила голову ему на плечо, вскоре ее размеренное дыхание усыпило Марка. Раньше, когда денег у нас почти не было, нам конечно приходилось спать вместе, на одном диване или прямо на полу, на матрасе, в одной машине… Со временем, когда очень долго бываешь вместе с кем-то, то хочешь не хочешь, начинаешь чувствовать его даже на расстоянии. А так близко – тем более… Слишком остро, что ли. Почти до боли. Теперь я даже через Софи чувствовал каждое его движение, каждый вздох, его тепло. По ночам у него поднимается температура, а не снижается, как у всех нормальных людей. Мое сердце колотилось как бешенное, я обнял Софи, и зарылся лицом в ее приятно-пахнущие локоны, пряча улыбку. Она была как нельзя кстати. Самый лучший в мире громоотвод.
Я вспомнил, как был совсем маленьким, предоставленным самому себе целыми днями, чумазым и вечно голодным, если добрая соседка не подкармливала меня. Мама вернулась также неожиданно, как и уехала, через пару дней, или недель – это не имело значения, потому что я рыдал каждую ночь, от ужаса, что она не вернется больше никогда. Так вот, вернулась она очень веселая, счастливая, в новом пестреющим зелеными цветочками платье, ее длинные иссиня-черные волосы лежали красивыми локонами на плечах и спине. Она обняла меня своими тонкими, но крепкими руками, я делал невозмутимый вид, будто и не хотел ее видеть, выпятив губу от досады. Она смеялась над этим выражением глубочайшего пренебрежения с моей стороны и продолжала обнимать меня и целовать. Она много рассказывала, но я не помню что именно, только ее довольный голос. Накормила меня бутербродами и положила спать вместе с собой. Она накручивала на палец мои волосы и целовала их, а у меня голова кружилась от этой близости. Я был так взволнован и испуган ее поведением одновременно, что ночью описался, за что мне конечно сильно попало. Но как я мог ей объяснить тогда, от чего это произошло? Что у меня был нервный срыв из-за тактильной близости с другим человеком, не с кем-то, а с собственной матерью, которая никогда раньше не обнимала меня и не целовала. Если все проблемы из детства, то я все тот же мальчик, которого трясет от волнения, стоит кому-нибудь прикоснуться к нему.
Я сам не заметил, как заснул, а утром Софи с нами уже не оказалось. За дверью слышались приглушенные голоса. Марк спал, и я некоторое время просто смотрел на его умиротворенное лицо – прямые брови, слегка вздернутый нос, широкие скулы, небольшой, но глубокий шрам на левой щеке, почти у самого уха, светлая щетина, припухшая нижняя губа. Он глубоко вздохнул и открыл глаза, немного поморщился от солнечного света.
- Только не говори, что мы проспали, и они ушли без нас, - охрипшим от сна голосом сказал он.
Я улыбнулся.
- Чего пялишься?
Я поспешно отвел взгляд, встал с кровати и отправился умываться. Вот тебе и доброе утро.
Мы позавтракали овсяной кашей, потому что Игорь сказал, что это самое лучшее топливо для долгой пешей прогулки, оделись, еще раз проверили самые необходимые вещи, взяли рюкзаки и заперли квартиру. До парка мы добрались на арендованной Марком машине, оставили ее почти у самой лесополосы. Было довольно тепло, ярко светило солнце, а воздух был по-осеннему свежим и прозрачным. Деревья только начали сбрасывать свои пожелтевшие листья, вокруг было очень живописно. Пройдя по тропинке, мы встретили несколько парочек пенсионного возраста, людей, выгуливающих собак, а углубившись, уже не видели никого, да и тропинка закончилась слишком неожиданно, и приходилось порой продираться сквозь заросли.
- Ну как? Еще не устали? – весело спросил Игорь. Он выглядел совсем свежим, бодрым и довольным, а мы жадно глотали воздух и вытирали пот со лба, но постарались улыбнуться ему. Он сверился со своим навигатором, и мы двинулись дальше.
К обеду мы уже перестали слышать город. Было совсем тихо, но идти стало легче, деревья здесь не вставали стеной, а росли редко, каждый шаг пружинил от обилия листвы под ногами. Игорь остановил нас, огляделся, достал навигатор, потом карту, снова огляделся…
- Ну вот, шахта должна быть где-то здесь, - он развел руками.
- Но здесь же ничего нет, - рассмеялась Таня.
- Я так и знал, - пробурчал Марк разочарованно.
- Черт, - Игорь совсем расстроился. – Надо все проверить, должно быть мы что-то упустили… Или карта не совсем точная.
- Давайте остановимся здесь, - предложила Таня, кажется, она была очень рада, что никакой шахты нет.
Мы скинули рюкзаки. Марк огляделся вокруг, прошел от одного пня, до другого, пнул прогнивший сук, нахмурился, поковырял что-то носком ботинка. Игорь развел костер, потом они с Таней ловко поставили свою и нашу палатки. После все вместе занялись ужином. Марк достал коньяк и пластиковые стаканчики.
- Вот это другое дело, - широко улыбнулся Игорь. Не смотря на постигшую нас неудачу, все были веселыми и вполне довольными собой. Только Марк старательно делал вид, что его все устраивает, он пил больше, чем обычно – это было главным показателем его тоскливого настроения. Когда стемнело, поднялся ветер, и мы решили разойтись по своим палаткам, чтобы с утра пораньше продолжить поиски шахты.
- Ты не узнаешь эти места? – просил я, когда мы втроем забрались в палатку и закутались в спальные мешки.
- Не знаю, - задумчиво ответил Марк. – Не уверен…
Он был пьян так, что почти сразу отрубился. Ветер завывал где-то в самых кронах деревьев, осыпал наши палатки ворохом листьев, и порой казалось, что кто-то бродит совсем рядом.
Под утро меня разбудила Софи, было еще темно, ветер трепал палатку.
- Фанни! Мне нужно в туалет, сходи со мной, я боюсь, - шептала она.
- Сейчас, - я провел ладонью по лицу, стряхивая остатки какого-то странного сна. Я приподнялся на локтях и замер от ужаса.
Глава 13.
- Где он?
- Что? – Софи обернулась и приподняла спальный мешок Марка, словно он просто вдруг уменьшился. Она посмотрела на меня с недоумением, и повторила мой вопрос:
- Где он?
- Черт! – я вскочил, еле выпутался из своего спальника, вылез из палатки, вернулся, потому что темнота была, хоть глаз выколи, взял свой телефон, чтобы использовать встроенный фонарик.
- Может разбудить Игоря? – предложила Софи, вслед за мной выбираясь из палатки, ветер тут же схватил ее длинные волосы и начал трепать их, она поежилась.
- Нет, нет, Софи, подожди, попробую его отыскать.
Мы огляделись по сторонам. Я вдруг услышал треск веток справа и двинулся туда, чуть не перелетел через прогнившее поваленное дерево, помог Софи, мы прошли дальше, шагов через двадцать земля словно ушла из-под ног, но Софи крепко держала меня за руку, и я выкарабкался на прямую поверхность. Там был склон, земля обрывалась резко, метра на два вниз. Марк стоял внизу, к нам лицом, но глаза его были прикрыты, он спал. Его лицо лоснилось от пота, ветер шатал его расслабленное тело, он вдруг упал на колени, резко дернулся… И я уже понял, что будет дальше, вручил телефон Софи и скатился по склону на мягких листьях. Марк упал на спину и заорал, как будто его резали без анестезии. Софи вскрикнула и чуть не выронила телефон. Тело Марка свели судороги, я перехватил его поперек груди и держал голову, чтобы он не проглотил язык или не свернул себе шею. Он кричал и отбивался.
- Тихо, тихо, - шептал я ему в ухо. – Это просто сон… просто сон…
Ломая ветки и пыхтя, к Софи подбежал взлохмаченный Игорь, а за ним и Таня. Они выглядели напуганными. Здоровяк не успел вовремя остановиться и рухнул вниз, пробороздив землю ботинками. Таня ойкнула и упала на колени, вглядываясь в темноту.
Тело Марка все еще била крупная дрожь, но дыхание почти выровнялось. Он хрипло застонал, открыл глаза и уставился на меня.
- Что случилось? – выдохнул он.
- Ты ходил во сне.
- Снова? – он сел и зашелся в приступе кашля. Его лоб покрыли бисерины пота, светящиеся в свете фонарика.
- Что случилось? – ничего не понимая, Игорь смотрел на нас как на пришельцев из другого мира.
- Это… э-э-э, - я не знал, как объяснить. – Болезнь. Синдром ночного ужаса. Вроде лунатизма, только сопровождающееся кошмарами.
Игорь почесал затылок.
- Я ничего не помню, - Марк потер лоб.
- Ничего, так бывает, ты же знаешь, - я потрепал его по плечу и помог встать. – Ты можешь идти?
Он кивнул не очень-то уверенно и уставился куда-то прямо перед собой.
- Что это?
Перед нами зияла черная дыра, прямо под склоном, заросшая диким виноградом, что-то вроде естественной пещеры или грота.
- Кажется, ты нашел шахту, - присвистнул Игорь и счастливо расплылся в улыбке.
Мы договорились не будить Марка, но он все равно встал рано, мы только собрались пить чай из походного термоса, все уставились на него, как на неведомую зверушку.
- Что? Хотите поблагодарить меня за шахту? – отшутился он.
- Может не стоит идти туда? – спросила Таня. – Ну, мало ли, обвалится потолок, там, наверное, уже все перегородки прогнили.
- Да мы только взглянем и обратно, - глаза Игоря горели азартом.
Мы собрали вещи, чтобы перенести их к самому входу, надели свои непромокаемые куртки, налобные фонари, расчистили вход от цепких зарослей и шагнули в душное влажное брюхо грота. Балки и перегородки действительно выглядели не очень надежно, почерневшие от времени, кое-где треснувшие, поросшие мхом. Под ногами хлюпала грязь, упитанные сороконожки разбегались в стороны, а наше дыхание разносилось эхом тысячей голосов. Марк то и дело останавливался, прислушиваясь.
Вход был уже далеко позади, казался теперь лишь крошечным бликом фонаря.
- Странная шахта, - шепотом проговорил Игорь. – Где здесь рельсы для тележек с углем или рудой?
Он поковырял ботинком сырую землю.
- Ни следа.
- Все уже на цветмет растащили, - пожала плечами Таня. – Да и когда это было? Наверное, еще до войны?
- Может это просто склад, а не шахта, - предположил я.
Еще метров через десять коридор поворачивал вправо и уходил дальше под углом вниз.
- Какой долгий переход, - хмыкнул Игорь, его мощный походный фонарь не высветил конец туннеля, он просто растворился во тьме.
Мы прошли по нему еще метров двадцать-тридцать, но уперлись в завал.
- И что? Это все? – негодовал Игорь.
Марк провел рукой по влажной деревянной балке.
- Не здесь, - вдруг сказал он. – Не здесь…
Он рванулся с места в обратном направлении. Я побежал за ним.
- Осторожнее! Эй! – крикнул Игорь.
- Марк, подожди!
Мы бегом вернулись к главному коридору шахты. Марк руками разгребал камни и грязь на полу.
- Что… ты… делаешь? – я еле отдышался.
- Я пришел оттуда, понимаешь? Я увидел свет, я шел на свет, - он шептал что-то совсем как безумный.
- Марк, не нужно! – меня душили дурные предчувствия, я попытался остановить его, но он оттолкнул меня.
- Какого хрена, Фанни?! Отстань! Я знаю, что здесь должно быть! – он ударил кулаком в землю и раздался какой-то приглушенный металлический звук.
- Что с вами не так, парни? – громыхнул голос Игоря. – Ноги переломать хотите? Что он делает?
Я не мог ответить на его вопросы, сидел, привалившись к стене спиной, а Марк очищал от грязи что-то заржавевшее и определенно железное.
- Ого! – воскликнул Игорь и начал помогать Марку. Девчонки стояли, разинув рты.
- Это что, люк в земле? – с недоверием спросила Софи.
- Похоже на то, - кивнула Таня. – Откуда ты знал, что он там есть?
Марк не отвечал ей. Он весь перемазался в грязи, но выглядел довольным.
- Помоги мне! – попросил он Игоря, и они вместе со скрежетом подняли крышку люка.
Из-под земли вырвался теплый пар. Марк отшатнулся, не смея взглянуть вниз. Он сжал голову руками, его заметно трясло.
- Вот это да! – Игорь посветил фонарем. – Тут и лестница есть!
- Стой! – вскрикнула Таня. – Что ты делаешь? По-твоему, это нормально?
Она указала на Марка.
- Откуда он знал?
- Знаешь, иди ты к черту! – крикнул Марк. – Я один пойду!
Он выхватил у Игоря фонарь и скинул его в темноту люка. Фонарь звонко приземлился, но не разбился и даже продолжал светить. Марк полез вниз. Теперь его можно было остановить, только если по голове чем-нибудь приложить хорошенько. Я полез следом.
- Оставайся, если тебе не интересно, - с обидой в голосе пробормотал Игорь.
Софи спустилась сразу за мной, она тоже дрожала, но старалась держаться.
- Господи, как здесь темно, - она взяла меня за руку. За ней спустился Игорь. Он сообщил, что Татьяна пошла к выходу, по его голосу было понятно, что он не одобряет этот поступок. Как и для всех азартных мужчин, чувство самосохранения было для него сродни трусости.
Мы оказались в коридоре, облицованном металлическими панелями, словно это был бункер, на шахту это строение походило все меньше и меньше.
- Я чувствую себя первооткрывателем, - восторженно признался Игорь.
Стены были ржавыми, прошитыми огромными болтами, сваренными друг с другом словно наспех. Под потолком проходили кабели, кое-где торчали оголенные провода, когда-то здесь были лампы освещения, даже генератор возможно где-то сохранился.
- Этого не может быть, - шептала Софи.
Марк шел впереди уверенными быстрыми шагами, гулко отдающимися от такого же металлического пола.
Мы прошли метров пятьдесят и уперлись в металлическую дверь. Игорь и Марк вместе кое-как приоткрыли ее, заржавевшие петли не пускали. Марк заглянул внутрь и резко отшатнулся.
- Боже, - у него из носа крупными каплями потекла кровь. Я достал из рюкзака платок и заставил его сесть на пол.
- Боже, боже, - он ударился затылком о стену, потом еще и еще раз.
- Марк, успокойся, дыши глубже, - приказал я.
- Что с ним опять? – недовольно поинтересовался Игорь, он уже рвался идти дальше, потихоньку двигая дверь и пытаясь пролезть внутрь.
- Сейчас пройдет, клаустрофобия, - я попытался придумать логичное объяснение, но не нашел ничего лучше.
- Что там? – спросил я у Софи.
Она подошла к двери и заглянула.
- Там… кровати… нет, каталки железные, как…
- Как в морге, - продолжил за нее Марк.
- Что за бред? Какой еще морг под землей? – рассмеялся Игорь, он все-таки протиснулся внутрь комнаты и осветил все вокруг фонарем. – Может здесь лазарет был для шахтеров?
- Идем, - Марк протянул мне руку, чтобы я помог ему встать.
- Может не стоит?
- Чего уж там, они зовут меня, они знают, что я здесь, - прошептал он.
Мы шагнули в еще более широкий коридор, у стен которого стояли железные кровати-каталки. Меня пробрало от одного их вида, я вздрогнул, но продолжал вести Марка, поддерживая его под руку. Спертый горячий воздух щекотал нос, под ногами кое-где попадались затопленные по щиколотку места. Повышенная влажность оседала паром на волосах и лице, от этого все вокруг казалось каким-то грязным, даже темнота как будто касалась лица своими цепкими паучьими лапками. Моя длинная челка прилипла ко лбу, я почувствовал, как струйка пота соскользнула по груди. Мне захотелось выбраться на поверхность и никогда больше сюда не возвращаться.
Софи тоже трясло от страха, она обхватила себя руками. Казалось, только Игорю здесь было комфортно.
Кровати-каталки закончили свои стройные ряды, а дальше по коридору слева и справа теснились узкие двери. Игорь вдруг замер на месте.
- А это что? – он попытался открыть ближайшую дверь.
- Стой! Не надо! – вскрикнул Марк. – Не надо их выпускать! Стефанн, не позволяй ему!
Но Игорь словно ничего не слышал, он дергал одну ручку двери за другой. Я кинулся к нему.
- Игорь, нужно возвращаться! – сказал я, но он с завидным упорством искал открытую дверь. – Игорь!
Я схватил его за плечо, он повернулся и уставился на меня помутневшим как в горячке взглядом, потом резко оттолкнул, так что я отлетел на пару метров, и продолжил свой путь.
- Софи, беги обратно! Уходи! – я услышал голос Марка. Но было уже поздно, Игорь рванул следующую дверь, и она поддалась со скрипом, запертый в ней воздух с тихим шипением обрушился на Игоря, обдав его паром. Он закашлялся, захрипел что-то и замер на пороге как истукан. Потом повернулся. Его глаза сверкнули белым бликом, в точности как у Марка. Я прекрасно понял, что означает этот безумный отрешенный взгляд.
- Дерьмо, - шепотом выругался я и попытался как можно скорее подняться и унести свою задницу, но не тут-то было, ботинки скользнули по очередной луже. А Игорь в пару шагов оказался рядом. Схватил меня за шиворот, и что есть дури приложил о стену головой. Моя несчастная голова отскочила как мячик, и я упал, теряя ориентиры в пространстве. В глазах потемнело, в ушах гулко застучал отбойный молоток, из носа брызнула соленая кровь, заливая рот. Я пытался не потерять сознание, слыша как Софи завизжала, потом какой-то странный гулкий голос, скорее напоминающий шипение.
- Ты! Ты меня видишь! Ты знаешь! Ты один из нас!
- Не трогай ее, - сказал Марк. – Это я тебе нужен, а не она.
Игорь хрипло рассмеялся. Кажется, он швырнул Софи, потому что она снова закричала. Я приподнялся на руках, встал, держась за стенку. Я видел, как Игорь своей огромной ручищей схватил Марка за шею.
- Почему ты живой? – снова раздался его изменившийся голос.
- Остановись! Игорь, не надо! – закричал я.
На секунду все замерло. Игорь резко отдернул руку и уставился на нее, не понимая, почему ему вздумалось вдруг душить Марка. Потом он взвыл и повернулся ко мне лицом. Его безумный взгляд вернулся. Он снова двинулся на меня, неловкими шаркающими шагами.
- Господи, - выдохнул я, окончательно теряя нить сознания.
Я услышал, как коридор словно ожил, наполнился звуками, вздохами, шепотом тысяч голосов.
- Стефанн, беги! – крикнул Марк, и я побежал, чувствуя, как воздух вскипает и искрит вокруг, отчетливо слыша скрипучий звук колесиков каталок, гулкие шаги в каждой из узких палат, двери которых с грохотом выбивало одну за другой, словно стремясь раздавить меня. Воздух стал таким густым, что я задохнулся, не в силах больше сделать ни одного вдоха.
Я упал на колени, а Игорь схватил меня за шею, применяя удушающий прием, согнув руку в локте, пережимая гортань. Теперь он просто либо задушит меня, либо свернет шею, хотя казалось, что его силы хватит и просто в один момент оторвать мою голову. Я захрипел, все еще пытаясь сопротивляться, каким бы бесполезным это ни было. Что-то случилось, потому что хватка Игоря ослабла, он вскрикнул и потерял равновесие, заваливаясь на бок.
Марк ударил его походным фонарем по голове, потом еще раз, пока тот не разбился на кусочки, сверкнув в последний раз и погрузив нас во тьму. Теперь налобные фонари слабо поддерживали свет только вокруг головы Марка и Софи. Мой разлетелся вдребезги после столкновения со стеной.
Я постарался как можно дальше отползти от Игоря, но он лежал совсем тихо. Я мог слышать лишь, как где-то капает вода и свое прерывистое дыхание. Никаких посторонних звуков больше не было, двери палат были все также закрыты, а каталки на своих местах, насколько я мог различить их очертания.
- Софи, помоги мне, - позвал Марк. Он уже тащил Игоря за руки к выходу.
Софи быстро подошла ко мне и потянула за рукав.
- Ты как? Вставай, Фанни, нужно уходить.
Я поморщился от резкого света ее фонаря, но поднялся. Голова кружилась и горло саднило. С горем пополам мы преодолели длинный коридор до люка.
- Он живой? – охрипшим голосом спросил я, пнув ботинком ногу Игоря.
- Да, дышит, - отозвался Марк. – Ума не приложу, как его вытащить, пока не оклемался и снова не начал тебя убивать.
- Я позову Таню, у них же было с собой скалолазное снаряжение для спуска, - Софи поднялась по ступенькам и побежала к выходу.
- Что это было? – спросил я, когда шаги Софи затихли.
Марк сел рядом со мной и снял с головы свой фонарь.
- Не знаю… Как по-твоему: изменение сознания и восприятия окружающего пространства из-за кислородного голодания и дезориентации? Или отравление метаном? Или может быть демоны, в которых ты никогда не верил?
Я спрятал лицо в ладонях, мне хотелось плакать от пережитого ужаса и от боли во всем теле, а еще от обиды.
- Зачем ты так? – прошептал я.
- Господи, да я тебе жизнь спас! – усмехнулся Марк. – А ты как девчонка!
Он обнял меня за плечи и потрепал по макушке.
- Испугался за тебя до смерти, дурья башка!
Глава 14.
Игорь постанывал, держась за голову, которую ему заботливо перевязала Таня.
- Ничего не помню, - жаловался он. – И как меня угораздило так навернуться? И фонарь жалко…
Таня сверлила нас троих враждебным взглядом.
Мы сидели у костра, прижавшись друг к другу, как воробьи в холодную погоду. Меня и вправду знобило, жутко болело горло и голова, над правой бровью вскочила огромная шишка.
- Нужно выбираться и сразу в больницу, - сказала Таня. – Вашему другу тоже не очень-то весело…
- Уже темнеет, - перебил ее Игорь. – Нельзя идти в темноте.
- Нельзя было вам туда спускаться! – взорвалась Татьяна.
- Эй! Кто здесь? – раздался зычный голос из чащи.
- Черт, - вздрогнул Марк.
Игорь и Таня вскочили. Софи прижалась ко мне. Из-за деревьев на склон вышел мужчина с охотничьим ружьем в руках.
- Вы кто? Туристы что ли? Занесла же вас нелегкая! – ухмыльнулся мужчина и закинул ружье на ремне за спину.
Я почувствовал, как Марк напрягся и сжал кулаки.
- Остынь, наверное, просто лесник, - тихо сказал я ему.
Хотя для лесника мужчина был одет слишком хорошо: в теплую фланелевую рубашку и дутый жилет, да и ружье у него было слишком ухоженное, как будто он очень редко брал его в руки. Он был чисто выбрит, уже не молод, с проплешинами в седых волосах и с упитанным животом.
- Да, туристы! – крикнул Игорь и пошатнулся.
- С вами все в порядке? – мужчина выглядел обеспокоенно. – Ночью грозу обещали, вы знаете?
Мы все растеряно замотали головами и переглянулись.
- Я же говорила, что надо уходить, - недовольно заявила Таня.
- Вы не успеете до темноты, если хотите, идемте со мной, у нас тут дом, мы с семьей здесь выходные проводим, - добродушно предложил мужчина. К нему на склон выбежал парень лет шестнадцати точно в таком же жилете, но на пару размеров меньше, с ружьем в руках – уменьшенная копия своего отца.
- Пап, я потерял тебя! Ой, здрасте! - он уставился на нас с удивлением.
- Это мой старший! – не без гордости кивнул на парня мужчина. - Собирайте вещи! У нас тут редко гости бывают…
Мы быстро собрались и пошли вслед за мужчиной и его сыном, стараясь не отставать. Вечер наступил неожиданно, потому что закатное солнце рано скрылось за тяжелыми низкими тучами, налетел порывистый ветер и начал моросить дождь.
Примерно через полчаса из-за зарослей показался ухоженный домик, с верандой и огороженной клумбой у крыльца. Свет в окнах приветливо манил своим домашним уютом.
- Проходите, - мужчина распахнул перед нами двери и всем по очереди пожал руки, даже девушкам. – Николай Петрович, очень приятно!
Мы свалили свои рюкзаки у входной двери и разулись. Внутри было чисто и много свободного места. Паркетные полы, коврик у входа с надписью «Добро пожаловать!». Длинный коридор, справа две двери, должно быть ванная и туалет, слева – просторная гостиная с высокими окнами. Деревянная мебель, диван. Прямо по коридору – уходящая вверх лестница, куда первым делом направился сын хозяина.
- Проходите, погрейтесь, - Николай Петрович жестом пригласил всех в гостиную.
- Мы вам тут все перепачкаем, - выразил я всеобщее смущение.
- Так вы сходите, переоденьтесь!
С лестницы раздались шаги, и к нам спустилась женщина со светлыми волосами до плеч, в спортивном костюме и домашних тапочках.
- А мы думаем, кто там пришел? – за руку она вела заспанную девочку лет пяти в пижаме и с золотистыми кудряшками. – Вот так сюрприз!
- Извините, мы не хотели вам мешать, - улыбнулась приветливо Софи, и сунула свой острый локоток мне под ребра, что было вполне определенным знаком. Я тоже улыбнулся слегка смущенно и опустился на одно колено перед девочкой.
- Привет, милая!
Она порозовела в ответ и спрятала улыбку за маминой рукой. Возможно, ее пугал мой опухший нос и шишка на пол лба.
- Ой, вы ей понравились, она обычно не улыбается посторонним, - с удивлением призналась женщина. – Я Вера, а это – Алиса.
Алиса протянула мне свою маленькую ручку, то ли здороваясь, то ли просто показывая, что она у нее есть.
- Ты что, на женщин любого возраста действуешь? – прошептала мне в ухо Софи.
- Вы можете переодеться наверху, там есть ванная, я пока ужин приготовлю, - предложила Вера.
Сначала сходили переодеться Игорь и Таня, а потом мы втроем.
Я запутался в свитере, потому что сильно болели ребра справа, Софи помогла мне его стянуть и усадила на хозяйскую, по всей видимости, кровать. В этой спальне было много текстиля – покрывало, тканый коврик у кровати и такой же у окна, многослойные шторы, гобелен у изголовья, расшитые подушечки, на кресле у окна плед – ну не спальня, а кокон… Семейное гнездо.
- Я хочу спать, - я зевнул.
- Если у тебя сотрясение, то тебе нельзя спать, - ответила Софи.
Справа от кровати была деревянная дверь в ванную комнату, там умывался Марк.
- Они странные, - я неопределенно обвел рукой эту кукольную спальню.
- У каждой семьи есть свои странности, кому ты рассказываешь? – Софи присела на пол у моих коленей и с интересом разглядывала сиренево-желтый синяк у меня на груди. – Мы тоже семья… Я – мамочка, ты – папочка, а он – наш несносный подросток…
Она кивнула в сторону вытирающегося полотенцем Марка.
- У тебя больные ассоциации, - ответил он. – Фанни прав, мне здесь не по себе. Чертовы идеальные семьи… Никогда не знаешь, сколько у них шкафов со скелетами…
- Пряничный домик, - вздохнула Софи. – До ужаса боялась этой сказки в детстве.
Я умылся, переоделся в чистую футболку и джинсы, и почувствовал себя значительно лучше. Когда спустился назад в гостиную, все уже сидели за большим столом в центре комнаты. По окнам барабанили крупные капли дождя и голые ветки близко растущих деревьев, сумерки уже совсем сгустились, комнату освещали три торшера – один у самого входа, и два по обоим концам стола. Стол был накрыт без изысков, овощное рагу, салат, кое-какие закуски на скорую руку, бутылка вина.
- Не стойте там! Присаживайтесь! – хозяйка кинулась ко мне навстречу и повела под руку к столу.
Николай Петрович сидел во главе стола, справа его сын – Никита, слева – Вера. Дочку, по всей видимости, уложили спать.
Игорь и Татя сияли как медные тазы, довольно уплетая ужин. Марк был где-то далеко в своих мыслях с бокалом вина в руке.
- Ты что же, хочешь сказать, что вы ходили в шахту? – хохотнул Николай Петрович.
- Представьте себе! – также весело ответил ему Игорь. – И я там грохнулся, поэтому ничего больше рассказать вам не могу, не помню…
- А что случилось? – хозяин повернулся в нашу сторону.
- Да там воды по колено, не разобрать что под ногами, - быстро ответил я. – Ничего там нет, ход завален.
Таня посмотрела на меня, как на врага, но уличать во вранье перед гостеприимными хозяевами не стала.
Николай Петрович окинул нас троих внимательным взглядом.
- Что у тебя с лицом? – спросил он, нахмурив брови.
- Тоже упал, - пожал я плечами и придурковато улыбнулся. Хозяйка приподняла брови и тоже улыбнулась.
Эта светская беседа в дачном домике так далеко от цивилизации все больше напоминала мне допрос. Николай Петрович с недоверием уставился на синяки у меня на шее, но, к счастью, вопросов больше не задавал.
- Принеси-ка ему лед, а то завтра вообще дышать не сможет носом, - сказал Николай Петрович, Вера тут же встала из-за стола и направилась к холодильнику. – Не ешь ничего, если голова кружится… Я врачом работаю в областной больнице, можешь мне довериться.
Я изобразил на лице радушное удивление.
Вилка Марка со звоном упала на пол.
- Извините, - шепотом сказал он.
- О, такая ерунда, - махнула рукой подошедшая Вера, она приложила к моему лицу полотенце с дробленым льдом.
К концу ужина, беседа приняла более плавное течение, Игорь и Таня тихонько о чем-то спорили, Никита упрашивал отца продолжить охоту завтра утром, Софи сообщила мне шепотом, что хозяйка, скорее всего, изнасилует меня этой же ночью. Марк сидел, уткнувшись взглядом в свою пустую тарелку, потом вдруг спросил:
- А в каком отделении вы работаете?
- Я – хирург, в педиатрии, - ответил Николай Петрович и уставился на Марка, вздрогнув. – Это у вас генетическое или после травмы?
Марк стал единственным из нас, к кому Николай Петрович обратился на «вы».
- Не знаю, - ответил Марк и сделал глоток из своего бокала. – Я приемный ребенок, а детство свое я не помню.
На этот раз вилка чуть не выпала из рук хозяина.
- Надо же, - хмыкнул он, поперхнулся и закашлялся. – Ну что, молодые люди… всем пора… спать!
Он, продолжая кашлять, приложил ко рту салфетку и вышел из-за стола, Марк тоже встал и хозяин чуть не врезался в него, проходя мимо, отшатнулся и бросился едва ли не бегом в спальню.
- Извините его, - пожала плечами Вера.
После ужина, Игорь помог хозяйке собрать стол и отодвинуть его в угол комнаты, мы расположились на полу гостиной в своих спальниках. Марк толкнул меня в плечо и движением головы позвал выйти в коридор.
- Ты это видел? – восторженно прошептал он. – Этот старый пердун узнал меня!
- В смысле? – я, конечно, уловил изменившееся настроение Николая Петровича, но списал все снова на взгляд Марка и то, как он действует на обычных людей.
- Его лицо, я точно знаю, что видел его где-то! Он врач, и он запомнил бы пациента с аниридией. Видел, как он сбежал?
- Что бы там ни было, он – старый и больной человек, давай полегче, а то его удар хватит!
Марк злорадно ухмыльнулся.
-Тогда, какого хрена старый и больной человек делает в этой глуши? Может он бункер стережет, и перестрелял бы нас, если бы был один, без пацана?
Я не знал, что ответить, потому что у меня адски болела голова, и хотелось только одного – упасть и умереть. Меня все еще немного трясло от всего, что произошло в шахте, на Игоря без ужаса я вообще смотреть не мог, хоть он выглядел снова как добрый и вечно пьяный деревенщина.
Глава 15.
Дождь стучал по окнам всю ночь, потом началась гроза, выспаться толком так и не удалось. Утром ребята засобирались в дорогу, но Николай Петрович предупредил, что тропинки, скорее всего, сильно размыло. Они с Никитой и Игорем решили сходить и проверить как там, в лесу, тем более сын его рвался продолжить охоту. Вера не оставляла меня без внимания, ей нужно было то достать кастрюлю с верхней полки, то поставить ее обратно, принести картошки из подвала, разделать замороженную тушку курицы… Софи, Таня и Марк играли с Алисой на диване.
Вера нервничала, но не слишком переживала из-за того, что ее мужчины не успеют к обеду, ее глаза сияли, и она откровенно флиртовала со мной. Я не знал, как реагировать, впрочем, со мной так всегда. Если бы она просто сказала: «Привет! Пойдем, потрахаемся!» – я бы нашел, что ответить. А во всех этих гендерных играх я теряюсь, как в дремучем лесу. Вере, кажется, нравилось. Флирт ради флирта – излюбленный вид спорта многих женатых пар.
Девушки помогали ей накрывать стол, на плите, которая была здесь же в гостиной, огороженная лишь гипсокартоновой перегородкой, приятно шкварчала тушенная картошка с курицей. Я услышал, как вернулся наш проводник с хозяином и его сыном. Они громко ругали вновь зарядивший дождь.
Алиса сидела на диване с куклой, Марк перед ней прямо на полу, он расспрашивал, кто ей подарил такую красивую куклу и сколько вообще у нее игрушек. Алиса с удовольствием рассказывала ему обо всем и выглядела очень довольной.
- А ты знаешь, чем занимается твой папа? – спросил Марк, поправляя на макушке девочки заколку с бантом.
Я увидел, как в дверях гостиной замер Николай Петрович, прямо в резиновых сапогах с налипшими чуть не до колен комьями земли.
- Он помогает деткам, - серьезно ответила девочка.
- Алиса! – крикнул детский доктор совсем не по-доброму. – Иди сюда!
Девочка изобразила жутко обиженный вид, сложила ручки на груди и отвернулась от отца.
- Я кому сказал! – пригрозил он истерическим шепотом. Алиса слезла с дивана, но Марк задержал ее в кольце своих рук, полуобнимая, девочка задорно рассмеялась. Терпение Николая Петровича лопнуло, у него даже глаза кровью налились и грозили выкатиться из орбит. Он прошел в гостиную, оставляя за собой грязные следы, и схватил Алису за плечо, буквально вырывая ее из рук Марка. Девочка взвизгнула и заплакала.
- Не смей ее трогать! - прошипел разъяренный отец.
Но Марк лишь улыбнулся, он вполне добился того, чего хотел. Мне эта его улыбка всегда внушала безотчетный ужас. Именно с такой улыбкой он смотрел на новеньких девочек, если хотел попробовать какую-нибудь из них первым. А только что он поимел Николая Петровича вместе со всей его отцовской заботой…
Вера кинулась вслед мужу, уносящему ревущую дочку, со словами:
- Простите, не знаю, что с ним такое!
- Что ты делаешь? – грозно спросила Софи у Марка, я дернул ее за руку.
Я слишком привык не совать свой нос в его дела, иначе это заканчивалось печально, можно было здорово огрести, и повезет, если он просто пошлет куда подальше. В таких случаях я лишь наблюдал с каким-то особым мазохистским наслаждением, упиваясь ощущением власти, которое передавалось мне невидимыми лучами от самого Марка. Стыдно признаться, насколько мне нравилось, когда он мог запросто унизить любого человека, или поставить на место какого-нибудь зарвавшегося наглеца. У меня-то никогда не было на это смелости. Наверное, поэтому я мог так искренне восхищаться его жестокостью. У меня уши покраснели от этих мыслей – это все равно, что признаться в любви к маньяку, мучающему котят в свое удовольствие.
- Скажи ему, пусть не трогает хотя бы детей! – заявила Софи решительно.
- Да в чем дело? – улыбнулся я. – Он никого не трогает, этот хирург просто нервный!
Марк кивнул мне, мы друг друга поняли.
Ни Алиса, ни сам Николай Петрович не спустились к столу на обед. Вера сказала, что Алиса наказана, а ее мужу просто нездоровится. Она посадила меня рядом с собой и каждый раз, когда говорила что-то, доверительно накрывала своей ладонью мои пальцы, словно я был ее любимой двоюродной бабушкой.
- Нам уже нужно идти, не хотелось бы злоупотреблять вашим гостеприимством, - сказала Таня.
- Ну что вы! Оставайтесь еще! У нас так редко бывают гости! – расплывалась в улыбке хозяйка. Ее сын смотрел на меня с глубочайшим презрением, ему больше нравилось смотреть на Софи.
Громко хлопнула входная дверь, в гостиную вошел Николай Петрович. С его дождевика капала вода, в руках он держал свое ружье. Вот, значит, как сильно ему нездоровится.
- Ну и кто же из вас, недоносков, спускался в этот чертов бункер? – тихо, но как можно вкрадчивее произнес хозяин. Он встал прямо напротив стола, и наигранная улыбка сползла с лица его жены, она поспешно отпустила мою руку.
Таня покраснела до корней волос и опустила взгляд.
- Бункер? – Марк изобразил удивление.
- Ты? Стоило бы догадаться! – Николай Петрович вскинул ружье и направил его прямо в грудь Марку. Я вскочил.
- А ну! Сидеть! – рявкнул хозяин, и цепкие пальцы его жены впились в мое плечо с какой-то неестественной для хрупкой женщины силой, чтобы вернуть мою задницу обратно на стул.
- Никита, иди, присмотри за Алисой! – приказал Николай Петрович.
Никита со вздохом разочарования подчинился отцу. Игорь смотрел на все происходящее с глупой улыбкой, как будто ружье в руках доктора было игрушечным.
- Мы вдвоем спускались, с Марком, - поспешил я выгородить всех остальных.
- Да неужели? – ухмыльнулся Николай Петрович. – Значит, это он тебя так уделал? Все складно, но одного не пойму, почему ты живой?
- Да в чем дело? Что вы себе позволяете? – возмутилась Таня. – Я тут ни на минуту не останусь больше!
Она вскочила и направилась к двери, но Николай Петрович оттолкнул ее и ударил прикладом ружья по голове. Девушка охнула и осела на пол, теряя сознание. Игорь зарычал по-звериному и бросился на хозяина. Софи вскрикнула, раздался оглушающий выстрел, я зажал руками уши, по комнате разнесся кисловатый запах пороха. Игоря отбросило назад, кровь брызнула на стол, на пол, на спрятавшую лицо Веру.
- Кто еще думает, что это шутка? – Николай Петрович снова направил свое ружье в нашу сторону. Игорь лежал, откинувшись, с расплывающимся бордовым пятном на груди. Софи всхлипнула и зажала рот руками, по ее щекам потекли слезы.
- Это было не очень-то осторожно, дорогой! Посмотри, что стало с нашей гостиной! – недовольно ворчала Вера, она пыталась стряхнуть со своей голубой блузки и волос капли крови Игоря, но они оставляли розовые мазки. – Черт!
- Почему он живой? – повторил свой вопрос доктор, как будто разговаривал сам с собой.
Вера повернулась ко мне, взяла в ладони мое лицо, посмотрела в глаза.
- Открой рот, - прямо как стоматолог со стажем. Я открыл рот. Она заглянула, потом осмотрела мои уши. – Обычный мальчик... Ничего не вижу. Может они не были там достаточно долго?
- С этим тогда что, ума не приложу, - доктор с подозрением смотрел на спокойно сидящего Марка.
- Надо избавиться от них, - проворковала Вера, ее пальцы ласково перебирали мои волосы. – А этого можно понаблюдать некоторое время…
- Встань! – приказал мне Николай Петрович. – Давай, живо!
Марк кивнул мне, мол, делай, как он говорит. Я встал. Вера сжала мое плечо своими стальными пальцами и повела под прицелом своего мужа из гостиной в прихожую.
- Спускайся в подвал, ты знаешь, где это, - приказала мне Вера.
Я откинул крышку подвала, которая находилась у входной двери, и спустился вниз. Свет включился автоматически. Вслед за мной спустилась Вера.
- Теперь открывай этот! – она указала в угол подвала, заставленного провизией и коробками с ненужными вещами, там был еще один люк в полу. Я его даже не заметил, когда сегодня помогал Вере с продуктами.
- Вера, пожалуйста, - промямлил я сквозь зубы. У меня дыхание перехватило, и живот скрутило от одной только мысли, что придется лезть в этот узкий люк. – Боже мой…
Я потянул за ручку, откидывая металлическую крышку, когда что-то тяжелое рухнуло мне на затылок, сначала показалось, что это потолок осыпался. В ушах зазвенело, и я отключился.
Глава 16.
Первое, что я почувствовал – холод. Просыпаться от холода не так уж и приятно. Ноет всё тело. Сознание возвращается пугающе быстро, от этого кружится голова. Я почти не чувствую рук и ног, в меня врываются посторонние запахи и вкусы, шея не поворачивается.
- А я уж было подумала, что ты сдох, - я слышу ее голос.
Весь кошмар последних осознанных минут наваливается на меня снова, ноги холодеют, я чувствую, как над верхней губой выступает пот. Да вы что, все сговорились, что ли? Меня за всю жизнь столько не избивали, как за последние три недели.
Сквозь веки бил неестественно яркий свет, я приоткрыл глаза. Так и думал, напольная лампа, четырех-рефлекторная. В нашей аптеке была такая, применяемая в хирургических кабинетах, только ее никто не покупал долгое время… Говорили, что такие лампы недостаточно мощные, однако, сейчас мне казалось, что глаза готовы просто расплавиться.
Под лопатками – обжигающий холод. Она сняла с меня футболку и каким-то образом затащила на холодильный стол. Голова чуть выше ног, по краям – борты. Нет, не просто холодильный стол, вроде тех каталок, которые мы видели в бункере, а самый настоящий стол для вскрытий. Точно на таком же лежала Хана через три часа после смерти. Я просил не уродовать ее тело, но нужна была подпись патологоанатома, что смерть наступила именно от рака. Я посмотрел вниз. Так и есть, вот и рукомойник с краном и сливом. Я попытался не впадать в панику, но в глазах снова плясали пятна кислотных цветов, а руки просто онемели от ужаса. Хотя, может еще и потому, что были привязаны к столу кожаными ремнями, каким-то чудом встроенными в само громоздкое оборудование. Под моим телом наверняка был расположен резервуар с формальдегидом. Ну, знаете, чтобы органы и части тела хранились дольше…
Я застонал и прикусил нижнюю губу до боли, чтобы еще хоть на чем-то сосредоточиться, кроме этого чертового стола.
- Тише, тише, - это Вера погладила меня по голове. – У нас с тобой не так много времени, сейчас он выведет твоих друзей на улицу, чтобы меньше грязи было, понимаешь? Застрелит твоего друга. Потом перезарядит ружье и убьет девчонку… И что мне с тобой делать?
- Что хочешь, милая, - я попытался улыбнуться.
Она с любопытством уставилась на меня. Я не знал, что я несу. Единственное, чего мне хотелось, так это чтобы она меня уже прикончила скорее, или чтобы Марк меня уже спас, как обычно.
- Да ну? – Вера забралась на меня сверху и уселась на живот, в ее руке блеснуло лезвие кухонного ножа. Того же самого, к чертовой матери, ножа, которым я недавно помогал ей разделывать курицу на обед. Как поэтично! Я бы рассмеялся, если бы не боялся описаться от страха.
Она провела ножом по моей груди, но мне все еще казалось, что это какая-то извращенная игра, мне почти не больно, или просто нож был хорошо заточен. Она наклонилась и провела кончиком языка по тому же пути, что и ножом, только в обратном направлении – снизу вверх. Он был чудовищно горячим. Ее лицо было совсем рядом с моим, с ее подбородка капала кровь, она улыбалась от удовольствия.
Меня трясло, как наркомана в ломке, но я пытался дышать ровно. Кажется, у меня резко подскочила температура, и я бредил ее языком. Можешь резать и облизывать меня, сколько хочешь, или насколько меня хватит! Я зарычал сквозь зубы, когда стало невыносимо больно и, казалось, что кожа на груди лопается при каждом вдохе.
- Ну, наконец-то, - я почувствовал ее горячее дыхание на своей щеке, но глаза открывать не стал. – Я думала, ты намного быстрее начнешь плакать и умолять тебя отпустить.
Она слезла с меня.
- Что-то он долго, - я слышу ее шаги, ее нет рядом.
- Бо-о-оже, - я облегченно вздохнул и попытался оглядеться.
Справа, буквально в метре от меня стояла хромированная подставка с различными хирургическими инструментами: пилами, реберными расширителями, зажимами, ручной дрелью, даже ретрактором для ампутации конечностей… Моя грудь была исполосована ножом этой маньячки. Красные ручейки стекали по специальным углублениям у бортов стола прямо в рукомойник. Слава богу, что первый шок от этого места был уже позади, теперь все мысли занимало лишь желание выбраться отсюда поскорее.
Я попробовал высвободить руки. Левое запястье чуть свободнее болталось в петле, чем правое. Если выбить сустав большого пальца в самом широком месте кисти – месте соединения с ладонью – то есть шанс протащить руку через узкий ремень. Я потянул левую руку, прижал сустав к железной застежке ремня и начал поворачивать кисть, потом резко дернул, еще раз и еще, пока не послышался характерный щелчок и у меня из глаз не брызнули слезы. Вытащил руку из ремня, поднялся, сел, кровь закапала с моей груди на джинсы. Никогда бы не подумал, что во мне может быть столько крови. Помогая зубами, и здоровыми пальцами, высвободил правую руку, вернул на место сустав. Боль была просто адская, и я закричал.
Пот крупными каплями стекал с моего лица и шеи, неприятно щипал раны на груди, не такие глубокие, но жутко болезненные. Я слез на ледяной кафельный пол, ботинки и носки она тоже с меня сняла.
Прямо напротив патологоанатомического стола был выход, ведущий в ярко-освещенный коридор.
Оттуда раздались приближающиеся шаги Веры, слегка отдающиеся эхом.
- Чего ты орешь? – недовольно проворчала она.
Я понятия не имел, что мне с ней делать, кроме ножа под рукой ничего не оказалось. Как только она вошла, ее лицо приобрело сероватый оттенок, рот приоткрылся, и когда повернулась вправо и увидела меня, я уже кинулся на нее, повалил и ударил ножом в живот. Это оказалось вовсе не так просто, как показывают в боевиках. Нож вошел очень тяжело, вспарывая ее блузку с треском, потом кожу. Она вскрикнула и вцепилась ногтями мне в лицо. Тогда я ударил еще раз и бил до тех пор, пока хватка ее не ослабла. Она была еще жива, тяжело дышала и смотрела на меня злым удивленным взглядом, не могла понять, как мне удалось освободиться. Я опустил голову ей на грудь и думал, что уже никогда не смогу снова встать на ноги, но нужно было уходить, иначе точно двинешься в этой комнате пыток. Я отдышался, чувствуя стойкий сладковатый запах крови во рту, потом встал, очень медленно, держась за стену, перед глазами все плыло, свет ламп пульсировал вместе с биением моего сердца. Вышел в коридор и поплелся по направлению к лестнице. Мне казалось, что Вера сейчас встанет, погонится за мной и тогда мне точно конец. Я обернулся, было так тихо, что слышно, как звенит электричество в проводах.
Дикий металлический скрежет разрезал мое сознание на две части – до этого подвала и после. Жизнь вокруг снова наполнилась звуками, знакомым запахом, и смыслом, потому что я знал, что это Марк. Я облегченно выдохнул – наконец-то. Сначала появились его залепленные грязью ботинки, а потом он спрыгнул вниз, мокрый, грязный, но полный сил и бодрый, как будто ничего не произошло.
Глава 17.
- Боже мой, Фанни! - он кинулся ко мне. – Что она с тобой сделала?
Схватил меня за плечи, потом за шею, повернул лицо на свет.
- Идем! – он подхватил меня под руку и повел к выходу. Я улыбался, как идиот.
Когда Марк, наконец, вытащил меня из подвала, было уже темно, в гостиной горел свет.
- Закрой его, закрой! – просил я, мне все еще казалось, что Вера где-то совсем рядом.
- Держись, Фанни! – он откинул со лба мою прилипшую челку, потом взвалил меня себе на плечо и потащил в гостиную.
- Надо тебя на диету посадить, - простонал он, усаживая меня на диван.
- Слава богу, он живой! – охнула Софи. Только сейчас я заметил, что она держит под прицелом, сидящего на полу, Николая Петровича, со связанными за спиной руками.
- Забавно, да, Николай Петрович? – крикнул Марк, накидывая мне на плечи плед. – Кажется, наш красавчик пришил твою женушку!
Но доктор лишь сверлил Марка взглядом исподлобья и тяжело дышал. По всей видимости, они дрались. Татьяна так и лежала возле бездыханного тела Игоря, вокруг ее головы растеклась лужа крови.
- Надо скорую вызвать, - я схватил Марка за плечо.
- Какая скорая? Забыл, где мы находимся?
- Итак, Николай Петрович, - Марк подошел к связанному хозяину дома и пнул его ботинком. – Расскажите всем нам, чем вы тут занимаетесь?
- Ничем, я просто врач, досрочно вышедший на пенсию, - злобно процедил Николай Петрович.
- Да у них под домом настоящий анатомический театр, - усмехнулся я. – Так сильно скучаете по работе?
Марк ударил доктора по лицу, схватил за отвороты куртки, поднял на ноги и встряхнул хорошенько.
- Я оказался на улице, и если бы не Фанни, я бы сдох уже давно. Мне было столько же лет, сколько сейчас твоему сыну! Понимаешь, ублюдок? – Марк выплевывал эти слова с ненавистью прямо в лицо побледневшего Николая Петровича. – А когда я был таким же невинным ангелочком, как твоя дочка сейчас, вы что-то сделали со мной! И не дай бог, ты не начнешь говорить… Я поднимусь наверх, переломаю ноги твоему сыну, выкину его из окна и оставлю подыхать прямо под дождем… А потом доберусь до твоей дочери. Знаешь, что я сделаю с ней сначала?
- Не… не надо, - казалось доктор вот-вот заплачет. – Да это было двадцать с лишним лет назад! Я был еще совсем зеленым, только после института! Не надо! Только не Алису, не трогайте детей!
Марк отпустил Николая Петровича, который теперь перестал быть тем крутым охотником с ружьем, грозным хозяином собственного дома. Он выглядел жалким стариком.
- Давай по существу, умолять будешь потом, - Марк нетерпеливо махнул ему рукой.
Доктор стоял перед ним на коленях.
- Мы толком не знали, что от нас потребуется, нас привезли туда… В тот…
- Бункер, - помог ему Марк.
- Да. Велели вести наблюдение. Там были дети, сироты, - доктор всхлипнул. – Они растили их, как боевое оружие, как расходный материал, в диких условиях, словно они были зверями… Боже мой… Они делали это долгие годы, еще до нас. У них была выверенная система действий, отточенная стратегия… Потом появился этот мальчик, и все как будто с ума посходили.
Доктор говорил торопливо, сбивчиво, пытаясь сдержать слезы.
- Какой мальчик? – насторожилась Софи.
- С такими же глазами, как у него, - прошептал Николай Петрович и уставился на Марка.
- И? – Марк не выдержал и присел на колени рядом с доктором.
- Через месяц у всех детей изменился цвет глаз на черный, как будто эпидемия началась. Медсестры его боялись, да и врачи тоже… Дети начали умирать, один за другим, в своих запертых камерах, непонятными, немыслимыми смертями… Мальчишка тот сбежал. Нам приказали…
Он замолчал и опустил голову, Марк снова ударил его по лицу.
- Что приказали?
- Нам пришлось… Мы должны были выяснить, что с ними такое… Мы проводили опыты, кололи им препараты, пытались лечить как острых шизофреников. У нас не было выбора. Многие умерли…
- Какой ужас, - прошептала Софи. Она безвольно опустила ствол ружья и сама села на пол, глотая воздух, кажется, ноги ее перестали слушаться.
- Проект свернули, врачи и остальной персонал разъехались кто куда, нам очень хорошо заплатили… Мне приказали приглядывать за бункером, мы построили дом здесь. Но там что-то происходит до сих пор, понимаете? Даже зверье стороной обходит, а разные туристы, вроде вас, пропадают.
- Марк, не верь ему! – сказал я. – Туристы пропадают, потому что его жена – долбанная маньячка!
- Она не всегда была такой, - губы Николая Петровича задрожали. – Мы все стали другими после проекта… Мы забыли как это, быть нормальными людьми! Но мы ничего не делали с тобой, я клянусь! Ты был такой изначально, это ты все разрушил! Ты просто смотрел, а они умирали…
Марк зарычал от злости и закрыл лицо руками.
Николай Петрович плакал, раскачиваясь назад-вперед, чуть всхлипывая.
- Дай мне ружье! – крикнул он Софи. – Я хочу его убить.
- Марк, не надо, уйдем отсюда, пожалуйста, - взмолилась она.
Доктор говорил совсем не те слова. Наверное, Марк предпочел бы услышать, что его били, морили голодом, насиловали, ставили бесчеловечные опыты, как на крысе, но только не то, что он таким родился. Я сам был в отчаяние. Что я мог сказать? Никаких слов было бы недостаточно в этот раз, чтобы успокоить его. «Марк, мне очень жаль, что я повелся на предложение какой-то глупой девки узнать о твоем прошлом?» – да он меня первым застрелит.
Марк отобрал у нее ружье, наградив оплеухой. Софи всхлипнула, мокрые волосы закрыли ее лицо, кажется, она плакала. Доктор уже рыдал в голос, завалившись набок и уткнувшись лбом в свой дорогой паркет. Когда Марк навел на него оружие и прицелился, из темноты прихожей на него выпрыгнул озверевший Никита и вцепился в шею руками и зубами. Софи закричала, раздался выстрел. Марк скинул с себя парня одним ударом, тот отлетел к кухонной плите и расшиб об нее голову, попытался подняться, но не смог удержаться на ногах.
В горле Николая Петровича что-то неприятно хлюпало, он захрипел, его нога конвульсивно дергалась, отстукивая подошвой резинового сапога одному ему известный ритм. Марк подошел к нему, порылся в его нагрудном кармане. Насколько я мог видеть, он искал патроны. Перезарядил ружье.
Стало так тихо, что я слышал лишь, как, поскуливая, плачет Софи, закрывая рот рукой и мягкие шаги Марка в походных ботинках. Он подошел к лежащему на полу Никите и выстрелил в упор, легким движением, почти не прицеливаясь. Ружье выпало из его рук, и он сел на пол, прямо между доктором и его сыном.
Софи снова вскрикнула и завыла в голос, уже не в силах сдерживать ужас, который рвался из ее груди.
У меня жутко кружилась голова, казалось, что кто-то выкачивает из меня весь воздух, потому что внутри разрасталась темная и горячая пустота, заполнить которую будет невозможно. Когда я повернулся к двери, чтобы не видеть, заливающего весь пол, и похожего на чернила в темноте, кровавого пятна, я встретился взглядом с огромными застывшими глазами Алисы. Она стояла босиком с игрушечным кроликом в руках и смотрела, не моргая, куда-то сквозь меня.