Сон в руку

Александр Калинцев
     Виденье не уходило. Я попытался крикнуть, но из этого ничего не получилось. В тиши уютного особняка на 66-й улице вместо крика раздался лишь сдавленный стон и жалобное мычание. Я спал, и кошмар, своей яркой цветной картинкой, не выпускал меня из своих объятий.

     Жена не выдержала моих стонов и заботливо торкнула локотком под бок. Я тотчас подскочил и начал озираться. Сон оборвался на самом ответственном месте: меня приготовились  пытать. Привычная обстановка и смеющееся лицо жены вернули меня к действительности.

     Коттедж, купленный всего полтора месяца назад, за сто тысяч долларов, еще сиял новизной предпродажного ремонта. До этого моя семья проживала в высотном доме, в шести- комнатной квартире, на тридцать втором этаже. Всем поначалу очень нравилось, но потом как-то исподволь, суета центра с его сутолокой прохожих и миганием разноцветных реклам, начала надоедать, и мы приняли решение переехать на окраину.

     Когда выражение моего лица приняло вконец осмысленный вид, жена обеспокоенно спросила:
-Сема, в чем дело, милый?
-Сон нехороший приснился.
-Расскажи проказник, от чего ты так стонал?
-Тебе б такое удовольствие…

     Совсем забыв о совете тещи по поводу снов, я стал по горячим следам пересказывать своей суженой содержание предутренних ужастиков.

     «13-ая улица зловонием своих подъездов разогнала даже насекомых. Мухи, комары и даже «пруссаки» - эти неизменные спутники человека – были вынуждены покинуть благодатное  для них место.

     Две комнаты на четвертом этаже были квартирой нашей семьи. Одна комната была маленькая, а другая гораздо меньше туалета в нашем коттедже. Помещение 2х2 мы с трудом отвоевали под кухню у черных тараканов из движения «Но пасаран». В отместку они объявили нам газават. Борьба шла с переменным успехом, и вот теперь даже они отказывались здесь жить.

     Я работал у одного заезжего гастролера по фамилии Супрастинов. Он был владельцем двух скважин, из которых била, самая что ни на есть, газированная сладкая вода.
     Это уже потом ей придавали разные цвета и привкусы, но изначально она была вкуса конфеты «Дюшес» тридцатилетней давности.

     Я целыми днями крутил ручку водяного насоса, возле которого жужжали пчелы и осы, большие любители сладенького. Из-за их небезопасного соседства мне приходилось работать в шляпе с сеткой, так что мир для меня в рабочее время был строго регламентированным: в ячеисто-сетчатом диапазоне.

     Двадцать лет прошло с тех пор, как я взялся в первый раз за ржавую рукоять ручного насоса. Теперь она блестела от моих рук, как лысина престарелого фантазера, но разбогатеть от этого не удалось. Мало того, подводить стало зрение: снимая шляпу с сеткой, я все равно видел все в крапинку. Так видит стрекоза со своей сложной оптикой, когда множество глаз дают общую картинку; так выглядит огромный экран на сцене во время рок-фестивалей.

     Общая картина у меня вырисовывалась, несмотря ни на что, довольно четко.

     Платил хозяин немного: правда, на еду, даже делясь с тараканами, хватало, чего Бога гневить. Жена моя работала в небольшом банке, со скромным названием «Копейка», и деньги люто ненавидела. Бывало, найдет какую монетку на полу по долгу службы, и бегает, полдня ищет, кто потерял: и честь соблюдена, и время незаметно пролетело. Она работала уборщицей, нет, вернее так: относилась к техническому персоналу. Жена искала копеечки, капитал банка рос, здание обрастало грязью.

     Конечно, ее оттуда выгнали, но на всю оставшуюся жизнь она сохранила непереносимую брезгливость к «золотому тельцу». Порой зайдет разговор, про них проклятых (про деньги то есть) она тут же выходит, мол, не могу этого слышать. Кстати, я тоже газ-воду не пил категорически».
Я прервал свой рассказ о сновидении и пошел на кухню. Сварил кофе, зажарил в тостере сухарики, нарезал сухой колбаски. Коттедж наполнился ароматом Бразилии. Жена млела от удовольствия, когда я со столиком въехал в спальню. Под прихлебыванье горячего кофе я продолжил свой рассказ.

     «И все бы ничего, да пошла свистопляска в нашей маленькой стране. Жителей всего ничего – сто сорок тысяч, вместе с детьми и пенсионерами, как говорится, все как на ладони. Склоки, дрязги, скандалы захлестнули власть мутным весенним паводком. Сменился вдруг у меня в фирме хозяин. Вишь,  оно как дело повернулось: две скважины и уже фирма. Рост  налицо и даже можно сказать, по всей форме лица.

     Теперь этикетки на бутылках с лимонадом украшала новая, более звучная фамилия – Блин д,Амон. Отпрыск древнего дворянского рода французских шевалье, Блин, зная нашу неистребимую привычку к воровству, первым делом поставил шлагбаумы с полосатыми будками.

     Городовые, носившие бутылочку виски в кобуре вместо пистолета, и уволенные за братание с братками Амир-хана, очень обрадовались новому месту службы.
ООО «Чоп и К0» росло и крепло.

     На две скважины контора была, мягко говоря, большевата, ну может быть чуть-чуть. Здание в семь этажей не вмещало всех желающих посчитать, пописать и покомандовать. Мой мастер, старый и добрый Егор Виленович, едва успевал сортировать приказы и результаты всевозможных проверок. Проверяльщики толпами наезжали на объект, толком даже не зная расшифровку его аббревиатуры; каждый совал нос в то, что изучал на 1 курсе института, остальное в памяти, видимо, не сохранялось. Одного, даже, как-то забыли: нашелся на второй день, у забора, азартно считающий окурки, собранные по периметру.

     Газ-вода молча выходила из скважины, заливалась в бутылки, закупоривалась и шла на реализацию, и нигде на своем пути она не встречала этих, из семиэтажки.
     Они были на другом полюсе, их как магнитом, тянуло к конечному результату.

     Потом как-то незаметно Блин д,Амон пошел ещё дальше: поставил наблюдательные вышки. С высоты тридцати метров была видна даже мышь, пробегавшая трусцой по территории.

     Наши дети стали постепенно забывать вкус газировки, хотя раньше мыли в ней ноги. Наши жены, еще вчера, казалось, такие ласковые и проникновенные, сегодня глядели волчицами. Жизнь катилась под откос, а вместе с ней улетала прочь уверенность в завтрашнем дне.

     Ситуация достигла апогея, когда зарплата (подачка) газировщика сравнялась с доходами рабочего-песочника, приехавшего заработать на мебель. Разравнивать кучи песка большого ума не требовалось.

     Наша продукция раньше поставлялась в столицу, и многочисленная знать попивала на балах лимонад только от Джорджа Супрастинова. Заправочные автоматы лимонадного Джо были повсюду. А теперь Блин радовал своей продукцией Запад, получая за это звания и награды, а мы довольствовались каким-то эрзац-порошком, заливая его хлорной водой из крана.

     Сейчас, когда из нашего дома ушли тараканы, а специалисты со стажем были в цене чеснока у заезжих купцов, мне стало по-настоящему страшно, и я начал изучать ситуацию.
     Люди, будто обкуренные дурманом, блаженно улыбались или смотрели недоверчиво в ответ на мои расспросы.

     «Телезомбики» - невесело подумал я, но не успел докрутить мысль до логического завершения, как меня арестовали люди из «Чоп и К0»…

     Тут меня и разбудила жена, не ставшая дожидаться начала допроса.

     Теща советовала: если увидишь дурной сон, то никому его не рассказывай: совершая утренний моцион, смой его в унитаз.

     И вот прошел год. Рыжие тараканы пока еще терпели подъездные запахи, где я, словно в насмешку, жил на четвертом этаже. Фирма, где я работал, была захвачена экономическими бандитами, и я остался не у дел. Коттедж стал семье не по карману, и был продан в другие, более удачливые руки.

     Памятуя про сон, я молил Бога, чтобы не ушли тараканы, четко осознавая, что за этим последует завершающая стадия, где мне продолжения уже не будет...

А.Калинцев
август 2001