Он был сирота. Ему исполнилось восемь, когда неизлечимая болезнь приковала его к постели. Врачи говорили разное: одни — что, возможно, будет жить, но… в инвалидном кресле; другие сомневались и в этом. Последняя операция расставила точки над «i», положив конец разногласиям медиков.
— Дядя Серёжа, мне не говорят, но я слышал, что мне ещё жить целых два года. Слово «два» он произнёс протяжно, нараспев. — Я так рад, будет ещё зима и два лета… А когда весна, тогда много интересного, правда, дядя Серёжа? …А если смерть придёт раньше? Очень страшно бывает ночью, когда проснулся, когда совсем один…
Он любил слушать рассказы о дальних странах, о животных и птицах, их населяющих. Я рассказывал ему необычные, но правдивые истории; и одна ему очень понравилась, о том, как дикая кобра охраняла вход в палатку больного геолога от нападения голодных шакалов.
…Осенью ему стало хуже. Он часто бредил. Когда сознание возвращалось к нему, он просил меня: «Не уходи…». Он боялся. Этот маленький человечек уже имел своё личное представление о смерти. Хотя и маленький, но ведь он — человек, а человеку, быть может, одному из всех живых существ на планете, присуще иметь понятие о смерти. Смерть пугала его: он боялся, что когда он в очередной раз проснётся, то рядом уже никого не будет, будто бы все ушли насовсем и всё, что было вокруг, унесли с собой, а его забыли, одного в кромешной темноте…
Как-то он спросил меня: «Дядя Серёжа, а смерть, она очень страшная?».
Что я мог ответить ребёнку, что никто из живых никогда не видел её, а те, кто с ней повстречались однажды, уже никогда ничего не расскажут? И тогда мне на память пришли слова одного христианского старца: «Не бойтесь, печи огненной. Это только когда перед нею стоишь — она страшна. А ступи в нее — душа и вылетела, аки голубка».
Разве мог я сказать ему: «Не бойся, малыш. Смерть страшна только издали. А вблизи-то… и нет её!
— Ты знаешь, смерть совсем не страшная, — ответил я. — Она прилетает большой белой бабочкой и уносит на крыльях своих малышей в сказочную долину, где много-много цветущих маков.
Спустя несколько дней я подарил ему фотографию, на которой весенняя крымская степь алела маками.
— Но здесь нет большой белой бабочки, — с огорчением в голосе произнёс малыш.
— Она прилетит, просто ещё не время.
— Я буду ждать, — сказал он.
………………………………………………………………………………………
Его положили в гробик, маленький, красный. Не было плача родственников. Не было и цветов. В маленьких, прозрачно-белых, будто из воска, ручках была та самая фотография. Я невольно подумал: Как много цветов, малыш, целая степь!
Лицо мирное и спокойное, как у ребёнка спящего, и на высушенных болезнью губах — лёгкая, едва уловимая взором улыбка. И я догадался, отчего застыло в улыбке его лицо: это он в последний свой миг увидел её — большую белую бабочку.
На дворе стояла весна. Там, вдали за синеющими холмами раскинулась цветущая крымская степь с множеством алых, трепещущих на ветру огоньков. Наступало его, малыша, второе лето.
Керчь, 1999 г.
Фото автора.
Новелла опубликована в «Первой Международной Независимой Православной газете Слово»,
напечатана в альманахе «Писатель года 2014», книга восемнадцатая. — М.: изд-во Литературный клуб, 2015. Стр. 103-104,
включена в Антологию русской прозы за 2021 год. Книга пятая. — М.: Издательство Российского союза писателей, 2022. Стр. 273.