23
Владимир ехал на службу, он уже научился управлять праворульной машиной на левостороннем движении. И по английскому языку он продвинулся настолько, что вполне сносно общался с сотрудниками и сотрудницами офиса. Он уже начал выезжать на предприятия, где общался с управляющим и инженерно-техническим персоналом. Организовывал встречи с трудовыми коллективами компаний. Владимир выступал там, говорил по-русски, и переводчик синхронно переводил его речь. Он говорил о том, что сам из простых инженеров, что хотел бы изменить систему распределения прибыли. Существующая практика начисления дивидендов несправедлива, это завуалированная форма эксплуатации человека человеком и он хочет изменить эту систему.
Эти речи воспринимались по-разному. Многие не верили, считали, что это очередное заигрывание с рабочим классом. Находились и противники. Пошли разговоры, дело дошло до того, что было созвано экстренное заседание совета акционеров, и акционеры во главе с Цветовым набросились на Владимира.
- Вы что это мутите народ? – сказал Цветов таким тоном, словно это он был здесь главным, - Что это за коммунистические идеи вы бросаете в народ? Разве эта идея не потерпела фиаско там, откуда вы изволили явиться? Не сумели там – решили поэкспериментировать здесь? Имейте в виду – мы не позволим!
- Геннадий Аристархович, - возразил спокойно Владимир, - Идея коммунизма не потерпела фиаско. То, что имело место там, откуда я изволил явиться, было уродливой пародией на коммунизм. Но я не коммунист. Я реалист. И поэтому предлагаю реальные вещи. Почему, например, вы, имея при себе несколько листов гербовой бумаги, претендуете на львиную долю от прибыли предприятия, на котором, быть может ни разу и не были? И в процессе этого производства не участвовали. Да, да! Вы инвестировали энную сумму в это самое производство. Или это сделал ваш отец, или дед, или прадед. Я с этим согласен. Да я и не собираюсь отменить существующую систему, я лишь хочу внести кое-какие коррективы. А именно – лишь … процентов прибыли начислять в виде дивидендов, а … процентов перечислять на особый социальный фонд, который будет оказывать помощь малоимущим семьям рабочих и служащих, из этого фонда будет финансироваться строительство жилья для этих самых рабочих и служащих. Остальную часть прибыли я собираюсь возвращать на оперативную модернизацию производства.
Цветов буквально взорвался:
- «Я собираюсь!» - вы что тут, единоличник? Что – для вас не существует закона?
Акционеры зашумели, загалдели, как ученики в отсутствие учителя и тут Владимир неожиданно гаркнул что есть мочи, так хрястнув кулаком по столу, что подпрыгнули и зазвенели бутылки с тонизирующими напитками и стаканы:
- Тихо! Замолчите все!
Установилась могильная тишина, и стало слышно, как громко тикают высокие, в полстены, старинные часы с тяжелым бронзовым маятником. Владимир оглядел сердитым взглядом оторопевших акционеров и продолжал уже спокойно, но стальные нотки все еще звучали в его голосе. Акционеры притихли и слушали его дальнейшую речь, не перебивая.
- Законы я знаю не хуже вас, - продолжал Владимир. Он понял, что эти люди не подумали бы возражать покойному дяде, а теперь решили, что могут сесть на голову «этому пришельцу», как его уже прозвали члены совета директоров и совета акционеров. «Нужно быть с ними построже», - решил он.
- Законы я знаю и не собираюсь их нарушать. Но собираюсь изменить устав компании.
Он поймал удивленные взгляды и повторил последнюю фразу:
- Да-да, вы не ослышались! Я собираюсь изменить устав компании. И изменить систему распределения прибыли. Хватит загребать сверхприбыль и оставлять сущие гроши для социальных программ.
Тут вновь поднял голову Цветов:
- Мы не правительство, чтобы финансировать социальные программы. Я авторитетно заявляю – я против изменения устава. Это противозаконно!
- Это только ваше мнение, господин Цветов, - строго осадил его Владимир, - Как держатель контрольного пакета я выдвигаю проект нового устава. По выходе из этого кабинета каждому из вас будет вручен этот проект и вам дается месяц на его изучение. Через месяц мы с вами соберемся, тогда и обсудим и примем решение. А сейчас все свободны.
Акционеры расходились с унылыми лицами. Когда за последним из них закрылась дверь, Шейхов, который присутствовал здесь как наблюдатель, и который остался в кабинете, встал со своего места и подошел к Владимиру с протянутой для рукопожатия рукой. Владимир встал с места и крепко пожал эту руку.
- А круто вы с ними обошлись, - сказал Кантемир Всеволодович весело, - Они поняли, что вы достойная смена своему дяде.
Владимир усмехнулся. Он опустился на свое кресло и Шейхов последовал его примеру.
- Круто то круто, но что я буду делать, если они проголосуют против моего устава? – сказал он и, нажав на селектор, попросил секретаршу принести два кофе.
- Если вы будете сидеть и ждать их в этом кабинете, то ничего не дождетесь. Хотите совет?
Владимир молчал и Шейхов продолжал:
- Если по-честному, Владимир Михайлович, то и я против ваших планов. Нет, конечно, я не против того, чтобы рабочие жили в хорошем жилье. Я к тому, что в данный момент, когда у вас здесь нет ни одного единомышленника среди акционеров, нет поддержки, и вы еще не знаете всех этих людей, просто неразумно выдвигать такие идеи и пытаться менять устав целой компании. Ведь вы сегодня восстановили всех акционеров против себя. Да, не все они Цветовы, но ни один из них добровольно не расстанется частью своих дивидендов. И вы вряд ли добьетесь чего-нибудь окриками и стуками по столу. Меня очень позабавила реакция этих людей, видно было, что они малость струхнули, возможно, нужно было им показать, что вы ничем не уступаете своему дяде, но я уверен – ваш проект устава они не примут. Тут требуется дипломатия. Чтобы добиться успеха, вам следует заняться обработкой акционеров – по одному. Кого-то можно припугнуть, кого-то заинтересовать, а кого-то можно и должно призвать к человечности, к человеческому отношению к тем, кто своим трудом добывает эту самую прибыль.
Секретарша принесла кофе и за чашкой ароматного напитка Шейхов посоветовал, с кем из акционеров стоит поговорить Владимиру, а с кем говорить бесполезно. Потом они перешли к насущным вопросам модернизации, а потом посетили порт и доки. Владимир был поражен грандиозностью затеянных Шейховым работ. Все пришло в движение, порт продолжал обработку судов, а модернизационные работы шли параллельно. Шейхов довольно улыбался.
- Об этом я мечтал последние десять лет… да что там десять лет! Я мечтал об этом все время, с тех пор, как пришел в правление компании, - признался он, ощупывая придирчивым взглядом все вокруг, - Но удалось реализовать только сейчас. Ваш покойный дядя… Роман Владимирович никак не давал добро на модернизацию, он словно бы ждал чего-то. Хотя и соглашался со мной в том, что порт уже не отвечает современным требованиям, не справляется с тем потоком грузов, он же видел, как, с каким трудом ведется погрузка-разгрузка современных судов. Да, соглашался, но почему-то медлил. Наверное, чувствовал надвигающуюся смерть и решил оставить модернизацию преемнику.
Владимир понимал, о чем хочет сказать Шейхов. Он благодарен ему за поддержку, за то, что новый владелец компании оказался способным мыслить по-современному, масштабно и динамично. Владимир понимал и то, что модернизация порта и доков в свою очередь поднимет престиж Шейхова и его команды. И его, Владимира Павлова, тоже. Шейхов затеял грандиозную пиар-акцию в островных СМИ и Владимир не жалел денег для публикаций. Когда модернизированный порт начнет принимать и обрабатывать современные супертанкера и океанские сухогрузы, начнет давать двойную, тройную прибыль, это станет важным козырем в его руках. А пока можно взяться за дипломатию и начать обработку акционеров.
Владимир не совсем доверял своей кузине. И он, конечно, не последовал ее совету - уволить всех «заговорщиков» и набрать ее ставленников, а ее саму посадить в кресло председателя совета директоров. Но он понимал, что должен будет предоставить кузине какую-нибудь должность, ведь она все же ему родственница. Единственная родственница на этом острове. Кроме, конечно, Юлии.
Он улыбнулся своей мысли. Родственница ли ему Юлия? Он всю жизнь мечтал иметь брата или сестру, после смерти родителей он остался один-одинешенек, потом, когда он женился и у них с Татьяной родилась Алена, он понял, что пришел конец его одиночеству. Но вот он лишился семьи, и хотя Алена не отступилась от него, он понимал, что у нее своя жизнь, своя судьба. Теперь нашлась его родственница, сестра, пусть и двоюродная, но ведь родная кровь. Да, и тут, на краю света он не один, судьба подарила Юлию, так кстати, он безмерно благодарен высшим силам за нее. Он уже понял, что новая жена – это просто находка. И все же кузина – ведь она родной человек, родная кровь, ведь она – Павлова, Павловская. И можно ли бросаться единственной сестрой, только из-за того, что Шейхов имеет против нее предубеждение. Да, и Юлия советует не доверять кузине, но… но это может быть простая женская ревность.
Да, Юлия его ревнует. И ее можно понять – встретить человека своей мечты, когда уже решила, что жизнь ее кончена… когда он изменил круто эту ее жизнь, увез за тридевять морей, дал то, о чем она и не могла мечтать – как тут не ревновать? Нет, правда и то, что кузина – темная личность. Эти ее глаза – Юлия точно выразилась однажды, что они, эти глаза кузины, всегда напряжены, словно их обладательница играет какую-то роль и боится переиграть. Хотя Владимир не верит внешним чертам – и он сам, глядясь в зеркало, замечает как напряжен его взгляд. Отказать в доверии единственной сестре только из-за того, что у нее напряженные глаза? Это, по меньшей мере, смешно.
Хорошо, а почему дядя лишил свою дочь наследства? Ведь она должна была так провиниться перед ним. И почему, умирая, он прошептал: «Береги ее»? Так мог сказать человек, беспокоящийся о судьбе дочери. Но, если б он так беспокоился за нее, то почему он оставил ее без наследства? Где тут логика? Или Владимир ошибся, не расслышал, и дядя предупредил, мол, «Берегись ее!» Да, наверное, так нужно понимать последние слова дяди. Значит, покойный знал, что его дочь представляет угрозу для племянника. Хорошо, нужно принять это к сведению. Хотя Надежда утверждает, что во всем виноват Том, что он скомпрометировал ее перед ее отцом. Но что мог натворить этот Том Вильсон? Да, Шейхов передал слова дяди при составлении нового завещания, что зять его преступник, и что дочь об этом знала и ему не сообщила. Хорошо, пусть этот Том Вильсон и преступник. Но какое преступление тот совершил, а его жена его прикрыла? Очевидно, речь идет о служебном преступлении. Но тогда должно бы быть наоборот – Надежда, как главный менеджер, имела возможность совершить это самое служебное преступление, а ее муж, как начальник службы безопасности компании прикрыл бы ее. И это более реально, тем более, что Том обвинил во всем свою жену.
Владимир встал и подошел к окну. За ним простирался этот удивительный город, ультрасовременный, с лесом небоскребов, с развитой транспортной инфраструктурой и с такой трущобной окраиной, что диву даешься – как можно совмещать в одном городе такое богатство и такую нищету? Владимир вспомнил свою родину. Да, и там в последние годы появились кварталы бедняков, и там взметнулись суперсовременные высотки, в которых рабочий сможет разве что снимать жилье, и то за бешеные деньги.
Эх! Наступит ли когда-нибудь конец этой вселенской несправедливости? И можно ли изменить этот порядок вещей? Вот он счел, когда ему сообщили об огромном наследстве, о компании, которой он будет владеть, решил, что это судьба посылает ему возможность реализовать свои идеи, которые даже друзья называли утопией. Реализовать, пусть и не в масштабах всей страны, а в пределах одной компании. Теперь оказалось, что архи-трудно, почти невозможно изменить что-либо в несправедливом распределении прибыли, добытой потом служащих и рабочих, и что он, Владимир Павлов, владелец контрольного пакета, не может своим волевым решением, одним росчерком пера, изменить устав – этому препятствуют другие владельцы других пакетов. Вот тебе и «владелец компании»!