Часть 32. День шестой - вторник. Глава 8

Олларис
~~~~~~~~~ФИНАЛ~~~~~~~~~
32. День шестой - вторник. (Глава 8)

Удушливый дым и полыхающее пламя вокруг заставляли прикрывать рот грязным рукавом. Враги окружали и готовы были ворваться в город. Вскинув руку с винчестером и воскликнув: «Солдаты мои, в атаку!»... Пашка проснулся.

- Вот же хрень приснится? – резко сев в постели и обхватив голову руками, парень повел носом. – Или не приснилось?

В квартире действительно был запах гари, и Пашка, вскочив с кровати, погнался на кухню. Там было именно то, что он подумал: чайник. Пустой. Горелый. С потемневшим боком.

- Попил, называется чайку, - повернув ручку и выключив конфорку под чайником, парень распахнул окно настежь и, взяв полотенце, начал махать им, пытаясь поскорее выгнать удушливый запах на улицу.

- Так и угореть недолго, блин, нужно кончать с ночной жизнью, иначе она покончит со мной, - парень, намахавшись вволю, плотно закрыл дверь в кухню и вернулся в комнату.

Настроение было паршивое, поскольку проснуться после ночного веселья и утренней экспедиции на штраф площадку с головной болью от запаха паленого чайника, сложно назвать удачным стечением обстоятельств. За пару сотен зелени безвозмездно переданных гаишникам, Пашка забрал свой Фордец и практически счастливым поехал домой. Вот и все утренние радости. Стоп! Как он мог забыть? Ведь всего пару часов назад, еще до обеденного сна и самоубийства чайника, он познакомился…

- Бли-и-ин, Боня, - заулыбавшись и откинувшись спиной на спинку дивана, Паша завел руки за голову и, взяв их в замок, прикрыл глаза. Вспоминая судьбоносную, как для Пашки, встречу, парень съехал по спинке дивана, улегся на спину и закинул ноги на мягкий поручень.

Вот так в позе счастливого дурака, он и лежал, рисуя в голове картинки их знакомства. Сначала Паша повел себя как обычно, немного поприкаловавшись и поёрничав, а затем решил проявить и другую свою сторону, поскольку Боня ему действительно очень понравился. Вспомнив, что обещал перезвонить, как только проснется, Пашка тут же вскочил на ноги и, подхватив на тумбочке мобильный, снова упал на диван. Он нашел в телефоне номер Богдана и нажал на вызов. Сердце почему-то гулко забилось и подскочило к горлу. Буквально через два гудка трубку сняли и раздалось: «Паш, привет». Не ожидая, что на том конце его сразу же идентифицируют, Пашка тормознул и продолжал молчать.

- Ты уже проснулся? – Боня продолжал задавать вопросы, а Паша, как истукан, лыбился и молчал. – Машину забрал? А я уже заканчиваю работу. Еще недолго. Договор в силе?

На том конце молчали, и Богдана это начало напрягать: «Может, он случайно набрал мой номер, а теперь вспомнил, кто это, и думает, как срулить?»

- А? – только и смог выдавить Пашка. Но, поняв, что выглядит сейчас полным придурком, все же разлепил рот и начал нормально общаться. – Ты про ужин? Конечно, я за этим и позвонил. Когда встретимся?

«Сейчас, мать твою!!!» - Боня чуть не выкрикнул это вслух, но понимал, что придется всё же соблюсти приличия.

- Я через полчаса заканчиваю. Можем сразу встретиться. Если ты ничем не занят, - последние слова Богдан проговорил как-то неуверенно.

- Я-то не занят, просто для ужина как-то рановато, люди недавно только пообедали, - выдал Пашка и тут же себя отругал за глупость, постучав пальцами по лбу. Причем здесь вообще ужин? Ведь это только повод встретиться. Ему вообще было наплевать на официальную причину этого звонка. Он просто хотел увидеться с этим парнем, хотел поговорить, помолчать, поесть, просто побыть рядом. Хотелось его узнать или еще больше запутаться, чтобы потом с удовольствием разгадывать. С Боней хотелось всего. Тот же в свою очередь пытался сдерживать себя: «Аргумент. Блин, Боня, возьми себя в руки и прекрати прыгать, словно щенок, выпрашивающий, чтобы его выгуляли».

- Ну, если ты считаешь, что… - договорить Богдану Пашка не дал, тут же вклинившись очередной своей гениальной идеей, которая время от времени посещала его светлую, в прямом смысле, голову.

- Боня, а ты скорость любишь? – не в бровь, а в глаз. Вряд ли какой-то парень скажет, что не любит быструю езду. Пашка, словно ребенок в магазине игрушек, застывший в ожидании вердикта родителей «купят – не купят» желанную цяцьку, с замиранием ждал положительного ответа.

- Скорость? Какую… ты про машины? В смысле погонять? – Нестеров удивленно улыбнулся. - Люблю, даже очень!

Услышав, что парень обожает дорогу и скорость, Пашка, беззвучно выкрикнув: «Ес!» - тут же предложил для нового друга сюрприз.

– Так, говори, во сколько и по какому адресу ты будешь, и я тебя заберу, – услышав место и время встречи, Паша кивнул головой, будто Богдан мог видеть его согласие и улыбку до ушей. А у Нестерова чуть крышу не снесло, когда Пашка неожиданно стал напористым. Боня почувствовал, как внутри закипает мелкими пузырьками ликование: «Нет, не ошибся, всё-таки взаимно. Вза-им-но!» – Я буду, если чуть задержусь, не вздумай уйти! Я знаю, где ты живешь, так что – найду и верну.

- Смешной ты, Паша, - по голосу было понятно, что Боня улыбается. Парень действительно чувствовал, что сияет уже просто неприлично, но удержать рвущуюся улыбку было просто нереально, да и нежность хреново камуфлировалась снисходительностью.

«Как он это делает? Каким образом этот парень заставляет забыть всякую осторожность и мести всё подряд, не задумываясь о последствиях, не оглядываясь на окружающих – это на него, Нестерова, который подпускает к себе исключительно на расстояние вытянутой руки даже родных?» Боня слушал пашкин смех и думал, а подходил ли к нему хоть один так вот открыто и просто, ничего не пряча за спиной, не пытаясь торговаться?

– Да я до ночи буду стоять на площади и с места не сойду. А если ты не приедешь, тогда уж я выпытаю у Олега твой адрес и поеду к тебе требовать свой законный ужин. Так что – еще не известно, кто кого возвращать будет, - обоюдный смех давал понять, что ребята с нетерпением ждут этой встречи.

- Знаешь, Боня, думаю, такого ужина у тебя еще не было, - немного загадочно выдал Пашка и продолжил. - Не знаю, возможно, в жизни ты видел и лучшее, но мне хочется сделать для тебя сюрприз, о котором ты еще долго не сможешь забыть, - немного вкрадчиво проговорил Паша, а Богдан словно почувствовал, что ему открытые ладони протянули. И Боне вдруг до одури захотелось погладить в ответ эти воображаемые ладони, такие неожиданно мягкие и чуткие, доверчивые.

- Поверь, я ни на секунду не сомневаюсь, что это будет самый лучший ужин из всех, которые когда-то были в моей жизни, - после таких слов Пашке захотелось сделать что-то особенное для этого парня. Захотелось до зуда в ладонях и бомбочек в голове…

Через полчаса после прощальной клятвы о взаимовыгодном сотрудничестве между администрацией и муниципальным бассейном, а если проще, то о дружеской поддержке между Рябинкиной и Богданом, парня всё-таки отпустили. Боня, в шикарном настроении и с удивительным предчувствием, чуть не вприпрыжку пошагал к машине.

- Здоров, Пашка! – Нестеров бухнулся сходу на переднее сидение и протянул руку.

- Здоровались уже, - автоматически заметил светловолосый, но ладонь в ответ сунул.

- У тебя чего, лимит? – продолжал скалиться Богдан, сжав протянутую руку.

- А как же! В сутки – не больше раза! Но тебе, по блату, так и быть – два!

- Черт, ты меня балуешь! – оба тут же засмеялись и расслабились.

- Есть такое. Если ты меня отпустишь, то я смогу вести машину. Но если хочешь – можем и так весь вечер просидеть.

- Блин, сложный выбор, - выпустив руку парня, Богдан скорчил задумчивое лицо. - Я бы просидел. Но потом сдохну от любопытства. Ты ведь обещал сюрприз?

- Ага, - интригующим и довольным тоном ответил Паша, выруливая с парковки.

Уже через час новоявленный Шумахер вел автомобиль по загородной трассе, выжимая не шибко крутые сто десять. Настроение было зашибительское, автомагнитола негромко шелестела голосом Меркьюри, который оповещал, что Пашка – чемпион! Причем сейчас время победителей, и он, то есть белобрысый парняга, двадцати пяти лет от роду и летящий в прямом смысле слова к своей мечте – чемпион мира. А как же иначе? Ведь сердце пытается хоть как-то угнаться за оборотами тахометра, кровь в венах стремится с таким же напором, как топливо в системе, а душа, разгоряченная, как блок двигателя, готова стартануть с места, не думая о тормозах. И причина этому всего лишь парень, сидящий рядом на переднем сидении, улыбчивый и болтающий о разных мелочах. Так уютно Пашке давно не было.

- Мне кажется, что это будет ужин на траве, - Боня, посмотрев на пробегающие за окном природные ландшафты загорода, перевел взгляд на водителя и улыбнулся.

- Да, вряд ли получится, - засмеялся Паша. – Травы практически нет, да и на земле холодновато. Потом придется простуженные части тела друг другу лечить, - пошутил Пашка и тут же сам себя отругал за свой болтливый язык. Боне могла не понравиться шутка, да и смущать его не хотелось. По-быстрому парень сменил тему разговора. – Боня, ты давно кушал?

- Ну, с утра – ничего существенного. Ты же меня предупредил, - Богдан продолжал вертеть головой, то на трассу, то на водителя.

- Это хорошо, - довольно кивнул Паша. – А сердце у тебя не шалит? Давление?

- Слушай, может, тебе медицинскую справку захватить нужно было? – немного не понимая, куда клонит новый знакомый, Боня развернулся всем корпусом к Пашке и внимательно начал рассматривать его. - Мне как-то рано страдать болячками, - улыбнувшись, он добавил, - или это принципиальный вопрос?

- Нет, не обращай внимания, это я так, - отмахнулся Пашка и прибавил газу. – Держись, сейчас шикарный отрезок будет, тут до ста семидесяти можно притопить. А там, в долине, еще и небольшой трамплин, так что – сушите весла! Взлетаем, птичка!

Последующие десять минут в салоне был слышен мощный рев форсированного движка, возгласы и нервный смех. Вся эта какофония успешно заглушала виртуозный вокал короля Фредди. В конце стремительного скоростного рывка, снизив скорость, машина совершила смертельный номер с подскоком на «строительной ошибке» послужившей трамплином юному «Шумахеру». С утробным урчанием и глухим скрежетом старый Форд ухнулся на все четыре колеса, чем привел в дикий восторг и водителя, и пассажира.

- Ну, как? Пробрало? – плавно ведя машину на тихих восьмидесяти, Пашка, излучая неимоверное счастье, глянул на Богдана.

- Это было так здорово, что сравнить можно только с американскими горками, на которых я прокатался впервые лет в десять, - Боня не врал. Его лицо просто отсвечивало позитив. – Действительно, такой день я не забуду.

- Погоди, я тебе еще ничего толком не показал, - подмигнув пассажиру, Пашка свернул на второстепенную дорогу и поехал медленнее вдоль посадки пожелтевших деревьев.

Лицо Бони вытянулось, и он поспешил отвернуться к боковому стеклу, что бы скрыть улыбку, нагло растянувшую губы. Все это было так неожиданно быстро, что у парня рвало крышу. Сейчас? Здесь? За городом? В машине? Такое бывает только в кино. Парня разрывало от двух мыслей «это правда?» и «согласен на всё!» Какого же было его удивление, когда они выехали на берег реки, и он увидел… высоченную башню. Внутри что-то нехорошо дрогнуло.

- Приехали, - радостно сообщил Пашка и вышел из машины. – Это и есть мой сюрприз, - искренне улыбаясь, он смотрел в глаза Бони и держал парня за запястья. – Ну, что? Прыгнем?

Все происходящее было как в бреду. Сорокаметровая высота площадки для джампинга, снаряжение, какие-то напутствия и инструктаж. Пашка, первый вызвавшийся для прыжка с банджи. Его крепкие объятия перед прыжком. Замирание сердца вслед, полетевшему к темной глади воды пацану. Потом, слова Пашки о том, что Боне не обязательно это делать. Свое бормотание, что он давно мечтал об этом. Мысли в голове, что все это враки, и он реально боится и не понимает, зачем таким опасным способом добывать адреналин. Но после того, как губы белобрысого Пашки коснулись его лица, Боня готов был прыгнуть без снаряжения. Схватив паренька за плечи, и вкусно поцеловав в губы, Богдан кивнул головой и, как завороженный, дал закрепить на своих ногах амуницию. Очнулся он только тогда, когда сидел в машине по дороге назад.

В голове Нестерова вертелся целый рой мыслей и все были о нем, о Пашке, который на сюрпризы оказался просто мастер. Мало того, что гонял лихо, так ещё устроил адреналиновый шок, организовав прыжок с этой самой тарзанки. Сначала у Бони мелькнула мысль отказаться, но перспектива выглядеть в глазах этого невероятного парня занудой и трусом, в конце концов, показалась более пугающей, чем перспектива шарахнуться башкой об землю или еще обо что-нибудь. Перед прыжком Нестеров, получив подбадривания от этого невероятного парняги и легкий чмок в щеку, наплевал на приличия, взял пашкино лицо в ладони и крепко чмокнул того в губы, после чего прыгать было уже вполне нормально.

На обратном пути Пашка болтал без умолку и светился как лампочка. Нестеров же медитировал, отслеживая, как бешеный сердечный ритм снижается до нормального и перестают дрожать руки.

- …и теперь на стенке рядом со своим дипломом можешь повесить этот сертификат о покорении высоты, - Пашка что-то рассказывал и шутил, что-то пояснял и задавал вопросы, нескладно подпевал музыкантам и рассказывал анекдоты.

- Паш, а раньше ты прыгал с тарзанки? – чуть придя в себя, Боня задал первый осознанный вопрос.

- Не-а, - засмеялся паренек. – Просто захотелось это сделать с тобой. Поэтому и спрашивал о еде и здоровье. А ты молодец, не сдрейфил!

Боню тут же посетило желание дать по голове за проверочку на вшивость, одновременно с восхищением безбашенной (или в данном случае башенной?) отвагой этого белобрысого и легкой эйфорией от фразы «захотелось сделать это с тобой». Боня улыбнулся с выражением одновременно ехидным и польщенным, чертыхнувшись про себя: «Ну ладно, мне тут тоже захотелось сделать кое-что с тобой».

Нестеров чувствовал, что его несет, словно он не хило выпил. О последствиях не думалось совершенно: был только этот яркий осенний вечер, невероятный парень рядом, вызов, возбуждение, адреналин и еще что-то, чему Боня не мог подобрать определения – да и не стремился. Сейчас было важно только одно – Пашка: увлечь его собой, во что бы то ни стало, стать для него столь же интересным, притягательным, желанным. И даже если завтра окажется, что это всего лишь приключение на одну ночь… Боня уже понимал, что это будет больно, словно со всего маху о стену, но останавливаться и даже тормозить было уже поздно.

Машина притормозила у придорожного кафе, и Паша выключил зажигание. Тишина в салоне разбавлялась мерным звучанием еле слышной музыки. В окне мигали неоновые буквы «Три карася». Вдоль невысокой, плетенной из лозы, изгороди было припарковано еще несколько машин.

- Тут готовят хорошую рыбку на углях. Ты любишь рыбу? - развернувшись к Боне, парень с интересом ждал ответа, но готов был ехать дальше, если окажется, что Богдан предпочитает рыбе хороший свиной шашлык. Культурная программа была обширной, и Пашке хотелось угодить своему новому другу, от взгляда которого так учащенно начинало биться сердце.

- Паша, я люблю рыбу, - сглотнув, Боня облизал вмиг пересохшие губы. – Но, по-моему, я и тебя люблю…

Пауза, возникшая между парнями, длилась всего несколько секунд, но и этого было достаточно, чтобы каждый из них, задав себе сотню вопросов, незамедлительно потянулся к другому за ответом. Их губы страстно соединились, руки нежно переплелись, глаза томно прикрылись, сердца отчаянно распахнулись. Это и был ответ…

Минут через пятнадцать, когда губы уже горели от сладости поцелуев и перца желания, Нестеров оторвался, чтобы спросить:

- К тебе или ко мне?

- Куда хочешь… - неожиданно покладисто отозвался светловолосый, настолько доверчиво, что Нестеров растерялся.

- Чёрт… давай ко мне тогда. Помнишь, куда?

Пашка засмеялся и тряхнул головой так, что белобрысая челка упала на глаза. Боня с нагловатой ухмылкой запустил свои пальцы в эти пряди, сжал, затем провел ладонью по макушке до затылка, заглаживая Пашкины перья назад. И то, что Пашка не отстранился, не оборвал, принял этот жест, как должное, вызвало внутри такой прилив желания, что Боня выдохнул на грани стона.

- Поехали тогда, а то… - Боня закусил нижнюю губу и откинулся на спинку сидения.

- Что? – игриво подмигнув, Паша положил руки на руль и продолжал ждать ответа.

- Не могу уже… - сквозь зубы ответил Боня, чувствуя, как полыхнуло лицо.

- Надеюсь, ты к любому повороту событий готов? - смешливо глянув на Боню, Пашка завел машину.

- После сегодняшнего вечера – таки да. Стоп, надеюсь, ты не скажешь, что на первом свидании только целуешься?!

Пашка хохотнул от души, вырулил на шоссе и втопил педаль акселератора:

- Не бойся, не скажу… только…

- Что – только? – Боня повернулся и убедился, что Пашка тоже может краснеть, яркими и в то же время нежными пятнами на щеках.

- Ну… это всё-таки ПЕРВОЕ свидание…

Нестеров впал в легкий ступор: Пашка старался устроить незабываемый вечер, а Боня похерил ужин из-за своего порыва. Вслух он лишь тоскливо пробормотал «чёрт!»

- Что-то не так? – с тревогой переспросил парень.

- Пашунь, ты пиццу любишь?

- Хочешь пиццы?

- Нет, я спросил – ты её любишь?

- Если ты хочешь меня ей угостить – я с удовольствием, - улыбнулся светловолосый. Боня рыкнул с досады – сейчас Пашкина любезность изводила его, словно он пытался поймать скользкое мыло мокрыми руками.

- Ладно, раз с удовольствием – притормози около пиццерии, подождешь меня немного, ага?

Боне повезло уложиться в десять минут с покупкой гранд-пиццы и литровой бутылки Сангрии: вообще-то был самый горячий час, пиццерия была забита народом, но любезность вкупе с напористостью и щедрыми чаевыми сделала своё дело. Через некоторое время парни уже поднимались по лестнице подъезда.

- На самом верху живешь? – Пашка слегка запыхался, и Боня притормозил скоростной подъем.

- Нет, мы сейчас не совсем ко мне идем, - оглянувшись на Пашу и разведя руки с пиццей и бутылкой.

- Не к тебе? – светловолосый насторожился.

- Я тебе кое-что хочу показать… в смысле… - Боня запутался и очередной раз за вечер помянул черта, а Пашка едва не прыснул, но сдержался и кивнул понимающе.

- Это что-то особенное, да? Только твоё?

- Ну да! – с облегчением кивнул Нестеров. - Вид с крыши, очень красивый. И главное – закат обалденный. Хочу, чтобы ты увидел…

Они успели как раз вовремя, чтобы открыть бутылку и сделать по сладко-хмельному глотку из одной на двоих бутылки «за здоровье солнца». Потом они ели пиццу, порезанную любезной продавщицей, и наблюдали, как появляются звезды в темнеющем небе.

- Обожаю смотреть на небо, - Пашка держал ломоть двумя руками, жевал и вертел закинутой головой. - Звезды – это так… романтично.

- Да. Звезды – это почти вечность. Ты не задумывался, что когда мы смотрим на них, мы, по сути, смотрим в невероятно далекое прошлое? Они в такой дали, что свет от них идет до нас миллионы лет. Может, этих звезд уже и нет, а мы их видим, изучаем, загадываем на них желания. А может, мы смотрим на самих себя, на свою галактику в разные периоды, смотрим через искривленное пространство, словно через тысячи зеркал. Или может это и есть параллельные миры? Может, в соседней галактике на планете у такого же солнца сидят вот так же двое на крыше… только они, может, уже не первый раз сидят… у них, может, уже традиция.

Пашка тихо засмеялся и лизнул пальцы, измазанные соусом:

- А салфеток у нас нет?

- Да на хрен салфетки, - хрипло отозвался Боня, подвинулся ближе и взял пашкины пальцы в рот. В животе тут же сжался ком, словно Нестеров снова оказался на краю пропасти. Сквозь ватный «белый» шум в голове пробилось пашкино: «Гхм… тоже вариант, конечно».

- Плохой? – Боня поднял голову.

- Обалденный! Настолько, что если ты меня сейчас отсюда не уведешь – мы тут до утра останемся, - сияющие, словно звезды, глаза не позволили Нестерову усомниться. Так что, прихватив остатки пикника, парни ломанулись ко входу на чердак с тем же энтузиазмом, с каким некоторое время назад лезли на крышу.

- Проходи! Вот здесь я и обитаю. Как тебе? – щелкнув выключателем, Боня разулся, стянув ботинки, носками наступая на пятки, метнулся закрыть окно, поставить на журнальный столик бутылку, включить музыку, задернуть шторы, и тут его поймал в свои объятья Пашка.

- Тсссс! Ты чего? – шепотом, с озорной улыбкой до ушей.

- А чего? – Боня замер.

- Чего бегаешь, как угорелый? – и ласковые смешинки в глазах, и нежные ладони по плечам.

- Ну, это же ты. Хочется, чтобы всё идеально было, - тоже почему-то шепотом признался Нестеров, чувствуя табун мурашек на своей спине от этих легких прикосновений.

- Что значит: «это же ты»? Кто – я?

- Ну, ты, Пашка, - обхватив, сжав в ответ и сунув нос в светлые пряди.

- Я что, особенный?

- Конечно, - как о чем-то само собой разумеющемся.

- Почему? – настырно.

- Потому, - наставительно, пытаясь поймать улыбающиеся губы своими.

- Врешь, - со смешком парировал Паша.

- Нет. Зачем бы мне? – Нестеров даже притормозил.

Пашка замер, и Боня воспользовался этим, чтобы прижаться губами к крепкой шее, ладонями пройтись по спине, сминая ткань и сбивая дыхание с размеренного ритма.

На этот раз чертыхнулся Пашка – дальнейшие разговоры явно откладывались, уж больно откровенно обоих шарахнуло шальной волной. Одежду стягивали друг с друга судорожно и бестолково: Пашка заплутал в капюшоне толстовки, а Боня чуть не свалился, запутавшись в брюках. И ржали друг над другом и над собой, сначала втихушку, а потом дружным дуэтом. Смех оборвался, когда Пашка внезапно опрокинул Боню на спину и оседлал сверху. Все разом потеряло значение, кроме чужого тела, ставшего таким желанным, чужой воли, ставшей важней всех законов и принципов, и общего страстного желания, сделавшего чужое – родным и близким. Оба наступали, но не напролом, отступали – но не капитулировали. Это напоминало танго, в изначальном его виде, когда нет ведущего и ведомого – всё зависит от поворота, от ситуации. И когда к утру наконец-то схлынули жаркие волны возбуждения, заставлявшие задыхаться, извиваться и впиваться друг в друга, осталась основой нежность – словно белый песок невероятно чистого пляжа.

Свет наступающего дня понемногу сочился в комнату, и всё отчетливее становилось видно два переплетенных тела на кровати.

- Бонька, тебе ведь на работу сегодня?

- Угу.

- Поспать надо.

- Не хочу.

- Терминатор, - со смешком поставил диагноз Пашка. - Днем же свалишься.

- Фигня. Придумаю что-нибудь. Отпрошусь. Ты… дождешься меня? Или тебе обязательно к себе идти отсыпаться?

- Не обязательно, могу у тебя, - светловолосый улыбнулся и начал ставить темноволосому рожки из волос. - Я тебе не надоем?

- Я разбойник – людоед, но людей не надо есть, ибо даже людоеду люди могут надоесть! – хрипло пропел Боня.

- Ты такое дитя, оказывается, а я думал – ты серьезный, - Пашка задорно рассмеялся.

- Разочаровал?

- Нет, конечно! – снова смех. - Просто всё очень… быстро получилось. Как-то всё разом…

- А у меня всегда так, если получается – то сразу.

Тихо шелестел в динамиках Стинг о прогулках по золотым полям, светлые пряди пахли чем-то незнакомым и родным одновременно, и Боня не мог наиграться, пропуская их сквозь пальцы, сжимая, втягивая в себя этот запах.

- Так не бывает, - сказал Пашка почти через минуту.

- Бывает, - Боня улыбнулся, чувствуя себя спокойно и уверенно, как никогда. - Паш, ты ошибиться боишься? Что нам показалось, и вдруг завтра всё пройдет?

- Да. Наверно, - приглушенно отозвался Пашка.

- Давай просто попробуем. Будем вместе, пока хотим этого. Пока нам хорошо друг с другом. Поверь, я очень постараюсь, чтобы тебе было со мной хорошо…

Боня еще бормотал что-то в полусне, а Пашка давно уже спал, примостившись на плече Нестерова, как на подушке.

За окном начинался новый день. Настолько новый – новей не бывает. Он был еще хрупкий и неверный, словно мартовское тепло, прозрачный и чистый, словно первый снег. Он мог разгореться в жаркий полдень, а мог обернуться слякотью дождя. Но он был – и это было прекрасно!


***

Абсолютно для каждого жителя города N зарождающийся новый день готовил маленькое чудо. И совсем не важно, что именно произойдет за ближайшие сутки, ведь за ними обязательно снова наступит рассвет, и придут новые надежды, появятся новые планы и свершатся новые достижения. Наша жизнь не останавливается и безудержно одаривает нас целым калейдоскопом неимоверных открытий и восхитительных впечатлений. Ведь на самом-то деле, именно так и живут обычные жители обычных городов, каждый из них по-своему старается проживать день, но одновременно все мы ждем от судьбы одного и того же. Мы очень хотим, чтобы в одно прекрасное или не очень утро, буднего или выходного дня, промозглой осенью или жарким летом проснуться от жгучего ощущения совершенного счастья. И если свято верить в это, то когда-нибудь мы непременно услышим: «С добрым утром, любовь моя…»