Горький аромат фиалок Ч 3 Гл 14

Кайркелды Руспаев
                14

   
       Шокан ввалился в казарму с автоматом. Дневальный не смог ничего сделать – он отступил и прижался к стене, как только ствол АК уперся ему в грудь.
      - Стой и молчи, - приказал ему Шокан, затем спросил, - Где дежурный?
      - Он… он спит.
      Шокан вошел в спальное помещение и включил свет – никто не пошевелился. Он подошел к кровати Шилова и свободной рукой сдернул с того одеяло. Шилов открыл глаза и зажмурился от яркого света. Рассмотрев Шокана, он заорал:
      - Ты что, салабон, совсем обурел?!
      Шокан наставил на него автомат. Глаза замкомвзвода расширились.
      - Не ори, - сказал негромко Шокан и оглянулся на других дедов, лежавших на соседних койках. Некоторые из них проснулись и смотрели молча, выжидая, что последует дальше. Шокан усмехнулся, заметив, как они побледнели.
      - Где мои письма? – продолжал он, повернувшись вновь к Шилову. Тот полез под матрац, не отрывая взгляда от наставленного оружия. Он достал тонкую пачку писем и протянул дрожащими руками Шокану. Конверты оказались вскрытыми.
       - Почему они вскрыты? – Шокан придвинулся к каптенармусу и тот невольно отодвинулся, подперев тылом спинку кровати, - Разве тебе не говорили, что неприлично читать чужие письма? Или ты не получил воспитания? Где ты вырос – в пещере? Или не учился в школе? А?!
      Шилов вздрагивал от каждого слова Шокана. Все его внимание было сосредоточено на автомате. Черное дуло глядело на него страшным глазом, завораживая и гипнотизируя. Он не смог оторвать глаз от него.
      - Значит так, - продолжал Шокан, обращаясь и ко всем; в помещении не осталось ни одного спящего солдата, - С дедовщиной покончено. Если еще раз кто-нибудь обидит салаг – расстреляю! Как эту тумбочку.
      И он перевел ствол автомата на тумбочку Шилова и дал короткую очередь. Шилов взвыл и накрылся одеялом; на его постель посыпались гильзы. Запахло пороховой гарью. Пули легко пронзили фанеру тумбочки и выбили из стены за ней штукатурку.
      - А теперь – спокойной ночи, - сказал Шокан и отправился к выходу. Он задержался возле выключателя и добавил:
      - В следующий раз я не буду расстреливать тумбочки. Так что, - делайте выводы.    

      Заманжол отдыхал в бытовке после разгрузки вагонов. Он очень устал; нужно бы переодеться и идти домой, но сил хватило только на то, чтобы раздеться и принять душ. Товарищи все ушли; он сказал, чтобы они не ждали его –  он немного посидит, передохнет.
      Сегодня пришлось разгрузить несколько вагонов с цементом. Цемент был в мешках, по пятьдесят килограмм. Вроде бы легкий мешок, но когда этим мешкам нет счета…
     Сердце словно уложено в тесный колючий мешочек. Заманжол время от времени делает глубокие вдохи – выдохи, но легче не становится. «Зачем так себя утомляешь?», - вспомнил он слова Балжан. Но что делать –  «Взялся за гуж – не говори что не дюж». Да и деньги нужны. Вот Балжан надо ехать в столицу – вызвали на очередное заседание комиссии министерства соцзащиты. Инициировал это заседание Джамбул Кошенович  Кадыржанов – директор благотворительной организации «Жанбобек». Он часто звонил и интересовался самочувствием Толегена. Обещал выбить путевку в детский санаторий-профилакторий.
     Обычно с ним разговаривала Балжан. Но в тот раз ее не было дома, и трубку снял Заманжол. Во все время разговора его не покидало ощущение того, что он когда-то разговаривал с этим человеком. Голос показался знакомым. Джамбул Кошенович немного грассировал. Под конец разговора он спросил:
     - Значит, вы муж Балжан Жасаровны. Кажется, вас зовут Заманжолом?
     - Да. Заманжол Енсеев.
     Собеседник заинтересовался.
     - Так у вас разные фамилии? - сказал он и  повторил фамилию Заманжола. Потом спросил:
     -  А вы не были в пионерлагере «Акку» в … году?
     У Заманжола перехватило дыхание.
     - Да, был, - сказал он вдруг осипшим голосом.
     - А меня не помните?
     - Н-нет…
     - Как же – я был в составе комиссии министерства, когда погибла одна девочка. Она утонула. Разве не вы пытались ее спасти? Я сразу вспомнил вашу фамилию.
      - Та девочка жива. 
      - Что вы сказали?
      - Алтынай, которая была у нас на воспитании, и возвращения которой мы добиваемся, и есть та утонувшая девочка.
      - Я что-то не пойму вас. Да, я припоминаю – утонувшую девочку звали тоже Алтынай. Но… вы говорите, что она жива. Значит, она тогда не погибла?
      - Нет, погибла. Я это точно знаю – был на ее похоронах. Алтынай умерла, но появилась в нашем городе спустя пятнадцать лет.
      Джамбул Кошенович молчал, не в силах переварить услышанное. Он думал о том, что Балжан Жасаровна отзывалась о муже, как о нормальном человеке. Она еще сетовала, что его выжили из школы, и говорила о том, что Заманжол способный учитель.
      Заманжол заговорил вновь.
      - Я не сумасшедший, Джамбул Кошенович, - произнес он устало, - Если вы подумали обо мне так. Эта история неправдоподобная, и если бы я не знал, что моя подопечная и есть та утонувшая Алтынай, если бы я не знал этого точно, то и я бы не поверил в нее. Видимо чудеса существуют; они происходят очень редко, но на то они и чудеса. Когда Алтынай утонула, я решил, что виноват в ее гибели, хоть косвенно, но виноват. И поэтому, когда она вновь появилась, я понял, что мне дается шанс исправить свою тогдашнюю оплошность.
     Но некоторые люди решили, что я не имею права воспитывать Алтынай, так как  люблю ее. Вот вы –  можете вы представить учителя, не любящего своих учеников?
      Джамбул Кошенович молчал. Он никак не мог взять в толк, серьезно ли говорит его собеседник. Но вроде бы тема разговора не может предполагать шутки.
      - Если я вас правильно понял, та девочка все же умерла, - стал уточнять он, и Заманжол усмехнулся. Возможно, он зря затеял этот разговор.  Алия Бектемирова не зря предупреждала, чтобы он не рассказывал никому эту фантастическую историю воскресения Алтынай – эта история только усложняет дело. Но было поздно.
      - Да, Алтынай тогда умерла. Я был на ее похоронах и видел собственными глазами, как ее тело опускали в могилу. Я видел ее тело, когда только достали из реки – в ней не было ни единого признака жизни. Если к этому присовокупить еще то обстоятельство, что ее обследовали судмедэксперты, делали вскрытие, то станет понятно, что Алтынай тогда никак не могла остаться в живых. Но когда я увидел ее у нас, в клинике доктора Парфенова, я понял, что это она, Алтынай. И она почти не изменилась. Правда, она была не в себе; врач, обследовавший ее, сказал, что состояние ее мозга напоминает состояние мозга новорожденного ребенка. Но в остальном Алтынай была здорова. Я решил, что обязан восстановить все функции ее мозга, воспитать ее, так, как мы воспитываем наших детей, начиная с пеленок.
      Мы с женой и дочерью добились того, что она научилась сидеть и передвигаться на четвереньках. Алтынай начала самостоятельно есть и уже произносила первые слова, когда ее у нас отобрали. Судьи решили, что в интернате ей будет лучше. Вы знаете, что ребенку всегда лучше дома, чем в самом распрекрасном интернате. Поэтому помогите нам, пожалуйста, вернуть Алтынай.
       - Хорошо, я помогу вам, - пообещал Джамбул Кошенович, - А что касается Алтынай, я навещу ее и попытаюсь выяснить, та ли это девочка. А Балжан Жасаровне передайте – пусть приедет в столицу, как только получит приглашение на заседание комиссии министерства.
     Заманжол хотел попрощаться, но положил трубку на телефон, услышав короткие гудки.

      Тем временем Оля и ее одноклассники составили письмо президенту. Они написали:

                Уважаемый Президент!

      Мы, нижеподписавшиеся, выпускники школы № 2 города Н-ска, обращаемся с просьбой восстановить попранную справедливость. Дело в том, что в нашей школе работает директором настоящий деспот и самодур. По нашему мнению, Дарья Захаровна Тиранова не имеет морального права работать в школе. Она груба и всегда обращается к учителям и ученикам на «ты». Если только при этом не присутствуют люди из какой-нибудь вышестоящей инстанции. Дарья Захаровна насаждает в школе всеобщую подозрительность и поощряет доносительство. И она никогда не руководствуется педагогической наукой в своей работе. Мы возмущены до глубины души ее методами.
     Но заставило нас обратиться к Вам судьба нашего бывшего учителя, нашего классного руководителя, Заманжола Ахметовича Енсеева. Мы считаем его самым лучшим учителем, и думаем, что второго такого учителя нет не только в нашем городе, но и во всей республике. Дарья Захаровна невзлюбила Заманжола Ахметовича за то, что он настоящий педагог. И она вынудила его уйти из школы,  попросту выжила. После увольнения Заманжола Ахметовича подала заявление об увольнении заслуженный учитель республики Галия Досовна Бекетова. Ушла и Балжан Жасаровна Кайратова, жена Заманжола Ахметовича. Они ушли в знак солидарности с ним. И в знак протеста.
      Мы обращались за помощью в министерство образования. Нас приняла сама министр, Жолбасарова Сания Калиевна, обещала разобраться. Присутствовал при том разговоре и ее заместитель -  Львов Вениамин Алексеевич. Оказывается, потом он приезжал в наш город разбираться, но не удосужился встретиться ни с одним из нас. Он побывал в нашей школе, побеседовал с Дарьей Захаровной, потом встретился с Заманжолом Ахметовичем, и все. И недавно мы получили письмо от министра образования. Сания Калиевна написала, что якобы Заманжол Ахметович не ужился с коллективом учителей. И что ученики отзывались о нем плохо. Мы в это не верим. И просим вас хорошенько разобраться в этом деле. И просим сделать это не формально, а вникнуть в проблему с душой. Мы верим, что справедливость восторжествует и верим, что восстановите ее Вы – наш всенародно избранный Президент.

       С уважением, выпускники школы № 2 города Н-ска.

      - Я не буду подписываться под этим письмом, - заявил Азамат.
      - Слабо, да? А как девчат задирать – ты конечно герой, – Катя не преминула вставить шпильку.
      - Да, я не герой. Но не трус… - Азамат был готов начать, как всегда, словесную перепалку с Катей, но Оля вернула его к обсуждению обращения к президенту.
      - Почему ты не хочешь подписываться?
      - Потому что никогда не был стукачом. Это не письмо, а кляуза.
      Катя всплеснула руками и выразительно оглядела одноклассников. «Вот, мол, поговорите с ним».
      - И что ты предлагаешь? – это сказала Анара. Она выглядела бодрой и веселой – наконец получила весточку от Шокана. Он писал, что получил несколько писем скопом – был  в командировке, а письма, конечно, поступали на заставу.
      Азамат пожал плечами.
      - Ну что ты пожимаешь плечами? – подступила к нему Катя, - Если наше письмо кляуза, то придумай, как нам помочь Заманжолу Ахметовичу.
      - Покажите письмо ему – и он не одобрит, - парировал Азамат ее выпад, - Потому что он всегда был против кляуз.
       - Азамат, по-моему, ты не понимаешь значения слова «кляуза», - сказала Оля, - Мы действуем открыто, не таясь. И наше письмо не анонимка. И в нем все правда. Разве не так?
      - Так. Но, может быть, напишем, чтобы президент помог восстановить Заманжола Ахметовича, а про то, какая Дарья Захаровна грубиянка, не будем?
      - Значит, не будем писать о том, что она деспот и самодур? И про остальное тоже?
      - Да. Напишем просто, чтобы президент помог восстановить Заманжола Ахметовича на работе. И все.
      - Но ведь Дарья Захаровна не даст работать ему! – сказала Катя. Ей нравилось это письмо и ей никак не хотелось, чтобы Тиранова оставалась в школе директором.
      - Если сам президент восстановит Заманжола Ахметовича, то она уже ничего не сможет сделать против него, - Азамат все более утверждался в своей правоте. Девчонки начали переглядываться. Оля предложила:
      - Девчонки, может, перепишем, а? Азамат прав – вряд ли Заманжол Ахметович одобрит это.
      Катя отстранилась от стола, за которым они сидели, бросив:
      - Ну и переписывайте! Пусть Азамат вам надиктует. Не понимаю, чего вам надо.
      После некоторого обсуждения они переписали письмо. Вот как оно теперь выглядело:
 
                Уважаемый Президент!

      Мы – выпускники школы № 2 города Н-ска, обращаемся к Вам с просьбой восстановить на работе нашего бывшего учителя Заманжола Ахметовича Енсеева. Он очень хороший учитель, а по нашему мнению – самый лучший. Но получилось так, что он вынужден был уволиться.
      Не хотим никого обвинять, но после его увольнения ушла из школы заслуженная учительница республики, Галия Досовна Бекетова и Балжан Жасаровна Кайратова – жена Заманжола Ахметовича. Мы надеемся, что Вы разберетесь сами, почему уволились эти уважаемые всеми педагоги.
     Мы обращались с такой же просьбой в министерство образования; нас приняла министр образования Сания Калиевна Жолбасарова и обещала разобраться во всем. Потом к нам приезжал ее заместитель Львов Вениамин Алексеевич, но он не счел нужным встретиться с нами. Недавно мы получили письмо от министра – Сания Калиевна пишет, что Заманжол Ахметович уволился из-за того, что не смог ужиться в коллективе учителей. И что ученики плохо отзывались о нем.
     Мы в это не верим. Поэтому решили обратиться к Вам. Думаем, что Вы подойдете к этому делу не формально, а вникнете в проблему с душой. Мы верим, что справедливость восторжествует и Заманжол Ахметович вернется к своей работе.

     С уважением – выпускники школы № 2 города Н-ска:
      
       Под этим обращением поставили свои подписи все выпускники – и из 11 «б», и из 11 «а», и из 11 «в», и из 11 «г». Оля с Азаматом обошли всех.
      - Ребята, вы молодцы! – восхищались ими бывшие ученики из параллельных классов, - И мы поддержим вас. Дарью Захаровну нужно изгнать из школы – пусть идет разгружать вагоны. А Заманжола Ахметовича нужно поставить на ее место.
      Письмо ушло в столицу и на другой день его уже вскрыли в аппарате администрации президента. Кое-кто там решил, что нельзя отвлекать главу государства письмом каких-то выпускников. Так письмо попало на стол руководителя администрации президента. А тот переправил его в министерство образования с резолюцией «Разобраться и доложить».
      Министр образования вызвала своего заместителя. Она положила перед ним письмо с резолюцией и сказала:
      - Что будем делать, Вениамин Алексеевич?
      Замминистра ознакомился с письмом, хмыкнул и пожал плечами.
       - Раз написано «разобраться и доложить », значит нужно разобраться и доложить.
       - Но ведь вы уже разбирались! – голос у министра зашкаливал от раздражения.
       - Да, - также раздраженно отвечал замминистра, - И я не понимаю, чего еще нужно этим выпускникам.
       - Они хотят восстановить в школе своего учителя.
       Львов поморщился.
       - Этот учитель хам. Я с ним разговаривал. В нем нет никакого почтения, а ведь я все-таки заместитель министра образования. И его моральный облик не соответствует званию педагога.
      - То есть?
      Замминистра помедлил. Видит Бог - он не хотел пересказывать министру  историю с ученицей - путаной. Но его вынудили.
      - Та-ак, - протянула Сания Калиевна, выслушав своего зама, - Что теперь нам делать? Не будем же мы передавать эту историю в администрацию президента.
      - Естественно нет.
      - Тогда что вы предлагаете?
      - Может быть, вы съездите сами в Н-ск?
      Министр нахмурилась.
      - Вы же знаете, Вениамин Алексеевич, что мне некогда. Я не могу из-за этого учителя нарушать свой рабочий график.
      - Тогда я еще раз съезжу туда. Встречусь с этими выпускниками. Расскажу всю правду об их учителе. И об их однокласснице – Ольге Придько. Она и есть та проститутка. Видит Бог – я не хотел говорить им об этом, не хотел травмировать их  души. Но у нас нет другого выхода.
      Министр смотрела на него, и он молчал, думая, что она хочет добавить что-то к сказанному им. Но она только кивнула, соглашаясь.
    
      Тем временем Балжан вновь оказалась в столице. Толеген остался на попечении Амины и тети Шолпан – соседки. И вот началось заседание комиссии министерства социальной защиты. Присутствовал там и Джамбул Кошенович. Он представил Балжан членам комиссии и сказал:
      - Я прошу вас помочь Балжан Жасаровне и ее мужу. Они хорошие и достойные люди. Я знаком с ними совсем немного, но убежден – они настоящие педагоги, настоящие граждане и патриоты. Недавно они усыновили маленького мальчика. И теперь просят вернуть их воспитанницу, Алтынай.
      Балжан взглянула на него с признательностью, а на членов комиссии с надеждой. Председатель, тучный и низкий мужчина, взглянул на Джамбула Кошеновича, потом перевел взгляд на Балжан. И заговорил высоким, женским голосом:
      - Но, как нам известно, опеку аннулировал суд. И Верховный Суд оставил апелляцию Енсеева без удовлетворения. Почему? Вот копии материалов дела. Оказывается, из-за этой девушки едва не разрушилась семья просительницы. Мы должны стоять на страже семьи. Поэтому я против.
     Балжан встала. Председатель сказал, что она может сесть, и чтобы она говорила с места, но она осталась стоять.
     - Уважаемые члены комиссии, - сказала она, - Я знаю, что постановления Верховного Суда вам не изменить. Но то постановление касалось моего супруга. Суд запретил ему опекать Алтынай. Но вы рассматриваете мое заявление, теперь я сама хочу оформить опеку над этой бедной девушкой. Да, наша семья едва не распалась. Но только не из-за Алтынай. И вины моего мужа в том тоже не было. Во всем была виновата я. Я тогда поступила подло, да, я это признаю. Но я тогда не понимала этого. Тогда я думала, что поступаю правильно, что поступаю в интересах нашей семьи, в интересах нашей дочери. Я совсем не понимала мужа, совсем извращенно воспринимала его стремления.
      Да, он любит Алтынай. Но любовь эта настоящая, светлая. Нам всем так не хватает такой любви, и, тем не менее, мы все делаем для того, чтобы уничтожить ее, расправиться с нею. Мы видим светлые чувства и стремления людей в подлом свете, а потом удивляемся, почему так много подлости в нашем мире. Я это осознала только недавно. И глаза мои открыл мой муж. Я словно только теперь рассмотрела его – мы настолько слепы, что годами не видим человека в самых близких нам людях. Я раскаиваюсь в том, что совершила, и хочу искупить свою вину и вернуть Алтынай в нашу семью. И я очень прошу вас: помогите нам, пожалуйста!
      Балжан села и в зале совещаний наступила тишина. Члены комиссии переглядывались друг с другом. Взгляды этих загруженных рутинными делами людей посветлели; они словно очнулись от летаргического сна повседневных забот, и, взглянув на окружающих, увидели в них людей.
      Председатель комиссии сидел с опущенной головой. Вот он поднял ее и, обведя присутствующих глазами, спросил:
      - Какие будут мнения?
      Обычно вставал кто-нибудь из членов комиссии и выдвигал то или иное предложение. Но тут все заговорили разом.
      - Удовлетворить ее просьбу, - говорили они, - Ходатайствовать перед органами опеки…
      
      Балжан вернулась домой окрыленная. Она бросилась на шею Заманжола в их тесной прихожей и радостно вскричала:
      - Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Лед тронулся!
      Заманжол обнял ее и поцеловал.
      - Что? Что тебе сказали?
      - Комиссия поддержала ходатайство Джамбула Кошеновича. Теперь нужно собирать документы. Опеку будем оформлять на мое имя.
      - Значит, Алтынай вернется к нам… - Заманжол поставил Балжан на ноги. Из детской выбежала Амина. Она бросилась к матери и, прильнув к ней, спросила:
      - Это правда, мама? Правда, что Алтынай вернется к нам?
      Балжан наклонилась к ней и поцеловала.
      - Да, Амина. Алтынай вернется к нам, обязательно вернется.
      - Когда? Скоро?
      - Не знаю когда, но вернется. Обязательно вернется. Мы должны верить в это.
      Она выпрямилась и заметила тетю Шолпан с Толегеном на руках. Мальчик  радостно лепетал:
      - Мама, мамочка.
      Амина отстранилась от матери, и Балжан пошла к ребенку, протянув к нему руки.
      - Толеш, милый, иди ко мне, иди к маме. Я так соскучилась по тебе.