12
Виталий вновь и вновь пытался связаться с Яковом и Алисой. Но те были вне зоны доступа операторов связи. Он уже начал беспокоиться – прошло более суток с того момента, когда они виделись в последний раз. Виталий хотел связаться с бабушкой Алисы, но передумал – зачем тревожить пожилую женщину?
Не зная, что делать, он отправился в акимат. Он уже был там, хотел узнать в земельном комитете, кому принадлежит участок с источником у Старой деревни. Чиновники обещали выяснить, хотя советовали выехать в райцентр и на месте установить, есть ли хозяин у участка.
Но думы о пропавших подчиненных не давали покоя. Сегодня погода установилась, но ведь вчера был буран. А что, если они съехали с шоссе и решили попасть к месту назначения по степи? И заблудились. И сейчас замерзают там.
«Бензин у них, конечно, кончился, - думал Виталий, - Если только не заправились где-нибудь в пути».
Виталий повернул машину к переговорному пункту. Он должен позвонить бабушке Алисы. Возможно, у Якова сломалась машина или он по какой-то причине не может выехать оттуда.
Бабушка Алисы отвечала, что Алисы у нее нет – не приезжала. «Куда они подевались?» – тревожился Виталий; исчезновение подчиненных ложилось дополнительным бременем на его душу.
- Участок с ключом принадлежит сельхозкооперативу «Возрождение», - сказал чиновник из земельного комитета.
- А где находится правление этого кооператива? – поинтересовался Виталий.
- Это вы сможете узнать в райсельхозуправлении. Вам следует выехать в райцентр.
- Спасибо, - поблагодарил Виталий чиновника и отправился назад, на завод. Он прошел через проходную, где сидел дежурный охранник. Охранник поздоровался с ним и сообщил, что звонил некий Буркитов…
Он заглянул в тетрадь, лежащую на столе, и уточнил:
- Буркитов Жанат Заирович.
Виталий пожал плечами – он не знал такого. Хотя в глубине памяти началась тихая работа, включились вспоминательные механизмы.
- И что сказал этот Буркитов?
- Ничего. Спросил вас и сказал, что позвонит позже.
- А больше никто не звонил?
- Нет.
- Хорошо. Кто-нибудь есть там?
Он кивнул в сторону главного корпуса.
- Нет. Утром приезжала Галина Васильевна, но уехала, узнав, что здесь нет никого.
Виталий нахмурился. Дела не ахти. Люди перестали посещать завод. Даже специалисты, те, что не уволились, перестали приходить на работу. Все чего-то ждут. Ясно – чего. Эти две вещи – деньги и рецепт нового напитка, которые он назвал пустячными, превратились в неразрешимую задачу. Что касается кваса, Виталий питал надежду на живую воду, а вот … миллиардов. Он знал, что их негде взять. Он понимал, что обманывает и себя, и своих подчиненных, занимаясь разработкой рецепта бабушкиного кваса. Оборудование не было демонтировано, хотя и нашлись желающие приобрести его за хорошую цену. Но Виталий не спешил продавать – он словно выжидал. Тем более, что деньги, вырученные за него, не решили бы проблему финансирования.
Виталий исхудал, осунулся. Днем и ночью его грыз один вопрос – где достать деньги на новое оборудование и на повторный запуск завода. Но ведь перед тем, как закупать это оборудование, нужно решить вопрос о напитке. Значит, программа минимум – создать рецепт бабушкиного кваса и разработать технологию производства. Значит, нужно решить вопрос с живой водой. И Виталий решил с утра отправиться в райцентр – разобраться с земельным участком.
Гости степного ковбоя сидели за бешбармаком. Асан неспешно резал жирные куски конины, и Яков с Алисой ели с аппетитом. Сам хозяин больше говорил, чем ел, подбрасывая гостям лучшие куски. Он рассказывал им историю своей жизни.
- Я рос любознательным мальчиком, - начал он свою исповедь, - С малых лет пристрастился к книгам. Что только не читал я! Чем только не увлекался! Книги уносили меня, простого аульского пацана, в мир приключений, в мир неизведанного и неизученного. Особенно любил читать приключенческие и научно-популярные книги.
Потом я вырос и отправился в столицу – учиться. Я легко поступил в вуз, но дальше начались проблемы. Я хотел набраться знаний, а преподаватели считали, что я приехал за дипломом. Их формальное отношение к преподаванию отбило у меня охоту к учебе. И к будущей профессии – я должен был выйти из вуза агрономом.
Вообще-то у меня была другая мечта. К выпускному классу я подошел с твердым намерением стать военным летчиком, истребителем. Я буквально бредил авиацией. И космосом. Я знал, что от летчика-истребителя рукой подать до стартовой площадки Байконура.
И можно представить мое разочарование, первое серьезное разочарование в жизни, когда я узнал, что путь в авиацию и в космос для меня закрыт. Оказалось, что нельзя стать летчиком со слабым зрением. А у меня была врожденная близорукость. Совсем незначительная, я и сейчас могу обходиться без очков, но и этот дефект оказался непреодолимым препятствием к моей заветной мечте. Я не мог этому поверить. Но когда нас, десятиклассников, вызвали в военкомат и мы проходили первую комиссию, окулист усмехнулся, прочитав в моем личном деле, что я хочу стать летчиком-истребителем.
- Это невозможно, - сказал он, - В летчики берут людей со стопроцентным зрением. Даже в гражданскую авиацию, что уж говорить о военной…
Это было потрясением – ведь я увлекся истребительной авиацией с пятого класса, с тех пор, как отец подарил мне книгу советского аса - Ивана Кожедуба. Но недолго я горевал – смирился. К тому же я прочел книгу об агрономе, видимо и тут не обошлось без вмешательства отца. И мысли мои направились в другое русло.
«Уж агроному не требуется стопроцентное зрение», - сказал я себе и начал читать все подряд об агрономии и земледелии. Все, чем располагали две наши библиотеки – школьная и совхозная.
Но вот из-за формализма преподавателей вуза я охладел и к земледелию. Перевелся в другой вуз – филологический. Решил посвятить жизнь лингвистике. К этому времени мне удалось прочесть запрещенную книгу Олжаса Сулейменова «Аз и я» - одному моему сокурснику посчастливилось купить эту книгу до того, как ее изъяли из всех книжных магазинов и библиотек. Сулейменов и его новаторский метод прочтения памятников старины сумели увлечь меня; я твердо решил окончательно разгадать тайну «Слова о полку Игореве» и письменности древних обитателей Сибири.
Я перевелся в другой вуз, но и там не доучился – грянул декабрь восемьдесят шестого года. Я был арестован вместе с другими студентами. Следователи добивались от меня и моих товарищей выдачи организаторов выступления. Нас били, пытали. Я держался. Но, к слову сказать, я и не знал организаторов. Я думал, что наше выступление было стихийным, неорганизованным – следователи и прокуроры считали иначе.
Мне повезло – меня не осудили, не посадили в тюрьму. Но я был изгнан из университета. И вернулся домой. У меня тогда было такое состояние – мне все опротивело. Какой из меня агроном? Какой филолог?! Ведь все это не присуще моей натуре. А почему? Потому что не присуще менталитету нашего народа. Когда и где казахи занимались земледелием? Когда и где занимались исследованием письмен? Казахи занимались скотоводством, и им хватало устного творчества.
И вот тогда-то мною овладела идея. Я понял, как были мудры наши предки, кочевники – скотоводы. Ведь они столетиями занимались одним и тем же и души их пребывали в душевном равновесии. Ведь они жили в ладу с природой. Да, они не хватали звезд с неба, но ведь от этого они не умалили своего достоинства. Да, прогресс вроде бы обошел их стороной. Но что этот прогресс дал другим народам? Одни беды и язвы.
Так я думал тогда, и у меня появилась мечта – вернуться в прошлое. Я подумал, что в наших бескрайних степях нашлось бы место для жизни казаха – кочевника. Который пасет свой скот, созерцая природу, живя в единении с нею, отказавшись от сомнительных благ цивилизации.
Я женился на глухонемой девушке, намеренно, потому что считал, что Балкия, в силу своего недостатка, не нуждается в общении с другими людьми, особенно с женщинами. И, значит, не будет ощущать дискомфорт, живя отшельнической жизнью. К тому времени, к концу восьмидесятых, пошла мода на аренду скота и крестьянские хозяйства. Я взял в аренду пару десятков лошадей, десяток голов крупного рогатого скота и немного овец. И отправился сюда, в дальний заброшенный отгон.
Мы с Балкией начинали, как говорят, с нуля. Сначала жили в юрте. Но к зиме успели отремонтировать этот дом. Кошару починили ребята из стройучастка совхоза.
Асан улыбнулся и закачал головой.
- Вначале я решил, что все у нас должно соответствовать жизни далеких предков. Все, - начиная от нашей одежды до посуды и другой утвари. Но где их взять? Пришлось довольствоваться тем, что есть, что я смог найти у старых людей нашего аула. Помню, директор совхоза предложил мне рацию – мало ли что может случиться в степи. В то время еще существовал совхоз, и связь была налажена отлично. Так я наотрез отказался – какие у кочевников рации! Когда к зиме мы с Балкией перекочевали в это зимовье, то я выкрутил пробки от предохранителей. У казахов, вернувшихся в прошлое, не должно быть электричества. И тут-то моя молчаливая и покорная жена запротестовала. Она замычала возмущенно и, принеся выброшенные мной пробки, вкрутила их на место. Оказалось, - она не хочет отказываться от благ цивилизации. И мне пришлось смириться. Потом у нас пошли дети. Когда пришла пора им идти в школу, пришлось отдать в интернат на центральной усадьбе. А когда они подросли, я попытался увлечь их своей идеей. Но ни один из них не принял ее. Поэтому мы с Балкией остались одни.
С тех пор мы живем здесь. Летом переезжаем в глубь степи на богатые пастбищами джайлау, и кочуем до осени. К зиме возвращаемся сюда, на зимовье - кыстау.
Но иногда мы скучаем по людям. Тогда отправляемся в гости к родственникам, к детям, оставив скот на попечение своего помощника. Этот парень, мой помощник, он ученый. Его заинтересовала моя идея. Оказывается, прочитал статью обо мне в республиканской газете – был тут однажды ее корреспондент. Журналист тот расписал нашу с Балкией жизнь в самых красочных тонах.
Ковбой снова улыбнулся. В этих его улыбках сквозила самоирония. Видимо, он давно пересмотрел свою идею, хотя не отказался от нее совсем.
- Так вот Керей, так зовут моего помощника – ученого, решил написать диссертацию. И уже второй год работает со мной. Мне повезло с ним, - он очень образован и умен. Мы беседуем не только о жизни наших предков-кочевников. Это он посоветовал мне написать книгу о своей жизни, обо всем, что я пережил, о чем передумал. Вот я и пишу. Правда, не знаю, что из этой затеи получится.
Асан отправил в рот кусок мяса и долго и сосредоточенно жевал. Потом запил бульоном и начал тщательно вытирать свой складной нож.
- А что будет, когда ваш помощник допишет свою диссертацию? - спросил Яков. Асан вздохнул.
- Тогда он уедет. Да, он вовсю расхваливает нашу кочевую жизнь. Но он говорит, что историю не повернуть вспять. К сожалению… а может быть, и к счастью.
Асан помолчал, а потом повторил:
- Да, может быть и к счастью. Во всяком случае, мой эксперимент провалился. Я со своей семьей не смог уйти в прошлое. Оказалось, нас с цивилизованным миром связывают тысячи невидимых нитей. Эти нити отобрали моих детей. И нам с Балкией когда-нибудь придется вернуться в цивилизованный мир, когда постареем. Ведь у нашего дела нет продолжателей. Многие восторгаются, расхваливают наш эксперимент. Сколько уже было публикаций в газетах. Даже был снят документальный телефильм. Но ведь все эти люди, корреспонденты и телевизионщики, ведь ни один из них не захотел бы жить так, как мы живем с Балкией.
Асан замолчал и взглянул за окно – буран утих, но уже совершенно стемнело. Он прочел молитву, завершая трапезу, поднялся и сказал:
- Пора спать. Скажу ей, чтобы постелила вам спать.
И, тронув свою жену, зажестикулировал пальцами.