11
Владимир пригласил кузину для важного разговора. Но вот они беседуют уже полчаса, а он все не может приступить к тому, за чем он и вызвал ее. Надежда Романовна говорила о делах компании, о том, что она сделала для улучшения работы служб и офисов (все, что она перечислила, было результатом инициатив Натальи Крымовой, но она подала кузену, как плод своего мышления). А Владимир про себя думал о том, можно ли довериться этой женщине, или все же повременить с передачей ей права распоряжения своей долей акций. Но вот кузина закончила и подняла глаза к собеседнику, ожидая, что тот скажет, как оценит ее работу за прошедший период.
- Надежда Романовна, - начал Владимир и вновь повторил ее имя-отчество, - Надежда Романовна, я пригласил вас для важного разговора. Очень важного. Для всех нас: для меня, для вас… да и для всей нашей компании в целом. Вы, наверное, уже знаете, как меня здесь прозвали за глаза – капиталист – социалист?
Надежда Романовна заулыбалась и закивала. Как же, как же, она об этом знает. Владимир улыбнулся и продолжал:
- Не знаю, какой я капиталист, мне это словно до сих пор режет слух. А вот социалист я… это точно. Видите ли, я так воспитан. С самых младых ногтей, как говорится. Идею социальной справедливости я, можно сказать, всосал с молоком матери. Вам этого не понять, вы даже не можете представить, в какой стране мы родились и выросли. СССР для вас был огромной империей, «империей зла», так сказать, донельзя политизированной и милитаризированной… да, пожалуй, так оно и было. Но мы – миллионы таких же парней и девушек, как я, как Юлия, росли и воспитывались в духе справедливости и равенства. В нашей стране до девяностых годов все были равны, не было, ни богатых, ни бедных, все были товарищами друг другу – министр и рабочий, генеральный секретарь партии и самый последний колхозник, крестьянин. Поэтому неудивительно, что я, прибыв сюда и получив в собственность целую компанию, задался целью разделить доходы между всеми, кто трудится у нас. Но, вы сами знаете, - это не так просто осуществить. Законы здесь против меня, против моей идеи. Владельцы акций по сути являются всем, а вот остальные, а это тысячи и тысячи рабочих и служащих, которые днем и ночью заняты разгрузкой и погрузкой судов и их починкой, те, кто зарабатывает на своем горбу миллионы – они получают за свой труд крохи от барского стола. Вот скажите, как кузина кузену, как человек человеку – это справедливо? Это правильно?
Кузина молчала. Владимир понимал – она собирается с мыслями. Он-то знает, что она ему ответит. Что держатели акций – это инвесторы, это их капитал, капитал их отцов и дедов, приумноженный их стараниями, движет и заставляет крутиться всю эту махину компании и что нельзя назвать их паразитами. И что нельзя вот так взять и ограбить этих людей. Что, например, во главе всего дела, у истоков компании стоял их общий предок, Павловский Владимир Михайлович, который вложил в свое детище все свое золото, всю свою энергию, а сын его, Роман Владимирович, трудился долгие годы для того, чтобы порт ширился и рос, и если они передали в наследство ему, Владимиру, эти акции, то передали как свои кровные, заработанные средства, и справедливо ли будет эти средства отнять у него, у Владимира, и распределить между теми, кто, быть может, работает в компании без году неделя.
Кузина так и сказала, правда, своими словами, но смысл был тот же.
- Правильно вы все обрисовали, кузина, - согласился Владимир, - И я не предлагаю никого грабить. Все должно быть в рамках закона. Я лишь предлагаю акционерам, и вам, кузина, в том числе, поделиться некоторой частью дивидендов для возведения жилья для рабочих. Все эти месяцы я знакомился с бытом рабочих и служащих, прошел все спальные районы столицы и пригородов, ходил из квартиры в квартиру, обошел все трущобы – везде люди ютятся на нескольких квадратных метрах целыми семьями. А ведь это спецы высокого класса, мастера своего дела. Это золотой фонд компании! Как же неразумно содержать этот фонд в таких условиях! От бесконечных проблем с бытом эти мастера постепенно спиваются, опускаются, теряют квалификацию, прогуливают, опаздывают – кто-нибудь подсчитал убытки, которые несет компания из-за этого? Люди терпят неудобства годами, десятилетиями, из-за жилищных проблем они не могут позволить родить даже одного ребенка! Что это за жизнь без детей?! Вот, кузина, скажите – вы можете представить свою жизнь без ваших близнецов? Без Вовы и Ромы?
Надежда Романовна молчала. Конечно, она не может представить себе такой жизни. Владимир продолжал:
- Из-за жилищных проблем распадаются семьи, и все заканчивается тем, что люди оказываются на улице, все эти мастера своего дела оказываются на улице, бросают производство и превращаются в бомжей, в деклассированный элемент и кончают жизнь в сточных канавах. А теперь поглядим на то, что в это время делают акционеры со своими миллионами и миллиардами. Не будем далеко ходить – возьмем меня, нас с вами. На моем личном счету, доставшемся от покойного дяди, находится не один миллион долларов. И эти миллионы растут изо дня в день. Что я с ними сделаю? Да, мы живем роскошно, на нас двоих с Юлией целый огромный дворец. Плюс вилла на побережье, плюс несколько особняков в центре города. Но на их содержание тратится мизер из тех миллионов. Что делают остальные деньги? Правильно – они работают, зарабатывают следующие миллионы. А зачем они мне?
Надежда Романовна пожала плечами. Положим, она лишена доступа к миллионам ее отца, перешедшим в собственность кузена. Владимир ее понял.
- И такая же картина у каждого акционера – на счетах каждого мертвым грузом лежат миллионы, миллиарды, которые работают на тех, кто вообще не имеет отношения к компании – работают на банкиров, обогащают их, ну и обогащают и владельцев тех счетов. Эти люди живут на широкую ногу, ни в чем себе не отказывают, делают умопомрачительные покупки, и все же не могли бы истратить свои миллионы и за всю свою жизнь. Нет, они к этому и не стремятся, они по-своему бережливы и стараются передать наследникам большую сумму, нежели сами в свое время получили от отцов и дедов. И вот теперь я спрашиваю: зачем?! К чему нормальному человеку, как я, как вы, кузина, такие баснословные суммы на счетах? Если мы все равно не способны истратить их за всю свою жизнь. И почему же нельзя поделиться ими с рабочими, не дать им хорошее жилье, в котором они смогут прожить счастливо в кругу многодетной семьи? Ведь это так логично!
Да, трудную задачку задал кузен кузине. Надежда Романовна молчала. Молчал и Владимир. Он все сказал. Если кузина человек, с сердцем и душой, то она согласится с его доводами. Надежда Романовна вздохнула и заговорила.
- Да, это логично, - сказала она, - И я с вами полностью согласна, кузен. Какой процент из дивидендов вы предлагаете отчислять в жилищный фонд?
- Мы вот с Натальей Николаевной подсчитали, - в этом месте Владимир быстро взглянул на кузину и встретился с ее недовольным взглядом под сведенными бровями, – ему не стоило упоминать имя заместителя кузины. Он вздохнул и продолжал:
- Так вот, мы подсчитали, - для того, чтобы обеспечить основной костяк рабочих, служащих и ИТР сносным жильем в предстоящие два года, потребуется изъять … процентов от прибыли компании. Да, я согласен – это очень большие деньги. Но ведь в последующие годы мы будем тратить на строительство жилья намного меньше. Сейчас очень важно обеспечить жильем самых нуждающихся, тех, кто проработал на производстве не один десяток лет, кто отдал компании лучшие свои годы. Важно обеспечить в первую очередь и тех, кто обладает высокой квалификацией, от кого мы ожидаем самую большую отдачу. Что вы на это скажете?
- Я понимаю, вас, кузен, но придется в проекте нового устава поставить другой процент на социальное жилье. Меньшую цифру. Сроки строительства растянутся, да, но нельзя же в самом деле так грабить акционеров.
Владимир рассмеялся.
- Значит ли это кузина, что вы в принципе согласны с тем, что их не мешает немного пограбить? Так, самую малость, не очень сильно, да?
Рассмеялась и она.
- Да, - сказала она затем, - Грабить, но не очень сильно.
Юлию приняло светило островной гинекологии и вот они сидят у него в кабинете. Это довольно молодой мужчина; Юлия ожидала увидеть седовласого ученого, профессора, и теперь в ней поселились сомнения. Но гинеколог уверенно произнес:
- Юлия Петровна, я со всей ответственностью заявляю – вы совершенно здоровы. Никаких проблем или отклонений репродуктивной функции я у вас не обнаружил. Здоров и ваш супруг.
- Тогда в чем же дело? – Юлия даже привстала.
Светило гинекологии отвел глаза.
- Я бы вам посоветовал обратиться к психологу. Да-да! К психологу. И именно вам, а не вашему супругу.
- Но почему к психологу?
- Потому что у вас проблемы не гинекологического характера, а психологического. Я не стану расспрашивать вас о… - профессор помедлил и быстро взглянув на пациентку, продолжал, - о ваших прошлых, так сказать, связях… если, конечно, они у вас были. Об этом вас расспросит психолог, если вы решитесь обратиться к его помощи.
И врач замолчал. Молчала и Юлия. Она опустила голову и, просидев несколько секунд так, подняла глаза на собеседника. Она кивнула и встала.
- Я вас поняла, - сказала она, - И я последую вашему совету. Спасибо вам, за обследование… ну и за прямоту… тоже. Я оплачу любой счет. До свидания.
Встал и врач. Он поклонился и, попрощавшись, проводил знатную пациентку до дверей кабинета.
Вот как оно обернулось! А ведь она думала, что Вячеслав остался в прошлом. А он вновь встал меж нею и ее новой любовью. До каких же это пор будет продолжаться! Юлия не заметила, как из ее глаз потекли слезы. Ее личный шофер, как всегда бесстрастно глядел вперед на дорогу, хотя от его наметанного глаза не укрылась слабость пассажирки, сидящей на заднем сидении. «Богатые тоже плачут» - лишь мысленно отметил он.
Юлия решила посвятить Владимира в суть разговора с гинекологическим светилом, когда они легли спать. Она прижалась к нему и, поцеловав в плечо, хотела сказать: «Володя, прости меня – я люблю тебя, я очень сильно тебя полюбила, но получается, что я и Вячеслава не смогла забыть. Это какое-то проклятие, - он вновь и вновь возникает во мне».
Но не смогла. Ее горло перехватил спазм и вставший там ком не дал произнести ни одного слова – лишь из глаз безостановочно потекли слезы.
Владимир взял ее голову в ладони и принялся целовать ее лицо. А она вспомнила поцелуи Славы; он тоже так целовал ее заплаканное лицо когда-то, при их прощании, когда он уезжал в город, после той памятной драки с Николаем, когда тот едва не погиб, и когда их мама налагала на себя руки. Сколько слез она пролила из-за этого человека! Казалось бы, зачеркнула насовсем, уехала на край света, простила за Елену, и ее за него, забыла, забыла, забыла совсем – ан нет! Он опять стоит, теперь меж нею и Володей, и она не знает, как избавиться от этого наваждения.
- О, Господи! – зашептала она страстно, вкладывая в эту мольбу всю свою душу, - Помоги! Помоги мне преодолеть это проклятие, прости мне мои прошлые грехи, прости за то, что впустила его в свое сердце, за то, что не догадалась вовремя изгнать его оттуда, прости за все, прости...
Они еще долго лежали так, Владимир гладил ее, как маленькую по волосам, а она шептала слова молитвы.
А наутро она позвонила Надежде Романовне и попросила:
- Надя, можно попросить тебя об одной услуге?
- Конечно, какой может быть разговор?
- Я бы хотела… хотела бы… в общем, мне нужно сходить в церковь. Я хочу исповедоваться… у батюшки. Ты сможешь пойти со мной? Мне одной как-то боязно. Ты не поверишь, но я ни разу в жизни не была в церкви.
Надежда Романовна пообещала, и они договорились в ближайшее воскресение вместе пойти в церковь.