14. Мы видали виды

Виктор Мазоха
 

Берестов позвонил через соседей жене, которая, хоть и не без колебаний, дала «добро» на операцию… Затем, сходил в поликлинику, что находилась в другом помещении через дорогу, и, сдав анализы, вернулся в палату.
 Заняться было нечем. Взял  с тумбочки книгу, прилег на кровать. Но что-то не читалось. Он попытался заснуть, повернувшись лицом к стене. Вдруг услышал, как открылась дверь. На пороге стоял незнакомый человек.
– Как мне найти Берестова? – спросил гость.
– Я самый, – ответил старик, вставая с кровати. – А ты кто будешь?
– Депутат Яковлев. Провожу расследование по вашей жалобе
Глаза старика потеплели:
–  Проходи, депутат,  гостем будешь, – сказал он. – Читать приходилось, а встречаться – нет. Быстро среагировал. Молодец! А я уж грешным делом подумал, что попусту потратил время.
 Яковлев пропустил последние слова, поглощенный собственной неловкостью из-за того, что пришел с пустыми руками.
– Извините, Николай Ефимович, что ничего не принес,– сказал Яковлев, подавая руку.  – Так уж получилось…
 – Ничего. Не дорог обед, а дорог привет. Тебя как звать-величать?
– Андрей Викторович. Можно просто Андрей.
– У меня к тебе просьба, Андрей, разберись со всем безобразием, что творится сейчас в нашем здравоохранении.  Разберись, как следует...
– Затем и пришел. Как только получил ваше письмо, начал заниматься расследованием по вашей жалобе.
– Ну и как?
– Есть над чем, поразмыслить. Работы много. Революции в здравоохранении я, конечно, не совершу, но прояснить ситуацию попытаюсь.
– Будь осторожен. Статенин меня уже просил забрать жалобу. Но не на того нарвался. Если ты не уверен в своей силе, откажись сразу. Дело серьезное. Я жизнь повидал.
Андрей поблагодарил за предостережение:
– Хорошо, буду осторожным, – сказал он. – А Вы сами-то не передумаете?
– С чего бы мне передумать? Не для того писал.
Яковлев смотрел на старика с восторгом. Храбрости ему не занимать. Очевидно, Берестов заметил это и сказал с достоинством:
– Мы  видали виды!
Вошла медсестра, чтобы забрать пустые коробочки для лекарств.
 За три недели, что он провел здесь, Берестов знал весь  медперсонал отделения по имени. Его тоже знали. 
 – Здравствуйте! – сказала медсестра,  мельком взглянула на Андрея. – Что, Николай Ефимович, последний день у нас?
– Здравствуй, Вика – ответил он с улыбкой. – Покидаю вашу обитель, и перехожу к  хирургам – так сказать, работникам ножа и топора.
 –  Да, ваш лечащий врач, Зинаида Михайловна, говорила, что переводят Вас в хирургию. –  Она сделала паузу, после чего улыбнулась: – Кто нам будет теперь политинформацию читать?
– Не волнуйся! –  также с улыбкой ответил Берестов. – Я вас всех и оттуда достану, – он показал пальцем в потолок –  где этажом выше размещалось хирургическое отделение.
– Да уж, Вы  сможете, – сказала Вика. – Что же, удачи Вам! Даст Бог, все будет хорошо, – пожелала она, собираясь выйти из палаты.
– Я в Бога не верю…
Когда за медсестрой закрылась дверь, Яковлев спросил:
– Это Ваша знакомая?
– Почему ты так решил? Просто девчонка. Как мне кажется, нормальный человек. Я здесь частенько беседовал с больными в палатах и с медсестрами. Когда полежишь немного, поймешь, кто есть кто. Насмотрелся всякого. В больнице зарплату задерживают… Да тут вообще такой бардак… Врачи злые, больные недовольны… Что-то тут происходит не то…
– Берестов! – послышалось из коридора. – В ординаторскую.
– Это меня, – сказал старик. – Надо идти. Документы на выписку, наверное, сделали. Ты  подождешь?
– Да, нет. Я собственно хотел с вами познакомиться и узнать, не откажетесь ли вы от своего письма...
– Я же сказал, что не откажусь.
– Берестов! – снова позвали из коридора.
Они вышли из палаты.
– Ладно, Николай Ефимович, поправляйтесь. Я к Вам, возможно, еще зайду. Сейчас мне надо еще к своему начальству зайти. – Андрей крепко пожал руку старику, и они расстались.
Спускаясь к выходу по лестничным пролетам, Яковлев чувствовал прилив сил.  В  старике, казалось ему, он нашел единомышленника, готового идти до конца. Редко сейчас встретишь смелых и неравнодушных людей. Им чуждо все, что новая власть творит с собственным народом. А ведь творит ужасное. На людях, словно подопытных кроликах, испытываются вакцины, которые в других странах запрещены. Рабочим не платят зарплату, детей  развращают порнографией, алкоголем, наркотиками. А народ молчит. Страшен равнодушный человек. Это от него все беды.  Не будь равнодушных людей, разве бы в мире сейчас происходили бы те ужасы, которые, совершает "человек разумный", и, которые никак не укладываются в нормальной голове? Это они, равнодушные, вынуждают прибегать к "топору", жертвовать собою неравнодушных во имя их же блага. Равнодушие провоцирует огромные беды.
Улица встретила его гулом машин, спешащими мимо прохожими. На душе постепенно угасали бушующие волны. Шагая по дороге – тротуары в городке редкость – мимо недостроенной церкви и, рядом стоящего, заброшенного здания нового банка, Яковлев невольно засмотрелся на их архитектуру, которая, на фоне деревянных покосившихся частных домов, была особенно примечательна, и чуть не попал под несущуюся с большой скоростью «иномарку». Водитель черного «Лэнд  Крузера» успел затормозить, послышался трескучий визг  колес.
– Куда прешь, козел, – открыв стекло, крикнул взбешенный водитель. – Жить надоело?
И тут же, рванул с места, оставляя за собой шлейф дыма.
– Сам козел! – крикнул вдогонку Андрей. – Носишься, как угорелый. Правила  для вас не писаны.

Спустя некоторое время он уже стоял в кабинете своего начальника Василия Петровича Трегубова. Директором предприятия Трегубов работал  лет тридцать, за эти годы привык называть подчиненных только на «ты».
- А ты, почему не на работе? – спросил он Андрея, перебирая бумажки. – Или считаешь, что тебе, депутату, все позволено?
- Василий Петрович, не тычьте мне. Лучше долг по зарплате выдайте, и я сразу же приступлю к работе.
- Денег нет.
- Нет денег – нет работы. Считайте, что с сегодняшнего дня я в единоличной забастовке. К работе не приступлю, пока не выплатите долг.
- Уволю по статье.
- Попробуйте. Для этого  вам придется вначале спросить разрешения у депутатов. Я думаю, вам придется немало покраснеть.
- За что мне краснеть?
- А за то, что руководитель вы хреновый.  Даже депутату зарплату не можете выплатить. А вот я на вас в суд подам. Будьте уверены, - Яковлев достал из кармана заранее написанное заявление с требованием выплатить задолженность по зарплате – Вот Вам мое заявление о начале забастовки.
Трегубов взял заявление, прочитал его и положил на стол.
- А вот на этой копии распишитесь. Расписывайтесь, Василий Петрович, иначе придется свидетелей приглашать. Я ведь все равно не оставлю Вас в покое.
Трегубов расписался на заявление и вернул его Яковлеву. Андрей сложил листок и, уже держась за дверную ручку, спросил:
- Может, все-таки решим дело мирным путем, а, Василий Петрович?
- Иди. Бастуй, сколько тебе влезет.
- Ну что же, как принято говорить в таких случаях, встретимся в суде, господин Трегубов!
«Как все же хорошо иметь депутатскую неприкосновенность, - подумал Яковлев, выйдя от своего начальника. – Можно фамильярничать с начальством. И не бояться, что тебя тут же выкинут за ворота. Нет, нужна она депутату, неприкосновенность, нужна. Для защиты от таких  гадов, как Трегубов, Статенин.  Плохо, что используют депутаты ее, неприкосновенность, не по назначению. Все опорочено.  Звания журналиста, депутата не звучат гордо. Одни сплошные жулики и приспособленцы засели в средствах массовой информации и во власти»
Сегодня уже ничем не было желания заниматься, и Яковлев поехал домой.