Часть третья. Глава 44

Ксеркс
     Арамису не пришлось нарушать данное герцогине слово – нахальный шевалье больше не появлялся в особняке д’Эгильон. Можно было не сомневаться, что это дело рук самой госпожи де Комбале. Ей не нужны были скандалы и тем более дуэли.
     Арамисом она могла быть довольна – после случая с д’Омоном у него вообще не было не только дуэлей, но и просто стычек или драк. Холодное время года не располагало к вспыльчивости. Но как только зима пошла к концу, в мушкетерах стал просыпаться задор, словно они тоже оттаивали с приходом весны.
     Это касалось не только мушкетеров. Все вдруг стали очень деятельны и задиристы. Гвардейцы подкручивали усы, поглядывая на драгун. Те, в свою очередь, отвечали насмешливыми взглядами. Даже флегматичные швейцарцы усиленно таращили глаза и оглядывались по сторонам – не отпускает ли кто шуточки по поводу их акцента.
     Среди этой взбудораженной и возбужденной толпы мрачная физиономия Каюзака казалась неуместной и сразу бросалась в глаза. В последнее время он ходил один, избегая общества товарищей. Взяв бутылку, он обычно молча пил, погруженный в свои мысли, не замечая ничего вокруг.
     Предложение Бертиньи лишило его покоя. Ему совсем не нравилась идея ловить Атоса на темной улице, из засады. Гораздо лучше было бы открыто вызвать мушкетера, но как это сделать? Не может же он просто подойти и сказать: «Идемте, я хочу проткнуть Вам брюхо, потому что Вы ужасно меня раздражаете».
     Каюзак прекрасно знал, что прозвище «трое неразлучных» друзьям дали заслуженно, а ему не хотелось иметь свидетелей. Больше всего он хотел встретиться один на один. Только он и Атос. Если он послушается Бертиньи, то повод для вызова не понадобится. Атос наверняка и так все поймет, как только увидит перед собой Каюзака со шпагой в руке. Ничего и никому не придется объяснять.
     Каюзак допил вино и, по-прежнему, не замечая ничего вокруг, пошел к выходу. Проходя мимо одного из столов, он случайно зацепил эфесом бутылку, которая стояла на самом краю. Хлопок от разбившейся вдребезги бутылки вывел его из задумчивости. Совершенно безотчетно он пробормотал: «Простите» и, подняв голову, встретил насмешливый взгляд таких ненавистных ему лазурных глаз.
     Атос немного отодвинулся, чтоб не запачкаться, а затем кончиками пальцев придвинул к краю стола еще одну бутылку.
    - Не стесняйтесь, господин Каюзак, бейте, – ухмыльнулся Портос, – мы сегодня при деньгах. Это было всего лишь анжуйское.
    - Может, желаете бургундского? – ангельским голосом поинтересовался Арамис, кивнув на бутылку выставленную Атосом.
    - Рекомендую, – совершенно невозмутимо добавил Атос.
     За спиной Каюзака раздался дружный хохот – там сидела компания мушкетеров. Каюзак побагровел. За ним с любопытством наблюдали из-за соседних столов.
     Атос, сохраняя все то же невозмутимое выражение лица, подвинул в сторону Каюзака еще одну бутылку. В глазах Арамиса мелькнула насмешка, и он повторил действия Атоса. Портос хмыкнул и добавил четвертую бутылку. Все это проделывалось с совершенно непроницаемыми лицами. По трактиру понесся стук – это мушкетеры выставляли на край стола свои бутылки.
     Забаву подхватили остальные. С напряженными от желания сохранить серьезность лицами, все, кто был поблизости, спешили расставить по краям столов бутылки.
     В результате они оказались на всех столах в проходе, где стоял Каюзак.
Весь трактир затаил дыхание. Мушкетеры молчали, ни словом, ни жестом, ни взглядом не давая Каюзаку возможности придраться хоть к чему-то. Две шеренги бутылок были как вражеский строй, сквозь который предстояло пройти гвардейцу кардинала.
     Каюзак не мог вызвать весь трактир. Он ненавидящим взглядом обвел «неразлучных», но те выглядели очень серьезно. Только пальцы Атоса слегка подрагивали, и Каюзаку казалось, что Атос едва сдерживает смех.
     За спинами друзей мелькнуло чье-то лицо и Каюзак узнал Бертиньи. Бывший мушкетер с иронией скользнул взглядом по рядам бутылок и затем вопросительно глянул на Каюзака.
     Гвардеец отвернулся и медленно пошел к выходу: «Засада? Плевать! Я пойду на край света, чтоб только встретиться с ним. Бертиньи прав, я подожду его там, куда не заглядывает солнце».
     В трактире стояла тишина, и шаги Каюзака казались особенно громкими. Гвардейца трясло от злости, и, уже подходя к двери, он не выдержал, и резким движением руки сбросил бутылки с последнего стола.
     Все словно ждали этого и покатились со смеху. Как хлопнула дверь за Каюзаком, уже никто не услышал.
     Веселья хватило на целый вечер. Портос хохотал громче всех:
    - Да, Атос! Это была славная выдумка! Давно я так не забавлялся. Даже лучше, чем просто подраться. Я думал, Вы его вызовете.
    - За разбитую бутылку? – Атос пожал плечами.
    - К тому же, это было всего лишь анжуйское, – улыбнулся Арамис.
    - Пожалуй, нам стоило принять его извинения.
    - Еще чего! – Портос фыркнул. – Это же Каюзак.
     Атос снова пожал плечами:
    - Он извинился.
    - Нет, дорогой мой! – Портос был решительно не согласен. – Смотрите, как все довольны.
    - Кроме Каюзака, – заметил Арамис.
    - Он просто не понимает шуток, – засмеялся Портос. – А шутка вышла знатная!
     Атос покачал головой.
    - Полно, Атос, может, Вы еще скажете догнать его и извиниться?
    - Нет, Портос, похоже, он не любит бургундское.
     Портос на секунду замер, обдумывая услышанное, а потом снова захохотал:
    - Да уж! Думаю, теперь он его просто не выносит!
     Когда пришло время закрываться, хозяин с трудом сумел вытолкать не в меру разошедшихся вояк.
     Трое друзей покинули трактир одними из последних. На Вожирар распрощавшись с Арамисом, Атос и Портос свернули на Феру. Перед домом Атоса Портос помахал другу рукой:
    - До завтра, Атос.
    - Напрасно Вы не взяли Мушкетона. Я пошлю с Вами Гримо – проводить.
    - Друг мой, это совершенно лишнее. Тут у Вас между домами и без того тесно, чтоб еще Гримо путался под ногами. Я прекрасно дойду сам. Прощайте.
    - До завтра.
     Атос все же остался стоять на улице и провожал взглядом Портоса, сколько мог его видеть. Он не отрывал взгляда от друга и поэтому не заметил тени, которая мелькнула между домами напротив, там, где заканчивалась улица Сен-Пьер – такая узкая и темная, что многие думали, что это просто щель между домами, куда никогда не заглядывает солнце.