Отрывок из повести Понгиды воспоминания гориллы Гр (Людмила Артемова-2) / Проза.ру

            -7-

      Гром сидел упершись хребтом в ствол высокого бука, окружённого зарослями кустарника. Его устраивала такая засада. Перед ним дорога - как на ладони, а его не видит никто. Ночами под деревьями он сооружал себе гнёзда из веток растений. А днём приходил сюда ежедневно, с тех пор как в аномально холодную ночь простыли и заболели, а потом и умерли друг за другом и его Лизи, и их сын. Он тосковал по ним. Ночами ему чудилось, что они глухо ворчат и копошатся в соседнем гнезде.
   От воспоминаний о большой женщине из «той» жизни у него из глаз текли слёзы. Он не знал, что такое слёзы, лишь чувствовал: эта вода вытекает из глаз тогда, когда в его груди не остаётся места, где помещалась бы сильная боль, которая, видно, и превращалась в солёные струйки.
   Грому казалось, что Тома была похожа на него. Почти одного с ним роста, сильная и добрая, она стучала руками по своей груди и называла себя «учитель Т-ома».
   «Т-ома» учила его выговаривать человеческие слова, слушать и понимать то, о чём она говорит, выполнять предложенные действия, заданную работу. Он уже понимал её. Она - всегда понимала его. Но, вдруг, всё вокруг заповедника загрохотало. В воздухе запахло огнём. Пришли совсем чужие люди, которых обитатели заповедника не знали. Они убивали друг друга и животных. Разрушали жилища. Пожары уничтожали всё, что не нравилось их глазам. Из разбитых клеток во все стороны разбегались обезьяны. С неба падали странные камни и, разрываясь на земле, добивали всех, кто не успел укрыться. Наконец, те люди ушли.
   Стало тихо. И, если бы не развалины, тихий писк и стоны не дремлющих ни днём, ни ночью, обезьян, казалось бы, что всё как прежде.
   Еды не было. Её не приносили много дней. Гром сильно ослаб, но покорно ждал. Его учитель не приходила. А Лизи, целыми днями просиживая у стенки вольера, просила есть, напрасно высунув наружу между прутьев решётки ладонью кверху лапу. В её большом животе, требуя от матери пищи, больно толкался ребёнок.
   Гром понял, что ему не дождаться большой Т-омы, а сыну - еды. И его терпение лопнуло. Ночью, напрягшись из последних сил, он разбил решётку вольеры и увёл свою семью в горы. Здесь была свобода и много вкусной и полноценной пищи. Он был горд собой и счастлив. Но из памяти не уходили воспоминания о прошлой жизни. Там он был другим. И он хотел быть другим. Его душа куда-то звала своего хозяина, а он не знал, куда. Вот если бы хоть один раз к Грому пришла Т-ома, его учитель, она бы объяснила ему, чего хочет его душа. Но она не шла… не шла…
   Однажды, издалека, он видел её. Она спустилась с противоположной от него горы и стояла у дороги. Рядом были люди-самцы. Маленький (Гром видел его в питомнике), и незнакомый - большой. Они махали руками и широко раскрывали рты. Рядом с ними стояла машина. Учитель показывала ему машины и рассказывала о них. И хотя Т-ома говорила, что нельзя приближаться к машинам, он, круша всё вокруг себя, задыхаясь от волнения, побежал к этой воняющей огнём железяке. Гром громко ухал и ревел. Но люди не услышали. И он не успел. Когда он выскочил на дорогу, на ней уже никого не было. Гром не знал, что в горах они искали именно его. Долгими, долгими днями. Зато раз и навсегда понял, где нужно ждать своего учителя. И тогда, в один из дней, она обязательно сюда придёт.
   По узкому шоссе спешили автомобили. Гром был всего в пятнадцати-двадцати метрах выше их, на горе, и отлично видел даже тех, кто в машинах находился. Напряжённо вглядываясь в медленно движущийся наверх и вниз проезжающий транспорт, он каждый день ожидал чуда. Сегодня Грома почему-то особенно сильно тянуло к дороге. Сердце билось гулко и громко. Впервые за многие годы ему казалось, что за спиной, след в след, брели его самка и детёныш. Он даже слышал треск раздираемых ими кустов. Но кусты оказывались неподвижными и целыми, хотя Гром точно чувствовал: его Лизи и сын рядом.

            _________
   - Гош, ну давай, выходи. Разминайся. - Тамара, открыв дверцу машины, с удовольствием вдохнула свежий, ещё не разряженный высотой, воздух. Из-за поворота медленно выдвинулся «уазик» ГАИ и, немного проехав вперёд, остановился. Понятное дело: сразу за поворотом. Из машины вышли гаишники с радаром.
   Тома рассмеялась.
- Егор, помнишь молдавский анекдот? «Едет по дороге «жигуль», возраст - как у клячи Дон Кихота. Скорость сорок км. в час. Тормозит гаишник. Представляется.
- «Лейтенант милиции Кодряну».
- «Водитель Чернявый».
- Т-а-ак. И куда вы, Чернявый, на такой скорости летите? Из-под вас пыль столбом. Пройдёмте к Радару.
Убитый предчувствиями водитель плетётся за гаишником.
- Товарищ Радару, с какой скоростью неслась эта ракета?
Капитан Радару, прищурив глаз, осматривает водителя с ног до головы:
   - Сто пятьдесят, на большее не потянет».
   Я к тому, что ГАИ-то и здесь функционирует в точном соответствии с «внутренним законодательством» - строго из-за угла.
- Индюк думал, и что? Фраернулся.
Обойдя машину, улыбающийся муж стал помогать ей вытаскивать на землю затёкшие ноги. Неожиданно, впереди них, на дорогу с шумом и грохотом стали валиться камни. У самого спуска с горы, как от ураганного ветра, закачались кусты. Из них выпрыгнула огромная мохнатая фигура. Фигура, размахивая косматыми лапами, гудя, как пароходная труба, побежала к путешественникам.
   Егор Иванович испуганно попытался запихнуть жену назад в «жигуль». Но та даже не шелохнулась. Наоборот, как бы для того, чтобы полностью в чём-то убедиться, распахнула дверцу настежь. Её глаза с восторгом смотрели на скачущую к ним смерть.
- Гром, Гром! Дорогой!
От машины ГАИ до участников происходящего было метров сто с лишком, но обзор прикрывали придорожные кусты.
- Руслан, смотри! Медведь что ли из засады на машину бросился.
- Пистолет готовь, Мишка, быстро!