Часть V Темные истории
Неуловимый мститель
Ирина Спицына обожала сюрпризы. Чечеткин это знал и беззастенчиво пользовался ее слабостью.
На очередную встречу с юристом девушка пришла в уже привычном облике юноши.
– Посмотрите, что стало с вашим «охотником», – Виталий протянул ей несколько распечатанных на принтере фотографий с совершенно серьезным видом. Но Ирина успела заметить какую-то хитринку в его глазах.
– Ни фигушеньки себе! – вскрикнул Спицына, увидев первое же изображение. – Нет, ну это полный пипец! – буркнула она, посмотрев на второе фото.
Почти весь первый снимок занимали спина и затылок убитого мужчины. Прямо в шею был вонзен кухонный нож, а рядом, на спине лежал листок формата А4, на котором чьей-то явно левой рукой с помощью фломастера начертано: «Это тебе за Жанну».
На втором снимке мужчина уже лежал на траве, перевернутый, искаженным лицом верх. Фото явно не для слабонервных. Рот мертвого мужчины был открыт, язык высунут, пустые глаза распахнуты. Ирине стало немного не по себе, и все-таки она узнала в мертвеце некоего Евгения Корноухина по кличке «Уха». Того, кто стрелял в нее на развалинах сгоревшего «Атланта», кто пытался изнасиловать ее и убить в университетской общаге. О, как она сама хотела бы всадить нож в этого мерзавца! Но кто-то это сделал за нее.
– Ирина Анатольевна, следственное управление возбудило уголовное дело по статье 105 «Убийство», следователь Поливанов хочет допросить вас как свидетеля, но прежде всего я хотел бы сам кое в чем разобраться, – Чечеткин, когда говорил о деле, становился, как ему самому казалось, невыносимо скучен. Между тем он был очень рад, что снова видит Ирочку Спицыну. Ему хотелось ухаживать за ней, пригласить ресторан, но решимости хватило всего лишь на то, чтобы налить ей чай и поставить рядом вазочку с кофетами «Белочка».
Еще несколько минут Виталий любовался тем, как девушка взволнованно отхлебывает чай из белой чашки, рассматривая вызывающие тошноту фотографии – Ирочке очень не хотелось показывать, что изображение трупа способно испортить ей аппетит. Когда она немного успокоилась, отложила чашку немного в сторону и сама перешла к допросу:
– Скажите, Виталий Ильич, где произошло убийство?
– На пустыре за магазином «Тысяча и одна мелочь».
– Давно?
– Вчера, поздним вечером. Скорее, даже ночью. Труп обнаружили утром.
– Отпечатки пальцев…
– Не обнаружили ¬– ни на ноже, ни на листочке. Убийца работал очень грамотно.
Получив эту информацию, Ирина попросила еще чаю. Затем несколько минут его молча пила, даже не притрагиваясь к конфетам.
Выдержав паузу, Чечеткин все-таки взял инициативу в разговоре на себя:
– Ирина Анатольевна, вы кого-то подозреваете?
– Я? Кого-о?!
– Может кого-то из своих друзей?
– Все мои друзья – кролики. Скорее их поглотит пасть какого-нибудь удава, чем они кого-нибудь убьют.
– Может быть, Сергей Крутилин? – предположил юрист. – Вы говорили, что он за вами ухаживает.
– Крутилин – жалкое ничтожество. Сморчок. Вообще пустое место. Убить он способен только комарика.
– А если это сделал Коробков или Дан? – Чечеткин понимал, что эти предположения нелепы, но надеялся, что они натолкнут ее на какие-то мысли и Ирина сама назовет фамилии предполагаемых убийц.
– Вы смеетесь, Виталий Ильич, – Ирина вновь отложила чашку. – Солидные дяди такими глупостями не занимаются.
– Вас кто-нибудь называл Жанной? Или убийца мстил не за вас, а за каую-то другую девушку. За некую Жанну.
– Виталий Ильич, меня, к сожалению, Жанной так никто ни разу не назвал. Но я уверена, что убили этого хмырика все же из-за меня.
– Тогда, Ирина Анатольевна, скажаите, кто из ваших друзей мог бы за вас отомстить? Не сомневайтесь, мы не будем доносить следователю, мы должны сами во всем разобраться.
Ирочке стал грустно и весело одновременно. Грустно от того, что среди ее друзей нет ни одного человека, кто смог бы за нее отомстить. И весело, потому что кто-то все-таки отомстил. Неужели у нее есть какой-то друг, о котором она даже не догадывается.
– Виталий Ильич, можно я возьму эти снимки?
– Берите, Ирина Анатольевна, только зачем они вам?
– Я хочу сама найти убийцу.
– Чтобы отблагодарить его.
– Чтобы поблагодарить. И спасти заодно.
– Думаете, без вас он не спасется?
– Думаю, да.
– Будьте осторожны и не делайте глупостей. Очень вас прошу.
– О,кей, не буду!
Прежде чем покинуть кабинет Чечеткина, Спицына посмотрела на себя в зеркало, подправила светлые усики, которые, как ей показалось, слегка отклеились, послюнявив руки, пригладила прическу. Она решила, что хотя «охотника» больше нет в живых, из подполья выходить рано. Хотя бы для того, чтобы не встречаться со следователем Поливановым.
Чечеткин смотрел на нее спокойно и серьезно. Хотя ему так хотелось подойти к ней, прижать ее к себе, растрепать эти прилизанные под юношу волосы. Впрочем, Ирина ему нравилась и в юношеском облике.
Предвестье перемен
Вот чего никогда не любил Виктор Коробков, так это задерживаться на работе. Особенно в четверг – в день сдачи номера в печать. Сразу после того, как последние полосы по электронной почте отправлялись в типографию, он шел домой. Следить за тем, чтобы полиграфисты ничего не напортачили, не его забота. Для этого есть дежурный редактор, назначаемый по графику из числа творческих сотрудников «Северного наблюдателя».
А начальник, не дождавшись формального окончания рабочего дня, отправлялся либо к мадам Катанян, либо забирался в свою нору, где погружался в il dolce far niente – «восхитительное ничегонеделанье», как говорят в таких случаях итальянцы.
Однако в последнее же время он стал все чаще и чаще задерживаться под любым предлогом. Его не тянуло ни к возлюбленной, ни домой. Нервишки шалили, только на работе он ощущал себя в относительной безопасности. Может от того, что внизу на первом этаже дежурил охранник, а может просто от того, что почему-то считал, что на рабочем месте его не убьют.
В детстве он панически боялся смерти. Один детский психолог объяснил его маме, что это страх перед жизнью. Что это пройдет, если жизнь наладится. Как ни странно, он оказался прав. Жизнь наладилась, и страх смерти сам собой куда-то ушел.
А недавно этот страх вернулся. Вернулся, потому что смерть ощутимо превращалась в реальность.
И Коробков в очередной раз убедился, что он совершенно не достоин своего тезки и однофамильца. Он не сможет выстоять перед гестаповскими пытками, как пионер-герой. Он даже в атаку под пули из окопов не сможет вылезти, как это делал его отец. Он, журналист Виктор Коробков, обыкновенный трус. Хотя окружающие восхищались его смелостью. Он писал смелый статьи, он смело разоблачал министров, прокуроров, даже на самого губернатора не раз поднимал руку, вернее сказать, свое перо.
Но он знал, что в худшем случае он просто останется без работы. Его жизни смелые статьи в «Северном наблюдателе» ничем не угрожали.
Иногда ему не хотелось признавать себя трусом, и он убеждал себя, что одно дело подняться под пули из сырого или промерзшего окопа, и совсем другое погибнуть, когда у тебя все жизни хорошо. Спишь в уютной теплой квартире, иногда с красивой женщиной. Ты уважаемый член общества. Раз год ты можешь позволить себе вместе с элегантной любовницей отдохнуть где-нибудь на краю света – на берегу теплого моря. И Пальма-де-Майорка если ему иногда и снится, то лишь потому, что в ней он не раз уже бывал.
Ну разве можно уходить в небытие из такой красивой сытой жизни? «Не для меня земля сырая…» Как тут возразишь Окуджаве?
Но соглашаться с условиями мерзавца Полюстрова он тоже не хотел, да и не мог. Эту сволочь надо остановить, и только в его силах сделать такое.
Не мог Виктор Коробков согласиться и с предложением своего друга Миши Дана: взять в охапку всех, кому могут угрожать эти негодяи – мишину мама, госпожу Катанян, на всякий случай Иру Спицыну, адвоката Чечеткина и улететь в Израиль. Там собрать пресс-конференцию, рассказать о существующей угрозе для России, а, значит, всего мира. Затем перебраться в Штаты. Дать еще одну пресс-конференцию, представить в качестве доказательства все имеющиеся у них на руках документы и автоматически попасть под программу защиты свидетелей. И их всех так спрячут, что Полюстров и компании «сойдут с ума, разыскивая нас» (снова вспомнился Окуджава).
Не хотел Коробков бежать из своей страны, как крыса с тонущего корабля. Нельзя бежать, если есть хоть один шанс сделать так, чтобы корабль не потонул. Дану легче – у него есть историческая родина, где он живет вот уже несколько лет. У Коробкова историческая родина полностью совпадала с реальной. Все его предки до черт-те какого колена жили на севере России.
А дамоклов меч опускался все ниже и ниже.
На столе перед Коробковым лежали свежий номер «Северского наблюдателя» и распечатки завтрашнего номера «Северного наблюдателя». Клон содержал компромат на недавно ушедшего в отставку руководителя краевого управления ФСБ Константина Рачковского. В статье, написанной главным редактором Анной Сучковой, говорилось, что за время работы в Северном крае главный местный чекист умудрился купить в Москве несколько квартир и коттеджей, а один очень дорогостоящий дом построить в пригороде Северска.
Статья была написана с жуткими стилистическими и даже грамматическими ошибками (неужели они там не смогли нормального корректора нанять?) и не содержала никаких доказательств. Все факты были явно придуманы.
Еще одна загадка: зачем Беккеру понадобилось так тупо пинать мертвого льва?
В очередном номере «Северного наблюдателя» такого рода сенсаций не просматривалось. На первой полосе – портрет теперь уже бывшего президента «Уральских бокситов» Валентина Семышева. Эту компанию поглотила некая московская фирма «Урал-групп». Это был холдинг с весьма сомнительной репутацией. Игорь Гордецов поднял на уши все свои источники. Оказалось, что сделка прошла мимо «желтого дома». Ни Беккер, ни Тараканов к ней не имеют никакого отношения.
Совершенно очевидно, что Северный край завоевывает кто-то другой. Вероятнее всего, Полюстров и компания.
А он, Коробков, еще ничего не сделал, чтобы предать гласности собранные им и Ириной Спицыной материалы. Он даже Чечеткину ничего не сказал о встрече с очкариком- Наполеоном.
О
н, как Гамлет, решал сакраментальный вопрос: быть или не быть? А может просто струсил?
Коробков в этот момент вспомнил по-настоящему смелого человека – Жореса Пастухова. Его он хорошо знал не из книжек и фильмов, а был счастлив, что с ним когда-то свела судьба.
Нелирическое отступление о живой совести
Через несколько дней после выхода в прямой эфир телепрограммы «Этажи» Коробков и Дан неожиданно для себя обнаружили, что стали героями в общепринятом понимании этого слова. То есть людьми, совершившими подвиг. На улицах к ним подходили незнакомые люди, пожимали руки, говорили, что смотрели передачу и глубоко возмущены совершенно клеветнической и оскорбительной статьей в «Северной правде». При этом советовали держаться мужественно.
А что означало держаться мужественно?
Друзья и знакомые старались морально поддержать их, частенько звонили по телефону и опять же советовали «держаться мужественно», не разъясняя смысла своего пожелания.
Как-то позвонила некая женщина, которая однажды повстречалась Коробкову на одной из многочисленных журналистских дорог. Она сказала, что есть такой человек, которого зовут Жорес Павлович Пастухов, и он тоже хотел бы поддержать молодых людей. И назвала номер его телефона, предложила позвонить, при этом загадочно добавила: «Если, конечно, вы, Виктор, не побоитесь».
Виктор не понял, почему он должен испытывать страх перед звонком к некоему Жоресу Пастухову. Молодому журналисту просто стало очень любопытно.
Ответил немного странный скрипучий голос. Жорес Пастухов был человеком немолодым и говорил, слегка растягивая слова:
– Мы могли-и бы встретиться. Мы мо-ожем поговорить. Но если вы считаете, что из тактических соображений, что этого не надо делать, то мы-ы не будем встречаться.
Оказалось, Жорес Пастухов, был дважды осужден за антисоветскую деятельность. Обе судимости погашены, но в глазах властей он все еще остается врагом режима.
Коробкову очень захотелось увидеть живого диссидента, и он пообещал завтра же зайти к нему домой. Живет он, как выяснилось, всего в десяти минутах ходьбы от дома Виктора.
И тут он почувствовал робость. Не трусость, а именно робость. Ему показалось наглостью идти в гости к незнакомому и вероятно пожилому человеку с такой сложной и, наверное, героической биографией. Коробков еще не знал, что он только что познакомился с крупным ученым-математиком, космологом, автором самиздатовских трудов по истории, другом академика Сахарова и признанным лидером диссидентского движения. Иначе бы он окончательно заробел.
А вот Миша Дан никакой робости не испытал. Узнав о приглашении, он захотел немедленно отправиться в гости к диссиденту. Коробков не без труда уговорил его подождать денек и пойти в назначенное время.
Как они благодарили судьбу, что она подарила им встречу с человеком со смешной профессорской бородкой, в больших очках в широкой роговой оправе и зачесанными назад седыми волосами! В Северный край он попал не по своей воле, но по своей воле в нем остался, когда истек срок ссылки, назначенный на очередном нелепом политическом процессе.
Все годы ссылки и после нее Пастухов работал в местном институте математики, преподавать в университете ему не разрешали. А он любил общаться, особенно с теми, кто моложе его. Вокруг ученого-диссидента уже сформировался своего рода кружок, в основном из ученых и преподавателей вузов. Коробков и Дан влились в этот кружок без проблем и оказались самыми молодыми его членами. Поэтому Пастухов одаривал их своим вниманием больше, чем других.
В это время колесо истории стало вращаться быстрее, чем обычно, власти объявили перестройку. И Пастухов вместе со всем своим кружком очень внимательно следил за событиями, которые вызывали у этой публики самые яростные споры.
А когда дело дошло до первых относительно демократических выборов в народные депутаты СССР, Миша Дан, самый молодой в этой компании, а потому самый дерзкий, предложил Жоресу Павловичу баллотироваться от Северного филиала Академии наук СССР.
От такой наглой идеи весь кружок лишился дара речи. Разве может в советский парламент пройти антисоветчик, да еще и избранный в замороженной провинции? Да этого никто не даст сделать! Крайком партии не позволит, а КГБ всем гражданам свинцом глотку зальет!!!
Жорес Павлович нашел способ как всех примирить. Он предложил просто провести эксперимент. На общем собрании Северного филиала кто-нибудь из ученых – членов неформального кружка – предлагает кандидатуру Пастухова в качестве кандидата в депутаты. Если случится чудо и его фамилию включат в бюллетень для тайного голосования, то мы поймем, что в стране действительно происходят реальные и не косметические перемены.
Чудо случилось такое, какого не ожидал никто. Фамилию Пастухова включили в бюллетень. Более того, большинство научных сотрудников проголосовали именно за него, а не за того, кого предлагал крайком партии. Так ученый-диссидент стал кандидатом в депутаты.
Затем чудо все больше увеличивалось в размерах. Кружок Пастухова сам собой стал расти как снежный ком. Откуда-то появлялись добровольцы, желающие совершенно безвозмездно помочь Пастухову стать депутатом. Сам академик Сахаров прилетал на один день, чтобы поддержать коллегу.
И вот итог: антисоветчик избран народным депутатом Советского Союза. Правда, ненадолго. Через два с половиной года Советского Союза не стало. Еще раньше не стало академика Сахарова и Жореса Пастухова. Это были свободные люди в несвободной стране. Их сердца не выдержали нагрузки, они ушли один за другим с разницей в один год.
Кружок Жореса Павловича распался не сразу. Они еще как-то сумели собраться 19 августа 1991 года, затем потихоньку разбрелись по своим делам. Самые активные разбежались по политическим партиям, которые в Москве рождались и умирали как легкокрылые бабочки, а Северном крае также рождались и умирали их региональные отделения.
Виктор Коробков и Михаил Дан оказались в разных партиях. И оба возглавили местные отделения. Коробков попал в более солидную политическую фирму с яркими лидерами и своей фракцией в российском парламенте. Но потом эта партия выборы проиграла, превратившись в очередного политического лилипута. Лилипуты стали кучковаться, чтобы стать Гулливером. Это называлось «объединением демократических сил».
На какое-то время им это удалось – несколько мелких партий и демократических движений объединились в один союз, чтобы общими усилиями пройти в российский парламент. И вот это новообразование набрало на очередных выборах более 8 процентов голосов и создало свою фракцию.
Но у Гулливера оказалась какая-то разбухшая голова. Вернее, их стало даже несколько, как у дракона. Официально головы назывались сопредседателями. Меж собой они ладили, или делали вид, что ладят, а вот с туловищем возникали проблемы. В региональных отделениях пошли споры, дрязги. Кто-то считал главной одну голову, кто-то – другую.
Северный край внутрипартийные интриги не обошли стороной. Особенно они обострились тогда, когда на губернаторских выборах одна из голов решила поддержать кандидатуру Тараканова.
Коробков и его друзья не поняли драконовского юмора: Тараканова поддерживал олигарх Врублевский, а они оба никаким боком не могли считаться ни либералами, ни демократами. Коробков написал по этому поводу жесткую передовицу в «Северном наблюдателе», которую одна из партийных голов ему не простила.
Однако Тараканов все-таки победил, а Коробкова и его друзей выдавили из гулливеро-драконовского тела.
Беспартийным оказался и Миша Дан. Его партия-лилипут вливаться в Гулливера не пожелала и вскоре вообще прекратила свое существование. Тогда он признался своему другу, что живет, «под собою не чуя страны». Нечего ему делать в России. И он перебрался в Израиль.
А Коробков остался на своей реально-исторической родине, но решил больше не лезть в политику. У него была газета, которую любили читатели. У него была Люба Катанян, которую любил он сам. У него был еще и сын Сергей, которого любил не только он, но и некая девушка по имени Екатерина, ставшая женой сына и родившая внучку Таню. Куда ему ехать с таким грузом?..
Чекист в «Акваланге»
После появления в «Северском наблюдателе» компромата на бывшего чекиста Константина Рачковского желтый дом разом оживился. На всех этажах обсуждали безграмотную статейку Анны Сучковой и гадали: что бы это значило?
Губернатор Тараканов обсуждал публикацию со своим советником Беккером без всякого оживления. Они, не спеша пили кофе из маленьких чашечек. Губернатор впервые, кажется, поверил, что политическая смерть проходит мимо него.
По антитаракановскому фронту в Москве нанесен удар, который позволит протаракановским силам собраться, чтобы пролоббировать ему третий губернаторский срок.
Конечно, Рачковский подаст на газету в суд, потребует опровержения и выплаты моральной компенсации. Но этот процесс затянется на несколько месяцев. Этого времени достаточно, чтобы все уладить.
Губернатор был очень доволен своим советником.
Беккер это понял и продолжал и дальше плести паутину. Отхлебнув кофе, он как бы невзначай высказал идею:
– Было бы очень неплохо, если бы вы в этом момент как бы протяните Рачковскому руку помощи.
– Руку помощи? А ему нужна рука помощи?
– Конечно, нужна. Чекист остался не у дел. А бывших чекистов не бывает. Рачковскому нужна работа, должность, статус. И вы дадите ему все это.
– Как это возможно?
– Возможно, да, возможно, – Беккер отложил чашку в сторону, давая понять, что сейчас последует главный ход в этой шахматной партии. – Вы его назначите своим заместителем по вопросам безопасности. Это очень нужная и своевременная должность. Угроза терроризма, распространение наркотиков и все такое. И тогда Рачковский окажется всецело в наших руках. А, значит, окончательно нейтрализован.
– А он согласится?
– Это я беру на себя.
Впервые за последнее время они расстались, крепко пожав друг другу руки. Беккер допил кофе до конца. Чашка Тараканова оставалась наполовину заполненной остывающим напитком, пока ее не убрала со стола секретарша.
ххх
Вечером того же дня Александр Беккер ждал Константина Рачковского на своем привычном месте в ресторане «Акваланг». Как обычно, советник губернатора пришел на десять минут раньше назначенного времени. Бывший глава местного чекистского ведомства явился минута в минуту.
Внешне он никак не походил на наследника «железного Феликса». Скорее, на обычного пожилого интеллигента – хорошо уложенные седые волосы и постоянная застенчивая полуулыбка на лице. Надо иметь очень богатое воображение, чтобы представить его в кожаной куртке с маузером на боку.
Рачковский довольно легкой, несмотря на солидный возраст, спортивной походкой спустился в ресторан и быстро нашел столик в углу, за которым его ожидал Беккер.
После обычных в таких случаях приветствий и рукопожатий советник губернатора немедленно перешел к делу:
– Константин Михайлович, хочу вам сразу сказать, что к статейке в «Северском наблюдателе» я не имею никакого отношения.
– Может вы хотите сказать, что и к этой газетке вы не имеете никакого отношения? – с лица Рачковского моментально слетела его обычная застенчивая полуулыбка.
– К газетке-то я как раз имею отношение, причем самое непосредственное. Это же я предложил Виталию Петровичу создать дешевую газету для пенсионеров. Виталию Петровичу эта мысль очень пришлась по душе. И он предложил назначить главным редактором эту свою любимицы Анну Сучковку. Вы, наверное, знаете, журналисты в своем кругу называют эту дуру Сучкиной.
Беккер говорил почти что правду. Это был стиль его работы. Собеседник легко поверит его словам, если в них процентов восемьдесят будет правды. Опытный чекист Рачковский поверил, или сделал вид, что поверил.
– Кто-то, уверяю вас, это не я, сообщил Виталию Петровичу, что вы лоббируете в Москве другую кандидатуру на губернатора. Кажется, его заместителя Копелева.
– Я такими делами не занимаюсь, – отрезал Рачковский.
– Я знаю, я это прекрасно знаю. Поэтому я вам советую подать на газету в суд. Это будет хорошим уроком для Анны Сучковой. И для Виталия Петровича тоже. Со своей стороны я могу предложить вам хорошего адвоката.
– Спасибо, я без него обойдусь.
– И правильно сделаете. Суд вы непременно выиграете. Сучкова написала совершеннейшую ложь. И поплатиться за это своей должностью. Я буду рекомендовать Виталию Петровичу другого главного редактора. Я думаю, для этого подойдет Сергей Крутилин. Вы его знаете, он работает в «Северном наблюдателе». Молодой журналист, талантливый, перспективный.
– Вы меня для этого меня сюда пригласили?
– Нет, ни в коем случае. Простите, забыл вас угостить коньяком, – Беккер услужливо налил в бокал с зауженным горлышком немного армянского «Ной Классик» и придвинул закуски – бутерброды с икрой и фрукты. – У меня официальное поручение от Виталия Петровича. Он очень хочет предложить вам должность своего заместителя по вопросам безопасности.
– Однако такой должности нет.
– Так будет.
И Беккер второй раз за сегодняшний день стал расписывать острую необходимость в этой должности – угроза терроризма, распространение наркотиков. Не забыл советник упомянуть и о том, что это именно ему принадлежит идея ввести такую должность и назначить на него бывшего главу краевого ФСБ. Как известно, бывших чекистов не бывает.
И опять ведь Беккер не соврал.
– Я подумаю, – коротко ответил Рачковский.
Затем он неспешно поднялся, взял в руку бокал с армянским коньяком, к которому со времен своей давней службы в Ереване еще в советские времена питал слабость, слегка взболтнул и пригубил, чтобы ощутить его миндальный вкус, затем положил и резко вышел.
Беккер проводил его глазами и полез в сумку за своим привычным белым порошком. Он мог позволить себе расслабиться. Сейчас игра пойдет своим ходом. Будет новый губернатор или останется Тараканов, Беккер выигрывает при любом раскладе. И при любом раскладе именно он остается при истинным хозяине Северного края.
Встреча под дождем
Дождливый сентябрь в родном Северске навевал на Михаила Дана тоску. Его тянуло в Израиль. После последних событий даже палестинские террористы казались ему какими-то родными. Во всяком случае, более понятными, чем какой-то Полюстров с Галимовым.
Трудно понять, почему именно об арабских террористах думал он, шлепая по северским лужам, прикрываясь от дождя обычным черным зонтиком. Он старательно смотрел под ноги, стараясь их не замочить, а потому вздрогнул, услышав резкий мужской голос:
– Хо! Да это никак сам Мойша Дан? Вот кого не ожидал встретить, а все-таки встретил.
Михаил поднял голову и увидел высокого бородатого мужчину. И стал догадываться, с кем имеет дело не столько по внешности, сколько по манерам. У этого типчика внешность изменилась, а манеры остались.
– Ты, наверное, Саша Перетц.
– Молодец, узнал. Но зови меня Алексом Перетцом. Так мне будет приятнее.
Алекс Перетц не держал в руке никакого зонта, и с его густых черных волос и с не менее густой черной бороды стекала вода, на которую тот не обращал никакого внимания.
– Ну что, Мойша, как живешь? Как ты здесь оказался? Мне сказали, что ты в Израиле. Соврали, наверное.
– Нет, не соврали. Я живу в Израиле, сюда приехал к маме. А ты-то где? Тоже в Израиле?
– Что ты! Мне в этой маленькой стране тесно. Я уже двадцать лет в Штатах… Что это мы под дождем стоим? Давай зайдем куда-нибудь, вспомним про наш десятый «Б» и школу за номером четыре. Расскажешь, кого из наших видел. Я же в Северске впервые за минувшие миллион лет.
Михаил с не очень большой охотой, но все же согласился зайти в ближайший стеклянный колпак, именуемый пивным баром. Пиво он не любил, но, по счастью, там подавали и кофе.
После того, как они устроились за столиком, Алекс, отхлебывая густого пенного портера, расспрашивал то про одного, то про другого одноклассника – не про всех, про тех, кто еще остался в памяти его дурной башки.
А то, что башка у Сашки Перетца дурная, Михаил знал с первого класса. Будущий американец по имени Алекс в школе слыл первым хулиганом. Школьные знания в его голову входили плохо, в ней больше роились мысли, с кем бы подраться и у кого бы еще отнять десять копеек, выданные малышу на завтрак.
Михаила Сашка Перетц не трогал. Более того, иногда даже защищал его, если кто-то осмеливался обозвать Дана «жиденком». Самого Перетца никто подобными словечками называть не осмеливался. Все знали его тяжелый кулак.
И все-таки Перетц и Дан никогда не были друзьями. Они были одного этнического происхождения, но различались в весовых категориях – и в учебе, и в драках, в которых Дан, будучи примерным мальчиком, старался не участвовать.
Когда после школы Дан узнал, что Перетц с родителями отбыл в Израиль, Михаил подумал: «Бедный Израиль, ты принял в свои объятия не лучшего из своих сыновей». Когда и Дан уехал на Землю Обетованную, Перетца, как выяснилось, там уже не было.
…Обсудив судьбы одноклассников они заговорили о своей жизни. С не очень большой охотой Дан поведал о том, как сложилась его на земле далеких предков. Перетц о себе рассказывал с еще большей неохотой.
Оказывается, он обосновался в городке Онеонта штат Нью-Йорк, но по делам мотается по всему свету. О своем бизнесе он не сказал ни слова, кроме того, что он успешный и его высоко ценят партнеры.
Когда и эта тема была исчерпана, Перетц неожиданно спросил про Ирину Спицыну.
–
Ирина Спицына? Не знаю никакой Ирины Спицыной. А кто она такая? – Михаил решил, что не стоит распространяться с подозрительным одноклассником о девушке, на жизнь которой уже дважды покушались.
– Да, Мойша, видно, что ты свалился с Луны под названием Израиль. Ее же тут все знают – каждая собака и даже кошка. Это такая героическая личность! Двух здоровенных мужиков в парке уложила одной левой. Потом за ней какой-то псих гонялся, но его укокошили.
– А тебе-то она зачем?
– Тут такое дело. В Онеонте есть весьма солидный для этого городишки колледж. И там про ее подвиг слышали. По Интернету, разумеется, прослышали. И хотят пригласить на стажировку. Бесплатную, что важно, стажировку. Она должна, по-ихнему разумению, поднять дух тамошних студентов. Когда узнали, что я еду в Северск, мне поручили переговорить с ней и передать приглашение. Пойми, Мойша, Онеонта – это такой захудалый городишко (Северск по сравнению с ним – мегаполис), там каждая кошка знает каждую собаку. И никто мне не поверит, что я ее не нашел. Стыдно мне возвращаться, не выполнив поручения колледжа. Меня здесь уже ничего не держит, но я не уеду, пока ее не найду.
– И как успехи? Продвинулся?
– Хо-хо, продвинулся! Узнал лишь то, что и в Интернете. Учиться на пятом курсе в местном универе, стажировалась в каком-то «Северном наблюдателе». Кстати, в универе занятия-то уже начались, а она почему-то не появилась. Прогульщица долбанная!
– С каким-нибудь парнем загуляла.
– Она загуляла, а мне-то что делать?
…Вечером Михаил позвонил Коробкову:
– Витя, пора срочно мотать удочки. В городе появился один тип, я его немного знаю. Премерзкая личность. Ищет Ирину Спицыну. Носом чую, это плохой признак. Надо ждать беды.
Подъезд как опасная зона
По пути на работу мэр Андрей Лунин в уме старательно выделял из безумного числа мелких и крупных дел, которые ему предстоит переделать за день, что-то главное. Ровно в восемь утра он вышел из своей квартиры, расположенной на третьем этаже нового элитного дома по улице Ленина, с думами о назначенном на сегодня заседании краевого суда, где будет рассмотрена жалоба группы депутатов, недовольных тем, что городской суд отменил их решение о низложении его с поста градоначальника.
Сам суд мэра мало занимал. Он лично не собирался даже тратить свое время и присутствовать на нем. Его интересы будет представлять адвокат, и этого вполне достаточно. Процесс они выиграют. А вот что будет дальше?
Дальше будет вот что. Тараканов и Беккер начнут массированную информационную атаку на Лунина. В бой пойдут подневольные журналисты, вроде мадам Сучковой, прикормленные следователи займутся поисками его грехов, а когда найдут, заведут уголовное дело. В общем, причешут мэра по полной программе.
Но это произойдет лишь в том случае, если он не уйдет по-хорошему. А уйти по-хорошему придется, потому ничего хорошего ему уже не светит. Если этот хорек опубликует статью в «Московской газете», то столичные друзья от него отвернутся, и должности вице-губернатора ему не видать, как собственного затылка.
Обо всем этом градоначальник размышлял, спускаясь по лестнице. На какое-то время ему пришлось прервать поток мыслей. На площадке между первым и вторым этажами стоял молодой человек в серой кепке. Лунину это не понравилось. Обычно чужие здесь не ходят.
– Вы чего здесь потеряли? – мрачно поинтересовался градоначальник.
– Я? Да, я пакет тут принес одному… Жду ответа, – немного растерянно произнес парень в кепке.
– Тогда ждите, – сказал Лунин и, вновь погрузившись в свои думы, отвернулся от молодого человека и пошел спускаться дальше.
И, наверное, зря. Парень в кепке тут же из-за пазухи вытащил пистолет марки АПБ с глушителем. Кроме ствола и глушителя все оружие было одето в полиэтиленовый пакет. На какой-то момент Лунин почувствовал на затылке холод металла, а затем смертельную боль. Выстрел раздался негромкий, как из мелкокалиберного пистолета.
Лунин нелепо упал вниз лицом на лестницу, а молодой человек сразу засунул пистолет снова за пазуху, натянул на лоб кепку и выскочил на улицу. Гильзы после выстрела в подъезде не осталось, она упала в полиэтиленовый пакет. Это нехитрое приспособление избавило киллера от необходимости выбрасывать оружие.
Водитель Лунина, ожидавший шефа, видел вышедшего из подъезда парня, но позже не смог его толком описать. Весь портрет сводился к нахлобученной на лоб кепке.
Странный звуки в подъезде услышал главврач краевой больницы. Он, как и мэр, собирался на работу и уже выходил из квартиры. Увидев лежащего Лунина с окровавленным затылком, медицинский начальник немедленно вызвал «скорую помощь», помог санитарам погрузить тело мэра на носилки и приказал водителю «гнать на всю катушку». Но это уже не имело смысла. В машине главврач сам констатировал смерть главы администрации муниципального образования городской округ «Северск» Лунина Андрея Сергеевича.
…В очередном номере «Северного наблюдателя» убитому градоначальнику были посвящены две большие статьи. В одной, за подписью Сергея Крутилина, излагались все известные следствию обстоятельства совершенного преступления. Вторую статью написал редактор отдела политики Игорь Гордецов. Она содержала анализ деятельности Лунина на посту мэра.
Главный редактор Виктор Коробков внес в статьи две существенные правки. Из материала Крутилина он убрал намеки на предпринимателей братьев Толбуевых, как возможных заказчиков преступления. В статье Гордецова главред вычеркнул слова о том, что гибель Лунина очень выгодна губернатору Тараканову и его советнику Беккеру.
Виктор Коробков уже догадывался, чьих рук делом могло быть это убийство.
Странный юноша
Ирина Спицына настроилась на долгую и кропотливую работу филера, только нанятого не царской охранкой, а ею самой же. Книги про работу наружных наблюдателей она прочитала, нужные сайты в Интернете прошерстила и теперь пришла пора применять знания на практике.
Работа оказалась очень скучной, и трех недель, которые она сама себе отвела на это дело, девушка, скорее всего, не выдержала бы. Но некий филерский бог оказал ей покровительство. Уже на третий день наблюдения, а работала она всего по четыре часа в сутки, Ирина увидела того, кто ей нужен. К магазину «Тысяча и одна мелочь» подошли светловолосый юноша и деревенского вида женщина лет пятидесяти.
Женщина что-то негромко сказала своему молодому спутнику, и он покорно встал возле витрины, а она зашла в магазин. Ирина, все еще в юношеском облике, прошла мимо, напевая модную мелодию. В правой руке она держала свернутый журнал, которым постукивала о левую руку. Такое нехитрое действие, почерпнутое из шпионских романов и повестей, помогало ей сосредоточиться.
Она прошла совсем близко от молодого человека, стоявшего чуть ли не по стойке смирно, и посмотрела ему в лицо. Юноша вздрогнул и, как ей показалось, узнал ее.
Тогда Ирина быстрым шагом пошла дальше, но на перекрестке перешла дорогу, вернулась назад и продолжила наблюдение. Она не сомневалась в своей интуиции, которая второй раз ей подсказала, что все ее предположения верные.
Не прошло и пяти минут, как женщина вышла из магазина и направилась вдоль здания. Юноша как робот повернулся и пошел вслед за ней. Ирина сопровождала эту странную пару, находясь по другую сторону улицы. Однако уже через пару минут ей пришлось переходить дорогу в неположенном месте – женщина и молодой человек зашли за угол дома.
К счастью, обошлось без дорожно-транспортных происшествий. Водители знали, что пешеходы именно в этом месте не любят соблюдать правила дорожного движения, а все потому, что норовят кратчайшим путем дойти до магазина. И все же ей пришлось пропустить пару-тройку проезжавших мимо лихачей, поэтому расстояние между ней и объектом наблюдения несколько увеличилось. Когда Ирина, наконец, завернула за угол дома, где находился магазин «Тысяча и одна мелочь», юноша и женщины были уже на самой середине пустыря, который перерезала самая настоящая народная тропа.
Ирина пошла по этой тропе быстрым шагом, пытаясь изобразить спешащего по делам студента. Когда расстояние сократилось примерно до пяти метров, юноша неожиданно оглянулся и посмотрел на нее таким пронизывающим взглядом, что она на мгновения даже остановилось, и сердце у нее замерло – тоже на мгновение.
Только ничего особенного не произошло. Парень отвернулся и как ни в чем не бывало пошел вслед за женщиной. Так он и шел, пока оба не утонули в подъезде пятиэтажной хрущевки.
Неподалеку на детской площадке сидел парнишка лет пятнадцати и с удовольствием хрумкал чипсы, видимо, ожидая приятеля. Ирина подсела к нему и как бы невзначай поинтересовалась:
– Слышь, пацан, а чо это за странный типчик с какой-то бабкой зашел в подъезд?
– Это те, что с тридцать пятой квартиры что ли? – продемонстрировал свои знания пацан. – Не знаю я их, но дяденька очень странный.
Парень сожрал остатки чипсов, выбросил через плечо пакет и, желая скоротать время в ожидании кого-то, разговорился:
– Бабка его пасет, но не все время. Как-то она его оставила одного во дворе, так мы подошли, типа познакомится, а он на нас ноль внимания. Мы к нему – то, да се, а он как-то странно раскачивается и смотрит куда-то непонятно куда. А тут Петька из шестого подъезда взял вдруг и спросил: а вот о чем я сейчас думаю? И тот, прикинь, оказывается мысли умеет читать. Сказал, что Петька хочет тачку заиметь и какую-то девчонку на ней прокатить. Мы заржали, а Петька в отрицаловку пустился: нет, не нужна мне тачка, и девчонок никаких не знаю. Но мы-то знаем, что он давно уже сохнет по Ленке – это с нашего класса, классная девчонка. А про тачку он сам мне говорил. Куплю, говорит, себе «Хюндай Сонату», и вы все ляжете от зависти. Дурак он!
– Что, этот типчик и впрямь мысли читает? – Ирина быстро перевела разговор в нужное русло.
– Кто? Петька? Да куда ему!.. Тьфу ты… Если этот с тридцать пятой квартиры, то да, так оно и есть. Потом и я попробовал. И он точно рассказал, все, что я думаю. Мы еще хотели поэкспериментировать, но тут эта бабка пришла и нас прогнала.
– Да, прикольно. А бабка эта, говоришь, не все время его пасет?
– Почти все, но иногда куда-то уходит. Говорят, у ней тут напротив дочка живет, так она часто к ней уходит. А с ним еще какой-то мужчина бывает. Говорят, его дядя. Он его откуда-то из психушки что ли забрал, а бабку нанял пасти. Сам понимаешь, псих ведь, мало и что. Но псих психом, а мысли угадывает.
– Интересный типчик! Ладно, спасибо за информацию, бывай здоров, – попрощалась Ирина и быстро ушла прочь, чтобы в одиночестве хорошенько обдумать новые сведения про Ивана Синцова.
Смятение чувств
Несколько дней Ирина Спицына жила со странным смешанным чувством радости и смятения.
Вместе с Коробковым при участии Дана и Чечеткина она в глубокой тайне готовила спецвыпуск «Северного наблюдателя». Он должен выйти одновременно с основным, гвоздем которого станет статья Игоря Гордецова с анализом возможным причин неожиданного назначения Константина Рачковского на должность вице-губернатора по вопросам безопасности.
Игорек написал ее в своем духе. Он уже выведал, что новый взлет бывшего чекиста – дело рук Беккера. И совершенно понятно, почему они с Таракановым придумали эту новую должность под совершенно конкретного человека. Все просто. Этот совершенно конкретный человек обладает большими связями в московской элите. А срок Тараканова подходит к концу. Рейтинг губернатора упал ниже плинтуса. Чтобы окончательно не утонуть, нужна хоть какая-то соломинка. И именно Рачковскому выпала честь стать соломинкой. Чтобы остаться на новой должности, он сделает все возможное, чтобы Тараканов получил новый срок. Разумеется, не в тюрьме, а на губернаторском посту.
Коробков дал Гордецову полную волю и почти не редактировал его статью. Более того, он вообще очень мало уделял внимания газете. Сотрудники еженедельника объяснили это тем, что шеф одной ногой уже в отпуске. Сразу после выпуска очередного номера Коробков отбывал то ли на Красное море, то ли на Южно-Китайское.
На самом деле все обстояло иначе.
Отбыть Коробков собирался не в теплые края, а в забытую Богом деревушку Кошуль на северо-востоке Северного края. Большая часть жителей давно уже покинула этот крохотный населенный пункт, но там остались вполне пригодные для жизни избенки. В одной такой избенке проживала девяностолетняя старуха Анна Прокопьевна Макарова, приходившаяся госпоже Катанян двоюродной бабушкой.
Люба Катанян – в девичестве Макарова – иногда посещала свою родственницу, отчасти выполняя свой долг, отчасти, чтобы провести отпуск среди природы. Происходило это либо летом, либо зимой. Осенью с приходом дождей и весной во время слякоти деревенька превращалась в своего рода обитаемый остров, доехать до которого был способен только вездеход. Нормальную асфальтированную дорогу к этому жилому участку посреди тайги местные и краевые власти строить даже не собирались.
Люба убедила своего любовника, что лучшего места, где можно укрыться от щупалец Полюстрова, не найти на всей земле. Коробков в свою очередь уговорил провести там несколько недель адвоката Чечеткина, Ирину Спицыну и своего сына Сергея.
Ирина согласилась неохотно, только после уговоров хозяйки своего убежища Любовь Михайловны Катанян, к которой она очень привязалась. Девушка была уверена, что в своем юношеском прикиде она неузнаваема, а потому неуязвима.
Отбыть к месту новой дислокации вся компания намеревалась наутро после сдачи в типографию спецвыпуска «Северного наблюдателя». В тот же день Михаил Дан собирался улететь в Москву, а оттуда в Израиль, где, как он сам утверждал, есть места, куда лапы Полюстрова не дотянутся.
Спецвыпуск должен донести всю правду о деяниях мафии во главе с Полюстровым, об убийстве депутата Лисичкина и мэра Лунина, о рейдерском захвате «Уральских бокситов» и, наконец, истину о поджоге «Атланта». Материала набиралось предостаточно. Убойный номер Коробков и Спицына творили вечерами и ночами, после того, как вся остальная часть редакции покидала свои рабочие места. Ирина приходила в облике юноши, протягивала вахтеру фальшивый пропуск на имя корреспондента Семена Петрова, поднималась на четвертый этаж и вместе с шефом работала, забыв об усталости.
Это было почти счастье. Она творила наравне с маститым мэтром, делала очень большое дело. Ореол тайны придавал работе особую значимость.
И в то же время она все больше ощущала какое-то смущение. Ей нравился этот громоздкий мужчина, но она боялась в этом признаться даже самой себе. Тем более, что этот мужчина принадлежал не ей, а Любовь Михайловне Катанян. К счастью, мэтр имел свое продолжение. Более молодое и более податливое.
Дурнопахнущее дело
Убийство мэра Лунина вогнало Беккера в ступор.
Он давно жаждал расправы над несговорчивым градоначальником, но нанять киллера, который прихлопнет его в подъезде, ему и в голову не приходило.
А в голове сидел совершенно гениальный план.
Нынешним летом Лунин за бесценок продал землю на окраине Северска местной птицефабрике. Землишка эта, если честно, хреновая и никому, кроме этой самой птицефабрики не нужная. Просто лужок, покрытый кочками и высокими травами, вонь от которого тянется на сотни метров. Рядом находиться овраг, в который птицефабрика скидывает свои отходы. А какие могут быть отходы у птицефабрики? Только куриный помет и куриная моча. Брр-р! Противно даже думать про это.
Но деньги не пахнут, особенно большие. И особенно, если земля вдруг окажется дорогой.
А сделать это нетрудно. Просим владельца птицефабрики продать эту землю своему сыну. Беккер хорошо знаком с этим молодым подающим надежды бизнесменом. И советник губернатора подскажет начинающему предпринимателю, что хорошо бы эту землицу передать под залог банку. Беккер подскажет, какому именно банку. И парень получит от этого банка кредит в миллион долларов.
Пока этот вонючий лужок таких денег, конечно, не стоит. Но Беккер уже подготовил постановление о переводе этого участка из земли сельскохозяйственного назначения в поселенческую.
Правда, не найдется такого дурака, кто бы рядом со смердящим оврагом стал строить себе жилище, но это неважно. Важно, что мэр Лунин продешевил на миллион долларов. Эти деньги могли бы поступить в городской бюджет, на них бы возвели несколько детских садов, отремонтировали дороги, учителям повысили зарплату.
Но мэр отдал землю почти что даром. Дело пахнет злоупотреблением должностными полномочиями – часть 2 статьи 286 Уголовного Кодекса Российской Федерации. Лишение свободы на срок до семи лет. И все, мэру Лунину конец.
Но градоначальник получил совсем другой финал своей биографии. Он погиб героической смертью от руки неизвестного убийцы. Гениальный план советника губернатора оказался не нужным. А сам советник проходит по уголовному делу об убийстве Андрея Лунина в качестве свидетеля.
Такой поворот Беккеру был не нужен и никак не ожидаем. Как творческому человеку, ему особенно было жаль, что вместе с градоначальником погиб и сценарий его политического, а не физического уничтожения.
Размышления чиновника, как обычно, прервала секретарша. Она сообщила, что пришел Сергей Крутилин.
Пришел совершенно некстати. Беккера меньше всего интересовало положение дел в «Северном наблюдателе». Эта вшивая газетенка, к счастью, не стала писать, что гибель Лунина очень выгодна губернатору и его администрации. И на том спасибо.
А Крутилин, конечно, опять будет напоминать про давнее обещание поставить его главредом «Северского наблюдателя». Он, безусловно, лучше справиться с этой работой, чем Анна Сучкова, но совершенно нет времени заниматься такими мелкими вопросами.
Сергей привычно робко открыл дверь, задал ненужный вопрос: «Можно?» и вошел кабинет. Беккер мгновенно изобразил из себя радушного хозяина, также привычно подвел к столу, приказал секретарше принести чай и усадил молодого журналиста, размышляя на ходу, как бы помягче ему объяснить, что в ближайшее время место главного редактора ему не светит.
– Я вот по какому вопросу пришел, Александр Михайлович, – начал Крутилин. – Я тут узнал, что Коробков в тайне от редакции готовит внеплановый номер. Ему помогает журналист «Московской газеты» Семенов. Мне удалось скачать несколько страниц, которые они уже подготовили.
Крутилин залез во внутренний кармана пиджака и вытащил оттуда несколько сложенных распечатанных листочков.
Темные глубины «Атланта»
Коробков извлек из шкафа бутылку «Хенесси», приготовленную на случай внезапного визита дорогих гостей, налил грамм пятьдесят в кружку и выпил залпом, не закусывая. Затем привычно потер двумя ладонями лицо и откинулся в своем рабочем кресле.
Все! Дело сделано и можно расслабиться. Внеплановый номер «Северного наблюдателя» полностью сверстан и отправлен в типографию. Утром подписчики получат две газеты. Одна из них расскажет об истинных причинах назначения Рачковского на должность вице-губернатора, другая сообщит всю правду об опасности ползучего переворота, который готовит кокаиновая мафия во главе с Полюстровым.
В то время, когда читатели будут отходить от шока, вызванного кошмарной сенсацией, авторы номера будут уже в пути. Михаил Дан разляжется в удобном кресле «Боинга», следующего в Шереметьево-1, чтобы после небольшой пересадки отбыть в Землю Обетованную, где плещутся теплые волны трех морей, одно из которых Мертвое. А Коробков вместе с сыном и Чечеткин в компании двух прекрасных женщин Любы Катанян и Иры Спицыной будут весело трястись в купе пассажирского поезда, следующего на самый север Северного края. В дороге они будут пить вино и коньяк, а утром следующего дня по разбитым дорогам пробираться на «Шевроле-Ниве» до деревеньки Кошуль. В такой компании им будет не скучно ни в пути, ни на маленьком плохо обустроенном островке посреди тайги.
Наверное, это будет самый лучший отпуск в его жизни, не идущий ни в какое сравнение с отдыхом в Таиланде или в испанской Коста Браво.
Сладкие мечты главного редактора прервал короткий гудок мобильника, извещавший о полученном SMS-сообщении. Чечеткин писал, что обнаружил еще одну улику и предлагал встретиться возле развалин «Атлант».
Коробков, не собиравшийся ложиться спать перед путешествием в северную Тмутаракань, решил, что было бы даже неплохо прогуляться до бывшего торгового центра. Даже если ничего интересного адвокат не сообщит, Коробков хотя бы просто в последний раз посмотрит на это полуразрушенное обгоревшее здание, занявшее центральное место в их совместном разоблачительном повествовании. Назавтра власти вознамерились снести останки поверженного «Атланта» и возвести на этом месте часовню в память о погибших на этом чудовищном пожаре.
В сырой октябрьской темноте «Атлант» выглядел немного зловеще, немного жалостливо. Обгоревший кирпич не был виден, а глазницы окон смотрели полной тьмой, казалось – за ними ад, бездна.
«Что ж, нам ли пугаться бездны?», – подумал Коробков, открывая левой рукой уцелевшую дверь. Правой рукой он достал из кармана фонарик и осветил внутреннее помещение бывшего торгового центра.
«Бездна» оказалась будничной и мирной, мало напоминающая ад – обгоревшие стены, битые оконные стекла. Коробков уже собирался выйти наружу, чтобы подождать Чечеткина у входа, но почувствовал резкий удар по правой руке, выбившей фонарик из его рук. Взгляд машинально последовал за траекторией фонарика, но в это время обе его руки оказались схваченными другими, более сильными руками.
Коробков резко дернулся, стремясь вырваться из цепких лап, и в этот момент оказался ослепленным светом другого фонарика. В общем, их оказалось трое против него одного, не владеющего приемами ни самбо, ни джиу-джитсу, ни дзюдо, ни каратэ. Двое неизвестных держали главного редактора за руки, третий шарил лучом фонаря по демисезонной куртке Коробкова. И быстро нашел то, что ему было нужно – правый карман, откуда владелец фонаря легко и даже несколько изящно извлек мобильник.
– Черт! Что вам надо? – прохрипел пленник, не очень рассчитывая на внятный ответ. Коробков еще надеялся, что отобрав мобильник, грабители оставят его в покое. Во внутреннем кармане куртки лежал бумажник с кредитной карточкой и билетом на поезд. Отдавать это неизвестным бандитам не хотелось.
Но неизвестный тип с фонариком во внутрь куртки не полез. Он осветил отобранный сотовый телефон, включил его, раздвинув створки, и принялся сосредоточенно тыкать по кнопкам. Свет от фонарика отразился на лице мерзавца, и Коробков увидел его густую черную бороду.
– Спокойно, Виктор Маркович, – с некоторым даже сочувствием произнес бородач. – Сейчас мы позовем сюда вашего друга Дана, и вам будет не так скучно.
В этот момент Коробков все понял. Этот негодяй отправил ему sms-ку с телефона Чечеткина, а сейчас собирается с его мобильника позвать сюда Мишу Дана.
Коробков никогда не умел драться. Правда, ему этого и не нужно было делать. В детстве хулиганы сами испытывали некоторое благоговение перед его крупной фигурой. И вот на шестом десятке в Коробкове проснулся драчун. Неизвестно, откуда у него взялись силы на то, чтобы вырваться из рук бандитов. Почувствовав освобождение, он тут же схватил своим руками головы мерзавцев и ударил их друг об друга. А затем резко выбил телефон из рук бородача.
– Оп-па! – воскликнул бородач и, поймав левой рукой мобильник на лету, ребром ладони правой руки резко ударил Коробкова в живот. Виктор согнулся от боли и тут же оказался скованным цепкими лапами двух других бандитов.
– Виктор Маркович, вы лучше не рыпайтесь, – добродушно посоветовал бородач. – Ваша песенка еще не спета. Может вам удастся договориться с моими заказчиками. – Бородач снова стал тыкать по кнопкам коробковского мобильника. – Прости меня, Мойша, но бизнес есть бизнес.
– Так что ж вы от меня хотите? – заорал было Коробков, но чья-то рука закрыла ему рот.
– Отведите его, – на этот раз с какой-то брезгливостью приказал бородач. – Он мне мешает.
Коробкова потащили куда-то вниз, в подвал, в полную тьму. Несколько секунд волокли по подвальному коридору, затем один из «конвоиров» умудрился, не выпуская руку главного редактора, открыть какую-то невидимую в темноте дверь. Коробкова втолкнули в еще более темное помещение, и дверь тут же за ним закрылась. А следом скрипнул засов.
Коробков принялся усиленно стучать по двери, оказавшейся железной и не поддающейся ни на какие усилия с его стороны.
– Бесполезно, Виктор, я уже пробовал, – услышал пленник знакомый голос откуда-то сзади, из глубины подвальной комнаты.
Это был адвокат Виталий Чечеткин.
Признания странного юноши
Ирина терпеливо дожидалась, когда деревенского вида пятидесятилетняя женщина выйдет из подъезда и отправиться к своим родным. Девушка не торопилась – впереди целая ночь, а выспаться можно и в поезде на пути в неведомую деревню Кошуль, полную тайн и таежной мистики.
Но ей не хотелось покидать родной Северск, не повидавшись с неуловимым мстителем, уничтожившим одним ударом грязного подлеца, пытавшегося убить ее и изнасиловать.
Приблизительно после полуночи надзирательница покинула подъезд. Изрядно озябшая к тому времени Ирина все-таки выждала еще пять минут, подошла к подъезду и набрала на домофоне цифру «35».
Она слабо верила, что кто-то откликнется. Раз этого парня держат взаперти, то его наверняка настроили так, чтобы он никому не открывал дверь. И она совершенно не представляла, что сказать, если случится чудо и Иван Синцов возьмет трубку на том конце. План был предельно примитивным и нелепым: она представляется корреспондентом «Московской газеты» Семеном Петровым. Будет задавать ему вопросы, что-то постарается узнать. Только зачем Ивану Синцову беседовать с молодым журналистом?
В общем, что тут говорить – дурацкий план. Сейчас Ирина, все еще не поменявшая своего юношеского облика, подождет пару минут и побежит куда-нибудь греться. В любую все еще работающую забегаловку или в магазин «24 часа».
Для очистки совести Ирина собралась было еще раз напоследок набрать цифру «35» как домофон неожиданно заговорил.
– Это Ирина Спицына? – раздался из динамика высокий мужской голос.
– Да, я, – оторопело ответила девушка.
– Входите.
Ирина не без труда отыскала на четвертом этаже темного подъезда тридцать пятую квартиру. Дверь была слегка приоткрыта, и она без звонка вошла во внутрь. Миновав маленький коридор, девушка оказалась в странном помещении, где мебель была расставлена в полном беспорядке – диван, шкаф, гардероб, стол и тумбочка с телевизором стояли так, как-будто их неведомая сила раскидала по пространству комнаты.
Диван был расстелен, на нем сидел в одних трусах Иван Синцов и медленно раскачивался из стороны в сторону. Перед ним на столе горел ночник, и только он освещал эту таинственную комнату.
Ирина зашла и села на стоящий перед столом стул. Молодой человек тут же очнулся, перестал раскачиваться и поднял на нее глаза.
– Я ждал вас, Ирина, – глухим голосом заговорил Иван.
– Откуда вы меня знаете?
Услышав вопрос, юноша вновь погрузился в себя, принявшись раскачиваться, но это продолжалось не более полуминуты. Ирина еще не успела сообразить, как себя вести, а Иван вновь поднял на нее свои глаза и заговорил с ней:
– Я видел вас там, в зале, на суде. И еще на фотографии в газете. «Самой первой идти впереди под градом стрел и…»
– «…и никогда не оглядываться назад», – закончил цитату из «Жаворонка» Ирина.
– Вы – Жанна Д,Арк. Вы ничего не боитесь. И вы давно хотели встретиться со мной.
– Иван, это вы убили Евгения Корноухина?
– Я.
– Почему?
– Потому что Жанна не должна умереть, пока не выполнит своего предназначения.
– И в чем же ее предназначение?
– Самой первой идти под градом стрел и никогда не оглядываться назад.
И тут Иван снова погрузился в самого себя и вновь принялся раскачиваться вправо-влево, вперед-назад.
Ирина тоже замолчала. В голове варилась какая-то каша, и она не знала, на чем сосредоточиться. То ли на собственном предназначении, то ли поговорить с юношей о его собственной безопасности. Раз уж она сумела вычислить это парня, то полиции ничего не стоит сделать тоже самое.
– Ванечка, милый, скажи, пожалуйста, как тебе удалось это сделать? – Ирина решила собственное предназначение отложить на потом, а сейчас поговорить о «неуловимом мстителе».
– О, это просто, – Иван вышел из оцепенения и сходу понял, о чем речь. – Вечером Маргарита Васильевна ушла, и я вышел на улицу. А он шел по тропинке. Было темно, и никто ничего не видел.
– И Маргарита Васильевна?
– И Маргарита Васильевна. Она уже ушла.
– А нож?
– Нож я приготовил заранее. Маргарита Васильевна не видела. И дядя не видел. Никто не видел. Жанна, ты напрасно за меня волнуешься.
Ирине польстило, что хоть один человек в мире называет ее Жанной Д,Арк. Но она не могла не волноваться за своего защитника.
– Ванюша, ты знал, что Корноухин на меня покушался? Ты знал, что Корноухин именно в тот вечер будет идти по той тропинке?
– Жанна, это нетрудно. То, что тебе предстоит, куда трудней.
– Но как, Ванечка, как?
Такого напора молодой человек не выдержал и вновь погрузился в себя. Ирина поняла, что с такими особыми людьми надо общаться как-то по-особому. Но она не знала, как именно.
Между тем, Иван Синцов через минуту очнулся и принялся докладывать очень тихим и спокойным голосом:
– Дядя оставил газету «Северный наблюдатель», а там было про тебя написано. И про Корноухина, что он тебя хотел убить. Я понял, что ему надо помешать. Мы с Маргаритой Васильевной ходили гулять, и я этого Корноухина видел несколько раз. Он часто ходил по той тропинке. Обычно вечером. В газете писали, какой он. Даже было лицо его как-то странно нарисовано…
– Фоторобот?
– Фоторобот. Не похож, конечно, глаза у него совершенно другие. Но понятно, что он – это он. Я его за день до этого видел. В магазине. Он заходил в магазин и на меня посмотрел. Я сразу понял, что завтра поздно вечером он пройдет по той тропинке. Он должен был с кем-то встретиться. И вот я…
Ирина, увлекшись рассказом Ванечки Синцова, не сразу услышала, как в коридоре открылась входная дверь. Кто-то уверенной мужской походкой проследовал до комнаты, вошел в нее и включил свет.
– Я вижу у нас гости!
В дверях комнаты стоял высокий брюнет с восточным лицом и по-идиотски улыбался. Ничего хорошего эта улыбка не предвещала.
А как же бомба?
Коробков, Дан и Чечеткин научились ориентироваться в абсолютно темном пространстве, но потеряли счет времени. Сколько часов они уже пробыли в этой жуткой подвальной комнате? Два? Три? Или четыре?
Они уже ощупали все уголки своей новоявленной тюремной камеры, обсудили все возможные варианты поведения. Но так ничего и не придумали. В конце концов устало уселись друг возле друга на пол в ожидании своей судьбы.
Когда они услышали ржавый скрежет открывающегося засова, все трое вздрогнули и подняли глаза, не ожидая от новых пришельцев ничего хорошего.
Дверь открылась, и их ослепил яркий свет сразу нескольких фонариков. Мужчины зажмурились, а потом разглядели силуэты четырех человека. Трое из них держали в одной руке пистолеты, нацеленные на несчастных узников, в другой – фонарики. Чуть впереди стоял невысокий очкарик, держа в руках непонятный предмет овальной формы. Когда он заговорил, Коробков и Дан сразу узнали голос Полюстрова.
– Друзья мои, на этот раз я принимаю вас не слишком комфортно, но вы сами в этом виноваты. Я же говорил вам, что мы никого не хотим убивать, но вы, именно вы вынуждаете идти на крайние меры. Я же просил вас, не лезьте в наши дела, а вы что сделали? Взялись рассказать про меня в следующем номере этой коробковской газетки.
Все три узника испытали некоторое облегчение – Полюстров не знает, что внеплановый номер «Северного наблюдателя» уже печатается в краевой типографии.
– Послушайте, Анатолий Иванович, а с чего это вы решили, что мы собираемся про вас писать да еще и в моей газете, – голос Коробкова дрожал, но он изо всех сил старался держаться как можно увереннее. Где-то он читал, что если на нападающего зверя посмотреть без страха, то зверь отпрянет.
– Хе-хе-хе-хе, – мелкой дрожью рассмеялся Полюстров. – Вы не поверите, Виктор Маркович, мне это Беккер рассказал. А ему донес ваш же журналист. Кажется, его зовут Сергей Крутилин. А что вы хотите? Лунин меня предал. Вы меня предали. Пришлось с Беккером связываться. А этот не предаст. Продаст, но не предаст.
«Вот черт! Всегда не доверял этому Крутилину, но никак не думал, что он стукач», – выругался про себя Коробков.
– Господин Полюстров, почему верите этому Беккеру? Врет он все, это ваш Беккер, – вступил в разговор Дан. – Ничего мы не собирались про вас рассказывать.
– Как это не собирались! А это что такое? – Полюстров засунул непонятный предмет в левую подмышку, а правой рукой залез во внутренний карман своей куртки, достал несколько сложенных вчетверо листочков, встряхнул их и показал своим узникам.
Ослепленные фонариками узники ничего не разглядели, но Полюстров продолжал:
– Как это у вас называется? Гранки? Распечатки? Верстка? Вот он номер вашей газетки. Здесь много чего про меня вы напридумывали. Я читал – нарадоваться не мог.
– Может еще можно что-то исправить? – осторожно спросил Дан.
– В верном направлении мыслишь, Мойша, – ответил высокий бородач, один из тех, что стоял с пистолетами и фонариками. Дан давно уже признал в нем своего бывшего одноклассника Алекса Перетца.
– До чего же я люблю евреев! – неожиданно воскликнул Полюстров. – Сразу видно: деловые люди. Конечно, можно исправить.
Полюстров выбросил листки с версткой на пол и взял необычный предмет в обе руки.
– Я сейчас заряжу эту машинку на двадцать минут, поставлю ее здесь в уголочке, и мы с Виктором Марковичем быстренько съездим до его редакции. Там он мне подарит жесткий диск со всеми материалами и черновики. Мы вернемся и машинку остановим. Мои ребятки вместе с Алексом останутся с вами. И если мы не вернемся, они через пятнадцать минут покинут этот славный подвальчик, а завтра при сносе этого домика обнаружат ваши кости. Всем понятно?
В голове Коробкова застучала настоящая лихорадка. Вроде все выходило неплохо. Ничего не мешало подарить этому мерзкому Полюстрову жесткий диск, поскольку газета уже печатается в типографии. Но и оставлять друзей в этой компании ему не хотелось.
– Мы за двадцать минут не успеем, – только и сумел выдавить из себя главный редактор.
– Успеем. Отсюда на машине до редакции – три минуты, а там все будет зависеть от вашей расторопности.
Коробков посмотрел на Дана и Чечеткина, ожидая, что они скажут. Но Чечеткин молчал, а Дан слегка кивнул, давая понять, что не стоит упускать шанс на спасение.
– Ребятки, время пошло, – напомнил Полюстров и для убедительности показал таймер на своей адской машинке, затем аккуратно поставил ее в угол.
Коробков приподнялся, хотя все еще колебался. Он даже сделал неуверенный шаг в сторону Полюстрова, но дальнейшие события освободили его от всяких сомнений.
Все произошло в течение нескольких секунд. Дверь распахнулась, и в подвальную комнату пробился свет еще двух фонариков. Показались две очень знакомые фигуры. Никто толком не успел их опознать, как раздались выстрелы. Стрелял один из прибывших и явно по Полюстрову и его банде. Коробков успел заметить, что Полюстров каким-то чудом увернулся, и пуля просвистела под ухом Виктора. И тут же раздался голос его сына Сергея: «Папа, прости!»
Одна из пуль попала в гиганта Перетца и того понесло куда-то вперед, он ударился об стену, уронив фонарик и пистолет. Оружие оказалось рядом с Даном, чем тот не преминул воспользоваться, схватил его и начал прикидывать, куда бы его направить. Другая пуля угодила одному из стоявших рядом верзил, он нелепо подпрыгнул, как бы танцуя, бросил фонарик и пистолет и схватился за спину. Но затем опомнился и выбил оружие из рук стрелявшего. Правда, стрелявший успел сделать четвертый выстрел, попав во второго бандита, что поменьше ростом. Тот заорал, принялся грязно материться и хотел было выскочить из комнаты, но его настигла пуля, выпущенная Даном.
Второй бандит упал, а его товарищ принялся выламывать руку стрелявшего. В это миг Коробков понял, что стрелял не кто иной, как его сын Сергей. И кинулся ему на помощь. Но лучше бы он этого не делал, поскольку только помешал другому пришедшему, который перехватил руку верзилы, перебросил его через бедро, попутно сбив с ног и Коробкова.
Падая, Виктор сообразил, что с его сыном в этот темный подвал ворвалась Ирина Спицына. И на какой-то момент она овладела инициативой: двое бандитов были повержены, Полюстров забился в угол. Но она не заметила, как очухавшийся Перетц отскочил от стены и сильно ударил ее кулаком.
Куда отлетела Ирина, можно было только догадываться, поскольку фонарик она уронила, и в подвальной комнате наступила полная тьма. А вслед за ней и тишина. Дверь закрылась, и все оказались пленниками зловещей темноты. Полюстров, Перетц и даже израненные бандиты сообразили, что у Дана есть пистолет, и он может выстрелить, если те выдадут себя стоном или каким-то другим звуком.
Но Дан не торопился стрелять. Он не был уверен, что бандиты полностью разоружены. И его сомнения быстро подтвердились. Откуда-то из-за угла раздался выстрел. Вспышка на мгновение осветила лицо стрелявшего Полюстрова. Он метил в сторону Дана, но тот, как его учили в школе гражданского антитеррора, успел сдвинуться с опасного места. Только стрелять в ответ не решился – боялся попасть в своих.
И снова воцарилась тишина.
Чечеткин, понимая, что пришел его черед действовать, осторожно положил свою руку на руку сидевшего рядом Дана, давая понять, что он сейчас кое-что предпримет. А предпринял он первое, что пришло в голову. Слегка приподнявшись, он уверенным прокурорским голосом произнес: «Господин Полюстров!». И тут же со стороны этого господина раздался выстрел, только Чечеткин успел присесть и ощутить на своих волосах пыль штукатурки, осыпавшуюся после попадания в стену пыли.
Дан мгновенно разгадал замысел Чечеткина и выстрелил в сторону Полюстрова. И, видимо, попал, потому что тот заорал еще громче раненного бандита. Дан, успевший немного привыкнуть к темноте, заметил, как в сторону Полюстрова кинулся Перетц, и снова выстрелил. Гигант заорал на пару со своим заказчиком.
Коробков подскочил к двери, расположение которой у него сохранилось в памяти, открыл ее и быстро скомандовал: «Ребята выходим!» В коридоре было не так темно – свет ночного города пробивался через подвальные окна.
Первым выполнил его команду один из бандитов – тот, что был не так сильно ранен. Он тут же оказался у дверей, но Коробкова уже охватило бешенство, и главред силой оттолкнул его, выругавшись от души:
– Куда прешь, морда!
От неожиданности «морда» упала прямо на руки Чечеткина и Дана. Михаил не стал тратить патроны, а только ударил бандюгу по голове рукояткой пистолета.
Последними темную комнату покинули Сергей и Ирина. Коробков-младший вел девушку за руку, свободной рукой она потирала ушиб на голове.
– Уходим, пока эта дурацкая бомба не взорвалась, – вновь скомандовал главред, закрывая дверь на засов.
Сергей и Ирина не поняли, о какой бомбе идет речь, но бросились бежать вместе со всей компанией.
Компания, спотыкаясь в темноте о ступени, все же сумела быстро подняться наверх и покинуть руины злополучного «Атланта». Забыв про правила дорожного движения, бывшие пленники и их освободители пересекли проезжую часть и остановились возле магазина «Мелодия», чтобы отдышаться.
– Виктор Маркович, о какой бомбе вы говорили? – Ирина Спицына сумела быстро отладить свое дыхание, и ее беспокоила только шишка на голове.
Коробков тяжело дышал, а потому ответить не смог. За него это сделал Дан.
– Завтра при сносе этого домика обнаружат их кости, – передразнил Полюстрова Михаил. – Подорвутся голубчики на собственной мине.
– Как юрист могу заверить, что мы не вышли за пределы необходимой самообороны, – ответственно, хотя и не без иронии, заявил Чечеткин.
И тут Дана охватил безудержный смех, который моментально передался Чечеткину и Коробкову. А за ними засмеялись и Сергей с Ириной. Вся компания ржала так громко и весело, что их бы обязательно задержали и отвезли в дежурную часть полиции, если бы мимо проезжала хоть одна полицейская буханка. Но полиция в это время, видимо, спала и видела сладкие предутренние сны.
Когда приступ смеха пошел на спад, Коробков, стараясь быть серьезным, спросил своего сына:
– Сереженька, ты как здесь оказался?
Явление Ирины почему-то у Коробкова не вызвало вопросов, но она ответила за Коробкова-младшего:
– Виктор Маркович, это я его привела. Одной мне было страшно.
– А стреляли вы, молодой человек, из «Макарыча», травматического пистолета, который я одолжил Ирине Анатольевна? – поинтересовался Чечеткин.
– А я одолжила ему, что развязать себе руки, – опять ответила за Сергея Ирина. – Мне руками как-то больше нравится работать.
– Но я неплохо стрелял, в универском тире попадал в десяточку, – все-таки вымолвил Коробков-младший.
– Ирина Анатольевна, а вы-то как узнали, что мы в этом чертовом подвале? – продолжил юрист.
– Мне это некто Галимов сообщил.
– Сам?
– Сам. После того, как я его наградила Рё-Тэ-Дзимэ. Это такой миленький приемчик с удушением. В спортивном дзюдо запрещен.
– Адрес и телефон моего сына вам тоже Галимов назвал? – вмешался старший из Коробковых.
– Понимаешь, папа, я с Катей развожусь…, – начал было Сергей, но Ирина не дала ему возможности договорить.
– Виктор Маркович, мы встретились в вашей редакции, он к вам приходил, но вас не было. Потом еще встречались. На даче Любови Михайловны. Ну, скучно мне было одной, что поделаешь!
Начавшиеся внутрисемейные разборки прервал Дан. Он посмотрел на часы и задумчиво произнес:
– Что-то бомба не взрывается. Вроде пора уже. Или не сработала?
– Полюстров мог ее отключить, если живой, – предположил Чечеткин.
– А может никакой бомбы и не было. Один муляж. И бомба вовсе не взорвется, – выдвинул версию Дан.
Чечеткин одолжил у Сергея мобильный телефон и, отойдя немного в сторону, принялся названивать в полицию. А Коробков взглянул на часы и уверенно заявил:
– Не волнуйтесь, бомба взорвется. Бомба должна непременно взорваться. Если не сию минуту, то часа через три.
Все удивленно посмотрели на главреда, даже Чечеткин сбросил набираемый номер. А Коробков невозмутимо продолжал:
– Она взорвется, когда в киоски и подписчикам поступит внеочередной номер «Северного наблюдателя». И люди узнают правду о тех, кто сейчас, живой или мертвый, торчит в том подвале вместе со своей адской машинкой.
Вся компания улыбнулась и двинулась по направлению к редакции. А куда еще им было идти в этот час?..