На круги своя

Она медленно перешагнула через  низенький порожек.  На привычном месте сбоку от двери нащупала кнопку выключателя, и  неяркий свет залил самую большую комнату её детства и юности  — з`алу.
Широкие крашеные половицы. Угловые напольные часы с тускло поблескивающим  неподвижным маятником.  На стене  между окон  -  старинное зеркало, закрытое белым полотном.  Вокруг круглого стола под вязаной скатертью, как положено,  шесть венских стульев.
И сразу вспыхнуло первое в жизни яркое воспоминание: она, кроха,   сидит напротив зеркала. Корчит сама себе рожицы и  гладит  закруглённые изгибы, образующие симпатичные дырки  в спинке стула.  Решает  проверить, уберется ли в  дырку  голова. С трудом получается.  Но вылезать назад голова никак не хочет - даже с помощью взрослых. Её  сначала жалеют.  Потом шлепают. Снова жалеют...
       Стулья по-прежнему  сторожат вязаные виноградные  гроздья  —  зеленые на белом, точнее,  уже на кремовом. На спинке одного  -  отчетливый след распила, закрашенный коричневым лаком.
Странно.  Прошло тридцать лет. Почти одновременно  ушли отец с мамой.  Теперь  нет  и крестной. А здесь всё, как было.
Темные лики образов в красном углу. Кровать с блестящими круглыми шишечками и горкой  пышных  подушек. Этажерка  со старинными  книгами в  массивных переплетах и томиками Пушкина,  Гончарова,  Лескова, Андерсена.
               
Работая после института переводчицей, она встретила Олвена.  Вышла  замуж  и  навсегда уехала в тихий европейский городок. Чуть позже забрала к себе родителей. В доме осталась одинокая дальняя родственница - её крестная мать.
Факт  тайного  крещения  в семье не афишировали, и при посторонних она называла крестную няней, иногда по малолетству путаясь.   
Но отец c малых лет наказывал:
- Ты, дочка,  крёстную мать почитай. Она за тебя перед Богом отвечает. От соблазнов и искушений защитит, всегда разумным советом поможет.

Крестная же  свою  "вн`уку" вынянчила, вырастила и любила без памяти. А она, бессовестная,  так и не выбралась к ней за долгие годы.  Только посылала письма да деньги.  Вот и попрощаться  тоже не успела.
С черно-белой фотографии  с легкой укоризной и мудрой печалью  смотрит   старая женщина. Морщинистое худое лицо.   Закрытый темным платком лоб. Плотно сжатые губы.
На столе белеет клетчатый листок из  школьной тетрадки - последнее  письмо крестной:
   " - Здравствуй, дорогая внука!
У меня всё хорошо. Слышать только хуже стала да ноги побаливают. Но соседка, как ты  и наказывала,  за мной приглядывает. Зажилась, видать,  на этом  свете. И поговорить-то по-хорошему  не с кем.
Я попросить тебя, милая,  хочу. Ты  крестильный крестик-то носи. Он под образами лежит. Не забудь, как приедешь.  А то переживаю я   за тебя.   
Да и дом не продавай. Гнездо ведь.  Хватит по свету мыкаться.  Воротилась бы со своим Олвеном на старости лет.  Неплохой,  как ты пишешь,  человек.  Жалеет тебя. 
Денег не шли. Самой пригодятся, а у меня всё есть.
Ну,  храни тебя  Господь и Заступница  Божия Матерь,  внука моя любимая."

Она подошла к полочке в красном углу, пошарила возле икон и достала потемневший серебряный крестик.  Он приятно холодил пальцы  и пах крестной и родным домом.               
               
                ***

Утро окутывало ранневесенней сероватой  мглой. Слегка подсевший снег удивлял  деревенской нетронутостью и белизной.  Она осторожно пробиралась по  заледеневшей тропинке  к проложенному в давние времена   проулочку.  Извилистому и узкому,  как раз в    ширину лошадиной упряжки. По обеим сторонам проулка -  заборы. Не низкие   и реденькие, как раньше,  а   современные - сплошные и  высоченные.  Некоторые  с колючей проволокой поверху. 
Еще поворот. И вот она -  Большая   Дорога  детства и юности — самая лучшая  на Земле!  Но что это? 
  Она замедлила шаг, разочарованная неожиданной скучно  асфальтовой  чернотой:
-  Ах, как  жаль!

Та,её Дорога, выложенная серовато-бурыми  гладкими булыжниками,  походила  на  сказочную мозаику.  Идти  по ней  всегда было  весело. Носок и пятка  попеременно  поднимались и  опускались на покатостях и подъемах, словно танцуя: 
- Раз-два-три, раз-два-три.
При спешке   ноги сбивались  с такта  и запутывались. Тогда шагающий  смешно спотыкался, нелепо махая руками.
Она  дружила с Дорогой  и   обиделась на неё лишь однажды, когда  в узких щелях между камнями  ободрала свои первые  в жизни выпускные каблуки.
 
Дорога  появилась    в   шестнадцатом веке,  была вымощена в начале девятнадцатого   и всегда уважительно именовалась Большая. Так называлась и  поднимающаяся вверх вместе с ней  главная сельская улица. По одной   её стороне   добротным рядом стояли  дома зажиточных сельчан.  По другой - с видом на  Волгу -    парк с господским домом и прудом,  торговые лавки с разными товарами,  школа,  и в конце улицы -   на   холме,  поближе к Богу   -  приходской храм  Казанской иконы Божией Матери.

Большевики,  не  мудрствуя лукаво, ознаменовали переход к новой жизни  не созиданием, а   разрушениями и   переназваниями. Правда, по неизвестной причине  не решились присвоить главной  улице  имя  вождя  мирового пролетариата:  из  Большой Дороги  она стала  Большой школьной. Ленинской же назвали   соседнюю -  бывшую Кузнечную.
Лавки, ставшие магазинами, двухэтажную школу, где училась, и старинные особнячки,  занятые  разными сельскими учреждениями, она   застала. А  вот на месте  церкви помнила     только огромный  каменный  сарай с полуразрушенной колокольней и без куполов. Трехъярусные  овальные окна,  забитые серой  фанерой.  Ржавый замок на высоких двустворчатых  дверях.
Крестная  всегда крестилась на церковь и  молилась шепотом. Но её не учила. Приговаривала только:
- Храни тебя  Господь,  милая!   И  родителей твоих, хоть и  партейные...

        Отсюда, с самого высокого и красивого места  села,   открывались бескрайние просторы  заливных лугов    и широкая лента реки.  Различались даже   мелкие букашки  белых пароходов  и темных  барж. Здесь она  услышала  грустный рассказ крестной:
- Церковь  нашу, внука,  всем миром  строили сразу после войны с Наполеоном.  С каждого двора  жертвовали. Кто деньги нес или  продукты,  кто работать приходил. Получился  храм  богатый и красивый.  Белокаменный, пятиглавый, с золочеными крестами и маковками куполов. На высокой колокольне установили  медные колокола.  Звон  их на самой Волге слышался.
Любили люди  свой храм.  Почитали. Службы шли каждый день. И обряды церковные народ свято исполнял. Без Божьего благословения ни одно благое дело  не начиналось. При церквах и детки учились.  В то время по вере православной  жили. И по совести.
Беда пришла в тридцать втором году, кажется.  Пришла бумага из города, что храм надобно закрыть.
 
С утра, почитай,  всё село    на площади собралось. Меня, маленькую, бабка с собой взяла. Я всё до капельки запомнила.
Все стояли молча.  Мужики шапки сняли. Женщины беззвучно плакали. Сначала пасхальный звон прозвенел. Потом погребальный.  Пали мы  на колени, рыдая. Прощались со святыней.
Церковную утварь  начальники стали в узлы связывать, а иконы разрешили забрать.  И бабка  одну   с молитвой рушником обернула. 
Приезжие мужики полезли  спиливать кресты,  снимать колокола. Люди не расходились. Уже к вечеру  погрузили всё на телеги, повезли. Толпа  за ними бросилась. Да куда там!?

Несколько партейных  остались колокольню разбирать. Только не закончили.**
 
        Послышался из церкви женский плач  жалобный. Негромкий, вроде,  но все на площади слышали. Стенала и молилась в порушенном храме сама  Божия Матерь. Разбежались от страха ироды.  И взорвать храм потом побоялись.

Вскоре открыли здесь очаг культуры,  или как теперь его? Клуб.  Молодых  агитировали туда записываться.  Но  мало нашлось охотников в святом месте баловать.
А Божия Матерь храм не бросала. Многие видели, как  посреди белого дня  в лучистом золотом сиянии спускалась  она с Младенцем. От самого купола плыла по воздуху. Постоит молча, посмотрит,  и из  печальных очей  Её польются слезы.  А на плечи Ей голуби белые садятся и воркуют ласково.  Осенит Она себя с Младенцем крестом и  растает.
Тут уж и новая  городская директорша   уехала  от греха. А клуб открыли, где и положено быть бесовской забаве —  в бывшем кабаке, что в овраге. Там прежде и номера для приезжих были. Гулял народ, пил да баламутился.
Нехорошее место,  и вам с родителями не дело бы туда ходить.  Хотя, что тут скажешь?  Охоньки. Ведь   идти - то теперь некуда.
 
                ***

Большая школьная улица и для  нее    была главной.
Летом  в парке  блестящие трубы, огромные  и поменьше, выдували музыку.   Под  чуть хрипящие звуки вальса кружились на танцплощадке  родители. А через несколько лет и она, холодея от напряжения,  ждала   здесь приглашения на танец.  Только звучали уже новомодные электрогитары, и  солист Коля  грустно  выводил:
- Там, где клен шумит
  Над речной волной …
 
Зимой на пруду заливали каток. За полной невозможностью иметь "снегурки"  она    бегала  на братовых  коньках, что были  велики на три размера. Приходилось покрепче затягивать шнурки и обувать двое толстых шерстяных носков.
Под кронами  старых парковых лип   состоялось её первое свидание, и милый  робкий мальчик    пригласил   в кино. Стесняясь идти рядом,  они   шли друг за другом  под пристальными взглядами сидящих на лавочках  старушек.  И в темном зале он несмело взял её за руку.

Сельский клуб, слегка  приземистый,  словно присевший   под горкой между остальными домами,    гостеприимно приглашал к себе всех желающих. И кажется, никто не вспоминал о его прошлой дурной славе. Мама  пела  в клубном хоре, отец играл на гитаре.  Она  из разных кружков выбрала  театральный. И до окончания школы вела все праздничные концерты самодеятельности. А  ещё читала стихи.

Все было будто вчера. Запах слабой бархатной пыли. Шарканье шагов в зале.  Она за кулисой - в белой  блузке  и черной юбке в крупную складку. Занавес не спеша разъезжается. Она выходит в освещенный центр сцены. Останавливается, на миг испугавшись темной людской массы. Встряхивает белоснежными бабочками бантов. И звонкий голос без всякого микрофона разносится по всему залу.

Крестная  в клуб сначала — ни ногой.  Но, наслушавшись похвал в адрес внуки, однажды   пришла на концерт со своими «товарками».  Села  впереди  и   замерла  в ожидании. 
Она читала   стихотворение о  девочке Вале, которая  отказывается  перед смертью надеть крестик,  заменив его пионерским салютом.
Чуть не плача от жалости и любви к юной   героине, выговаривала в тишине:
- Тихо подымается,
Призрачно-легка,
Над больничной койкой
Детская рука.

"Я всегда готова!" —
Слышится окрест.
На плетеный коврик
Упадает крест.

Выдохнула. И вдруг  услышала     гневный   вскрик  крестной. Ничего не поняла - смешалась. После паузы заканчивала поспешно, уже без торжественного пафоса:

-Возникай содружество
Ворона с бойцом,—
Укрепляйся мужество
Сталью и свинцом.

Чтоб земля суровая
Кровью истекла,
Чтобы юность новая
Из костей взошла. ***


Вечером  крестная потребовала принести  книжку со стихотворением.
И усевшись    возле настольной лампы со звенящими стеклянными сосульками, долго  водила пальцем по тексту, читая  громким шепотом. А после горестно вопрошала,  глядя на виновницу сквозь толстые  стекла  роговых  очков:
- Да мыслимо ли  такое  читать, милая? Как это? Крест бросить?  Ты ведь уже разумная девица.  Крест  Господен  нас хранит.  Зачем же грех прославлять?
А Ворон - то и сталь со свинцом — ведь это убийство. Как же можно желать, чтоб земля родная кровью истекала? И что доброго на костях поднимется?
Страшно это! Девица — будущая женщина. Мать.  Должна милосердной быть и кроткой. А не к погибели призывать.
Ты, внука,  думай впредь, как слова твои отзовутся. И стихи эти мерзкие  больше  не читай. Не обижай Господа. Это мой тебе наказ. А я за тебя помолюсь. И у Божией Матери  - Заступницы нашей  прощения выпрошу.

     Она очень  испугалась  свершения непонятного тогда злодейства. Крестная тоже никак не могла успокоиться  и  всё  повторяла:
- Эх, глупые вы, несчастные! Растете без опоры. Словно трава в поле. Неужели   не будет  Русь жить по вере и совести? Не встанет снова на холме наш храм? Не запоют колокола? 
                ***

Она  заметила,  что идет мимо  клуба:
   - День  выходной.  Конечно,  там  кто-то есть. Зайду.

Здание  казалось еще неказистее и  приземистее.  Раньше  оно было ярко-голубым и приветливым. Сейчас темная краска на голых стенах  облезла. Ступеньки, спускавшиеся с дороги,  частью обрушились. Дверь была заперта.
В пыльном окне висело короткое объявление:
- Аренда. И номер телефона.
               
...Она  снова шла по  черной  дороге.  Радость свидания с прошлым  как-то пропала. Было зябко. Ботики проваливались  в притаившиеся дорожные рытвины, залитые водой. От проезжающих машин летели грязные  брызги. Прохожие   с явным осуждением смотрели  на её модную шляпку и светлый пуховичок.
Она  решила упрямо:
- Всё равно дойду  до холма и   посмотрю на Волгу.
И зашагала вверх по улице.

Вдруг послышался какой-то незнакомый звук. Сначала робкий, он постепенно крепчал, набирая силу и заполняя пространство  тягучими ударами.
Земля, и  воздух закачались,  загудели  мощными  звонами:
- Бо-о-о-о-м!  Бо-о-о-о-м!  Бо-о-о-о-м!

Она подняла голову и обомлела.
На высоком холме,  поближе к Богу   -  под лучами внезапного солнца  лебедушкой парила пятиглавая белокаменная церковь с упирающейся в небо стройной колокольней. Золотом блестели колокола,  кресты и главный купол.  Сияли звезды на четырех голубых луковках остальных.  Белые голуби празднично кружили в яркой небесной синеве.
Площадь перед храмом была уставлена машинами. По ступеням поднимались  люди.    

А над Большой дорогой, самой лучшей Дорогой её жизни, над бескрайними просторами ещё снежных лугов к самой  Волге плыли,  смеясь и плача, радуя и печаля,  переливчатые   колокольные звоны...


 

* Всё возвращается на круги своя
Первоисточник — Библия. В Ветхом Завете (Книга Екклесиаста, или Проповедника, гл. 1, ст. 6) говорится о ветре, для которого это круговое, спиралевидное движение и характерно: «Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои» (рус. пер.).
(Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений )

** История приходского  храма  Казанской иконы Божией Матери
  http://xn----7sbemcyerkaox3l.xn--p1ai/history.html

*** Эдуард Багрицкий «Смерть пионерки.»



Картинка из интернета.