Райнер Мария Рильке
Название стихотворения я придумала сама для удобства поиска. В оригинале у него нет названия. Это сорок пятое стихотворение из раздела «Книга о монашеской жизни» сборника «Часослов». Честно, мне образ понятен не до конца. Прежде всего, написано, что у колеса много темных осей. Насколько я понимаю, у колеса ось бывает только одна, и тут подразумеваются спицы. На всякий случай я дала оба варианта. Далее, не совсем понятно, где автор может стоять у вращающегося колеса? Если он стоит сбоку, то не видит вращения и тем более спиц. Если он стоит спереди или сзади, то расстояние до спиц не меняется. Получается, что автор идет по вращающемуся колесу. Не совсем понятно, как могут расти послушные автору труды или творения. Я добавила к трудам мечту, которой в оригинале нет, ибо мечта как-то может расти. Также утверждается, что Бог ходит тише всех, кто может ходить по тихим домам. Я расшифровала это «все» как «люди и звери». На мой взгляд, Бог не может ходить тише привидений и призраков, поскольку сам в каком-то смысле имеет форму призрака, а наличие домового подразумевает наличие многих божеств. Бог представляется автору как Rehe, что дословно переводится как "косуля", "серна" или "лань".
ТЕНЬ БОГА НА ВЕЩАХ
По дому тихо бродишь: двери
Закроются бесшумно сами.
Так тихо люди или звери
Ходить не могут вечерами.
А если кто к тебе привык,
Не оторвет очей от книг:
В твоей тени поголубеют
Картинки там – и хорошеют.
Все вещи явно норовят
Подстроиться к тебе под лад.
Когда тебя воображаю
В уме, дробится облик твой:
Идешь как лань, свет излучая,
Я ж – лес дремучий и глухой.
Ты – колесо, а я на нем;
Из темных спиц* одна притом
Других потяжелей - и та
Ко мне стремится отчего-то.
Растет мой труд, а с ним – мечта,
От поворота к повороту.
* Если считать, что Achsen – это все-таки оси, то эту строку можно заменить на:
Из всех осей одна притом
Du kommst und gehst. Die Tueren fallen
viel sanfter zu, fast ohne Wehn.
Du bist der Leiseste von Allen,
die durch die leisen H;user gehn.
Man kann sich so an dich gewoehnen,
da; man nicht aus dem Buche schaut,
wenn seine Bilder sich verschoenen,
von deinem Schatten ueberblaut;
weil dich die Dinge immer toenen,
nur einmal leis und einmal laut.
Oft wenn ich dich in Sinnen sehe,
verteilt sich deine Allgestalt:
du gehst wie lauter lichte Rehe
und ich bin dunkel und bin Wald.
Du bist ein Rad, an dem ich stehe:
von deinen vielen dunklen Achsen
wird immer wieder eine schwer
und dreht sich naeher zu mir her,
und meine willigen Werke wachsen
von Wiederkehr zu Wiederkehr.
Rainer Marua Rilke
Подстрочник:
Ты приходишь и идешь, двери закрываются,
намного тише/ мягче, почти без печали.
Ты тишайший из всех,
Кто проходит через тихие дома.
Можно к тебе так привыкнуть,
Что от книги невозможно оторвать глаз,
когда картинки украшаются,
покрываясь сверху твоей голубой тенью
Поскольку вещи всегда тебя подкрашивают,
Иногда тихо, иногда громко..
Часто, когда я воображаю тебя в уме,
Твой всеобъемлющий лик рассредоточивается.
Ты идешь как громкая светлая косуля,
А я темен, и я лес.
Ты колесо, на котором я стою.
Из твоих многих темных осей
всегда снова одна тяжела
И вращается все ближе ко мне.
И мои произведения послушно растут
От возвращения к возвращению
***
Ниже переводы для сравнения, которые мне удалось найти в Интернете. В оригинале не упоминаются «чудный лик Бога», шепот, прибой, «вселенский шаг», томленье, ночи и колени.
Перевод Прокопьева:
Ты входишь и выходишь... Глухо,
бесшумно затворилась дверь.
Ты - тише призрака и духа,
что ходят по домам теперь.
Так можно свыкнуться с Тобою,
что не подымешь глаз от книг,
где странной тенью голубою
вновь занялся Твой чудный Лик.
Но шепоту, и вслед - прибою
дано дышать Тобой на миг.
Так часто в мыслимом виденье
дробится Твой вселенский шаг:
оленей промельк Ты в томленье,
а я - тот лес, где только мрак.
Ты - колесо, а я - стремленье:
темно вращенье средоточий,
но - медленней всех спиц - одна
вдруг моего достигнет дна,
и возрастает ночь от ночи
моих творений глубина.
***
Перевод Петрова:
Придешь, и двери неторопко
откроются твоим стопам.
Ты тише тех, кто ходит робко
по притаившимся домам.
И можно так с Тобой сродниться,
что и не видно книги той,
где украшается страница
Твоею сенью голубой.
Тебя ведь каждая вещица
вещает мне на голос свой.
Но часто в час моих стремлений
всеобраз Твой дробится так,
что Ты — как светлый бег олений,
а я — тот бор, где бродит мрак.
Ты колесо, где я, колени
склоня, стою, и, как со ската,
за спицей спица в ход пошла —
все ближе мне и тяжела.
А от возврата до возврата
растут моей души дела.
***
Перевод на английский язык Susan Ranson
You come and go. The doors close
softly, almost without an air.
Of everyone, you walf gentlest
though the quiet of the house.
Accusoming themselves to you
our eyes barely lift from the book
as the pictures on the page flicker
blue in your shadow, lovelier.
For all things tint you, tone your look
softer or louder.
In the mind’s eye often I see
your ubiquity slipping part from part
as you pass across, light like deer,
and I only woodland and the dark.
I stand beside you, you the wheel:
often your axes darkly veer,
and one takes on a strong steer,
turning towards me, near, so near.
My work willingly augments
from your recurrence to recurrence.