Титан

Прусов Николай Сергеевич
                Титан.
                I
    О «Титанше» я уже рассказал. Теперь расскажу о "Титане"...
    Мои любимые дед с бабкой. Павловы. Семен Васильевич и Тамара Дмитриевна. Родители моей матери. Эти люди сформировали меня как личность. Этим людям я обязан ... всем.
    Мне вообще никакие чудеса, подтверждающие Евангелие, не нужны. Я просто вспоминаю покойного деда и тем укрепляю свою Веру...
    О! Вы не знаете, что такое пуританское воспитание! Оно покрепче спартанского будет. Куда доброму дедушке Ликургу до наших крепких стариков-сектантов, с хитрым, чисто мужицким, крестьянским, прищуром глаз и просто дико-суровой волей? Волей, заставляющей забывать о болезнях и боли, если надо работать. Волей, заставляющей говорить "нет"  самому могущественному государству в мире, оставаясь Христианами наперекор требованиям этого самого государства.  Волей, заставляющей петь "но мы будем слушать Бога больше, нежели людей", в то время, когда все вокруг коммунизм строят.
    Вы не знаете, а я знаю. Я знаю, почему Дрейк открыл-таки свой пролив. Я знаю, почему погибла Великая Испанская Армада, растерзанная кучкой храбрецов на утлых суденышках. Я знаю, почему сегодня весь мир говорит именно на английском. Потому что это язык протестантов!
    Любите ли вы шашки, как люблю их я? Вряд ли. Мне они напоминают то время, когда вечерами я играл в шашки с дедом, который … никогда не давал мне фору! Ни в чем! С самого моего младенчества дед вел со мною игру, без каких бы то ни было поблажек, как для себя, так и для меня. На равных. Знаете, как это называется? Это называется ... демократия!
    Прочие взрослые, даже бабушка, с одной стороны, относились ко мне снисходительно, а с другой стороны часто говорили: «тебе этого нельзя, потому что ты еще маленький»...
    Дед мой, ветеран Великой Отечественной Войны, инвалид фронта, лучший столяр-краснодеревщик во всем Ташкенте, убежденный «трудоголик», работавший до самой своей смерти в своей столярной мастерской, умудрявшийся до самой своей смерти помогать своим многочисленным детям и внукам, один из уважаемых дьяконов самой большой общины Христиан Веры Евангельской - пятидесятников Средней Азии,  так ни разу мне не сказал. Я был для него взрослым, равным ему человеком. Лет с пяти.
    И голословных утверждений у него никогда не было. Все требования ко мне он подкреплял цитатами из Священного Писания. Все детство я гордился тем, что, как и дед, выполняю все заповеди Господни. Ну и что, что ряд заповедей я просто не мог нарушить по чисто физиологическим причинам? Ну и что? Мы с дедом на равных шли тернистым путем «джонбуньяновского» Пилигрима. И для меня это было настоящее детское счастье.
    Моя мама плакала, но сделать ничего не могла. Колька будет алкашом. Или сектантом. Третьего не было дано. И Колька стал сектантом. Это моя суть.
               II
    Однажды на улице случайно соседские мальчишки спросили меня: а ты сам-то верующий? Мне было лет шесть. Я стушевался и не нашел, что ответить. Стремглав я побежал домой и нашел деда в его столярной мастерской, где он проводил большую часть дня, делая очередным "узбекам" очередные двери, окна, столы и шифоньеры, слушая очередные запрещенные в СССР проповеди евангельских миссионеров из-за рубежа на своем стареньком радиоприемнике. Я спросил деда: а я верующий? Дед как будто даже расстроился. «Решай сам... Горе, мне, горе! Неужели я воспитываю ... очередного безбожника!?», — сказал он мне. Я сразу понял, как я его обидел и с тех пор уже никогда в жизни нигде не отказывался от Христа и Евангелия.
    Боялся ли я деда? Да, боялся. Но я боялся не телесного наказания. Уж лучше б он меня порол, как сидорову козу, честное слово. Он мог просто глянуть с такой укоризной, что взгляд этот для меня был страшнее любой порки. Всю жизнь я боялся его расстроить.
    А как могло быть иначе? Живой библейский персонаж, один из числа ветхозаветных праведников, возил меня на своем Запорожце, мыл меня в бане, стриг мне волосы, делал мне игрушечную мебель, покупал мне живых утят и кроликов. Как в советской школе признаться в том, что веришь в Бога? Точно также как и дед признавался в этом, говоря со всеми: врачами в больнице, милиционерами на дороге, соседями, случайными прохожими на базаре. Видимо, в советское время его не посадили за религиозную пропаганду потому только, что он был инвалидом Великой Отечественной Войны. Хотели посадить ... но не могли. Как посадить за убеждения человека, который всю жизнь, с 19 лет, сначала на костылях, а затем с палочкой из-за ранения, которое получил, защищая нашу Родину?
    Он часто заводил с людьми разговор издалека. В конечном итоге все разговоры сводились ко Христу и Евангелию.
    Сын своего времени, он боялся читать светскую литературу. Советская власть внушила гражданам страны, что вся мировая литература – антихристианская. Я сегодня знаю, что это не так. Дед мой об этом не знал. Потому в светской литературе он видел зло изначально.
    Он прочел только несколько романов в жизни и так полюбил Карлоса из «Белого Вождя», что … от чтения Майн Рида и прочей классической литературы вообще отказался как от великого соблазна. Увы!
                III
    Под конец жизни дети разъехались. В Ташкенте остались дед с бабкой вдвоем. Дед не хотел оставлять свой дом, настолько у него дома все было за много десятков лет продуманно, настолько дом был уютным и комфортным, настолько дом соответствовал своему хозяину.
    Когда уехавшие дети намекали на переезд, дед начитал нервничать: «Я должен жить в Ташкенте, потому что на Ташкент мне указал сам Господь!».
    Часто дед ходил на близлежащий рынок, находил какого-нибудь Русского алкаша-бродягу, приводил к себе. Кормил, поил, мыл в бане, оставлял у себя ночевать. Предлагал жить все время. Ни один не согласился. Все терпели 2-3 дня. А потом убегали. Частые чтения Библии и Джон Буньяна, разного рода богословов, вся эта неестественная для них чистота и благостность, заставляли их убегать.
    Дед мог одни гимны петь часами, аккомпанируя себе на баяне или аккордеоне, мог молиться и читать Библию, реально забывая о времени. Ну какой нормальный человек такое выдержит?
    Жалел ли он о чем под конец жизни? Да, жалел. Очень жалел о том, что не смог еще больше послужить Господу, чем послужил. Но я уверен: у Господа таких слуг как мой покойный дед – единицы.
    Я мало, очень мало о нем рассказал. Я могу рассказывать о нем часами. Если я напишу когда-нибудь мемуары, третья часть будет просвещена моему детству. А значит – моему деду.
    Да, я хочу снова иметь семью. И не потому, что мне уж очень нужна женщина. Просто я очень, очень хочу стать для одного маленького засранца тем же, кем был для меня мой покойный дед.
p.s.
    С годами приходит осознание того, что быть "Иванушкой, который родства своего не помнит" … просто страшно. Слава Господу, я не "Иванушка, не помнящий своего родства". Я знаю имя одного из моих прапрадедов. Его звали Константином.
    Я знаю, что одного моего прадеда, отца моего деда, Павлова Семена Васильевича, звали Павлов Василий Константинович. Знаю, что он был богатым человеком  и до революции занимался кожевенным промыслом. Знаю, что он был в довольно близком родстве со знаменитым ученым-физиологом ХIХ века Иваном Петровичем Павловым. Эту информацию о своих предках я знаю достоверно.   Хорошие были люди. Царствие им всем Небесное.