Глава 16.
Я очнулась, почувствовав, что к моему лбу приложили холодный компресс. Осторожно открыв глаза, я увидела Роберта. Он стоял надо мной и его взгляд выражал неподдельное отчаяние. Казалось, он уже не надеялся, что я приду в себя. Я сразу же попыталась сесть, но, испытав сильнейшую боль, опять легла.
-Прости! Прости! Прости! Мне нельзя даже дотрагиваться до тебя! – поникшим голосом проговорил он, - прости. Я не хотел причинять тебе боль. Я контролировал себя, но ревность, которая вспыхнула в моей душе, превратила меня в монстра.
-Не вини себя. Это целиком моя вина, - виновато ответила я, тщательно подбирая слова. Мозги, после очередного сотрясения, категорически не хотели работать. Чёрт подери! Этот сентябрь богат на сюрпризы. Уже второй раз за месяц я теряю сознание, а это обычно происходит после серьёзной черепно-мозговой травмы. Если так пойдёт и дальше, то вряд ли мне удастся сохранить обычную, присущую мне рассудительность. А то и вовсе, воображу себя великим путешественником, и отправлюсь навстречу приключениям в Антарктиду, или куда там ещё можно отправиться?
Я улыбнулась своим бредовым мыслям, и спокойно, чтобы прекратить самобичевание Роберта, продолжила:
-Ты меня спас. И уже не в первый раз. А я, вместо того, чтобы сказать «спасибо», стала обвинять тебя в отсутствии благородства. С моей стороны, это было по-свински.
Затем, я оглянулась по сторонам, и спросила:
-Кстати, где это мы?
-У меня дома, - мрачно ответил Роберт.
-У тебя дома?! Но… как мы здесь очутились? Как ты пронёс меня сквозь толпу охраны Вадима Олеговича?
-Не задавай ненужных вопросов, - устало попросил он.
У него дома! Как же я хотела здесь очутиться ещё совсем недавно! Именно в доме Роберта я мечтала познать впервые в жизни все радости любви. Кто бы мог подумать, что мне придётся побывать здесь при таких обстоятельствах? Что Роберт запретит себе даже пальцем прикасаться ко мне! О-о-о! Это какой-то кошмар!!!
Я внимательно огляделась по сторонам. В огромное, во всю стену окно, пробивались первые лучи солнца. Рассвет, подумала я. Сколько времени прошло с тех пор, как я здесь очутилась?
Комната была большой и очень светлой. Я лежала на кровати. Огромная, с мягкой спинкой из белой кожи, она больше походила на царское ложе, чем на кровать для обычного человека. Впрочем, Роберт и не был обычным смертным… Стены, оклеенные светло-бежевой тканью, слегка поблёскивали, когда на них попадали слабые полоски восходящего солнца. Всю противоположную стену, от пола до потолка, занимал объёмный шкаф-купе. На потолке красовалась огромная бронзовая люстра со вставками из матового стекла. Больше в этой комнате ничего не было. Очень аскетично, по-мужски.
-Спасибо тебе, - ещё раз произнесла я, - я не должна была обвинять тебя во всех смертных грехах. Просто, до того, как ты появился, мне так промыли мозги, что я на время перестала ориентироваться – кто хороший, а кто плохой. А потом стукнулась головой, и всё сразу встало на свои места.
-Я знаю о вашем разговоре, - хрипло ответил Роберт, усаживаясь на пол возле кровати. Сейчас он больше всего напоминал огромного породистого пса, умостившегося подле своей хозяйки, и готового повиноваться первому же приказу.
-Знаешь? – я почти не удивилась.
-Просто не сразу смог вмешаться. Самурай очень грамотно построил свою речь. Он мастерски перемешал правду и откровенную ложь. Это было очень убедительно. Он уговаривал тебя уточнить мои координаты, но ты отказалась. Тогда он решил поменять тактику, и попытался сделать тебе больно, чтобы я точно почувствовал твои страдания, и телепортировался на место происшествия. Обычно я не использую этот способ передвижения, но по-другому мне было просто не успеть. Слишком далеко я находился.
-Он надеялся, что в первые несколько секунд ты будешь уязвим, и он сможет убить тебя, но этого не произошло.
-Да, потому что у меня защита на такой случай. Я же говорил – мою жизнь не так просто взять. В отличие от твоей.
Он посмотрел на меня долгим, полным нежности и тоски взглядом.
-И откуда ты только взялась? С тех пор, как ты появилась в моей жизни, я не могу ни о чём думать, кроме тебя. Ты забрала мою душу, оставив взамен лишь пустоту, которая покидает меня, лишь, когда ты рядом. А быть рядом с тобой – сумасшествие.
-Почему? – прошептала я.
-Хочешь ответа? – он усмехнулся, и поднялся с пола. Затем он вышел из комнаты, но быстро вернулся, держа в руках небольшое овальное зеркало.
-На! Полюбуйся, и знай, что это целиком и полностью – моя работа.
Я поднесла зеркало к лицу и, убедившись в самых худших своих опасениях, бодро сказала:
-Губы очень быстро заживают. Там просто кожа очень тонкая, вот ты и не рассчитал.
По правде говоря, зрелище, действительно вызывало ужас: опухшие губы, занимавшие, казалось, всё лицо, представляли собой огромную рану, с запёкшейся по краям кровью. «Как теперь показаться маме?», - пронеслось в голове, но я немедленно откинула эту мысль, чтобы не огорчать Роберта своей мрачной физиономией.
-На затылке у тебя тоже рана, я её обработал, - обречённо сказал он, - это я тебя оттолкнул, и не рассчитал, что ты такая хрупкая, и не удержишься на месте.
-Ты же не хотел! – упрямо защищала я его.
-А на плечах у тебя огромные синяки. Опять моя вина, - хрипло пробормотал он, не слушая меня.
Я вспомнила, как он схватил меня за плечи, словно боялся, что я начну вырываться из его рук и брошусь наутёк.
-Расскажи мне всё, - решительно попросила я, с большим усилием усевшись на кровати, и опёршись о мягкую кожаную спинку.
-Вид у тебя поистине королевский, - неожиданно усмехнулся Роберт. Я поддалась этому веселью и прыснула – хороша королева. Гордая осанка, храбрый взгляд, только слегка потрёпана…
Через секунду Роберт уже опомнился, и его лицо снова приняло серьёзное выражение.
-У меня много вопросов, - напомнила я, - и если уж ты поклялся меня не трогать, даже пальцем, то, можешь, хотя бы объяснить всё с самого начала?
-А если я не сдержу слово, и всё-таки трону тебя? – надломленным голосом спросил он, наклоняясь ко мне.
Я шутливо нахмурилась и сказала тоном капризной принцессы:
-Ну, вот ещё! У меня губы не казённые, пусть, сперва, заживут!
Конечно, больше всего мне хотелось слиться с ним в страстном, бесконечном поцелуе, но это было невозможно, ввиду полного отсутствия живой кожи на губах.
Роберт резко отстранился, и сказал:
-Не пытайся сделать вид, что тебе не больно. Я представляю, что ты сейчас испытываешь. Час назад у тебя была температура 38 и 8.
Я машинально потрогала свой лоб. Он оказался очень горячим. Надо же, а я и не заметила, что вся горю. Меня, действительно, лихорадило.
-У тебя глазищи сверкают, словно у голодной кошки, - сказал он, - тебе надо поспать.
Я послушно кивнула и скользнула вниз, под одеяло. Сил сопротивляться усталости просто не было. Подушка показалась мне просто раскалённой, и я сдвинула её в сторону. Потом у меня начался страшный озноб, и я вернула её на место. Затем, закуталась в одеяло. Мне сразу стало невыносимо жарко, и я сбросила его на пол. Роберт, молча, наблюдал за моими действиями.
Наконец, когда я начала проваливаться в спасительный сумрак, послышался его голос:
-Да, температура повышается. Её знобит, а потом ей делается жарко.
Я догадалась, что он разговаривает по телефону.
Видимо, скоро приедет доктор, и осмотрит меня. Что ж, хорошо, подумала я, и отключилась.
Мне снился отец. Он стоял передо мной, отчего-то подавленный и виноватый. Вероятно, я что-то путаю. Это Роберт ведёт себя, как провинившийся школьник. А отцу-то чего? Тем не менее, он стоит, низко опустив голову, а я пытаюсь поймать его блуждающий взгляд.
-Эй! Привет! – окликнула я его, - почему такой грустный?
Но он молчит. Затем закуривает, и подходит ближе. Я вижу, что в пальцах правой руки у него зажата сигарета, а в левой руке он держит небольшой пакетик с белым порошком. Опять порошок! Мне уже снился такой. Там был кто-то, кто предлагал мне понюхать его. Уже и не помню, кто. Вроде, совсем недавно снилось, а столько всего произошло за это время! Не упомнишь снов.
Тем временем, отец докурил сигарету, и, вместо того, чтобы потушить бычок о землю, воткнул его в свою ладонь. Я буквально почувствовала, как ему больно. Именно в том месте, где у него остался след от сигареты.
-Зачем? – заорала я, то ли от боли, то ли от возмущения, - ты что, сукин сын, делаешь?
Прежде я никогда не разговаривала с отцом в таком тоне, но в этот раз, когда моя собственная боль была просто нестерпимой, я дала волю эмоциям.
-С ума сошёл? – вопила я, - больно же!
Он не отвечал, стараясь не встречаться со мной взглядом. Он стоял, опустил голову, и, словно обдумывал, то, что сделает через минуту. Наконец, он шевельнул губами, и тихо, но упрямо произнёс:
-Нет! Слышите? Нет.
Затем он помолчал, и поднял вдруг лицо куда-то вверх.
-Нет! – заорал он, - слышите, нет!!!! Я не сделаю этого! Слышите?
Его голос звучал так ярко, так живо, так полно, так сочно, словно был единственным звуком на земле, естественным и верным дополнением к журчанию рек, пению птиц, вою ветра.
Я захотела присоединиться к его голосу, и тоже крикнула:
-НЕЕЕт!!!
Почему «нет», а не «да», я не знала, да и знать не хотела. Мне просто стало хорошо и спокойно, оттого что мы с отцом вместе кричим одно и то же. Я ещё раз крикнула:
-Нет!
Затем проснулась, и резко села на постели. В комнате царил полумрак. Повернув голову в сторону окна, я обнаружила, что за окном глубокая ночь. Я отдышалась, и облизала опухшие губы. Они были намазаны какой-то гадостью. Видимо, пока я спала, Роберт нанёс мазь, чтобы раны лучше заживали. Роберт! Где он? Взгляд, уже привыкший к темноте, разглядел силуэт на полу. Стронг сидел рядом с кроватью, скрестив ноги. Он снова мне напомнил преданного пса, который скорее умрёт, чем позволит кому-то причинить вред своей хозяйке.
-Тебе надо лежать, - успокоил он, видя, что я активно заёрзала на кровати. Роб несильно толкнул меня вниз, чтобы я приняла прежнее положение.
-Вот видишь, - тихо, еле слышно, просипела я, - ты снова можешь быть нежен со мною. Просто там, в этом дурацком ночном клубе, я стала неправильно себя вести. Пожалела того, кто постоянно пытался лишить меня жизни, и кто настраивал против тебя. Не знаю, что на меня нашло.
В полумраке было сложно разглядеть лицо Роберта, но в его голосе послышалась горечь:
-Наверное, он был очень убедителен, когда приводил свои аргументы против меня.
Я кивнула, забыв, что он меня не видит. Было очень комфортно в этой темноте, потому что хотелось поговорить по душам, и не заботиться, при этом, о выражении своего лица.
-Роберт, - тихо начала я, - помнишь, ты привёз меня к дому в районе Авиамоторной?
Он молчал.
-Ты ведь жил там? Рос в этом дворе? Мастерил самолёты, чтобы потом запускать их в небо?
Я слышала лишь его дыханье, тяжёлое и неровное.
-Тебя звали Артём Левицкий. Ты был обычным ребёнком, пока не почувствовал, что внутри тебя живёт кто-то, кто очень жесток и безжалостен по отношению к другим. Тебе захотелось драться, причинять боль. Я права, Роберт?
Он немного помолчал, потом заговорил:
-Я не знал отца. Мать говорила, что он погиб, и я верил этому. Первые двенадцать лет прошли спокойно для меня и для неё. Я прилично учился, был послушным ребёнком, короче, не доставлял ей никаких беспокойств. Я чувствовал, что мать была несчастна. Она, красивая и умная женщина, категорически оказывалась принимать ухаживания мужчин. Говорила, что никто из них не сравнится с моим отцом.
Я слушала его, боясь даже вздохнуть, чтобы не остановить этот поток откровенности. Поведение матери Роберта напомнило мне поведение моей мамы. Хоть она и делала вид, что не любит отца, я понимала, что ей никогда не забыть этого мужчину.
-Однажды, мать призналась мне, что мой отец был не совсем обычным человеком. Другого такого на земле не было, в буквальном смысле. Ещё она сказала, что он сначала бросил её, а потом уже умер. Что она никогда не оправится от этого. Она и на самом деле всё время была какая-то не своя, безразличная, что ли… Я её почти не интересовал. Она всё время была поглощена своими мыслями, переживаниями. Мне не оставалось ничего другого, как не докучать ей своими проблемами и жить так, как я сам считал нужным.
Тем временем, лет с двенадцати, во мне стала просыпаться дикая, почти звериная агрессия. На любое обидное слово, сказанное кем-то из одноклассников в мой адрес, я отвечал кулаками. Никто не мог дать мне отпор, потому что я обладал особенной, несокрушимой силой. Однажды, прямо на уроке физкультуры, один мой приятель попытался пошутить, вполне, кстати, безобидно, про всех мам, вместе взятых. Чисто подростковая хохма парня, обласканного домашними. Не помня себя, я подлетел к нему, и сильно ударил кулаком в солнечное сплетение. Он сложился в две погибели, и обрушился на пол. Наш учитель физкультуры, который стал свидетелем этой кошмарной сцены, и поражённый жестокостью, с которой я расправился с парнем, ринулся ко мне, и тут же отлетел метра на три в сторону, сильно разбив голову. Его увезла скорая помощь, а мне это сошло с рук. Удивительно, но никто не захотел обострять конфликт.
Роберт замолчал, и несколько минут было слышно лишь его прерывистое дыхание. Я не решалась прервать это молчание. Наконец, он снова заговорил:
-Мне становилось всё тяжелее и тяжелее контролировать свои инстинкты. Меня буквально распирало от ярости, а в те немногие мгновенья, когда я был спокоен, в голову приходила только одна мысль: «Кто мой отец?» Я понимал, что это страшное наследие мне передал именно он, и с этим надо что-то делать, пока моя жизнь окончательно не пошла под откос.
-И что ты сделал? – тихо спросила я.
-Ребята во дворе рассказали, что есть одна секция. Там обучают восточным единоборствам – каратэ, кунг фу, тайскому боксу, и многому ещё. Я решил, что если буду постоянно участвовать в спаррингах, то ненужная, лишняя агрессия будет направлена в нужное русло. Надо учитывать, что на дворе стояли восьмидесятые годы. Тебе, вероятно, это ни о чём не скажет. Просто, если сейчас вокруг сотни секций, клубов, кружков готовы распахнуть свои двери для всех желающих, то тогда было гораздо сложнее. Наша секция была подпольной. Если бы её накрыли, что, впрочем, и произошло позже, всем светило длительное заключение в известных, не столь отдалённых местах. Разумеется, данное обстоятельство накладывало отпечаток на тех, кто, несмотря на грозящую опасность, продолжал заниматься своим делом. Наш руководитель, Александр Кудимов, был человеком весьма жёстким, даже жестоким. Он проповедовал идею о том, что настоящий боец, воин, не должен сомневаться. Он обязан идти до конца, не испытывая ни боли, ни жалости. Официально, нашей секции не существовало, поэтому никто из родных или близких не мог предъявить претензий, если их родственник получал серьёзную травму, или, что случалось часто, приобретал увечья, после чего, иногда, и ходить-то не мог.
-Тебе стало легче, когда ты попал туда? – спросила я.
-На время. Знаешь, в основном, у нас тренировались ребята из неблагополучных семей. Их родители не хотели задумываться о том, где находится их чадо. Это были озлобленные, несчастные подростки, которые хотели одного – стать очень крутыми. Чтобы доказать всем, кто их недооценивал – смотрите, я – лучший! А быть лучше для них означало – быть сильнее. Они никого не жалели, ни себя, не других. Они были фанатиками своего дела, тренируясь сутки напролёт, не жалея ни сил, ни времени. Но даже в этом окружении я себя ощущал щёнком ротвеллера, затесавшимся в стайку пушистых маленьких болонок.
Каждый мой спарринг заканчивался одинаково – противника уносили. На руках, или носилках, это было не важно. Главное, что я почувствовал – мне нет равных по силе. Нет, я не возгордился, не стал упиваться своей исключительностью. Нет. Я стал просить Кудимова вывести меня на настоящих, взрослых соперников. Он не сомневался, что мне это необходимо, поэтому помог.
-Ты стал принимать участие в настоящих боях, где зрители ставили на победу того или иного бойца, - тихо проговорила я.
Роберт не ответил. Затем он встал, и вышел из спальни, не зажигая света. В коридоре, куда он попал из комнаты, вспыхнул тусклый огонёк, и сразу погас. Мой нос уловил запах табака. Затем послышались шаги Стронга. Он снова подошёл к кровати, на которой я сидела, облокотившись на спинку, и сел на прежнее место, на пол.
-Прости, я вышел, чтобы взять сигарету, - хрипло объяснил он. Маленький кружочек вспыхнул в темноте, затем Роберт шумно выдохнул. По комнате поплыл запах дыма.
-Я не знала, что ты куришь, - шёпотом сказала я.
-Нет, не курю. Просто, в доме была нераспечатанная пачка сигарет, и вот, пригодилась. Тебе неприятно?
-Да, нет. Даже нравится иногда понюхать дым. Что-то в этом есть…. Родное. Знаешь, я помню, как в детстве мы выходили с моим папой на балкон, и он курил, а я жадно вдыхала сигаретный запах. Мне было очень хорошо с ним, моим отцом. До тех пор, пока он не ушёл от нас, мы были почти неразлучны. Я и маму-то не помню в то время, насколько незначительной она была для меня. Был только отец. Я не сводила с него глаз, подражала каждому его движению. Пока он не ушёл…
Роберт снова затянулся, потом сказал:
-Наверное, так было нужно. Для твоей души.
Я промолчала. Наверное, он знал, о чём говорил.
Мы неподвижно сидели в мягкой, уютной темноте, и старались почувствовать мысли друг друга. Наконец, Роберт сказал:
-Я знаю, о чём ты думаешь. Ты хочешь понять, был ли я счастлив, когда мне позволили убивать людей легально, то есть, почти легально. Я ведь не убивал старушек, не истязал женщин, а всего лишь крушил противников, которые были старше меня, и абсолютно не знали жалости. Знаешь, нет. Мне было очень плохо, но я не останавливался. Даже если бы я очень захотел, остановиться было невозможно. Мой тренер понял, что я – его золотая жила, и очень дорожил мной. Ещё бы, ведь тот, кто ставил на меня, всегда выигрывал. Бои проводились в разных местах, но каждый раз, когда я перед началом схватки обводил взглядом публику, мне мерещилось одно лицо в толпе. Оно удивительно напоминало мне моё собственное, и это очень нервировало. Я даже стал думать, что незнакомый мужчина, который каждый раз появляется предо мной, - всего лишь плод больного воображения. Это было возможно, ведь я не раз получал по голове, и уже не особенно полагался на собственное здравомыслие.
-Ты действительно сидел в колонии для трудных подростков? – спросила я. Мне хотелось проверить, всё ли, что рассказал мне покойный Маса, он же Вадим Олегович, было правдой.
-Случалось. Только, там сумели договориться, за деньги, конечно, что в моём деле обозначат совсем другие провинности, а не убийство людей.
-Твой тренер?
-Да, и не только он. За ним многие стояли, кто был заинтересован во мне. Я приносил неплохие деньги. Себе не брал почти ничего. Так, для мамы, чтобы ей было легче.
-А как она отнеслась к твоему…увлечению? – осторожно спросила я.
-Она не знала, или не хотела знать. По-моему, ей было всё равно, и она не скрывала этого.
-А как ты объяснял ей свои доходы?
-Я приносил немного, только на самое необходимое – еду и домашние расходы. Говорил, что разгружаю вагоны по ночам. Она не возражала.
-Ужас! – не сдержалась я, - если бы мой сын, почти ещё ребёнок, сказал мне, что надрывает спину, таская мешки…
-Не осуждай её, - хрипло попросил Роберт, - мёртвых не судят.
-Прости. Когда она умерла?
-Это случилось сразу после того, как её вызвали в морг, чтобы она опознала тело. Мне кажется, в тот день она, наконец, очнулась от своего затяжного сна, и поняла, что потеряла что-то очень дорогое, близкое её сердцу.
-Чей это был труп?
-Мой, - раздался спокойный ответ.
У меня зазвенело в ушах. Я удивлённо таращилась в темноту, в то место, где сидел Роберт. Можно было разглядеть лишь его силуэт, и мне безумно захотелось включить свет. Находиться в комнате с призраком было страшновато. Значит, Вадим Олегович не врал.
-Не пугайся, - тихо попросил Роберт, - за последнее время ты всего насмотрелась. Дальше – хуже, так что, привыкай. Тебе же будет легче.
Я пожала плечами, и придвинула к себе колени. В то же самое мгновенье я почувствовала, как по обнажённому бедру заскользила тёплая ладонь. Я вздрогнула.
-Разве у мертвеца может быть такое прикосновение? – хрипло произнёс он.
-Роберт, - тихо выдохнула я, - не надо.
Рука немедленно исчезла, и он сказал:
-Я просто хотел проверить твою температуру. Ты всё ещё горячая.
-Надо лоб трогать, а не ноги, - назидательно заметила я.
-Разрешаешь?
-Да.
Я услышала, как он поднимается со своего места, и тянется ко мне всем своим телом. Он коснулся моего лба, но не рукой, а губами, как это делает заботливая мамаша, проверяя температуру у обожаемого отпрыска.
Меня словно подожгли изнутри, но это пламя не причиняло боли. Скорее, наоборот, будоражило и возбуждало. Казалось, оно исцеляло моё тело и душу.
-Поцелуй меня, - хрипло попросила я.
Роберт резко отпрянул, и опять уселся вниз, на пол рядом с кроватью.
-Твои губы… Я тебя уже поцеловал, и вот что получилось, - тихо сказал он.
-Круто, - бодро согласилась я, - я и забыла. Кстати, а доктор сказал, когда всё это заживёт?
-Заживёт. Когда – не знаю. Знаю одно – чтобы целовать кого-либо, иди заниматься сексом, я не должен любить. Тогда всё получается нежно и гладко. А с тобой так не выходит, так что, давай держаться друг от друга подальше.
-Хорошо, - устало пробормотала я, внутренне соглашаясь со справедливостью его суждений, - так, говоришь, труп на опознании был твой?
-Да. Это было нужно для того, чтобы мальчик Артём Левицкий исчез навсегда. И ещё, физическая гибель тела просто необходима, когда из полукровки тебя превращают в настоящего Ясного.
-Зачем? – воскликнула я.
-Чтобы не было вопросов по поводу происхождения, нужно родиться от Ясного отца, и такой же, Ясной матери. Как моя сестра Лиза. Она абсолютно чистая. Её не надо переделывать. У нас был общий отец, а вот матери – очень разные. Я – случайность. Побочный эффект отцовского дара. Некоторые из Ясных мужчин созданы для продолжения рода. Их главное предназначение - регулярно производить себе подобных. Для этого надо вступить в известное взаимодействие с Ясными женщинами, в результате чего на свет появляются Ясные. Они уже готовы выполнять свою миссию, их не надо искать в толпе, обучать чему-либо, объяснять их предназначение.
Вся ирония в том, что обычные, земные женщины, странно реагируют на Ясных отцов. Они влюбляются настолько сильно, что остальные представители мужского пола для них перестают существовать. Навсегда. А Ясные отцы не могут долго находиться с кем-нибудь рядом, это невозможно по многим причинам. И тогда жизнь несчастных женщин останавливается. Нет, конечно, они не умирают. Но из души уходит что-то главное, нужное для счастья. Так случилось с моей мамой, да и с твоей, думаю, тоже. От таких союзов получались вполне обычные дети. Исключение, пожалуй, можем составить только мы с тобой. На данный момент это так.
-Я не умею драться, - шутливо возразила я, понимая, конечно, что Роберт имеет в виду.
-Ты унаследовала способность притягивать противоположный пол, сводить с ума. До этого ни одна девочка, тем более, рождённая от простой матери, не наследовала этот дар.
-Как? А Ясные женщины? Они, что, не привлекают к себе внимание простых мужчин?
-Им это не нужно. Не обязательно любить и быть любимой для продолжения рода. Их держат почти в тепличных условиях, и не тревожат ни по какому поводу. Их очень мало, как и самих Ясных. Правда, с твоим появлением, кое-что изменилось… К тебе невозможно относиться равнодушно, - улыбнулся Роберт.
Меня немного удивили его последние слова, но и они немедленно потонули в огромном потоке новой информации.
-Я вообще не могу понять, кто такие Ясные, и что они делают на земле, вместе с обычными людьми? Почему у вас всё так сложно?
-А ты уверена, что этот мир населяют лишь те, кого принято называть «обычными людьми»? Ты уверена, что только Ясные выбиваются из общего правила? Зря ты так думаешь. Вокруг полно существ, назовём их так, которые совсем не подходят под стандартное определение «человек».
-Например, самураи, которые, после того, как им отрубают голову, превращаются в золу?
-Да, верно. Твоего поклонника в этом воплощении звали Вадимом Олеговичем Лопатиным. Он возродился из небытия, как и обещал своим воинам перед тем, как все они совершили коллективный обряд сепукку. Тогда они проиграли бой, и чтобы не познать позор плена, Масасигэ Кусуноги (так его звали тогда) и 60 его приближённых добровольно расстались с жизнью, вспоров себе животы. Это было проявлением доблести и чистоты помыслов. Такие тогда были нравы.
Я вздрогнула от отвращения. Мне непонятны мотивы, которые побуждают людей собственноручно прерывать свою жизнь, но я признаю, что моё мнение – не единственное во вселенной. Наверное, в ту эпоху понятие о чести и достоинстве, о доблести и вере, были несколько другими.
-Что они делают в нашем времени? – наконец, спросила я.
-Они поклялись возродиться ещё семь раз.
-Зачем?
-Для мести. Только их обманули. Для них лучшей долей была бы война, но…
-Так сложилось, что им пришлось жить в мире, - тихо произнесла я.
-Да. Кому-то было выгодно, чтобы они появились именно сейчас. Как ты успела заметить, Маса, тем не менее, очень преуспел в этом воплощении. Он занимался бизнесом, пользуясь своими способностями, коих, поверь, было немало. За ним стояли те, кто извлекал из этого выгоду. Те, кому известен главный секрет: как вызывать из вечности неприкаянные души и давать им новую жизнь. А затем превращать всё в свою пользу.
-И всё-таки, я не совсем поняла, какие цели самураи преследовали в этой жизни. Стать богатыми и влиятельными? Бред какой-то. Мелко для их масштаба.
-Ты права. И всё же, они появились. Могу только сказать, что ни один человек не знает о своём предназначении. Вот, звёзды так сложились, что ты, именно ты, а не кто-то другой, появляешься на свет. Возможно, тебе суждено сделать что-то важное в этой жизни – совершить подвиг, или прославиться, а может, ты проживёшь свою жизнь тихо и незаметно, и так же тихо уйдёшь, не оставив о себе никакого напоминания.
-Да уж, от этих парней только и остаётся, что горстка золы. Подвигов они тоже не совершали, насколько мне известно.
-Ты не права. Ты знала только четверых самураев. Все они покинули этот мир при твоём непосредственном участии. Остальные, которых, на данный момент осталось пятьдесят шесть, играют видную роль в общественной и политической жизни всего мира.
-Постой, постой! – воскликнула я, - давай считать. Нас покинул Маса, Майкл, татуированный, и…
-Твой преданный поклонник Алексей Львович Руднев.
Я ахнула.
-Значит, и здесь Вадим Олегович не соврал. Руднев – на самом деле - Самурай? Но… как?
-Я могу понять, что он чувствовал. Рождённый воином не должен любить. Слишком много задач. Ты – первая женщина, сумевшая разжечь костёр в суровом сердце самурая.
Руднев просто не справлялся, и решил покинуть этот мир, потому, что проклятая страсть разъедала его изнутри, словно опухоль, прогрессируя день ото дня.
-Но это невероятно! Он был так нежен со мной! Ни разу не допустил по отношению ко мне никакой грубости, неучтивости!
-И что тебя удивляет? Самураи тоже бывают разные. Он мог бы взять тебя силой, как это сейчас могу сделать я. Ты такая беззащитная, такая хрупкая. Не можешь сопротивляться, - голос Роберта стал глуше, как будто его за горло схватила чья-то могучая рука.
-Так чего не берёшь? – тихо спросила я.
-Я не должен причинять тебе вред. Ты не сможешь выдержать всю силу моих чувств, мой натиск, и потому я скорее покончу с собой, чем обрушу на тебя…
Он замолчал.
Я тихо спросила:
-А Руднев? Он тоже…предпочёл умереть, чем причинить мне боль?
-Он любил тебя.
-Ты точно его не убивал? – я решилась на откровенный вопрос.
-Он обошёлся без моей помощи, не хотел силой брать твою любовь.
-Почему, тогда, Маса не был столь благороден?
-Он был другим. Привык получать всё, что хотел. Иначе он бы не стал военачальником, не приобрёл бы авторитет и власть в той, прошлой жизни. Таким он и возродился. Он был готов к тому, что ты не выдержишь его чувств к тебе и погибнешь. Его страсть убила бы тебя мгновенно, но он презирал смерть – свою и чужую. Он не придавал особого значения такой мелочи, как человеческая жизнь. Он жил одним днём, не задумываясь о будущем. Захотев тебя, Маса немедленно бросил все силы на твои поиски. Ты оказалась не так проста, и он ещё больше распалился.
-Кто был тот, с татуировками?
-Самурай, как и Маса. Его правая рука Кагиро Митаки. Они были неразлучны, и возродились вместе.
-А с Рудневым они были близки?
-Видишь ли, новая жизнь повлекла за собой некоторые изменения. Кое-кто из самураев совершил переоценку своих качеств, и, приняв другой облик, потерял былые идеи и цели. Конечно, твой поклонник вполне активно использовал свои возможности для того, чтобы подняться на самую вершину власти. Это, конечно, было заметно. Толпа охраны, кортеж из чёрных джипов…
-Да, и у одного, и у другого, - добавила я.
-Методы достижения своих целей у них были приблизительно одинаковые, только действовали они уже не сообща, бок о бок, а параллельно, издалека наблюдая за действиями друг друга. Они уже не были той сплочённой командой. Пройдя через такой длинный временной коридор, они почувствовали себя другими.
-Только любовь к харахири осталась, - мрачно добавила я.
-Да. Самоубийство для них – до сих пор самый верный способ решения проблем. Это своеобразная перезагрузка, которая позволяет исправить все ошибки.
-Значит, Алексей Львович предпочёл исчезнуть, чем причинить мне боль? – тихо спросила я.
-Да. И знаешь, ты этого достойна. Я тоже об этом подумываю, - серьёзным голосом сказал Роберт, и неожиданно фыркнул. Я почувствовала, что он улыбается в темноте.
-Ах, ты… - заорала я, тоже не в силах подавить свой смешок, - только попробуй! Кто, тогда, меня защищать будет от всех этих бесконечных поклонников?
-Да ты и сама неплохо справляешься. Я помню, как ты вытворяла на поле сумасшедшие каскадёрские трюки с переворотами. Сначала, даже не поверил своим глазам, - насмешливо сказал Роберт.
-Да, а что потом было? Если бы не ты, меня бы тот, в татуировках, порубил на винегрет. А после твоего появления он как-то удачно отвлёкся от меня, а потом, и вовсе, в золу превратился. Кстати, а как это получается? Почему от них не остаётся никаких следов?
-Даже от обычных людей далеко не всегда остаются следы. Можно погибнуть, будучи запертым в горящей машине, или в доме, тело могут кремировать, и тогда хоронят лишь пепел. Это вопрос выбора. Того, кто умер, или кого-то другого. Ты так не думаешь?
-Не знаю. А кто решает за них, за самураев, что их тела должны рассыпаться пеплом? Может, они хотели, чтобы их похоронили по-людски, в земле?
-Скорее всего, всё было решено давно. И решали те, кто смог призвать, возродить их души в нашу эпоху. Поверь, такое не каждому под силу. Возможно, таким образом, подстраховались от лишних вопросов. Знаешь, чем меньше следов, тем лучше для них.
-Для кого? – нетерпеливо воскликнула я, - кому было выгодно призвать этих самураев в наше негероическое время? Неужели на них просто банально наживались, используя их возможности?
Роберт кашлянул. Должно быть, от выкуренной сигареты у него с непривычки першило в горле.
Наконец, он сказал:
-Мила, ты хочешь знать несколько больше, чем тебе нужно. Поверь, излишки информации могут вызвать огромный дискомфорт в твоей бедовой голове.
-Хорошо. Другой вопрос. Почему самураи, получившие в этой жизни возможность существовать отдельно друг от друга, всё-таки сбивались в… стаю, - я не удержалась, и хмыкнула, - например, татуированный или Майкл, служившие Вадиму Олеговичу. Руднев-то существовал отдельно…
-Между прочим, ты хорошо охарактеризовала их отношения. Стая. Волчья стая. Где один вожак.
-А кто не может стать вожаком, тот прислуживает? – догадалась я.
-Да. И чувствует себя на своём месте. Что исполняет свою миссию. Ту, о которой я тебе говорил.
-Не совсем верно. Вот Майкл, например, сказал мне, что почувствовал мои чары, что любовь – это больно. Как харакири, - почти кокетливо промурлыкала я, и сразу осеклась. Если Роберт снова начнёт ревновать, мне мало не покажется. Я поднесла руку к повреждённым губам, и пощупала их. Сплошные неровности. И как это у него получилось, ведь он всего лишь целовал меня?
Стронг молчал. Видимо, моя неосторожная фраза достигла цели. Я чувствовала, что у него внутри идёт ожесточённая борьба. Сейчас было важно просто не мешать, и я тихонько затаилась на кровати. Наконец, он сказал:
-Я говорил тебе, что твои чары не действуют на людей, у которых есть миссия. Например, охранять чью-то жизнь. У твоего знакомого Майкла такой миссии не было.
-Как? Он же привёл меня к Вадиму Олеговичу. Исполнял его приказы, беспрекословно подчинялся…
-Как послушный сын исполняет волю своего почтенного отца, - спокойно сказал Роберт.
-Отца? – я подпрыгнула на месте, - Майкл – сын Вадима Олеговича?
-Да. Он просто был при отце. Но это не мешало ему жить своей жизнью. Он совсем не был зациклен на своём долге. Просто, делал то, о чём его просили.
-Вот так новости, - пробормотала я.
-Если хочешь знать, самураи вообще нечувствительны к такого рода вещам, как любовь. Только, после твоего появления все очевидные правила были нарушены. За этот месяц погибло четверо из шестидесяти. Остальные требуют наказать…., - Роберт замолчал, не договорив страшной фразы.
-Наказать меня? Рассчитаться со мной за эти смерти? – спокойно спросила я.
-Да, - словно, нехотя, сказал Роберт.
-Меня уже пытались убить. Помнишь, следователя Черепанова? – тихо напомнила я.
-Да. Его больше нет. Я опять вмешался, хоть и не должен был.
-Как тебе это позволили? Он ведь – один из вас?
-Ясные не занимаются чёрной работой. Для этого существуют другие. Здесь Маса соврал тебе.
-И кем же он был, на самом деле, этот Черепанов? – изумлённо воскликнула я.
-Настанет время, и ты во всём разберёшься, не хуже меня, - пообещал Роберт.
-Но…, как же у тебя получилось убить того, кто лучше всех умеет убивать?
-Я знаю и умею больше, чем многие. Я – боец, - спокойно ответил Роберт, и добавил:
-Только, тебя не просто хотели убить.
-А что ещё? – с беспокойством спросила я.
-Они уже давно всё решили. С тобой хотят сделать то же, что и со мной тогда, в 86 году.
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/03/06/1080