Сегодня женщина которую лечил споткнулась и расшибла голову. Говорят не надо переживать, всё будет нормально, но внутри скребёт, будто я в этом виноват. Кто она для меня, эта женщина, номер двести двадцать четыре, или человек поранятый судьбой, жизнью в сорок пять лет, где эти года были испытанием и дорогой ко мне, тому кто вылечит её недуг детства? Имени её не знаю, только номер телефона с пометкой Сыть. Не знаю почему Сыть! Как увидел, так это слово и образовалось в голове от её образа. Страшная конечно, не фигурантка мужских взглядов, но Сыть! Откуда от образа можно соотнести это слово именно к ней? Сытая? Да! Деньги у неё есть! Живущая в одиночестве и скопившая их не мало, она работящая и имеющая в подчинении сотню людей….
Да не в этом дело! Она сейчас в больнице от моего излечения, ведь выздоровев, она потеряла ориентацию, и та кем стала, ещё не прошедшая адаптацию окунулась в совсем другой мир, не понятный ей от отсутствия в ней лекарств, той формы, в которой она привыкла жить.
А когда прощались расцеловала меня, и сказала, «Я готова!»! Я ей поверил, ведь пред мной стояла не та брюзга, которая месяц назад пришла ко мне в кабинет, и от нытья которой у потолка загнулись обои, а чистая, пышущая от планов, с прелестной улыбкой, страшилка, которую теперь страшилкой можно назвать только в шутку, или как близкого друга.
Нужно ли целителю чувство вины? Нужно ли вспоминать пациентов?
Но внутри радость за них, и маленькая гордость за себя, как субординарный показатель того, что не зря живу на этом свете. И как нельзя их вспоминать! Ведь в мыслях о них присутствует трепет, вопрос, «Кого впустил в этот мир!», и как скажется выздоровление на окружающих этого человека! …. А потом снова новый пациент осадком расслоится в мозгу, как брат близнец, которого будешь чувствовать издалека.
- Доктор, к вам пациент!
Ещё кто-то входит в мою жизнь. Я его пока не вижу, но чувствую запах свалявшейся шерсти и исходящие от нею электричество от бегающих вшей и прыгающих блох. Сейчас человек войдёт и я взглядом поставлю ем у диагноз и решу смогу помочь или нет. Этот человек идёт ко мне с надеждой с тем что мучает его и с тем что терпеть уже невозможно.
- Здравствуй!
Обращение на ты, как не доверие, а мозг уже даёт результат о человеке, где он одиночка, охотник за головами безволосых приматов, которых вытеснили из их естественного места обитания и уничтожают вмести с претензиями которые могут предъявить. Больной охотник с планеты двести двадцать пять! Наёмники с этой планеты мне всегда не нравились от своей звероподобности, где грани человеческого стирались огромными клыками свисающие до подбородка и копытами ног, всем тем, что от манускриптов аборигенов этой планеты можно назвать дьявольским и тем, что на своей планете называем диким!
- Здравствуй союзник! С какой проблемой вы пришли в мой дом? С болезнью? С претензией к себе, где вы измучены войной и ваше стремление идти на бой ослабло от уменьшенья жертв? Ооо! Ваш враг в шерсти! И вы хорош! Без гигиены вошь! Без гигиены блохи, клещи! Без гигиены все человеческие вещи, добро и радость во плоти, уходят, и разум взаперти!
- Да жизнь такая! Всё в боях! Недели в одних и тех же труселях! Сомненья жгут и старость где-то в руках расплющенной монетой сжимает сердце будто мета, уходом от своего завета, где должен быть в соплях рассвета, а весь в крови и нет здесь света и для жратвы сейчас газета! Ушел из дома, всё ушло! И счастье было и прошло!
Наёмник сжал кулаки и по шерсти засаленных щёк, потекли слёзы. Я ошарашен! Я не знаю что сказать! Мои убеждения разрушены! И планета двадцать пять, родина этого зверя превратилась в цветущий сад! Надо что-то сказать! Но что сказать? Но начал он!
- Ты знаешь, в поле за окном, в том доме, что с заваленным углом, живёт старуха, вроде человек, так вот, пришел к ней как-то на обед. Смотрю, готовит что-то в чане, вода гудит в открытом кране…. Ах да, она с планеты тридцать шесть! Ну стой, где не любят шерсть! Вхожу я значит, гордый, здравый, удовлетворенный от расправы, весь красный, так охота есть, она в то место, где можно мне присесть. Сижу я значит весь в слюне, вся шерсть как будто бы в огне и тут как будто из меня повылезала вся херня, все те, кого я так любил и те кого я здесь убил! Ты понимаешь вопрос в чём, я здесь подумал вот о чём, ведь убивая всех и вся, во мне погибла вся семья! Моя семья, что я любил, повылезала из могил!
Наёмник уже не заплакал, а зарыдал, заставляя подёргиваться искусственно созданный скелет аборигена этой планеты. А я почему-то подумал о себе! О себе как о целителе!
Мы живём в мире следствий и последствии и вся система нашего существования и развития строится на этом. Нельзя отвечать на вопрос о целительстве от другой формы, так как создание целителя происходит от этого комплекса, где то или иное, как определённые химическая смесь, или генетический набор и создают нечто внутри или вокруг человека, своеобразную саморазвившуюся структуру, которая всегда рядом, как своеобразное второе Я и которую можно назвать частью невидимой и созданной не от приспособления к окружающей среде и существующей от инстинктов, а от знаний, где образность восприятия их создаёт в человеке параллельный мир, определённую субстанцию, координирующую жизнь внутри его, как отдельную форму или управляющую власть, Творца, а далее от тех же знаний и его обитателей, которыми через Творца человек может управлять процессами в его настоящем мире, как на пользу, так и во вред с посылами в него, как "ангелов" так и "демонов". В целительстве в основном используются "ангелы", которые в представлении целителя созданы, как группа врачей с разносторонней специализацией, от его поверхностных медицинских знаний, и просто физиологических, более углублённые знания будут просто во вред, так как будут равны в своём использовании "ангелами" как руки хирурга.
Сильным целитель считается, когда в его мире миллион обитателей, то есть знания, Творец, создали в его мозгу миллион образов способных реализоваться в любую минуту, от позывов целителя и через Творца выполнять любую работу. Перед мой наёмник, человек у которого не блохи с вшами, а внутренняя борьба ангелов и демонов с которыми он не может совладать и которые создают из его нутра реальность, маленький мир, где от его жизни злодея умирает всё его любимое и родное. Чем я могу ему помочь!? Да и смогу ли, ведь в этом человеке пышет огонь знаний его предков, где все они были убийцами. Я не знаю откуда в этом человеке появились мысли от не его поля деятельности! Я не знаю, что послужило позывом к их появлению!
- Да ладно! Не переживай! Мало ли чем вызваны глюки! Ты разве не видишь во что аборигены превратили свою планету!? Кругом бурлит зараза действующая на мозги!
А ведь точно! На наёмника могла повлиять эта планета!
- Ты знаешь доктор, ведь когда-то, я от рассвета до заката, весь, всей сущностью своей, любил своих я сыновей! Я помню вместе мы играли, а повзрослели, пиво брали, смотрели вместе мы футбол и хором все кричали, «Гооол!». Я помню, как родился внук, и тяжко было от разлук! Я помню урки прилетели, поработить планету захотели! Я помню, как ударом вдруг, в глазах померкло всё вокруг, и мысль была вся лишь о том, что не защитить от урков мне свой дом! Я умер??? Но я же и живой и жалко, телом я уже не свой! Так кто я доктор? Я живой!
- Не знаю, что в тебе творится! А может всё же это птица? Ну та, что с крыльями летает, в вас стрелами, как ядом поливает?
- О чём ты доктор!? Я живой? Я в этом виде сам не свой!
- Не знаю, что вам и сказать! Могу таблетки прописать!
Сломал мне нос и убежал! А я как проклятый визжал и злостью духов вызывал, на смерть тому, кого не знал, кого наёмником назвал!
Бреду по улице усталый, в руках картошка, кусок сала. Бреду не ведая куда, но знаю, что пришла беда! Я знаю, что где-то и опять летит корабль с планеты двести двадцать пять!