Реинкарнация16

               РЕИНКАРНАЦИЯ--16

 Придя с работы, Чумак увидел, что Елена уже дома и расположилась на кухне.
--Ты уже дома?—спросил он.—Почему?
--В театре выходной. Так тоже бывает. Вот я и кайфую.
Только сейчас Чумак заметил у неё на столе книгу, которую он читает.
--Только не это,--мысленно взмолился он.—Иначе мне предсоят очень нелёгкие выяснения.
--Я знаю. И что же ты хочешь?
--Сделай что-нибудь.
--Ты этого хочешь. Без твоего согласия Я сделать ничего не могу.
--Да. Очень прошу.
Елена, открыла книгу и приготовилась читать. И вдруг….
--Игорь! Что-то я плохо себя чувствую. Наверное переутомилась у себя в театре. Пойду полежу. Приготовь мне, пожалуйста чаю.
--Хорошо. Спасибо Тебе.
--Я знаю, почему ты тпак встевожился. А вдруг она задаст вопрос, почему в другой жизни ты обвинил её в убийстве.
--Правильно.
--Не беспокойся. Она ничего не помнит. Продолжим?
--На чём мы остановились? А! Помню.
----Поразительно. Интересно и поразительно. Но зачем нам знать все это?
--Вам важно знать, что вы всё это выдумали. Идея о том, что “кто силен, тот и прав” и что “власть—это сила”, была рождена в созданных мужчинами теологических мифах. Бог ярости, ревности и злобы был воображаемым. Но то, что вы воображали так долго, стало реальным. Некоторые из вас до сих пор считают такого Бога реальным. Хотя этот образ не имеет ничего общего с конечной реальностью, или с тем, что происходит на самом деле.
--И что же происходит?
--То, что ваша душа жаждет высшего переживания самой себя, какое только она может представить. С этой целью она пришла в ваш мир—реализовать себя (то есть сделать себя реальной) через жизненный опыт. Потом она открыла радости плоти — не только секс, во все виды таких радостей — и, погрузившись в них, постепенно забыла о радостях духа.
А ведь это тоже радости, более великие радости, чем когда-либо может дать вам тело. Но душа забыла об этом. Через вас Я могу познать каждый аспект Себя. Совершенство снежинки, восхитительная красота розы, храбрость льва, величественность орла — все присуще вам. Все это Я вложил в вас — и еще одно: сознание, чтобы вы все это осознавали. Так вы стали обладать самосознанием. И так вы получили величайший дар, потому что вы осознаете, что вы — это вы. И это именно то, чем Я Являюсь.
Я —это Я, осознающий, что Я есть Я. Вот что означает утверждение “Я Есть То, Что Я Есть”. Вы Часть Меня, которая является осознанием, переживаемым на опыте. И то, что вы испытываете (и что Я испытываю через вас),—это Я, создающий Себя. Я постоянно нахожусь в процессе созидания Самого Себя.
--Означает ли это, что Бог не является константой? Означает ли это, что Ты не знаешь, Чем Ты будешь в следующий момент?
--Откуда Я могу знать? Ты еще не решил!
--Давай разберемся. Я решаю все это?
--Да. Ты —это Я, выбирающий быть Собой. Ты—это Я, выбирающий быть тем, Что Я Есть,—и выбирающий, чем Я стану. Вы создаете этот опыт все вместе. Вы делаете это на индивидуальной основе, когда каждый из вас решает, Кто Вы Есть, и испытывает это. Вы делаете это коллективно как созидающее коллективное существо, которым вы являетесь. Я—коллективный опыт множества вас!
--И Ты действительно не знаешь, кем Ты будешь в следующий момент?
--Минуту назад Я повел себя беспечно. Конечно, Я знаю. Я знаю уже все ваши решения, поэтому Я знаю, Кто Я Есть, Кем Я Всегда Был и Кем Я Всегда Буду.
--Как Ты можешь знать, кем я выберу быть, что делать или иметь в следующий момент, а тем более что вся человеческая раса собирается выбрать?
--Просто. Ты уже совершил выбор. Все, чем ты когда-либо будешь, что когда-либо будешь делать или иметь, ты уже сделал. Ты делаешь это прямо сейчас! Видишь ли, нет такого понятия, как время. Об этом мы тоже уже говорили. Это стоит повторить.
--Да. Расскажи мне еще раз, как это работает.
--Прошлое, настоящее и будущее—это концепции, созданные вами, реалии, которые вы изобрели, чтобы создать контекст, в котором вы сможете выстраивать свой теперешний жизненный опыт. В противном случае, все события вашей (Нашей) жизни накладывались бы друг на друга. В действительности они и накладываются—то есть происходят в одно и то же “время”,—просто вы не знаете этого. Вы заключили себя в раковину восприятия, которая закрывает от вас Абсолютную Реальность.
Я подробно объяснял это во второй книге. Тебе может быть полезно перечитать ее, чтобы идеи, высказанные здесь, обрели контекст. Я хочу подчеркнуть здесь, что все происходит одновременно. Все. Так что — да, Я действительно знаю, чем Я “буду”, что Я “есть” и чем Я “был”. Я всегда это знаю. То есть знаю все. Так что, как видишь у тебя нет возможности Меня удивить. Ваша история—вся земная драма— была создана для того, чтобы вы смогли познать, Кто Вы Есть, на своем собственном жизненном опыте. Вам специально помогли забыть, Кто Вы Есть, чтобы потом вы смогли вспомнить, Кто Вы Есть, снова и создать это.
--Потому что я не могу создать то, чем я уже являюсь, если я уже переживаю то, что я есть. Я не могу создать рост шесть футов, если мой рост уже шесть футов. Мне нужно быть ниже шести футов или по крайней мере думать, что я ниже.
--Точно. Ты превосходно все понял. И, поскольку самое сильное желание души (Бога)—переживать Себя как Создателя, а все уже было создано, у Нас не было другого выхода, как только найти способ забыть все о созданном Нами.
--Я просто поражен, что мы нашли выход из этой ситуации. Попытки “забыть”, что все мы Одно и что то Одно, которым мы являемся, —это Бог, наверное, похожи на попытки забыть, что в комнате есть розовый слон. Как нам удалось так загипнотизировать себя?
--Ты только что прикоснулся к тайной причине всей физической жизни. Вас загипнотизировала жизнь на физическом уровне. И это правильно, потому что эта жизнь—невероятное приключение! Чтобы помочь Нам забыть, Мы использовали закономерность, которую некоторые из вас назвали бы Принципом Удовольствия. Высшая природа любого удовольствия заключена в том его аспекте, который заставляет вас создавать то, Кем Вы Действительно Являетесь, прямо здесь и сейчас—и воссоздавать то, Кем Вы Есть, снова и снова на следующем, высшем уровне великолепия. Это высшее удовольствие Бога.
Низшая природа любого удовольствия заставляет вас забыть, Кто Вы Действительно Есть. Не осуждайте низшую природу, ибо без нее вы не смогли бы испытать высшую.
--Похоже, что удовольствия плоти сначала заставляют нас за-быть, Кто Мы Есть, а потом становятся тем самым средством, которoe помогает нам вспомнить!
--Ты попал в точку. Использование физического удовольствия как средства вспомнить, Кто Вы Есть, достигается посредством поднятия через тело основной энергии всей жизни. Эту энергию вы иногда называете сексуальной. Ее поднимают по внутреннему каналу вашего существа до точки,--которую вы называете Третьим Глазом. Она расположена над переносицей. Поднимая энергию, вы заставляете ее курсировать по всему телу. Это похоже на внутренний оргазм.
--Как это делается? Как ты делаешь это?
--Подними ее мысленно. Именно так, мысленно подними ее по внутреннему пути, обозначенному точками, которые вы называете чакрами. Если жизненную энергию поднимать постоянно, у человека возникает вкус к этому опыту точно так же, как возникает сексуальный голод.
Опыт поднятия энергии очень тонкий. Он быстро становится самым желаемым опытом. И все же вы никогда не потеряете вкус к опусканию энергии—к низшим страстям—да вам и не нужно пытаться. Потому что в жизни высшее не может существовать без низшего, как Я указывал тебе много раз. Добравшись до высшего, ты должен вернуться к низшему, чтобы снова испытать удовольствие перехода к высшему. В этом священный ритм жизни. Вы подчиняетесь ему не только тогда, когда перемещаете энергию внутри своего тела. Вы также подчиняетесь ему, перемещая великую энергию внутри Тела Бога.
Вы воплощаетесь в низшие формы, потом развиваетесь и достигаете высших уровней сознания. Вы просто поднимаете энергию в Теле Бога. Вы есть эта энергия. И когда вы достигаете высшего состояния, вы испытываете его в полной мере. Затем вы решаете, что еще хотите испытать и куда в Сфере Относительности вы хотите отправиться, чтобы получить этот опыт. Вы можете пожелать снова испытать, как вы становитесь своим Я--это действительно восхитительный опыт,—то есть заново пройти свой путь в Космическом Колесе.
--Это то же самое, что “кармическое колесо”?
--Нет. Никакого “кармического колеса” не существует. Во всяком случае, в таком виде, как вы его себе представляете. Многие из вас считают, что вы не живете в кармическом колесе, а крутитесь, как белка в колесе, отрабатывая долги прошлых поступков и героически стараясь не создать новых. Именно это некоторые из вас называют “колесом кармы”. Такая концепция не очень отличается от некоторых западных теологий, потому что и в первой, и во второй парадигме людей рассматривают как ничтожных грешников, стремящихся достичь чистоты, чтобы подняться на следующий духовный уровень.
Тот опыт, который Я описал здесь, Я называю Космическим Колесом, потому что в нем нет ничего, связанного с ничтожеством, оплатой долгов, наказаниями или “очищением”. Космическое Колесо просто описывает конечную реальность, которую вы могли бы назвать космологией Вселенной. Это цикл жизни, который Я иногда называю Процессом. Такой термин наглядно описывает природу вещей, не имеющую ни начала, ни конца; он описывает непрерывную тропу от всего ко всему, по которой душа радостно путешествует через вечность.
Это священный ритм жизни, согласно которому вы перемещаете Энергию Бога.
--Ух ты, мне никогда никто не объяснял это такими простыми словами! Думаю, что никогда раньше я не понимал всего этого так ясно.
--Именно за ясностью ты пришел ко Мне. В ней смысл нашей беседы. Я рад, что ты достиг ее.
--И правда, в Космическом Колесе нет “высшего” или “низшего”. Да и как может быть? Это ведь колесо, а не лестница.
--Великолепно. Великолепный образ и великолепное понимание. Поэтому не осуждайте того, что вы называете низшими, низменными, животными инстинктами человека, но благословляйте их, почитайте их как тропу, по которой и посредством которой вы найдете путь домой. Это освободит многих людей от большого чувства вины, связанного с сексом. Именно поэтому Я говорил: играйте, играйте, играйте с сексом—и со всем в жизни!
Смешивайте то, что вы называете священным, со святотатственным, ибо, пока вы не увидите ваши алтари как главное место любви, а ваши спальни—как главное место поклонения, вы ничего не увидите. Вы думаете, что “секс” отделен от Бога? Вот что я вам скажу: Я в ваших спальнях каждую ночь! Так вперед! Смешивайте то, что вы называете поверхностным, и то, что называете глубоким, чтобы увидеть, что между ними нет разницы, и испытать Все как Одно. Потом, продолжая развиваться, вы не будете считать, что отказываетесь от секса, но поймете, что просто наслаждаетесь им на более высоком уровне. Потому что все в жизни—СЕКС—Обмен Синергической Энергией.
Если вы увидите это в сексе, вы увидите это во всем в жизни. Даже в ее окончании, которое вы называете “смертью”. В момент своей смерти вы не будете считать, что расстаетесь с жизнью, но просто наслаждаетесь ею на более высоком уровне. Когда вы наконец увидите, что в Божьем Мире нет отделения, что нет ничего, что не является Богом, вы расстанетесь с изобретением мужчин, которое называете Сатаной.
Если Сатана и существует, то он существует как каждая ваша мысль об отдельности от Меня. Вы не можете быть отдельными от Меня, потому что Я Есть Все Сущее. Мужчины изобрели дьявола, чтобы при помощи страха заставить других выполнять их желания, и угрожали отделением от Бога, если их желания не будут выполнены. Осуждение, приговор к вечному огню ада были тактикой предельного страха. Но теперь вам больше не нужно бояться. Ибо ничто не может, и ничто не будет отделять вас от Меня.
Вы и Я — Одно. Иначе и быть не может, если Я То, Что Я Есть: Все Сущее. Зачем Мне осуждать Себя? И как Я это сделаю? Как могу Я отделить Себя от Себя, если Я Сам—Все Сущее и не существует ничего больше? Моя цель—развиваться, а не осуждать; расти, а не умирать; испытывать, а не отказаться от опыта. Моя цель — Быть, а не прекратить Быть.
У Меня нет способа отделить Себя от вас—или от чего-либо другого. “Ад”—просто незнание этого. “Спасение”—полное знание и понимание. Теперь вы спасены. Вам больше не нужно беспокоиться о том, что случится с вами “после смерти”.
                Глава 3
--Нe могли бы мы уделить минуту теме смерти? Ты сказал, что эта третья книга будет о высших истинах; о вселенских истинах. Но за все время наших бесед мы совсем немного говорили о смерти — и о том, что происходит после нее. Давай поговорим сейчас. Давай перейдем к этому.
--Хорошо. Что ты хочешь знать?
--Что происходит, когда человек умирает?
--А что бы ты выбрал?
--Ты хочешь сказать, что происходит именно то, что мы выбираем?
--Неужели ты думаешь, что перестаешь создавать только потому, что умер?
--Не знаю. Именно поэтому я Тебя и спрашиваю.
--Справедливо. Между прочим, ты знаешь сам, но, как Я погляжу, забыл,—и это замечательно. Все произошло по плану. Умирая, ты не перестаешь создавать. Это для тебя достаточно определенно?
--Да.
--Хорошо. А причина, по которой ты не перестаешь создавать, когда умираешь,—в том, что ты никогда не умираешь. Не можешь. Потому что ты есть сама жизнь. А жизнь не может не быть жизнью. Поэтому ты не можешь умереть. В мгновение смерти происходит вот что: ты продолжаешь жить. Именно поэтому так много людей, которые “умерли”, не верят в это—они не ощущают себя мертвыми. Напротив, они чувствуют себя (потому что так и есть) очень живыми. Отсюда путаница. Сущность может видеть лежащее тело, все съежившееся и неподвижное; внезапно оказывается, что она движется сама по себе. Часто она ощущает, что буквально летает по комнате — или перемещается мгновенно в любое место. Если она стремится к определенной точке, то внезапно в ней оказывается.
Если душе (так мы назовем Сущность) станет интересно: “Надо же, почему мое тело не движется?” —она там и окажется, паря над самым телом и с любопытством наблюдая его неподвижность. Если кто-то входит в комнату и душа думает: “Кто это?” —тотчас же она оказывается лицом к лицу или рядом с этим человеком. Таким образом, в это короткое время душа узнает, что может оказаться где угодно —со скоростью своей мысли.
Душу охватывает чувство невероятной свободы и легкости. Сущности обычно требуется некоторое время, чтобы “привыкнуть” к тому, чтобы порхать вслед за каждой мыслью. Если у человека были дети, где бы они ни были, душа его тотчас же рядом с ними, как только он о них думает. Таким образом душа узнает, что не только может оказываться где угодно со скоростью мысли, но и находиться одновременно в двух местах. Или в трех. Или в пяти.
Она может, без всяких трудностей или замешательства, существовать, наблюдать и что-то делать одновременно во всех этих местах. Затем она может снова вернуться и “собраться” воедино, просто заново сфокусировавшись. В следующей жизни душа помнит то, что хорошо было бы запомнить в предыдущей—что все результаты создаются мыслью и что проявление является результатом намерения.
--На чем я фокусирую свое намерение, то и становится моей реальностью.
--Именно. Единственное отличие состоит в быстроте, с которой ты переживаешь результат. В физической жизни между мыслью и опытом может быть промежуток. В духовном мире промежутка нет; результат следует мгновенно. Только что ушедшие души поэтому учатся выражать мысли с большой осторожностью, ведь, о чем бы они ни подумали, это становится их опытом. Я здесь очень свободно употребляю слово “учиться”; это скорее образное выражение, чем фактическое описание. Более точным был бы термин “вспоминать”.
Если бы физически воплощенные души научились контролировать мысли столь же быстро и эффективно, что и духовно-воплощенные, изменилась бы вся их жизнь. В создании индивидуальной реальности контроль мыслей — или то, что некоторые называют молитвой, —это все.
--Молитвой?
--Контроль мыслей—это наивысшая форма молитвы. Поэтому думай только о хороших, добродетельных вещах. Не живи в негативности и темноте. И даже в те мгновения, когда все выглядит мрачно—особенно в эти мгновения,—видь лишь совершенство, выражай лишь благодарность и воображай лишь, какое проявление совершенства выберешь в следующий раз.
--Это невероятно. Это невероятный кусок информации. Спасибо за это переживание.  Но яч всё-таки не понимаю многле из сказанного. Если можно, вернёмся к обсуждению этой проблемы немного позжн. Мне гнужно время на осмысление.
--Спасибо за такое восприятие. В некоторые моменты ты “чище”, чем в другие. В какие-то мгновения ты более открыт—как только что вымытое ситечко. Оно более “открыто”. Открыто больше отверстий.
--Хорошая формулировка. Делаю, что только могу.
--В всё-таки подведем итог: освобожденные души быстро запоминают, что следует с большой осторожностью выражать и контролировать мысли, потому что создают и переживают все, о чем бы ни думали. Скажу снова—то же касается душ, все еще обитающих в теле, за тем исключением, что результаты для них обычно не мгновенны. И именно промежуток “времени” между мыслью и воплощением —который может составлять дни, недели, месяцы или даже годы—создает иллюзию, что вещи происходят с тобой, не благодаря тебе. Это иллюзия, заставляющая тебя забыть, что причиной всего являешься ты.
Как уже несколько раз объяснялось, это забывание “встроено в систему”. Это часть процесса. Ведь ты не можешь создавать Того, Кто Ты Есть, не забыв, Кем Ты Был. Таким образом, иллюзия, вызывающая забывание,—специально созданный эффект. Поэтому, когда ты покинешь тело, большой неожиданностью будет мгновенная и очевидная связь между мыслями и их воплощением. Вначале шокирующая, эта неожиданность будет становиться очень приятной по мере того, как ты начнешь помнить, что в создании своего опыта служишь причиной, не следствием.
--Почему до смерти между мыслью и созданием проходит столько времени, а после смерти никакого промедления нет?
--Потому что ты работаешь в рамках иллюзии времени. Вне тела между мыслью и созданием промедления нет, потому что ты также и вне параметра времени.
--Другими словами, как Ты часто говорил, времени не существует.
--Не так, как ты это понимаешь. Явление “времени —на самом деле функция точки зрения.
--Почему оно существует, пока мы в теле?
--Ты его вызываешь, двигаясь в нем и принимая свою настоящую точку зрения. Ты используешь эту точку зрения как инструмент, при помощи которого можешь исследовать и наблюдать переживания более полно, выделяя их из одного происшествия в отдельные отрывки. Жизнь—это одно происшествие, событие в Космосе, происходящее прямо сейчас. Оно происходит все сразу. Везде. Нет никакого “времени”, кроме сейчас. Нет никакого “места”, кроме здесь. Здесь и сейчас вот Все, Что Есть.
--Ты выбрал испытывать великолепие здесь и сейчас во всех подробностях, переживать свое Божественное “Я” как создатель реальности здесь и сейчас Было лишь два пути —два поля опыта, —чтобы это сделать. Время и пространство.
--Так великолепна была эта мысль, что ты буквально взорвался от наслаждения! В этом взрыве наслаждения было создано пространство между частями тебя и время, требующееся, чтобы перейти от одной части к другой. Таким образом ты буквально разорвал свое “Я” на части, чтобы рассмотреть себя по частям. Можно сказать, что ты “разорвался на части” от счастья. С тех пор ты постоянно собираешь эти части.
--Именно это и есть вся моя жизнь! Я просто складываю вместе части, пытаясь увидеть, есть ли в них какой-нибудь смысл.
--И именно благодаря средству, называемому временем, тебе удалось разделить эти части, разделить неделимое и таким образом увидеть и пережить его полнее, как бы создавая его. Даже монолитный предмет, если посмотреть на него в микроскоп, ты увидишь совершенно не как монолитный, во как совокупность миллионов разных эффектов. Разные вещи происходят в одно и то же время и тем самым создают больший эффект. Точно так же и время ты используешь как микроскоп души. Подумай над Притчей о Скале.
Жила-была Скала, полная бесчисленных атомов, протонов, нейтронов и субатомных частиц материи. Эти частицы беспрерывно двигались по определенному плану, и каждая из них добиралась “отсюда” “туда” за какое-то “время”, но так быстро, что сама Скала казалась совершенно неподвижной. Она просто была. Она стояла, упиваясь солнцем, впитывая дождь, совершенно без движения.
--Что это движется у меня внутри?—спросила Скала.
—Это Ты,—сказал Голос Издалека.
--Я? — ответила Скала.—Но это же невозможно. Я совершенно не двигаюсь. Это видно каждому.
--Да, издалека,—согласился Голос.—На расстоянии, отсюда, выглядит так, словно ты монолитна, спокойна и неподвижна. Но когда я подхожу ближе—когда я очень внимательно смотрю на то, что фактически происходит—то вижу, что все, Что Ты Есть, движется. Все это движется во времени и пространстве с невероятной скоростью по определенному плану, и это создает Тебя в виде вещи под названием “Скала”. И это делает тебя чудом! Ты движешься и не движешься, в одно и то же время.
--Но,—спросила Скала,—что же из двух тогда иллюзорно? Единство и покой Скалы или раздельность и движение Ее частиц?
На это Голос отвечал: что же тогда иллюзорно? Единство и покой Бога? Или раздельность и движение Его частиц?
И вот что скажу тебе Я: На этой Скале Я построю Свою церковь. Ибо это Скала Веков. Это вечная истина, не оставляющая неперевернутым ни одного камня. Это Я объяснил в небольшой истории. Это—Космология. Жизнь—это последовательность мгновенных, невероятно скоростных движений. Эти движения не влияют на неподвижность и Бытие Всего, Что Есть. Но, как и с атомами этой скалы, именно движение создает покой—прямо у тебя на глазах. На расстоянии разделенности нет. Ибо Все, Что Есть,— это Все, Что Есть, и больше нет ничего. Я—Неподвижный Движущийся. Под ограниченным углом зрения на Все, Что Есть, вы видите себя отдельными и раздробленными, не как одно недвижимое существо, но много, много существ, пребывающих в постоянном движении. Оба эти наблюдения верны. Обе эти реальности “реальны”.
--И когда я “умираю”, то совсем не умираю, но просто смещаюсь в осознанность макрокосма—где нет “времени” и “пространства”, теперь и тогда, раньше и позже.
--Именно так. Ты это понял.
--Посмотрим, смогу ли я это Тебе пересказать. Посмотрим, смогу ли я это описать.
--Попробуй.
--Под углом зрения макрокосма раздельности нет, и, если смотреть “оттуда”, все частицы всего просто выглядят как Целое. Глядя на скалу у своих ног, ты видишь скалу, тотчас же и на том же месте, как целое, полное и совершенное. Но даже если на долю мгновения удерживать эту скалу в осознании, многое происходит внутри нее—невероятное движение частиц этой скалы, и с невероятной скоростью. И что делают эти частицы? Они делают скалу скалой.
Если смотреть на эту скалу, процесса не видно. Даже если ты ее концептуально осознаешь, для тебя все это происходит “сейчас”. Скала не становится скалой; она есть скала, прямо здесь—прямо сейчас.
Все же, если ты станешь сознанием одной из субмолекулярных частиц внутри скалы, то ощутишь движение с безумной скоростью, “отсюда” “туда”. И если какой-то голос снаружи скалы скажет: “Все это происходит в одно и то же мгновение”, ты назовешь его лжецом или шарлатаном. Однако с точки зрения человека, находящегося на расстоянии от скалы, ложью покажется идея о том, что любая часть скалы отдельна от любой другой части и, более того, движется с безумной скоростью. С такого расстояния видно то, чего не видно вблизи—что все Одно, что во всем этом движении ничто не движется.
Ты это понял. Ты это постиг. Ты говоришь — и ты прав,—что все в жизни зависит от угла зрения. Продолжая видеть эту истину, ты начнешь понимать макрореальность Бога. И ты раскроешь тайник всей Вселенной —Все в ней есть одно.
-- Вселенная—это молекула в теле Бога!
--Это, фактически, не столь далеко от истины.
--И именно к этой макрореальности мы возвращаемся в сознании, когда совершаем действие под названием “умирать”?
--Да. И все же даже та макрореальность, к которой ты возвращаешься,—не более чем микрореальность в еще большей макрореальности, которая, в свою очередь, является частью еще большей макрореальности—и так далее, и так далее бесконечно, и даже далее того; мир без конца.
--Мы есть Бог—То, Что Есть,—в постоянном процессе творения Самих Себя, в постоянном процессе бытия тем, что мы есть сейчас: пока не перестаем быть этим и не становимся чем-то другим.
--Даже скала не будет скалой вечно, но лишь “на время, кажущееся вечностью”. Прежде чем быть скалой, она была чем-то другим. Она застыла в эту скалу в результате процесса в сотни тысяч лет. Однажды она была чем-то другим, и чем-то другим будет слова. То же самое верно и о тебе. Ты не всегда был тем “тобой”, какой ты сейчас Ты был чем-то другим. И сегодня, представая в своем полном великолепии, ты поистине “снова что-то другое”.
Вот это да! Это поразительно. Я хочу сказать, абсолютно поразительно! Никогда не слышал ничего подобного. Ты взял всю космологию жизни и высказал в терминах, которые я могу держать в уме. Это поразительно.
--Ну спасибо. Я признателен тебе за это. Я стараюсь, как только могу.
--И проделываешь дьявольски хорошую работу.
--Наверное, это не совсем та фраза, которая здесь уместна.
--Ой.
--Шучу. Здесь, вверху, нужно немного разрядить атмосферу. Хочется немного пошалить. Фактически, Меня нельзя “оскорбить”. Тем не менее твои собратья-люди часто позволяют себе оскорбляться от Моего имени.
--Я это заметил. Но, возвращаясь обратно, мы, кажется, только что кое-что нащупали.
--Что именно?
--Все это объяснение развернулось, когда я задал один-единственный вопрос: “Как же так, что “время” существует, когда мы в теле, но его нет, когда душа освобождена?”. И кажется, Ты говоришь, что время—это на самом деле угол зрения; что оно ни “существует”, ни “прекращает существовать”, но в соответствии с тем, как душа изменяет перспективу, мы по-другому переживаем предельную реальность.
--Именно это я и говорю! Ты понял.
--И Ты выдвинул большее положение—о том, что в макрокосме душа осознает прямую связь между мыслью и творением; между идеями человека и его опытом.
--Да, на макроуровне ты словно видишь скалу и движение внутри скалы. Нет никакого “времени” ни в движении атомов, ни в создаваемой скалой видимости. Скала “есть”, даже если существует движение. По сути, благодаря этим движениям. Причина и следствие мгновенны. И движение происходит, и скала “есть”,—и все “в одно и то же время”. Именно это осознает душа в мгновение, которое ты называешь “смертью”. Это просто изменение перспективы. Ты видишь больше, поэтому больше понимаешь. После смерти ты больше не ограничен в понимании. Ты видишь скалу, ты видишь вглубь скалы. Ты будешь смотреть на то, что сейчас кажется наисложнейшими аспектами жизни, и говорить: “Разумеется”. Все это будет тебе совершенно ясно.
Будут и новые тайны для размышления. По мере того как ты движешься вокруг Космического Колеса, будут проявляться все большие и большие реальности — большие и большие истины. И, если ты сможешь помнить эту истину—угол зрения создает мысли, а мысли создают все,—если ты сможешь помнить это прежде, чем покинуть тело, не после, вся твоя жизнь изменится.
--И способом контролировать мысли является изменение перспективы.
--Именно. Прими другой угол зрения—и ты получишь другие мысли обо всем. Таким образом ты научишься контролировать мысль, а в создании своего опыта мысль — это все. Некоторые люди называют это постоянной молитвой.
--Ты говорил это раньше, но не думаю, чтобы я когда-нибудь думал так о молитве.
--Почему бы не посмотреть, что произойдет, если ты станешь это делать? Если ты представишь себе, что контролировать и направлять мысли—высочайшая форма молитвы, то будешь думать только о хороших и праведных вещах. Ты будешь обитать не в негативности и темноте, хотя и они могут окружать тебя. И в те мгновения, когда все выглядит мрачно— может быть, именно в эти мгновения,—ты будешь видеть лишь совершенство.
--Ты возвращаешься к этому снова и снова.
--Я даю инструменты. Этими инструментами ты можешь изменить свою жизнь. Я повторяю важнейшие из них. Снова и снова я их повторяю, потому что повторение создаст вос-поминание—вспоминание снова,—когда тебе это будет нужнее всего. Все происходящее—все, что произошло, происходит и будет происходить,—есть внешнее физическое проявление твоих сокровенных мыслей, решений, идей и устремлений в том, Кто Ты и Кем Ты Решаешь Быть. Поэтому не осуждай те аспекты жизни, с которыми не соглашаешься. Вместо этого стремись изменить их и сделавшие их возможными условия.
Видь тьму, но ие проклинай. Лучше будь этой тьме светом и преобрази ее. И да сияет твой свет среди людей, чтобы пребывающих во тьме осиял свет твоего существа, и все вы увидели наконец, Кто Вы Есть На Самом Деле. Будь Приносящим Свет. Ибо твоему свету под силу больше, чем освещать твой собственный путь. Твой свет может быть светом, который воистину освещает мир. Сияй же, о светлый! Сияй! Эго мгновение твоей величайшей тьмы может стать твоим великолепнейшим даром. И когда одарен ты сам, тем самым ты дашь и другим несказанное сокровище: Самих Себя. Да будет это твоей задачей, да будет это твоей величайшей радостью: снова давать людям их самих. Даже в их самый темный час. Особенно в тот час. Мир ждет тебя. Исцели его. Сейчас же. Там, где ты есть. Ты можешь сделать многое.
Ибо Мои овцы потерялись, и их нужно найти. Уподобься же добрым пастырям и приведи их вновь ко Мне.
               
                Глава 4
--Благодарю Тебя. Благодарю за приглашение на дискуссию. Благодарю за поставленную передо мной цель. Благодарю Тебя. За то, что всегда направляешь меня туда, куда, как Ты знаешь, я и сам хочу идти. Вот почему я прихожу к Тебе. Вот почему я люблю и благословляю наши беседы. Именно в беседе с Тобой я нахожу божественное в себе и начинаю видеть его в других.
--Дорогой мой, небеса радуются, когда ты говоришь это. Именно поэтому я и пришел к тебе, и приду к любому, кто нуждается во Мне. Точно так же я встречаюсь с теми, кто читает эти строки. Эта книга отнюдь не предназначалась для тебя одного. Она предназначается миллионам во всем мире. Она попадает в руки каждому, в самый нужный момент, подчас самым удивительным образом. Она приближает их к истине, к которой они сами стремятся, именно в данный момент их жизни. Здесь свершается чудо: каждый из вас сам достиг этого. “Создается впечатление”, что кто-то дал тебе эту книгу, привел тебя на эту встречу, вовлек тебя в беседу, однако ты сам привел себя сюда. Итак, давай вместе исследуем те вопросы, которые беспокоят твое сердце.
--Нельзя ли нам подробнее поговорить о жизни после смерти? Ты объяснял, что происходит с душой после смерти, и мне хочется узнать об этом как можно больше.
--Мы будем говорить об этом до тех пор, пока ты не почувствуешь удовлетворение. Как я уже говорил, происходит только то, чего ты сам хочешь. И это так. Ты создаешь свою собственную реальность не только тогда, когда ты в физическом теле, но и когда ты покидаешь его. Сначала ты можешь не осознавать этого и, значит, создавать свою реальность неосознанно. Тогда твоя жизнь будет обусловлена одним из двух энергетических полей: либо твоими бесконтрольными мыслями, либо коллективным сознанием.
Если твои бесконтрольные мысли сильнее коллективного сознания, то ты будешь осознавать ту реальность, которая создается ими. А если превалирует коллективное сознание, то определять твою реальность будет именно оно. Нет никакой разницы в том, как ты создаешь то, что называешь реальностью своей жизни. В жизни у тебя всегда есть выбор:
1. Позволять своим бесконтрольным мыслям управлять жизнью.
2. Позволять своему творческому сознанию управлять жизнью.
3. Позволять коллективному сознанию управлять жизнью.
И в этом ирония: в жизни нелегко поступать сознательно, используя свое собственное осознание. В самом деле, ты часто считаешь свои взгляды ошибочными, подчиняясь внешнему влиянию, и, таким образом, уступаешь коллективному сознанию независимо от того, полезно так поступать или нет. В первые моменты того, что ты называешь жизнью после смерти, тебе, возможно, будет нелегко подчиниться коллективному сознанию в новой среде (и во что, возможно, ты не веришь), и таким образом тебе захочется остаться при собственном мнении, независимо от того, полезно так поступать или нет.
Я скажу так: когда ты окружен более низким уровнем сознания, то полезнее придерживаться своего собственного понимания, а когда тебя окружает более высокое сознание, то полезнее подчиниться ему. Следовательно, важно искать носителей более высокого сознания. Трудно переоценить влияние среды, в которой ты проводишь время. В том, что ты называешь жизнью после смерти, тебе нечего беспокоиться, потому что тебя немедленно и автоматически окружат существа с более высоким сознанием и само высшее сознание.
Однако ты можешь не почувствовать, что тебя окружили такой любовью, не сразу это понять. Тебе, возможно, покажется, что с тобой “что-то происходит”, что ты неожиданно стал баловнем судьбы. На самом деле ты находишься на том уровне сознания, на котором умер. Некоторые из вас питают иллюзии, даже не зная об этом. Всю свою жизнь ты думаешь о том, что происходит после смерти, а когда ты “умираешь”, эти мысли проявляются, и ты неожиданно осознаешь (реализуешь) то, о чем думал. Совсем как в жизни, здесь преобладают самые мощные идеи, будоражащие твой ум.
Получается, что люди могут попасть в ад. Если они всю жизнь верили, что ад, скорее всего, существует и Бог будет судить “живых и мертвых”, что Он отделит “зерна от плевел”, “козлищ от овец” и что они точно “попадут в ад” за все оскорбления Бога, то они обязательно попадут туда! Они будут гореть в вечном огне проклятий! Могут ли они избежать этого? Ты неоднократно повторял в течение нашей беседы, что ада не существует. Но Ты также говоришь, что мы сами создаем свою реальность, и мы в состоянии создать любую реальность с помощью наших мыслей. Значит, огонь ада и проклятье могут существовать и существуют для тех, кто верит в них?
Ничего не существует в Высшей Реальности, кроме того, что есть. Ты прав в том, что можешь создать любую субреальность по выбору и побывать в аду, как ты это описываешь. В течение нашей беседы я ни разу не утверждал, что нельзя познать ад; я говорил, что ада нет. Многое из того, что ты ощущаешь, не существует, но все же ты ощущаешь это.
--Невероятно. Мой друг только что выпустил фильм об этом. Именно об этом. Постой-ка! Мой друг только что сделал фильм как раз о том, о чем мы здесь говорим. Он называется “Какие бывают мечты”, и это поразительная демонстрация на киноэкране сказанного Тобой.
--Я знаю об этом.
--Да? Бог ходит в кино?
--Бог делает кино.
--Вот это да!
--Конечно. Ты когда-нибудь видел фильм “О, Бог”?
--Конечно, но...
--Ты что, думаешь, Бог лишь книги нашёптывает?
--И все же, является ли фильм моего друга правдивым? Так ли все это?
--Нет. Ни кино, ни книга, ни любое другое объяснение человеком Божественного опыта не будет абсолютно верным.
--А как же Библия? Что и Библия не абсолютно верна?
--И Библия. Думаю, ты знаешь об этом.
--Ну а как же эта книга? Убежден, что уж эта книга точно истинна.
--Нет, мне неприятно говорить об этом, но ты пропускаешь все через свой личный фильтр. Согласен, твой фильтр истончился. Ты стал очень хорошим фильтром. Однако ты остаешься фильтром.
--Знаю. Я просто захотел еще раз обсудить с Тобой этот вопрос, потому что люди относятся к подобным книгам и фильмам типа “Какие бывают мечты” как к истине в последней инстанции. Я хочу, чтобы они так не поступали.
--Сценаристы и продюсеры этого фильма пытались передать необъятную истину через несовершенный фильтр. Они пытались высказать идею о том, что после смерти человек будет испытывать то, чего ожидает. Эту мысль они донесли очень эффектно. Итак, вернемся туда, где мы остановились?
--Да. Хотелось бы знать, что я сам хотел понять из этого фильма. Если ада нет, а я его ощущаю, в чем же тогда, черт возьми, разница?
--Не будет никакой разницы до тех пор, пока ты остаешься в созданной тобой реальности. Однако ты не сможешь создать ее навсегда. Некоторые из вас будут переживать эту реальность не более—как ты это называешь--“одной наносекунды”. А поэтому, даже в глубинах своего воображения, ты не познаешь страдания или печали.
--Как навсегда избавиться от убеждения, что ад существует, если я всю жизнь верил в это и считаю, что заслужил его своими поступками?
--С помощью знания и понимания. Так же как в этой жизни каждый последующий момент рождается из нового понимания, полученного от предыдущего момента, так и в том, что ты называешь жизнью после смерти, новый момент будет базироваться на осознании старого. Одно ты поймешь быстро—у тебя всегда будет выбор относительно того, что ты хотел бы пережить. Это происходит потому, что результаты в потусторонней жизни проявляются мгновенно, и ты не сможешь избежать связи между твоими мыслями и последствиями, к которым они приводят.
Ты осознаешь, что сам создаешь свою реальность. Это объясняет, почему жизнь некоторых людей полна счастья, а других—страхов; у одних опыт обширный, а у других его практически нет. Это также объясняет наличие столь разных рассказов о том, что происходит после смерти. Некоторые, пережив клиническую смерть, наполняются миролюбием и любовью, у них навсегда исчезает страх смерти; другие же возвращаются к жизни очень испуганными, они убеждены, что повстречались с темными силами зла.
Душа реагирует на самые мощные идеи ума, воссоздает их в своем собственном опыте. Некоторые души на некоторое время остаются в той реальности, делая ее очень убедительной, подобно тому, что они испытывали, находясь еще в теле, хотя эта реальность фиктивна и непостоянна. Другие души быстро приспосабливаются, адекватно отражая реальность, начинают генерировать новые идеи, мгновенно переходя в новые реальности.
--Ты имеешь в виду, что после смерти нет ничего определенного? Нет вечной истины, существующей независимо от ума? Продолжаем ли мы создавать мифы и легенды, ложные переживания даже после смерти, перейдя в следующую реальность? Когда же мы освобождаемся от этих оков? Когда же мы познаем истину?
--Тогда, когда ты захочешь сам. Вот главная мысль фильма твоего друга.
--Об этом мы и говорим здесь. Ее получат те, у кого есть единственное желание—найти вечную истину всего сущего, познать великие тайны, пережить величайший опыт.
--Да, существует одна Великая Истина, существует Конечная Реальность. Однако ты всегда будешь иметь то, что выбираешь, независимо от этой реальности, это точно, потому что реальность в том, что ты—божественное создание и ты божественно творишь свою реальность по мере того, как проживаешь ее. Однако если ты захочешь прекратить создавать свою собственную, личную реальность и начнешь понимать и проживать большую, единую реальность, то у тебя всегда будет мгновенная возможность для этого. Те, кто “умирают” в таком выборе, таком желании, в такой готовности и таком понимании, сразу начинают чувствовать Единение. Другие познают это только там и тогда, когда захотят.
Точно так же происходит, когда душа находится в теле. Все дело в желании, твоем выборе, твоем творении и, в конце концов, в создании несоздаваемого, то есть в твоем познании того, что уже было создано. Это Созданный Создатель. Неподвижный Движитель. Это альфа и омега, прошлое и будущее, сейчас и всегда всего того, что ты называешь Богом. Я не покину тебя, но и не буду навязывать себя тебе. Я так никогда не делал и делать не буду. Ты можешь вернуться ко мне в любой момент. Сейчас, когда ты находишься в теле,—или покинув его. Можешь вернуться к Единению и отказаться от своей индивидуальности тогда, когда захочешь, и так же ты можешь воссоздать свою индивидуальность тогда, когда пожелаешь. Ты можешь стать кем угодно из Всего Сущего, в микроскопическом виде или гигантском. Можешь стать микрокосмом или макрокосмом.
--Я могу захотеть стать элементарной частицей или камнем. Да. Так и будет.
--Когда ты находишься в человеческом теле, ты проживаешь опыт малого, а не большого; то есть части микрокосма (хотя это ни в коем случае не самая его мельчайшая частица). Когда же ты покидаешь тело (перейдя в то, что некоторые называют “миром духа”), то ты гигантскими прыжками расширяешь свои возможности. Тебе покажется, что ты знаешь все; можешь быть всем. У тебя появится макро-космический взгляд на вещи, и ты поймешь то, что не понимал раньше.
Ты поймешь также еще кое-что: существует еще больший макрокосм. То есть неожиданно осознаешь, что Все Сущее много больше, чем твоя собственная реальность. Это сразу наполнит тебя благоговением и предвкушением, удивлением и волнением, радостью и восторгом, потому что ты тогда будешь знать и понимать то, что знаю и понимаю Я: игра никогда не заканчивается.
--Доберусь ли я когда-нибудь до настоящей истины?
--После “смерти” ты сможешь получить ответ на любой вопрос и задавать такие вопросы, о существовании которых ранее даже не догадывался. Ты сможешь вступить в единение со всем сущим. У тебя будет право выбирать, кем быть, что делать и как поступать дальше. Хочешь вернуться в только что покинутое тело? Хочешь опять побыть в виде человека, но в другом теле? Хочешь оставаться там, где сейчас находишься—в “мире духа”, на данном уровне реальности? Хочешь идти, продвигаться вперед в области знания и опыта? Хочешь “пол- ностью отказаться от индивидуальности” и стать частью Единения? Что ты выбираешь? Что ты выбираешь? Что ты выбираешь!
Я всегда буду задавать тебе этот вопрос. Это вечный вопрос Вселенной. Вселенная не знает ничего, кроме как выполнить твое сокровенное желание, самое дорогое желание. И действительно, она делает это каждую секунду, каждый день. Разница между тобой и мной заключается в том, что ты не осознаешь этого.
--Сознаю Я. Скажи... Смогут ли мои родственники, мои любимые, встретиться со мной после моей смерти и помочь мне разобраться в том, что происходит, как об этом некоторые заявляли? Смогу ли я воссоединиться с теми, кто “ушел раньше”? Сможем ли мы вечно быть вместе?
--А чего хочешь ты? Хочешь, чтобы так было? Значит, так и будет.
--Ну хорошо. Я в замешательстве. Правильно ли я Тебя понял, что у каждого есть свобода выбора и эта свобода остается и после смерти?
--Да, ты понял правильно.
--Если это так, то свобода выбора моих любимых должна будет совпасть с моей, у них должны быть такие же мысли и желания, как у меня, иначе они не придут ко мне, когда я умру. Далее, если я захочу провести остаток вечности с ними, а кто-то из них захочет уйти? Может, один из них захочет возвыситься, чтобы обрести Единение, как Ты это называешь. Тогда что?
--Во Вселенной ты не найдешь противоречия. Что-то может показаться противоречивым, но это не так. Если возникнет ситуация, которую ты только что описал (между прочим, это очень хороший вопрос), то вы оба будете иметь право выбора.
--Оба?
--Оба.
--Можно вопрос?
--Давай.
--Спасибо. Как...
--Что ты думаешь о Боге? Думаешь ли ты, что Я нахожусь о одном и только в одном месте?
--Нет. Я думаю, что Ты одновременно находишься во многих местах. Я думаю, что Бог вездесущ.
--Здесь ты прав. Нет места, где Я не был бы. Тебе это понятно?
--Думаю, да.
--Хорошо. Что тебя заставляет думать, что к тебе это не относится?
--Потому что Ты  Бог, а я  простой смертный.
--Ясно. Все еще цепляешься за этого “простого смертного”.
--Хорошо, хорошо... представим ради поддержания разговора, что я тоже Бог или, по крайней мере, сделан из той же субстанции, что и Бог. Тогда, как Ты говоришь, я тоже буду всегда и везде?
--Это всего лишь вопрос того, какой выбор сделает сознание в своей реальности. В мире, который ты называешь “духовным”, ты можешь испытать то, что представляешь. Если сейчас ты хочешь быть одной душой, в одном месте, в одно “время”, то ты это делаешь. Но если ты захочешь, чтобы твой дух стал больше, то это ты тоже сделаешь. Твой дух действительно может быть там, где ты захочешь, и в любое “время”. Честно говоря, это происходит потому, что есть только одно “время” и одно “место”, и ты всегда внутри этого целого. Таким образом, ты можешь по желанию прожить любую часть или части Всего, и в любой момент.
--А что, если я захочу, чтобы мои родственники были со мной, а кто-то захочет стать “частицей Всего” где-нибудь еще? Тогда что?
--Ты и твои родственники не смогут не захотеть одного и того же. Ты и Я, твои родственники и Я—все мы одно и тоже. Твое желание— это выражение Моего желания, потому что ты—это просто Я, проявляющий то, что называется желанием. Следовательно, то, чего желаешь ты, желаю и Я. Опять же, твои родственники и Я—одно и то же. Значит, они хотят того же, что и Я. Отсюда следует, что твои родственники желают того же, что и ты.
На Земле каждый хочет одного и того же. Это так. Вы хотите мира. Вы хотите процветания. Вы хотите радости. Вы хотите успеха. Вы хотите удовлетворения и самовыражения в работе, любви в жизни, здоровья в теле. Вы все хотите одного и того же. Думаете, что это совпадение? Это не так. Именно так течет жизнь. Я тебе объясняю это прямо сейчас. Земля отличается от того, что ты называешь миром духа, лишь тем, что на Земле каждый, желая одного и того же, имеет свое собственное представление о его достижении. Таким образом, вы все идете в разных направлениях в поисках одного и того же! Эти различные идеи приводят к различным результатам. Эти идеи можно назвать твоими Направляющими Мыслями. Мы об этом уже говорили ранее.
--Да, в книге 1.
--“Я несовершенен”—это мысль присуща многим из вас. Где-то глубоко внутри многие считают, что им просто недостает чего-то. Недостает чего-нибудь. Недостает любви, недостает денег, недостает еды, недостает одежды, недостает крыши над головой, недостает для жизни хороших идей, и, естественно, недостает себя самих. Эта Направляющая Мысль заставляет тебя применять все виды стратегии и тактики в поисках того, чего, как вы считаете, вам “недостает”. Ты бы сразу отбросил эти поиски, если бы четко осознавал, что у тебя все есть... Все, что пожелаешь.
Твои идеи о “недостаче” исчезают в том, что ты называешь “небесами”, ведь там ты осознаешь, что ты един со своими желаниями. Ты осознаешь, что тебе уже не нужно столько. Ты осознаешь, что можешь быть в нескольких местах одновременно в любой момент “времени”, поэтому нет необходимости не желать того, что желает твой брат, не выбрать того, что выбирает твоя сестра. Если они хотят, чтобы ты присутствовал при их смерти, то сама мысль о тебе призовет тебя к ним, и у тебя не будет причины не мчаться к ним, потому что твоя поездка к ним ничего тебе не будет стоить.
Это состояние, в котором просто нет причин ответить “нет”, в котором Я находился во все времена. Ты слышал это и раньше, и это истина: Бог никогда не говорит “нет”. Я всегда даю тебе именно то, что ты хочешь. Точно так же как Я поступал с самого создания мира.
--Ты действительно даешь каждому то, что он хочет в любое время?
--Да, мой дорогой, даю. Твоя жизнь — это отражение твоих желаний и того, что, по твоему мнению, ты мог бы иметь при их исполнении. Если ты не веришь в то, что смог бы что-то иметь, то я тебе и не даю этого, несмотря на самое жгучее желание, потому что не буду разрушать твое собственное представление об этом. Я не могу. Это закон. Неверие в то, что ты можешь иметь что-то, равносильно отказу от желания, так как это приводит к тому же результату.
--Однако мы на Земле не можем иметь все, что хотим. Например, мы не можем быть в двух местах одновременно. Есть еще многое, чего бы нам хотелось, но мы не можем этого иметь, поскольку на Земле мы все очень ограничены.
--Я знаю, что ты так думаешь, значит—это твой путь, так как единственная истина—ты всегда получаешь то, что надеешься получить. Таким образом, если ты говоришь, что не можешь быть одновременно в двух местах, значит, так и будет. Но если ты уверен, что можешь быть везде со скоростью мысли и даже проявиться в физической оболочке в нескольких местах одновременно в любое заданное время, то так оно и будет.
--Знаешь, вот здесь я уже ничего не понимаю. Мне хочется верить, что эта информация идет прямо от Бога, но, когда Ты говоришь такие вещи, я схожу с ума, просто потому, что не могу в это поверить. Понимаешь, я не думаю, что то, что Ты говоришь, правда. Опыт человека еще не доказал такого.
--Все наоборот. Известно, что святые и мудрецы во всех религиях делали и то, и другое. Требует ли это такой сильной веры? Веры чрезвычайного уровня? Уровня веры, достигнутого кем-то одним за тысячи лет? Да. Невозможно ли это? Нет.
--Как мне создать такую веру? Как достичь такого уровня веры?
--Ты не можешь быть где-то. Ты можешь быть только здесь. Я не пытаюсь играть словами. Это так. Этого уровня веры, назову его Полное Знание, не стоит пытаться достичь. Наоборот, если ты попытаешься достичь его, то не получишь его. Потому что ты уже являешься им. Ты просто есть это Знание. Ты—уже это сущее. Такое существование исходит из состояния полной осознанности. Оно может исходить только из этого состояния. Если ты пытаешься стать осознающим, ты не станешь им. Это похоже на то, как если бы ты пытался “быть” шести футов роста при росте в четыре фута и девять дюймов. Твой рост не может быть шесть футов. Ты станешь шестифутовым тогда, когда вырастешь до этого уровня. Когда у тебя будет  шесть футов, ты сможешь делать все, что делают другие шестифутовые люди.
Так что “не пытайся верить” в то, что ты можешь сделать сейчас то же самое. Вместо этого пытайся подняться до уровня полного осознания. Тогда вера будет уже не нужна. Полное Знание будет творить чудеса.
--Однажды во время медитации я ощутил чувство полного единения, полного осознания. Это было восхитительно. Я был в экстазе. С тех пор я пытаюсь пережить это состояние снова. Я сижу в медитации, пытаясь обрести полное осознание. И у меня больше ни разу не получилось. По этой причине, не правда ли? Ты говоришь, что, пока я ищу что-нибудь, я не смогу получить это, потому что мой поиск уже является доказательством того, что я не имею этого. Эту же мудрость Ты пытался донести до меня в течение всей нашей беседы.Да, да. Сейчас ты понял это. Тебе стало понятнее. Поэтому мы продолжаем ходить кругами. Поэтому мы повторяем темы, снова обращаемся к ним. Может, до тебя дойдет с третьей, четвертой, пятой попытки.
--Ну что же, я рад, что задал этот вопрос, потому что это могло стать источником опасности, эти заявления о том, что “можно быть одновременно в нескольких местах” или “можно делать все, что захочешь”. Как раз подобные мысли заставляют людей прыгать с вышки с криком: Я—Бог! Посмотрите! Я могу летать! Я бы предпочел на их месте быть в состоянии полной осознанности, прежде чем делать это. Если ты решил доказать себе, что ты—Господь, демонстрируя это другим, то ты сам не знаешь, кто ты на самом деле, и это “незнание” проявится в твоей жизни. Короче говоря, ты рухнешь вниз.
Бог никому не доказывает свое существование, потому что у Бога нет в этом необходимости. Он есть, и этим все сказано. У тех, кто чувствует единение с Богом, или тех, кто хранит Бога внутри, нет ни необходимости, ни стремления доказывать это кому-то и—меньше всего--себе. И было так, что когда толпа с издевкой кричала: “Если ты—Сын Божий, то сойди с креста!”, но человек по имени Иисус не стал ничего предпринимать. Однако через три дня, спокойно и беспрепятственно, когда не было ни толпы, ни свидетелей, которым нужно что-то доказывать, он сделал нечто более удивительное—с тех пор мир не умолкает об этом.
И в этом чуде твое спасение, ибо тебе показали правду не только об Иисусе, но о самом себе; и, следовательно, тебя можно спасти от лжи о себе, которую тебе сообщили и которую ты принял за правду. Бог всегда приглашает тебя к высшему самоуважению. На твоей планете сейчас немало людей, проявивших чудеса уверенности в себе, появляясь и исчезая, заставляя появляться и исчезать физические предметы. Они “всегда жили” в теле или возвращались к телу и продолжали жить, и все это, все это стало возможным благодаря их вере. Благодаря их знанию. Благодаря тому, что они абсолютно четко видели окружающий их мир и знали, каким он был задуман.
И хотя в прошлом люди в телах землян совершали подобные действия, и вы называли это чудом, а самим им поклонялись как святым и спасителям, они такие же святые и спасители, как и вы. Вы все—святые и спасители. Именно это послание они несли вам.
--Как мне поверить в это? Хочу поверить в это всем моим сердцем, но не могу. Просто не могу.
--В это нельзя поверить. Это можно только знать.
--Как я могу это знать? Как мне прийти к этому?
--Что бы ты ни выбрал для себя самого—отдай это другому. Если сам не можешь к этому подойти, то помоги в этом другому. Сообщи кому-нибудь, что у них все есть. Похвали их за это. Окажи им честь за это. В этом ценность гуру. Вот в чем дело. На Западе было много негативных эмоций вокруг слова “гуру”. Оно стало почти пренебрежительным. Быть “гуру”—все равно что быть шарлатаном. Быть преданным гуру— все равно что отдать свою энергию. То, что ты видишь в другом, ты сможешь распознать и в себе. Это внешнее отражение твоей внутренней реальности. Это внешнее доказательство твоей внутренней правды. Правды твоего существования. Эта правда передается тобой в книгах, которые ты пишешь.
--Не считаю себя автором этих книг. Я считаю Тебя, Бога, писателем, а себя—простым писцом.
--Бог—это автор... такой же, как ты. Нет никакой разницы, кто их пишет—ты или Я. До тех пор пока ты будешь думать, что разница есть, ты будешь упускать смысл написанного. Большинство людей не осознали учения. Поэтому я шлю к вам новых учителей, еще больше учителей, но с тем же посланием, что и раньше. Я понимаю твое нежелание принять учение как свою собственную истину. Если бы ты ходил повсюду с заявлением о том, что ты един с Богом, или даже его частью,—устно или письменно озвучивая эти слова, то мир так бы и не понял, кто ты такой.
--Люди могут из меня сделать кого угодно. Одно я знаю точно: я не заслуживаю быть проводником информации, полученной здесь, а также и во всех этих книгах. Я не чувствую, что подхожу для роли посланника Истины. Я работаю над этой третьей книгой, но я даже до выхода ее в свет знаю, что со всеми совершенными мною ошибками, всеми моими эгоистичными поступками я не достоин быть избранным из всех людей, чтобы стать посланником этой великолепной истины.
Хотя, возможно, это—величайшее послание этой трилогии: Бог остается невидимым для человека, но общается со всеми, даже с самыми недостойными среди нас. Потому что если Бог заговорит со мной, то он обратится прямо к сердцу каждого мужчины, женщины и ребенка — к каждому, кто ищет истину. Значит, у нас всех есть надежда. Нет ни в ком из нас чего-то столь ужасного, чтобы Бог покинул нас, такого непростительного, чтобы Бог отвернулся от нас.
--И ты в это веришь, в то, что сейчас написал?
--Да.
--Тогда пусть так и остается, пусть для тебя так и будет. Но я скажу тебе вот что. Вы достойны. Каждый достоин. Недостойность—самое сильное проклятье человечества. Свое чувство достоинства вы строите на основании прошлого, тогда как Я строю его на основании будущего. Будущее, будущее, всегда будущее! Вот где твоя жизнь, а не в прошлом. В будущем. Вот где твоя правда, а не в прошлом. Сделанное тобой совсем не важно по сравнению с тем, что тебе предстоит сделать. Твои промахи незначительны по сравнению с тем, что тебе еще предстоит создать.
Я прощаю твои ошибки. Все ошибки. Я прощаю твои неумные страсти. Все страсти. Я прощаю твои ошибочные понятия, твое неверное понимание, обидные поступки, эгоистичные решения. Все. Другие могут тебя не простить, а Я прощаю. Другие могут не отпустить тебе грехи, а Я отпускаю. Другие могут не позволить тебе забыть о содеянном зле, измениться, стать другим, а Я позволяю. Ибо Я знаю, что ты не тот, каким был, а тот, какой ты сейчас, и всегда будешь таким, как сейчас. За минуту грешник может стать святым. За одну секунду. За одно дыхание.
Нет такого понятия, как “грешник”, ибо нельзя согрешить против Меня, ты—частица Меня Самого. Поэтому Я говорю, что “прощаю” тебя. Эта фраза кажется тебе понятной, поэтому Я использую ее. Если честно, Я не прощаю тебя, и никогда не буду прощать за что-то. В этом нет необходимости. Не за что прощать. Но Я могу освободить тебя. И Я это делаю. Сейчас. Снова. Как часто Я делал в прошлом, через учения столь многих учителей.
--А почему мы о них ничего не слышали? Почему мы не поверили в это, в Твое великое обещание?
--Потому что ты не можешь поверить в доброту Бога. Тогда забудь о вере в Мою доброту. Вместо этого верь в простую логику. Причина, по которой Мне не нужно прощать тебя, заключается в том, что ты не можешь ни обидеть Меня, ни ранить, ни уничтожить. Несмотря на это, ты думаешь, что в состоянии оскорбить Меня и даже ранить. Какая иллюзия! Какое забавное заблуждение! Мне невозможно причинить вред каким-нибудь образом. Я бессмертен. Тот, Кого нельзя обидеть, не будет обижать и Сам.
Тебе понятна логика, стоящая за истиной,--я не проклинаю, не наказываю, не прибегаю к возмездию. В этом нет необходимости, потому что меня невозможно ни оскорбить, ни обидеть, ни ранить. То же касается и тебя. И других тоже, хотя тебе и всем кажется, что тебя можно оскорбить, обидеть и ранить, как это бывало в прошлом. Тебе хочется мстить, так как тебе кажется, что тебя обидели. Ты чувствовал боль, и тебе снова нужна боль как возмездие за обиду. Может ли восторжествовать справедливость, если нанести другому рапу? Ты полагаешь, что если тебя обидели, то ты имеешь полное и справедливое право ответить тем же? Ты порицаешь подобное отношение к людям, но себе позволяешь это для торжества твоей собственной справедливости?
Это безумие. В этом безумии ты не видишь, что все люди чувствуют себя творцами справедливости, причиняя боль другим. Свои действия человек считает справедливыми — при условии, что он этого хочет и к этому стремится. Ты считаешь, что стремления и желания других порочны. А они так не считают. Ты можешь отвергнуть их модель мира, с их морально-этическим подходом, с их религиозными воззрениями, с их решениями, выбором, действиями... но они держатся за них, строят на них свои ценности.
Ты называешь эти ценности “ложными”. Но кто сказал, что твои ценности истинны? Только ты. Твои ценности истинны, потому что ты так сказал. Даже это было бы разумно, если бы ты держал свое слово, однако ты постоянно меняешь свое мнение о том, что “правильно”, а что “ложно”. Это делают и люди, и общества. То, что в твоем обществе считалось “правильным” десять лет назад, сегодня считается “вредным”. То, что ты считал вредным в недалеком прошлом, сегодня ты называешь правильным. Кто же может сказать, что правильно, а что вредно? Как можно отличить картежников без карт в руках?
--И все же мы осмеливаемся судить друг друга. Мы осмеливаемся проклинать, потому что кто-то не смог изменить свои идеи по нашему образцу того, что правильно, а что ложно. Ух. Мы действительно непонятные существа. Мы сами не в состоянии понять, что правильно, а что нет.
--Проблема не в этом. Проблема не в том, чтобы поменять свои представления о правильном и ложном. Вы должны меняться, чтобы расти. Изменение—продукт эволюции. Нет, проблема не в том, что ты изменился или твои представления поменялись. Проблема в том, что многие из вас настаивают, что их сегодняшние ценности совершенны и все должны их придерживаться. Некоторые из вас стали непогрешимыми ханжами. Придерживайся своих убеждений, если они тебе помогают. Держись. Не шарахайся в стороны. Потому что твои понятия “правильного” и “ложного” отражают Того, Кто Ты Есть. Нельзя требовать от других жить по твоим меркам. Не застревай глубоко в твоих сегодняшних идеях и привычках, это тормозит процесс эволюции.
Хотя... тебе это не удастся, даже если бы ты этого хотел: жизнь продолжается, с тобой или без тебя. Все изменяется, ничего вечного нет. Не меняться—значит не двигаться. А не двигаться — значит умереть. В жизни все движется. Даже скалы наполнены движением. Все движется. Все. Нет ничего, что бы не двигалось. Следовательно, сам факт движения означает, что ничто не остается неизменным от одного мгновения до другого. Ничто.
Не поддаваться изменениям или стремиться к этому означает двигаться против законов жизни. Это неразумно, потому что это—борьба, и жизнь всегда победит. Поэтому меняйся! Да, меняйся! Меняй свои понятия о правильном и неправильном. Меняй свое разумение этих понятий. Меняй свои структуры, рамки, модели, теории. Пусть поменяется даже самая глубокая истина. Сам меняй ее, ради всего святого. Я это говорю буквально. Сам меняй ее, ради всего святого. Потому что ты растешь при изменении представления о самом себе. Твоя новая идея о самом себе ускорит эволюцию. Твои новые КТО, ЧТО, ГДЕ, КОГДА, КАК и ПОЧЕМУ отгадывают загадку, распутывают клубок, заканчивают рассказ. Тогда ты сможешь начать новую историю, еще прекраснее.
Твоя новая идея обо всем, этом—это восторг, созидание, проявление Бога в тебе, Его полная реализация. Независимо от того, насколько хороши теории, они всегда могут быть еще лучше. Независимо от того, насколько хороши, по-твоему, твои религиозные постулаты, твоя идеология, твоя космология, — они могут быть еще более удивительными. Потому что еще “есть многое на небе и земле, что и не снилось нашим мудрецам”. Следовательно, надо быть открытым. Будь ОТКРЫТЫМ. Не отгораживайся от новой идеи лишь потому, что тебе было уютно со старой. Жизнь начинается на границе твоего комфорта.
Не спеши судить других. Старайся не судить, ибо проступки человека еще вчера были твоей добродетелью; его промахи повторяют твои прошлые ошибки, исправленные сейчас; его предпочтения и решения, такие “оскорбительные, вредные, эгоистичные и непростительные”, похожи на вчерашние твои. Именно тогда, когда ты “представить себе не можешь”, как этот человек “смог так поступить”, ты забываешь, откуда ты сам и куда вы оба направляетесь. Тем же, кто считает себя порочным, кто считает себя ничего не стоящим и неисправимым, я скажу так: среди вас нет ни одного потерянного и никогда не будет. Потому что вы все, все, находитесь в процессе становления. Вы все, все, проходите через процесс эволюции. Так я материализуюсь. Через вас.


                Глава 5

--Я вспоминаю молитву, которой научили меня, когда я был ребенком. “Господи, я не достоин того, чтобы Ты вошел под мою крышу. Но произнеси лишь слово, и моя душа исцелится”. Ты произнес эти слова, и я почувствовал, что исцелился. Мне больше не кажется, что я ничего не стою. Ты знаешь, как заставить меня почувствовать, что я чего-то стою. Если бы я мог принести что-нибудь в дар всем человеческим существам, мой дар состоял бы именно в этом.
--Ты приносишь им такой дар, передавая нашу беседу.
--Мне хотелось бы продолжать это делать, когда наша беседа будет закончена.
--Эта беседа никогда не будет закончена.
--Хорошо, значит, когда будет завершена эта трилогия.
--Найдутся другие способы.
--Если так, я очень счастлив. Потому что это тот дар, который жаждет принести моя душа. У каждого из нас есть что-то такое, что он может дарить. Мне хотелось бы, чтобы это было моим даром.
--Значит, иди и дари. Старайся, чтобы каждый, чья жизнь соприкоснется с твоей, ощутил, что он чего-то стоит. Пусть каждый почувствует, что ему нет цены просто потому, что он человек, пусть испытает восторг, осознав, кто он есть. Пусть это будет твоим даром, и ты исцелишь мир.
--Я смиренно прошу Твоей помощи.
--Ты всегда ее получишь. Ведь мы друзья.
--Но я люблю беседовать с Тобой, и мне хотелось бы задать вопрос о том, о чем Ты уже говорил раньше.
--Я здесь.
--Говоря о “жизни между жизнями”, Ты сказал: “Когда бы ты ни захотел, ты сможешь воссоздать переживания своего я”. Что это значит?
--Это значит, что в любой момент, когда ты захочешь, ты можешь появиться из Всего Сущего как новое “я” или как то же самое “я”, каким ты был раньше.
--Ты хочешь сказать, я могу сохранить свое индивидуальное сознание, свое осознание “себя” и вернуться к нему?
--Да. Всякий раз ты можешь иметь тот опыт, какой пожелаешь.
--И я смогу вернуться в эту жизнь—на Землю—тем же человеком, каким был до своей “смерти”?
--Да.
Во плоти?
--Ты слышал об Иисусе?
--Да, но я не Иисус, я никогда не утверждал, что похож на Него.
--Но разве Он не говорил: “Вы тоже будете делать все это и многое другое”?
--Да, но я не думаю, чтобы Он имел в виду чудеса, подобные этому.
--Очень жаль, что ты так не думаешь. Ибо Иисус был не единственным, кто восстал из мертвых.
--Он не был единственным? Другие тоже восставали из мертвых?
--Да.
--Боже мой, но это же богохульство.
--Богохульство в том, что кто-то еще, кроме Христа, восставал из мертвых?
--Да, найдутся люди, которые скажут, что это так.
--Значит, эти люди никогда не читали Библии.
--Библии? Библия утверждает, что кто-то, кроме Иисуса, вернулся в свое тело после смерти?
Ты когда-нибудь слышал о Лазаре?
--О, это несправедливо. Это сила Христа подняла его из мертвых.
--Совершенно верно. И ты считаешь, что “сила Христа”, как ты ее называешь, приберегалась только для Лазаря? Для одного человека за всю историю?
--Подобная точка зрения мне не приходила в голову.
--Говорю тебе: много было тех, кто восстал из “мертвых”. Много было “вернувшихся к жизни”. Это происходит каждый день, прямо сейчас, в ваших больницах.
--Ну, хватит. Это опять несправедливо. Это медицина, а не теология.
--О, понимаю. К чудесам, которые происходят сегодня, Бог не имеет никакого отношения, только к тем, что происходили вчера.
--Хмм... хорошо, я просто привел техническое обоснование. Но никто не восстал из мертвых сам, как это сделал Иисус! Никто не вернулся из “мертвых” таким путем.
--Ты уверен?
--Да... почти уверен...
--Ты когда-нибудь слышал о Махаватаре Бабаджи?
--Я не думаю, что мы должны привлекать к этому восточных мистиков. Масса людей не верит подобной чепухе.
--Понимаю. И, конечно, они не могут ошибаться.
--Объясни мне это прямо. Ты хочешь сказать, что души могут возвращаться из так называемой “смерти” в виде духа или, если они этого хотят, в физическом теле?
--Теперь ты начинаешь понимать.
--Хорошо, тогда почему этого не делает больше люди? Почему мы не слышим об этом каждый день? О подобных явлениях должны были бы сообщать по всему миру.
--На самом деле это делают очень многие, возвращаясь в виде духов. И, должен призвать, лишь немногие решают вернуться в тело.
--Ха! Вот что! Я понял! Но почему? Если это так легко, почему этого не делает больше души?
--Дело не в том, легко это или трудно, дело в желании.
--То есть?
--То есть редко какая душа хочет вернуться в ту же физическую форму, в какой находилась раньше. Если душа решает вернуться в тело, она почти всегда возвращается в другое тело, непохожее. Таким путем она начинает новую программу, накапливает новые воспоминания, пускается в новые приключения. Как правило, души покидают тело, потому что они с ним покончили. Они завершили то, что было связано с этим телом. Они испытали то, что хотели испытать.
--А что Ты скажешь о тех, кто погиб в результате несчастного случая? Они тоже завершили свой опыт или он был “прерван”?
--Ты до сих пор воображаешь, что люди умирают из-за несчастного случая?
--Ты хочешь сказать, что это не так?
--Ничто в этой Вселенной не происходит из-за несчастного случая. Не существует такого понятия, как “несчастный случай”, точно так же как не существует такого понятия, как “совпадение”.
--Если бы я мог убедиться в том, что это правда, я бы никогда не оплакивал тех, кто умер.
--Оплакивать их—последнее, чего бы они от тебя хотели. Если бы ты знал, где они находятся и что это их собственный решительный выбор, ты бы праздновал их уход. Если бы ты испытал хотя бы на мгновение то, что вы называете жизнью после смерти, придя к этому с самыми высокими мыслями о себе и о Боге, ты бы улыбался до ушей на их похоронах и сердце твое исполнялось бы радостью.
--Мы оплакиваем на похоронах свою потерю. Мы изливаем свою грусть, потому что знаем: мы никогда не увидим этого человека опять, никогда не сможем к нему прикоснуться, обнять, взять за руку, не сможем быть с тем, кого мы любили.
--И это оправданный плач. Вы отдаете должное своей любви и своим любимым. Но даже это оплакивание было бы коротким, если бы вы знали, какие великолепные реальности и удивительные переживания ожидают счастливую душу, покидающую тело.
--На что она похожа, жизнь после смерти? Расскажи мне об этом.
--Существуют вещи, которые нельзя раскрывать, —не потому, что я предпочитаю этого не делать, а потому, что в твоем нынешнем состоянии, на том уровне понимания, на котором ты сейчас находишься, ты не способен понять то, что тебе будет сказано. И все же есть много такого, что можно сказать.
Как мы уже говорили, в том, что ты называешь жизнью после смерти, ты можешь делать одно из трех —точно так же как и в жизни, которую ты проживаешь сейчас. Ты можешь подчиниться тому, что создают твои неконтролируемые мысли, ты можешь накапливать жизненный опыт, исходя из сознательного выбора, или же можешь руководствоваться коллективным сознанием Всего, Что Существует. Этот, последний случай называется Воссоединением или Соединением с Единым.
Если бы вы пошли первым путем, большинство из вас не смогли бы следовать этому пути слишком долго (в отличие от того, как вы поступаете па Земле), потому что в тот момент, когда вам не будет нравиться то, что вы испытываете, вы будете создавать новую, более приятную действительность, просто остановив свои негативные мысли. Поэтому вы никогда не узнаете, что такое “ад”, которого вы так боитесь, пока испытать его не станет вашим собственным выбором. И даже в этом случае вы будете “счастливы”, потому что вы получили то, что хотели. (Гораздо больше людей, чем ты думаешь, “счастливы” быть “жалкими”.) Так что вы будете переживать “ад” до тех пор, пока не решите, что с вас довольно.
Большинство из вас уже в первое мгновение поспешит уйти от подобных переживаний и создать что-то новое. Вы можете исключить ад из своей жизни на Земле точно таким же способом. Если вы пойдете вторым путем и будете сознательно создавать свой жизненный опыт, вы, без сомнения, попадете “прямо в Царство Небесное”, потому что это то, что будет создавать каждый, кто в это верит и имеет свободный выбор. Если вы не верите в Царство Небесное” вы будете испытывать то, что вы хотите испытать, — и в тот момент, когда вы это поймете, ваши желания начнут становиться все чище и лучше. И тогда вы поверите в Царство Небесное!
Если вы пойдете третьим путем и подчинитесь тому, что создает коллективное сознание, вы быстро придете к всеобщему приятию, всеобщему спокойствию, всеобщей радости, всеобщему осознанию, всеобщей любви, поскольку именно это и есть сознание коллектива. Потом вы станете одним целым с Единым, и не будет ничего, кроме Того, Что Вы Есть, — то есть Всего, Что Было Вечно, — пока вы не решите, что должно быть что-то еще. Это нирвана, ощущение “одного целого с Единым”, то, что многие из вас на мгновение испытывают во время медитации, это и есть экстаз, который не поддается никакому описанию.
Испытывая Единство бесконечно долгое время— без времени, вы перестанете его ощущать, потому что вы не можете ощущать Единство как Единство, если и пока не существует Того, Что Не является Одним. Пережив это, вы опять создадите представление и мысль об отделении, или отсутствии единства. Тогда вы продолжите путешествие на Космическом Колесе. Вы будете вечно продолжать свой путь, продолжать существование, опять и опять идти по кругу.
Вы будете много раз возвращаться к Единству— бесконечное число раз и всякий раз на бесконечное время—и будете знать, что вы являетесь инструментом возвращения к Единству в любой точке Космического Колеса. Вы можете сделать это сейчас, когда вы читаете эти строки. Вы можете сделать это завтра, во время медитации. Вы можете сделать это в любое время.
--И Ты говоришь, что нам не обязательно оставаться на том уровне сознания, каким мы обладаем на момент смерти?
--Нет. Вы можете перейти на другой, как только захотите. Или взять столько “времени”, сколько вам будет угодно. Если вы “умираете” в состоянии ограниченной перспективы и неконтролируемых мыслей, вы будете испытывать то, что дает вам это состояние, пока не захотите чего-то большего. Тогда вы “проснетесь”—станете сознательными—и начнете ощущать себя создающими собственную действительность. Оглядываясь на первый этап, вы называете его чистилищем. Второй этап, когда вы можете со скоростью мысли иметь все, что пожелаете, вы называете Царством Небесным. Третий этап, когда вы испытываете блаженство Единства, вы называете Нирваной.
--Есть еще одна вещь, о которой мне хотелось бы узнать в связи с этим. Речь идет не о том, что будет “после смерти”, а об опыте вне тела. Можешь Ты мне это объяснить? Что происходит тогда?
--Сущность того, Кто Ты Есть, просто покидает физическое тело. Это может происходить, когда ты видишь сны, во время медитации, а часто в сублимированном виде, когда тело погружено в глубокий сон. Во время таких “экскурсий” твоя душа может побывать всюду, где ты пожелаешь. Часто человек, рассказывающий о подобном переживании, не помнит, что это был волевой акт. Обычно люди воспринимают это как “что-то, что со мной случилось”. Но все то, в чем участвует душа, не может не быть волевым актом.
--Как нам может быть что-то “показано”, как нам может что-то “открыться” в процессе одного из этих переживаний, если все, что мы делаем,—это сотворение по мере того, как мы продолжаем идти вперед? Мне кажется, что нам могло бы открыться что-то только в том случае, если бы оно существовало отдельно от нас, не как часть того, что мы создали сами. Здесь я нуждаюсь в помощи.
--Ничто не существует отдельно от тебя, все— твое собственное творение. Даже твое явное отсутствие понимания создано тобой: это в буквальном смысле выдумка твоего воображения. Ты воображаешь, что не знаешь ответа на этот вопрос—и ты его действительно не знаешь. Но стоит тебе представить, что ты его знаешь, и ты будешь его знать. Ты позволяешь себе такого рода воображение, так что Процесс может быть продолжен.
--Процесс?
--Жизнь. Вечный Процесс. В те моменты, когда ты ощущаешь, что “открываешься” себе, — будь это то, что ты называешь внетелесным опытом, или сны, или волшебные моменты бодрствования, когда на тебя нисходит кристальная ясность,—ты просто соскальзываешь в процесс “вспоминания”. Ты вспоминаешь то, что уже было тобой создано. И эти вспоминания могут быть очень мощными. Они могут привести к личному прозрению.
После такого великолепного переживания бывает очень трудно вернуться к “реальной жизни” и продолжать смешивать источник с тем, что другие называют “действительностью”. Это происходит потому, что твоя действительность смещается. Она становится чем-то еще. Она расширилась, стала больше. И она не может сжаться опять. Это все равно что пытаться засунуть джина назад в бутылку. Сделать это невозможно.
--Именно поэтому люди, испытавшие внетелесные переживания или получившие так называемый “околосмертный” опыт, иногда кажутся совсем другими?
--Совершенно верно. Они и есть другие, потому что теперь они знают намного больше. И тем не менее часто случается так, что чем дальше они уходят от подобных переживаний, чем больше проходит времени, тем больше они возвращаются к старому паттерну поведения, потому что опять забыли то, что узнали.
--А существует какой-нибудь способ “поддерживать вспоминание”?
--Да. Всякий раз поступать исходя из этих знаний. Поступать исходя из того, что вы знаете, а не из того, что показывает вам мир иллюзий. Придерживаться этого, какой бы ни была обманчивая видимость.
--Именно это делали и делают все мастера. Они судят не по внешнему виду, они поступают согласно тому, что они знают.
--Но есть и другой способ помнить.
--Да?
--Побуждать вспоминать другого. То, что ты хочешь для себя, дай другому.
--Похоже, это как раз то, что я делаю с помощью этих книг.
--Именно это ты и делаешь. И чем дольше ты будешь продолжать это делать, тем меньше необходимости делать это. Чем больше ты будешь передавать это сообщение другим, тем меньше тебе придется посылать его себе.
--Потому что мое я и другое я — Одно, и то, что я даю другому, я даю себе.
--Вот видишь, сейчас ты даешь Мне ответы. И, конечно, именно так это работает.
--Вот это да! Я даю Богу ответ. Какая дерзость. Это действительно дерзость.
--Ты разговариваешь со Мной.
--Вот это как раз и есть дерзость — тот факт, что я разговариваю с Тобой.
--А Я скажу тебе: настанет день, когда мы будем говорить как Одно. Этот день настанет для всех людей.
--Что ж, если для меня настанет этот день, мне хотелось бы убедиться, что я точно понимаю то, что Ты говоришь. Поэтому мне хотелось бы вернуться к кое-чему другому, еще раз. Я знаю, Ты говорил это не один раз, но мне действительно хочется убедиться, что я по-настоящему это понял.
Правильно ли я понимаю, что, когда мы достигаем этого состояния Единства, которые многие называют Нирваной—когда мы возвращаемся к Источнику, — мы здесь больше не остаемся? Я опять спрашиваю об этом потому, что, как мне кажется, это противоречит моему пониманию многих восточных эзотерических и мистических учений.
--Пребывая в состоянии сублимированного ни-что, или Единства со Всем, невозможно оставаться здесь. Как Я только что объяснял, То, Что Есть, не может находиться нигде, кроме пространства Того, Чего Нет. Даже полное блаженство Единства нельзя испытать как “полное блаженство”, пока существует что-то меньшее, чем полное блаженство. Итак, должно было быть создано—и продолжать постоянно создаваться — нечто меньшее, чем полное блаженство всеобщего Единства.
--Но когда мы испытываем полное блаженство, когда мы еще раз сливаемся с Единством, когда мы становимся Всем/Ни-чем, как мы можем знать, что мы существуем? Поскольку не существует ничего другого, что бы мы испытывали... я не знаю. Я не могу этого понять. Это то, в чем я не могу разобраться.
--Ты описываешь то, что Я называю Божественной Дилеммой. Это та самая дилемма, которая всегда стояла перед Богом — и которую Бог решил, создав то, что не является Богом или думает, что не является. Бог отдал—и отдает опять, каждое мгновение,—часть Себя Меньшему Переживанию незнания Себя, так, чтобы Оставшееся Я могло знать, Кто и Что Оно Есть На Самом Деле. Итак, “Бог отдал сына Своего единоутробного, чтобы вы могли быть спасены”. Теперь ты видишь, откуда берет начало этот миф.
--Я думаю, что все мы Бог —и что мы постоянно, каждый из нас, совершаем путешествие от Знания к Незнанию и опять к Знанию, от бытия к небытию и опять к бытию, от Единства к Отделенности и опять к Единству. Что это и есть цикл жизни—то, что Ты называешь Космическим Колесом.
--Правильно. Абсолютно верно. Хорошо сказано.
--Но должны ли мы все возвращаться к полному нулю?. Должны ли мы всегда начинать заново, совсем заново? Возвращаться к самому началу? Возвращаться к единице в квадрате? Не услышать “Иди”, не собрать 200$?
--Вы не должны делать ничего. Ни в этой жизни, ни в какой другой. Вы всегда будете обладать возможностью выбора—вы всегда будете обладать возможностью свободного выбора — идти, куда бы вы ни захотели, делать, что бы вы ни захотели, в своем вос-создапии опыта Бога. Вы можете переместиться в любое место Космического Колеса. Вы можете “вернуться назад” в том виде, в каком пожелаете, или в любое другое измерение, действительность, Солнечную систему или цивилизацию, по своему выбору. Даже некоторые из тех, кто достиг места полного единения с Божественным, выбирают “возвращение назад” в облике просветленных учителей. А некоторые, уходя, уже были просветленными учителями, и они решают “вернуться па-зад” в облике самих себя.
Вы должны непременно прислушиваться к сообщениям гуру и учителей, которые возвращаются в ваш мир снова и снова, проявляясь в том же облике через десятки и сотни лет. У вас есть целая религия, основанная на таких сообщениях. Она называется Церковь Иисуса Христа Святых Последнего Дня и базируется на сообщении Джозефа Смита о том, что Сущность, называющая себя Иисусом, вернулась на Землю много столетий спустя после кажущегося “окончательного” ее ухода, появившись на этот раз в Соединенных Штатах.
Так что вы можете вернуться в любую точку Космического Колеса, в какую вам захочется.
--Но даже это может привести в уныние. Разве мы не можем получить отдых навсегда? Разве мы не можем, вечно пребывая в нирване, оставаться там? Мы обречены на эти бесконечные “приходы и уходы” — на этот вечный бег на месте: “сейчас осмотри на это, а сейчас ты не должен”? Мы находимся в вечном путешествии в никуда?
--Да. Это величайшая из истин. Никуда не нужно идти, ничего не нужно делать и никем не нужно “быть”, кроме именно того, кем вы являетесь прямо сейчас. Истина в том, что путешествия не существует. Прямо сейчас вы и есть те, кем пытаетесь быть. Прямо сейчас вы находитесь там, куда пытаетесь идти. Мастер знает это и поэтому прекращает борьбу. А потом мастер старается помочь вам прекратить свою борьбу, точно так же как вы, достигнув мастерства, будете стараться прекратить борьбу других. И, несмотря на это, этот процесс—это Космическое Колесо—не приводящий в уныние бег па месте. Это прекрасное и непрерывное подтверждение высшего великолепия Бога и всякой жизни—и во всем этом нет ничего угнетающего.
--И все же мне это кажется угнетающим.
--Посмотрим, могу ли Я изменить направление твоих мыслей. Тебе нравится секс?
--Я люблю его.
--Большинство людей любит, кроме тех, у кого о нем весьма странное представление. Итак, что, если я скажу тебе, что с завтрашнего дня ты сможешь заниматься сексом с каждым, к кому ты почувствуешь влечение и любовь?
--Это будет происходить против их воли?
--Нет. Я устрою так, что каждый, с кем ты захочешь отпраздновать любовь таким способом, тоже будет хотеть делать это с тобой. Все они будут испытывать сильное влечение и любовь к тебе.
--Bay! Ура! Конечно, да-а-а!
--Есть только одно условие: всякий раз будет остановка. Ты не сможешь переходить от одной женщины к другой без всякого перерыва.
--Как скажешь.
--Итак, чтобы испытать экстаз подобного физического союза, ты должен также испытать состояние отсутствия сексуальной связи с кем бы то ни было, хотя бы на время.
--Кажется, я понимаю, к чему Ты ведешь.
--Да. Даже экстаз не может быть экстазом, если нет периода, когда экстаз отсутствует. Для духовного экстаза это так же справедливо, как и для физического. Ничего нет угнетающего в жизненном цикле—только радость. Просто радость и еще раз радость. Подлинные мастера всегда чувствуют себя счастливыми, и не меньше. Оставаться на уровне мастерства — вот то, что ты мог бы сейчас пожелать. Тогда ты сможешь входить в состояние экстаза и выходить из пего, всегда оставаясь счастливым. Тебе не нужно будет экстаза, чтобы чувствовать себя счастливым. Ты будешь счастливым, просто зная, что экстаз существует. И ты был прав. Интуиция тебя не подвела—ты ещё не закончил своего расследования в Англии.
И Чумак с этой счастливой мыслью поплыл……


         

         --Существует  ли  такая  вещь, как             реинкарнация? Сколько у  меня  было жизней в прошлом? Кем я тогда был? «Кармический долг»--это реальность? Трудно поверить в то, что по этому поводу все еще возникает вопрос, Я с трудом  могу себе это  представить. Было  так много сообщений  о вспоминании прошлых  жизней  из  исключительно  надежных   источников.   Некоторые  люди поразительным  образом воскресили в  памяти  подробные  описания событий,  и доказано, что при этом была исключена всякая возможность того, что они могли каким-то   образом   выдумать   или   изобрести   что-то,   чтобы   обмануть исследователей или своих близких.
        --У тебя было  651 прошлых жизней, раз уж ты настаиваешь на точной цифре. Это  твоя  652-я. В  других ты был  всем. Королем, королевой, рабом.  Учителем, учеником, мастером.  Мужчиной, женщиной.Воином, пацифистом. Героем, трусом. Убийцей, спасителем. Мудрецом, глупцом. А сейчас детективом и будешь им долго, пока самому не надоест. Всем этим ты был.
 --Я иногда  чувствую себя экстрасенситивом. Существует ли вообще такая вещь,  как «ясновидение»? Есть  ли  оно  у меня?  Находятся ли люди, которые называют себя экстрасенсами, «в сговоре с дьяволом»?
--Да, такая вещь, как ясновидение, существует. У тебя оно есть. Оно  есть у каждого. Нет человека, у которого не  было  бы  способностей,  которые  ты называешьэкстрасенситивными, есть только люди, которые их не используют.  Применять ясновидение и другие подобные способности -- это не более чем пользоваться шестым чувством. Очевидно, что это не означает  «быть  в сговоре с дьяволом», иначе я бы не дал тебе это чувство.  И  конечно,  нет никакого дьявола, с которым можно было бы сговориться.
               
       (Уолш. «Беседы с Богом»)

         







          Г Л А В А  1




Речь пойдет о двух сестрах, Сарре Харрисон и Анни Харрисон, о которых говорили, что они разительно отличаются друг от друга. Саррат была брюнеткой, а Анни--светленькой. Разнились они
и по характеру--Сарра слыла девушкой решительной и уверенной в себе, а Анни, наоборот, застенчивой, хотя далеко не безвольной. Все, кто знал двух сестер, считали их очень красивыми.
--И когда же они выйдут замуж? ..--заметила как-то их мачеха.
Мистер Кевин Харрисон повернулся всем корпусом к жене. 
--Они еще очень молоды,--сказал он.
--Кевин, ты меня удивляешь. Если не ошибаюсь, Анни уже двадцать, а Сарра на год ее моложе. В этом возрасте уже выходят замуж.
--Ну а зачем им спешить? Брак--дело серьезное. Пусть пока радуют нас, стариков.
--Мы--старики?--возмутилась миссис Харрисон, красивая рыжеволосая женщина.--Мистер Харрисон, говорите о себе! Себя я старухой не считаю!
--Хорошо, мадам, старик я. Больше подобных слов ты от меня не услышишь. Во всяком случае, в ближайшие годы уж точно. Так что пусть девочки подольше нас радуют. А что нам еще нужно? Они, несмотря на наше тяжелое время, очень хорошие.
Наверное, с его стороны это было преувеличением, как в отношении времени, так и относительно одной из своих дочерей. Но Кевин Харрисон, человек светский и не дурак, знал,
что говорил. Убранство гостиной, в которой они сидели, было выдержано в строгом стиле--ничто не должно было смущать сердца или вызывать краску на лице молодых леди, носивших юбки на кринолине и шляпки с узкими полями. Хотя во времена, на которые ссылался Кевин Харрисон, люди  уже знали все. Или почти все. В девятнадцатом веке по рельсам бегали поезда, океаны и моря бороздили пароходы, телеграф сократил время и расстояния. Технический прогресс привел к тому, что Лондон постоянно окутывал дым, а люди стали носить одежды темнее, чем были на них в день похорон супруга царствующей королевы.
Мы этим гордимся, говорил каждый. С другой стороны, поклоняясь золотому тельцу, думая, что настанет день, когда мы все разом по грузимся в непроглядный мрак, приятно поеживаемся от страха. Рассказы о привидениях никогда еще не
пользовались такой популярностью, как сейчас. И тем не менее, когда в семье кевина Харрисона произошло сразу два убийства, а следов убийцы найдено не было, никто в существование сверхъестественных сил не поверил. В данном случае вся трудность состояла в том, как оценить дей- ствия убийцы.
А заключались они в следующем. Октябрьским вечером 1865 года, то есть в самый расцвет
викторианства, на Донер-стрит напротив «Брюс-клаб» остановился экипаж. Из него вышел молодой мужчина по имени Брук Уэллс, которого, несмотря на некоторую его чопорность, охотно принимали в любых компаниях. Часы в клубе только что пробили шесть. Он знал, ужин здесь подают в семь. Однако Брук Уэллс просто хотел посидеть в пустой курительной комнате и обдумать очередную главу своего нового рассказа, который он писал для журнала «Со-
бытия года».
В фойе клуба стоял запах шуб и кожи. Заслышав шаги, швейцар выглянул из стеклянной будки.
--Добрый вечер, сэр,--поздоровался он с Бруком Уэллсом.--Вас хочет видеть один господин.
--Спасибо, Мак-Линн. Кто он?
--Сэр, я проводил его в гостевую комнату,--не отвечая на вопрос, сказал швейцар.
Но переспрашивать не пришлось--из гостевой комнаты одетый в смокинг вышел Джон Харрисон. Брук не мог бы удивиться больше, если бы Джон, эта порхающая бабочка, вдруг появился на епископской кафедре.
--Рад тебя видеть, старина,--поправляя широкий белый галстук, проговорил Джон.--Очень важное дело. Там поговорим?
Не дожидаясь ответа, он повернулся и направился в комнату, из которой только что вышел. Повесив на вешалку шляпу и пальто, Брук Уэллс последовал за ним. Заложив руки под полы смокинга, Джон встал спиной к камину и пристально посмотрел на Брука.
--Послушай, Джон, какого дьявола, что с тобой произошло?
--Ничего,--заверил Виктор.--Совершенно ничего. Клянусь честью! Проблема у моего отца.
--А что с ним? Ты опять влез в долги?
--Слава богу, нет,--не скрывая ужаса, ответил Джон.
--Тогда что?
--Ты знаешь моих сестер--Сарру и Анни?
--Да. Имел честь с ними познакомиться.
--Вот и отлично,--повертев головой, сказал Джон. --В связи с этим хочу попросить тебя об одной услуге. Завтра утром отправляйся в «Хай-Чимниз» и сделай Анни предложение.
В комнате воцарилась гробовая тишина. Брук Уэллс не только не возмутился, но и не выразил никакого удивления. Ему показалось, что он ослышался. В гостевой комнате всегда плохо топили--поленьев в камин клали мало, и они постоянно дымили. Кроме того, комната, в целях экономии, слабо освещалась. Брук подкрутил фитиль стоявшей на столе газовой лампы и только тогда смог
четко разглядеть лицо Джона.
Хотя Джону было чуть больше двадцати, он уже носил довольно густые усы. У него была стройная фигура и тонкие черты лица. На нем был сшитый по последней моде смокинг, из кармашка которого свисала толстая золотая цепь. Брук ради вежливости мог бы сказать, что был дружен с обеими сестрами, хотя последний раз видел их, когда им было чуть больше десяти лет. Он даже не помнил, как они
выглядели. Вот с их братом Брук встречался довольно часто. Когда-то, давным-давно, он бывал в «Хай-Чимниз» со своими родителями, но Джона хорошо узнал только в Лондоне. Единственно, кого он запомнил, так это их отца. Высокий, с плотно сжатыми губами, Кевин Харрисон мог бы стать загадкой для любого писателя детективных рассказов. Ему,
юристу высшего ранга, не было никакой нужды профессионально заниматься юриспруденцией, поскольку он был очень богат. Бруку он казался добродушным, хотя, выступая в суде, мистер Харрисон был довольно жёсток по отношению к подсудимым. Немногочисленные друзья считали его
тяжелым в общении.
Как ни странно, но о Кевине Харрисоне, человеке глубоко религиозном, ходило много всевозможных слухов и домыслов. И не только потому, что, став вдовцом, на руках которого остались еще совсем маленькие дети, он снова женился.
--Ну, старина, что скажешь?--резко повернувшись, спросил Джон.
Брук словно очнулся.
--Прости, Джон, я отвлекся,--сказал он и позвонил в колокольчик.--Что будешь пить?
--Спасибо, ничего. Так каков же твой ответ? Ты слышал, о чем я спросил?
--Ты сказал, чтобы я сделал предложение мисс Анне. Это для меня большая честь ...
--Ты отказываешься?--воскликнул Джон.--Черт
возьми, Брук, я же не имел в виду, что тебе надо на ней жениться.
--Не надо?--удивился Брук.
--Нет! Ты хороший малый, но, к сожалению, плохо схватываешь. Я вот о чем хотел тебя попросить. Ты же юрист, не так ли? Перед тем как начать писать романы, ты занимался адвокатской практикой или чем-то в этом роде.
--Я был адвокатом с правом выступать в судн.
--Вот и прекрасно. Значит, ты все еще можешь устраивать браки. Верно? Поэтому можешь поехать и поговорить об этом с моим отцом.
--Устроить брак для Анны? С кем?
--С Андерсенем
--Если ты имеешь в виду лорда Пита Андерсена ... --начал Брук, но Джон не дал ему договорить.
--Тише!--прошептал он и опасливо посмотрел на дверь.--Тсс! Не говори так громко! В любой момент сюда может войти Андерсен. И прошу тебя, называй его ваша светлость.
--Ну вот еще! С какой стати?
--Понимаю, ты не любишь его,--укоризненно произнес Джон.
--Да, он мне не нравится.
--Но это не важно. У него отец маркиз. Лорд неравнодушен к малышке Анне. Если мы правильно разыграем наши карты, то он на ней обязательно женится. У многих девушек есть шанс породниться с таким знатным родом? А мой отец большой сноб. Поэтому завтра ты должен поехать в наш дом
и поговорить с ним.
--Джон, никуда я не поеду.
--Но как же! ..
--Во-первых, не адвоката высшей категории это дело. А во-вторых, я не хочу этим заниматься. Пусть женитьбой Андерсена занимается его поверенный. А почему ты выбрал именно меня?
--Да потому, что наш отец тебя любит. Он запоем читает твои произведения и постоянно их хвалит. Твои книги, если так можно сказать, стали членами нашей семьи.
--Скажи, а ваш отец знает, что ты задумал?
--Нет! Пока нет.
-- А Анна?
--Тоже нет.
--Джон, что происходит у вас в семье?
Джон, пощипывая усы, молчал.
--Только не убеждай меня, что брак между Анной и Андерсеном будет удачным в глазах света-- произнес, наконец, Брук.--Без сомнения, не будет. И тем не менее! Я всегда считал, что ты обожаешь свою сестру.
--Да, я ее обожаю. И что из этого?
--Но ты, похоже, просто хочешь поскорее ее пристроить и исчезнуть из родительского дома.
--Вопрос не только в Анне, но ... и в Сарре тоже!
--А она тут при чем?
--Ее тоже надо выдать замуж,--ответил Джон.
--Ах, вот оно что! Ты хочешь срочно выдать обеих сестер замуж, а потом оставить своих родителей? Зачем это тебе?
Джон открыл было рот, чтобы ответить, но на первом же слове прервался. Брук мысленно представил себе Кевина Харрисона, хорошего, честного человека, его красивую молодую жену, их замечательный загородный дом неподалеку от Ридинга. О мистере Харрисоне и так ходили сплетни, которые уже начали сказыватъея на его карьере. Были люди, которые над ним даже посмеивались. «А все ли рассказал мне Джон?»--подумал Брук.
Из вестибюля донеслись шаги, послышался громкий властный голос.
--Ну вот, видишь?--сказал Джон.
Дверь отворилась, и на пороге в сопровождении швейцара появился улыбающийся Андерсен.
--А-а, Харрисон,--произнес он.--Привет.
--Привет, старина! Ты пришел раньше, чем я ожидал. Дело в том, что я еще не ...
--Не успел поговорить с адвокатом?--удивленно подняв брови, спросил Андерсен.--Но у тебя было столько времени ... Я не люблю ждать. Хотя, может быть, это и к лучшему. Сказать по правде, Харрисон, я уже почти передумал.
-- Передумал жениться?
--Можешь считать, что я даю задний ход,--холодно произнес Андерсен.--Дело в том, что я недостоин мисс Анны. Так что извини и прощай.
--Но почему?
Андерсен сухо рассмеялся и подошел к камину. Джон бросился к двери, со стуком захлопнул ее и направился к Андерсена.
--Почему ты изменил свое решение?--снова спросил он. Андерсен протянул руки к огню. Это был плотный молодой мужчина с жесткими соломенного цвета волосами и довольно красивым лицом. Поверх смокинга на нем было синее пальто с каракулевым воротником, а на голове--шелковая шляпа.
--Джон, дело в том, что ты не был откровенен со мной,--сказал Андерсен.--Не могу сказать, что мне это понравилось. Знаешь, мне кое-что стало известно.
На Джона было жалко смотреть--щеки его нервно дергались.
--Если ты услышал что-то о Анне, то, заверяю тебя, это ложь.
--Тьфу ты!--усмехнувшись, произнес Андерсен и уже другим тоном продолжил.--Нет, Джон, это касается не Анны, а твоего отца.
--Но мой отец ничего плохого сделать не мог!
--Да неужели? Он, кажется, женился на актрисе. Не так ли?
--Ну и что? Анна к его браку никакого отношения не имела. А кроме того, наша мачеха интеллигентная женщина. Я преклоняюсь перед ней!
--Джон мы все преклоняемся перед ней. Но в свои дома, как ты знаешь, ее не приглашаем.
Джон неожиданно закрыл лицо руками.
--И видишь ли, дорогой, это еще не все,--продолжал Андерсен.--Вчера я разговаривал с лейтенантом Картером От него мне стало известно, что у вашего отца довольно странные наклонности. Ему нравится доводить женщин до самоубийства.
Джон отвел руки от лица.
--Тебе должно быть известно, что в суде он обращается с ними как ветхозаветный пророк с девственницами, а потом еще навещает в камерах, пока тех не повесят. Конечно, эти встречи он объясняет желанием помолиться вместе с ними и
облегчить свою душу. Но у лейтенанта Картера на этот
счет совсем другое мнение. Он говорит, что твой отец питает к ним слабость. Особенно к хорошеньким.
--О боже!--прошептал Джон.
Было слышно, как на Довер-стрит завывает ветер и грохочут на домах трубы.
--Андерсен, это значит, что ты отказываешься жениться на Анне?--воскликнул Джон.--Идешь на попятную?
Андерсен помолчал, потом чуть слышно хмыкнул и произнес.
--Не расстраивайся, старина! У меня сейчас в финансах образовалась брешь, и деньги твоего отца пришлись бы мне как раз кстати. Вот я и хотел жениться на твоей сестре. И, несмотря ни на что, не отказываюсь от нее.
Брук достал из кармана портсигар и бросил его на стоявшее у камина кресло.
--Как это благородно,--проворчал он.
Андерсен выразительно изогнул брови и смерил его взглядом с головы до ног.
--Ты что-то сказал, Уэллс?
--Да, сказал. А ты не удосужился спросить у мисс Анны, согласна ли она стать твоей женой? Ты хоть знаешь, какого она о тебе мнения?
--А зачем, мистер Адвокат?
--Слушай, Андерсен, тебе не приходит в голову, что это «адвокат» звучит чертовски оскорбительно?
--А, теперь это слово стало ругательным? Но мне-то безразлично.
Джон негодовал.
--Андерсен, прошу тебя, не задевай его. Брук против нашей затеи, и, если ты будешь цеплять его, он откажется мне помогать.
--В таком случае найдем кого-нибудь другого. Уэллс может нам все испортить. Он только книги писать мастак. Вообще-то я сейчас ухожу, а ты решай, что делать. К одиннадцати приходи в <Агрилл-Румз». Я возьму бутылку, и мы отметим наше мероприятие. Ну, Харрисон, хорошего тебе вечера.
Андерсен надел свою шляпу с высокой тульей и пришлепнул ее ладонью. Затем расправил плечи, посмотрелся в висевшее над камином зеркало и кошачьей походкой вышел из комнаты. Когда он выходил, по комнате пронесся сквозняк. Джон тяжело сглотнул.
--Я знаю, что ты обо мне думаешь,--сказал он-- Знаю, но не осуждаю тебя. Однако не делай скоропалительных выводов.
--Не делать?
--Нет! Послушай, старина, завтра отходит несколько поездов, тебе лучше всего поехать на экспрессе Бат-Бристоль. Он отправляется во второй половине дня и делает остановку в Ридинге. Я могу послать телеграмму, там тебя встретят.
Брук наклонился и взял с кресла свой портсигар.
--Джон, ты это серьезно?--спросил он.--Неужели ты думаешь, что я соглашусь?
--Старина, ты просто обязан это сделать. Пойми, это очень важно. Поверь мне!
--Ты полагаешь, твоя сестра должна стать женой джентльмена, который только что вышел? И против этой кандидатуры у тебя нет никаких возражений?
--Есть!--повысив голос, воскликнул Джон.--Но не в
этом дело. Ты прав только в одном--во что бы то ни стало мне нужно выдать замуж обеих сестер. Все равно за кого. Пока они живут в <Хай-Чимниа», им грозит опасность.
--Опасность?--удивленно переспросил Брук.
На висках Джона проступили капельки пота. Он достал из кармана носовой платок и вытер им лицо. Брук отказывался что-либо понимать. Джон закрыл глаза.
--Я не могу тебе об этом сказать,--тихо произнес он. --Понимаешь, не могу.

По деревянной платформе железнодорожной станции Грейт-Уэстерн сновали пассажиры и провожающие. Собаки, как и полагалось, неистово лаяли на стоявший под парами состав, а ребятишки, сбежав от своих матерей, с интересом наблюдали за этой сценой. Некая дама средних лет в платье
с пышной юбкой на кринолине, у которой за пять минут до отхода поезда начался приступ мигрени, кричала, что никуда не поедет.
В час дня экспресс Бат-Бристоль должен был тронуться в путь. К тому времени носильщики уже погрузили весь тяжелый багаж на крыши вагонов.
«Какой же я дурак,--подумал Брук Уэллс. --Насто-
ящий осел. И зачем я только поддался на уговоры Джона?»
-- Дурак!--громко произнес он.
--Простите, сэр?--переспросил несший его чемодан носильщик.
--Извините. Вагон первого класса номер два, место шестое.
--Да, сэр! Хорошо, сэр!
Ситуация складывалась далеко не комическая--Уэллс ввязался в дело, которое не одобрял и заниматься которым не хотел. Он старался об этом не думать. Энергичный темноволосый молодой человек, гладко выбритый, в коротком пальто и в модной шляпе-котелке, Брук шагал к поезду. Тревожное чувство неотвратимой беды не покидало его. И тут он увидел мистера Кевина Харрисона. Уэллс ос-
тановился. Изменения, произошедшие во внешности мистера Харрисона, потрясли его, хотя Джон и говорил ему, что за последние три-четыре месяца его отец постарел лет на десять.
Кевин Харрисон, прижимая руку к груди и растерянно поглядывая по сторонам, стоял напротив открытой двери вагона первого класса. Первым желанием Брука было повернуть назад. Однако мистер Харрисон находился от него в двух ярдах.
Более того, он заметил его.
--Мистер Уэллс!
Брук резко остановился. После спиртного, которое он выпил вчера вечером, болела голова.
--Добрый день, сэр,--поздоровался он.
Кевин Харрисон в свои сорок восемь выглядел солидным, респектабельным мужчиной, голос его гремел как барабан. Одежда на нем была несколько старомодной--бобровая шапка, а не шелковая шляпа, и накинутый на плечи шерстяной шарф,--но все прекрасного качества. Однако щеки его под густыми поседевшими бакенбардами сильно обвисли, а
глаза ввалились.
--Мистер Уэллс,--повторил он и перевел дух.--
Вы ... вы тоже едете на этом поезде? А, ну да, конечно. Значит, мы едем вместе. Позвольте спросить, чему я обязан вашей компании?
--Сэр, похоже, моей телеграммы вы не получили.
--Вашей телеграммы?
--Да, сэр. Я взял на себя смелость навестить вас в «Хай--Чимниз». Боюсь, что поступил опрометчиво.
--Совсем нет. Уверяю вас, совсем нет! Молодой человек, вы в нашем доме всегда желанный гость. Хотя, полагаю, последние годы я вас видел только в Лондоне.–Кевин Харрисон говорил искренне и, как всегда, немного смущаясь.--Кроме того, вы могли бы нам очень помочь в разгадке одного крайне неприятного дела.--И он повернулся к открытой двери
вагона.--Дорогая моя, разве не так?
Красивая рыжеволосая дама, стоявшая в дверях купе со своей служанкой, увидев их, сделала гримасу.
--Мистер Харрисон, ради всего святого!-- воскликнула она.
--Мадам, разве не так?
Каролина, умоляю тебя, перестань суетиться! --обратилась миссис Харрисон к своей служанке.--Мистер Уэллс, мне кажется, мы встречались с вами у леди Тудор? Надеюсь, вы не откажетесь сесть в наше купе? Видите ли, чтобы в последний момент нашим соседом не оказался какой-нибудь неприятный пассажир, мы закупили в нем все места.
Сказав это, Вельгемина Харрисон из-под опущенных ресниц многозначительно посмотрела на Уэллса. Ее рыжие волосы, завитые в тугие кудряшки и зачесанные назад, выбивались из-под овальной шляпки, темно-зеленый жакет, надетый поверх зеленой шелковой кофточки, туго обтягивал грудь.
Чертова баба!--подумал Брук. Осознав, что мысли его пошли совсем не в том направлении, он обругал себя.
--Миссис Харрисон у меня билет в другой вагон, но я с огромным удовольствием составлю вам компанию,--сказал Уэллс.--А ... мисс Сарра и мисс Анни с вами?
--Нет, Сарра и Анни не с нами,--ответил мистер Харрисон и почему-то добавил.--Они хорошие девочки. Мы с супругой выехали из Ридинга сегодня первым поездом. Так что в Лондоне мы пробыли всего-то несколько часов. Молодой человек, вы, кажется, упомянули о телеграмме?
--Да, сэр. Вчера поздно вечером Джон должен был попросить швейцара из клуба послать ее, а сегодня рано утром я послал вторую.
Дым от паровоза витал в купе. Вильгемина Харрисон наконец-то отвела взгляд от Брука. Неожиданно ее супруг изменился в лице.
--Скажите, вы вчера вечером были с Джоном? Как долго?
--Да, я был с ним. С шести вечера до двух часов ночи.
--Вы в этом уверены, мистер Уэллс? Вы ничего не перепутали?
--Нет, мистер Харрисон, я в этом абсолютно уверен.
Кевин Харрисон посмотрел на жену.
--В таком случае это был не розыгрыш,--тихо произнес он,--и нашим визитером был не Джон. Да, мадам, инстинкт меня не обманул, и мне следовало бы обратиться за помощью к тому детективу.
Ну вот и началось!--подумал Брук Уэллс. Да что
же у них там происходит? Но он так и не успел ни о чем спросить--ударил колокол, известивший об отправлении поезда. Каролина, горничная миссис Харрисон, отвесив реверанс, направилась в вагон второго класса. Брук занял место в углу купе и оказался спиной к движению поезда и лицом к Вильгемине Харрисон, сидевшей по левую руку от своего супруга.
По коридору, запирая двери купе на ключ, с флажком и свистком прошел проводник. Вскоре раздался его пронзительный свист. Из вагона третьего класса послышался визг и испуганные крики, паровоз тронулся и потащил за собой состав из десяти вагонов, каждый из которых был поделен на три купе.
Плавно и без рывка!--подумал Брук. Он родился в эпоху строительства железных дорог, и его
нисколько не пугало, что дверь их купе заперта на ключ, чего нельзя было сказать о его соседях по купе.
--Мистер Уэллс,--обратился к нему Кевин Харрисон, голосом тихим и немного взволнованным,--вы мне позволите продолжить наш разговор? Надеюсь, вы не покрываете моего сына?
--Боже! Ну конечно же нет. Покрывать Джона? В чем?
--Молодой человек, будьте добры, ответьте мне на один вопрос.
--Спрашивайте, мистер Харрисон.
--Скажите, чем вы с Джоном занимались вчера вечером?
-- Да мне, собственно, и скрывать-то нечего.
Брук действительно мало что мог рассказать отцу своего приятеля. Он ужинал с Джоном в клубе, где тот изрядно напился; но, даже упомянув об этом факте, Брук никак не навредил бы Джону, поскольку мистер Харрисон, придерживаясь старых традиций, сам любил хлебнуть бренди с содовой и сына своего за это не осудил бы. Но накануне вечером
Джон не только напился,--как обычно в подобных случаях, он заявил, что намерен подцепить какую-нибудь женщину сомнительного поведения.
Этого допустить было нельзя: на одинокого мужчину, к тому же сильно пьяного, стоящего на Риджент-Серкус, могли напасть грабители и до смерти забить. Поэтому Бруку, твердо державшемуся на ногах, пришлось провожать Джона. Об этом он, естественно, рассказать мистеру Харрисону никак не мог. Покинув клуб, Брук с Джоном отправились в «Агрилл-Румз», где устраивались танцы, но Пита Андерсена там не было. Зато они вдоволь насмотрелись на «ночных бабочек» и одетых в
бархат женщин, которые проходили мимо них, провокационно покачивая бедрами.
--Джон, так что творится в «Хай-Чимниз»?--уже в который раз спросил Брук.
--Старина, этого я тебе сказать не могу.
--Тогда скажи, какая опасность грозит твоим сестрам?
--Дружищеl--воскликнул Джон, всхлипнул и отключился.
Брук вытащил его на улицу, затолкал в кеб, поехал с ним и втащил наверх--в его комнаты неподалеку от Площади Портман-Сквер. В гостиной при свете горевшей свечи он впервые увидел
висевший над камином портрет девушки, написанный маслом. Ее широко раскрытые карие глаза в упор смотрели на него из-под темных волос, рот с пухлыми губами, словно от удивления, был приоткрыт, рука прижата к груди.
Джон, смертельно пьяный, лежал на кушетке, говорить он не мог. На металлической табличке, при крепленной к раме, значилось: «Мисс Сарра Харрисон, 1865 г.». При тусклом свете свечи изображенная на картине девушка казалась живой.
--Я слушаю, мистер Уэллс,--проговорил Кевин Харрисон. Из-за стука колес покачивавшего на рельсах вагона Брук не сразу его расслышал.
--Да мне почти нечего вам сказать,--повторил он. --Джон ужинал со мной в клубе, а затем мы пешком пошли к нему.
--Да будет вам, молодой человек! Вы же пробыли в клубе почти до двух часов ночи.
--Я этого не говорил, сэр,--возразил Брук.--У Джона мы сидели, разговаривали и курили.
--Мой сын был пьян?
--Да. Но не лучше ли, если вы расспросите об этом Джона?
--Для этого я сегодня утром и отправился в Лондон. Джона я застал пьяным и невменяемым.
Брук никак не мог понять, чего хочет от него мистер Харрисон.
--Во всяком случае, сэр, все это время он был со мной. Если вы сомневаетесь, что я был в его доме, могу в подтверждение своих слов сказать: в его гостиной висит портрет мисс Сарры, которого неделю назад не было.
--Этот отвратительный портрет?
--Простите, но мне он таковым не показался. Я считаю, что портрет вашей дочери выполнен мастерски.
--Несомненно. Его нарисовал отличный художник. Но я имел в виду то, как он изобразил Сарру. Мне картина очень не понравилась, и я позволил Джону забрать ее себе. Мистер Художник
намеревался выставить ее в Королевской академии художеств под названием «Незаконченный портрет».
Лондонский смог остался позади, и через закопченное окно в купе стал проникать дневной свет. Кевин Харрисон сидел очень прямо и теребил на шее шарф. Поезд набирал скорость, и шляпа с высокой тульей вибрировала на его голове.
--Мистер Уэллс,--низким голосом проговорил он,--
на этом портрете Сарра выглядит очень взволнованной. А это для нее, в отличие от Анни, совсем не свойственно. Не знаю, чего сейчас хочет молодежь.
Брук ничего не ответил. Впрочем, ответа от него никто и не ждал.
--Что нужно сегодняшней молодежи?--продолжал Кевин,--Почему она несчастлива? Я разумный чело-
век, мистер Уэллс. Я не против, когда молодые читают
книги или ходят в театры. Но к танцам, пустым разговорам и прочему их бесцельному времяпрепровождению я отношусь крайне отрицательно.
Он поднял свой огромный кулак и стукнул им по подлокотнику кресла. Миссис Харрисон молча смотрела в окно. Из-за объема ее кринолина на стальной проволоке, такой, что шла и на изготовление пружин для часов, Кевин Харрисон сидел в трех-четырех футах от нее.
--Кевин!--воскликнула Вильгемина,--ты все так близко принимаешь к сердцу! И в частности, то, что произошло вчера вечером.
--Дорогая моя, совсем нет.
--Но ведь ничего плохого не случилось!
--Не случилось?--раздраженно бросил мистер Харрисон.--А что для тебя «плохое»?
Мистер Харрисон гневно посмотрел на супругу. Та бросила на него укоризненный взгляд, и он мгновенно успокоился.
--Дорогая, ты недооцениваешь силу людского зла. А я нет. Я всю свою жизнь сталкивался со злом, как мог, противостоял ему и могу отличить ложь от правды.-- Он посмотрел на Брука.--Мистер Уэллс, вы не рассказали мне, как мой сын вел себя вчера ночью. Видимо, он попал в какую-то историю?
--Я ...
--Так да или нет, мистер Уэллс? Да или нет?
--Сэр, возможно, ему и хотелось каких-то приключений, но ничего плохого с ним не произошло. Джон просто перебрал спиртного.
--А-а ... Ну, это уже хорошо. Вы можете дать мне слово джентльмена, что вчера в половине двенадцатого ночи он не мог быть в «Хай-Чимниз»?
--В «Хай-Чимниз»? В половине двенадцатого мы с Джоном только входили в ... Ну, это не важно. Могу поклясться, что в это время ваш сын находился за сорок миль от вашего дома.
--Хорошо, я вам верю,--пристально глядя на Уэллса, проговорил мистер Харрисон и сжал кулак.-- Хорошо! Такое поведение молодого человека, заметьте, молодого человека, а не молодой леди, вполне понятно, хотя своего сына я не оправдываю. Отлично! Я вам верю.
--Послушайте, сэр, почему для вас так важно убедиться, что вчера Джон не был в «Хай-Чимниз»?
--Мистер Харрисон,--с надменным видом произнесла Вильгемина,--не думаю, что мы должны докучать гостю рассказами о наших семейных делах.
--Напротив, мадам. Дело в том, что мистер Уэллс, несмотря на свою молодость, очень известный писатель и в своих последних книгах стремится удивить читателя чем-то новеньким. Поэтому я уверен, ему будет интересно узнать, что происходит в нашем доме. Не только интересно, но и полезно.
Кевин Харрисон, опираясь одной рукой о подлокотник кресла, а другой поправляя на шее шарф, подался вперед.
--Мистер Стрикленд,--сказал он,--вы верите в существование призраков?


      










      Г Л А В А  2

Позже, вспоминая этот разговор, Брук понял, что мог бы о многом догадаться и сам. Но ему и в голову не пришло, что убийство уже спланировано и в воздухе витает дух смерти. Сейчас он слышал только шум поезда и чувствовал, как их качает из стороны в сторону. Время от времени за окном проносились вырывавшиеся из трубы паровоза черные клу-
бы дыма да пучки красных искр.
«Хай-Чимниз», дом семьи Харрисонов, находился в четырех милях от Ридинга, до прибытия в который оставалось меньше часа. Но Брук ничего не замечал. Если он что и видел перед собой, так это лицо Сарры Харрисон, изображенное на картине. Почему-то оно то и дело всплывало в его памяти. Уэллс был очарован красотой девушки и горел желанием отвести нависшую над ее семьей опасность. Хотя рассказ Джона об этой самой опасности он всерьез не принимал.
--Верю ли я в существование призраков?--переспросил Брук.-- Нет.
--Нет! Значит, вы не верите? А вот мы столкнулись с одним из них и теперь должны быть начеку.--Мистер Харрисон задумался, глаза его затуманились.--Последние три месяца, мистер Уэллс, были для меня нелегкими. Хотя это длилось годами. Почти два десятилетия. И все это время я закрывал глаза на то, что рано или поздно должно было произойти.
Нет, греха я не совершал. Но это уж точно было непростительной глупостью. Мы откладывали решение, надеясь неизвестно на что. И вот наступил момент, когда приходится платить по счетам.--Он прервался, перевел дух, а потом продолжил.--Да, то была моя вина! Но это еще не все. Беспокой-
ство Сарры и нервное состояние Анни в сочетании с другими возникшими обстоятельствами плохо подействовали на меня. Моя супруга, добрейшая душа ...
Мистер Харрисон протянул руку к Вильгемине. Та нежно пожала ее обеими руками и снова повернулась к окну.
--... моя супруга, будучи уверенной в том, что я заболел, на прошлой неделе послала письмо нашему лондонскому врачу. Ерунда! Я совсем не болен!
--Бедный Кевин,--со вздохом тихо произнесла Вильгемина.
--Говорю же, я не болен! я здоров как бык. Меня может свалитьь только пуля. Однако, мистер Уэллс, это к делу не относится. Вы, должно быть, помните Петерсона, нашего дворецкого?
--Да, конечно. Очень даже хорошо.
--Возможно, вы вспомните, что у него была дочь.
- Нет, сэр. Во всяком случае, я ее не помню.
--Ну да ладно! Так вот, у Петерсона есть дочь, которую зовут Мария. Девушка приехала навестить отца и уже несколько дней живет в комнате для слуг на верхнем этаже нашего дома. Замечу, что Мария работает гувернанткой в богатой семье в Уилшире. Молодая женщина получила приличное образование, и у нее хорошие манеры. Короче говоря, она вполне заслуживает доверия. Вчера был понедельник,
шестнадцатое октября. Мария попросила разрешения посетить лекцию в Сент-Томас-Холле в Ридинге. Лекцию читали вечером. Она сказала, что в Ридинг и обратно доберется пешком, и попросила, в случае если она вернется поздно, разрешить Петерсону впустить ее в дом. Члены нашей семьи, мистер Уэллс, ложатся спать в половине одиннадцатого. Ровно в десять тридцать Петерсон закрывает на ключ и запи-
рает на засов все двери и окна. Таково мое указание. После отбоя я не разрешаю никому выходить из дому.
--Однако!
--В данном случае я решил сделать исключение. Но молодая женщина не могла отправиться в Ридинг без сопровождения. Поэтому я велел нашему кучеру, дом которого расположен за конюшнями, отвезти Марию в Сент-Томас-Холл, прослушать вместе с ней лекцию, а затем доставить ее в «Хай-Чимниз». Далее! Я позволил Петерсону дать его дочери ключ от задней двери и предупредил его, чтобы на засов он эту дверь не запирал. Мария должна была открыть дверь ключом, войти в дом и запереть дверь изнутри на засов. Естественно, я поступил глупо.
Кевин Харрисон вновь наклонился к Уэллсу.
--Хорошенько запомните все, что я вам сейчас расскажу,--произнес он.--Если у вас возникнут вопросы, то не стесняйтесь, спрашивайте. Это очень важно, хотя моя супруга, возможно, со мной не согласится.
Вельгимина, продолжая молчать, повернулась к нему, а потом снова уставилась в окно. Ее супруг, похоже, боролся с фантомами.
--Уже некоторое время, мистер Уэллс, я плохо сплю,--продолжил он.--Замечу, мы с супругой спим в разных комнатах. Так вот, прошлой ночью меня мучили кошмары. Но сон мой был некрепким, и я слышал, как к дому подъехала коляска--вернулась из Ридинга Мария. Вы, наверное, помните, какая в «Хай- Чимниз» отличная акустика. Я слышал, как жен-
щина открыла ключом заднюю дверь и вошла в дом. То, что это была именно она, позже подтвердилось. Я отчетливо слышал, как мисс Петерсон закрыла дверь и заперла ее на засов. Отлично. Я снова начал дремать, но тут до меня дошло: я должен был слышать, как она поднимается по задней лестнице. Но по
шагам, ее шагам, я понял, что она прошла в главный холл. Затем шаги донеслись с центральной лестницы. Пустяк, скажете? Несомненно! Но такие пустяки в темное время суток ... Я зажег свечу и взглянул на часы. Было половина двенадцатого
--позже, чем я предполагал. Затем я услышал, как Мария что-то сказала и вслед за тем громко спросила: «Кто там?» Не прошло и трех секунд, как раздался ...
Мистер Харрисон прервался. Он опустил голову и уперся подбородком в грудь. Брук, увидев, как у его собеседника на виске стал пульсировать кровеносный сосуд, с необычной для себя горячностью произнес.
--Не переживайте, мистер Харрисон! Так что вы услышали?
Кевин Харрисон поднял на него глаза.
--Крик,--ответил он.
Экспресс Бат-Бристоль, мчавшийся с максимальной для него скоростью--пятьдесят миль в час, шел на вираж. Брука прижало к подлокотнику кресла.
--Да простит Господь грешников! Такой душераздирающий крик я слышал только от Харри Пейдж, которую часто навещал, когда она находилась в камере смертников. Только не думайте, что я это делал, потому что меня мучила совесть ...
--Сэр, а почему вас должна была мучить совесть?--спросил Брук.
--Тот крик напомнил мне о Харри Пейдж. Эту женщину признали виновной. Нет-нет, в тот момент я решил, что в дом пробрались грабители, на одного из которых и наткнулась Мария Петерсон. Я быстро накинул на себя халат, сунул ноги в тапочки и вскоре с зажженной свечой стоял на верхней площадке лестницы. Должен заметить, что мой дворецкий с двумя слугами, спустившиеся с верхнего этажа,
были уже там. Мария сознания не потеряла--скорчив-
шись, в состоянии сильного шока она сидела у подножия лестницы. Ее отец хотел броситься к ней, но я приказал ему и слугам немедленно осмотреть дом и выяснить, что у нас похищено. Сам же я поднял женщину и поставил на ноги. Я ... я говорил вам, что доктор Джеф Донник находился в нашем доме? Я об этом упомянул?
Брук покачал головой.
--Нет, сэр,--ответил он.--Вы сказали только, что миссис Харрисон послала ему письмо. Больше ничего.
-- Так вот, я был рад, что доктор оказался у нас в гостях. Не знаю почему, но эта молодая женщина решила, что напугал ее я! Она отскочила от меня и истерично закричала. Вскоре из своей комнаты спустился доктор Джеф Донник и дал Марии бренди. Прошло некоторое время, прежде чем
женщина смогла рассказать, что произошло.
--И что же произошло?
Мистер Харрисон молчал.
--Сэр, так что же произошло?--снова спросил Уэллс.
--Как я понял, Мария вошла в дом через заднюю
дверь,--уже спокойным голосом продолжил свой рассказ Кевин Харрисон.--Она закрыла ее на ключ, а затем задвинула засов. На стоявшей возле двери тумбочке Петерсон оставил для нее свечу. Однако зажечь ее она не смогла. На кухне огонь к тому времени уже погас. Вы, вероятно, помните, что
на окнах нашего дома плотные шторы. Но в главном холле свеча еще горела, и, взяв ее, женщина без труда добралась до центральной лестницы. И тут она остановилась--на лестнице стоял мужчина и сверху смотрел на нее. Он молчал и не двигался. Мария тоже замерла. «Сэр, это вы?»--наконец спросила она и подняла горевшую свечу высоко над головой. Но лица мужчины так и не разглядела. А тот словно
окаменел. «Кто здесь?»--крикнула Мария. Выбросив
вперед руки, мужчина кинулся к ней. Однако шагов его она не услышала. Мария отступила назад и закрыла лицо руками. Свеча погасла, и женщина, оставшись в темноте, истошно закричала. Она кричала, хотя никто до нее не дотронулся. Когда я подбежал к лестнице, уже никого не было.
При виде появившейся за стеклом мужской головы Вельгемина Харрисон вздрогнула. Это оказался проводник, собиравший с пассажиров билеты.
--Никого не было?--переспросил Брук.--А что же стало с мужчиной на лестнице?
--Судя по всему, он убежал.
--Мария смогла его описать?
--Как всякая женщина, она заметила, во что он был одет. На нем был пиджак, темного цвета жилетка, брюки из набивной ткани в красно-белую полоску и носки. Ботинок на ногах не было. Поэтому его шагов Мария и не услышала.
--Да, но такую одежду носит добрая половина английских мужчин.
--Верно. Однако ... Вы спросите, какого он был роста? Молодой или старый? Толстый или худой? Мария так сильно испугалась, что ничего не заметила. Лица его она тоже не разглядела. Ей показалось, что он был гигантского роста. Но это и неудивительно, поскольку он стоял на лестнице, а она--внизу.
--Вы от нее еще чего-нибудь добились?
Глубоко посаженные глаза Кевина Харрисона заблестели.
--В том, что Мария мне не солгала, я абсолютно уверен. Хотя, мистер Уэллс, для других ее рассказ может показаться неубедительным. Знаете, что сказал мне доктор Джеф Донник? «Дорогой Харрисон, этой молодой женщине привиделось». Вполне возможно, я повторяю, вполне возможно, никакого призрака и не было.
--Не было? Могу я спросить--почему?
--Можете. После того как Мария ответила на мой последний вопрос, вернулся Петерсон со слугами. Они проверили в доме каждый квадратный дюйм от пола до крыши, но никого не нашли. Все двери и окна были закрыты на ключ и заперты на засовы.
Брук выпрямился.
--В таком случае все ясно,--сказал он.
--В каком смысле?
--Нет, право, Кевин ...--умоляюще произнесла Вельгемина.
--У моей супруги конечно же есть объяснение.
--Конечно есть,--с некоторым презрением отозвалась женщина.--Но мне не хочется об этом говорить.
--Дорогая моя, поделись своим мнением. Умоляю тебя, скажи, что ты об этом думаешь.
--Кевин, твоя Мария все выдумала! Да ей постоянно мерещатся мужчины.
--Любовь моя, ты так считаешь?
--Я в этом уверена!--воскликнула Вельгемина и недовольно тряхнула головой.--Кто-нибудь еще видел этого мужчину? Думаю, никто. Мисс Мария некрасива, и мужчины не обращают на нее внимания. Вот ей и захотелось, чтобы вы все ее заметили. Ну, такой вариант ты допускаешь?
--Гм ... пожалуй. Хотя, насколько я ее знаю, в это трудно поверить.
--Подождите, сэр!--прервал мистера Харрисона  Брук.--Так вы поэтому расспрашивали меня про Джона? А почему вы подумали, что этим привидением мог оказаться он?
--По правде говоря, мистер Уэллс, я в этом сильно
сомневался. Действительно, мой сын способен на всякие глупые выходки, но он не мог проникнуть в дом сквозь запертые двери и окна. Так что, когда вы сказали, что всю ночь были с ним, я вам охотно поверил. Вопрос на вопрос, мистер Уэллс! Только что вы сказали, что все ясно. Пожалуйста, объясните.
--Этим привидением, если оно существует, должен быть кто-то из ваших домочадцев,--ответил Брук.--Кстати, сколько у вас слуг мужского пола?
--Только Петерсон и двое лакеев. Вы подозреваете, что это один из них?
--Успокойтесь, мистер Харрисон, я никого не подозреваю. Я только сказал, что ...
--Ни один из этой троицы тем незнакомцем быть не мог,--прервал Брука Кевин Харрисон.—Петерсон свою дочь пугать бы не стал, и слуги взбежать на верхний этаж, переодеться и снова спуститься просто не могли. Остаюсь я. Молодой человек, я у вас под подозрением? Или, может быть, мой друг доктор Джев Донник Других мужчин в доме не было.
--Значит, этим «привидением» должен быть кто-то еще. Но я надеюсь, вы в привидения не верите. Так что мы знаем об этом мужчине?
--Нам известно, что на нем был пиджак, темного цвета жилетка и брюки в красно-белую полоску. А теперь скажите, как можно найти его по этим приметам?
«Брюки в красно-белую полоску, брюки в красно-белую полоску ...»--завертелось в голове Брука. И тут он неожи- данно рассмеялся.
--Вам это кажется смешным, мистер Уэллс?
--Нет-нет, мистер Харрисон,--поспешно заверил его Брук.--Просто мне показалось, что я нашел другое объяснение.
--Мне хотелось бы его услышать.
--Простите, сэр, но оно настолько абсурдно, что я лучше промолчу.
--Молодой человек, прошу вас, не выводите меня из себя. Так каково ваше объяснение?
Брук, не проронив ни слова, уставился на мистера Харрисона. Раздался пронзительный свисток паровоза. Вельгемина достала из ридикюля пузырек с нюхательной солью--судя по всему, от разговора мужчин у нее разболелась голова.
--Мистер Уэллс, я уже говорил, что у нынешней
молодежи плохие манеры,--произнес наконец Кевин Харрисон.--Я всегда считал, что вы исключение, но, похоже, ошибался.
--Да, сэр, наверное.
--О, мистер Уэллс!-- умоляющим голосом восклик-нула Вельгемина.--Ради всего святого ...
--Мистер Уэллс, позвольте вам напомнить, что мы
вас к себе не приглашали и вы едете к нам по собственной инициативе,--заметил Кевин Харрисон.
--Да, сэр, я еду по собственной инициативе, но против своего желания. Меня попросили обсудить с вами одно дело, которое касается вашей дочери.
--Моей дочери?--удивленно переспросил Кевин Харрисон.
--Да, сэр. Рано или поздно мне пришлось бы заговорить на эту тему.
Вагон шатало из стороны в сторону, но мистер Харрисон все же поднялся с кресла. Уэллс тоже встал.
--И будет лучше, если я начну этот разговор прямо сейчас,--продолжал он.--Некий очень застенчивый джентльмен по фамилии Пит Андерсен горит желанием жениться. Но это не единственная причина, по которой я оказался в этом поезде.
Вельгемина вскрикнула, а на лице ее супруга появилось нечто похожее на ужас. Мистер Харрисон качнулся и, наверное, упал бы, не поддержи его Брук под локоть. Затем, что-то бормоча себе под нос, он грузно опустился в кресло и прикрыл своей широкой ладонью глаза.

За несколько минут до встречи с Саррой Узллс все еще сомневался, увидит он ее или нет. В гостиной «Хай-Чимниэ» горела всего одна лампа. Войдя в комнату, Уэллс взглянул на стоявшие на камине
часы. Было пять минут седьмого. Он хорошо помнил все, что сказал Кевину Харрисону, когда они выходили из вагона и позже, когда тот вернулся из офиса «Электрик энд интернэшнл компани».
--Мистер Уэллс, невзирая на последствия, к кото-
рым это может привести, я должен с вами поговорить,--сказал мистер Харрисон,--только ни о чем меня сейчас не спрашивайте! Поговорим перед ужином.
И вот время ужина наступило. Брук, отказавшись от услуг лакея, в спешке переоделся и спустился в гостиную. Однако там никого еще не было. В доме стояла тишина, и только с Беркширских гор долетали раскаты грома. Маятник стоявших на камине часов бесшумно раскачивался. Уэллс огляделся. В тусклом свете горевшей лампы все ему казалось новым и удивительно странным. Комната была неплохо обставлена: полированная мебель из розового дерева, богато украшенная резьбой, изображавшей вино- градные листья, пол устлан толстым турецким ковром с ярким рисунком; на окнах новые гардины. Все это свидетельствовало о вкусе второй супруги мистера Харрисона, который, по-видимому, настолько любил ее, что ни в чем ей не отказывал.
Брук сразу понял, что курить здесь нельзя. За гостиной располагалась библиотека, а за ней--комната, в которой, когда не было гостей, собирались члены семьи Харрисон.
--Они привезли с собой гостя?--услышал он из открытой двери малой гостиной чистый девичий голос.
--Да. К нам приехал мистер Уэллс. Но вы не помните его.
Второй голос принадлежал миссис Хегенс, которая запечатлелась в памяти Брука как женщина средних лет, всегда ходившая неестественно прямо, жалостливая и очень добрая. Отработав у Харрисонов няней, она стала у них домоправительницей.
--Нет, я очень хорошо помню мистера Уэллса,--ре-
шительным голосом возразила девушка и уже мягче продолжила.--Скажи, Суссан, зачем моя мачеха ездила сегодня в Лондон?
--Если бы вы с утра не уехали кататься на лошади, то могли спросить ее сами. Или когда она с отцом вернулась домой. Во всяком случае, мадам ездила в Лондон не для того, чтобы встретиться с неким богатым лордом. Иначе она поехала бы
туда одна.
Послышался тяжелый вздох.
--Не понимаю. Что ты хотела этим сказать?
--Да вы и сами обо всем догадываетесь. А может быть, и нет. В любом случае я не вправе обсуждать дела своей хозяйки. А зачем в Лондон ездил ваш отец, вам известно?
--А зачем он туда ездил?
--Не задавайте вопросов--и не услышите лжи,-- отозвалась миссис Хегенс.
Брук, готовый переступить порог малой гостиной, замер в дверях. Ему хорошо была видна девушка, чей портрет висел в квартире Джона. Сарра, высоко подняв горевшую лампу, пыталась разглядеть домоправительницу. Но освещала она в основном себя. Ее темные кудрявые волосы были зачесаны назад и стянуты на затылке ленточкой, в карих глазах застыло негодование. На ней было вечернее платье из бледно-желтого бархата, туго перехваченное под лифом тонким поясом.
--Что было нужно моему отцу в Лондоне?--повысив голос, спросила Сарра.--Я требую, чтобы мне ответили!
--Ваш отец мне не докладывает, мисс Упрямство.
--Конечно не докладывает. Но ты всегда подслушиваешь и знаешь, о чем ...
--Да как вам не стыдно!--негодующе воскликнула миссис Хегенс, так что юбка ее черного платья на кринолине задрожала.--Как не стыдно такое говорить! И кому--своей старой Суссан! Ваши горничные и те не позволили бы себе такого. А слышала я то, что ваш отец хотел повидать мистера Джона ...
--Джон всегда был твоим любимчиком. Разве не так?
--Но главная цель поездки вашего отца в Лондон была другая: увидеться и поговорить с полицейским детективом.
--Правда?
--Между прочим, этот Гаролд Чаплин--он служил инспектором в криминальной полиции, был там самым умным и опытным.
--Был?
--Да,--ответила миссис Хегенс.--Ваш отец запретил вам читать об убийстве, которое произошло в Роуд-Хилл пять лет назад. Тогда этот самый Чаплин установил имя убийцы. Хотя кто бы мог предположить, что хорошо образованная молодая леди способна перерезать горло своему малолетнему брату, а
потом на радостях танцевать?
--Никто? А я бы смогла.
--Очень в том сомневаюсь. А инспектору пришлось уйти с работы--его выжили свои же сотрудники. О том, что он был прав, стало ясно лишь год назад--молодая леди пришла в полицию и во всем призналась. Ее звали Дина Перси.
--Отец хотел поговорить с инспектором по поводу мужчины, которого видела Мария?
--Вам лучше спросить его самого. Или вы не верите, что прошлой ночью какой-то мужчина был в нашем доме?
--Нет, верю,--твердо сказала Сарра.--Мужчина был. Он бродил по всему дому туда-сюда, словно злой призрак.
--И пытался лишить Марию Петерсон невинно-
сти? Да?
--Лишить ее невинности!--передразнила домоправительницу девушка.--О боже, слово-то какое!
-- Попридержите язык, мисс Развязность! Если не прекратите говорить в таком тоне, ваш отец промоет вам рот с мылом.
Сарра, как и ее отец, Кевин Харрисон в нужный момент могла сдержать свой гнев и разрядить ситуацию.
--Меня сейчас беспокоит только одно,--уже спокойно сказала она.--Не надо пугать мою сестру привидением. Ты поняла, Суссан?
--Я знаю свое место.
--Да неужто?
--Об этом судить вашему отцу. А что касается мисс Анни ...
--Меня кто-то звал?--раздался еще один голос.
Портьеры на двери, ведущей в столовую, раздвинулись, и в комнату, покачивая юбкой на кринолине, вошла девушка с огромными серыми глазами и темно-русыми волосами, уло-
женными так же, как у Сарры. Сарра поставила лампу на стол.
--Анни, дорогая!--с искренней радостью воскликнула она.
--Сарра, дорогая!--не менее радостно воскликнула Анни.
-- Как хорошо, когда тебя любят,--сложив на груди свои большие руки, заметила миссис Хегенс.--Замуж вам надо обеим. Но помяните мое слово, мужей вы себе не найдете, если ваш отец будет ...
Далее стоять в дверях и слушать женские разговоры было уже неприлично, и Брук, давая знать о своем присутствии, громко кашлянул. Анни, стоявшая лицом к молодому человеку, подняла на него глаза. Взгляд ее затуманился, рот приоткрылся. Теперь уже три пары глаз с интересом разглядыва-
ли Уэлсса.
--Вы конечно же мистер Уэллс,--сделав к нему шаг, сказала Сарра и строго поджала губы.--Вы не видели нас с Анни с той поры, когда мы ходили в белых фартучках. Анни, ты помнишь мистера Уэллса
--Нет, не помню.
Сарра укоризненно посмотрела на сестру.
--Анни, дорогая, ты должна его помнить. Ну что, мистер Уэллс, будем здороваться? Думаю, рано или поздно нам все равно пришлось бы это сделать. Здравствуйте. Как глупо поступил Петерсон, что сразу не провел вас в большую гостиную.
Сарра быстро произнесла эти слова и подняла глаза на Брука. Секунд десять они в упор смотрели друг на друга. И тут Уэллс понял, что эта девушка послана ему судьбой.
--Мисс Харрисон, Петерсон провел меня в гостиную,--громко произнес он.--Я только что из нее. Прошу прощения, что прервал ваш разговор.
--Пустяки!--ответила Сарра.--Может быть, вернемся в гостиную?
--Да, конечно.
Брук не сразу понял, что крепко сжимает руку девушки. Та не сводила с него глаз. Анни с удивлением смотрела на них обоих.
--Добрый вечер, сэр,--расплывшись в улыбке, поздоровалась с гостем миссис Хегенс.--Вновь увидеть вас для всех нас огромная радость.
--Спасибо, миссис Хегенс,--не в силах оторвать глаз от Сарры, ответил Брук.
--Простите меня, глупую, а ваш приезд не связан с браком?
--Браком?
-- Или с неким лордом, чьи инициалы «П» и «А»?
Брук сделал шаг в сторону, пропуская Сарру и Анни в холл. Войдя в холл, девушки остановились и многозначительно переглянулись.
-- По-моему, мне послышался гром,--приложив к уху ладонь, сказала Анни.--Кажется, будет гроза.
--Да, похоже,--ответила Сарра,--ну все, Суссан, можешь идти.
Шурша многочисленными юбками, девушки прошли через холл в гостиную.
--Какая интимная обстановка!--воскликнула Сарра.--Что, здесь горит всего одна лампа? Да, одна. И в камине мало огня.
--Сарра, дорогая,--сказала Анни.
--Что?
--Что с тобой происходит?
Сарра не ответила.
--Взгляни на часы!--Анни кивнула на стоявшие на каминной полке часы.--Сейчас еще нет и четверти седьмого, дорогая, а в гостиную никто не заходит до без четверти семь. Более того, в это время на первый этаж спускается только папа. И то, если ему надо в свой кабинет,
--Ах да,--отрывисто произнесла Сарра.--Я совсем забыла.
--Так что не стоит винить беднягу Петерсона. К ужину все будет как надо. А почему ты так рано приготовилась?
--Приготовилась?
--Я имею в виду это,--сказала Анни, кивнув на вечернее платье сестры.
--А, поняла!--воскликнула Сарра и остановила свой взгляд на вечернем платье Анни.--А ты почему?
--Дорогая, из-за тебя, Я слышала, как ты переодевалась в своей комнате.
--Ну и что в том плохого? Лучше быть готовой к ужину раньше, чем опоздать на него.
--Конечно, дорогая,--согласилась Анни.--Но мне не хотелось бы, чтобы у мистера Уэллса сложилось о нас неверное впечатление.--Она виновато улыбнулась,--Должно быть, он подумал, что Суссан с нами чрезмерно строга. Впрочем, мистер Уэллс приехал к нам совсем не для того, чтобы обсуждать нашу домоправительницу. Мистер Уэллс, вы же приехали не для этого, правда?
--Да, да, конечно,--ответил Брук.--Совсем не для
этого.
Сарра и Анни переглянулись.
--Если бы вы спросили, какова цель моей поездки, до того, как я сел в Лондоне на поезд,-- продолжил Брук,--то я бы подробно ее описал. А вот сейчас--мой рот на замке. Понимаете, когда я сказал вашему отцу, для чего сюда направляюсь, то подумал, что его хватит удар. Он попросил меня ничего об этом не говорить до того, как кое-что мне расскажет.
--О чем?--резко спросила Сарра.
--Об одной из вас.
Обе девушки недоуменно смотрели на Уэллса.
-- Об одной из нас?--воскликнула Сарра.
--О ком именно?--спросила Анни.
--Не имею понятия. Предположительно ... Нет, не знаю. Ваш отец сказал, что должен мне все рассказать, невзирая на последствия. Он добавил, что сегодня перед ужином у него как раз будет для этого время.
Сарра открыла рот, чтобы что-то спросить, но тут в холле послышались шаги. Брук проследил за взглядом Сарры и увидел в дверях Петерсона.
--Простите, сэр,--сказал дворецкий.--Мистер Харрисон просит вас зайти к нему в кабинет.
--Хорошо, я зайду.
--Прямо сейчас, сэр?
--Прямо сейчас.
Сарра подошла к Бруку и положила руку ему на плечо. Он почувствовал, как у нее напряглись пальцы.
--Я с уважением отношусь к вам,--сказала она.--Я думала о вас чаще, чем полагается скромной девушке. --Краска прилила к щекам Сарры.--Но это не важно. Я с огромным почтением отношусь к вам, и никогда не предполагала, что вы окажетесь участником столь грязного дела.
--Вы называете его грязным?--удивленно спросил
Брук.
--Да!
--Возможно, вы и правы. Сказать по правде, я не горжусь той ролью, которую мне отвели. Я воспользовался ею, только чтобы увидеть вас. Пока от этого никому хуже не стало. Если Андерсен хочет жениться на вашей сестре, то она впра-
ве ему отказать.
Сарра резким движением убрала руку с плеча Уэллса.
--Жениться на Анни?--возмущенно воскликнула она.--Жениться на Анни? Что вы говорите!
--Да, это так. Но мы живем в девятнадцатом столетии, и Анни против ее воли никто замуж не выдаст.
--О боже!--произнесла Сарра и тяжело вздохнула.
--Сэр, вы пройдете со мной?--спросил Петерсон.
Сарра отступила на шаг и перевела взгляд на дворецкого. Анни застыла в оцепенении. Модная лампа под красным абажуром с голубыми незабудками бросала холодный свет на лица девушек.
--Сэр, вы идете?--повторил Петерсон.
Он был явно поражен тем, что господа говорят о своих личных делах в его присутствии. Брук посмотрел на часы--всего лишь четверть седьмого. Он перевел взгляд на занавешенную портьерами арку, за
которой находилась библиотека. За библиотекой, насколько помнил Уэлсс, располагался кабинет Кевина Харрисона. Естественно, туда он и направился.
--Нет, сэр,--остановил его Петерсон.--Сюда, пожа-
луйста.
Поклонившись девушкам, Уэллс вслед за дворецким прошел в холл. Пока они шли, он видел только его спину и затылок. В конце холла располагалась массивная деревянная дверь, обитая зеленым сукном, за которой находились поме-
щения для слуг, а рядом с ней--дверь в кабинет мистера Харрисона. В простенке между ними висела лампа. Неожиданно массивная дверь распахнулась.
--Отец ...--раздался женский голос.
Петерсон остановился и замер. Лицо его застыло, словно маска.
--Мария, тебе здесь не место,--сухо произнес дворецкий.
--Прости, отец.
Брук тоже остановился. У женщины был низкий, приятный голос. Трудно было поверить, что у этой низкорослой и полноватой женщины с тяжелым подбородком и носом--картошкой может быть столь приятный голос.
--Мария, тебе здесь не место,--повторил Петерсон. --Хоть ты и близорука, но должна была заметить этого господина.
--Вот из-за своей близорукости я ...
--Ты видишь этого господина?
--Прошу у него прощения. Видишь ли, отец, я только сейчас вспомнила, что еще видела тогда на лестнице.
Секунд пять все молчали.
--Ну хоть пару слов я могу сказать мистеру Харртисону?--спросила наконец Мария.
--Нет, не можешь.
--Черт побери!--вмешался в разговор Брук-- Почему ей нельзя здесь находиться?
--Сэр, извините меня. Извините. Мария, наш ужин на столе. Уходи.
Мария в бессилии развела руками и посмотрела мимо отца--на широкую деревянную лестницу.
--Ты запер на засов входную дверь?--спросила она.
--Да, запер. Согласно указаниям мистера Харрисона, все двери и окна на ночь запираются. А теперь уходи.
Петерсон посмотрел вслед скрывшейся за дверью дочери и, повернувшись к Уэллсу, произнес.
--Сэр, простите ее. Прошу вас, простите ее. Она сейчас в таком нервном напряжении ...--Он открыл дверь в кабинет Кевина Харрисона и, уступая дорогу Бруу, сделал шаг в сторону.







              Г Л А В А  3

Кевин Харрисон в вечернем костюме стоял за столом, на котором лежали бумаги и стояла бутылка бренди. Его высокий рост и мощное телосложение по-прежнему впечатляли, однако лицо было измученным, а в глазах бегали искорки безумия.
--Входите, мистер Уэллс. Присаживайтесь.
--Мистер Харрисон, могу я спросить ...
--Нет. Одну минуту. Петерсон!
--Да, сэр?
--Петерсон, вы исполнили мои указания?
-- Да, сэр. Все до единого.
--Спасибо,--поблагодарил Кевин Харрисон и жестом дал понять слуге, что тот может идти.
Он подождал, пока в холле стихнут шаги Петерсона, а затем продолжил.
--Прежде чем вы сядете, мистер Уэллс, я вам кое-что скажу. Вы, наверное, помните, что сегодня в Ридинге я послал телеграмму.
-- И что?
--Я направил ее в частное сыскное бюро, которое возглавляет бывший сотрудник отдела расследования столичной полиции. Простите, что держал это от вас в секрете. Так что завтра в четыре часа я встречаюсь с мистером Чаплиным в Лондоне.
--А вы не могли попросить его приехать к вам?
--Мог, но делать этого не стал. О моей встрече с детективом никто не должен знать. Если до этого времени со мной что-то случится...--Выражение глубоко посаженных глаз мистера Харрисона поразило Брука.--Если со мной что-то
случится, то на эту встречу вместо меня поедете вы и передадите ему то, что я собираюсь сообщить сейчас вам. Вы меня поняли?
--Да, понял.
--Адрес сыскного бюро ...--произнес мистер Харрисон и взял со стола листок бумаги,--Оксфорд-стрит, сто десять. Это рядом с Пантеоном. Так что его легко найти.
--Да, сэр. Все знают, где находится Пантеон.
В комнате с окнами, плотно занавешенными тяжелыми шторами, было душно и пахло плесенью. Уэллс все еще стоял спиной к закрытой двери. Напротив него у стены между двумя окнами горел камин. Кевин Харрисон стоял за столом, на котором горела лампа под зеленым абажуром, спиной
к глухой стене и лицом ко второй закрытой двери, ведущей в библиотеку. Он в упор смотрел на Брука.
--Итак, Оксфорд-стрит, сто десять--повторил
мистер Харрисон и бросил листок на стол.--У меня был повод убедиться, что этот офис расположен через дорогу от театра. Вы обещаете, что выполните мою просьбу?
--Послушайте, сэр ...
--Так вы обещаете?
--Ну хорошо. Обещаю. Но может быть, то, что вас столь долго мучает, не так уж и серьезно?
--Возможно, что и нет,--усмехнувшись, ответил мистер Харрисон.--Но я в этом не уверен. Молодой человек, вы женаты?
--Нет.
--В таком случае, вы взяли бы в жены дочь убийцы?
--А кто дочь этого убийцы?
--Садитесь, мистер Уэллс.
--В камине тихо потрескивали поленья. Кевин Харрисон указал рукой на обитое красным плюшем кресло, стоявшее перед его письменным столом. Брук сел, а хозяин дома потянулся к бутылке с бренди.
--Мистер Уэллс, вас привлекают сенсации,--про-
должил Кеви н Харрисон.--Вероятно, вы читаете сообщения об уголовных делах. Скажите, вам что-нибудь говорит имя Мик Митчелл?
--Нет, сэр. Но вы уже упоминали его.
--Упоминал? Когда?
--Сегодня. Когда мы ехали в поезде.
--Ах да!--громко воскликнул мистер Харрисон.--Да, я называл его! Но есть такие дела, которые я не могу обсуждать в присутствие своей супруги.
--Понятно, сэр. И что же?
--А вот что! Вам известно, что в Лондоне есть ряд специфических мест, к примеру Сент-Джон-Вуд? Там состоятельные мужчины снимают богатые виллы для своих содержанок. К северу от Оксфорд-стрит располагаются такие улицы, как Бернерс-стрит и Ньюман-стрит, где в своих роскошных апартаментах женщины легкого поведения принимают клиентов.
Так было почти сто лет назад, так есть и сейчас. Одной из таких женщин и являлась Мик Митчелл.
Брук никак не отреагировал на эти слова. Взяв бутылку, Кевин Харрисон налил себе бренди--почти полный стакан. То, что он не предложил выпить своему гостю--ни бренди, ни содовой,-- свидетельствовало о его сильном волнении. Слышалось лишь тихое тиканье часов. Харрисон залпом осушил стакан и со стуком поставил его на
стол.
--Мистер Уэллс, думаете, я не знаю, что обо мне говорят?
--Сэр?--удивленно произнес Брук.
--Мне знакома такая вещь, как зов плоти ...
Из холла донеслись приближающиеся шаги, и через пару секунд в дверь кабинета кто-то тихо постучал. Кевин Харрисон прервался, повернул голову и посмотрел на дверь. Та резко распахнулась.
--Послушайте, Харрисон..--услышал за своей спиной Уэллс.
В дверях стоял представительный господин с короткой бородкой.
--Доктор Джеф Донник,--глухим голосом про-
изнес Кевин,--позвольте представить вам мистера Уэллса.
--К вашим услугам, сэр,--сказал доктор.
--Рад познакомиться, сэр,--приподнявшись с кресла, с поклоном ответил Брук.
Глаза хозяина дома сверкнули гневом--ему не понравилось, что их разговор прервали.
Анни оказалась права, когда сказала, что надвигается гроза,--за окном раздались первые раскаты грома, листва на деревьях вокруг дома дружно зашелестела.
--Что вам угодно?--спросил мистер Харрисон.
--Мой дорогой мистер Харрисон, где ваша супруга?
--Моя супруга? Насколько мне известно, она должна быть в своей гостиной наверху. Перед ужином она обычно бывает там.
--Там ее нет.
--Тогда вам следовало бы задать этот вопрос ее горничной. Или Петерсону.
--Но, дорогой мой, вы, похоже, забыли об установленных в вашем доме порядках. Между четвертью седьмого и половиной седьмого вся прислуга ужинает. Я всегда говорил, как мало времени выделили вы им для этого. Заметьте, сами вы
ужинаете с семи до девяти. Поэтому я не рискнул их беспокоить.
--Действительно,--произнес мистер Харрисон и снова взялся за стакан.--Хвалю вас за то, что беспокоитесь о других.
Вновь грянул гром, дверь распахнулась, и в комнату ворвался ветер. Пламя лампы задрожало, два листа бумаги взлетели, и Харрисон ладонью левой руки пригвоздил их к столу, словно прихлопнул мух. Доктор Донник прищурился.
--Харрисон!--резко воскликнул он.
--Раз уж вы так хорошо знаете установленные в нашем доме правила, то позвольте мне напомнить вам об одном из них,--сказал Кевин Харрисон.--После чая до ужина я провожу время в своем кабинете.
--Мне это известно.
--Так вот: я никому не позволяю сюда входить без приглашения. Это вам ясно?
--Ясно,--густо покраснев, ответил доктор Донник. Его ярко-синие глаза сверлили мистера Харрисона.--В таком случае поговорю с вами позже,--добавил он.
И вновь, когда уходил доктор, в комнате возник сквозняк, колыхнувший на окнах тяжелые шторы. Дверь в холл закрылась, и сквозняк прекратился.
Харрисон поставил стакан, сел в кресло и закрыл глаза.
--Мистер Уэллс, я старею. Так о чем я говорил?
--О зове плоти и о женщине по имени Мик Митчелл,--ответил Брук.
--Ах да ...
В саду под порывом ветра качались деревья. Кевин Харрисон открыл глаза.
--В то время, о котором пойдет речь, этой женщине было двадцать три года. Кто тогда был ее последним любовником--совсем не важно. Он поселил ее вместе с горничной в доме в Сент-Джон-Вуд. В ту пору Мик Митчелл находилась в самом расцвете своей красоты и привлекательности. Но природа наделила ее непредсказуемым характером, особенно в отношении алкоголя. И все же ее хрупкость не могла
скрыть силу ее рук.
Мистер Харрисон взглянул на свои руки и крепко сжал их.
--Произошло это в конце сорок шестого года,--продолжал он.--Как-то ночью, после любовных утех и застолья, между любовниками неизвестно из-за чего произошел скандал. Посыпались угрозы. В результате на вилле произошло двойное убийство. Любовник Мик Митчелл был застрелен из револьвера. Пуля попала ему в живот. В него было выпущено пять пуль, но только одна достигла цели. Вилла стояла на отшибе, и выстрелов никто, кроме горничной, не слышал. Поскольку служанка могла стать свидетельницей убийства, она была задушена.
В комнате повисла зловещая тишина. Брук непроизвольно обернулся, посмотрел на закрытую дверь библиотеки, а затем сел в кресло лицом к Кевину Харрисону.
--Вы сказали, что выстрел был произведен из револьвера?--удивленно спросил он.--Девятнадцать лет назад?
--Да. А вы полагаете, что это оружие совсем новое?
--Нет, не новое, но оно могло ...
--Нет, мистер Уэллс, я не имею в виду револьвер с металлическими пулями--действительно новый вид оружия. Такой я держу в ящике своего письменного стола на тот случай, если в дом проникнут грабители.
--Будьте с ним осторожны! 
Кевин Харрисон взялся за ручку ящика стола, но выдвигать его не стал.
--Кто совершил убийство, ни у кого сомнений не вызывало,--возобновил он свой рассказ.--Власти, в назидание всем подобным женщинам, горели желанием превратить суд над Мик Митчелл в показательный. В суде я выступал в роли обвинителя. Защита женщины сводилась лишь к отрицанию ее
причастности к убийству. Она уверяла, что в ту ночь ее на вилле не было. В таком случае следовал вопрос: где она находилась? Женщина ответить не могла. Она заявила, что, возможно, ее любовник соблазнил ее горничную, они поругались, служанка выстрелила в него, а он, перед тем как умереть, задушил ее. Полнейшая небылица! Вы согласны? Естественно, никто ей не поверил.
Тот период жизни был для меня очень тяжелым. Моя супруга, первая, недавно скончалась. Я был тогда совсем молодым юристом, и моя задача заключалась в том, чтобы убедить присяжных в виновности Мик Митчелл, и мне это удалось. И только после вердикта суда ... Превысил ли я свои полномочия? Был ли чересчур усердным? Наложила ли смерть моей супруги отпечаток на мои действия в суде?
После признания подсудимой виновной ее отправили в камеру смертников. На следующий день я посетил ее. Должен сказать совершенно твердо, сделал я это не потому, что она поразила меня своей красотой. Дело в том, что во время судебного разбирательства она не сводила с меня глаз, словно знала какую-то мою тайну. Я и по сей день вижу ее сидящей на скамье подсудимых, ее глаза, кокетливую шляпку ...
И в самом деле, при нашей встрече она рассказала мне некоторые подробности моей жизни, о которых не было известно прессе. Затем Мик Митчелл упала передо мной на колени и поведала мне совсем другую историю убийства. Оказалось,
у нее был ребенок, примерно того же возраста, что и мои дети. После того как ее последний любовник поселил ее на вилле, она оставила своего ребенка на попечении некоей швеи и, когда могла, навещала его. В ту ночь, когда было совершено двойное убийство, Мик Митчелл, как она мне сказала, была у ребенка. Швея могла бы подтвердить это в суде, но тогда у
ее ребенка не было бы будущего.
Теперь осужденная была в смертельном ужасе. Швея действительно подтвердила ее рассказ. Но она была подозрительной личностью и тоже падшей женщиной. Суд ни за что бы ей не поверил. Отсрочки исполнения приговора мне добиться не удалось, и Мик Митчелл отправили на виселицу.
Кевин Харрисон замолк. Он сидел, положив ладони на стол, с непроницаемым выражением лица.
--Значит, то, что она вам рассказала, было правдой!--воскликнул Брук.
--О нет,--возразил мистер Харрисон.
-- Как--нет?
--За исключением тех пунктов, на которые я указал, в остальном же--ни слова правды. Но тогда я поверил ей. И верил почти два десятилетия. Только три месяца назад мне все стало известно.
Переполненный эмоциями, мистер Харрисон уставился на зеленый абажур лампы.
--В любом случае дочери Мик Митчелл было бы суждено родиться грешницей,--наконец произнес он.--Я надеялся, что мне удастся избежать худшего. Но в любом случае должны были возникнуть проблемы. Например, необходимость сказать правду, когда кто-то из троих детей соберется вступить в брак.
--Мистер Харрисон!
--Слушаю вас.
--Простите, но о чем вы говорите? Какое отношение это имеет к вашей дочери?
Кевин Харрисон вновь выпрямился, ноздри его раздулись, лицо исказила гримаса.
--Да будет вам!--воскликнул он.--Вы умный человек и не притворяйтесь, что ничего не поняли.
Брук, к своему огромному сожалению, конечно же все понял. И теперь мысленно боролся с образами, которые толпились вокруг него.
--Мне следовало бы адресовать свои вопросы Чаплину тогда же--в те годы он был молодым сержантом в отделе по расследованию преступлений,--продолжал мистер Харрисон.--Но я этого не сделал. Совесть! Меня постоянно мучила совесть! Из-за меня казнили, как я полагал, невиновную женщину. После я участвовал в разбирательстве многих уголовных
дел, но ни разу не проявил такой жестокости к обвиняемым, как в случае с Мик Митчелл. Я боялся божьего возмездия до тех пор, пока не искупил свой грех.
--Искупили грех? Каким образом? Взяли в свою семью ребенка Миг Митчелл?
--Да,--ответил Кевин Харрисон.
В комнате воцарилось молчание.
--Но это было сделано тайно!--воскликнул Харрисон.--Этот факт мне пришлось скрывать. Когда скончалась моя жена, мы жили на севере Англии. Я уволил всю прислугу, за исключением няньки двоих моих родных детей. О моей тайне знает всего один человек. Вы спросите: а как же друзья? Но у меня их совсем немного.
Брук опустил глаза.
--Все это должно было бы сделать меня счастливым (да, счастливым!), если бы Миг Митчелл была невиновна. Но что же в результате? Испорченная кровь! Сегодня вечером я вновь увидел глаза и руки Миг Митчелл. Грехи отцов ...
--Или матерей.
--Не смейтесь надо мной, мистер Уэллс!
--Ну что вы, сэр, я и не думал смеяться.
--То--грехи отцов. Мне еще раз повторить?
-- Нет, не надо.
Грянувший гром могучим эхом прокатился по дому. Было слышно, как загрохотала на крыше черепица.
--Скажите, сэр, а что, Миг Митчелл была психически больной?--спросил Уэллс.
--Отнюдь. У нее был в высшей степени расчетливый ум. Совсем не забота об этом отпрыске неизвестного отца руководила ею. Надеясь спасти свою жизнь, а именно это и было ее целью, Миг Митчелл лгала мне, обращаясь к моей совести. Именно на этом она строила свою защиту. И только когда поняла, что все провалилось, она принялась кричать и кричала до самого своего конца. А почему вы спрашиваете?
--Потому что трудно поверить, что «плохая» кровь, грубость, воровство или склонность к убийству передаются от отца к сыну, а от матери к дочери. Я столько повидал на улицах Лондона ...
--Значит, вы в этом сомневаетесь?
--Да. Тем более что я, мистер Харрисон, предпочитаю писать любовные романы с хорошим концом.
--Молодой человек, мир, в котором мы живем, полон зла. Вы конечно же догадались, кому из троих детей передалась сомнительная наследственность?
--Нет, сэр.
--Настал момент раскрыть мою тайну ... Что это?
--Что?
--Этот звук ...
Кевин Харрисон встал с кресла. Брук тоже поднялся.
--Вы имеете в виду гром?--спросил он.
--Нет, я имею в виду не гром. И не камин. И не часы ...
Как ни странно, но Уэллс вспомнил, что вот так же, лицом к лицу, они сидели с мистером Харрисоном в поезде. Опираясь левой рукой о крышку стола, Кевин Харрисон правой рукой потянулся к ящику, в котором лежал револьвер, и настороженно посмотрел на закрытую дверь, ведущую в холл. Затем перевел взгляд на дверь библиотеки, находившуюся за спиной Уэллса.
--Нет, ничего,--произнес он.--Мне показалось.
Брук проследил за его взглядом и снова уставился в озабоченное лицо.
--Они укоряют меня, что я не выказываю своих чувств, мистер Уэллс. Но я пытался любить ребенка Миг Митчелл так же, как собственных детей. Думаю, мне это удалось. Вы сами можете свидетельствовать ...
Кевин Харрисон вновь прервался. Его нижняя губа настолько отвисла, что стали видны зубы. Он настороженно смотрел на дверь за спиной гостя. Брук обернулся и увидел, как дверь в неосвещенную библиотеку тихо отворилась и в темном ее проеме показалась фигура мужчины. Мужчина стоял так, что
была видна только часть его. Тень от двери скрывала лицо, и казалось, что у него нет головы.
Как ни был потрясен Уэллс, увидев, что мужчина
поднимает руку с зажатым в ней револьвером, он все же успел заметить, что на таинственном незнакомце был черный пиджак, черная жилетка и брюки в красно-белую полоску. Сильный гром, прогремевший над крышей «Хай-Чимниа», почти заглушил звук выстрела.
Огромное тело Кевина Харрисона, которому пуля попала в переносицу, откинулось назад, голова запрокинулась на спинку кресла. Но Брук этого не
видел--он только слышал, как грянул выстрел, поскольку, не отдавая себе отчета, сразу бросился к двери в библиотеку. Стрелявший повел себя как-то странно--обежав Уэллса, он кинулся к письменному столу, схватил лампу и с силой бросил ее на пол. Подбежать к двери в библиотеку Уэллс не успел--
она захлопнулась перед самым его носом. Потом он услышал, как в замочной скважине повернулся ключ. Дергать за ручку запертой двери было бесполезно.
Он бросил взгляд на мистера Харрисона, тотчас отвел глаза и кинулся к двери, выходившей в холл. Но и она была заперта. Брук не мог поверить в то, что произошло у него на глазах. Он опустился на колено и посмотрел в замочную скважину. В замке находился ключ, которого там еще недавно не было.
Кевин Харрисон еще дышал. Стараясь не смотреть на его переносицу, Уэллс подошел к раненому, но тот уже не шевелился, а через пару секунд перестал и дышать. Пошел дождь. Брук вдруг почувствовал в комнате запах пороха. Он огляделся и увидел на ковре в паре футов от себя орудие убийства. Это был облегченный револьвер с обоймой,
рассчитанный на шесть патронов. Огнестрельное оружие этой модели изготавливала одна французская фирма, название которой Уэллс не мог вспомнить.
Он посмотрел на стол. В ящике правой тумбы должен был лежать револьвер. Брук не без труда выдвинул ящик, но в нем, как оказалось, ничего, кроме бумаг, не было. Как только стихли очередные раскаты грома, Уэллс услышал, что по холлу кто-то идет. Судя по тяжелым шагам, это был дворецкий Харрисонов.
--Петерсон!--в отчаянии крикнул Брук.
Шаги тотчас стихли.
--Сэр?
Но голос отказался ему служить. Пытаясь снова заговорить, Брук взглянул на часы, тикавшие на книжном шкафу. Они показывали без двадцати восьми семь.
--Сэр?--снова произнес Петерсон.
Судя по всему, дворецкий возвращался с ужина.
--Петерсон, дверь в кабинет заперта снаружи,--сказал он.--Отопри ее, но не открывай. Только поверни в замке ключ.
--Хорошо, сэр,--не сразу ответил слуга.
Ключ в замочной скважине повернулся так же тихо, как и тогда, когда Брука заперли в комнате.
--А теперь, Петерсон, отойди в сторону.
Услышав, что дворецкий исполнил его просьбу, Брук приоткрыл дверь и, проскользнув в холл, плотно закрыл ее. При тусклом свете висевшей на стене лампы все предметы в холле и их цвета показались ему мистическими. Брукбыл уверен, что лицо его белое как мел.
--Петерсон, вопрос, который я сейчас тебе задам, может показаться странным. Скажи, ключ от двери кабинета мистера Харрисона всегда здесь?
--Нет, сэр,--ответил дворецкий.
--А ключ от двери из кабинета в библиотеку всегда торчит в замочной скважине?
--Нет, сэр. Но все ключи от комнат первого этажа одинаковые.
--Ты только что закончил ужинать? Ты как будто кивнул? Хорошо! А остальные слуги еще ужинают?
--Да, сэр. Все еще там. То есть кроме миссис Хегенс и моей дочери. Они сказали, что не совсем здоровы, и вышли из-за стола.
Судя по частоте барабанной дроби по крыше, дождь усилился. Уэллс окинул взглядом холл.
--Петерсон, проверь, все ли двери и окна заперты.
--Хорошо, сэр,--упавшим голосом произнес дворецкий.
--Увидишь миссис Харрисон, передай ей от меня привет и скажи ...
--Сэр, миссис Харрисон нет дома.
--Да? А где же она?
--Не могу знать, сэр. Около часа назад миссис Харрисон сказала, что ей потребуется ландо, и попросила кучера отвезти ее в Ридинг. Багаж она с собой взяла, а вот горничную свою оставила дома. После ее отъезда я перепроверил все двери и окна.
--Мистеру Харрисону было известно, что она уехала?
--Этого я не знаю. Можно спросить самого мистера Харрисона.
--Боюсь, что ничего не получится. Мистер Деймон мертв.
Как отреагировал на эту новость Петерсон, Брук не заметил, поскольку в этот момент все мысли его были заняты тем, как воспримут это известие Сарра и Анни.
--Но это не несчастный случай,--добавил он.--Подожди! Я кое-что вспомнил. Пойдем со мной.
Закрыв дверь кабинета, Уэллс положил ключ в кармашек своей жилетки и побежал в гостиную. Когда в шесть пятнадцать он уходил оттуда, Сарра и Анни были еще там. Теперь комната была пуста. Толстый ковер на полу и темные шторы на окнах выглядели зловеще. Посередине гостиной на круглом столике стояла лампа под абажуром с изображением голубых незабудок.
Брук взял лампу, и на портьерах, прикрывавших арочный вход в библиотеку, засверкали разноцветные бисеринки. Раздвинув портьеры, он поднял над головой лампу и вошел в библиотеку и в этой комнате никого не было.
--Сэр!--окликнул Уэллса стоявший за ним дво-
рецкий.
--Она ведет в кабинет?--указав на закрытую дверь, спросил Брук.
--Да, сэр.
Слева от него находилась еще одна дверь, которая вела в холл. Она была открыта.
--Мистера Харрисона убили выстрелом в голову. И это был тот самый мужчина, который напугал твою дочь. Так что Марии он вовсе не привиделся.
Петерсон провел языком по пересохшим губам.
--Убийца открыл дверь в кабинет и выстрелил из револьвера, который, надо думать, принадлежал мистеру Харрисону. Затем он запер меня и убежал. Дверь в холл, судя по всему, он закрыл заранее. Ты слышал выстрел?
-- Нет, сэр. Нет!
--Так и должно быть! Ведь он нажал на спусковой крючок в тот момент, когда грянул гром. Кучер, который отвез миссис Харрисон в Ридинг, уже вернулся? Нет? В таком случае, как только он вернется, пошли его за полицией. А пока позови доктора. Как его там? Доктора Джефа Донника.
Правда, помочь он уже ничем не может, но лучше, если все-таки будет рядом.
--Простите, сэр. Что я должен сделать в первую очередь?
Они долго смотрели друг на друга, затем Уэллс поднял с пола лампу и поставил ее на стол.
--Первым делом проверь двери и окна,--сказал он.--Затем позови доктора.

Выйдя вслед за Барбейджем в холл, Уэллс увидел Сарру и замер на месте. Девушка стояла на лестнице, обеими руками держась за перила. Она сильно волновалась--ее дыхание было прерывистым. Сарра покачнулась, и Брук решил, что она теряет сознание. Но девушка сбежала по ступенькам
и подошла к нему.
--Вы все слышали?--спросил ее Брук.--Вы слышали, что я сказал Петерсону?
--Да, слышала,--чуть слышно произнесла Сарра. --Моего отца ...
Это уже была не та Сарра, которую знал Уэллс. От ее прежней решительности не осталось и следа. Теперь перед ним предстала сердечная, импульсивная, возможно, чуточку романтичная девушка. И такая желанная ...
«Дурень, о чем ты думаешь?--одернул себя Брук. А если Сарра--дочь Мик Митчелл?
И тут, к своему удивлению, Уэллс понял: если Сарраи есть приемная дочь Кевина Харрисона, то этот факт никак не влияет на те чувства, которые он к ней питает. Теперь, когда Кевин Харрисон мертв, о том, что один из его детей--приемыш, знали только Брук и тот, имя которого погибший сказать не успел.
Ho почему ему надо было делать из этого тайну? --подумал Брук. Судя по всему, Гарольду Чаплину об этом деле известно многое, если не все. Возможно, ему удастся уговорить Чаплина молчать, а возможно, и нет. Если Чаплин не пойдет ему навстречу, то, как только сообщение об убийстве мистера Харрисона появится в прессе, разразится жуткий скандал. И связан он будет не с убийством, а с обстоятельствами
появления у Харрисонов третьего ребенка.
Так, может, лучше рассказать об этом Сарре и таким образом подготовить ее, подумал Брук.
--Мисс Харрисон, выслушайте меня,--начал Уэллс.
Сарра вся напряглась, у нее на глаза навернулись слезы.
--Выслушайте меня!--воскликнул Уэллс и схватил
девушку за руки.--Нам не следует заходить ни в большую гостиную, ни в маленькую. С минуты на минуту здесь появится доктор. Скажите, что за комната находится напротив кабинета?
--Напротив кабинета отца, в котором его ...
--Да. Что это за комната?
--Это--небольшая гостиная, выходящая в оранжерею. А почему вы спрашиваете?
--Прошу вас, побудьте пока здесь,--сказал Уэллс.
Он быстрым шагом вошел в гостиную, взял лампу и вернулся к Сарре. Держа девушку под руку, он повел ее в конец холла.
--Кабинет заперт, но у меня есть ключ. Только не смотрите на дверь!
Но Сарра, входя в зал, все же обернулась и внимательно посмотрела на дверь кабинета. В малой гостиной было темно. На стенах висели картины
в массивных рамах. Пройдя через зал, Брук и Сарра вошли в застекленную оранжерею. Уэллс отметил, что дверь в нее была приоткрыта. Оранжерея отапливалась, и воздух в ней был насыщен влагой.
--Мистер Уэллс, когда я расстроена, не обращайте внимания на мои слова,--повернулась к Бруку Сарра.--Особенно на то, что я сказала Суссан. Я иногда говорю такие глупости, что самой стыдно.
--Такое со многими случается. Я вот что хотел вам сказать ...
И теперь, когда Уэллс был готов раскрыть тайну
Кевина Харрисона, он вдруг подумал: а как его слова воспримет Сарра?
--Мой отец убит?--с волнением в голосе воскликнула Сарра.--Тем человеком, который прошлой ночью появился в нашем доме?
--Это я могу только предположить. Во всяком случае, он был одет точно так же. Вы, наверное, слышали: я сказал Петерсону, что заперт в кабинете. Затем он выпустил меня. В те минуты я очень боялся за вас с сестрой.
--За меня и Анни? Почему?
--Убийца вошел в кабинет из библиотеки. В ней было темно. Оттуда ведет дверь в холл, а когда я направился к вашему отцу, вы с сестрой находились в большой гостиной. Если бы убийца вбежал к вам ...
--Но нас с Анни там уже не было! Как только вы ушли, мы сразу же поднялись наверх.
--Вы поднялись вместе?
--Да. В спальню Анни.
--И все это время вы были вместе? То есть до тех пор ...
--Да, да! Мы все время были вместе. Могу по- клясться в присутствии Анни.
Брук поставил лампу на стол и неожиданно для себя облегченно вздохнул. Днем, сидя в поезде, он подумал: привидением, которое видели на лестнице, могла быть одетая в мужскую одежду женщина. Эта мысль показалась ему настолько нелепой, что он не стал делиться ею с Кевином Харрисоном. Женщину в мужском костюме можно увидеть на сцене, а
в жизни такое случается очень редко. Теперь Уэллс убедился, что ни Сарра, ни Анни к убийству отца никакого отношения не имеют.
По стеклянной крыше оранжереи с новой силой забарабанил дождь. Сарра подошла к Бруку ближе. Лицо ее было напряжено, рот приоткрыт.
--Прекрасно!--произнес Уэллс и попытался рассмеяться, но короткий смешок неприятно прозвучал в душной атмосфере.--Едва ли будет необходимо доказывать, где каждая из вас находилась в момент убийства, хотя это, возможно,
и потребуется. Последняя четверть часа, признаюсь, заставила меня понервничать. Может быть, вы помните, когда я уходил от вас с сестрой, ваш отец собирался рассказать ...
--О!--воскликнула Сарра.
--В чем дело?
--Я совсем забыла. Никогда не думала, что могу забыть, но--забыла. Он собирался все вам рассказать. Так он рассказал?
-- Не все. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы ... Сарра, скажите, вы знали, что он хотел мне сказать?
Казалось, назвав ее по имени, он разрушил какой-то барьер между ними.
--Нет!--ответила девушка.--Мы с Анни думали, что
догадываемся. Это и породило неразбериху. Мы полагали, что разговор пойдет о нашей мачехе и этом мерзком лорде Пите Андерсене. О том, что они уже дважды встречались в Лондоне.
Уэллс удивленно взглянул на нее. Вильгемина и
Андерсен? Рыжеволосая миссис Харрисон, красивая и сдержанная, и этот напыщенный Андерсен с усами, как у дикой кошки?
--А вы разве не поняли?--воскликнула Сарра. --Ведь Суссан недвусмысленно на это намекала. Вы же тогда все слышали.
--Да, слышал.
--У них это давно продолжается. Об этом знали все, кроме нашего отца. Анни уверяет, что Вильгемина со своим лордом хотели, чтобы отец дал ей развод, и тогда они могли бы пожениться. Но я в это не верю. Вы можете себе представить, чтобы лорд Альберт женился не на деньгах?
Лицо девушки от возмущения порозовело, глаза заблестели.
--И вот приезжаете вы и говорите, что собираетесь выступить в роли свата,--продолжала она.
--Сарра, неужели вы подумали, что я ...
--Нет. Потому что вы сами сказали: речь пойдет о браке Анни. Вот это на него похоже: взять в жены богатую девушку, а в любовницы--я вас такими словами не шокирую?--в любовницы замужнюю женщину, которая в свое время играла на театральной сцене мальчиков. До Шекспира она доросла всего за несколько лет до того, как стала женой отца. Да, на лорда Андерсена это очень похоже. Но вы, хочется верить, не такой, как он.
--Боже, Сарра, за кого вы меня принимаете?
--Не знаю. Или, по крайней мере ...
--Поверьте, я ничего не знал о взаимоотношениях Андерсенаи вашей мачехи и приехал сюда, только чтобы увидеть вас.
--Я поверю всему, что вы скажете,--глядя Уэллсу в глаза, ответила Сарра и сжала пальцы.--Поэтому, прошу вас, говорите мне только правду.
Впервые за этот вечер Брук сквозь стеклянный потолок оранжереи увидел сверкнувшую в небе молнию. От раскатов грома зазвенела крыша. Тому, что произошло потом, возможно, происходить И не
следовало бы. Брук, не в силах справиться со своими чувствами, обнял девушку, прижал к груди, и их губы слились в страстном поцелуе. Он даже не услышал, как в оранжерею кто-то вошел, и очнулся, лишь когда раздался суровый голос.
--Сарраl










       Г Л А В А  4

--Мне, вероятно, следует забыть то, что я сейчас видел, мистер Уэллс,-- назидательным тоном произнес доктор Джеф Донник.--Как вы считаете?
--Вам, возможно, и следует забыть, но только не мне,--
ответил Брук, обнимая Саррк за талию.--Да и едва ли я смо-
гу это сделать.
Доктор Донник, держа большой и указательный пальцы правой руки в кармашке своей белой жилетки, смерил его взглядом.
--И это в то время, когда отец молодой леди лежит мертвый?
Сарра вскрикнула и высвободилась из объятий Уэллса.
--Дорогая моя,--обратился к ней доктор Донник,--буду вам весьма признателен, если вы сейчас подниметесь к своей сестре и попытаетесь ее успокоить. Петерсону пришлось сообщить ей прискорбную новость, но сделал он это довольно
прямолинейно. Так что она сейчас сама не своя.
--Сама не своя?--в отчаянии воскликнула Сарра.
--Да-а-а ...--протянул доктор Донник.--Но мы всегда должны надеяться на лучшее. Не так ли?
Сарра выбежала из оранжереи.
--Молодой человек, у меня нет ни малейшего желания вас отчитывать,--сказал доктор.
--А у меня нет ни малейшего желания оправдываться,--ответил Брук.
--Вот и прекрасно! В таком случае мы поймем друг друга. Забудьте о Сарре. Или у вас к ней серьезные чувства?
--Да.
--Тем хуже для вас. Мой старый друг Харрисон не хотел, чтобы его дочери выходили замуж.
--Почему же?
--Не могу сказать. Отцы своих решений никому не объясняют.
--Неужели?--не скрывая иронии, спросил Брук.
--Весь мир не таков, как вы; следовательно, весь мир ошибается. Да, это в духе теперешней молодежи. Болезнь роста. Что поделаешь? Я отношусь к этому с пониманием. Если хотите, могу объяснить причину.
--С удовольствием вас выслушаю.
--Совершено убийство,--в упор глянув на Брука голубыми глазами, произнес Джеф Донник, --согласитесь, что убийство как таковое--а это в особенности--жуткая вещь. Надеюсь, вы также согласитесь, что, как человек, который
старше вас и гораздо опытнее, до приезда полиции контроль в доме должен взять на себя я.
--Безусловно!
--Прекрасно,--сказал Донник и протянул руку.--В таком случае я хотел бы получить от вас ключ к кабинету. Петерсон сказал, что он у вас. Давайте пройдем в кабинет. Надо осмотреть тело бедного Харрисона. А потом решим, насколько убеди- тельными окажутся ваши показания.
--Насколько убедительными окажутся мои показания?--удивленно переспросил Уэллс.
--Да. Ключ, пожалуйста.
Сверху, заглушая шум дождя, раздался душераздирающий женский крик. И это в доме, где за любым углом могла подстерегать смерть. Бруку стало не по себе. Однако доктор Донник оставался невозмутимо спокойным.
--У вас слабое сердце, мистер Уэллс?--спросил он.--Это всего лишь Анни. Бедняжка нездорова, и нам следовало ожидать чего-то подобного. А вы, молодой человек, слишком много внимания уделяете привидениям.
--Кажется, больше, чем вы своим пациентам,--съязвил Брук.
--Очень хорошо! Но я здесь нужен. И вы в этом скоро убедитесь.
Пройдя через холл, они подошли к двери кабинета. Доктор Донник открыл ее. Мария Петерсон, стоявшая возле двери, обитой грубым зеленым сукном, увидев мужчин, тотчас скрылась на половине прислуги. Оставив дверь открытой, доктор Донник вошел в кабинет и, не обращая внимания на остановившегося в дверном проеме Уэллса, направился к трупу. Оба молчали. От бесконечного дождя старые каменные стены, оклеенные обоями, источали резкий запах плесени. Тщательно осмотрев труп, доктор Донник деловито прошелся по комнате и проверил обе двери. Затем наклонился
и поднял с пола револьвер.
--»Лефошо»--заметил Уэллс.
--Простите, не понял?
--«Лефошо»!--повторил Уэллс.--Так называется французская фирма, производящая такое оружие.
--Да, верно,--согласился Донник.
Он извлек штырь, фиксировавший барабан в корпусе револьвера, и осмотрел барабан.
--«Лефошо» двойного действия,--произнес доктор. --Произведен один выстрел, пять патронов осталось. Легок в руке, плавный спуск крючка ... Вы спортивный человек, мистер Уэллс?
--Не больше, чем остальные.
--А... Похоже, вам не очень приятен вид несчастного Харрисона.
--Да, не очень. Скажите, а у всех мертвецов открыт рот?
--Да, это--«Лефошоэ двойного действия. Я был с Харрисоном, когда он покупал его на Пикадилли. Расскажите, при каких обстоятельствах его убили?
Уэллс рассказал, как произошло убийство. Он изложил только факты и ни словом не обмолвился, о чем говорил с ним Кевин Харрисон.
--Да, да, да,--довольно потирая руки, произнес доктор Донник.--Но, как мне сообщил Петерсон, извините, если я его неправильно понял, речь должна была идти о чем-то очень важном. И в самом деле, когда я вошел в кабинет, вид у вас был задумчивый. Так о чем он вам рассказал?
--Я не могу этого сказать.
--Пусть будет так,--улыбнулся доктор после долгой паузы, во время которой он очень пристально смотрел на Брука.--Но полицейским вы будете обязаны отвечать. Этого требует закон. Если вы с ним незнакомы, то я с удовольствием вас просвещу.
--Этого не требуется. Четыре года назад я участвовал в судебных разбирательствах.
--Так ..--задумчиво глядя на револьвер, произнес доктор и провел мизинцем по усам.--Вы сидели в кресле напротив Харрисона? В этом?--Он указал на кресло перед письменным столом.
--Да.
--И вы, как и Мария Петерсон, видели одного и того же загадочного человека? Боже мой! Надеюсь, так оно и было. Скажите, завтра в Лондоне у вас нет никаких неотложных дел?
--Есть! Завтра в четыре часа на Оксфорд-стрит у меня исключительно важная встреча!
--Жаль. Очень жаль. Но боюсь, мистер Уэллс, эта
встреча не состоится. Вместо нее вам придется давать показания полиции. Возможно, вам предъявят обвинение в убийстве и арестуют. И не спорьте со мной! Не надо себя заводить. Зачем нам лишние волнения! Извините, мой дорогой, но мне надо кое-что проверить. Минуточку!
Доктор Донник повернул ручку двери библиотеки и убедился, что комната снаружи заперта на ключ.
--Минуточку!--повторил он опять, прошел мимо Брука, вышел в холл и скрылся в библиотеке.
В этот момент в холле появился Петерсон с лампой в руке. Уэллс окликнул его.
--Одну минуту, сэр!--отозвался дворецкий. Пройдя через малую гостиную, он вошел в оранжерею и, разглядывая стены, прошелся вдоль столов с комнатными цветами.
--Ну вот и я!--возвестил Донник, открыв дверь из библиотеки и входя в кабинет.--Тон его голоса был уже совсем другим.--Вы говорите, убийца стоял здесь?
--Да. Левой рукой он держался за ручку двери, а в правой сжимал револьвер.
--Вот так? Отлично! Значит, убийца позволил вам увидеть его, стоя лицом к вам при полном освещении?
--Да.
--Преступники любят так поступать, не правда ли?
--Я говорю, как было.
--Вам хорошо видно мое лицо?
--Да.
--А его лицо вы разглядели?
--Нет.
--Как же так? Чтобы попасть в бедного Харрисона, пуля, выпущенная из револьвера, должна была пролететь в паре дюймов от вашей головы. Не так ли? Отлично. Как же с таким непредсказуемым оружием, как револьвер, убийца не попал в того, кто был на прямой линии между ним и его жертвой?
--Слушайте, доктор, убийца был вынужден рисковать. Он очень спешил. В тот момент мистер Харрисон собирался мне сказать ...
--Ага! Так что он хотел вам сказать?
--Этого я не знаю.
--А почему этот загадочный мужчина, если он, конечно, существует, не выстрелил из другой двери?
--Из другой?
Доктор Донник, по-кошачьи ступая, обошел Уэллса и встал за его спиной.
--Представьте: этот человек был здесь, в холле. Вы утверждаете, что он запер эту дверь на ключ. Будьте добры, посмотрите! Если бы он находился за этой дверью, которая открывается внутрь и вправо, то вы, сидя в своем кресле, увидеть его не могли. Согласны?
--Да.
--Тогда не вы, а его жертва находилась бы на прямой линии огня. Так, может, он боялся, что его увидит кто-нибудь из слуг? Нет, с шести пятнадцати до половины седьмого, или чуть позже, все слуги ужинают на своей половине. Может, он боялся членов семьи или гостей? Вряд ли. Как правило, я говорю, как правило, никто из них не спускается на первый этаж раньше, чем без четверти семь. Вы согласны?
--Да, согласен,--ответил Брук.--Я тоже об этом думал.
На затухающие поленья в камине из дымохода упало несколько капель дождя, и они зашипели. Доктор Донник вернулся к столу, положил на него револьвер и, повернувшись, взглянул на Уэллса.
--Вы тоже об этом думали?--переспросил он.
--Да. Вы что, собираетесь обвинить меня в убийстве человека, который мне почти незнаком?
--Обвинить? Вы меня пугаете. И все же, если вы собрались завтра уехать в Лондон, отложите поездку. Вам следует остаться здесь.
--А кто мне воспрепятствует?
--Не делайте себе хуже,--зло сверля собеседника голубыми глазками, ответил доктор Донник.--Можете вы мне объяснить, почему наш убийца сделал все, чтобы его увидели? Это что, так у них заведено?
--Думаю, что смогу,--с трудом сдерживая гнев, ответил Уэллс.--На ваш вопрос вы сами только что и ответили.
-- Дорогой сэр ...
--Убийца хотел, чтобы его увидели,--прервав доктора, сказал Уэллс.--Он хотел, чтобы видели, во что он одет. Тогда никто не подумал бы, что он не мужчина, а женщина.
Доктор Донник в раздумье медленно провел ладонью по бороде.
--Женщина? Но это же невозможно!
--О нет,--возразил Брук.--Мне и самому не очень-то нравится такое предположение, но тем не менее оно заслуживает рассмотрения.
--Мистер Уэллс, вы гораздо умнее, чем я думал. Но тут вы дали маху! Нет никаких ...
Доктор Донник прервался--он, как и Брук, краем глаза заметил в темной библиотеке какое-то движение. Но доктор даже не двинулся с места. Брук же, напротив, вскочил с кресла и через доли секунды был в дверях библиотеки. Прищурившись, он вглядывался в темноту, пока не увидел Анни.
--Не входите в кабинет,--сказал девушке Уэллс. --Это не для ваших глаз.
--А я и не собиралась входить,--отвечала она.
Брук нечетко видел девушку, но хорошо слышал ее тяжелое дыхание. Анни не мигая, с застывшим ужасом в глазах смотрела на Брука. От слез веки ее и щеки припухли.
--Мисс Харрисон, вам не следовало сюда спускаться. Позвольте, я про вожу вас в гостиную.
Только природное самообладание не позволило Анни разрыдаться.
--Спасибо,--поблагодарила она и опустила глаза.-- Но мне надо вам кое-что сказать. Непременно.
--Анни!--послышался голос Сарры.
Брук раздвинул расшитые бисером портьеры и ввел Анни в комнату. В гостиную с лампой в руке вбежала Сарра. Увидев Уэллса и сестру, она остановилась.
--Анни, тебя ни на минуту нельзя оставить без пригляда!--воскликнула она.
--Сарра, дорогая, прости, если я тебя напугала. Я больше никогда не буду этого делать.
Доктор Донник и Петерсон, оба с лампами, вошли в гостиную. На стенах огромной комнаты замелькали черные людские силуэты.
--Я никогда больше не буду этого делать,--монотонным голосом повторила Анни.--Уверяю тебя. Но мне необходимо вам что-то сказать. Я должна вам это сказать.
Она вела себя как-то странно, и это заставляло остальных хранить молчание. Анни медленно подошла к столу и замерла. Ее безумный взгляд скользнул по двери кабинета отца. Затем она подошла
к роялю, откинула крышку и опустилась на мягкий табурет. Сарра хотела остановить сестру, но доктор Донник запрещающим жестом руки попросил ее не вмешиваться. Анни вскинула руки, и из-под ее пальцев полилась музыка. То был известный церковный гимн, в котором звучала тема щемящего одиночества и покорности судьбе. Холодок пробежал по
спине Уэллса. Анни запрокинула голову и закрыла глаза. Все оцепенели от ужаса.
--Анни!--воскликнула Сарра.
Но Анни, казалось, не слышала сестру. Ее тонкие длинные пальцы с новой силой ударили по клавишам. Доктор Донник стоял склонив голову. Петерсон застыл в такой же позе. Лампа в его руке слегка дрожала. Музыка закончилась, пальцы Анни расслабились, руки стали безжизненными. Закончив играть, она уронила голову на грудь. Некоторое время девушка оставалась неподвижной, затем приподняла юбку и поднялась с табурета.
--Простите за то, что я сейчас скажу-- проговорила она.--Я знаю, кто убил моего отца ...
--Анни!
--Да, знаю. Я поняла это, так как Мария Петерсон сказал мне, кто покинул дом, пока остальные готовились к ужину.
--О!--со вздохом облегчения произнесла Сарра, словно рассчитывала услышать нечто другое.
--Дорогая моя ...--начал доктор Донник.
--Нет, я скажу,--прервала его Анни.--И вы меня не остановите. Мистер Уэллс мог и не говорить, что убий-
ца--женщина, переодевшаяся в мужчину. Она часто надевала мужские вещи, когда появлялась в компании Маттея Перри. Мне следовало бы догадаться раньше, ведь она оделась так, чтобы убить отца. Но ей надо было, чтобы подозрение пало на Сарру.
Все три лампы в руках, их державших, задрожали, на стенах гостиной задергались тени.
--На Кейт?--удивился Уэллс.
--Доктору Доннике это известно. И Петерсону тоже. О боже, я столько слышала, столько всего слышала о девушке по имени Дина Перси и о том, какая жуткая трагедия пять лет назад произошла в Роуд-Хилл-Хаус. Дина Перси, совершив злодейское убийство, убежала из дома в мужской одежде. Мы с Саррой были тогда совсем юными ...
Доктор Донник сделал два шага к Анни. Та отступила на шаг.
--Как-то мы с Саррой убежали из дома-- продолжила Анни.--Сарра переоделась в парня. Вельгемина, женщина, на которой женился мой отец, долго смеялась над нами, а потом часто вспоминала эту историю. И каждый раз смеялась. Она смеялась и в тот момент, когда Сарра ударила ее по щеке и обозвала бесчестной проституткой.
--Анни, это неприлично!--воскликнул доктор Донник.
--Вы не видели лица нашей мачехи, когда Сарра отвесила ей пощечину. А я видела.
--Петерсон, ты можешь идти,--сказал Донник.
--Сэр ...--произнес дворецкий.
--Да, Петерсон, --вмешался в разговор Уэллс.--Что ты хочешь сказать?
--Петерсон, ты можешь идти!--выкрикнул доктор.
--Нет, подожди!--сурово сдвинув брови, приказала слуге Сарра.
Брук встал рядом с ней и взял ее за руку. Пальцы девушки были холодными как лед.
--Ты только что обошел дом и проверил, все ли окна и двери на запоре. Я слышала, как тебя попросил об этом мистер Уэллс. Так что, заперт ли наш дом?
-- Да, мисс Сарра.
--Это неправда!--с надрывом в голосе воскликнула Анни.
Брук удивленно посмотрел на нее, затем перевел взгляд на Сарру. На стенах комнаты вновь задрожали тени.
--Ты сказал, что около половины шестого кучер повез миссис Харрисон в Ридинг,--обращаясь к Петерсону, проговорил Уэллс.
--Да, сэр. Он повез ее на железнодорожную станцию. Затем он вернулся и ...
--Нас не должно интересовать, вернулась ли миссис Харрисон сразу после этого. Нам интересно знать, могла ли она незаметно проникнуть в дом.
--Нет, сэр.
Несмотря на то что лица всех пятерых были освещены, невозможно было определить, кто из них облегченно вздохнул.
--Ну, Петерсон, я думаю, ты нам больше не нужен,--сказал доктор Донник.
--Нет, Петерсон,--остановил его Уэллс,--это еще
не все. Мы могли бы поговорить с твоей дочерью?
--С моей дочерью, сэр?--переспросил дворецкий.
--Да, если ты не возражаешь. Мисс Петерсон вспомнила некий факт или, как она выразилась, «впечатдение», какое произвел на нее человек на лестнице. Она хотела рассказать об этом мистеру Харрисону, но он, к несчастью, мертв. Так, может
быть, она расскажет нам?
--Молодой человек, подумайте, что вы делаете,--вмешался в разговор доктор Донник.--Двери ада закрыть нелегко.
--Хорошо, сэр,--сказал Петерсон,--Сейчас я пришлю вам мою дочь.
Вскоре в гостиную вошла Мария. До ее прихода все, кто был в комнате, оставались на своих местах. Как только она появилась, Сарра поставила при- несенную ею лампу на стол рядом с вазой, наполненной восковыми муляжами фруктов,
а доктор Донниу пристроил свою лампу на камин, рядом с ча- сами. Брук мог поклясться, что Мария пришла к ним по доброй воле. И тем не менее по ее лицу было видно, как сильно она взволнована. Рядом со своим статным отцом молодая женщина казалась совсем крошечной.
--Мисс Пенелопа,--обратился к ней Брук,--вы ска-
зали отцу, что вспомнили о факте, или впечатлении, которое произвел на вас стоявший на лестнице человек Это так?
--Да, сэр.
--Но вам не удалось разглядеть его из-за своей близорукости?
--Да, сэр,--неуверенно ответила Мария.
--Мария, пожалуйста, скажи нам, на этом человеке была мужская одежда?--спросила Сарра.--И как ты думаешь, могла ли это быть переодетая женщина?
Мария удивленно раскрыла глаза.
--Ну и ну!--подумал Брук.--Об этом, похоже, она и собиралась рассказать Кевину Харрисону.
--Ну, Мария, что ты нам ответишь? Это была женщина или нет?
Дочь дворецкого, пересилив себя, произнесла десять слов, и дело об убийстве Кевина Харрисона стало еще запутанней.

На следующий день около полудня по мощенной булыжником Оксфорд-стрит ехал двухколесный экипаж. Сидевший в нем Брук Уэллс, устав спорить со вторым пассажиром коляски, смотрел на проходящих по тротуару пешеходов. Они уже проехали Риджент-Серкус и теперь двигались в восточном направлении. Пантеон, неподалеку от которого располагался офис Гарольда Чаплина, находился на южной стороне
Оксфорд-стрит. Внимание Уэллса привлекла фигура полицейского. Бородатый констебль был в шлеме, который ввели всего несколько лет назад. Ну надо же, полицейские стали носить бороду!--отвлеченно подумал Брук, но на душе у него было неспокойно.
Он не переживал, что беркширские полицейские станут спрашивать о причинах, побудивших его уехать из <Хай-Чим-ниа». Уэллс полагал, что вернется в дом Харрисонов до их приезда. Другие мысли беспокоили его.
--Девушка нам солгала,--сказал он.--Могу поклясться, что Мария Петерсон солгала.
--Может быть, старина,--ответил Джон Харрисон. --А что она вам сказала?
-- Ерунду!
--Так кто же застрелил моего отца?
--Не знаю, Джон. Мария еще больше все запутала. А ты, похоже, не очень-то и скорбишь по отцу.
--Если ты имеешь в виду, что я не в черном костюме и на моей шляпе нет черной креповой ленты, то они еще не готовы. Телеграмму от доктора Донника я получил лишь пару часов назад.
--Нет, я не имею в виду, что ты не носишь траура.
--Да, я не лью слез только потому, что так принято. Скорбь у меня глубоко в душе.--Джон скрипнул зубами.--Знаешь, с отцом было трудно ладить,--сказал он.--Но в нем было то,
чего нет в большинстве из нас. Он позволил мне жить в большом городе, прощал мне то, чего не прощал другим. Теперь мне его будет не хватать.
--Ты, старина, рассуждаешь как эгоист,--заметил Уэллс.--А сейчас я задам тебе несколько прямых вопросов. Ты говорил мне, что твоим сестрам грозит опасность. Ты имел в виду, что кто-то так сильно их ненавидит, что может убить обеих?
--Да! В большей степени это касалось Сарры. Два месяца назад, это было ночью в понедельник, я говорил тебе только о Анни. Но теперь опасность грозит и Сарре.
--И человек, который их ненавидит, ваша мачеха?
--Наша мачеха?--удивленно переспросил Джон.--Вельгемина? Боже милостивый, конечно же нет!
--Значит, ты имел в виду не ее?
--Да нет же! Я всегда обожал ее. Я же тебе это говорил. Актриса или не актриса, но она была хорошей женой нашему отцу.
--Тогда кого ты имел в виду?
--Я никого не имел в виду, потому что сам не знал. Да и сейчас не знаю. Если бы знал, то за помощью к тебе не обратился бы.
-- В таком случае у меня к тебе еще один вопрос,-- сказал Брук и ухватил Джона за лацкан пальто.--Только ответь на него прямо. Ты знал, что наш Андерсен любовник твоей мачехи?
--Нет,--сделав круглые глаза, ответил Джон.--Ну, это уже слишком. Даже для меня. Выдать замуж свою сестру за пижона, у которого любовные шашни с моей мачехой! Слава богу, что этого не случилось. Нет, Андерсен не годится в мужья ни Анни, ни Сарре.
--Черт возьми, оставь Сарре в покое!
--Что с тобой?-- удивился Джон.
--Ты сноб, Джон, и ...
--Большое спасибо. А я-то думал, что ты мне друг.
--А кто же еще? Ты всегда влезаешь в разные истории и ждешь, когда я тебя из них вытащу. И все потому, что я на шесть лет старше тебя. Ты преклоняешься перед Андерсеном ведь на его бумагах красуется герб. Но он постоянно дурачит тебя, меня и всех остальных. И давно пора сказать ему,
что он собой представляет.
--Но ты, старина, такому, как он, ничего не скажешь,--заметил Джон.
--Думаешь, не смогу?--усмехнулся Брук.
--Я в этом абсолютно уверен. Лучше смотри, чтобы он тебя снова не одурачил.
--Андерсен! Вильгемина! Она, должно быть, ездила в Лондон на поезде. Если бы мы знали, где они встречаются, то ...
-- Черт возьми, уж не думаешь ли ты, что это она убила моего старика?--возмутился Джон.
--Успокойся, она не могла этого сделать. Но вот вопрос: почему она ездит в Лондон и с кем, помимо Андерсена, встречается? Если верить тому, что сказала Мария Петерсон ...
И Уэллс рассказал приятелю о разговоре с дочерью дворецкого, проходившем в душной гостиной, покрытой турецким ковром и занавешенной темно-малиновыми портьерами. Здесь царила совсем другая атмосфера.
--Джон, ты знаешь, что такое наводящие и прямые вопросы?
--Что?
--Я тебе говорил, что мы расспрашивали дочь Петерсона. Задавая ей вопросы, я был с ней предельно предупредителен. Сарра и Анни, напротив, проявили нетерпение. Они задали ей, как говорят адвокаты, прямой вопрос: Тот человек на лестнице был мужчиной или женщиной?
Никогда не забуду, что им ответила Мария. Она посмотрела на Анни и сказала: «Нет, мисс, точно мужчиной. У него была борода».
--Борода?--удивился Джон.
--Да.
--И ты думаешь, что она солгала?
--Джон, я в этом уверен. Мария видела на лестнице женщину, а не мужчину. Именно это она и намеревалась сказать, но по какой-то причине, известной только ей, придумала мужчину. Да еще и с бородой! Не могу поверить, чтобы два
разных человека надевали один и тот же костюм--один в понедельник ночью шестнадцатого числа, а другой, тот, что застрелил твоего отца, во вторник ночью семнадцатого. Разве такое возможно?
--Нет. Такого не может быть.
--До того как Мария это сказала, я не верил, что убийцей может быть женщина. Ну а теперь, я начал сомневаться. Видишь ли, вся сложность в том, что в момент убийства в доме было слишком много женщин.
--Да,--задумчиво произнес Джон.--Тебе, старина, придется здорово потрудиться.
--Если верить Марии, то на лестнице она видела самого дьявола. А я до приезда полиции решил уехать из вашего дома. Думаю, так будет лучше.
--Ты уехал из »Хай-Чимниз». вчера ночью?—нахмурив брови, спросил Джон.--Почему ночью?
--Неужели не понял? Этот доктор Донник очень не хотел, чтобы я встретился с Чаплиным. Он рассчитывал, что полиция меня арестует. Во всяком случае, он сделал бы все, чтобы так и произошло. Поэтому я решил не рисковать и уехал.
--Черт возьми, Брук, не мог же ты, находясь в кабинете, запереть себя снаружи!
--Нет, мог бы. Есть такая возможность. Но, повторяю, я не хотел рисковать. Единственный человек, который знает, куда я поехал,--это Сарра. Не мне тебе говорить, что Ридинг--большая узловая станция. Я добрался до нее пешком, купил билет на поезд до Лондона и уехал. Сегодня в восемь утра я уже был в конторе Чаплина.
--О-о! Так ты с ним виделся?
--Нет. Там никого не было. Дверь заперта, а на ней-- никакой записки. В справочнике Лондона дан только этот адрес. Я прождал два с половиной часа, затем написал записку, в которой объяснил сложившуюся ситуацию и пообещал после полудня вернуться. Свое сообщение я подсунул под
дверь.
--Этот Чаплин спутал тебе все карты. Если ты его не встретишь ...
--Тогда мне придется на экспрессе Бат-Бристоль вернуться в Ридинг. Думаю, полицейские к тому времени еще не озвереют.
Уэллс посмотрел вперед. На южной стороне улицы прогдядывало обветшалое здание Пантеона. Обветшалым оно было уже и тогда, когда в нем давали концерты и устраивались публичные лекции. Брук поднял голову.
--Извозчик!--крикнул он.
Люк в крыше экипажа открылся, и в нём появилось лицо извозчика.
--Извозчик, останови! Мы здесь выходим.
Открыв дверцу экипажа, Брук спустился на тротуар. Джон последовал за ним. Восточный ветер уже разогнал с улиц Лондона дым. Две
модно одетые дамы в своих платьях на кринолине шли по тротуару, словно лодки под парусами. В ряду серо-коричневых зданий выступал фасад театра »Принцесса». Афиша у входа извещала о том, что сегодня в театре идет пьеса »Никогда не поздно исправиться» и начинается она без четверти восемь и заканчивается в одиннадцать.
Брук, расплачиваясь с извозчиком, еще раз обернулся и посмотрел в сторону театра. Он никогда бы этого не сделал, если бы не увидел у входа в театр знакомый силуэт. То была Вильгемина Харрисон. Она не видела его, поскольку, поспешно оглядевшись по
сторонам, юркнула в подъезд театра. На ней была короткая меховая накидка, синее шелковое платье и модная овальная шляпка. В руках она держала большой сверток, завернутый в коричневую бумагу ..
Джон, повернувшийся спиной к ветру, чтобы прикурить сигару, свою мачеху не заметил. Брук ткнул его под ребро.
--Стой здесь и никуда не уходи,--сказал он.--Я загляну в театр.
--Старик, но мы же не можем ходить по театрам в такое время.
--Джон, перестань валять дурака. Делай, что я сказал,--оставайся здесь и никуда не уходи!
В фойе театра было тихо и стоял полумрак. Бруку, следовавшему за Вильгеминой, направлявшейся к оркестровой яме, были слышны ее шаги. Затем он увидел, как она пошла вдоль ряда лож. Можно было не опасаться, что женщина услышит его шаги,--она шла, погруженная в свои мысли. В зрительном зале, пропахшем газом и запахом апельсиновых корок, было пустынно. Где-то за кулисами горела газовая лампа, освещавшая сцену, на которой устанавливались декорации к первому акту.
Вильгемина остановилась возле ближайшей к сцене ложи и тихо, но четко произнесла.
--Мистер Адамсон!
Брук тоже остановился. Мистер Адамсон вот уже многие годы владел театром «Принцесса». В последнее время в театре играла труппа Маттея Перри. Если бы Уэллс был театралом, он бы догадался, почему Кевин Харрисон специально об этом упомянул.
А на сцене тем временем рабочие устанавливали декорации внутреннего помещения тюрьмы.
--Мистер Адамсон!--вновь позвала Вильгемина.
--Я здесь, мисс Томсон,--ответил возникший прямо перед ней мужчина.
--Меня зовут миссис Харрисон. Обращайтесь ко мне так.
--Как желаете, миссис Харрисон. Да, но вы могли бы ...
--Пройти через служебный вход?--кокетливо произнесла Вильгемина.--О нет, мистер Адамсон! Никогда больше.
--Хорошо, хорошо! Как желаете.
--Я принесла одежду,--сказала Вильгемина и принялась разворачивать сверток.--Надеюсь, вы выполните свое обещание.
--А где вы нашли эту одежду?
--Там, где и должна была найти,--в »ХаЙ-Чимниз», в личных вещах некоей молодой женщины.
Брук едва сдержался, чтобы не окликнуть миссис Харрисон.
--Миссис Харрисон, я не знаю, что у вас там происходит,--недовольно сказал мистер Адамсон, махнув рукой,--но что вы хотите от меня?
--Хочу, чтобы вы выполнили свое обещание! Вы же не отрицаете, что дали его? Спрячьте эти вещи или лучше передайте их вашей костюмерше. В театре их никто не заметит до того ... как они мне потребуются. Потребуются для того, чтобы кое-кого изобличить.
--В таком случае вы могли бы и сами их спрятать, ---заметил владелец театра.
--Чтобы моя горничная обнаружила мужскую одежду в моей комнате? Не говорите глупости!
--Ну, тогда этот вопрос можно решить совсем просто. Расскажите обо всем своему супругу.
--Я не могу! И не стану!--едва слышно ответила Вильгемина.--Вы видите, что сейчас устанавливают на сцене?
-- Вижу,--ответил тот, не поднимая головы.
--Не стану от вас скрывать,--сказала Вильгемина, --благодаря моим родителям я повидала много тюрем. Есть те, кто заслуживает того, чтобы их держали в наручниках, наказывали плетьми. Даl И все к тому склоняется, если и далее события будут развиваться так, как сейчас. Но мой муж был добр ко мне. По-своему. Поэтому я не могу ему сделать  больно. По крайней мере, он должен сохранить хотя бы одну
иллюзию.
--Иллюзию, что его супруга--жена Цезаря?--сухо произнес мистер Адамсон.
--Не изображайте из себя невинность! Если я кому-то и причиняю зло, то только себе. и все эти препирательства лишь из-за того, что вы не хотите взять на хранение театральный костюм?
--Миссис Харрисон, вы клянетесь, что из-за него у меня не будет конфликта с законом?
--Клянусь.
--Очень хорошо. Я принимаю у вас сверток только из-за хорошего к вам отношения. И все же скажу: вы навредите своему супругу гораздо меньше, если скажете ему правду.
--Возможно, вы и правы.
--Я прав, миссис Харрисон, поверьте мне.
Вильгемина, словно актриса в трагической пьесе, вскинула руки. Каким было при этом ее лицо, Уэллс не видел, поскольку она стояла к нему спиной.
--А теперь я иду к Лурье,--сказала она.--На встречу, от которой, возможно, зависит судьба. Слава богу, не моя. Должна сказать, что, приехав в Лондон, я многим рискую. Но ради того, чтобы насолить поселившейся в »ХаЙ-Чимниз» ведьме, я бы пошла на любой риск А над вашим предложением, мистер Адамсон, я обязательно подумаю. Всего вам хорошего.
Вильгемина грациозно склонила головку и резко повернулась.
Лурье? Услышав это имя, Уэллс, хоть и не опасался, что миссис Харрисон услышит или увидит его, крадучись, двинулся к выходу. Джон, попыхивая сигарой, ждал у витрины магазина.
--Ну что, старик, посмотрел пьесу,-- усмехнувшись, спросил он.
--В каком-то смысле да. Там я видел твою мачеху. Не смотри в сторону театра и Сент--ДжаЙлс.
--Ну и ну!—удивился Джон.--Ты видел Вильгемину в театре? Днем? Что она там делала?
--Встречалась со старым знакомым. Что еще! А сейчас она направляется к Лурье. Я пойду за ней.
--А как же твой детектив?
--Это займет минут пятнадцать, если не произойдет ничего непредвиденного. А ты отправляйся к Чаплину. Его контора вон там. Видишь дом с вывеской »Гладкое бритье»? Это за ним. Я как освобожусь, так сразу к вам.
--Послушай, Брук. Если женщина идет к Лурье, то это еще не значит, что она не леди. На самом деле это означает, что она немного легкомысленна. Правда?
--Легкомысленна!--воскликнул Уэллс.--Да здесь
назревает что-то серьезное. Ну, ты идешь к Уичеру?
Джон влился в толпу прохожих и вскоре исчез из
вида. Брук, делая вид, что рассматривает витрину магазина, краем глаза следил за вышедшей из театра Вильгеминой. Она не заметила Уэллса. Во всяком случае, так ему показалось. Поискав глазами кеб и не увидев его, миссис Харрисон надула губки и пошла пешком.
Брук следовал за ней на расстоянии футов двадцать. Как говорилось в одной из недавно прочитанных им книг, в обществе культурных людей легкомысленной женщиной называют ту, которая переняла привычки мужчин--говорит на сленге, одна разъезжает по Лондону, курит сигареты, разби-
рается в собаках, лошадях и так далее.
В заведении »У Лурье», имевшем статус чего-то среднего между рестораном и шикарным пабом, о лошадях и собаках говорили мало. В той самой книге не указывалась норма потребляемых легкомысленной женщиной спиртных напитков. Впрочем, это и так было ясно. Такой леди дозво-
лялось выпить столько--при условии, что она пьет бургунди или марсалу маленькими глотками,--чтобы после этого она могла вести пароход по прямой линии.
Ну а как же быть со свертком, в котором находилась мужская одежда? Она могла быть только той, которую надевал убийца.
»Так где же она ее нашла?--размышлял Уэллс.--
Там, где и должна была найти,--в «Хай-Чимнизе» в личных вещах некоей молодой женщины. А что, если в комнате Сарры?».
По северной стороне Оксфорд-стрит вдоль длинного ряда уличных фонарей медленно двигались пешеходы. Уэллс следовал за миссис Харрисон и думал о ее разговоре с Адамсом. Получалось, она и не знает, что ее муж застрелен. С другой стороны, если Анни сказала, что убийца сделал все, чтобы подозрение в убийстве пало на Сарру, то
мужская одежда, а ее мог подложить кто угодно, была найдена в вещах Сарры. Так подсказывала логика. Хотя при определенных условиях убийцей могла оказаться действительно Вильгемина. Кевина ХаррисонаК застрелили в тот момент, когда он находился не один. К тому же его закрыли в комнате дома, в котором двери и окна были заперты на засовы. Таким образом, открыть дом можно было только изнутри. А если предположить, что ей помогал кто-то из домочадцев?
Примерно в половине шестого Вильгемина у всех на виду уезжает из «Хай--Чимниз», прихватив с собой сумочку и багаж. После ее отъезда Петерсон запирает входную дверь на засов. Незадолго до совершения убийства напарник Вильгемины открывает входную дверь или окно первого этажа и впускает ее
в дом. Она переодевается в мужской костюм, убивает супруга, незаметно покидает дом, а ее помощник закрывает за ней дверь.
«Полная чушы»--подсказал Уэллсу внутренний голос.--О каком пособнике может идти речь? Неужели в это можно поверить? Нет, нельзя. Но в кошмарном сне все может быть».
Миссис Харрисон, в синем шелковом платье и с меховой накидкой на плечах, шла, обдуваемая ветром с дымом. Иногда, припоминал он, она вела себя скромно, даже застенчиво, а временами становилась сердитой и резкой. Впрочем, все женщины, которых знал Уэллс, были точно такими же.
Вильгемина пошла быстрее, Брук тоже прибавил шагу. Слева от них тянулась Бернерс-стрит со множеством дорогих магазинов и женщин легкого поведения. Миссис Харрисон и Брук приближались к Ратбоун-Плейс, за углом которого находилось заведение «У Лурье». Прямо перед ними на противо-
положной стороне Тоттенхэм-Корт-роуд располагался район трущоб с его воровскими притонами.
Едва Вельгемина пересекла Ратбоун-Плейс, как мимо нее промчался четырехколесный экипаж с матовыми окошками. Уэллс успел заметить на них надпись «Лурьеь, выполненную золотыми витиеватыми буквами. Однако Вильгемина не свернула за угол, где находился паб «У Лурьеь, а пошла прямо в сторону пересечения улиц Тот-
тенхэм-Корт-роуд, Краун-стрит и Ceнт-Джайлс-Хай-стрит.
Уэллс ускорил шаг, и тут произошло совершенно непредвиденное.


      








          Г Л А В А  5


Вильгемина внезапно остановилась и повернулась лицом к Бруку.
--Сэр, я вас не знаю,--резко сказала он. --Почему вы меня преследуете?
--И тем не менее, миссис Харрисон, вчера я имел честь с вами познакомиться. Тогда вы сказали, что мы уже знакомы.
--Да, меня действительно зовут миссис Харрисон. Но вы либо ошиблись, либо не в своем уме. Почему вы меня преследуете, сэр? Из хулиганских побуждений?
В Вильгемине явно чувствовалась артистическая натура. С таким оружием, которое она избрала, Уэллс еще никогда не сталкивался.
--Миссис Харрисон, позвольте заверить вас ...
--А я уверяю вас, что вы ошиблись, и готова вас извинить. Если же вы и дальше будете приставать ко мне, я позову полицейского.
Полицейские всегда четко реагируют на различные шумы и особенно на громкие голоса. Однако сейчас ни одного из них в радиусе нескольких десятков ярдов почему-то не было. Они
словно испарились. Гордо подняв голову, Вильгемина прижимала к груди сумочку и невинными глазами смотрела на Уэллса. Затем
ее внимание привлекло нечто, находившееся позади Брука.
--Нет!--вскрикнула она.--Нетl
--Да!--раздался за спиной Брука знакомый приятный мужской голос.--А вот я его не извиняю.
Плотного сложения мужчина и такой же высокий, какб, с улыбкой на лице кошачьей походкой Уэллс вышел из: за угла здания. Его переливающаяся на солнце шляпа была
сдвинута на затылок, а из-под пальто с каракулевым воротником выпирала могучая грудь. В правой руке в серой перчатке он сжимал трость с серебряным набалдашником. Андерсен вопросительно поднял брови.
--Ну-ну,--миролюбиво произнес он.--Итак, это Уэллс. Не правда ли?
--Послушай, Пит!
--Опять со своими штучками?—протянул Андерсен, обращаясь к Вильгемине.
--Нет!--в отчаянии крикнула Вильгемина и еще крепче сжала в руках сумочку.
--Ну, Уэллс, тебе есть что сказать?-- поинтересовался Андерсен.
--Есть. Убирайся. Я тебя предупреждаю.
--О, ты меня предупреждаешь? О чем же?
--Хочешь, чтобы я устроил тебе свидание с полицией? Прямо на улице?
--Могу поклясться, этого не хочешь ты.
-- Послушай-ка ...
Лицо Андерсена расплылось в самодовольной улыбке.--Уэллс, ведь ты же не хочешь, чтобы тебя публично избили. А это как раз то, чего ты заслуживаешь. И сейчас ты это получишь.
Андерсен взмахнул тростью и ударил ею Уэллса по лицу. Брук рассвирепел. Он отскочил в сторону и кулаком нанес Андерсену удар в солнечное сплетение. Прохожие, наблюдавшие за ними, восторженно загудели.
--Прекратить!--рявкнул бородатый полицейский справа от Брука.
--Прекратить!--рявкнул бородатый полицейский слева от Брука.--В чем дело?
--Сэр, вы приставали к леди?
--Нет,--ответил Уэллс.
--Да, приставал,--оскалившись в усмешке, сказал Андерсен.
--Спросите леди!--крикнул Уэллс.
Леди поблизости уже не было.
--Так вы, сэр, приставали к леди?
--А вы разве не слышали, как она сказала, что приставал?--спросил полицейского Андерсен.
--Да, слышал,--ответил полицейский номер один и, обращаясь к Бруку, крикнул.--Тихо! В участок его,
Том.
--Ну-ка, пропустите!--раздался чей-то голос.--Пропустите, пропустите!
Оба полицейских, продолжая держать Уэллса под
руки, вытянулись по стойке «смирно». Из толпы улюлюкавших зевак вышел невысокий, крепко сбитый мужчина с лицом, покрыты м оспинами.
--Приставание к леди из хулиганских побуждений, сэр,--доложил полицейский номер один.-- Леди едва не потеряла сознание. Но она с места происшествия скрылась.
--Да слышал я это, слышал!--внимательно оглядев
Уэллса, отозвался мужчина и повернулся к Андерсену.--Сэр, вы это подтверждаете?
--Да,--ответил Андерсен, расстегивая свое пальто.--Вот моя визитка.
--Хорошо. Этого вполне достаточно. Ну что, ребята. Забирайте его.
Уэллс был вне себя от ярости, а потому решил молчать, иначе, пытаясь оправдаться, он мог бы наговорить много лишнего.
И тут два звука вызвали в нем прилив настоящего бешенства: удар колокола на башне собора Сент-Джайлз, известивший о том, что сейчас час дня, и ехидный смешок Андерсена. Брук резко расправил плечи и, применив бойцовский прием,
свалил полицейского номер два на землю.
--Уэллс, тебе лучше не дергаться,--ядовито улыб-
нувшись, сказал Андерсен, когда полицейские вновь схватили Брука.--Ты все равно не сможешь оправдаться.
--Встретимся в следующий раз, Андерсен, я из тебя котлету сделаю,--пообещал ему Уэллс.
Андерсен  ничего не ответил, повернулся и вразвалку зашагал прочь.
--Спокойно!--гаркнул мужчина с лицом, изъеденным оспинами, и обратился к зевакам.--А вы все расходитесь! Представление окончено. Ну-ка, быстро!
Кое-кто из зевак послушался его, но несколько особо любопытных остались глазеть вслед уводимому полицейскими Уэллсу.
--Ну хорошо, приятель, если тебе есть что сказать, то давай выкладывай,--громко проговорил мужчина с изъеденным оспинами лицом.
--Дело в том,--остановившись, произнес Брук,--что мне действительно есть что сказать в свое оправдание. Да, я шел за миссис Харрисон, и это было моей ошибкой. В эту минуту мне следовало бы говорить с человеком по фамилии Чаплин, а не
выслеживать эту леди. Я хотел рассказать этому Чаплину об убийстве, произошедшем прошлой ночью в Беркшире. Так что вам надо арестовывать убийцу, а не меня.
Мужчина с оспинами остановился перед ним.
Низкорослый и полноватый, в только что входившем в
моду котелке и полупальто из дешевой ткани, джентльменом он никак не выглядел.
--Сэр, позвольте отвести вас в участок,--тихо сказал он.--Но вы не арестованы. Поэтому пере- станьте сопротивляться. Дело в том, что я и есть тот самый Чаплин. ( Слаба Богу,--подумал Чумак,--что на этот раз я не аристократ, а лицо, которое выполняет те же обязванности, что и  я в действительной жизни. А что оспины и полноватый и низкорослый—то это так, наверное, положено по сценарию, написанному самым великим Сценартистом).
Остаток пути Уэллс сопротивления полицейским уже не оказывал, хотя те и держали его под руки. Введя его в комнату дознания, оба бородача вытянули по швам руки и улыбнулись.
--Простите, сэр,--извинился полицейский номер два и поставил стул возле камина.
--Простите, сэр,--извинился полицейский номер один.--Бывший инспектор Чаплин--наш большой друг. Он видел, как джентльмен с бакенбардами первым ударил вас, и для вашей же безопасности решил вас проводить в участок. Слава богу, что сержанта здесь нет.
--В таком случае я могу не дергаться,--сказал Брук и сел на предложенный ему стул.
--Вот так-то лучше,--довольный, произнес Чаплин. --Теперь все в порядке.
Но на самом деле Гарольд Чаплин особой радости не испытывал. Склонив набок голову, он пристально смотрел на Уэллса.
--Прошу прощения, сэр,--сказал бывший инспектор,--за доставленные вам неудобства. Вы, должно быть, подумали, что я совсем тупой или даже хуже. Но я слышал, как этот джентльмен...--он посмотрел на визитку Андерсена,--назвал вашу фамилию. Возможно, если бы мне удалось переговорить с миссис Харрисон, я действовал бы иначе. Никогда не думал, что миссис Харрисон сможет разыграть такой спектакль.
Уэллс подскочил на стуле.
--Инспектор ...
--Не надо!--вскинув руку, воскликнул мистер Чаплин.--Прошу вас, не называйте меня инспектором. Мой друг называя себя так, нажил большие неприятности. Правда, он спокойно ушел на пенсию. Не то что я.
--Как же мне к вам обращаться?
--Сэр, можете называть меня Премьером. Или Горшком. Или Бабой-Ягой. Только в печку не ставьте.
--Как я понял, вы знакомы с миссис Кевин Харрисон.
--В какой-то степени.
--И вам известно мое имя. Значит, вы прочитали мою записку?
--Да, я нашел ее под дверью конторы и прочитал,-- усмехнувшись, ответил Чаплин.--Жаль, что вы меня не застали. Но я уже знал, что мистера Харрисона застрелили. Поэтому меня в конторе и не было. Сегодня сообщение об убийстве было отправлено по телеграфу в Скотленд-Ярд. Один из его сотрудников, мой давний друг, решил, что эта новость меня должна
заинтересовать.
--Надеюсь, она вас заинтересовала?
--Более того,--ответил Чаплин, снимая котелок со своей седеющей головы.--Вы не поверите, сэр, что джентльмен, которого застрелили, был добрейший человек. Мне страшно подумать, что в его гибели отчасти повинен и я.
--Вы что-то ему рассказали? Три месяца назад.
--Да!--снова надев котелок, ответил Чаплин.
--И вам известно, какая из его дочерей приемная? Дочь Миг Митчелл?
Только потом, по прошествии долгого времени, Уэллс понял, почему так изменился в лице бывший инспектор.
--Ну, мистер Чаплин, нам с Томом пора на дежурство,--неожиданно выпалил полицейский номер один.--А вы с этим джентльменом можете оставаться до тех пор, пока от участка не отойдет последний любопытный.--Он перевел взгляд на
Уэллса-- Сэр, вы на нас не в обиде?
--Нет! Конечно же нет!
Оба полицейских отдали честь и, громко кашляя, строем вышли из комнаты. Вместе с Бруком и Чаплиным в участке остался третий полицейский, тоже с бородой, но без шлема. Он сидел возле две-
ри, за которой располагались камеры, курил глиняную трубку и читал «Морнинг пост».
--Скажите, кто дочь Миг Митчелл--Анни или Сарра?--продолжил настаивать Брук.
--Сэр, я не знаю,--ответил Чаплин.--Об этом знал только сам мистер Харрисон и кто-то еще из обитателей «Хай-Чимниз».
--Инспектр ... О, простите, мистер Чаплин, в записке я объяснил, зачем я к вам приехал.
--Да, сэр, объяснили.
--У вас с мистером Харрисоном на четыре часа была назначена встреча. Надеюсь, его телеграмму вы получили?
--Да, конечно.
--Мистер Харрисон просил меня, если что-то с ним случится ...
--Стоп! Он догадывался, что с ним может что-то произойти?
--Да. Он даже держал револьвер в своем письменном столе. Как сказал свидетель по имени доктор Донник, мистер Харрисон купил оружие за две недели до убийства. Если он вооружился, это говорит о том, что никого из членов своей семьи он не подозревал.
Чаплин слушал, не отрывая взгляда от Брука. Одной рукой он погремел в кармане мелочью и большим и указательным пальцами другой достал визитную карточку Андерсена.
--Мистер Харрисон просил меня, если с ним что-то случится, чтобы на встречу с вами пошел я. Я хотел бы, чтобы вы расследовали это убийство. Сумму вознаграждения можете назвать любую.
--Большое спасибо, сэр. Вознаграждение я возьму. Не буду отрицать, деньги мне нужны. Но поиски убийцы мистера Харрисона могут оказаться не такими уж и трудными.
-- Вот как! Почему?
--Потому что, похоже, я уже догадался, кто он. И не потому, что когда-то работал в полиции, то есть благодаря работе мозгов, а на основании тех фактов, о которых узнал лишь в августе.
--Тогда кто же убил Кевина Харрисона?
--О нет, я вам этого не скажу!--воскликнул мистер
Чаплин.--Пока. А вдруг я ошибаюсь? Ведь мне практически ничего не известно, кроме того, что рассказал мне приятель из Скотленд-Ярда. В шестидесятом году я уже совершил ошибку, роковую ошибку своей жизни, при расследовании убийства в Роуд-Хилл-Хаус, Я арестовал Дину Перси, не
имея неопровержимых доказательств ее вины. И это сгубило мою карьеру. Король мог бы стать на мою сторону, поддер- жать меня ..
--Король?--удивленно переспросил Уэллс.--Какой
король?
--Король полиции. Сэр Ричард Ричардсон, комиссар полиции. Сейчас он совсем старый. Он был третьим по счету комиссаром после того, как в двадцать девятом году основали столичную полицию. Так вот, он в тот тяжелый для меня момент не встал на мою защиту. А девушку впоследствии все же признали виновной в убийстве. Поэтому я и не хочу спешить с выводами. Может быть, убийца мистера Харрисона со-
всем не тот, о ком я думаю. Вот так-то, сэр.--Мистер Чаплин пристально посмотрел на Уэллса.--Не заметь я, что у вас из-за миссис Харрисон возникли проблемы, я бы ни за что не вмешался.
--Вы ошибаетесь, мистер Чаплин. У меня никаких проблем не было.
Мистер Чаплин тяжело вздохнул, продолжая вертеть в руке визитку Андерсена.
--А теперь пройдемте в мою контору. Я хотел бы узнать от вас подробности вчерашнего убийства. А потом, если вы не возражаете, мы посетим «Хай-Чимниз», где допросим того, кто знает правду. Сегодня в доме Харрисонов ничего нового не случилось?
--В «Хай-Чимниз» нет. Сегодня я случайно увидел возле театра «Принцесса» миссис Харрисон и стал следить за ней. Я видел, как она пыталась спрятать одежду, в которой был убийца, и слышал, что она сказала: если схватят некую молодую особу, имени которой миссис Харрисон не назвала, то особу эту приговорят самое меньшее к каторжным работам.
Мистер Чаплин умел сдерживать свои эмоции. Он редко повышал голос и был с собеседниками вежлив и предупредителен. Однако, услышав слова «каторжные работы», бывший полицейский так вздрогнул, что Брук не на шутку встревожился.
--А теперь, сэр, прошу вас рассказать мне все, что вам известно об этом деле,--слегка постукивая пальцем по груди Уэллса, сказал бывший инспектор.--Но это вы сделаете по дороге в мою контору. Начните с самого начала и во всех деталях. Только не с театра «Принцесса», а, повторяю, с самого начала.
Их уход из полицейского участка ускорили раздавшиеся из двух камер вопли. В одной из них сидела женщина средних лет, которая мучилась с похмелья страшной головной болью, а в другой-- молодая мать с грудным ребенком, арестованная
за попрошайничество. Уэллс мог поклясться, что, проходя по коридору, видел в одной из камер человека с бакенбардами, точно такими же, которые носил покойный Кевин Харрисон.
Выйдя на Оксфорд-стрит, он начал свой рассказ. Пока он говорил, перед его глазами вновь всплывали сцены, виденные им в «Хай-Чимниз». Он описывал события в той последовательности, в которой они развивались, и попутно выдвигал собственные предположения. По мере его рассказа детектив все больше мрачнел.
--Так я и знал!--воскликнул он, наконец.--Теперь я
окончательно убедился, что в гибели мистера Харрисона значительная доля вины лежит на мне.
--Каким образом? Что вы сообщили ему три месяца назад?
--Сэр, если не возражаете, то я хотел бы, чтобы вы продолжили свой рассказ.
Они находились всего в нескольких шагах от Пантеона. У входа в паб, реклама которого предлагала своим посетителям обеды, Чаплин коснулся плеча Уэллса и предложил перекусить. В сыром, словно сталактитовая пещера, зале они поели. Еда оказалась отвратительной. Бруку было безразлично, что пить, а Чаплин заказал себе коньяк с минеральной водой.
--Продолжайте, сэр! Вы утверждаете, это точно то, что джентльмен вам сказал? Слово в слово?
--Утверждаю. Все до единого слова.
Детектив снял с головы котелок, положил его рядом со своей тарелкой и глотнул из стакана.
--Вчера вечером все происходило на моих глазах, --продолжал Брук.--Вы не хотите мне сказать, кто является дочерью Миг Митчелл--Анни или Сарра? Поверьте, я спросил вас об этом не из праздного любопытства.
--Вот как!--пробормотал Чаплин.
--Я не верю, что убийцами становятся по причине плохой наследственности. Воспитайте любого ребенка в жестокости и нищете, и он, повзрослев, с огромной долей вероятности, за кусок хлеба или стакан эля сможет убить или выйти на панель. Отдайте того же ребенка в благополучную семью, и из
него выйдет порядочный человек.
--Я с вами согласен, сэр. Хотя бывают и исключения.
--А потом, я намерен жениться на Сарре Харрисон!--стукнув кулаком по столу, воскликнул Уэллс.--Уверен, что убийство совершила не она.
--И опять я с вами абсолютно согласен.
--Слава богу! И на этом спасибо!
--Не надо меня благодарить,--сказал Чаплин.--Со временем наше мнение может измениться. Никакой врач не сможет поставить правильный диагноз, пока не осмотрит больного. А пока я разделяю вашу точку зрения.
--Да, но мистер Харрисон, будучи юристом, должен был оставить завещание. В нем он мог написать о приемном ребенке. Так часто делают.
--Это интересно.
--Теперь вот о чем,--продолжил Брук, и у него внезапно пересохло в горле.--Стоит ли ставить об этом в известность Сарру или Анни? Конечно, я, прежде всего, думаю о Сарре и верю в ее невиновность. Поэтому я не хотел бы, чтобы она встревожилась. Еще больше встревожилась бы Анни. Ведь у нее такая подвижная психика. Если полиция не установит, кто
из них приемная дочь, то мы сохраним это в секрете.
--Да, сэр, наверное, так и следовало бы поступить.
--Спасибо. Еще раз огромное вам спасибо.
--А теперь, сэр, успокойтесь. Мы не сможем держать это в секрете, если допросим того, кто знает правду.
--Мистер Чаплин, кто этот человек?
--А вы так и не догадались?--Чаплин поднял глаза к потолку и задумался.--Сэр, я, по вашим понятиям, человек необразованный. Но я учился в этой жизни как мог. По крохам. Скажите, сэр, вы тот самый мистер Брук Уэллс, который написал серию рассказов под названием «Если Смерть станет владелицей пивной?». Я прочитал их в журнале «Ежегодный
обзор». Так вы, значит, автор этих рассказов?
--Да,--немного смутившись, ответил Брук.--А почему вы это спросили?
--Странное название. Очень странное. Правда, оно отношения к убийству мистера Харрисона вроде бы не имеет. Но оно мне понравилось. Я бы сказал, заинтриговало.
--И меня тоже. Поэтому я и выбрал его. Знаете, это первая строчка из роксбургских баллад. Не понимаю, почему вы об этом вспомнили.
--Да, вы правы, сэр, к нашему делу оно никакого отношения не имеет. Судя по вашим рассказам, у вас ум аналитика. Из вас получился бы отличный детектив. И вы, тем не менее, продолжаете спрашивать, кто убил мистера Харрисона?
--Да,--с трудом сдерживая охватившее его раздражение, ответил Уэллс.
--Ага! Но мистер Харрисон сказал вам, кто собирается его убить. Или собирался сказать. Во всяком случае, судя по вашим словам, он сообщил вам только половину того, что хотел рассказать. Как человек судейский, он любил приводить все-
возможные примеры, на основании которых его собеседник должен был сам ухватить суть дела.
--Но мистер Харрисон не успел сказать мне самого главного!
--Сэр, самое главное вам сообщили по меньшей мере трое.
Уэллс поднялся и взял свою шляпу и пальто. Обед в пабе на двоих стоил шесть пенсов, и выпивка один шиллинг. Брук бросил на стол монету достоинством в четыре шиллинга.
--Мистер Чаплин если вы хотите перестраховаться,--надевая шляпу, произнес он,--и не говорить, кто у вас под подозрением, до того, как допросите в «Хай-Чимниэ» основного свидетеля,--пожалуйста. Что ж, перестраховывайтесь! Только не издевайтесь надо мной!
--Ну-ну, сэр, не надо так волноваться. Я же не хотел вас обидеть.
--Я бы этого не сказал,--возразил Уэллс.--Пой-
демте!
По улице он шел впереди мистера Чаплина. Они прошли мимо витрины салона «Гладкое бритье», миновали Пантеон и подошли к грязным ступенькам дома, в котором располагалась контора бывшего инспектора.
--Совсем забыл,--поднимаясь по лестнице, сказал Уэллс.--Ведь сейчас уже больше часа. Пока я не торопясь обедал, мой приятель ждал меня возле вашей двери. Мы договорились с ним встретиться в двенадцать.
Но у двери их ждал не Джон, а доктор Джеф Донник. И не один.
--Сарра, что вы здесь делаете?--воскликнул Уэллс.
Дом, в котором располагалась контора Чаплина, был построен в тридцатых годах восемнадцатого столетия, когда протяженность Оксфорд-стрит не превышала длины дороги на Тайбурн—места казни в Англии. Сарра стояла на лестничной площадке под ярко светившим газовым фонарем возле арочного окна. На ней было красное с черным платье, соответствовавшее ее пылкой натуре, и шляпка-лодочка с узкими полями.
--Сарра, что вы тут делаете?--повторил Уэллс.
--Я здесь, потому что ...
--Сарра здесь,--прервал ее доктор Донник,--потому что, если бы я не сопроводил ее, она проехал а бы в Лондон одна. Эту молодую леди совсем не смутило то, что она отправилась на встречу с вами на следующий день после того, как убили ее отца.
Сарра закрыла глаза.
--Тем не менее кое-что хорошее сегодня все-таки произошло. Мария Петерсон призналась,--сообщил доктор.
Брук замер.
--Призналась?--удивленно переспросил он.
--О нет, не в убийстве. Бедняжка клянется, что человеком, которого она видела ночью, была одетая в мужской костюм женщина.--Сказав это, доктор Донник не удержался от своего привычного смешка.--Но это же чушь! Подобное заявление еще абсурднее, чем когда она утверждала, что мужчина был с бородой. Это лишний раз говорит о состоянии ее ума. Она стapaя дева, и ей повсюду мерещатся мужчины.
Сарра протянула Бруку руку в черной перчатке.
--Сарра, как вы?--спросил он.
--Лучше. По крайней мере, я встретила вас. Если бы вы не сказали, куда собираетесь ехать ... Прошу вас, возвращайтесь в «Хай-Чимниз»! Пожалуйста! Как можно скорее! Эти полицейские задавали такие неприятные вопросы... Особенно их начальник.
--Дорогая моя, но можно ли это ставить ему в вину?--спросил доктор Донник.
--Да, можно.
--Конечно, он не очень был вежлив, но ему требовались факты. Мистер Уэллс, Сарра сказала, что вы сбежали, чтобы нанять для расследования этого частного сыщика. Могу я спросить: почему? Потому что Мария изменила свои показания?
--Нет,--даже не взглянув на доктора, ответил Брук. --А что касается Марии, говорю вам еще раз: ничего ей не привиделось. Того человека видел и я.
--Дорогой сэр, к вашим словам прислушались бы, если бы вы смогли описать его! Какого он роста, телосложения, его особые приметы.
--Этого я вам сказать не мог. Да и сейчас не могу. Я видел его совсем недолго. Как можно что-то разглядеть, когда пуля пролетает в паре дюймов от твоего лица. В таких случаях можно говорить только об ощущениях.
--Ага, об ощущениях... Хорошо. Тогда скажите, был ли тот мужчина с бородой?
--Нет,--не колеблясь, ответил Уэллс.
--Очень хорошо! Можете ли вы утверждать, что это была женщина?
--Нет.
Они пристально посмотрели друг на друга.
--Ну, может быть, это и хорошо, что вы нашли сыщика, действия которого мы будем контролировать. Черт побери, сэр, убили моего старого друга, а мы не знаем, кто это сделал. И кто сможет нам это сказать?
За спиной Уэллса раздалось тихое покашливание, и только теперь он вспомнил, что пришел не один.
--Бывший инспектор уголовной полиции Чаплин,--произнес Брук,--позвольте мне представить вам мисс Сарру Харрисон и доктора Джефа Донника.
Уэллс был уверен, что Чаплин своим внешним видом не сможет внушить уважение ни Сарре, ни доктору.
--Мое почтение, мэм,--сняв с головы котелок, произнес бывший инспектор и перевел взгляд на доктора.--А ваша фамилия, сэр, мне знакома. Надеюсь, вы недолго нас ждали?
--Нет, недолго,--ответила девушка и посмотрела на Уэллса.--Но этого оказалось достаточно, чтобы узнать кое-что о моей мачехе. Я так испугалась за вас ... Взгляните на это. Простите, что мы прочитали адресованную вам записку. Она лежала под дверью.
Сарра достала бумажное полотенце, судя по всему взятое из расположенной на первом этаже парикмахерской, На одной стороне его карандашом было написано печатными буквами: «Бруку Уэллсу, эксвайру», а на другой--текст записки. Джон, которому все пророчили блестящую карьеру военного, по окончании военного училища, но так и не научился расставлять знаки препинания и правильно писать слова.
«Старина прождал 5 мин. И пошел за тобой. Встретил бежавшую по Оксфорд-стрит Вильгемину. В слезах рассказала что из-за нее тебя арестовали. Спросил знает ли она о гибели отца. Она вскрикнула и заревела. Зрелище жуткое. Сказала что убьет Андерсена???? Посадил ее на экспресс Бат- Бристоль,
затем вернулся, чтобы вызволить тебя из каталажки, если ты еще в ней. Если нет, то прости за ошибки. Писал в спешке. С приветом, Д».
Только теперь Уэллс понял, почему Сарра боялась за него.
--Сарра, произошла ошибка,--сказал он.--Как видите, я на свободе. Подождите ... А что вы подумали? Что меня арестовали за убийство вашего отца?
-- Я не знала, что и думать.
--И я тоже,--влез в разговор доктор Донник.
Чаплин открыл ключом дверь и распахнул ее.
--Прошу,--произнес он.
Сарра не сразу вошла в квартиру частного сыщика. Немного поколебавшись, она переступила через порог, за ней последовали и остальные. Они оказались в холодной комнате, где стояли три кресла с прямыми спинками, стол, дубовый гардероб и диван, на котором, судя по всему, спал хозяин квартиры.
Чаплин взял у Уэллса записку Джона и, пробежав ее глазами, запер дверь.
--Мистер Чаплин, мистер Уэллс сказал вчера, что обратится к вам за помощью, поскольку этого хотел мой отец.
--Харрисон этого хотел?--удивленно воскликнул Чаплин и покраснел.--Я могу спросить: почему?
--Не знаю,--пожала плечами Сарра.--Думаю, сейчас это не важно. Мистер Чаплин в половине третьего отходит поезд на Ридинг. Правда, он не такой быстрый, как Бат-Бристоль. Не хотите ли поехать с нами?
--С удовольствием. Тем более что мне необходимо увидеть кое-кого в «Хай-Чимниз». А пока, раз уж вы с доктором у меня, я хотел бы задать вам несколько вопросов.
Чаплин пододвинул Сарре кресло, но она в него не села.
--Задавайте!--сказала она.
--Хорошо, мэм. Начну вот с чего. Мистер Уэллс в подробностях рассказал мне, что произошло у вас дома вчера вечером. То есть об убийстве вашего отца. Скажите, вы разделяете подозрения сестры в отношении вашей мачехи?
--В отношении кого?--удивленно переспросила Сарра.
--Простите, что непонятно выразился. Думаете ли вы, что вашего отца застрелила миссис Харрисон?
--Нет, я так не думаю.
--Ага!--тихо произнес Чаплин.
--Сарра, дорогая моя ...--начал доктор Донник.
--Спрашивайте дальше!--сказала Сарра сыщику и облизнула пересохшие губы. В ее карих глазах плескались беспокойство и страх.
--Видите ли, насколько я понял со слов мистера Уэллса, вы действительно не подозреваете вашу мачеху,--извиняющимся тоном проговорил Чаплин.--Но я мог и ошибиться. Простите, но, похоже, вы не очень с ней ладили. Это правда?
--Когда-то я отвесила ей пощечину, но сейчас об этом очень сожалею. Видите ли, мне не нравится, когда со мной обращаются как с ребенком и упрекают в ...
--Да, мэм? В чем упрекают?
--В отсутствии женственности. Вы только подумайте…в отсутствии женственности! Меня!--Кровь прилила к щекам Сарры.--Да, мне она никогда не нравилась. Вильгемина вышла замуж за нашего отца только из-за его высокого положения. Но тем не менее я пришла в ужас, когда узнала,
что Анни считает ее способной на ... убийство. Простите, я совсем теряю голову, когда речь заходит о Вильгемине Томсон. Но временами мне кажется, что изо всех, кого можно заподозрить в убийстве отца, у нее самое доброе сердце.
--А если, мэм, кто-то попытается обвинить в убийстве вас?
Сарра негодующе вскрикнула.
--Мэм, как вы считаете, такое возможно?
--Ну что я могу вам ответить? Наверное, возможно.
--Значит, мисс Харрисон, вы считаете, что убийца не миссис Харрисон?
--Да! Я в этом уверена!
--Не надо так волноваться! Скажите, когда мистер Уэллс приехал к вам по просьбе лорда Пита Андерсена с предложением выдать за него вашу сестру Анни, вы с ней отнеслись к этому предложению негативно?
Доктор Донник от удивления широко раскрыл глаза.
--Сарра дорогая моя, я просто обязан вас спросить,--сказал он.--О каком замужестве Анни идет речь? Я что-то ничего об этом не слышал.
--Ну конечно же не слышали!--воскликнула девушка.--Ни я, ни Анни никому о предложении лорда не говорили. А вы, мистер Уэллс?
--Ни единой душе,--ответил Брук.
Пока он рассказывал доктору о желании Андерсена жениться на дочери покойного мистера Харрисона, Сарра и Чаплинне сводили с них глаз.
--Могу заверить вас,--обращаясь к Чаплину, сказала Сарра,--мы с сестрой не питаем никаких симпатий к этому типу.
--В таком случае, мэм, у меня к вам вопросов больше нет,--ответил сыщик и повернулся к доктору.--Сэр, боюсь, что и вам мне придется задать пару вопросов. Так, для проформы. Скажите, вы действительно подозреваете мистера Уэллса  в убийстве Кевина Харрисона?
--Боже упаси! Я никогда этого не говорил!
--Успокойтесь, сэр. В таком случае трудно понять, что вы имели в виду. А теперь--между нами. У меня сложилось впечатление, что вы боитесь--вдруг убийцей окажется тот, на кого меньше всего падает подозрение.
--Не понимаю вас, друг мой. Никого из тех, кто находился в доме, я не подозреваю.
--Но кто-то же застрелил мистера Харрисона! Скажем, вы, доктор! Вы сказали, что были с ним давними друзьями?
--Да, это так.
--Понятно. Вы долго были его врачом? Лечили его первую жену? Принимали у нее роды?
--Нет-нет, что вы!--замахав руками, воскликнул доктор Донник.--Мы с мистером Харрисоном познакомились гораздо позже. Если вы намекаете на то, что в роду Харрисонов были люди с неуравновешенной психикой ...
Сарра от удивления раскрыла рот и, обежав угол стола, встала перед доктором.
--Дядя Джеф, у кого могли возникнуть такие предположения?--спросила она.
--Не у меня, моя дорогая! Это же абсурд! Не обращай внимания.
--Но вы сказали ...
--Кейт, забудьте!
Чаплин достал из кармашка жилетки визитку Андерсена, посмотрел на нее и поморщился.
--И последний вопрос, доктор,--сказал он. --Почему незадолго до убийства вы так упорно пытались ее найти?
--Найти ее? Вы о ком?
--О миссис Кевин Харрисон. Насколько мне известно, вы искали миссис Харрисон и так хотели узнать, где она, что даже зашли в кабинет ее мужа. Она вам зачем-то срочно понадобилась?
Доктор Донник смерил Чаплина недоуменным взглядом.
--Если так оно и было, то я забыл,--ответил он.--Во всяком случае, миссис Харрисон уже уехала.
--Да, сэр, нам известно, что к тому времени ее в доме не было.
--Этот вопрос настолько тривиальный, что ...
--Минутку!--прервал его Гарольд Чаплин и сунул визитку Андерсена обратно в кармашек Затем он достал часы и открыл их крышку.--Уверен, что вы меня простите, если я напомню вам, который сейчас час. Вы говорили, поезд отходит в половине третьего? Чтобы добраться отсюда до вокзала, потребуется не менее получаса. И это в кебе. Я уже не говорю об омнибусе. Мисс Харрисон, возле вашего дома есть
трактир, в котором бы я смог перекусить и снять комнату?
--Ну что вы, мистер Чаплин!--воскликнула Сарра. - Зачем вам трактир? Вы остановитесь у нас. Какие могут быть разговоры!
Сыщик низко поклонился.
--Мэм, вы так добры ко мне, простому человеку. Я вам премного благодарен. Тогда, может быть, вы с доктором от- правитесь на вокзал прямо сейчас, а мы с мистером Уэллсом вас догоним?
Сарра в растерянности посмотрела на Брука.
--Вы поедете с нами?-- спросила она.
--Непременно поеду.
--В таком случае не смогли бы вы ...
--Сейчас я должен собраться в дорогу,--прервал девушку Чаплин.—Это--первое. А второе--мне надо поговорить с мистером Уэллсом наедине. Но он на поезд не опоздает. Обещаю вам. Поверьте мне, мэм!
«Хотелось бы ему верить!»--подумал Брук.
Сарра задумалась. Но ненадолго. Она уже не скрывала своих чувств к Уэллсу. Точно так же, как и он к ней своих.
--Позвольте, моя дорогая,--протянув девушке руку, произнес доктор Донник.
--Но ...
--Сарра, прошу вас взять меня под руку,--уже твердым голосом сказал он.
Как только за ними закрылась дверь, Чаплин, словно терьер, быстро обошел свою комнату.
--Ищите женщину!--воскликнул он.--Ищите женщину! И с этим надо спешить, сэр. Все гораздо хуже, чем я предполагал. Поэтому лучше бы я вам рассказал, что пришлось мне сказать мистеру Харрисону в августе.
--Ну!
--Поскольку в «Хай-Чимниз» есть человек, которому известна тайна ребенка Миг Митчелл, мы обязаны его расспросить.
--Если это ускользнуло от вашего внимания,--недовольно проговорил Брук,--вы уже несколько раз мне об этом говорили! Даже сказали, что после разговора с мистером Харрисоном я должен был бы догадаться, кто этот человек
--Он вам сказал, что такой человек есть?
--Да. Я решил, что он имел в виду вас.
--Ах вот как!--покусывая указательный палец, произнес Чаплин.--Тогда понятно! И все же, помимо меня, наверняка должен быть кто-то еще. Представьте себя на месте мистера Харрисона девятнадцать лет назад. Вы хотите взять в семью ребенка, и так, чтобы об этом никто не знал. Возможно ли это?
--Да, это нелегко, сэр, но возможно, тем более что обеим его дочерям было что-то в пределах года. Вы переезжаете с севера Англии на запад, как и сделал, по его словам, мистер Харрисон, У вас всегда было мало друзей, а потом вы теряете и их. Ребенок взят нелегально, без всяких записей. Супруга ваша скон-
чалась, всех слуг вы уволили. Всех, кроме одного.
--Позвольте мне процитировать слова мистера Харрисона, сэр, так, как вы процитировали их мне: «Я уволил всех слуг, за исключением няньки моих родных детей»,--говорит он. Ну а теперь подумайте! Кто это лицо, кому еще наверняка все известно?
Уэллс от удивления открыл рот, затем снова закрыл его.
--Нянька,--тут же ответил он.--Это же миссис Хегенс! Женщина, которую они называют Суссан!
--Правильно. Ну наконец-то. Вы о ней хотя бы подумали?
--Вообще-то да,--ответил Брук.--Но после того, как убили мистера Харрисона, я ее практически не видел. Сказать по правде, я совсем забыл о ней.
--Сэр, в таком деле, как убийство, ни о ком забывать нельзя. Это может быть небезопасно.
-- Но вы же не думаете, что ... Подождите! Только из-за того, что ей известна тайна семьи, ее надо подозревать? Но у миссис Хегенс не было мотива для убийства.
--Нет, был,--возразил Гарольд Чаплин.
--И какой же?
--Тот, о котором я узнал совершенно случайно. И произошло это в августе.
--Но как .. как у женщины с таким добрым лицом, всеми уважаемой, мог быть повод для убийства?
--Вы говорите: женщина с добрым лицом, всеми уважаемая? Это то, что о ней думают. И вспомните, о чем еще говорил вам мистер Харрисон.
--А о чем он мне говорил?
--О том, что Миг Митчелл казнили.
С улицы донеслась музыка--по Оксфорд-стрит, приближаясь к дому бывшего инспектора полиции, шел духовой оркестр, состоящий из немцев, который обычно нарушает покой самых тихих улиц и кварталов.
--До того как мистер Харрисон сделал все, чтобы ей вынесли смертный приговор, он ее не знал. Пока шло судебное разбирательство, эта женщина так смотрела на него, словно что-то о нем знала. Какую-то тайну. Разве мистер Харрисон вам этого не
говорил?
--Да, говорил.
--А Миг Митчелл и в самом деле знала о его прошлом. Он убедился в этом, когда посетил ее в тюрьме. То, что она ему рассказала, нельзя было прочитать в газетах. Он вам это говорил?
--Да.
--А он сказал, что никаких психических отклонений у нее не было?
--Да. Но ...
--Мистер Уэллс, эта женщина разрядила револьвер в любовника, а затем в порыве гнева задушила свою служанку. Но она была умной женщиной и умудрилась схитрить даже в
камере смертников. Она повела свою игру.
Звуки духовых инструментов стали громче-- оркестр проходил под окнами квартиры Чаплина.
--Митчелл знала, она может надавить на совесть мистера Харрисона, если он навестит ее в Ньюгейте. Он навестил, и она осуществила свой план. Не для того, чтобы спасти ребенка--чтобы спасти свою шею. И ей это почти удалось. Но этот факт нам не поможет, пока я не найду доказательств того, что ...
Чаплин прервался. Казалось, он прислушивается к музыке.
--Доказательства ...--задумчиво произнес он.--Театр «Принцесса»! Тысяча чертей! Я мог бы устро- ить что-то вроде ловушки. Послушайте, сэр. Забудьте все, что я вам только что наговорил, и следуйте за мисс Харрисони доктором Донником. А я на пару часов задержусь в Лондоне. Мне надо встретиться с одним мошенником. Я подъеду к вам, как только смогу.
--Но послушайте ...
--Сэр, вы мне доверяете?
--Если скажете, что подозрительного вы нашли в миссис Хегенс.
--Ах вот вы как! Ну хорошо. Дело в том, что в письме, которое написала Миг Митчелл в тюрьме, имя миссис Хегенс упоминалось не один раз. И это не случайно. Вам известно, кто такая на самом деле миссис Хегенс?
--Конечно нет,--ответил Уэллс.--И кто же она?
Чаплин сказал. Уэллс в задумчивости уставился на дверь. Информацию он получил, но картина яснее от этого не стала.

         
         Г Л А В А  6


Лучи заходящего солнца пробивались в окна кабинета Кевина Харрисона. За письменным столом стоял грузный начальник полиции Дик Маас и тяжело дышал.
--Мистер Уэллс, или как вас там, вы единственный, кто мог совершить это убийство. Вы согласны?
-- Нет.
--А я говорю, это сделали вы. Поэтому я выполняю свой служебный долг, если сейчас же заберу вас в участок.
--В таком случае почему вы меня еще не арестовали?
--Что, у вас прекрасное настроение?
--Честно говоря, да,--улыбнувшись, ответил Брук, который до начала допроса успел встретиться с Саррой в оранжерее.
И все же напряженная атмосфера и явно предвзятое к нему отношение начальника полиции вызывали у него раздражение. Мистер Маас, словно пытаясь загипнотизировать Уэллса, сверлил его своими маленькими глазками.
--Тогда я решу это дело прямо сейчас,--заметил начальник полиции.--Не будем откладывать. Правда, Петерс?
--Так точно,--ответил констебль в гражданском.
--Это убийство совершено не женщиной,--продолжал Маас.--Женщина такого сделать не могла. Видите револьвер на столе?
--Да, вижу,--ответил Брук.
--Ни одна женщина не способна на это. Почему? Да потому что она побоялась бы взять такой револьвер в руки и нажать на спусковой крючок Вы можете назвать имя хоть одной женщины, которая бы этого не испугалась?
--Да, могу.
--Добропорядочной и хорошо образованной?
--Да. Миссис Гарретт Андерсон, миссис Джон Стюарт Милл, мисс Флоренс Найтингейл ...
Начальник полиции фыркнул.
--И любая из них могла стоять в этой двери в пятнадцати футах от вас? И, выстрелив, попасть в голову несчастному, стоявшему на том месте, где я сейчас? Значит, по-вашему, это убийство совершила мисс Найтингейл?
--Я этого не говорил. Я сказал, что такие женщины были в нашей истории.
--Мы знаем, что это сделала не женщина. Почему? Я вам сейчас докажу. Убийство произошло прошлым вечером в половине седьмого. Может быть, минутой раньше или позже. С шести пятнадцати до без двадцати восьми минут семь все женщины-слуги в это время вместе ужинали в одной комнате, что выводит всех их из-под подозрения. Всех! С ними не ужинали только двое--миссис Хегенс и Мария Петерсон. Но и этих двух в доме не было. Хотя они могут по-
клясться, что были вместе.
«Ага, миссис Хегенс!»--мелькнуло в голове Уэллса.--Алиби ей обеспечила Мария Петерсон.
После того как Брук вместе с Саррой и доктором Донником вернулся в -Хай-Чимиз»,домоправительницу Харрисонов он так и не видел. Не видел он никого, кроме Сарры, Петерсона и начальника полиции, вызвавшего его для допроса. За деревья медленно опускалось солнце. Грачи, собравшись в огромную стаю, кружили над парком и своим криком, казалось, предвещали беду.
--Мисс Анни Харрисон и мисс Сарра Харрисон тоже были вместе,--продолжил Дик Маас.--Более того, заподозрить их в убийстве родного отца было бы кощунством. Но они, повторяю, были вместе. Миссис Харрисон находилась за несколько десятков миль от дома, так что в дом, который к тому же был надежно заперт, тайком проникнуть не могла. Если вы все же
настаиваете, что ...
--Суперинтендент, я не говорил, что в мистера Харрисона стреляла женщина!--воскликнул Уэллс.
--Вот как! Значит, вы допускаете, что это был муж-
чина?
--Не знаю.
--Все слуги-мужчины в момент убийства тоже ужинали.
--Ну, есть такие, кого мы еще не учли?
--Да, есть. Остались только доктор и вы. Доктор мог совершить убийство?
-- Не думаю. Не знаю почему, но я так не думаю.
--И я тоже. Доктор Донник не мог выстрелить из револьвера, зато вы могли. Кроме того, он такой интеллигентный человек. Какой у него мог быть мотив?
--А у меня?
--Я мог бы предположить, что между вами и мистером Харрисоном возник спор, вы поругались ...
--Но мы не спорили и не ругались. Я же говорил вам: мистер Харрисон сам пригласил меня в кабинет. Он хотел сказать мне что-то очень важное. Перед тем как прогремел выстрел, мистер Харрисон сообщил мне, что ему кто-то угрожает. Однако назвать имени он не успел.
--А теперь выслушайте меня! Загляните в верхний ящик этого письменного стола.
--Ну заглянул.
--Мистер Харрисон купил револьвер две недели назад. Это может подтвердить доктор Донник. Он хранил его в этом ящике. Это знали все. Мы обнаружили, что ящик открыт, а вы признались, что открыли его вы. Зачем вы его открыли?
--Естественно, чтобы проверить, не из своего ли револьвера он был застрелен.
--Вот как! Но если он купил его две недели назад, а вы несколько лет в «Хай-Чимниз» не были, то как вы могли знать, что у мистера Харрисона есть револьвер и где он его хранит?
--Я же говорил вам, что во время нашего разговора он хотел его мне показать.
--Это когда вы ему угрожали?
--Зачем мне было ему угрожать?
--Если бы я знал ... Меня в этом деле кое-что смущает. Я знаю, что, во-первых, исчезло завещание, которое оставил мистер Харрисон. Мистер ... как его там...ах да, Петерсон уверяет, что его хозяин составил завещание. Написал он его от руки. Так что никаких свидетелей, которые бы это подтвердили, не
требуется. Но мы все здесь обыскали, а никакого завещания не нашли. Только огромное количество бумаг и несколько фотографий его жены и детей. И второе! Как вы смогли убить мистера Харрисона, заперев двери его кабинета снаружи ...
--Если вас смущает только это, то я вам сейчас объясню.
--И как же?
--Скажу, как бы я это мог сделать. Загляните в полицейский отчёт, в дополнительный том шестьдесят второго года издания, на страницу двести восемьдесят восемь.
--Куда заглянуть?
--В полицейский отчёт «Лондонская жизнь и лондонские бедняки». В четвертом томе, посвященном ворам и проституткам, рассказывается, как гостиничные воры «чистят» номера, а уходя, ос-тавляют их двери запертыми изнутри. Так вот, они, находясь в коридоре, специальным приспособлением, вроде пинцета, проворачивают ключ, вставленный изнутри.
--Ну вот! Значит, вы признаетесь, что...
--Ни в чем я не признаюсь! Я просто объясняю вам, как это можно сделать. И что, меня можно за это арестовать?
На лужайку перед домом, не успевшую просохнуть после дождя, опускались вечерние сумерки, а с деревьев, плавно кружа, словно бабочки, падали желтые листья. Брук вскочил с обитого бархатом кресла, на котором сидел в момент вчерашнего убийства.
--Осторожно, суперинтендант!--крикнул ему не на шутку испугавшийся констебль Петерс.--А вы, сэр, успокойтесь!
--Я спокоен,--ответил Брук и достал из кармана смятый листок бумаги.--Вы не дали мне возможности рассказать о телеграмме, полученной полчаса назад. Вы позволите мне ее зачитать?
--Нет, не позволю!--рявкнул суперинтендант Маас.
Уэллс  понял, что терпение его на исходе и он вот-вот
сорвется.
--И все-таки я попытаюсь ее зачитать. Вот что в ней говорится: еСожалею, что не смог к вам присоединиться. Занят мошенником». Кстати, вы знаете, кто такой мошенник?
--Думаю, это знает каждый. Мошенник--это жулик. Им может быть карточный шулер, лошадиный барышник и так далее.
--Понятно. Хотя, скорее,--не очень. Так вот, телеграмма заканчивается следующим: «Не волнуйтесь. Готовлю для преступника ловушку в «Хай-Чимнизе». И подпись: «Чаплин».
--Чаплин,--поперхнувшись, воскликнул Маас.--
Чаплин ...
--Да, человек с такой фамилией любовью у вас не пользуется. А он, если помните, в деле Дины Перси был единственным, кто оказался прав. Тогда он утер нос суперингенденту из уилширского отделения полиции, который собирался арестовать невинного. Поскольку Уилшир отсюда совсем недалеко, вы наверняка об этом слышали.
--Суперинтендант, что он себе позволяет!--испуганно выкрикнул констебль Петерс.
--Все, с меня хватит!--раздраженно воскликнул Маас и ударил кулаком по столу.--Я сыт по горло! Все! Мистер Брук Уэллс, чего вы хотите?
--Ответа, и больше ничего.
--Ха!
--Я бы с огромным удовольствием остался в «Хай-Чимниз»,--произнес Брук, думая в этот момент о Сарре,--но я должен быть в Лондоне--узнать, что задумал мистер Чаплин. Как долго вы собираетесь меня удерживать?
-- Может быть, до завтра, а может, год. Будь моя воля, я бы держал вас под арестом, пока Кеннет не по кроется льдом.
--Не думаю, что у вас это получится.
--Суперинтендант!--предупреждающе проговорил Петерс.
--Либо забирайте меня в участок, чем вы постоянно грозите, либо позвольте мне перемещаться в определенных пределах. Ну, что предпочтете?
--Убирайтесь!--крикнул Маас и указал Бруку на
дверь.
-- И все же вы человек мудрый, суперинтендант. Где-то в глубине души вы не верите, что я виновен. Вы мучаетесь, какое вам решение принять, и поэтому так сильно нервничаете.
--Убирайтесь!
--А дальше? Каков будет ваш ответ? Вы позволите мне перемещаться в определенных пределах?
--Я над этим подумаю,--тихо произнес Маас.--Я сказал, что подумаю. Но если вы, не получив разрешения, покинете этот дом, я вас засажу в Брайдвелл. А сейчас--уходите.
Уэллс колебался. На какое-то мгновение ему показалось, что суперинтендант Масвелл схватит со стола кипу бумаг и в ярости швырнет в него. Но этого не случилось. Брук вышел в холл. От негодования его трясло, а за каждым углом дома ему мерещилась Суссан Хегенс. «Вот если бы мне сегодня удалось сбежать из «Хай-Чимниз»!--думал он.--И взять с собой Сарру Харрисон... Да, но об этом можно только мечтать».
В холле стояла гробовая тишина, весь дом казался вымершим. Пройдя через маленький зал, увешанный картинами в массивных рамах, Брук, надеясь увидеть Сарру, вошел в оранжерею. Поскольку лампы в доме еще не зажгли, в оранжерее
царил полумрак. На чугунной скамье под индийской азалией он заметил женский силуэт. Но это оказалась не Сарра, а Вильгемина. Теперь она была в черном платье. Женщина сидела согнувшись, закрыв руками лицо. Услышав шаги по гравию, она
выпрямилась.
--О, это вы!--растерянно произнесла миссис Деймон,
--Добрый вечер, миссис Харрисон,--сказал Уэллс.
-- А я думала ...
Первым его желанием было спросить ее, узнала ли она его на этот раз и не думала ли, что он все еще пребывает в участке Сент-Джайлз. Но Уэллс вовремя остановился. Глаза женщины покраснели от слез, веки и щеки припухли.
-- Мистер Уэллс, простите меня,--сказала она.
--Мне не за что вас прощать. Я все прекрасно понимаю.
-- О нет, не понимаете! Никто не понимает.
--Допустим.
--Видите ли, я пыталась скрыть тот факт, что в «Лурье» я встречалась с неким джентльменом. Заметьте, все знали о моих отношениях с этим человеком. Но я могла бы сказать всему свету, как говорю это и вам,--ничего плохого я мужу
не делала. Я отдавала только тело.
--Я не собираюсь читать вам мораль. Если так случилось, что вы полюбили Андерсена ... Хотя ...
--Полюбила его?--удивленно переспросила Вильгемина.--Я его полюбила?
--Да. Но это менее серьезный проступок, чем другое дело. Миссис Харрисон, кто та молодая женщина, которая заслуживает каторжных работ?
Вильгемина молчала. На ее мертвенно-бледном лице появилось напряженное выражение, из глаз полились слезы, руки комкали носовой платочек, но к глазам она его не подносила.
--Да, я шпионил за вами,--продолжил Брук.--Видел, как вы вошли в театр «Принцесса», и последовал за вами.
--Вы слышали, как я ...
--Да.
--Думаю, мистер Уэллс, ваши родители никогда не сидели в тюрьме? Вы не знаете, что еще ни одну женщину не приговаривали к каторжным работам?
-- И что из этого?
Вильгемина облизнула пересохшие губы.
--Вчера, когда мы втроем ехали в Ридинг, я попыталась отвести подозрения от настоящего убийцы. Я сказала, что Мария солгала, когда сказала, что видела кого-то на лестнице. Но я прекрасно знала, что она говорила правду. И Кевин тоже знал! Он был слишком умен, чтобы не догадаться. А потом, когда я нашла спрятанную одежду там, где и собиралась
найти ... В той комнате, где она и должна была быть ...
--В чьей комнате? Вы можете сказать мне, кто настоящий убийца?
--Да, могу. Как только хоть немного приду в себя, я все расскажу полиции.
Послышался шелест листьев, Брук обернулся на звук. Свет стоявшей на чугунном столике лампы под матовым абажуром в сочетании с проникавшим сквозь стеклянную крышу дневным светом создавал в помещении полумрак.
--Но прежде чем я это сделаю ...--продолжила Вельгемина.
--Подождите!--прервал ее Уэллс.
Он схватил со стола лампу, поднял ее над головой и настороженно посмотрел по сторонам. Вильгемина, с трудом сдерживающая рыдания, не обратила на это внимания.
-- Прежде чем я это сделаю ...--повторила она.
--Подождите! Вы слышали шорох?
--Нет. Прежде чем я назову суперинтенданту имя убийцы, мне хотелось бы объяснить вам свои отношения с лордом Питом Андерсеном. Да-да! Так слушайте же! Скажу вам откровенно, я не являюсь воплощением так называемой добродетели и никогда не притворялась верной женой. Если мне нравился мужчина, я не видела причины ему отказать.
--Миссис Харрисон, я не священник, не надо мне исповедоваться.
--Нет, я должна!--топнув ножкой, воскликнула Вильгемина. --Так вот, о вашем друге Андерсоне ...
--Никакой он мне не друг.
--Ну хорошо, не друг! Хочу заверитъ вас, что он мне совсем не нравится. Неужели вы думаете, что я стала бы с ним встречаться, если бы меня к этому не принудили?
Брук резко повернулся к ней. Он был настолько поражен услышанным, что мгновенно забыл о шорохе.
--Принудили?--удивленно переспросил он.
--Вот именно! Если бы я не бегала к нему по первому же его зову, он рассказал бы о моем прошлом мистеру Харрисону.
Стало совсем тихо. Наконец, придя в себя после перенесенного им потрясения, Брук с громким стуком поставил лампу на столик.
--Осторожно! Вы ее разобьете! Что с вами?
--Ничего.
--И все-таки--что с вами?
--Можно сказать, это сугубо личное. Видите ли, миссис Харрисон, сегодня я пообещал Андерсену, что проучу его. Теперь, клянусь, я непременно это сделаю.
--А что касается Сарры ...
--При чем же тут Сарра?
--Она чувственная девушка,--закрыв глаза, произнесла Вильгемина.--Даже очень. Сейчас я вам скажу то, чего вы о ней не знаете. Сарра догадывается, что мне все о ней известно.
Дело в том, что в четырнадцать лет она влюбилась в вас. Влюбилась раз и навсегда. А ведь вы с тех пор и десятком слов с ней не перемолвились. Уверена, что при первой встрече даже не обратили на нее внимания. И вот теперь кто-то упорно старается отправить ее на виселицу. Если она вам небезразлич-
на, помогите ей!
--Я вам это обещаю,--заверил ее Уэллс.--Ну а те-
перь скажите, кто убил вашего мужа?
--Кто убил моего мужа ... --задумчиво произнесла Вильгемина.--Бедная Сарра! За что же ее пытаются наказать!--Она криво улыбнулась.--Решив, что я насмехаюсь над ней, Сарра дала мне пощечину и обозвала шлюхой. А я в ответ только рассмеялась. Она мне нравилась. Я всегда восхищалась силой ее духа и насмехалась только над ее наивностью. Мистер Уэллс, поезжайте в Лондон и спросите сотни тысяч женщин, как они смогли бы зарабатывать себе на жизнь, если бы не выходили на улицу. Многие из них--дочери бедных торговцев. Большинство из них, как и я, родились в многодетных семьях, в которых пятнадцать человек спали в одной комнате, голодали и болели холерой. Они не задумывались над та-
кими понятиями, как добродетель или целомудрие. Боже мой, какие мужчины тупые!--Горький смех Вильгемины эхом отозвался под потолком стеклянной крыши.--Плохо ... хорошо ... Что значат эти слова? Послушайте, мистер Уэллс!
Миссис Харрисон с платочком в руке вскочила со скамьи. Выражение ее лица изменилось. Она стала похожа на актрису в момент выхода на сцену. Даже когда она смеялась, ее лицо было суровым.
--Я знаю, что заслуживаю порицания. Но я, мистер Уэллс, воспринимаю мир таким, каким он мне представляется.
--Но убийца вашего мужа ...
--Ах да, убийца!--воскликнула Вильгемина и откинула назад голову.--Знайте, мистер Уэллс, не я без конца рассказывала Сарре и Анни о Миг Миьтчелл. Это все их драгоценная миссис Хегенс.
--Так это миссис Хегенс застрелила вашего мужа?
В наступившей тишине стало слышно, как по крыше дома гуляет ветер.
--Это она?--спросил Брук.
--Я вам не скажу. Боюсь, мой ответ потрясет вас.
--Но вы же собирались сказать об этом полиции!
--Я это и сделаю. Поэтому имя убийцы вы узнаете от суперинтенданта Мааса, а не от меня! Сейчас я поднимусь к себе, умоюсь, сменю платье, а затем ...
И тут вновь зашелестели листья. По их шелесту можно было понять, что тот, кто прятался в оранжерее, направлялся к Вильгемине и Бруку.
--Миссис Харрисон, ради бога, стойте на месте! Здесь убийца!
--Чепуха! Он не осмелится на меня напасть!
--Он?
По хохоту Вильгемины можно было подумать, что у нее началась истерика.
--Я сказала «он»? Скорее всего, я оговорилась. Кстати, имя убийцы вам следовало бы узнать у Кейт. Она, как и я, сразу догадалась. Да отпустите же мою руку!
--Если вы пойдете к себе, то я пойду вместе с вами.
--Ну, если вы хотите увидеть, как я буду переодеваться, то не возражаю. Возражать будет только доктор Джеф Донник. В этом я нисколько не сомневаюсь. Представляю, как о нас потом будет судачить прислуга. Да отпустите же мою руку!
Мне что, позвать на помощь и во второй раз за день обвинить вас в попытке нападения?
Уэллс продолжал держать женщину за руку. Пока они пробирались сквозь заросли вьющихся растений, миссис Харрисон несколько раз пыталась высвободить руку и убежать. Подойдя к двери в холл, Вильгемина взялась за дверную ручку.
--Мистер Уэллс, больше я с вами препираться не буду. Все, что могла, я для Сарры сделала. Я ее оберегала, как врач больного. Ну а сейчас вы меня отпустите?
Дверь в холл распахнулась.
-- Мисс Петерсон!--воскликнул Брук.
Мария Петерсон с лампой в руке стояла у двери библиотеки.
--Мисс Петерсон, проводите, пожалуйста, миссис Харрисон в ее комнату. Пусть горничная за ней присмотрит.
--Каролины нет,--заметила Вильгемина.--Я собиралась сегодня уехать, и миссис Хегенс отпустила ее.
-- Миссис Хегенс?--удивился Брук.
--Мистер Уэллс, отпустите мою руку! Вы мне делаете больно!
--В таком случае проводите миссис Харрисон в комнату и останьтесь с ней. Только никуда от нее не уходите.
--Да, сэр!--ответила Мария.
--И вот еще что. Миссис Харрисон хотела бы поговорить с суперинтендантом Маасом. Когда она будет готова, проводите ее к нему. Обещаете это сделать?
-- Да, сэр, обещаю.
Уэллс отпустил руку Вильгемины.
--Знай вы то, что известно мне, вы бы поняли всю нелепость этой ситуации. Я ... я что-то потеряла. Что же это? А, не важно! Потом вспомню.
Пока Вильгемина шла к дубовой лестнице, Мария не сводила с нее глаз.
--Сэр, я все сделаю так, как вы сказали. Можете на меня положиться.
--И еще, мисс Петерсон. После того как проводите миссис Харрисон к суперинтенденту, зайдите в оранжерею. Я буду вас там ждать.
--Если вам так угодно ...
--Да, угодно. Дело в том, что мы с вами единственные, кто видел убийцу, и тем не менее не можем описать его лица.
--Ради всего святого!--воскликнула поднимавшаяся по лестнице Вильгемина.
--Если мы вместе обсудим то, что видели, возможно, поймем, почему не видели его лица. Даже с такого близкого расстояния.
--А я вам скажу!--крикнула Вильгемина.--Потому что он надел на голову черный шелковый чулок с прорезями для глаз. Я нашла его вместе с остальными вещами. Причем в комнате Сарры. Вы это хотели узнать?
--Совсем нет, миссис Харрисон. Мисс Петерсон, так вы придете?
--Да, сэр.
Доносившийся из кабинета голос суперинтенданта Мааса внезапно затих.
»Наверное стал нас подслушивать»,-- подумал Уэлл и направился в малый зал. Все это время он краем глаза следил за дверью. Никто из нее не выходил, значит, тот, кто прятался в оранжерее, еще там.
Брук вернулся в оранжерею и закрыл за собой дверь. Обернувшись, он увидел сидящую на скамейке миссис Хегенс. Она явно ждала его. Женщина встала и сложила на груди руки.
--Добрый вечер, сэр,--поздоровалась она.--Я не хотела пугать ни вас, ни миссис Харрисон. Когда вы услышали мои шаги, вам следовало бы спросить, кто там.
--Так это были вы?--облегченно вздохнув, проговорил Брук.
--Конечно же я,--поежившись, ответила миссис Хегннс.--Я часто сюда прихожу. Я так люблю цветы. А дать о себе знать я не решилась, поскольку вы разговаривали с мадам.
--Понимаю.
--Вы говорили о таких вещах!.. Если бы несчастный мистер Харрисон знал ...
--Он многое знал, миссис Хегенс.
--Да, сэр, боюсь, что так бедняжка Сарра хотела сбежать из дома, родного дома, оставить отца и тех, кто любил ее ... Вы что-то сказали, сэр?
--Нет.
--Вы не поверите, сэр, но мистер Харрисон хотел пригласить к нам сыщика. И все из-за того, что у мадам была связь с известным всем богатым лордом.
Брук поставил лампу на столик
--А я этого не знал.
--Правда?
--Я приехал в «Хай-Чимниз» вовсе не по просьбе миссис Харрисон, а потому, что сам мистер Харрисон был в опасности. Видите ли, миссис Хегенс, три месяца назад детектив Гарольд Чаплин узнал о Миг Митчелл всю правду.
--А кто такая эта Миг Митчелл?
--А вы разве не знаете?
Домоправительница даже не изменилась в лице.
«Первым делом я должен как можно скорее увезти отсюда Сарру,--подумал Уэллс.--Если раньше я только подозревал, что ей грозит смертельная опасность, то теперь я в этом убедился. Эта женщина, которая вынянчила Сарру, почему-то возненавидела ее и желает ей смерти. Но что станут
говорить о девушке, если я сегодня же заберу ее ссобой в Лондон?».
--Значит, миссис Хегенс, вы не знаете, кто такая Миг Митчелл?--спросил Брук.
--Старушка Хегенси не может читать чужие мысли.
--В таком случае я поделюсь с вами тем, что рассказал мне сегодня Чаплин.
--Большое спасибо, сэр, но я не хотела бы знать того, что меня совсем не касается. Позвольте мне уйти.
--Нет-нет, останьтесь.
Воздух в оранжерее, казалось, потеплел и стал более влажным. Миссис Хегенс неожиданно сняла с груди руки и крепко их сжала.
-- Девятнадцать лет назад Миг Митчелл обвинили в убийстве любовника и служанки и отравили на виселицу,--начал свой рассказ Уэллс.--Чаплин, вы слышали о нем, арестовал ее. Но он был тогда всего лишь молодым сержантом и находился в подчинении у инспектора полиции. Мистер Харрисон расспрашивал его об арестованной, но тот знал о ней совсем немного. Ему было известно, что она дочь
очень уважаемых, но бедных родителей. Ни родители, ни ее братья и сестры на суде не присутствовали. Что тогда знал Чаплин о Миг Митчелл? Только то, что она красивая брюнетка, на которую заглядывались все мужчины, и что у нее есть ребенок от бывшего любовника. Этот бывший любовник (вы следите за мной, мадам?) был богатым молодым бездельником
по имени Кирк Димон. Чаплин не знал ни как зовут ребенка, ни какого он возраста, ни места его рождения. Он знал только о его существовании. Проникшись к Миг Митчелл жалостью, мистер Харрисон навестил ее в камере смертников. Он предпринял попытку пересмотра ее дела, но потерпел неудачу. В результате женщина была повешена.
-- И на этом история Миг Митчелл закончилась! --подавшись корпусом вперед, неожиданно воскликнула миссис Хегенс.--Сказать о ней больше нечего.
-- Нет, это еще не конец,--возразил Уэллс.
--Не хочу вас больше слушать!
--Нет, вам все же придется меня выслушать. В начале августа этого года Кирк Димон, теперь уже мужчина средних лет, сумевший промотать два состояния, отравился в дешевой гостинице. Должен вам напомнить, что теперь Чаплин частный сыщик. Владелец гостиницы, приятель Чаплина, обратился к нему с просьбой замять это дело, чтобы не постра- дала репутация его гостиницы. Но самоубийство не так-то легко замять. О нем все равно станет известно.
Дознаватели могли бы замять дело, когда хозяин гостиницы и Чаплин нашли связку старых писем от Миг Митчелл, адресованных Димону. Одно из этих писем Чаплин припрятал. Думаю, мисс Митчелл любила этого мужчину. В этом письме она признавалась, что виновата, что в состоянии аффекта застрелила своего любовника. Однако Митчелл умоляла Димона молчать, держать все в секрете--она еще не потеряла надежды на освобождение. Эта женщина многое знала о человеке, который приговорил ее к смерти, поскольку ее родная сестра
служила нянькой в семье Кевина Харрисона.
Уэллс замолчал. Миссис Хегенс щелкала суставами пальцев и тоже молчала. Неожиданно она рванулась к двери, но Брук одним прыжком отрезал ей путь к бегству.
--Не уходите, миссис Хегенс. Миг Митчелл удалось убедить мистера Харрисона в своей невиновности, и он пообещал взять на воспитание ее ребенка, а также сделать все, чтобы спасти ее от виселицы. Свое обещание мистер Харрисон сдержал, и ребенок. ..
--Этому нет доказательств, мистер Умник! Ни единого!
--Почему вы так думаете? Потому что уничтожили завещание мистера Харрисона?
--Я ничего не уничтожила.
--Даже спокойствие мистера Харрисона? В течение девятнадцати лет? Вы же знали, что ваша сестра виновна?
--Эта бедная овечка была невиновна! Невиновна! Невиновна!
--О нет. Я ведь сказал: дознаватели могли бы замять самоубийство, но не в этом случае. Ваша сестра совершила двойное убийство. Доказательство тому--письмо, которое она собственноручно написала Кирку Димону. Это письмо хранится у домоправительницы на Нью-Элм-роуд. Ваша же роль в
этом мошенничестве ...
--В мошенничестве?
--Да.

От возмущения у Суссан Хенегс перехватило ды-
хание, глаза налились кровью, лицо побагровело. Она подняла правую руку, словно свидетель в суде, собиравшийся дать клятву.
--Нет, то был благородный поступок,--торжественно произнесла Суссан.--Поступок настоящего христианина. Возможно, самый лучший в моей жизни: взять бездомную сироту, воспитать невинного ребенка невинной матери, хранить священную память о сестре, которую я почти не знала! И вы считаете это мошенничеством?
--Да. А теперь послушаем, как все было в действительности.
--Да пусть меня покарает Господь ...
--Возможно, Он так и сделает. Почему вы скрывали родство с Миг Митчелл? Если вы почти не знали свою сестру, то как вы могли рассказать ей так много о мистере Харрисоне? И в довершение всего: почему вы ненавидите Сарру?
Миссис Хегенс вскинула обе руки, словно призывая Всевышнего покарать не ее, а Уэллса.
--Да-да, миссис Хегенс, вы ее действительно ненавидите,--продолжил Брук.--Это я сразу понял, когда впервые увидел вас вместе примерно в это время прошлым вечером. Я не совсем понял: то ли вы насмехались над ней, то ли угрожали. Почему вы насмехались над Саррой?
--Я? Бедная старушка Суссан? Это--ложь! Вы не можете доказать, кто ребенок Миг. Ведь так?
--Да, не могу,--согласился Брук, понимая, что эту схватку он проиграл.
--Вот так-то, мистер Уэллс! Вот так-то!
Торжествующая, хотя и с побелевшим лицом, миссис Хегенс расправила свои широкие плечи и вновь скрестила руки на груди.
--Прошу прощения, сэр, но мне вам нечего больше сказать. Да я и не обязана это делать. На этом все, сэр?
Пригладив подол платья, миссис Хегенс с гордым видом прошла мимо Уэллса, но, подойдя к стеклянной двери, обернулась.
--Когда ваш великий сыщик обнаружил письмо Миг Митчелл или сказал, что обнаружил, он рассказал о нем мистеру Харрисону?
--Да. Это произошло сразу после летних каникул.
--Простите, сэр?
--Я имел в виду судебные каникулы. Чаплин специально для этого приезжал в «Хай-Чимниз». А разве вы его не видели?
--Первую неделю августа я провела в Уэстоне. Поэтому я ...
--Не смогли уговорить его не рассказывать о письме вашей сестры?
--Не говорите за меня, сэр. В противном случае вы можете об этом пожалеть. О господи, этот Чаплин создал нам всем столько проблем!
--Естественно. Девятнадцать лет мистер Харрисон был уверен, что отправил на виселицу невиновного человека, а Чаплинего в этом разубедил. Надо полагать, мистер Харрисон вам об
этом рассказал.
--Может, да, а может--нет.
--Миссис Хегенс, за что вы ненавидите Сарру? Почему вы хотели, чтобы в убийстве обвинили ее?
--На вашем месте, сэр, я бы так не говорила! Обвинить ее в убийстве мистера Харрисона? Никто и ни в чем не сможет обвинить мисс Сарру или сделать ей плохо. Здесь, в «Хай-Чимниз», никто не причинит ей зла ...
Миссис Хегенс прервалась и отвела глаза. Прошлой ночью Брук слышал надрывные крики Анни. Судя по всему, они были вызваны сообщением о гибели ее отца. Однако на этот раз голос, донесшийся сверху, принадлежал не Анни. Сквозь шум дождя и завывание ветра Уэллс, как ему показалось, расслышал слова: «Кто вы? Что вам надо?». Следом раздались крики о помощи. Кричала Сарра. Схватив со стола лампу, Уэллс, проскочив мимо миссис Хегенс, кинулся к двери. Распахнув ее, он выбежал в холл.
Тишина на первом этаже дома поразила его. Он ожидал, что увидит в холле выбежавшего из кабинета суперинтенданта Мааса. Но холл был пуст.  Уэллс подбежал к дубовой лестнице и, перескакивая
через две ступеньки, с криком «Сарра!» помчался на второй этаж.



       
          Г Л А В А  7


Никого. Холл второго этажа, из которого выходили два коридора, покрывал ковер из кокосовой копры. Из темноты доносилось тиканье старинных часов. Вытянувшиеся в ряд двери вели в спальни и маленькие гостиные.
--Сарра!--подняв над головой зажженную лампу, крикнул Уэллс.
Справа от него за приоткрытой дверью кто-то чиркнул спичкой, и в темной полоске щели задрожало пламя свечи. Выбежав из комнаты, Сарра кинулась к Уэллсу. Рот ее был открыт, губы дрожали. Уронив свечу, девушка в страхе прижалась к Бруку. Он обнял ее и почувствовал, что она вся дрожит.
--Я этого не вынесу!--воскликнула Сарра, --Кто-то хочет меня напугать. Я только что видела его. На нем тот же кос- тюм. Он здесь.
В наступившей тишине слышалось равномерное тиканье часов. Уэллсу, хоть и с большим трудом, все же удалось разглядеть их циферблат. Они показывали четверть седьмого.
 «Прошлым вечером и в то же время ... »--мелькнуло в голове Уэллса.
--Сарра, что произошло? Что вы видели?
--Вильгемина...
--Где она?
--Нет-нет, с ней ничего не случилось!
--Вы уверены? Где она?
--Это маленькая гостиная, --кивнув в сторону двери, из которой она только что выбежала, сказала Сарра.--Она у нас на двоих с Анни. Я... я переодевалась к ужину, а Анни спала. Доктор дал ей большую дозу настойки опия, и она заснула. Ее комната рядом с моей.
--А где доктор Донник?
--Не знаю. Я почти оделась, когда услышала в коридоре голоса Вильгемины и Марии. Они шли к лестнице.
--К лестнице?
--Да! Вильгемина сказала, что переодеваться к ужину она не будет, только умоется, и попросила Марию оставить ее одну, поскольку она идет к полицейским. На что Мария ответила: «Нет, мэм, я обещала довести вас до двери кабинета».
--Продолжайте же.
--Но это все!--крикнула Сарра.--Я рассказала вам это только потому, что вы жутко заботитесь о моей мачехе.
--Но все же меньше, чем о вас. А что произошло потом? Почему вы закричали?
--Я закончила переодеваться, припудрилась, взяла подсвечник, тогда свеча еще горела, и открыла дверь. Она открывается без скрипа, и тут я увидела, что наверху на лестнице стоит мужчина, человек,--не знаю, как его назвать,--и смотрит вниз. Это было так неожиданно, что я буквально окаменела. Я ведь не ожидала его увидеть, поскольку думала... Ах,
не важно. Я успела заметить на нем брюки в красно-белую полоску и закричала прежде, чем поняла, что делаю. Затем я спросила его: «Кто вы? Что вам нужно?». Он обернулся, и мне показалось, что у него нет головы. Я опять закричала и бросилась обратно в гостиную. Уже в комнате я уронила подсвечник, и свеча погасла. Мне стало так страшно, что я никак
не могла найти ручку, чтобы закрыть дверь. Я думала, он побежал за мной, но вскоре услышала шаги на лестнице. Это оказались вы. Услышав ваш голос, я зажгла спичку, а потом и свечу. И снова уронила ее. Боже, какая же я глупая. Мне так стыдно.
Сарра замолчала и закрыла лицо руками. Уэллс нежно взял ее за плечи.
--Нет, вы не глупая,--сказал он.--И вам нечего стыдиться. Он за вами бежал?
--Нет.
--Куда он пошел?
--Не знаю. Было темно, да и передвигался он бесшумно. Куда вы?
--Хочу посмотреть ...
--О нет! Пожалуйста, не оставляйте меня одну!
Высоко подняв лампу, Уэллс огляделся по сторонам. Было слышно, как в одной из комнат хлопали на ветру оконные ставни.
--Бред какой-то,--пробормотал Брук. Сарра затаила дыхание.
--Выходит, у убийцы два комплекта одежды,-- продолжил он.--Один из них находится сейчас в театре «Принцесса». Вы сказали, что видели, как он стоял на лестнице и смотрел вниз.
--Да.
--Он, или она, собирался спуститься за вашей мачехой и Марией?
--Н-не знаю.
--А сколько времени прошло с того момента, как они спустились на первый этаж?
--Минута, может, две. Точно сказать не могу. А что, это очень важно?
--Сарра, вы мне доверяете?--резко спросил Брук.
Любовь, удивление и страх--все застыло в глазах девушки.
--Ну конечно же! Почему вы меня об этом спрашиваете?
--Пойдемте со мной.
Держа Сарру под руку, Уэллс провел ее в гостиную. Маленькая гостиная, оклеенная обоями с розовыми цветочками и устланная турецким ковром, была общей у двух сестер. В нее выходили двери их спален. Возле каждой двери стоял мраморный умывальник с кувшином. По старой привычке Кевин Харрисон, чье тело лежало теперь в морге Ридинга, считал, что здесь не должно быть ни керосиновой лампы, ни газового светильника, хотя никакой проблемы со снабжение газом в стране не существовало.
В комнате чувствовался слабый запах сырости. Пламя лампы, которую держал Уэллс, высветило задернутые на окнах шторы, два одинаковых трюмо и стоявшую перед камином ванну.
--Сарра!
--Тсс ... Не так громко.
Девушка кивнула на дверь слева от нее.
--Там спит Анни. Брук, дорогой мой, почему ты думаешь, что я тебе не доверяю?
--Я это точно знаю. Мне никто не доверяет.
--Брук, это неправда!
--Два человека, твоя мачеха и Чаплин, говорят, что знают, кто убийца. Я уверен, что это знают еще двое--миссис Хегенс и ты. Но ни один из вас не говорит мне, кто он.
При упоминании имени домоправительницы Сарра отвела в сторону глаза.
--Дорогой, я не могу! Я не решаюсь тебе сказать!
--Вот об этом -то я и говорю.--Уэллс был готов впасть в отчаянье.--Сарра, я сделал все, что мог. Но я не сыщик и не хочу им притворяться. Если бы ты была со мной откровенна ...
--А ты был со мной откровенен до конца? Мой отец что-то тебе рассказал, но ты упорно молчишь. Никому ничего не говоришь. Разве не так?
--Ну ... да.
--Я догадываюсь, о чем он тебе рассказал. Сегодня дядя Джеф намекнул, что отец мог сообщить, что у кого-то из членов нашей семьи плохая наследственность.
--Плохая наследственность? Да нет же. Если я что-то и скрывал, то только для того, чтобы тебя не расстраивать.
--Вот поэтому и я с тобой неоткровенна!—по- косившись на дверь спальни, ответила Сарра.
На столике с мраморной крышкой лежал роман Энтони Троллопа «Можешь ли ты простить ее?». В книге затрагивалась куда более серьезная проблема, чем та, что возникла в отношениях Брука и Сарры. Брук заметил книгу, когда ставил на столик лампу, и ему стало совсем тоскливо.
--Сарра, к чему эти разговоры? Будь все проклято! К черту условности! Это же убийство. Не я в опасности, а ты. Вот сейчас Вильгемина называет суперинтенданту Маасу имя убийцы или, по крайней мере, того, кого она подозревает. Мне не верится, что у нее на этот счет есть неопровержимые доказательства. Я уже начинаю думать, а не лучше ли мне увезти тебя в Лондон. И как можно скорее.
Сарра, словно не веря своим ушам, посмотрела Уэллсу в глаза.
--Увези!--воскликнула она.--Если бы только это было возможно! Увези меня! Сегодня же!
Под порывом ветра ветви деревьев хлестнули по оконному стеклу.
--Ты отдаешь отчет своим словам?
--О да! Я хочу отсюда уехать! Ты живешь на Бруклин--стрит?
--Да. Возле отеля «Майварт». Я мог бы ...
--Не важно, сойдет и «Майварт». Забери меня с собой! Или я не нужна тебе?
--Ты же знаешь, что нужна.
--Тогда увези меня в Лондон. Ты же сам сказал: плевать на условности.
--Дорогая моя, я имел в виду совсем не это. Здесь ты в безопасности, не то что Вильгемина. Убийца может подумать, что ей известно о нем, и попытается ее убить. Тебе же ничто не грозит, поскольку и на тебя падает подозрение в убийстве. Я тебе не сказал: кто-то спрятал вещи убийцы в твоей спальне. Явно для того, чтобы их нашла полиция. Но Вильгемина их обнаружила и перепрятала в другое место.
Сарра от удивления открыла рот, ее припудренное лицо залила краска.
--Да, это так,--заверил ее Брук.--Насколько мне известно, полиция об этом еще ничего не знает. Суперинтендант не верит, что убийство совершила женщина. Во всяком случае--пока. Он не может представить, что женщина способна выстрелить. Однако если ...
--Но я умею стрелять из револьвера,--прервала его Сарра. И вновь над крышей дома со свистом пронесся ветер.--По крайней мере, из старой модели с капсюльными патронами. Хотя я не способна попасть в цель. Для точной стрельбы у меня слишком слабые руки.--И тут в глазах девушки промелькнул страх.--Да, но стрелять я умею,--повторила она.
--Тогда бежать отсюда было бы для нас полнейшим безумием. Маас и без того меня подозревает. Если он узнает, что я в тебя влюблен ...
-- Да? А ты мне этого не говорил.
--Ты хочешь, чтобы я объяснился в любви?
--Очень, очень. Все равно как.--От счастья на глаза девушки навернулись слезы.--А ты веришь в Чаплина?--спросила она.--Думаешь, ему удастся найти убийцу и без моих показаний?
--Уверен, что да. Но что скажут о нас люди?
--А кого это должно волновать?--сказала Сарра и прикусила губу.--Ты сам предложил мне отсюда уехать. Я согласилась, потому что хочу быть всегда с тобой. Знаешь, я так долго об этом мечтала. Давай сбежим в Лондон! Но может быть, ты уже передумал?
-- Тихо! Слушай!
--Ой, что это было?
Звуки, которые только что раздались, могли издать ставни на окнах спальни Анни, по которым хлестали ветки деревьев. А еще это было похоже на шорох.
Уэллс схватил со стола лампу, крадучись, подошел к двери и осторожно, чтобы она не скрипнула, открыл ее. В комнате никого, кроме спавшей Анни, не было. Девушка крепко спала, разметав по подушке русые волосы. Шторы
на окнах были плотно задернуты, на комоде стоял подсвечник с зажженной свечой.
Убедившись, что в спальне никого нет, Уэллс вернулся в гостиную и поймал на себе вопросительный взгляд Сарры.
--Сарра, сколько тебе надо времени, чтобы собрать вещи?--спросил он.
Сарра задумчиво посмотрела на дверь спальни сестры, вскрикнула и закрыла руками лицо.
--Боже, о чем я говорю! Оставить здесь Анни одну? Нет, этого я сделать не могу!
--Не глупи!--сказал ей Брук и, поставив лампу на стол, нежно обнял Сарру.--Сколько тебе надо времени, чтобы упаковать свою сумку?
--Я ...
--Сколько, моя дорогая?
Сарра попыталась высвободиться из объятий Уэллса, но тот ее не отпустил.
--Сарра, пятнадцать минут, полчаса? Сколько?
--Полчаса? Мне и пяти минут достаточно! И ни минутой больше! Но ...
--Дорогая, мы должны отсюда бежать.
Брук достал часы, открыл крышку, посмотрел на циферблат и снова положил часы в кармашек жилетки.
--Сейчас двадцать минут седьмого. Слуги будут ужинать по крайней мере до половины седьмого. Заложить экипаж не удастся--это займет много времени. Ты сможешь пройти пешком четыре мили?
--За кого ты меня принимаешь? Если надо, я смогу пройти и все пятнадцать!
--Отлично. Моя дорожная сумка в комнате. Мне надо только забрать ее. А ты закрой за мной дверь и начинай собираться. Только никого к себе не впускай. Итак, у тебя на сборы пять минут.
Уэллс, не в силах сдержать свои чувства, пылко поцеловал Сарру и вышел в холл. Поскольку в кармане его лежали спички, лампу он оставил Сарре. Услышав, как за его спиной в замочной скважине повернулся ключ, он быстрым шагом направился в отведенную ему комнату. Войдя в нее, Брук зажег
спичку и нашел свечу. Свой вечерний костюм вчера вечером он отвез домой. На то, чтобы бросить в сумку оставшиеся вещи, у него ушло всего несколько секунд. Еще через несколько секунд с дорожной сумкой в руке, в пальто и шляпе он уже стоял у лестницы. Ему было слышно, как Сарра мелкими шажками ходит по комнате.
«Приятель, а совесть тебя не мучает?»--спросил его внутренний голос. «Мучает. Да черт с ней, с совестью!»--«Ну а как на твой побег отреагирует суперинтендант полиции, тебя не волнует?»--«Нет!»
Почему не слышно голосов--ни Мааса, ни Вильгемины-- подумал Уэллс.-- Очень странно ... Поставив сумку на пол, он быстро спустился по лестнице и подошел к двери кабинета. Тишина! Ни единого звука! В конце холла возле обтянутой зеленым сукном дверью горела лампа. Миссис Хегенс и Мария должны были ужинать со слугами. Уэллс и Сарра могли бы выйти из дома через центральную дверь. В этом случае им не пришлось бы проходить мимо кабинета, в котором должны были находиться Маас и Вильгемина. Брук посмотрел в сторону гостиной, и ему вдруг показалось, что под лампой с
голубыми незабудками он видит Андерсена, с бакенбардами и в длинном пальто.
Стояла тишина. Лишь доносилось из гостиной потрескивание угля в камине. «Должно быть, я схожу
с ума»,--мелькнуло в голове Уэллса, но тут он услы-
шал, как наверху хлопнула дверь. Затем раздались шаги Сарры, Уэллс поспешил ей навстречу. Теперь его мысли были заняты только Саррой. Девушка стояла наверху на лестнице. На ней была шляпка-лодочка, ярко-красное с желтым вечернее платье с глубо-
ким вырезом и короткий дорожный жакет. Она взглянула на Уэллса, и этого оказалось достаточно, чтобы он успокоился.
Он взял у нее сумку и поднял с пола свою. Они вместе спустились в холл и направились к парадной двери.
--Брук, как ты думаешь ...
--Тише! А то Маас ...
Подойдя к двери, Уэллс повернул ручку, затем еще ...
--В чем дело?-- прошептала Сарра.
--Дверь заперта,--ответил он.--Видишь, она не задвинута на засов, но заперта на ключ... Ты слышала смех?
--Нет.
Они испуганно посмотрели по сторонам.
--Дверь заперта, а ключа у нас нет. Скажи, Петерсон всегда в это время закрывает дом?
--Нет, никогда. Правда, прошлой ночью он это сделал раньше, чтобы ...
--Для чего?
-- Пустяки,--ответила Сарра.
Лицо ее было мертвенно-белым.
--Суеверные люди сказали бы, что запертая дверь--плохое предзнаменование.
-- К черту эти суеверия! Самое главное, что ты со мной.
--Да, Брук! Я люблю тебя.
-- Мы сможем выйти через окно. Это совсем не трудно.
--Но и не легко,--облизнув пересохшие губы, возразила Сарра.--Эти окна редко открывались, и шпингалеты на них заедает. Ты, конечно, можешь их открыть, но наделаешь много шума. Да и времени уйдет слишком много. Но у нас есть еще один путь--через оранжерею.
И вновь Уэллс настороженно оглянулся.
-- В оранжерее окна тоже до пола,--продолжила Сарра.--И есть еще одно окошко--под крышей. Окна там открываются легко--чтобы поддерживать нужную температуру. Но если полицейские все еще в кабинете ...
--Это имеет какое-то значение?
--Нет! Меня теперь уже ничто не остановит.
На цыпочках они направились в противоположный конец холла. Как только они поравнялись с дверью кабинета, та резко распахнулась. Но не это заставило Уэллса и Сарру ос-
тановиться--они никак не ожидали вместо Мааса уви-
деть Марию Петерсон. Краем глаза Брук успел заметить, что кабинет пуст.
--Мария, а где суперинтендант и констебль?-- шепотом спросил он.
--Я могу только догадываться!--заломив руки, воскликнула Мария.
--Догадываться?
--Вернее, я знаю точно--они уехали. Поэтому я и вернулась.
--Что вы хотите этим сказать?
--О, сэр, я, как и обещала вам, привела сюда миссис Харрисон. А потом, когда пошла на ужин ...
--Пожалуйста, говорите тише!
--Мне показалось странным, что, когда миссис Харрисон постучала в кабинет, ей никто не ответил. За дверью было тихо, никаких разговоров не было слышно. Миссис Харрисон открыла дверь и вошла в комнату. После этого я сразу ушла. Сэр, я сделала что-то не так?
Маленькая, с печалью и страхом в глазах, молодая женщина, казалось, наконец-то поняла, кто перед ней. Ее взгляд скользнул по сумкам в руках Уэллса.
--Мария, вы нас не видели,--сказал ей Брук.--По- няли?
--Да, сэр! Я все прекрасно понимаю!
--Вы нас не видели,--повторил Брук.
--Не видела, сэр. Лучше я пойду к себе.
--Подождите! Прошлой ночью мисс Сарра и мисс Анни расспрашивали вас о человеке на лестнице. Они спросили, могла ли это быть женщина. Вы ответили--нет. Это была неправда, не так ли?
Уэллс говорил настолько тихо, что было слышно, как тикают настенные часы.
--Сэр ...
--Вы видели женщину. Я прав? Но вы испугались, что это может как-то отразиться на мисс Сарре или мисс Анни. Верно?
-- Да, сэр,--ответила Мария и закрыла глаза.
-- Когда вас расспрашивали, рядом находился доктор Донник. Вы занервничали и сказали первое, что пришло вам в голову,-- у мужчины была борода.
--Да, сэр.
--Но вы все же видели женщину. И это была миссис Хегенс. Так?
--Сэр, я никому не скажу, что видела вас,--не отвечая на вопрос, сказала Мария и побежала к зеленой двери.
Сарра, прижав руку к груди, смотрела ей вслед сияющими глазами.
--Я знала это!--прошептала она.--Брук, мы в безопасности. Я верила в это. Верила! Вот только Суссан... Ах, не важно! Главное, Анни ничто не угрожает. Почему ты сказал, что ты не детектив? Мы свободны!
--Разве?
--Что ты имеешь в виду?
Брук, образно говоря, запер свои мысли, а ключ выбросил.
--Абсолютно ничего,--солгал он, поглядывая на дверь в малый зал, за которым находилась оранжерея.--Плохо то, что лампу я оставил наверху, а в оранжерее кромешная тьма.
--Это все? Дай мне руку. Я могу пройти по оранжерее с завязанными глазами. Дорогой, дай мне руку!
Держа обе сумки в одной руке, Уэллс последовал за Саррой. В полной темноте они прошли через малый зал, эатем вошли в стеклянную дверь и ступили на посыпанную гравием дорожку. Бруку показалось, что воздух в оранжерее стал намного прохладнее, как будто ...
--Остановимся здесь,--прошептала Сарра, когда они добрались до свободного от растительности участка.
Было слышно, как под напором ветра поскрипывала стеклянная крыша.
--Дверь на лужайку--за скамейкой,--уже не таким твердым голосом сказала Сарра.--До нее всего несколько футов. Но я ... Я не совсем уверена, в каком направлении.
-- Дай я зажгу спичку! --предложил Уэллс.
--Нет, подожди. Думаю, дверь я найду и так, к ней ведет дорожка.
Уэллс услышал шуршание ее платья, затем шаги по гравию.
--Нашла!--послышался тихий голос Сарры из темноты.--Сделай два шага и упрешься в скамейку. Потом зажги спичку и иди ко мне.
Уэллс сделал два шага вперед, но дальше не пошел.
--Брук, в чем дело?
Уэллс не ответил.
--Брук!--вновь окликнула его Сарра.--Что случилось?
Он поставил сумки на пол и тихо откашлялся. По приближающимся шагам Уэллс понял, что девушка идет к нему.
--Стой там, где стоишь,--очень четко проговорил он.--Ближе не подходи. Сейчас я зажгу спичку, но ты не подходи и не смотри на скамейку. Кто-то то ли сидит, то ли лежит на ней, и он не двигается.
Уэллс чиркнул спичкой и в свете ее крохотного пламени увидел, прежде всего, стоявший на железном столике позолоченный флакон с нюхательной солью. Но не он привлек его внимание.
Вильгемина Харрисон была задушена.
Она лежала в черном платье на скамейке лицом вниз. Голова ее с растрепанными волосами свисала с подлокотника, на шее виднелись черные пятна от пальцев. Красивая женщина выглядела теперь не очень красиво.
--Вот что она здесь оставила,--указав на пузырек, произнес Уэллс.--Вот что она забыла. Потому и вернулась. Здесь и нашла свою смерть.


На следующий день, когда расследование убийства Кевина Харрисона начало набирать обороты, по улицам Лондона катил четырехколесный экипаж. Это был четверг, 19 октября. В экипаже, испытывая совсем иные эмоции, нежели накануне вечером, сидели Сарра Харрисон и Брук Уэллс. В руках Брук держал утреннюю газету и вторую скомканную те- леграмму от Чаплина. Когда экипаж остановился на площади, он выглянул в окошко. Извозчик слез с облучка и открыл дверцу.
--Сэр, вы мне дали точный адрес?--спросил он.
--Да. Думаю, что мне сюда и нужно.
--Но это же рыбный магазин!--заметил извозчик.-- Туда леди вести нельзя.
--А я не собирался этого делать. Леди останется в экипаже. Подождите меня здесь.
--Брук ...
--Ты остаешься в кебе!
Пока Брук и Сарра прощались, словно расставались лет на десять, кучер снова взобрался на свое место.
--Брук,ты не долго?
--Нет. Если Чаплин на месте. Не хочу держать тебя в этом окружении больше чем необходимо.
--Брук я не возражаю. Мне ... мне здесь даже нравится.
--Тебе не понравится, если увидишь эту площадь ночью.
Лестер-Сквер, на которой стояло всего одно приличное здание, производила мрачное впечатление. Площадь была настолько грязной, что ее состояние вызывало публичное недовольство. В центре ее находилась статуя короля Георга Перво-
го, на которой какой-то шутник написал известью »Неплохо бы помыть».
В этот час на площади было пустынно. Уставшее солнце с трудом пробивалось сквозь окутавшую улицу дымную пелену. Уэллс спустился в рыбный магазин-- тускло освещенный подвал, в котором на столиках стояли бутылочки с уксусом и баночки с красным перцем, и у него упало сердце—Гарольд Чаплин сидел за столиком с очень мрачным лицом и в упор смотрел на него.
--Где вы были все это время?--спросил его Брук.
--В »Хай-Чимниз»,--ответил сыщик.--Разговаривал с людьми. Только что вернулся.
Несмотря на свой мрачный вид, Чаплин, пожимая руку Уэллсу, восторженно присвистнул.
-- А вы времени зря не теряли!--воскликнул он. –Потрясающе! На этот раз вы все же сумели улизнуть от полиции?
--Да.
--Порцию устриц, сэр? Они здесь очень дешевые.
--Спасибо, устриц мне сейчас не хочется. То есть я хотел сказать ...
--Мне кажется, я знаю, что вы хотели сказать.
--Да. Откуда вам знать, черт возьми!
--И все же присаживаЙтесь.
Уэллс заскрежетал зубами и опустился на стул.
--Послушайте, сэр!--продолжил бывший инспектор.--Я вас прекрасно понимаю. Вы встретили молодую леди и увезли ее с собой в Лондон. Но я никак не пойму, почему вы это сделали после того, как обнаружили труп миссис Харрисон. Чья это была идея?
--Конечно же моя,--ответил Уэллс.
Но это была лишь полуправда. Несмотря на шок, пережитый Бруком при виде трупа женщины, которая не вызывала в нем ничего, кроме симпатий, он все же решил не менять своих планов. Сарру, пока они ехали в поезде, мучили угрызения совести. Она рыдала, называла себя жестокой и бесчувственной, сравнивала себя с Мессалиной, Лукрецией Борджиа и многими другими женщинами с каменным сердцем. Однако по прибытии в Лондон девушка успокоилась, и Уэллс отвез ее в отель «Майварт», оставив там под присмотром горничной. Он знал, что это был для них единственный выход.
На следующее утро, когда он пришел к ней, перед ним предстала уже другая Сарра--совсем не та, что накануне вечером. Теперь она называла себя глупой, упрямой и допытывалась у Уэллса, не разлюбил ли он ее. Естественно, Чаплину Уэллс не сказал об этом ни слова.
--Да, можете называть мой поступок идиотским!--стукнув кулаком по столу, воскликнул он.--Но ни Сарра, ни я нисколько ни о чем не жалеем.
--Не жалеете?
--Да!
-- Послушайте, сэр! Суперинтендант Маас ...
-- У него есть ордер на арест Сарры? Или, может быть, на нас обоих?
--Ну ...
-- По обвинению в убийстве?
--Да будет вам!--Чаплин придал своему лицу насмешливое выражение и прищелкнул языком.--Сэр, вы же юрист! Полицейским не нужен ордер, чтобы арестовать за убийство, за всякие глупости--да. Но не за убийство.
--Но что произошло?
--Теперь вам обоим придется залечь на дно, а еще лучше--скрыться из вида!
--Прекрасно!--обрадовался Уэллс.--Завтра мы мо-
жем доехать до Фолкстоуна и к вечеру уже будем в Париже. Сарра будет в восторге.
Уэллс подскочил на стуле.
--Да, прекрасно!--воскликнул он и тут же вновь помрачнел.--Сэр, я боялся, что подвел вас. Но возможно, я вас не подвел. Нет! Если вы готовы помогать мне в самые трудные, а может быть, опасные моменты, вам придется скрываться от Мааса не дольше чем до сегодняшнего вечера. Вы с мисс
Харрисон не единственные, кто сбежал из «Хай-Чимнза».
--Да? Кто же еще?
--Убийца.
--Вы хотите сказать, что догадываетесь, кто убийца?
--Я знаю, кто он. Так же как и ваша молодая леди тоже.
Чаплин, позванивая в кармане мелочью, прошелся вокруг стола.
--Эта мысль долго не давала мне покоя-- продолжил он.--Вчера я, наверное, вас озадачил. Но не больше, чем мистер Харрисон. Но он это сделал не умышленно, а я ввел вас в заблуждение специально. Вы это понимаете?
Уэллс поднялся из-за стола.
--Мистер Чаплин,--стараясь быть вежливым, произнес он,--давайте не будем говорить загадками. Пусть Земля перестанет вращаться, пусть трава станет красной, а у Нельсона на монументе вырастут бакенбарды, Только избавьте меня от ваших мистификаций.
--Ну-ну, сэр! Вы немного возбуждены. Причина тому, вероятно, то, что услышали от меня.
--Допустим. И тем не менее ...
--Ну, сэр, не стоит так горячиться!
--Вчера вечером,--вновь, ударив по столу кулаком, продолжал Уэллс,--я пришел к выводу, что убийцей должна быть миссис Хегенс. Она женщина крепкая, у нее, можно сказать, мужская фигура и сильные руки. Кроме того, она гладко причесывает волосы и стягивает их лентой. Если надеть ей на голову черный чулок с прорезями для глаз, то ее можно принять за мужчину.
Чаплин недоверчиво посмотрел на него и поджал губы.
--Этот вывод, правильный он или нет, подтверждают слова Марии Петерсон,--продолжил Уэллс.--Вернее, то, что она утаила. Я вам об этом расскажу.
И он вкратце повторил то, что говорили ему и Сарра, и дочь дворецкого.
--Ну и что вы на это скажете?--спросил Брук.
--Что я скажу? Если исходить из того, что вы только что сказали, ваш вывод пока правильный.
--Пока правильный!--возмущенно воскликнул Уэллс.--Либо миссис Хегннс и есть тот самый убийца, либо нет.
--Да-да,--согласился Чаплин.--Это тоже верно.
-- Мистер Чаплин ...
Неожиданно сыщик уставился на Брука и поразительно сильным голосом произнес.
--Бросьте вы все это, сэр! Этот убийца самый мерзкий из всех, кто мне попадался. А я на своем веку достаточно на них насмотрелся. Вы пока посидите за столиком, а я пойду поговорю с одним малым. Это недалеко. В том конце зала. Как вернусь, тогда и ...
--Надеюсь, вы ненадолго? А то я оставил Сарру в экипаже. Его видно из окна.
--Вы взяли молодую леди с собой?--удивленно спросил Чаплин.
--Да. А почему мне не следовало ее брать?
--Хм ... Ну что ж, посмотрим. Но пока волноваться не стоит. Вот поговорю с приятелем и потом, возможно, возникнут проблемы. Поживем--увидим.
Уэллс было вскочил, но потом вновь опустился на стул. Он сидел, держа в руке газету и вызвавшую его на встречу телеграмму, и уже боялся куда-либо смотреть. Так получалось, что, куда бы он за последние два дня ни взглянул, всюду видел смерть. И тут он впервые за последнее время вспомнил
о Вильгемине Харрисон. Он представил ее такой, какой она, тогда еще живая, была в оранжерее-- красивая, с голубыми лучезарными глазами. Потом перед ним всплыл образ Кевина Харрисона ...
Прогнав грустные мысли, Уэллс развернул газету и попытался читать. Однако до его сознания дошло лишь сообщение, напечатанное большими жирными буквами. В нем говорилось, что накануне в Брокет-Холле скончался лорд Палмерстон. Для Уэллса его смерть не явилась трагедией. Хотя лорд и был известнейшим в стране человеком, министром иностранных дел при лорде Джоне Расселе, премьер-
министром до конца шестьдесят первого года, года, когда Англия готовилась начать военные действия в Америке.
Многим было известно, что Палмерстон тайно послал войска в Канаду. Но если бы военный флот ее величества был послан освобождать воды конфедератов от блокады, устроенной им юнионистами, то это стало бы черным днем в жизни всех англоговорящих людей.
Услышав шаги, Уэллс поднял голову и увидел идущего к нему хмурого Чаплина.
--Мистер Чаплин, а кто ее обнаружил?--спросил Брук.
--Что?
--Я получил от вас телеграмму из Ридинга,--протягивая сыщику помятый листок бумаги, сказал Брук.--В ней вы сообщаете, что пробыли в «Хай- Чимниз» целый день и со всеми там переговорили.
--У вас появились какие-то новые идеи?--сверля его взглядом, спросил Чаплин.
--Да. Но для расследования не совсем удачные. Скажите, после нашего бегства из дома, кто именно обнаружил труп миссис Харрисон? Почему в доме не было полиции и почему парадная дверь была закрыта?
--Простите, а вы сами не смогли бы дать этому объяснение?
Уэллс изложил свои версии. Выслушав его, сыщик чуть слышно присвистнул.
--Н-да!--произнес он.--Мы примерно так и думали. Хотя с Маасом мы к единому мнению не пришли. Кстати, сэр, где остановилась ваша молодая леди?
--В отеле «Майварт». Но если нас собираются арестовать, то ей лучше туда не возвращаться, как и мне домой.
--Сказать вам честно, думаю, ни одного из вас не арестуют.
--То есть как это?
Чаплин хитро прищурился, и в его глазах вспыхнули огоньки.
--Если, конечно, все у меня получится. А пока ...
--Что «пока».
--Пока скажу вам, что я был потрясен, когда вы сказали, что привезли мисс Харрисон в Лондон. Нам с вами предстоит одно дельце, но вашу девушку на него мы взять не можем. С вашего позволения отошлем ее обратно в отель. Однако сначала мне надо с ней поговорить.
Уэллс нехотя кивнул на задымленное окно магазина, через которое виднелся кеб.
--Но мне очень бы не хотелось ее волновать,-- заметил Чаплин.--Она уже столько пережил. Как вы думаете, она не будет возражать, если я ее кое о чем спрошу?
На этот вопрос ответила сама Сарра. Увидев, что она, открыв дверцу кеба, поставила ногу на ступеньку, Уэллс чертыхнулся. Вместе с Чаплиным он мгновенно выскочил из магазина и по грязной мостовой, вымощенной булыжником, подбежал к Сарре.
С наступлением темноты никаких драк на Площади не возникло. Ближе к одиннадцати появились «ночные бабочки», а по окончании представления из здания варьете стайкой высыпали длинноногие танцовщицы.
Увидев это, Сарра в нерешительности застыла на лесенке.
-- Как здесь ...--произнесла она.
--Не бойтесь, мэм,--прервал ее Чаплин.--Мы с вами!
Сарра вопросительно посмотрела на Уэллса, затем перевела взгляд на сыщика.
--Я сказал мистеру Уэллсу, что вам здесь пока ничто не угрожает. И все же оставайтесь на месте.
--А в чем дело?
Чаплин, казалось, не слышал вопроса.
--Мэм, я хотел бы поговорить о событиях вчерашнего вечера,--сказал он. Девушка мгновенно покраснела.--Сопоставим все известные нам факты, это поможет понять, что произошло в вашем доме. Начнем с вашей несчастной мачехи. Мистер Уэллс разговаривал с ней в оранжерее примерно с без четверти шесть до нескольких минут седьмого. Сэр, это так?
--Да, приблизительно.
--Что она делает потом?--Адресуя вопрос Сарре, Чаплин сам же на него и ответил.--Она поднимается к себе в комнату вместе с Марией Петерсон, чтобы умыться и сменить платье. Маас с констеблем в этот момент еще в кабинете--мистер Уэллс слышал их голоса. Ни вам, мэм, ни мистеру Уэллсу неизвестно, что к тому времени суперинтендант уже дошел до точки кипения. «К черту это расследование!--кричит он.--Я голоден как собака!». Пока мистер Уэллс разговаривает с миссис Хегенс в оранжерее, Маас с полицейским Петерсом, не ставя никого в известность, кроме доктора Донника, выходят из дома.
Сарра хотела было что-то сказать, но передумала.
--Доктора Донника?--удивленно переспросил Брук.
--Да, сэр, его. Они наткнулись на доктора в холле, а тот, как истинный джентльмен, довел их до ворот, где стояла коляска. Проводив полицейских, доктор Донник вернулся в дом и закрыл на ключ парадную дверь.
--Но зачем?--спросил Брук.--Зачем ему надо запи-
рать дом?
--Гм ...--пробормотал Чаплин.
--Послушайте!--возмyrился Брук.
-- А чем в это время занимается миссис Харрисон?--невозмутимо продолжил сыщик.--Она поднялась к себе в комнату, но переодеваться не стала. На эту процедуру у женщин уходит уйма времени. Поэтому миссис Харрисон только умывается и идет в кабинет, чтобы сказать полицейским, кто убийца. Она на каждом углу кричала, что знает, кто застрелил ее мужа. На то, чтобы дойти до кабинета, где должен был находиться Маас, у них с Марией Петерсон уходит не более двух минут. Она стучит в дверь и, не дождавшись ответа, входит в
комнату. Вы следите за мной, сэр?
--Да,--ответил Уэллс.--Мне только непонятно, по-чему миссис Харрисон не сказала Марии, что полицейских уже нет. Кроме того, почему она оставалась в пустом кабинете, да еще за закрытой дверью?
--Не знаю, сэр. И спросить не у кого--миссис Харрисон мертва.
--Но ...
--Она поднимается к себе в комнату, убийца следует за ней,--продолжал свой рассказ Чаплин, бросив взгляд на Сарру.--Мэм, когда вы выглядываете в коридор и видите его, то от страха кричите. Мистер Уэллс бежит к вам, а убийца скрывается в одной из ваших пустых комнат.
Сарра оставаясь на ступеньках кеба, кашлянула, но ничего не сказала.
--Да, спрятаться от меня ему было совсем нетрудно,--согласился Брук.--И все же! Находясь в кабинете, миссис Харрисон должна была слышать, как закричала Сарра. Тогда почему она не вышла в холл?
--Послушайте, сэр, откуда я могу знать, почему она этого не сделала?
--Вы в тот момент бежали по лестнице и не
могли видеть, что миссис Харрисон делала в кабинете. Но там она долго пробыть не могла.
--Нет!
--Можно предположить, что она вышла сразу же после того, как вы пробежали мимо кабинета ...
--Она выходит из кабинета и натыкается на убийцу?
--Правильно.
--На миссис Хегенс?--спросил Брук.--Когда я взбе- гал по лестнице, она была еще в оранжерее. Так это была миссис Хегенс?
--Ну нет,--ответил Чаплин.
--Но Суссан должна была...--начала Сарра и замолкла.—Нет, это невозможно!
--Я не говорю, что такое невозможно,--покусывая
указательный палец, сказал сыщик.--Слуги не слышали, как кричала миссис Харрисон. Их половина располагается за обитой толстым материалом дверью. Из того, что вы сказали, сэр, следует: в тот момент, когда душили миссис Харрисон, миссис Хегенс должна была ужинать вместе с остальными слугами. Вспомните вот еще что! Миссис Харрисон не боялась убийцы. Так вы мне сами сказали. Не пугала ее и
темнота. Вспомнив об оставленном на столике флаконе с нюхательной солью, она вернулась в оранжерею. Если бы миссис Харрисон встретила в кабинете человека в одежде убийцы, а он пригласил бы ее в оранжерею или попытался туда ее затащить, она рассмеялась бы ему в лицо. Под предлогом, что ей надо взять забытую нюхательную соль, она,
бравируя, вышла из кабинета, что оказалось крайне неразумным.
Сыщик изобразил, как душили жертву. Сарра, протестуя против столь выразительной демонстра-
ции, вскрикнула.
--Кто ее обнаружил?--спросил Брук.--Я имею в виду после нашего отъезда.
--Доктор Донник.
--А как это произошло?
--Проводив суперинтенданта и констебля, он вернулся и стал искать кого-то из прислуги. Искал по всему дому. Наконец, заглянул в оранжерею. Температура в ней после того, как вы вышли из нее, неплотно закрыв стеклянную дверь, упала
ниже требуемого уровня. Что же касается миссис Харрисон, то можно сказать, что сейчас температура ее тела ниже нулевой отметки.
--Прекратите!--возмущенно воскликнула Сарра.
--Мисс Харрисон, я рад бы прекратить, но не могу. Как видите, никак не могу. А вместе с вами и мистер Уэллс, в которого вы якобы влюблены с четырнадцати лет, сильно усложняет мне расследование.
--Так вам сказала это Суссан?
--Да, мэм. Она вас не любит. Но мне казалось, вы об этом и сами знаете.
--Да, знаю.
--Может быть, на время забудем о миссис Хегенс и вернемся к делу?--предложил Брук.--Выходит, что доктор Донник взял ключ у Петерсона и закрыл парадную дверь. Очень хорошо. Но как он это объяснил?
--Никак.
--Он не дал никакого объяснения?
--Нет. И это все застопорило. Когда Маас не в самом лучшем расположении духа вернулся из Ридинга, доктор не ответил ни на один его вопрос и в спешке уехал в Лондон. Разве я не говорил вам, что вы оказались не единственными, кто сбежал из «Хай-Чимниз»?
Брук и Сарра переглянулись.
-- Простите, что разговариваю с вами так резко,--напряженным голосом проговорил Чаплин.--Уверен, все будет нормально. Прошу вас, доверьтесь мне и больше не нарушайте моих планов. Ну а сейчас, мисс Харрисон, мистер Уэллс идет со мной на очень важное дело. Будьте добры, садитесь обратно в свою клетку и возвращайтесь в отель.
--Как, без Брука?--испуганно произнесла Сарра.
--Да, мэм! Туда, куда мы направляемся, вам нельзя. Леди такие места не посещают. Мистер Уэллс к вам скоро вернется. К чаю он будет уже у вас. Но еще я хотел бы вот о чем вас предупредить.
--Слушаю.
--По всей вероятности, сегодня вечером у нас возникнут проблемы,--мягко сказал ей Чаплин.--Так что этим вечером мистер Уэллс быть с вами не сможет. По крайней мере, после восьми. Вы поняли?


         Г Л А В А  8


Сарра, прижав к себе дорожную сумку, в отчаянии смотрела на бывшего инспектора полиции.
--Нет, этого я понять никак не могу,--дрожащим голосом ответила она.--Мы с мистером Уэллсом сбежали из <Хай-Чимниз» только для того, чтобы ...
--Быть вместе,--закончил за нее Чаплин.--Но вы, мэм, наверняка хотели бы знать, кто убил вашего отца. Думаю, что хотели бы.
--Куда вы идете?
--Это, мисс Харрисон, секрет.
--Время пить чай,--проговорила Сарра.--Время пить чай.--Она закусила губу.--Брук, ключ от твоей квартиры с тобой? Пожалуйста, дай его мне. Пожалуйста, дорогой! И не приходи ко мне в отель. Возвращайся домой. Чай будет тебя ждать.
Уэллс, не зная, что сказать, отдал ей ключ, потом дал денег кучеру и сказал ему.
--В отель «Майварт».
--Я вам всецело доверяю,--сказала Сарра сыщику.--Но я вас боюсь. Господи, как же я вас боюсь!
Брук захлопнул дверцу кеба. Четырехколесный экипаж проехал по затянутой дымкой
площади и свернул в сторону Пэнтон-стрит. У Уэллса
не было никаких причин чувствовать, что он видит Сарру в последний раз, что хлопнувшая дверь кеба знаменует окончательное прощание, и все же он ощутил некое подобие сомнения и ужаса.
--Что вы задумали?--спросил он Чаплина.--Куда мы идем?
--Сэр, как вы думаете, почему я назначил нашу встречу в этом рыбном магазине? Пойдемте со мной, я вам кое-что покажу.
Чаплин поглубже надвинул котелок на голову и зашагал через полощадь в направлении театра. Его главный вход--мавританская арка наподобие огром-
ной замочной скважины с маленькими арками по обеим его сторонам возвышалась над ними во мраке, еще не рассеянном газовыми фонарями. В афишах, висевших на стенах каждой арки, сообщалось о праздничном представлении, посвященном годовщине со дня первой постановки «Восточного музыкального спектакля», созданного по мотивам оперы француз-
ского композитора Обера.
--Да, это здесь!--сказал Чаплин, ударяя рукой по стене.--Вы знакомы с творчеством этого театра?
--А кто с ним не знаком?
--То есть вы хотите сказать, что уже бывали в нем?
--И много раз,--ответил Уэллс.--Больше, чем кто- либо другой. Там показывают то, что можно было бы назвать не совсем приличным. Взять хотя бы выставку под названием «Пластические позы», которая открыта в подвале театра.
--Сэр, своим рассказом о вашем последнем посещении театра «Принцесс» вы навели меня на одну мысль.
--Какую? Что вы рассчитываете найти в «Принцесс» в три часа дня?
--Одного мошенника,--ответил Чаплин.--Вернее сказать, мошенницу. Она должна нас ждать.
Уэллс огляделся вокруг. Ни одного пьяного, ни одной проститутки, которая бы своим плечом подпирала стену театра, он так и не увидел. Только колючий ветер носился по площади.
--Да, сейчас три часа,--посмотрев на свои часы, согласился Чаплин.--Как раз самое время. Следуйте за мной.
Внутри царила такая темнота, что Уэллс с трудом ориентировался--настоящий колодец. Чаплин зажег шведскую спичку и стал подниматься по лестнице.
--Видите ли, у меня много разных друзей-- произнес он.--Правда, они пристрастились к рому, но я без них не могу. Сэр, десять фунтов для вас немного, чтобы получить доказательства того, кто убил мистера и миссис Харрисон?
--Нет, немного. Я бы отдал гораздо больше.
--Нет-нет, больше не надо!--Чаплин неожиданно повернулся к нему своим иссеченным оспинами лицом.--Сэр, никогда не позволяйте хорошеньким женщинам делать из вас дойную корову. О, по этой части я мог бы дать вам не один полезный совет.
--Черт возьми, о чем вы толкуете?!
Они уже шли по фойе, длинному узкому залу, подпираемому рядом невысоких мавританских колонн.
--Значит, можно дать десять фунтов той мошеннице, которая назовет нам имя убийцы?
--Да. Но я все равно хочу знать, о чем вы говорите.
Спичка в руке Чаплина погасла, послышался чей-то смешок. Погасшая спичка как будто бы явилась сигналом--загорелась газовая лампа. И тут Уэллс увидел в конце фойе, где располагалась барная стойка, молодую, уверенную в себе, красивую блондинку с голубыми прозрачными глазами. Выглядела она лет на семнадцать, не больше. На ней был строгий костюм, на голове--плоская овальная шляпка. Чаплин прибавил шагу.
--Надеюсь, я не опоздал? Добрый день, Кейт.
--И вам добрый день, мистер Чаплин.
Девушка снова засмеялась. Смех был громким и неприятным. Она сделала несколько танцевальных па.
--Кейт, девочка моя ...
--Слушаю вас, слушаю вас, слушаю вас ...--продолжая танцевать, пропела она.
--Снова напилась?--строго спросил Чаплин.
--Заткнись, дедуля! Что плохого в том, что я выпила с друзьями?
--В этом фойе четыре бара. Тебя приставили торговать апельсинами и конфетами, чтобы ты не пила.
--А ты знаешь, сколько мне платят?
--Девочка моя, а тебе могли бы и не платить вовсе. Эта работа дает тебе возможность заводить клиентов. Да еще кое-какую работенку подкидываю я.--Чаплин повысил голос.--Знаешь, сегодня сюда нагрянут полицейские. Они расследуют убийство.--Слово «убийство» эхом прокатилось под сводами фойе.--Да, убийство,--повторил сыщик--И если ты
подведешь меня ...
У голубоглазой девушки, стоявшей за стойкой, на которой батареей выстроились большие кувшины с напитками и банки с конфетами, побагровело лицо. Она схватила кувшин, явно намереваясь использовать его в качестве оружия, но потом передумала и поставила на место.
--Скажи, я тебя когда-нибудь подводила? Ответь, я тебя хоть раз подвела?
--Тогда будь паинькой и веди себя прилично. Ты все устроила?
--Конечно!
--На какое время?
--Ровно на девять. На сцене будут почти полностью обнаженные.
--Отлично! Это то, что нам нужно. А теперь, Кейт, позволь мне представить тебе мистера Уэллса. Посмотри на него внимательно и постарайся запомнить, как он выглядит.
--О-о!--осмотрев Брука с ног до головы, восторженно произнесла девушка.--С таким шикарным мужчиной приятно познакомиться. Сэр, если вы свободны после девяти часов, то ...
--Сейчас же прекрати!--оборвал ее Чаплин.
И вновь его голос эхом отозвался под сводами фойе. Сыщик отошел от стойки бара. Лицо его было бледным. Он явно нервничал.
--Послушайте, сэр, мне не хотелось втягивать вас в это ...
--Во что?--спросил Брук.--Что я должен делать?
Чаплин почесал щеку.
--Согласно моему плану, сегодня в девять вечера в этом фойе кое-кто появится и подойдет к стойке бара. Кейт будет на месте. Этот человек может оказаться мужчиной, а может быть и женщиной ...
--Подождите! Это будет кто-то из «Хай-Чимниз»?
--Да,--резко ответил сыщик
--Он придет сюда?--удивился Брук.--В «Принцесс»?
Кейт захохотала. Уэллс скользнул взглядом по колоннам, узким сводчатым окнам и мозаичному кафельному полу.
--У меня не было выбора,--сказал Чаплин, покусывая указательный палец.--Вы единственный, на кого я могу положиться.
--Я все сделаю.
--Обещаете?
--Можете на меня рассчитывать. Что я должен делать?--поинтересовался Ьрук.
--Кейт, прибавь-ка света!
Девушка за стойкой громко хохотнула и махнула Чаплину рукой. Газовые лампы под стеклянными плафонами в виде шаров загорелись ярче. Чаплин осмотрелся вокруг, прошел мимо Уэллса и ос- тановился у третьей от бара колонны.
--Вот здесь,--произнес он.--В девять часов вы будете стоять у этой колонны. Можете курить сигару, а можете и не курить. Билет покупаете только для входа на променад. Приходите когда хотите, но, ради бога, не позже, чем без четверти девять. Здесь еще будут люди, но лучше, если народа будет поменьше.
--Я не должен прятаться?
--Нет. Наоборот. Встаньте, где я стою ... Вот так.
--Но отсюда мне не видно бара. Вид на него мне закрывают колонны!
--Это не важно. В девять часов к стойке бара подойдет человек и попросит кое-что у Кейт.
--Что попросит?
Чаплин этот вопрос пропустил мимо ушей. Он посмотрел на часы, затем в сторону лестницы, по которой они только что поднялись.
--Далее!--продолжил он.--Как только Кейт примет
от него заказ, она сместится так, чтобы вы смогли увидеть, кого она обслуживает. О чем они будут говорить, вы не услышите--голоса, музыка ... Но Кейт подаст вам сигнал--всплеснет правой рукой. Это будет означать: человек у барной стойки тот, кого мы ждем. Ну, девочка моя, махнешь этому джентльмену ручкой?
--С огромным удовольствием!--откликнулась Кейт.
Она сдвинулась на несколько шагов в сторону и, вскинув правую руку, поправила на шее свои золотистые локоны.
--Достаточно!--крикнул ей Чаплин.--Не надо переигрывать.
--Слушаюсь, господин Режиссер]
--Девочка моя, если напьешься, то все сорвешь. Ты уж постарайся мне помочь.
Кейт схватила апельсин, чтобы запустить им в Чаплина, но, увидев его суровый взгляд, положила фрукт на место. Чаплин вновь посмотрел на часы, а затем на лестницу.
--После того как Кейт подаст вам сигнал, вы выйдете из-за колонны и снимете шляпу. Просто снимите ее, словно вам стало жарко. А здесь и в самом деле будет жарко--толпа людей, горящие светильники. Поэтому ваши действия будут
выглядеть вполне естественными. Вы, сэр, высокого роста, и вам все будет хорошо видно. Поняли?
--Да. А что мне предстоит сделать потом?
--Ничего. Это все. Снимете шляпу и наблюдайте за тем, что будет происходить вокруг вас.
--Но мне непонятно ...
--А мне и не надо, чтобы вам было понятно. Пока. Понимаете?
Чаплин, как и прежде, желая сохранить вокруг себя ореол таинственности, многозначительно посмотрел на Уэллса и вернулся к барной стойке.
--Девочка моя, ты слышала, что я сказал? Выполнишь все мои указания, и никаких нареканий от меня. Если тебе все ясно, то можешь быть свободна. У меня к тебе вопросов больше нет.
--Ну уж нет!--возмущенно воскликнула Кейт и, выйдя из-за стойки, приняла драматическую позу.--Это еще не все! Мистер Детектив, а как насчет обещанных десяти фунтов? Я бы хотела получить их заранее.
--И ты сразу же направишься в ближайший трактир?
--Десять фунтов, дедуля. Деньги на бочку! Делай, как договорились. Иначе я той женщине…
Уэллс, уже достававший из кармана бумажник, замер.
--Какой женщине?
Кейт громко рассмеялась.
--Сэр, не обращайте внимания,--поспешно произнес Чаплин.--Дайте ей для начала пять фунтов, а потом я вам все объясню.
--Ладно, Кейт, вот вам пять фунтов. Но я все-таки хотел бы знать ...
--Ха!--воскликнула Кейт.
Внезапно манеры ее изменились. Грациозно подняв подол платья вместе с нижними юбками, девушка вложила пятифунтовый банкнот под резинку чулка. Так, совсем не вульгарно, Кейт показала, что панталоны она не носит.
--Вы, сэр, истинный джентльмен,--опасливо посмотрев по сторонам, с придыханием сказала она и состроила Уэллсу глазки.--В этом можно не сомневаться. Если у вас будет желание и свободное время ...
Чаплин взмахнул рукой, словно собирался ее ударить.
--А теперь марш, дорогуша. Я тебя последний раз предупреждаю.
Кейт ответила, что он не посмеет ее ударить, и, гордо подняв голову, направилась к лестнице.
--Потрясающе!--воскликнул Чаплин и рукавом пальто вытер со лба пот.--Вы не поверите, сэр, но эта девушка--один из самых толковых помощников полиции. Сколько раз ей давали задание, и она еще ни разу не опростоволосилась. И обещаю вам, сегодня вечером она будет трезвой. Впрочем ...
Заметив, что Уэллс все еще в упор смотрит на него, сыщик прервался.
--Сэр, не думайте об этом!--воскликнул он.--Не надо.
--Откуда вам известно, о чем я думаю?
--Даже будь это и женщина, говорить о чем-то еще рано!
--Откуда вам знать,--убирая бумажник в карман, холодно проиэнес Уэллс.
--Да, пожалуй, вы правы,--после долгой паузы ответил Чаплин и заходил вдоль стойки. Его шаги громким эхом отдавались под сводами зала.
От устоявшегося в теплом воздухе запаха выкуренных сигар и выветрившихся духов у Уэллса запершило в горле.  Чаплин, пробормотав что-то себе под нос, снова посмотрел на часы.
--Сэр, дело в том, что я жду кое-кого,--сказал он.--Помните, в рыбном магазине я разговаривал с одним парнем?
--Да. И что?
-- Мне надо было проинструктировать его. Не уверен, что затеянная мною игра законна. Ну да ладно! Я ставлю ловушку, но не ту, о которой упомянул вчера. Совсем другуюl Вернее сказать, прежняя была только началом игры, которая увенчалась бы успехом, будь у меня время. Поняли?
--Нет.
--Тогда мне придется вам кое-что рассказать. Видите ли, девятнадцать лет назад Миг Митчелл, сидя в камере смертников, написала письмо отцу своего ребенка. Три месяца назад этот мужчина, которого, как вы уже знаете, звали Кирк Димон, наложил на себя руки. Владелец гостиницы, в которой
он проживал, не хотел, чтобы на его гостиницу легло пятно, и попросил меня что-нибудь придумать. Тогда мы с ним и обнаружили это письмо. Поняли?
--Еще бы. Вы же мне вчера об этом рассказали.
--Так вот! В этом письме Миг Митчелл много раз обращалась к своей сестре, то есть Суссане Хегенс, и к своему ребенку ...
--Подождите!--прервал сыщика Уэллс.--Вы же
сказали, что не знаете его имени!
--Сэр, мне оно и сейчас неизвестно. Как бы то ни было, ловушка установлена, а приманкой является это письмо. Кейт в моей игре выступает в роли шантажистки. Она предложила выкупить письмо тому человеку, который к ней сегодня придет. Кейт предупредила его: она боится, что ее убьют, и по-
тому отдаст письмо только в людном месте. Так что лисьмо будет передано при свидетелях. Одним из них будете вы. А если поблизости окажутся еще и сотрудники полиции... Улавливаете мою мысль?
--Нет. Но это не значит, что тот, кто выкупит письмо, в котором говорится, кто настоящие родители ребенка, убил супругов Харрисон!--возразил Брук.
--Совершенно верно,--усмехнувшись, ответил Чаплин.--Это еще ничего не доказывает.
--Ну и что тогда?
--А то,--подняв указательный палец, многозначительно произнес сыщик,--что, арестовав этого человека, можно заставить его признаться. Что вы на это скажете?--И он поднял бровь.
--Скажу, что это чертовски рискованно. И все же вы собираетесь применить этот прием?
--Да--ответил Чаплин и хитро улыбнулся.--Видите ли, сэр, это то, что я использовал при расследовании дела Дины Перси. Все улики говорили мне: она виновна, но не было ни одной, достаточно убедительной, которую можно было бы предоставить жюри присяжных. Тогда я думал так:
«Ага, я немедленно арестую мисс Перси, застану ее врасплох и, пока она будет приходить в себя, вытяну из нее покааания». И совершил ошибку. После этого я поклялся больше к тому приему не прибегать. Но сейчас, если бы сэр Ричард Мейн одоб-
рил мой план, я с удовольствием воплотил бы его в жизнь. И сделал бы я это только потому, что завтра приедет Маас и арестует невиновного. Им можете оказаться вы или кто-нибудь еще. Понимаете?--Он посмотрел куда-то вдаль и добавил.--Сегодня вечером, сэр, я снова арестую ту девушку.
--Ту девушку?-- удивленно переспросил Брук.
--В каком-то смысле да.
--Но вы же сказали ...
--Подождите!--прервал Уэллса сыщик.--С вашей юной леди ничего не случится. Это я вам обещаю ... Или, по крайней мере, могу обещать. Последнее нравится мне меньше. И не надо беспокоиться. Если с мисс Харрисон ничего не произойдет, то зачем вам волноваться за того, кого арестуют?
--А я и не волнуюсь.
--Тогда зачем вам знать, каким был мой первоначальный сценарий? Когда вы с мисс Харрисон сбежали из «Хай-Чимниз», мне пришлось его изменить. Правда, основные действующие лица и костюмы актеров в нем остались те же.
--Под костюмами вы имеете в виду одежду ...
--Ну конечно же одежду убийцы. Знаете, между делом Дины Перси и тем, что произошло в «Хай-Чимниз», есть сходство. И не одно. Улик хоть отбавляй, а ни одну из них жюри присяжных не представишь.
--А где вы их взяли?
--В основном от вас. И также от тех, с кем сегодня встречался. Кроме того, от мистера Харрисона еще в августе. Я приехал тогда в день рождения мисс Анни. Все обитатели «Хай-Чимниз» были за праздничным столом, кроме миссис Хегенс. Сэр, вы задумывались о мотивах убийств?
--Да. Хотя, в конце концов, в семье есть душевнобольной, поэтому доктор Донник опасается ...
Чаплин никак не отреагировал на слова Уэллса.
--Я говорю--если это безумие,--повторил Брук,-- почему, во имя Сатаны, убийца ведет себя подобным образом?
Чаплин издал что-то среднее между ворчанием и ликующим вздохом.
--Уже теплее! Наконец-то вы использовали свою сметку, благодарю вас. А теперь я задам вам последний вопрос, мистер Уэллс.
--Какой?
--Вы наверняка видели пьесы, в которых мужские роли исполняли актрисы.
--Да, конечно. Таких пьес довольно много. Ну и что из того следует?
--Что из того? Громы и молнии! Хотя бы одна из этих актрис сумела убедить вас, что она не женщина? Вот в чем секрет. Вот где ответ. Это означает ...
Брук вздрогнул, словно у его уха прогремел выстрел, когда услышал, как кто-то с первого этажа здания окликнул Чаплина.
--Поднимайся, Тим!--крикнул Чаплин, прочищая горло. И затем снова обратился к Бруку.--Так что сегодня вечером смотрите в оба--вот и все; и будьте готовы давать показания в суде, если потребуется обо всем, что увидите или услышите.
Он в очередной раз посмотрел на часы. С лестницы донеслись тяжелые шаги и прерывистое дыхание. Вскоре Уэллс увидел идущего к ним грузного мужчину с пышными бакенбардами.
--Здравствуй, Тим,--поздоровался с ним Чаплин.--Запаздываешь.
--Запаздываю? Хорошо, что пришел.
--Разве владелец  в рыбном магазине не сказал тебе?
-- Он сказал--в «Принцесс», но не уточнил, где именно. А еще он не сказал, что ты сумасшедший, настоящий мартовский кот.
--Мистер Уэллс, познакомьтесь, это инспектор Франклин из отдела расследований. Мой старый приятель. Тим, а это джентльмен, о котором я тебе говорил.
Инспектор Франклин приложил к шляпе два пальца, но на Уэллса даже не взглянул--только тяжело вздохнул.
--Ну, Тим, что скажешь? Ты встречался с сэром Ричардом?
--Да, видел его.
--И что он тебе сказал? Хоть чем-нибудь порадовал?
--Да нет. Из полиции Йоркшира пришла нужная тебе информация. Но все равно все плохо.
--Он что, не разрешил мне прибегнуть к помощи полиции?
--Да нет, разрешил. В этом-то и проблема.
--Видно, не зря я на него рассчитывал.
--Гарольд, что с тобой?--взорвался инспектор Франклин.--Ты что, совсем того? Не влезай в это дело! Король Мейн не поддержал тебя в шестидесятом, когда был обязан это сделать. Тот случай, который произошел с тобой, он никогда не забудет. Он же сделает все, чтобы снова тебе насолить.
--Возможно.
--Ты телеграфировал мне из Ридинга,--напомнил инспектор Франклин. Он достал из кармана пальто несвежий носовой платок и вытер им вспотевшее лицо.--Ты просил встретить тебя на станции Грейт-- уэстерн, здесь, в городе...--продолжал он.
--И Кейт Беррон тоже,--добавил Чаплин.
--Хорошо, и Кейт Беррон тоже. Ты также попросил меня поговорить с Королем и получить у него разрешение. Все было бы хорошо, если в твоих задумках был хоть какой-то смысл. Неужели ты сам этого не понимаешь?
--Не знаю, не знаю ...--ответил Чаплин.
Пока Франклин кряхтел, сыщик, в задумчивости сморщив лоб, зашел за стойку бара и поверх лежавших горкой апельсинов посмотрел на инспектора.
--Видишь ли, если бы у меня было время, я бы выбрал другой план,--усмехнувшись, сказал он.--И все же то, что я задумал, не так уж и плохо. Хочешь апельсинчик?
--Гарольд, дружище, у тебя же нет никаких шансов! Вот что меня удручает!
--Даже с показаниями Кейт?
Инспектор Франклин отнял ото лба платок.
-- А что, Кейт даст показания?
--Да, Кейт даст показания.
--Тогда почему бы тебе не организовать подложный арест, а? Ты ведь часто использовал такие штучки. В этом я мог бы тебе помочь. Но почему это должен быть настоящий арест?
--Потому что я вычислил виновного,--ответил Чаплин и взял с блюда апельсин.--Ставлю десять к одному, виновный не даст никаких показаний, если это не будет арест по всем правилам, с доставкой в реальный полицейский участок. Мы вполне можем провалиться. Мистер Уэллс--коротко сказал Уичер,--спасибо вам большое. А сейчас вам лучше ехать домой.
Неопределенность ситуации, созданию которой способствовали высказывания Чаплина, вызывала у Уэллса определенный страх. Да и сама атмосфера, царившая в фойе театра, действовала на него угнетающе.
--Ваша юная леди наверняка приготовила вам чай,--заметил сыщик.
--Да, Сарра это обещала.
--Значит, вам пора идти. У вас, наверное, и прислуга есть?
--Да, домработница. Она ...
--Хорошо. Очень хорошо, сэр! Очень хорошо! Вечером, когда мисс Харрисон уйдет от вас, убедитесь, что она в отеле «Майварт», и предупредите, чтобы никого к себе не впускала. Кто бы ни пришел! Никого!
--Мистер Чаплин, вы полагаете, что ей грозит опасность?
--Если вы подумали, что ее могут убить, то зря.—Чаплин бросил на него непонятный взгляд.--Просто так, на всякий случай. Только на всякий случай, сэр.
«На всякий случай»,--повторил про себя Уэллс.
Когда он вышел на улицу, на его часах было почти четыре. На Лестер-Сквер кеба он не нашел. Кеб ему попался лишь на Риджент-стрит. Колесный транспорт двигался медленно, и Уэллс попал домой примерно в пять. Иди он пешком, времени на дорогу у него ушло бы намного меньше.
В районе, где жил Уэллс, очень немногие передвигались пешком и при встрече всегда снимали шляпу, едва заметно кивая друг другу. Газовые фонари уже горели, а шторы на огромных окнах отеля «Майварт», стоявшего на углу Брук-стрит и Дейвис-стрит, были плотно задернуты. Поднимаясь к себе на второй этаж, в квартиру номер 23, Уэллс вспомнил, что сегодня четверг и миссис Джексон, его прислуга, превосходная работница и современных взглядов женщина, после полудня уходила.
Как ни странно, но Сарры в квартире не было. Уэллс запер входную дверь сначала на ключ, а потом
и на задвижку. В гостиной на камине горела лампа, столик, стоящий перед камином, был сервирован к чаю. Чайник с кипятком стоял на каминной полке. На кресле Брук обнаружил носовой платочек с инициалами Сарры, и сразу же в его памяти всплыло ее лицо. Ему даже показалось, что он слышит ее голос. Однако Сарры не было. «Но почему,--подумал
Уэллс,--как только я вспоминаю о Сарре, в моем воображении тотчас всплывает лицо Андерсена?».
Андерсен, самоуверенный и надменный, привиделся ему на фоне бархатных штор, висевших на входе в спальню. Губы лорда шевелились, глаза поблескивали. «Нет, с этим надо кончать!--сжимая в своей руке платочек Сарры, сказал себе Уэллс.--Так и до галлюцинаций недалеко».
Отсутствие Сарры объяснялось легко--она ненадолго вернулась к себе в отель. Судя по горевшим дровам в камине, Сарра разожгла его минут десять назад. И видимо, с минуту на минуту должна была появиться.
Трах-трах!--хлопнула скоба на входной двери, сначала робко, а затем гораздо уверенней: трах, трах, трах!
Какой же я дурак!--подумал Уэллс.--Ведь я же за-
пер дверь на задвижкуь. Он вышел в холл и открыл дверь, ожидая увидеть Сарру, но на пороге стояла Анни Харрисон. Вот когог он меньше всего ожидал увидеть!
--Анни!--удивленно воскликнул Брук.
--Мы с вами мало знакомы, мистер Уэллс,--сму-щенно улыбнувшись, произнесла девушка. Ее серые глаза из-под черной шляпки напряженно разглядывали его. Она была одета во все черное, включая короткую меховую накидку и муфту.
--Прошу ... прощения, мисс Харрисон, может быть, войдете?
--При сложившихся обстоятельствах я могу войти,--ответила Анни.--Кроме того, я не одна.
Она кивнула на стоявшую рядом с ней Марию Петерсон и, покраснев, переступила через порог.
--Никак не ожидал увидеть вас в Лондоне, мисс Харрисон.
--Сэр, ничего удивительного в этом нет. Я остановилась у тети в Девоншир-Плейс.  Я часто у неё гощу.
Взгляд девушки упал на платочек Сарры, который Брук забыл убрать, затем переместился на столик с чайной посудой, потом на бархатные портьеры, закрывавшие вход в спальню.
--Мистер Уэллс, могу я вас спросить, куда ведет эта дверь?--переведя взгляд на еще одну, закрытую, дверь в гостиной спросила Анни.
-- В столовую.
--Спасибо. Мария, будьте добры, подождите меня в столовой.
--Но там темно ...--начал было Уэллс, однако Анни
жестом прервала его.
--Сэр!--решительно произнесла Мария.
--Мистер Уэллс, Мария хочет сказать,--прервала ее Анни,--что она сделала все, чтобы прикрыть вас и
Сарру. Когда вы с моей отважной сестрой, оставив труп нашей мачехи в оранжерее, убежали из «Хай-Чимниз», Мария о вас никому не сказала. Но дядя Джеф заставил ее говорить. Ни слова, Мария. Пожалуйста, подождите в столовой.
Мария неохотно прошла в соседнюю комнату и закрыла за собой дверь. Только после этого Анни продолжила.
--Мистер Уэллс, вам должно быть стыдно!
--Мисс Харрисон, если вы здесь для того, чтобы найти Сарру, то я попросил бы вас выбирать слова. Вы говорите о моей будущей жене.
--Мистер Уэллс, как вам не стыдно!
--Мадам, мне нечего стьдиться. Сарра живет в отеле «Майварт».
--Сэр, мне это известно. Но ее в номере нет. Мы с Марией только что там были.
--Должно быть, она поехала к Джону. У него квартира на Портман-Сквер ...
--Я знаю, где живет мой брат,--прервала его Анни. --Его квартира пуста и даже не заперта. В гостиной мы нашли записку, он оставил ее для своей горничной. В ней он пишет, что взял одежду для похорон и едет в «Хай-Чимниз» Так что Сарры и там нет.
Уэллс не на шутку встревожился.
--Если бы не исчезновение Сарры, мистер Уэллс, я бы сюда не пришла.
--Мисс Харрисон, нам надо ее найти!
--Это вы должны ее найти. Мистер Уэллс, я очень люблю сестру и ...--Слезы навернулись на глаза девушки,--могу только надеяться, что и вы ее любите. Нет-нет, спасибо. Я садиться не буду.
--Черт возьми, где же Сарру?
--Сильно сказано, сэр. За Сарру волноваться не стоит. У нее сильный характер. Она самостоятельная и сама о себе позаботится. Она сделала свой выбор. И не из-за большой любви, а по зову плоти.
--Черт возьми! Да как вы можете так о ней говорить!—возмутился Уэллс.
--Мистер Уэллс!
--Простите за грубость, мисс Харрисон, я понимаю, в вас заговорил ваш отец.
--Мистер Уэллс, вы не имели чести хорошо знать
моего покойного отца.
--Напротив, мадам. Я имел честь знать вашего отца лучше, чем кто-либо. У него был всего один, но огромный недостаток--он был идеалистом. С этими идеалами он жил, с этими идеалами отошел и в мир иной.
--Забудем об этом. Я пришла к вам по другой причине. Если бы я могла вам довериться ...
Анни прервалась. Бруку стало ее жалко. Ему захотелось чем-то помочь девушке.
--Вы можете мне довериться,--заверил он ее.--Простите за то, что я вам тут наговорил. Может быть, все-таки присядете?
--Ну, если только ненадолго. Нет-нет, спасибо, я останусь в накидке.
Уэллс пододвинул кресло для Анни поближе к ка-
мину и заметил, как она побледнела. Девушка села стала смотреть на него так, словно хотела что-то сказать, но никак не могла решиться.
--Мистер Уэллс,--неуверенно произнесла она. --Я...
--Слушаю вас.
--Многие, Включая дядю Джефа, считают, что женщина не должна ломать себе голову над такими вопросами, как кто виновен, а кто нет. Простите, но я ничего не могу с собой поделать. Ведь человек, которого убили, мой отец.
--Жертвой убийцы стала еще и ваша мачеха,--заметил Брук.
--Да, я знаю. Во вторник вечером я вела себя очень плохо. Я не сомневалась, что убийцей ... убийцей была Вильгемина Харрисон. Ни для кого не секрет, что моя мачеха недостойно себя вела. Суссан довольно часто намекала, что у нее была связь с лордом Питом Андерсеном.
Брук снял чайник с каминной полки и поставил на огонь. Он тут же закипел. Значит, Сарра сняла чайник с огня перед самым своим уходом.
--Недостойно?--переспросил Уэллс.--Согласен.
--Довольно часто, как я уже говорила вам, - продолжала Анни--миссис Харрисон смеялась, когда рассказывала, как Сарра переодевалась в мужскую одежду. Я вправду думала, что она собиралась убить отца, а вину возложить на Сарру. А потом ...
--Продолжайте.
--Вчера вечером миссис Харрисон сама была убита--поежившись, произнесла Анни.--Ее задушили. Тогда я подумала, а не было ли это в какой-то степени возмездием. Обо мне говорят, что я со странностями. Возможно, так оно и есть. Но какой и кому от этого вред? Это, может быть, даже полезно. Впрочем, миссис Харрисон рассказывала о переодеваниях
Сарры не чаще, чем это делала Суссан.
--Добрая, старая миссис Хегенс!--произнес сквозь зубы Брук.--Добрая, преданная старушка Суссан!
--Простите?
--Ничего. Продолжайте.
--Вы назвали ее преданной? Да, это, несомненно, так, но у нее иногда какое-то странное чувство юмора. Вспоминая историю с переодеванием Сарры, она подтрунивала не только над ней, но и надо мной. Кроме того, она так много говорит о девушке по имени Дина Перси, что я подумала, а ...
На чайнике запрыгала крышка. Анни резко поднялась с кресла.
--Мне не стоило приходить к вам! Я не должна была убегать от дяди Джефа. Мне следовало послушаться его совета и больше отдыхать!
--Мисс Харрисон, на какую мысль навели вас рассказы миссис Хегенс? О чем вы хотели мне сказать?
--Ни о чем! Если я вас обидела ...
--Чем же вы могли меня обидеть?
--Тогда мне пришло в голову, что и Суссан и Вильгемина пытаются меня предостеречь. Предупредить меня и определенным образом предупредить и Сарру.
--Мисс Харрисон, я вас не понял!
--Да и мне не все здесь понятно. Знаете, порой такие странные мысли приходят в голову, что ... Мистер Уэллс, если бы не сложившиеся обстоятельства, я никогда бы не задала вам такой вопрос. Скажите, что в тот вечер рассказал вам
мой отец?
--Нет, этого сделать я не могу. Не имею права.
--Тогда я могу предположить, что он вам сообщил?
--Да, конечно.
Анни тяжело вздохнула.
--Бог простит меня, если я ошибаюсь в словах или мыслях. Но не мог ли совершить эти убийства лорд Пит Андерсен? И еще. Не могла ли моя сестра Сарра спланировать убийство отца и затем помогать в этом лорду Андерсену?

      






          Г Л А В А  9

--Сарра? Вы с ума сошли?
--Сошла сума?--вскричала Анни.
Вода в чайнике забурлила и выплеснулась на поленья. Из камина вырвались белые клубы пара. Брук быстро схватил чайник и поставил его на решетку.
--Я сказала вам это только потому, что вы любите Сарру,--пристально глядя на Брука, проговорила Анни.
--Или, по крайней мере, сильно увлечены ею. Вы приехали в «Хай-Чимниз» в качестве посредника лорда Андерсена и сделали мне более чем странное предложение--стать его женой. Как это надо было понимать? У Сарры с детства были гнусные помыс- лы. Разве у вас не было случая в этом убедиться? Вы слышали, как она презрительно отзывалась о лорде Пите Андерсене. Не кажется вам, что она в высказываниях о нем сильно переусердствовала?
--Мисс Харрисон ...
--Подождите! Скажите, кто кого убедил убежать из «Хай-Чимниз»--вы ее или она вас?
--Это имеет какое-то значение?
-- Хотелось бы верить, что нет. Но кто знает?
--Как это?
--Выслушайте меня! Прошу вас, даже если мои слова вас заденут, не перебивайте меня. Просто я скажу, что у меня на уме.
--Мисс Харрисон, я и не собирался вас перебивать.
Девушка, не сводя со Уэллса глаз, отступила на пару шагов и зашла за кресло. Теперь их разделяло кресло и столик, на котором стояла посуда. Рядом с ней лежал похожий на большой кинжал нож для бумаги стального цвета. В гостиной стало быстро темнеть. Анни стояла, повернувшись спиной к книжным полкам. Позади нее находилось две двери: одна вела в холл, другая в столовую.
--В убийстве моего отца замешаны двое: женщина и высокий мужчина. Прошу, не перебивайте меня!
Уэллс промолчал.
--Каждый из них играл свою роль, и каждый-- один в первую ночь, а второй в другую--был одет в один и тот же костюм. Поэтому мы решили, что это был один и тот же человек. Все было хорошо придумано--один участник преступления прикрывал другого. Поэтому вы и не могли никого заподозрить, пока сами все не увидели.
Девушка откашлялась.
--Мария! --позвала она.
Через десять секунд, которые Уэллсу показались вечностью, дверь в столовую распахнулась, и в ней появилось скуластое лицо мисс Петерсон.
--Мария, дорогая!--вскричала Анни.--В понедель-
ник, когда вы вернулись с лекции в половине двенадцатого ночи, вы увидели на лестнице человека. Все уже спали. Вы сказали вчера суперинтенданту Маасу, что это была женщина в мужской одежде?
--А если мисс Пенелопа и распознала в этом человеке женщину,--вмешался Брук, прежде чем Мария успела заговорить,--что это доказывает? Не далее как вчера она сказала мне, что это была женщина. Что это доказывает?
--Мария!
--Да, мисс Анни?
--Вы видели, это была моя сестра?
--Не знаю, мисс Анни. Клянусь Богом ...
--Но вы все же думаете, что это была она?
--Я ...
--Мария, возвращайтесь в столовую и закройте дверь.
Мария быстро вышла и с громким стуком захлопнула за собой дверь.
--Тогда на лестнице стояла переодетая мужчиной женщина,--продолжила Анни.--Ее целью было показать себя Марии. Но для чего это делалось? А чтобы все думали, что этим, так сказать, привидением был мужчина. Мужчина из нашего дома--ведь с улицы в дом проникнуть никто не мог. Во вторник вечером мой отец был убит. Вы, мистер Уэллс, видели, кто в него стрелял. Стрелявший дал вам возможность его увидеть. Вы сказали, что это был мужчина. Верно?
--Да, я так сказал. Так в тот момент мне показалось.
--Да, конечно. Значит, участников преступления было двое. В понедельник ночью, когда все двери и окна в доме были заперты, Сарра сыграла роль высокого мужчины. Она стояла на лестнице и поэтому показалась Марие, которая находилась гораздо ниже ее, высокой. Во вторник вечером Сарра впустила в дом мужчину, тот застрелил отца, и, когда он ушел, она закрыла за ним дверь. Или окно. Сарра в момент
убийства находилась в моей комнате. Этим она обеспечила себе железное алиби. Такое вам, мистер Уэллс, никогда не приходило в голову?
Уэллс хранил молчание.
--Прошу вас, ответьте! Вы не думали о подобном варианте?
--Я предполагал, что у убийцы мог быть сообщник, но ...
--Вы знаете, должны знать, что Сарра не способна точно попасть в цель. Для этого у нее слишком слабые руки. Для осуществления своего замысла ей нужен был исполнитель.
Тот, кто хорошо стреляет. Если бы какой-то свидетель когда-нибудь видел этого человека в нашем доме, видел когда-нибудь его лицо без маски ...
Уэллс, откинув голову, прижался спиной к стене.
--Что с вами, мистер Уэллс? Так вы его видели?
--Нет!
--Никогда-никогда? Вы уверены? Лорда Пита Андерсена, любовника Сарры ...
--Мисс Харрисон, прекратите! Хватит! Вы с ума сошли.
--Не называйте меня сумасшедшей, если не можете дать другого объяснения!--еще больше побледнев, воскликнула Анни.--Да, лорд Пит Андерсен--любовник Сарры.
Уэллс резко повернулся лицом к окну. На Брук-стрит уже горели желтые фонари. Мимо дома, в
котором жил Брук, в сторону Гросвенор-Сквер с грохотом промчался четырехколесный экипаж.
Брук, так и не снявший с себя пальто и шляпу, задернул на окнах шторы. Анни продолжала говорить, но он ее не слышал. Он видел перед собой самодовольное лицо Андерсена и лицо Сарры.
--Мисс Харрисон,--обернувшись, произнес Уэллс.
Анни замолкла и прикрыла рот рукой в черной перчатке. Ее огромные серые глаза лихорадочно блестели. Напряженную тишину в комнате прерывало лишь тихое шипение газовой лампы.
--Мисс Харрисон, вы только что обвинили вашу сестру в инспирировании убийства вашего отца. Такое заявление не может быть оставлено без ответа. Вам действительно хочется верить в это обвинение?
-- Нет, нет и еще раз нет!
--В таком случае вы могли бы ответить на несколько моих вопросов? Только спокойно и обдуманно.
--Да. Конечно же да!
--Скажите, сколько раз Саррак встречалась с Андерсеном?
--Откуда я знаю? При мне раз шесть, от силы--восемь, а сколько без меня, если такое было, сказать не могу.
--Шесть-восемь раз. Не больше?--переспросил Брук.
--Мистер Уэллс, не пытайтесь сбить меня с толку!
--Мадам, я делаю только то, что необходимо. У вас есть доказательства того, что Саррак в него влюблена?
--Могу только сказать ...
--Она хоть раз оставалась с Андерсеном наедине?
--Нет.
--Тогда почему вы утверждаете, что он ее любовник?
Анни сняла с себя меховую накидку и положила ее на стол. Ее взгляд упал на лежавший рядом с подносом нож для бумаги. Девушка взяла его, сжала в ладонях и вытянула перед собой руки.
--Мисс Харрисон, будьте добры, ответьте мне. Что дает вам основание говорить, что Андерсен любовник Сарры? Если вы готовы дать показания под присягой ...
--Я не буду давать показаний под присягой!
--Тогда почему вы говорите о своей сестре такие ващи? Почему?
--Я это чувствую. Вот и все.
--Разве Мария признала в женщине на лестнице Сарру? Признала? Давайте позовем сюда Мприю и спросим ее.
Аннип продолжала вертеть в руках нож. Брук сделал шаг вперед.
--Вы обвиняете ...
--Я никого не обвиняю и делать этого не собираюсь. Я хочу, чтобы меня разубедили, и ничего больше!
--Вы сказали, что этот маскарад с переодеванием затеяли Сарра и Андерсен. Что каждый из них в определенное время надевал один и тот же костюм, чтобы таким образом обеспечить себе алиби. Но можете вы объяснить, для чего Сарре понадо-
билось убивать своего отца?
--Этого я не знаю.
--Предположим, что Андерсен попросил вашего отца выдать за него не вас, а Сарру. Как вы считаете, он дал бы согласие на их брак?
Уэллс мог бы этого и не спрашивать--ответ он знал и так. Анни, не мигая, долго смотрела на него.
--Вам же известно, что он ответил бы отказом,--наконец произнесла она.--Перед тем как пойти к отцу в кабинет, вы сказали, что он хочет вам что-то рассказать об одной из нас. Вы можете мне ответить-- о ком? Мистер Уэллс, что он должен был вам сообщить?
Уэллс молчал.
--Ну вот, вы опять надо мной издеваетесь,--не дождавшись ответа, упрекнула его Анни.--Если так, то и я не стану отвечать на ваши вопросы. Так как, будете отвечать? Скажите, вы видели, в любое время, во вторник и среду лорда Пита Андерсена в нашем доме?
--Нет.
--Вы лжете. Разве не так? Я по вашим глазам вижу, что лжете.
--Мисс Харрисон...
Теперь ее голос стал чуть ли не визгливым.
--Если вы не допускаете, что моя бедная сестра вступила в сговор с любовником, чтобы убить отца, уничтожить его завещание и, получив не принадлежащее ей наследство, навсегда уехать из «Хай-Чимниз», тогда скажите: как еще вы можете объяснить произошедшее?
Из-за незапертой входной двери послышался скрип половиц под чьими-то тяжелыми шагами. Кто-то подслушивал.
Сарра?
Нет, это не могла быть Сарра--это были шаги грузного мужчины.
Однако Анни ничего не видела и не слышала.
--Я прошу, чтобы вы меня разубедили!-- вскрикнула она.--Инспектор Чаплин...
За дверью вновь послышались шаги.
--Вы что-то начали говорить об инспекторе Чаплине?--спросил Уэллс.
--Да,--ответила девушка, все сильнее сжимая в руках нож.--Я видела его дважды. Последний раз --сегодня утром у нас дома. Впервые я увидела его в этом году в августе. Он приехал к нам в день моего рождения как раз в тот момент, когда мы все, кроме Суссан, сидели за праздничным столом. Кстати, мистер Уэллс Сарра никогда не рассказывала вам о своих детских мечтах?
--Нет. А когда бы она могла мне о них рассказать? Мы едва обменялись с Сакррой двумя десятками слов до того, как я увидел ее во вторник вечером.
--А в среду увезли ее с собой? Бедняга!
--Вы, кажется, начали говорить о ее мечтах,--напомнил Брук.
--Да. Так вот, Сарра с детства грезила о карьере балерины. Лола Монтез была для нее идеалом. Она с восторгом говорила о ней до тех пор, пока Суссан не отшлепала ее. Сарра и по сей день полагает, что ей суждено стать танцовщицей, Джону--генералом, чей мундир будет увешан орденами и медалями. Мне же она отвела роль всего лишь хорошей жены и матери.
Правда, я и сама этого хотела бы. А почему бы и нет? Что в этом плохого?
--В желании стать хорошей женой и матерью, мисс Харрисон, ничего плохого нет. Это даже очень хорошо. Но до того, как вы заговорили о мечте Сарры, вы упомянули инспектора Чаплина.
На лестничной площадке вновь громко скрипнула половица, и входная дверь в квартиру Уэллса бесшумно отворилась. Несмотря на свой большой вес, доктор Донник по-кошачьи неслышно подошел к открытой двери гостиной, встал в ее проеме и, осуждающе покачивая головой, стал наблюдать за Анни. Точно так же он смотрел на Кевина Харрисона, когда вечером во вторник зашел к нему в кабинет и
получил от него нагоняй. Анни его не замечала.
--Инспектора Чаплина?--задумчиво произнесла она.--А, ну да! Он приехал в «Хай-Чимниз», когда мы уже сидели за столом.
--А о чем шел у вас тогда разговор?
--Ну, Вильгемина, как обычно, сказала, что скоро кто-нибудь из нас--Сарра или я--выйдет замуж. И тут отец неожиданно вскочил со стула и сказал, что ни одна из нас не выйдет замуж, пока не узнает правды. Что он имел в виду, мы так и не поняли. И в этот момент в столовую вошел Пете5рсон и объявил, что приехал инспектор уголовной полиции Скотленд-
Ярда по фамилии Чаплин и хочет поговорить с отцом. Отец, что нас всех еще больше удивило, попросил Петерсона проводить полицейского в столовую.
Анни сглотнула.
--Инспектор Чаплин вошел в столовую, и первое, что он сказал, обращаясь к отцу, было: «Сэр, я привез вам письмо, написанное одной женщиной девятнадцать лет назад. Ее уже нет в живых. Думаю, что содержащаяся в нем информация вас обрадует». Затем он обвел взглядом всех сидящих за столом. Наш отец покачнулся, мне показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Придя в себя, он сказал полицейскому: «Давайте пройдемте в кабинет и там обо всем поговорим». Этот инспектор своим появлением испортил мне день рождения. За это я и
сейчас на него в обиде. Вот, собственно говоря, и все, что тогда произошло. Я и сейчас не знаю, о чем они говорили. Вы верите мне? Можете спросить дядю Джефа. Он тоже был с нами. Спросите его, и он ...
Доктор Донник вошел в комнату.
--Анни,--ласково произнес он.--Дорогая моя... Анни ахнула и повернулась к нему.--... В отеле «Майварт» сказали, что ты искала Сарру, а потом спросила адрес мистера Уэллса.
Доктор перевел взгляд на Брука.
--Мистер Уэллс, я хотел бы узнать, будете ли вы после ужина дома?
--Нет, дома меня не будет.
--Сегодня вечером я обязательно должен с вами встретиться. Сэр, это жизненно важно.
--Ничем не могу помочь--я иду в «Принцесс».
--В «Принцесс»?--удивился доктор Донник.--Наша встреча настолько важна, что я готов встретиться с вами даже в «Принцесс».
--А я говорю, что это совершенно невозможно! Не приходите туда! Даже не пытайтесь! Скажите, вы слышали, что говорила мисс Харрисон?
--Да, слышал,--ответил доктор.
--Все?
--Во всяком случае, о заговоре ее сестры и лорда  Птита Андерсена я слышал.
-- Как вы считаете, она права?
--Увы!--улыбнувшись, воскликнул доктор Донник.—Анни--самая лучшая на земле девушка. Но иногда ее обуревают фантазии. К счастью, она не права.
У Анни вытянулось лицо.
--Дорогая моя, тебе не следовало нас покидать,--протянув к ней руки, сказал Донник.--Пойдем со мной. Вернись к своим тете и дяде. Анни, ты утомилась. Пойдем домой.
Девушка молчала. Внезапно жуткая гримаса исказила ее лицо.
--Анни!
Анни, с громким треском переломила нож для бумаги, кинулась к двери и скрылась в темном коридоре.

На встречу, от которой могло зависеть все или ничего, Уэллс ехал по вечернему Лондону в четырехколесном экипаже. Он опаздывал, правда, ненамного, но все же опаздывал. По дороге в «Принцесс» он заехал в отель «Майварт».
«Нет, мисс Харрисон еще не вернулась»,--в шестой раз повторил ему одетый в ливрею швейцар.

Почти во всех театрах Лондона спектакли и представления начинались без четверти восемь, а ужинали его жители обычно в семь. Брук, в спешке надев вечерний костюм, поужинал в отеле «Майварт». От вина, желая сохранить свою голову свежей,
он отказался. Когда на Брук-стрит ему удалось поймать кеб, было без двадцати пяти девять. К счастью, обошлось без пробок на дорогах.
-- Извозчик!
Крышка кеба открылась.
--Как можно быстрее!--попросил Уэллс.--Будем у
«Принцесс» без четверти девять--плачу двойную цену.
--Понял, сэр. Придется нелегко, но я постараюсь.
Раздался свист хлыста, и кеб, тронувшись с места, покатил не в сторону Риджент-стрит, а в направлении Пикадилли. Опасность не попасть в театр к назначенному Чаплиным времени возникала из-за омнибусов, водители которых останавливались там, где находились желающие сесть или выйти из них. Уэллс с тревогой смотрел на часы. Без двадцати де-вять.
--Извозчик!
--Делаю все возможное, сэр.
На Уиндмилл несколько подвыпивших мужчин, выбежав из паба, едва не угодили под колеса кеба. Все это время Уэллс ломал голову над тем, свидете-
лем чего он должен был стать ...
Анни давно сбежала из его квартиры. Вслед за ней, не сказав ни слова, ушел доктор Донник. Брук был уверен, что Анни Харрисон в «Принцесс» он не увидит. Не встретит он там и Сарру. Предположение Анни о том, что в убийстве Кевина Харртисона замешана Сарра, потрясло его. Он мог бы посмеяться над этим, но зерно сомнения, посеянное девушкой,
стало давать ростки. Единственное, в чем он не сомневался,--это то, что при первом убийстве подозрение хотели бросить на Сарру.
«А ты уверен, что она невиновна?»--вопро-
шал его внутренний голос. «Уверен. Сарра сама не стала бы рядиться в мужской костюм, ибо, сделав это, она тем самым позволила бы обвинить себя в причастности к убийству. Анни с самого начала знала, что Сарру обвинят в убийстве. Вильгемина Харрисон знала, что Сарру обвинят в убийстве. Чаплин тоже это знал и, исходя из этого, разработал план своих действий».
Уэллс вновь посмотрел на часы.
«Самое печальное,--размышлял он, что,--отвергая подозрения Анни в отношении ее сестры, я вывожу из-под удара и Андерсена. Этот проклятый Андерсен! Вот если бы он оказался убийцей, а Саррак не имела бы к убийству никакого отношения!»  Брук почувствовал бы себя счастливцем, если бы мог нанести хороший удар по его ухмыляющейся физиономии!
И все же Брук был уверен, что в тот вечер, когда задушили Вильгемину, лорд находился в -еХай-Чимниз».
-- Извозчик!
--У вас что, нет глаз, хозяин!--воскликнул возмущенный несправедливостью извозчик.Смотрите, где мы!
Экипаж остановился. Из здания театра на Лестер-Сквер лилась музыка. Брук расплатился с извозчиком. От волнения сердце его бешено колотилось. Через арку, сложенную из белого и крас-
ного кирпича, он вошел в фойе. Стоявший неподалеку от входа инспектор Франклин хлопнул его по плечу.
--Сэр, где вы пропадали?--раскатистым басом проговорил он.
--Это из-за мисс Харрисон,--ответил Брук.--Из-за мисс Сарры Харрисон. Она пропала.
--Да-да, нам это уже известно. Но я предпочел бы, чтобы вы меня о ней не спрашивали.
Антракт заканчивался. На грязном полу фойе валялись апельсиновые корки, клочки бумаги, сигарные бычки и шелуха от креветок.
--Вам известно, где мисс Харрисон?
--Нет. Но догадываюсь. Поэтому не беспокойтесь за нее.
--Не беспокоиться?
--Сэр, сейчас без десяти девять. Покупайте билет на променад--и быстро наверх. Я остался здесь, потому что боюсь, что меня узнают. Кроме того, Чаплин просил меня дать вам дополнительное указание.
--Какое?
--Чтобы вы стояли у третьей колонны,--обливаясь потом, сказал инспектор Франклин.--Как только Кейт подаст вам сигнал, вы выходите из-за колонны и снимаете шляпу. Что бы вы ни увидели, ничего не говорите и ни во что не вмешивайтесь. Оставайтесь на месте. Это все.
Сказав это, инспектор полиции тотчас исчез. Спустя полминуты Уэллс, купив в кассе билет, поднялся на второй этаж. Там стоял гул людских голосов, в воздухе витал дым от сигар, слышался смех. Однажды это заведение лишат лицензии, подумал Брук. И почему полицейские так боятся, что их узнают в толпе?
Помимо табачного дыма, в воздухе остро ощущался запах пива и бренди. Большая часть присутствовавших здесь дам была одета в
вечерние платья. Те из них, кто не мог раскрутить своих кавалеров в шелковых шляпах на бутылку шампанского, заказывали джин и при этом просили не истолковывать их выбор тягой к крепким напиткам.
--Я получила настоящее пуританское воспитание. Неужели не верите?
--Ха!
--Встань, Эльвира! Ты напилась как свинья! Вставай же!
--Тридцать шиллингов, мадам? Да вы что! Целых тридцать шиллингов за ...
Отовсюду слышались голоса и шарканье ног. Уэллсу стало жарко и душно. Здесь были танцовщицы, только что отработавшие свой номер. Одна из них, в восточном костюме, подплыла к Брука и спросила, не скучно ли ему одному.
--Может, угостите шампанским?--спросила она.-- Обожаю шампанское. Возьмите нам бутылочку шампанского.
--Как-нибудь в другое время,--ответил Уэллс.
--Нет, сейчас! Ну, утеночек!
--Нет, только не сейчас.
Барной стойки, за которой торговала Кейт, Бруку не было видно. Пробравшись сквозь толпу, он встал у третьей колонны, и время тревожного для него ожидания начало свой отсчет. То, что в этот момент творилось на сцене, мало кого интересовало. В какой-то момент толпа на променаде расступилась,
и Уэллс на мгновение увидел Кейт. На ней было ярко-
красное вечернее платье с очень глубоким вырезом. Свет от фонаря над ее головой играл на ее светлых волосах. Затем толпа снова сомкнулась, и Кейт из поля зрения Уэллса выпала. Как он может что-то видеть, стоя здесь, у третьей колонны?
Брук сдвинулся влево, потом вправо, но бара, находившегося в конце променада, так и не увидел. А было уже почти девять. Музыка замолкла. Последние ее звуки потонули в аплодисментах и криках зрителей. Кто-то от восторга засвистел. Уэллс уже давно снял перчатку, чтобы было удобнее до-
ставать из жилетки часы. Пальто он тоже снял и пере- кинул через руку. Он уже был готов снять и шляпу, но вовремя вспомнил инструкции Чаплина.
Никто из знакомых в толпе ему пока не попался. Мимо него, покачивая полосатой юбкой на кринолине, прошла женщина. Не докурив сигарету, она ловко поддела ее средним пальцем, и та, взлетев к потолку,
упала женщине на шляпу. Уэллс в очередной раз посмотрел на часы. Ровно девять. И тут кто-то тронул его за плечо. Брук замер. Впоследствии он много раз вспоминал то чувство, которое испытал в этот момент.
Обернувшись, он увидел перед собой доктора Донника.
--Доктор,--с трудом сдерживая гнев, произнес Уэллс,--не хочу показаться грубым, но несколько часов назад, когда я сказал вам, что встретиться с вами в «Принцесс» не могу, я имел в виду именно это.
Врач, одетый в пальто, смокинг, в белых перчатках и шелковой шляпе, выглядел встревоженным.
--Да, это так,--тяжело дыша, согласился он.--При других обстоятельствах я бы сюда ни за что не пришел. Поверьте, сэр, мне очень нужно вас видеть. Мистер Уэллс, я искал вас по всему театру. Спустимся на первый этаж. Там не так шумно.
--Доктор, последний раз говорю: это невозможно!
--Сэр, вы должны это сделать. Понимаете, ситуация изменилась!
--Каким образом?--удивился Брук.--Если бы вы знали, зачем я сюда пришел ...
--Сэр, мне кажется, я догадываюсь, почему вы здесь.
Они говорили, стараясь не повышать голоса, но Уэллс не выдержал и сорвался.
--Доктор, не бойтесь, я вас не выдам!
--О чем вы говорите?--удивленно спросил доктор Донник.
--О Анни Харрисон Вы думали, по крайней мере вначале, что У Анни не все в порядке с психикой. Так это или нет, я су3дить не берусь, а вот о чем вы хотели со мной поговорить, догадываюсь.
--Нет!--сделав круглые глаза, воскликнyл доктор Донниу.--Несколько часов тому назад, может, так оно и было. Но только не сейчас.
Только теперь Уэллс осознал, что стоит спиной к
бару. За это время Кейт могла подать ему сигнал, а он его не заметил. Брук быстро повернулся и увидел, что толпа на променаде пришла в движение. Люди сплошной стеной, толкая друг друга, торопились к сцене. Теперь Уэллсу открывался вид на бар, однако Кейт Беррон ему по-прежнему видно не было--ее от Брука закрывали две деревянные колонны.
В оркестровой яме дирижер взмахнул дирижерской палочкой. Заиграли цимбалы, грянули духовые инструменты, извещая о начале новой мелодии. Следом зазвучали лирические скрипки.Уэллс резко сдвинулся вправо. Доктор Донник схватил его за плечо. И в этот момент Брук увидел Кейт. Девушка стояла за стойкой одна.
--Доктор, ради бога, отстаньте от меня!
--Мистер Уэллс, поймите ...
--Нет, это вы поймите меня! Я не могу пойти с вами.
--Тогда я остаюсь здесь.
--Здесь общественное место, и никто не вправе попросить вас отсюда,--раздраженно произнес Уэллс.--Но я еще раз вам говорю: вы мне мешаете, и никакие вопросы я с вами обсуждать не стану! Я жду ...
--Да, верно,--прервал его доктор.--Думаю, вы ждете, когда появится убийца. Именно об этом я и хотел с вами поговорить.--Он тяжело вздохнул.--Очень хорошо! Я могу вам объяснить, в чем моя вина?

                Г Л А В А  10



Уэллс, чувствуя на себе взгляд доктора, наблюдал за Кейт. Зрители, собравшиеся у сцены, зачарованно молчали. Двое мужчин, облокотившись о стойку бара, о чем-то шептались.
--Видите ли, мистер Уэллс, я всегда считал себя порядочным человеком. Вы можете спросить: а было ли порядочно с моей стороны подозревать вас в убийстве бедного Харрисона? Но у меня на то были веские причины. Теперь я понял, что вы ни в чем не виновны.
--Большое спасибо.
--Молодой человек, сейчас не время для сарказма.
--Но и для душевных излияний тоже не время.
--Но я же хочу открыть вам глаза!--вскрикнул доктор Донник.--Или, во всяком случае, попытаться это сделать. Вы помните, как вы сидели с Кевином в его кабинете, а я к вам зашел и бесцеремонно прервал ваш разговор?
-- Да, помню. Вы вошли и сказали, что не можете найти миссис Харрисон.
--Но я ее и не искал. Обычно перед обедом Харрисон сидит в своем кабинете один. Войдя, я не ожидал увидеть вас там и сказал первое, что пришло мне в голову. На самом деле я пришел совсем с другой целью.
--С целью убить Кевина Харрисона?
Доктор пригладил свою бородку.
--Сэр, неужели вы всерьез думаете, что я мог бы убить своего старого друга? Я, который все эти годы следил за здоровьем его семьи?
--Доктор, но вы сказали, что в чем-то виноваты.
-- Но не в убийстве же! О боже!
--И вы так упорно искали со мной встречи, чтобы убедить меня в своей невиновности?
--Ну конечно же! Когда меня вызвали в «Хай-Чимниз», сказав, что у мистера Харрисона не все в порядке со здоровьем, я поехал туда безо всякого энтузиазма. Понимаете, я не верил, что он страдает психическим расстройством. Повторяю, поехал я в <Хай-Чимниз» с огромной неохотой. Последние три месяца Харрисон сильно нервничал по поводу како- го-то дела, о котором мне ничего не было известно. Да я и сейчас о нем ничего не знаю. У Анни, как и у него, всегда была склонность к меланхолии. В эту последнюю неделю, неделю до убийства, они оба были в плохой форме.
--И вы, как только узнали, что Харрисон убит, сразу решили, что его застрелила Анни?
--Поверьте, сэр, эта мысль никогда не приходила мне в голову.
--Но ведь такая возможность была?
--Я ...
--Была такая возможность?--настаивал Брук.--И вы решили, чтобы защитить Анни, взвалить вину на меня?
--Это очень резко сказано.
--Резко или не резко, это именно то, что вы имели в виду.
--Ну, до какой-то степени, возможно. Но, если вы вспомните каждое мое слово и каждое действие в свете того, что я сейчас скажу, вы меня поймете.
--О, я понимаю. Это совсем нетрудно. И тем не менее! В действительности вы никогда не верили, что Анни была если не виновна в убийстве, то, по крайней мере, немного не в своем уме?
--Никогда.
--В таком случае, доктор, почему вы заперли дверь?
Оркестр заиграл мелодию, в которой ощущался накал страстей, и эта музыка, похоже, подействовала на доктора.
-- Дверь? Какую дверь?
--Парадную дверь <Хай-Чимниз». Мы с Саррой, о чем вы, я уверен, постоянно вспоминаете, прошлой ночью бежали оттуда. Сначала мы попытались уйти через парадную дверь, но она оказалась запертой на ключ. По словам Чаплина ...
-- Ах да, Чаплин!
--По его словам,--продолжил Уэллс, не сводя глаз с Кейт, которая делала вид, что его не видит,--ключ вы взяли у Петерсона. Вы сказали, что одного из домочадцев лучше из дому не выпускать. Когда вы вышли из дому, чтобы проводить суперинтенданта Мааса и констебля Петерса, то заперли за собой дверь. Скажите, это Анни надо было удержать
дома?
--К сожалению, да!
--Если вы никогда не думали, что Анни может быть неуравновешенной и опасной, зачем ее нужно было запирать?
--Дорогой мой, я боялся, что она, приняв настойку опия, может выйти из дому и что-нибудь натворить. Накануне вечером, если помните, Анни, как только Сарра оставила ее без присмотра, тотчас вышла из своей спальни и стала бродить по дому. Неужели вы думаете, что, даже будь Анни опасна для
окружающих, я бы стал держать ее взаперти?
Уэллс открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его.
--Ну, что вы на это скажете?--спросил доктор Донник
Уэллс посмотрел на часы. Они показывали три минуты десятого, а к дальнему концу стойки бара так никто и не подошел.
--Послушайте, доктор!--сказал Брук, не поворачивая головы.--Сегодня днем Анни сбежала из вашего дома в Девоншир--Плейс ...
--Сэр, сделайте мне одолжение и не употребляйте слово «сбежада»,--прервал его доктор.--Девушка в моем доме не под арестом.
--Но она сама употребила это слово,--возразил Брук.--Она сказала, что сбежала от вас. Она пришла ко мне в сопровождении Марии. Вы выследили ее и таким образом оказались в моей квартире. Прошу меня не перебивать! Искала ли она сестру или пришла ко мне, чтобы рассказать о своих подозрениях, не знаю. Главное то, что она мне рассказала. Анни
заявила, что в убийствах, совершенных в их доме, виновны Сарра и лорд Пит Андерсен. Она считает, что во главе заговора стояла Сарра, а Андерсен, который якобы является ее любовником, был исполнителем. Доктор, вы это слышали?
--Да, я слышал, что сказала Анни,--ответил доктор
Донник.
--И вы по-прежнему утверждаете, что она психически здорова?
--Нет. О боже! Я ничего не утверждаю.
--Вы заявили в присутствии Анни, что ее предположения от начала до конца полнейший нонсенс?
--Да, я так сказал.
--Тогда о каком изменении ситуации может идти речь? Зачем вы пришли в «Принцесс»? Почему вы теперь считаете, что Целия психически здорова?
--Потому что я встретил вашего приятеля Чаплина.--ответил доктор Донник.--И из разговора с ним понял, что версия убийства, изложенная Анни, абсолютно верна. Это мы с вами, мистер Уэллс, ошибались, а эта, как вы говорите, «психически неуравновешенная» девушка была права.
Брук в раздражении сунул часы в кармашек жилетки и повернулся к доктору.
-- Неправда!
--О нет, мистер Уэллс. Я прекрасно понимаю, почему вам так тяжело поверить словам Анни.
--Говорю вам, это --ложь!
--Молодой человек, посмотрите мне в глаза, и вы поймете, хочу я вас обмануть или нет. Многолетний врачебный опыт подсказывает мне, что ни у бедняги Харрисона, ни у его дочери Анни не было никаких психических расстройств. Мы, толстокожие тугодумы, склонны считать высокоинтеллектуальных людей не от мира сего. Особенно когда они находятся в состоянии сильного нервного напряжения.
Уэллс вцепился обеими руками в лацканы пальто доктора Донника.
--Говорю вам, это--ложь! И не говорите мне, что Сарра ...
--Сэр, я вам расскажу только то, что лишь недавно узнал от инспектора Чаплина. Не больше и не меньше. Выслушаете меня?
--Нет!
--Ага. Значит, вы боитесь? Вас настолько очаровало хорошенькое личико, что вы готовы на все закрыть глаза и ничего не слушать? Сэр, да отпустите же меня!
--Да, я сейчас способен на все. И отпускать ли вас, я решу сам. А пока ...
--Мистер Уэллс, как вы себя ведете!--возмущенно
воскликнул доктор Донник.
--А пока расскажите мне то, что должны были сказать.
--Сэр, отпустите меня! Вы что, хотите в общественном месте устроить драку?
--Да. Говорите, с чем вы ко мне пришли, а не то я сверну вам шею!
--Но как так можно!
--Сейчас я готов на все. Рассказывайте!
--Инспектору Чаплину,--приподнявшись на цыпочки, произнес доктор Донник,--идея об аресте нравится не больше, чем вам. Но он, по. крайней мере, может смотреть правде в глаза.
-- Вы будете говорить или нет?
--Хорошо-хорошо. Я встретил Чаплина, когда искал вас. Оказывается, он тоже вас искал. Он спросил, не видел ли я вас. Я ответил, что видел--дома около шести, и сказал, что Анни и Мария Петерсон тоже были у вас. Что Анниушла, а я ушел вслед за Марией. Мистер Чаплин спросил, не произошло ли чего-нибудь такого, что могло бы вас сильно расстроить или задержать. Я ответил, что Сарра Харрисон исчезла, но ни ее исчезновение, ни рассказ Анни сильно вас не расстроили. Мистер Чаплин попросил пересказать ему все, что сказала вам Анни. Я не хотел этого делать, но при нем были еще трое полицейских. И мне пришлось удовлетворить
его интерес. После этого мистер Чаплин произнес такие слова: «Да, сэр, нет никаких сомнений в том, что мистера Харрисона убили двое--мужчина и женщина. Они работали в паре». Ну а теперь вы меня отпустите?
Доктор Донник дернулся, но Уэллс его не отпустил.
--Нет! Что еще сказал Чаплин?
--Вы можете себе представить, как я был напуган ...
--Доктор, свои переживания можете оставить при себе. Что еще сказал вам Чаплин?
-- Он сказал ...
--Ну?
--Он сказал, что мисс Анни очень умная и наблюдательная девушка. Что она абсолютно права, за исключением двух моментов. Не женщина спланировала убийство--она только помогала его осуществить. Она боготворила этого мужчину,
всецело находилась под его влиянием и ничего не могла с этим поделать ...
Уэллс, еще крепче сжав лацканы пальто доктора, прижал его к колонне.
«Боготворила мужчину ... всецело находилась под его влиянием ...»--пробормотал Брук.
--Мистер Уэллс, больше я вам ничего не скажу!--
возмущенно воскликнул доктор Донник.
--Скажете!
--Ни слова больше,--глядя Уэллсу в глаза, отчеканил доктор.--Потому что незачем. Надеюсь, что вы еще в здравом уме. Если обернетесь, то никаких доказательств того, что Анни была права, уже не потребуется и вы, возможно, передо мной извинитесь.
--Что еще сказал вам Чаплин?
--Да оглянитесь же!
В голосе доктора Донника было нечто такое, что заставило Уэллса обернуться. По променаду со стороны лестницы шла женщина. Несмотря на слабое освещение, Уэллс сразу узнал ее. она не видела его. Бледное ее лицо было напряжено, глаза испу-
ганные, и двигалась она как во сне. На ней было красно-желтое вечернее платье с глубоким вырезом, короткий жакет, а на голове--шляпка в форме лодочки. И этой женщиной, несомненно, была Сарра Харрисон. Подойдя к бару, она прошла вдоль сложенных в пирамиды апельсинов и остановилась напротив Кейт Беррон.
--Ну, молодой человек, что на это скажете?--прошептал доктор Донник.
Уэллс, не в силах более смотреть на Сарру, отпустил лацканы пальто доктора Донника и зашел за колонну. Затем он сдвинулся вправо. Теперь ему хорошо было видно, что происходит у стойки. Кейт и Сарра уже разговаривали. Барменша, судя по ее
жесту, предлагала Сарре купить конфеты. Улыбаясь, она сняла с банки крышку. Сарра открыла сумочку, видимо чтобы достать мелочь. Кейт взяла лист бумаги, свернула кулек и, высыпав в него почти все содержимое банки, закрыла банку крышкой. Когда Кейт вложила в кулек письмо, Брук не видел. Не видел он и в какой момент Сарра положила на стой-
ку несколько крупных банкнотов.
Расплывшись в улыбке, Кейт, держа кулек в левой руке, протянула его Сарре и, высоко подняв правую руку, приглади- ла на шее свои локоны. Это был сигнал, что сделка состоялась. Согласно инструк-
циям Чаплина, Уэллсу надлежало выйти из-за колонны и, подавая кому-то сигнал, снять шляпу. Из-за колонны он вышел, а вот шляпу снять забыл.  Сарра приняла от Кейт кулек и проверила, там ли письмо.
И в этот момент, откуда ни возьмись, в темно-синем пальто, отороченном серым каракулем, появился лорд Пит Андерсен. Широко улыбаясь, он подошел к Сарре и протянул к ней руку. Девушка, отпрянув от него, стала к Уэллсу в профиль.
--Дорогая, отдай конфеты мне,--попросил Пит.
Сарра сдавленно вскрикнула, отскочила назад и так резко повернулась, что из кулька выпало несколько конфет.
--Нет!--прокричала она.
Андерсен грубо схватил ее левой рукой за запястье, а правой с силой ударил по лицу.
--Мерзавец!--не выдержав, крикнул Уэллс.
Не было на променаде ни единого человека, который бы не услышал его крик. Многие из тех, кто смотрел в это время на сцену, тотчас обернулись. Андерсен, тоже услышавший крик Уэллса, мгновенно отпустил Сарру, повернул голову влево и увидел быстро идущего к нему Уэллса. Сарра, прижимавшая к груди бумажный кулек с письмом, возможно, и не заметила Брук. Как только Андерсен отпустил
ее руку, она кинулась к лестнице.
В сдвинутой на затылок шляпе и распахнутом пальто Андерсен6, прислонившись спиной к барной стойке, с надменным видом смотрел на Уэллса. Тот бросил пальто на пол, Андерсен снял с себя свое.
--Ну-ну!--презрительно произнес Андерсен.--Этот малый хочет драться. Ха! Что ж, посмотрим, какой он ...
Брук первым нанес удар. Второй его удар совпал с последним аккордом цимбал. Первый удар правой рукой пришелся Андерсену в солнечное сплетение, второй, левой,--в челюсть. Андерсен эти два удара отразить не сумел и завалился на груду
апельсинов. Над толпой зрителей пронесся одобрительный гул. Андерсен, увлекая за собой банки с конфетами и апельсины, медленно сполз на пол.
--Вот это да!--раздался восхищенный возглас.
--Давай вставай!
-- Все--в круг! Все--в круг!
Андерсен, мертвенно-бледный и с ошалелыми глазами, встал на четвереньки. Брук ждал, когда он поднимется. Тяжело дыша, Андерсен поднялся на ноги и с криком нанес Уэллсу скользящий удар в лицо. Получив в ответ еще два удара--один в переносицу, другой в солнечное сплетение,--он вновь
завалился на стойку. Вокруг все снова одобрительно загалдели.
Но кричала не Кейт Беррон--барменши на этот момент в театре уже не было. Она загадочным образом исчезла. Уэллс смотрел на расnластавшегося на стойке соперника и никаких действий не предпринимал. Он ждал, когда Андерсен поднимется. Андерсен схватил со стойки банку с конфетами и бросил ее в Брука. Но Клайв увернулся и нанес удар левой в окровавленный нос Андерсена. Банка, описав в воздухе дугу, ударилась о колонну и разбилась на мелкие осколки.
--Мистер Уэллс!--раздался знакомый Бруку го-
лос.
Но Уэллс в пылу драки внимания на него не обратил. Он даже не заметил, что Чаплин схватил его за руку. Андерсен, покачавшись, рухнул на усыпанный апельсинами пол и затих.
--Прошу вас, сэр, ради всего святого, прекратите драку!
--Вот вам, мистер Чаплин, и убийца. Забирайте его в участок. Там ему место ... Черт возьми, да что с вами? Почему вы медлите?
--А что, черт возьми, с вами?--крикнул сыщик.-- Убийца не он!
Уэллс, заведя опухшую правую руку за спину, удивленно уставился на Чаплина.
--Говорю вам, убийца не он,--говорил бывший инспектор.--Настоящего убийцу, сэр, мы уже схватили. Правда, без вашей помощи. Если бы он не раскололся, когда Кейт его опознала ...
--Его? Так кто же он?
По залу двое полицейских в штатском вели мужчину. Он истошно кричал и сопротивлялся.
--Вот он,--сказал Уэллсу сыщик.--Можете подой-
ти к нему ближе. Эй вы, расступитесь! Ну-ка, быстро!
Первым, кого увидел Уэллс, была Сарра. Ее держал за руку констебль. У Брука потемнело в глазах.
--Нет-нет,--пробасил Чаплин,--это не она. Ваша молодая леди, как я вам неоднократно говорил, никакого отношения к убийству не имеет. Вон туда посмотрите! Вон туда!
Кто-то снова закричал. Брук увидел смятую рубашку, остановившиеся серые глаза, пышные светлые усы на перекошенном, искаженном от ужаса лице.
--Джон Харрисон--вскрикнул Брук.—Джон Харрисон убийца? Он убил своего родного отца?
Чаплинр фыркнул.
--Да, верно, он убийца,--подтвердил частный сыщик.--Но убил он не родного отца. А теперь--держитесь! Этот малый, известный вам как Джон Харрисон,--сын Миг Митчелл.


В два часа ночи на полутемной лестнице дома 23, расположенного на Брук-стрит, раздались шаги. Брук Уэллс, ходивший в раздумье по гостиной, услышав звонок, бросил недокуренную сигару в полыхавший камин и побежал открывать дверь.
--Проходите, мистер Чаплин,--распахнув входную дверь, сказал он.--Скажите, где ...
--Подождите с вопросами,--войдя в гостиную, суровым голосом произнес сыщик и указал на стоявшее возле камина кресло.--Присядьте, сэр. Ваша молодая леди скоро будет. Она дает показания в Скотленд-Ярде. Видите ли, после того, что произошло в «Принцесс», в ваших показаниях нужда отпала.
Так что вы можете отдыхать. Да садитесь же!
Комнату освещали две стоявшие на камине лампы. Уэллс подрегулировал их, и они стали гореть ярче.
--Значит, убийцей оказался Джон Харрисон?--садясь в кресло, спросил он.
-- Да ладно вам!--укоризненно произнес Чаплин-- Неужели вы его не подозревали?
-- Нет, кое-какие подозрения у меня были. Я хотел сказать, что включал его в число подозреваемых.
--Ага! Это уже интересно. И почему же у вас возникли подозрения?
--Ну, во-первых, Джон два года провел в Сандхерсте, готовился стать кавалерийским офицером. Правда, в армию так и не пошел: куда приятнее общаться с титулованными друзьями и предаваться веселью, чем служить.
--У этого молодого человека было болезненное самолюбие. Не так ли?
--Да, очень болезненное,--подтвердил Брук.
--И самое страшное для него--это лишиться того, что он имеет. Верно?
--Согласен. Но ...
--Вы сказали, что у вас на его счет были сомнения. Почему?
--Когда я сегодня прочитал сообщение о смерти лорда Палмерстона,--ответил Брук, уставясь на огонь,-- то вспомнил сотни сообщений в прессе об армейских офицерах, которые использовали револьверы во время Крымской войны и подавления мятежа в Индии. Проучившись два года в Сандхерсте, Джон наверняка научился ездить верхом и стрелять из револьвера. Кто-то научил Сарру ездить на лошади без седла и стрелять из такого же оружия. Мистер Харрисон научить ее этому не мог, и доктор Донник со своими взглядами на то, какой должна быть женщина, тоже. Оставался только Джон. И я опять хочу вас спросить ...
--Слушаю, сэр.
--Когда Анни сегодня днем говорила мне, что к убийству причастны Сарра и лорд Андерсен, вас здесь не было ...
--О, это ее версия!--воскликнул сыщик.--Мисс Анни-- очень умная девушка. Она попала почти в точку. Вот только в двух моментах ошиблась. Ведущим в этой игре была не женщина. А мисс Анни ошибочно приняла за убийц двоих других людей. И тем не менее она очень правильно выстроила логическую цепочку.
--Мистер Чаплин, кто же был сообщницей Джона?
--Да будет вам! Неужели не догадываетесь?
--Возможно, догадываюсь, но ...
--Что --но?
--Я все время думал о дочери Миг Митчелл! Проклятие! Мистер Харрисон столько раз говорил мне, что ребенок, которого он неофициально взял в семью, была девочка!
--Сэр, вы уверены, что именно так он и говорил?
--Во всяком случае, я истолковал его слова именно так!
--Мистер Уэллс, пока мы ждем вашу молодую леди, давайте обсудим все, что вы мне уже рассказали. И тогда, может быть, установим, что сказал вам мистер Харрисон.
--Давайте!--согласился Брук.
Чаплин, положив свой котелок на колени, некоторое время задумчиво смотрел на полыхавший в камине огонь.
--Ваша встреча с четой Харрисон произошла во вторник до часу дня на вокзале,--наконец, произнес он.--Вы встретили мистера и миссис Харрисон на железнодорожном вокзале, когда ехали в «ХаЙ-Чимниз». Кто умолял вас туда поехать?
Кто умолял вас, но так и не поинтересовался ответом? Это был Джон, не так ли?
--Да, он. Но ...
--Минутку, сэр. Это еще не все! Накануне в «Хай-Чимниз» видели привидение, которое ничего плохого не сделало, а только до смерти напугало Марию Петерсон. Мистер Харрисон к ее рассказу отнесся весьма серьезно и сильно встревожился, хотя появившийся на лестнице человек никому вреда не причинил. И кого первым заподозрил в этом маскараде мистер Харрисон?
--Джона.
--Хорошо. Когда вы сказали мистеру Харрисону, что пробыли с Джоном до двух часов ночи, он вам не поверил и специально поехал в Лондон, чтобы убедиться, что мужчиной на лестнице был не Джон. В поезде он засыпал вас вопросами и отстал только тогда, когда вроде бы вам поверил. Я сказал,
«вроде бы». Подумайте, а он вам в самом деле поверил? Он спросил вас, верите ли вы в существование привидений. Вы ответили, что нет, и тогда мистер Харрисон спросил, как вы можете объяснить то, что рассказала Мария Петерсон. Вам
в голову пришла какая-то мысль, вы улыбнулись. Однако мистера Харрисона это не устроило. Он в резкой форме стал требовать, чтобы вы рассказали ему, о чем вы подумали. Так о чем вы в тот момент подумали?
Уэллс поерзал в кресле.
--Я подумал, а не была ли то переодевшаяся в мужской костюм женщина,--ответил он.
--Ага, вы об этом подумали...--покачивая головой, задумчиво произнес Чаплин.--Полагаете, что та же мысль мистеру Харрисону прийти в голову не могла?
Уэллс вспомнил свой разговор с Кевином Харрисоном и хотел было согласиться с сыщиком, но промолчал.
--Итак, вы своими соображениями с ним не поделились,--продолжил Чаплин.--Это привело его в ярость, и он на вас накричал. Вы сказали ему, что едете в «Хай-Чимниз» по собственному желанию и что цель вашей поездки выдать замуж его дочь. И как мистер Харрисон на это отреагировал? Он изме-
нился в лице. «Мою дочь?--воскликнул он, а потом добавил.--Правда, рано или поздно, это все равно станет известно. Так пусть это про изойдет сейчас». Все верно?
--Да! Но я, естественно, предположил ...
--Не продолжайте!--воскликнул Чаплин.--Сэр, поставьте себя на его место. Предположим, что у вас две дочери, но одна из них является дочерью Миг Митчелл. И тут появляется человек и говорит вам, что от лица своего друга хочет сделать вашей дочери предложение. Каким тогда будет ваш первый вопрос? Что вы сразу же спросите у этого свата?
Уэллс распрямил спину.
--Я спросил бы, которой из дочерей,--ответил он.
--Правильно! »Которой из двух?»--не так ли? Но мистер Харрисон этого не спросил. Верно? Значит, это его нисколько не волновало.
--Точно!
--Теперь вспомним, что вы слышали и видели в <Хай-Чимниз» в день приезда. Сначала вы случайно подслушали разговор мисс Сарры Харрисон с Суссан Хегенс. По тому  как домоправительница над ней насмехалась, вы поняли, что Сарру она не любит.
На следующий день вам становится ясно, что миссис Хегенс не любит не только мисс Сарру, но и мисс Анни. Как же может женщина не любить детей, которых вынянчила? Совершенно непонятно! На следующий день я рассказал вам, что Суссан Хегенс родная сестра Миг Митчелл. В том разговоре с ней мисс Сарра, покраснев от гнева, бросила такую
фразу: «Джон всегда был твоим любимчиком». Так?
Уэллс молча кивнул в ответ. В его памяти всплыла такая картина: миссис Хегенс с надменным видом стоит, подбоченясь, а Сарра держит в одной руке лампу, другую прижимает к груди.
--Попробуем догадаться, о чем во вторник вечером думал мистер Харрисон. Он собирался раскрыть вам какую-то тайну, но был застрелен. И все же можно догадаться, что он хотел вам сказать. В августе этого года я приезжал в «Хай-Чимниз»
и слышал, что он говорил своей родне. Еще до того, как я отдал ему письмо, которое Миг Митчелл написала отцу своего ребенка девятнадцать лет назад, он сказал то же самое, что и вам в своем кабинете,--когда кто-то из его детей соберется вступить в брак, он расскажет предполагаемому жениху или невесте, кто из его детей ему неродной. Он вам это сказал?
--Да, сказал,--подтвердил Уэллс.
--И вот тут ключ к разгадке. На эту тему мистер Харрисон говорить не любил. Как говорится в английской поговорке: »B каждом шкафу висит свой скелет». И вот этот «скелет» выпал из «шкафа» раньше, чем он ожидал, и застал его непод-
готовленным. Это он тоже сказал. Но он был слишком честен, чтобы не предупредить любого, кто вступает в брак, особенно с того времени, как он догадался, что дитя Миг Митчелл заодно со своей старой нянькой, сестрой Миг Митчелл вышел из-под контроля и мог совершить убийство, чтобы тайна не раскрылась.
Вспомните, сэр, в четверть седьмого во вторник вечером он вызвал вас к себе в кабинет. Вы были в это время в гостиной с мисс Саррой и мисс Анни. Вы сказали им, что их отец собирается сообщить вам что-то очень важное, и добавили, с самыми добрыми намерениями, что дело касается одной из них. Естественно, это их сильно удивило--они же не думали, что в их семье есть какая-то тайна. Заметьте, мисс Анни сразу спросила вас, о ком из них пойдет речь. Однако мистер Харрисон вам об этом не сказал. В кабинете он рассказал вам о Миг Митчелл и ее ребенке. Поверьте, он не хотел вводить вас в заблуждение относительно того, кто его приемный ребенок, хотя на самом деле так и получилось.
--Подождите! А почему он мне прямо не сказал, что это Джон?
--Потому что он решил, что вы и так поняли,--ответил Чаплин.--Ведь в поезде мистер Харрисон вам достаточно прозрачно намекнул, что это Джон. Он приказал дворецкому с вечера запирать дом. Это значит, он опасался того, кто не жил с ними. Если бы он подозревал, что кто-то живущий в доме
может попытаться убить его, то какой в этом был бы смысл?
Он опасался своего так называемого »сына», живя в Лондоне, он в любое время мог при ехать в »Хай-Чимниз», благо из столицы через Ридинг проходит множество поездов. Поэтому, появившись во вторник вечером на лестнице в мужском костюме, миссис Хегенс обеспечила ему алиби. Сэр, вы
следите за ходом моих мыслей?
Так вот, естественно, мистер Харрисон был растерян и испытывал страх. Будучи адвокатом, он выражал свои мысли не прямо, и приходилось догадываться о смысле его примеров.
«Вы бы женились на дочери гнусной убийцы?». А иногда он вообще как будто говорил сам с собой. «В любом случае дочери Миг Митчелл было бы суждено родиться грешницей». Заметьте, он не сказал: «Дочь Миг Митчелл родилась грешницейь, а «ей было бы суждено родиться грешницей». Затем: «Я надеялся избежать худшего». Он надеялся избежать убий-
ства. И последнее. «Но в любом случае должны были возникнуть проблемы. Например, необходимость сказать правду, когда кто-то из троих детей соберется вступить в брак». Он так сказал?
--Да.
--Как вы рассказали мне, сэр, мистер Харрисон был сильно удивлен, когда вы сказали, что не совсем его понимаете. И тогда он воскликнул: «Да будет вам! Только не говорите, что вы не понимаете, о ком идет речь!». И вот его последние слова: «ВЫ конечно же догадались, кто наследовал эти криминальные склонности». А вы ответили, что не догадываетесь. Его поразило, что такой умный, образованный человек,
как вы, не видит того, что лежит на поверхности ...
--Я мог бы понять,--простонал Брук.--Но меня сби-
ло с толку одно его заявление, что бы он при этом ни имел в виду. Я подумал: этим ребенком должна быть Анни или Сарра. Говоря о «плохой» крови, он сказал: «Сегодня вечером я вновь увидел глаза и руки Миг Митчелл». Где он мог их видеть?
--На фотографии,--ответил Чаплин.
--Простите?
--Разве Маас не сказал вам о фотографиях в столе мистера Харрисона?
-- Да-да, что-то припоминаю.
--Суперинтендант обнаружил их в письменном столе, в кабинете, в котором мистер Харрисон уединялся перед ужином, с головой углубившись в свои мысли. У него было три больших фотографии его троих детей. Могу поклясться, что перед вашим приходом мистер Харрисон их рассматривал. Во
всяком случае, он изучал черты лица этого испорченного до мозга костей, эгоистичного парня. А теперь сопоставим факты, которые предоставили вы, и показания самого Джона.
Уэллс поднялся с кресла. Его распухшая правая рука давала о себе знать. Он с трудом мог пошевелить пальцами.
--Мистер Чаплин, мы можем сопоставлять все, что пожелаете. Но как вы намерены установить между ними связь и правильно их истолковать? Ведь их так много, а некоторые из них противоречат друг другу.
Чаплин откашлялся.
--Ну, сэр, это сделать нетрудно, когда на все возможные вопросы ответ уже дан.
--«Ответ уже дан»?--удивленно переспросил Брук.
--Да. Он содержится в письме Миг Митчелл, написанном Кирку Димону. Скажу вам откровенно: я не знал, как зовут ее ребенка, сколько тогда ему было лет и где он родился. Догадывался только, что это был мальчик. В письме Миг Митчелл фигурировало только слово «ребенок». Так что я мог и ошибаться.
--Но послушайте! О какой-то там «сомнительной наследственности» Джона в письме и речи не шло. Разве не так?
-- Так. С мозгами у него все в полном порядке. Об этом говорит разработанный им план убийства.
Услышав, что под окнами дома остановился кеб, Чаплин замолчал. Вскоре скрипнула входная дверь, и послышались шаги по лестнице. Через несколько секунд дверь распахнулась и в комнату в сопровождении инспектора Франклина вошла Сарра. Лицо девушки было бледным, хотя она и пыталась улыбаться. Чаплин тотчас поднялся с кресла.
--Мэм, надеюсь вы на меня не в обиде,--вежливо проговорил он.--Мы не говорили вам, что брат вам неродной, до тех пор, пока его не схватили. Ну а сейчас, я думаю, это уже не важно. Вы, как и ваша мачеха, подозревали его. Поэтому, если можете, расскажите все мистеру Уэллсу ...
--В этом нет никакой необходимости,--прервал сыщика Брук, у которого при виде Сарры сжалось сердце.--Дорогая моя, уже поздно. Сейчас я отвезу тебя в отель.
--Нет!--воскликнула Сарра.--Брук, я ненавижу себя за то, что не была с тобой откровенна. Но я не могла. Не могла сказать ...
Чаплин пододвинул ей кресло.
--Мисс Сарра имеет в виду, что вы были его другом. Вы полагали, что и он вам друг. Поэтому ни она, ни миссис Харрисон не могли рассказать вам о своих подозрениях относительноь Джона. Кроме того, мисс Сарра, можно сказать, была в ужасе.
Ей не верилось, что ее брат убил ее отца и пытался взвалить на нее вину за содеянное.
--Да, нелегко поверить, что кто-то способен на такое,--согласился Бркук.--Но с чего все началось? Что заставило Джонпа думать об этом?
--Я навел его на эту мысль,--ответил Чаплин.--Я уже говорил вам, что в гибели мистера Харрисона отчасти повинен и я. Сейчас объясню почему.
Он стоял, покусывая указательный палец.
--Когда в августе я приехал в »Хай-Чимниз», миссис Хегенс в доме не было,--начал Чаплин.--До августа этого года она не говорила своему дорогому племяннику, что Джон Харрисон ему не отец. Она намекала, обратите внимание, что придет день, когда избалованный сын получит тяжелый удар. Джон догадывался: что-то было не так, и, по его словам, пе-
режил неприятные минуты, задумываясь о своем положении.
Во время празднования дня рождения мисс Анни, сразу после того, как мистер Харрисон упомянул, что перед свадьбой любого своего ребенка он просто обязан открыть какой-то мрачный секрет, Появляюсь я и передаю ему письмо от какой-то умершей женщины. Джону удалось подслушать, о чем мы говорили в кабинете ... Так он узнал обо всем. Но Суссан Хегенс в это время не было в »Хай-Чимниз». Обратите на это внимание--потом вы поймете, насколько важна эта деталь.
И дальше: этот парень никого не хотел убивать, во всяком случае--не более чем его мать в свое время. В этом не было бы нужды, если бы мистер Харрисон не высказал свое сомнение: вряд ли Джон сможет когда-нибудь наследовать деньги, если он не родной сын. Эта мысль буквально съедала Джона. Он не находил себе места. А некоторое время спустя он узнает, что лорд Пит Андерсен, этот светский щеголь, хочет жениться на мисс Анни из-за денег, которые она получит в приданое. Он понимает: надо что-то срочно предпринять, иначе Андерсен, узнав,
кто его мать, прервет с ним всякие отношения.
У Джона есть друг, это вы, мистер Уэллс, которого он всегда может уговорить по ехать в »Хай-Чимниз» в качестве свата, при этом убедив вас в том, что его сестрам грозит смертельная опасность. От кого? Возможно, от их несколько не нормального отца. А если так, то вы вряд ли поверите мис-
теру Харрисону, когда он расскажет вам, что он, Джон, ему не родной.
Но была и такая возможность--очень слабая: мистер Харрисон будет настолько рад выдать свою дочь за благородного джентльмена, что ничего вам не станет говорить. Вы самый подходящий человек, на котором можно все проверить. Мистер Харрисон должен помалкивать. Но если он заговорит--
Джон был готов и к этому,--то его ждет смерть.
Чаплин снова уставился на пылавший в камине огонь.
--Как вы сказали, мистер Уэллс, вы бы ни за что не взялись за это поручение, если бы не увидели в квартире Джона портрет мисс Сарры. Он и его хитрая тетка, узнав, что Мария Петерсон поедет на лекцию в Ридинг, заранее разработали план: пока Джон, обеспечивая себе алиби, будет пьянствовать за сорок миль от «Хай-Чимниза», миссис Хегенс будет исполнять роль привидения. Когда актриса исполняет мужскую роль, то ей все равно никого не удается обмануть, да это и не важно. Мария,
увидев на лестнице человека, даже не подумала, что перед ней мужчина. Правда, у нее близорукость... Одежда должна была подтвердить, что это мисс Сарра.
Сарра--она слушала, закрыв глаза,--колебалась, стоит ли говорить.
--Мистер Чаплин,--обратилась она, наконец, к сыщику,--неужели Джон так сильно меня ненавидел?
-- Совсем нет, мэм.
--Но вы только что сказали ...
--Нет, мэм, Джон вас даже любил--настолько, насколько он способен кого-нибудь любить. В противном случае он не стал бы учить вас стрелять и ездить на лошади. Тот случай, когда вы убежали из дома в мужской одежде, и частые разговоры вашей мачехи об этом, навели его на мысль возложить
вину на вас. К тому времени, когда он явился в «Хай-Чимниз», чтобы убить «своего» отца--во вторник вечером,--они с миссис Хегенс были уверены: никто не станет сомневаться, что привидением была женщина. Джон--невысокого роста и худощавый, поэтому, по его мнению, даже в мужской
одежде он мог легко сойти за женщину. Естественно, они запаслись двумя комплектами одежды и масками: один для миссис Хегенс, другой для ее племянника. Чуть не каждый мужчина в Англии носит такую одежду. И он, и его тетка были без обуви. Отчасти из-за того, чтобы избежать шума, отчасти--чтобы не оставить в доме грязных следов после
дождя. Понимаете? А что касается миссис Хегенс ...
Чаплин перевел взгляд на инспектора полиции.
--Тим, дружище, из Ридинга уже послали телеграмму? Они должны были ее послать, как только арестуют сестру Миг Митчелл.
--Да, уже телеграфировали,--пробасил Франклин.
--Но эта женщина пока еще не созналась? Нет? Думаю, она и не сознается. Крепкий орешек. Не то что ее племянничек, который раскололся, как гнилая доска, как только оказался в руках закона.
--Почему это так важно,--настоятельно спросил Брук,--что, когда в августе вы приезжали в «Хай-Чимниз», миссис Хегенс там не было? Какую роль сыграло ее отсутствие?
--Да, ее в тот день не было. Зато за общим столом сидел Джон. Имени моего он не запомнил. Я был представлен как инспектор уголовной полиции. Поэтому, когда Джон рассказал о моем приезде тетке, она решила, что я на государственной службе. Она даже не подозревала, что я тот самый сыщик,
о котором она уже слышала. Поэтому, когда стало известно, что мистер Харрисон едет ко мне в Лондон, то миссис Хегенс подумала: эта поездка связана с интимной связью между его женой и лордом Андерсеном.. Она постоянно стращала мною
мисс Сарру. Делала она это еще до убийства.
Чаплин посмотрел на Сарру.
--Да, я сказал ей, что поздно вечером в понедельник по дому ходил посторонний мужчина. Конечно, Джона в тот день не было, но я подумал, что он был. Только никому не показывался.
В комнате воцарилась гробовая тишина.
--Теперь нам известно, что револьвер он принес с собой,--продолжал сыщик.--Его тетка выкрала револьвер мистера Харрисона, чтобы подозрение пало на мисс Сарру, и уничтожила составленное им завещание. Дело в том, что, согласно закону,
дочь не может наследовать деньги, если это не оговорено в завещании. А сын может. Мистер Уэллс, вы юрист. Неужели это не приходило вам в голову?
--Приходило,--ответил Брук.--Но только после того,
как Анни изложила мне свою версию.
--Итак, Джон убивает мистера Харрисона, все идет по плану, не считая двух вещей. Во-первых, Джон невысокого роста и худощав, но не женоподобен. Вы видели его в костюме «привидения». И знали, что это мужчина. Во-вторых, в тот день в полдень миссис Харрисон отправилась поездом в Ридинг. Обнаружив костюм убийцы в вещах Сарры, она догадалась, что дело нечисто, а потому, что бы ни произошло, по- дозрение падет на ее падчерицу. Когда миссис Харрисон ускользнула из »Хай-Чимниз», потому что благородный лорд Андерсен шантажировал ее и она должна была встретиться с ним в Лондоне, она прихватила с собой и этот костюм, из-за которого мисс Сарру могли бы повесить.
На следующий день Джон видит ее на Оксфорд-стрит. Он оставляет дурацкую записку для мистера Уэллса в моем офисе и следует за мистером Уэллсом и миссис Харрисон. Встретив ее, Джон сообщает ей, что мистер Харрисон убит. Ему и присниться не могло, что она его вычислит. Сказала ли она ему об этом или нет, в его показаниях не говорится. Но Джон понял: если она заговорит, он--человек конченый. В оставленной им записке он пишет, что посадил
ее на поезд. Но он не мог этого сделать, так как в это время находился у дверей моего офиса. Записку Джон оставил для того, чтобы думали, что он еще в Лондоне, хотя на самом деле намеревался снова отправиться в «Хай-Чимниз». Этого я не учел. Мистер Уэллс, в среду утром в Лондоне, когда вы разговаривали с ним, не пытался ли он бросить подозрение на женщину?
--Пытался,--ответил Брук.
--Итак, как вы сказали мне, подслушав разговор миссис Харрисон с управляющим театра «Принцесс», она знала, что виновным был мужчина. Миссис Харрисон заявила, что некто должен быть приговорен к каторжным работам, а тогда она еще не знала об убийстве. Но женщин у нас в Англии к каторжным работам не приговаривают. Это значит, что она имела
в виду своего пасынка. Вот если бы я, как и намеревался, поехал в «Хай-Чимниэ» в среду ...
Чаплин прервался, поднялся с кресла и поморщился.
--Но нет!--воскликнул он.--Я специалист по быстрым, «поддельным»--ну, ненастоящим, неофициальным арестам,--весь фокус-покус в том, чтобы арестовав, сразу же получить признание. И вот тогда я думал так: «Возьму письмо Миг Митчелл у владельца дома в Пимпико и пошлю Кецйьт Беррон к Джону с предложением его выкупить. Попрошу
девушку несколько дней или недельку поиграть на его нервах, а затем, когда он придет за письмом, арестую его с помощью полицейских». Собственно говоря, мы так и поступили. Правда, сделать это пришлось на день раньше. Рисковали, но план мой сработал. И все же я допустил серьезную ошибку. Мне следовало бы предвидеть, что, после того как Кейт предложит Джону письмо, он тем же вечером отправится в «Хай-Чимниэ». А я не поехал и дал погибнуть миссис Харрисон.  Вы конечно же поняли, кто ее задушил?
--Догадок может быть сколько угодно,--недовольно возразил Брук.
--Ну, сэр ...--укоризненно произнес Чаплин.--Ему ничего не стоило войти в дом через парадную дверь. Но о своем приезде он не предупредил миссис Хегенс. Если у него и были какие-то сомнения, стоит ли убивать Вильгемину Харрисон, он забыл о них, когда услышал, как миссис Харрисон говорит то,
что она сказала. Он мог убить, но не мог оставить дом --передняя дверь была заперта доктором Донником, слуги следили за задней дверью,--уйти он мог только через оранжерею, оставив дверь открытой. Вот почему там и понизилась температура, что ощутили вы, мистер Уэллс, и мисс Сарра Я и раньше говорил вам, что миссис Хегенс замешана в убийстве. Помните, я сказал, что не вы одни в тот вечер бежали из
«Хай- Чимниз»?
Что же касается лорда Пита Андерсена, то он был там, чтобы приобрести бумаги, которыми мог бы шантажировать Джона. Согласно показаниям Джона, после того как Кейт предложила ему выкупить письмо, он поехал к Андерсену и сказал, что его шантажируют. Хитрый и беспринципный лорд, желая поправить свое материальное положение, решил
сам завладеть письмом и потом шантажировать им Джона, который после гибели мистера Харрисона мог сильно разбогатеть. Получив солидный куш от Джона, он не стал бы жениться на мисс Анни. Как видите, план захвата преступника я разработал, но вы с мисс Сарра сбежали в Лондон, и мне пришлось в срочном порядке самому ставить ловушку. Хотя су-
ществовала опасность ...
--Опасность?--удивился Брук.
Чаплин посмотрел на Сарру.
--Да, вполне возможно, что Джон мог пойти за письмом не сам, а послать кого-нибудь. Мисс Сарра находилась в Лондоне, и я подумал, что за помощью он может обратится к ней.
--Вы думали, что он обратиться за помощью к той, которую собирался отправить на виселицу? Он что, был уверен, что сможет уговорить ее пойти в «Принцесс»?
--Но вы же убедились, что ему это удалось. Мистер Уэллс вы пишете чертовски занятные детективы, но мало что знаете о преступниках. Если бы вы разбирались в их психологии, то не задавали бы мне таких вопросов. Вот вам и ответ.
-- Какой же это ответ?
Сыщик перевел взгляд на пылавший в камине огонь.
--Знаете, те, кто принадлежит к миру Джона Харрисона, думают, что могут убедить кого угодно и в чем угодно. Большинству из них это удается. Они не думают об опасности, о том, что их могут отправить на виселицу, до тех пор, пока на их запястьях не защелкнут браслеты. До ареста у них никако-
го воображения, а уж зато после --хоть отбавляй. Вот и все.
--Джон меня не уговорил,--вмешалась в разговор
Сарра.--Просто я не могла больше вынести того, что он говорил. Когда он сказал мне, что он не мой брат, я согласилась помочь ему только потому, что знала: это приведет его в ловушку. Брук, ты можешь меня простить?
--За что?--удивился Уэллс.
--За то, что способствовала аресту Джона. За то, что подкупила портье в «Майварте», чтобы он говорил всем, что в номере меня нет.
--Но тут нечего прощать!
--Нечего?--переспросила Сарра и поежилась.-- Знаешь, когда я вышла на променад, мне было ужасно страшно. Джон предупредил, что будет за мной наблюдать.
--Ну, мэм, мы все рисковали,--заметил Чаплин.--А что Джон будет за вами следить, я нисколько не сомневался. Поэтому попросил инспектора Франклина приставить к вам обоим хвост: ведь ни в чем нельзя быть уверенным. Предполагалось, что мистер Уэллс выйдет из-за колонны и снимет шляпу, когда Кейт отдаст кому-то письмо. Это было бы 
сигналом. Он вышел из-за колонны, а вот шляпу не снял.
Кроме того, мы никак не могли предположить, что появится его «приятель» Андерсен. К счастью, неподалеку от Джона стояли переодетые полицейские.
Чаплин почесал щеку и повернулся к Уэллсу.
--Видите ли, сэр, я кое-что от вас утаил. Впрочем, инспектор Франклини, когда мы были в «Принцесс», об этом вскользь упомянул. Понимаете, было нетрудно вспомнить, что девятнадцать лет назад мистер Харрисон жил в местечке под названи-
ем Феракрес, что возле Донкастера, графства Йоркшир. Мне не составило большого труда пойти вчера в Скотленд-ярд и попросить послать телеграмму полицейским Донкастера. Оттуда сообщили, что у мистера Харрисона две дочери--мисс Анни, родившаяся в августе сорок пятого года, и мисс Сарра,
которая родилась в июле сорок шестого. Вся эта информация записана в приходской метрической книге. Более того, оказалось, что священник, который крестил девочек, еще жив. Он вспомнил, что около двадцати лет назад миссис Суссан Хегенс, в то время молодая вдова, нанялась к Харрисонам уха-
живать за новорожденными девочками. А миссис Хегенс говорила, что стала нянькой двадцать один год назад.
Ребенку Миг Митчелл в то время, это доподлинно установлено, было около двух лет. Мистер Харрисон никаких записей о нем не оставил, только указал его в своем завещании. Поэтому, если бы миссис Хегенс уничтожила это завещание, все считали бы, что Джон его родной сын. Мы наверняка смогли бы это опровергнуть, но вот без его признания доказать, что он убийца,--вряд ли. Скажите, сэр, если вы об этом
думали, какую из молодых леди мог, по-вашему, удочерить мистер Харрисон?
--Я думал, это была Сарра.
--А. ..-- пробормотал Чаплин.
--Я?--удивленно воскликнула Сарра.--Почему?
--Потому что у Джона и Анни светлые волосы и серые глаза. По описаниям, Миг Митчелл была темноволосой, как и ты.
Легкая улыбка появилась на губах частного сыщика.
--Как видите, сэр, вы ошиблись,--сказал он.--Вы определяли родство по цвету волос и глаз. Но не приняли во внимание факт, который объединяет Миг Митчелл и Джона --их тяга к спиртному.
--Брук!--воскликнула Сарра.--Ты думал, что я ... И тебя это не ужаснуло?
--Я бы этого не сказал. Что меня больше ужасает, так это сам вопрос об «испорченной крови». Но тогда я мог поклясться, что Сарра, пусть и дочь Миг Митчелл, убийства совершить не могла. Можно ли утверждать, что Джон убил двух человек только потому, что его мать сделала то же самое?
--Ни в коем случае!--воскликнул бывший инспектор полиции.--Но мы все знаем, что можно унаследовать нестабильную психику. А затем, если у человека появится достаточно серьезный мотив и он узнает, что является сыном убийцы, и поверит, что имеет склонности действовать подоб- ным образом ...
Тишина наркотических грез, самоубийств и ночных кошмаров заполонила город, притаившийся за окнами. Чаплин подошел к одному из них, выходившему на Брук-стрит, и задернул штору.
--И это может коснуться миллионов тех, кто спит там сейчас,--сказал он.--Я, сэр, человек необразованный, а вот один малый по имени Гамлет ломал голову над теми же вопросами еще задолго до того, как мы все родились. Потрясающеl Правда?
»А мне пора домой. По-моему я справился с заданием».