17
Очнувшись в больнице, Владимир не сразу понял, где находится. Хотел приподняться – торс оказался туго запеленатым. На его зов подошла санитарка, дала напиться. Предложила еду, но аппетита не было. Она посоветовала еще поспать, но и спать тоже не хотелось. Санитарка предупредила, что ему нельзя вставать, и вышла. Владимир оглядел палату. Других больных не было, все они гуляли во дворе. Стояла солнечная погода, окна были открыты настежь, и слабый ветер играл со шторами. Не успел Владимир вспомнить все детали позавчерашнего дня, как санитарка вернулась и сообщила:
- К вам пришли из милиции.
В палате появился молодой человек в штатском, в накинутом на плечи белом халате. Представился, назвав должность и фамилию. Сев на поданный санитаркой табурет, раскрыл папку, разложил на тумбочке. Затем задал целый каскад вопросов, даже не взглянув на Владимира:
- Фамилия, имя, отчество, год рождения, адрес, место работы?
Владимир ответил - следователь записал.
- Кто вас избил? Расскажите, как и где это произошло.
Владимир рассказал. Следователь писал, словно бы и не слушая его. Затем задал очередной вопрос:
- А тех, кто вас подобрал на шоссе, вы знаете?
- Нет.
- А марку машины, номер не запомнили?
- Н-нет… Мне не до номеров было. Да и к чему они вам? Те люди не имеют никакого отношения к избиению.
Владимир помнил о визитке Виталия, но к чему доставлять лишние хлопоты тем, кто проявил к вам участие? Полицейский подозрительно взглянул на Владимира, словно хотел сказать, что не верит ни единому его слову.
- Что еще хотите сообщить? – спросил он для порядка.
- Больше ничего, - ответил Владимир.
- Тогда распишитесь здесь, - следователь подержал папку с лежащим на ней листом, исписанным мелкими каракулями, пока Владимир расписывался разбитыми пальцами. После чего собрал бумаги и, захлопнув папку, удалился. Владимир думал, провожая его глазами, что следователь и не удосужится навестить завод, допросить тамошних охранников. И даже если и сделает это, вряд ли им предъявят обвинение. Директор откупится. Потом он долго размышлял о несправедливости, о неравенстве перед законом и прочем тому подобном…
Дверь неслышно отворилась и в палату вошла Алена, старательно ступая так, чтобы не стучать каблучками. Но у нее это плохо получалось. За ней – Заманжол Енсеев. Владимир обрадовался им и сделал попытку встать, но вошедшие не дали ему и двинуться. Владимир поздоровался с другом, поцеловал наклонившуюся дочь.
- Какая сволочь так тебя разукрасила? – спросил Заманжол, с состраданием глядя на почерневшее лицо Владимира.
- А, есть тут некоторые…
- Пап, я написала заявление в полицию, - сказала Алена, ставя на тумбочку пакет с передачей, - Они спрашивали, кто тебя избил, и где это произошло. Спрашивали и о тех, кто тебя подвез.
- Из полиции уже приходил следователь, все записал, - выполнил свою работу, так сказать. Перед самым вашим приходом.
- Хорошо. Накажут – впредь будет наука, - удовлетворенно произнес Заманжол.
- Ничего хорошего! – возразил Владимир, - Ты и впрямь думаешь, что кого-то накажут? Спустят дело на тормозах. И мент приходил так, для отчета, для «галочки».
Заманжол промолчал. Только покачал головой, то ли не соглашаясь с Владимиром, то ли осуждая тех, кто собирался спустить дело на тормозах.
- Как ты чувствуешь себя, папа? – спросила Алена, доставая фрукты и овощи из объемистого пакета.
- Хорошо, - отвечал Владимир. Потом бодро заверил:
- Ничего! Живы будем – не помрем. Подумаешь, - избили. Не впервой. В другой раз я так легко им не дамся!
- Папа! – воскликнула Алена, сделав умоляющие глаза, - Не надо другого раза. Выпишешься – найдем тихую работу, будешь работать, и не надо ни с кем связываться. А жить будешь со мной, нечего бедовать по общагам, когда у тебя есть своя квартира.
- Ладно, ладно, не буду, - пообещал Владимир, улыбнувшись. И обратился к другу:
- Заман, рассказывай, как у тебя дома, в школе? Как поживает Балжан с Аминой?
- Все хорошо, - ответил тот и добавил, передавая пакет с продуктами Алене, - Вот Балжан собрала кое-что…
- Вы что, решили откормить меня? – Владимир засмеялся и тут же поморщился от боли.
- Когда я все это съем? – добавил он потом тихо, справившись с приступом боли.
- Угостишь сопалатников. Питаться тебе сейчас нужно хорошо, чтоб быстрей выздороветь, - говорила Алена, раскладывая продукты на тумбочке, - Ешь, не смотри на аппетит, через силу.
Потом добавила:
- Дядя Заманжол оплатил лечение и купил лекарства.
- Спасибо, Заман, - поблагодарил Владимир, - Ты – настоящий друг! Как заработаю, верну все до копейки. Ты Балжан скажи, пусть за это не…
- Что ты, Володь, в самом деле! – обиделся Заманжол, - Что, мы – чужие? Лежи спокойно, ни о чем не думай, лечись, выздоравливай. Нужно будет – еще подкину, мы же друзья.
- Да-да… - немного виновато улыбаясь, сказал Владимир, - Спасибо. Не обижайся, но мне неудобно – столько хлопот вам причиняю.
А Алена сказала, обращаясь к Заманжолу:
- Нет, от вас больше ничего не нужно. Остальное, если что, я попрошу у мамы.
- Не надо у нее просить! – запротестовал Владимир, - Татьяна потом всю жизнь будет попрекать. Больше денег не потребуется… наверное. Я не собираюсь залеживаться здесь. Попрошусь на выписку. Не выпишут – уйду сам.
Алена поникла. Заманжол закачал головой, глядя на Владимира укоризненно. Но вновь промолчал.
- Заман, а где Бекхан? – поинтересовался Владимир, стараясь разрядить атмосферу, - Он нашел работу?
- Я заезжал к ним сегодня. Майра сказала, что он уехал в аул. Хочет продать тамошний дом.
- А-а, надумал-таки. А все грозился, что вернется туда. «Не нравится мне твой город, - говорит, - Как ты в нем жил все это время?»
Алена улыбнулась. Она хотела что-то сказать, но вошла дежурная сестра и, сказав, что «больному нужен покой, у него сотрясение мозга», попросила посетителей из палаты. Заманжол попрощался и, пожелав скорого выздоровления, вышел. Алена задержалась. Она начала, мило болтая о всяких пустяках, угощать отца фруктами. Она очистила апельсин от кожуры и осторожно вкладывала дольки меж его разбитых губ. После двух долек Владимир замотал головой. Тогда Алена взялась за банан.
Владимир ел, чтобы не обидеть ее. Он думал, что не все у него плохо – у него любящая дочь, верные друзья, которые всегда поддержат, не оставят в беде. Алена перешла затем к рассказу об учебе, о преподавателях и сокурсниках, о лекциях и аудиториях. Владимир вспомнил, как она, первоклашка, придя с первого дня занятий в школе, так же эмоционально делилась впечатлениями. «Как давно это было? Вроде бы недавно…» Владимир помнит ее тогдашнее лицо – счастливое и радостное. Тогда и он был счастлив и радовался вместе с ней.
Вернулась дежурная медсестра и буквально вытолкала Алену из палаты. Владимир откинулся на подушки, смежил веки и окунулся в воспоминания.
Живя в одном городе, они с Татьяной познакомились за сотни километров от него, в пути к экскурсии по Золотому Кольцу России. Еще в поезде. Непонятно чего такого нашла в нем практичная девушка, но она сразу намертво вцепилась в него. Родители Татьяны напихали ей в дорогу всякой снеди. В объемистый саквояж были плотно уложены: внушительные шматки сала, ветчина, вареные и сырые яйца, аккуратно обвернутые в бумагу; масло, сыр, овощи и разносолы – всего не перечесть. Молодежь, составлявшая костяк туристической группы, ехала налегке и питалась весьма эпизодически, перехватывая в буфетах вокзалов пирожки и булочки. Татьяна кормила Владимира как на убой – продуктов в ее объемистом саквояже было достаточно. Владимир часто приводил к ней в купе друзей и подруг, чтобы и они немного подкрепились. Татьяна, потом, оставшись наедине, отчитывала его:
- Зачем ты зазвал этих дармоедов? Еще столько ехать, нам самим не хватит.
На что Владимир отвечал, смеясь:
- Ничего, не помрем с голоду! Не сорок первый. Да и свои ребята все, не чужие.
Впоследствии, при посещении музеев, древних монастырей и кремлей Татьяна задерживалась возле экспозиций с золотыми изделиями, серебряной посудой, украшениями с драгоценными камнями. Она задавала всегда один и тот же вопрос, потешая группу, вгоняя Владимира в краску: «Сколько это стоит?» Если Владимир любовался картиной или изделием совершенного искусства, Татьяна стремилась выяснить стоимость этих шедевров, ставя в тупик экскурсоводов.
- Эти произведения искусства бесценны, - отвечали ей обычно.
- Что это значит? – интересовалась Татьяна, - Они не стоят ни копейки, или так дорого, что нельзя сосчитать?
Владимиру уже тогда следовало насторожиться и отдалиться от нее, но вместо этого он дал согласие на женитьбу по возвращении. Предложение ему сделала Татьяна, которая так и не выпустила Владимира из своих цепких рук. Владимир тогда несколько подустал от своей бесшабашной и немного безалаберной холостяцкой жизни, и его потянуло к заботливой и хозяйственной девушке. Татьяна была привлекательна внешне; в ней была крестьянская основательность, присущая многим русским женщинам. Владимир самонадеянно решил, что сможет перевоспитать ее; да и «единственный недостаток» ее – прагматизм, казался ему незначительным. Разве мог знать он тогда, что с годами этот «невинный» прагматизм выродится в уродливый меркантилизм, и она начнет оценивать в деньгах не только бесценные творения, а и самого человека.
- Этот дешевка! – говаривала она, - Я за него не дам и рубля. Зачем он нам? А тот дорогого стоит. На него и тысячи не жалко.
И вычеркивала первого из списка будущих гостей и вписывала туда последнего. Когда Владимир в один день превратился из инженера крупнейшего в городе завода в безработного, то сильно понизился в оценочном «реестре-прейскуранте» Татьяны и очень скоро оказался на улице. Тогда и вспомнил он о ее «милых» вопросах, смешивших всех в той экскурсии по Золотому Кольцу.
«Татьяна, Татьяна! Кто же виноват в том, что с нами произошло? Ты? Но ведь ты ничего не скрывала. Не лицемерила и показала сразу, с первого дня знакомства, кто ты и что ты. Это я был слишком самонадеян, думая, что перевоспитаю тебя». Владимир вздохнул, и с трудом перевернувшись на другой бок, попытался заснуть. Но воспоминания не давали покоя. В памяти всплыл эпизод у окон роддома. Тогда его не впустили внутрь, что очень его возмутило. Нянечка приняла в окошко сумку с передачей и направила Владимира к окну палаты рожениц. Еле пообщавшись с женой – слова плохо проникали сквозь добросовестно заклеенные окна - Владимир попросил показать дочку. Помнится, он взглянул на личико младенца, которого няня показала из-за плеча Татьяны, и удивился, - ребенок совсем не напоминал ни его, ни ее. Он спросил:
- От кого ребенок?
Татьяна обернулась и сердито сказала что-то няне. Владимир понял, что та принесла чужого малыша. Когда няня вернулась, неся Алену, Владимир сразу признал свою кровь – личико с кулачок ясно выдавало черты его матери и тогда-то ему пришло на ум назвать крошку именем ее покойной бабушки.
«Мама…» – воспоминания переместились к далеким годам детства; Владимир задремал и незаметно уснул. Ему снилось, что он выступает перед многотысячным митингом на центральной площади перед зданием администрации. На каждую его фразу народ отвечает возгласами: «Правильно! Да здравствует справедливость!» Вдруг появились омоновцы с дубинками, а за ними – солдаты с автоматами. Толпа бросилась бежать. Владимир остался один. К нему в окружении охранников приближался директор завода со злорадной ухмылкой на холеном лице. Тогда Владимир бросился за товарищами, крича: «Стойте! Вы же обещали идти до конца. Вернитесь, дадим им бой! Добьемся своего или погибнем!»
Но никто не слушал его. Солдаты открыли огонь, и Владимир почувствовал, как пуля вонзилась ему в зад. Он похолодел. Какой позор! Зачем надо было бежать за этими трусами? Лучше бы остался и принял пулю в грудь. Он хотел повернуться, решив погибнуть... и проснулся. Медсестра успокаивала его:
- Тихо-тихо! Я уже все.
Оказывается, она ставила укол в ягодицу.