Горький аромат фиалок Ч 1 Гл 15

Кайркелды Руспаев
                15

По новому завещанию Роман Павловский оставил дочери особняк, в котором она сейчас жила, и который принадлежал ему. Кроме этого у нее была своя собственная вилла за городом. И ей назначалась пожизненная пенсия,  довольно скромная по сравнению с ее запросами. Сыновьям ее Роман Владимирович оставил внушительное наследство, но воспользоваться им они могли только по достижении совершеннолетия. А пока они будут получать небольшие пособия.
 Всех земельных участков, объектов недвижимости, яхт и машин, вертолетов и самолетов, многомиллионных счетов в островных и зарубежных банках, оговоренных старым завещанием, Надежда Романовна лишалась. И это кроме самого главного – контрольного пакета акций компании. Душеприказчик и присутствовавшие при этом важном мероприятии председатель совета директоров Кантемир Шейхов и сопредседатель совета акционеров Геннадий Цветов были поражены такой переменой расположения отца к дочери. Но, как всегда, не подали виду и не задали ни одного лишнего вопроса.
По новому завещанию все достояние Романа Владимировича отходило во владение его младшему брату или племяннику, в том случае, если брата уже нет в живых. Присутствующие никогда не слышали ни о каком брате Павловского, и решили, что он впал в маразм. Шейхов и Цветов красноречиво переглянулись, как только старик упомянул о брате, тем более что он не знал имени людей, которым собирался передать компанию, и пришлось записать просто – «младшему брату или его сыну - Павловым». Эти взгляды не могли укрыться от Романа Владимировича, и он решил посвятить присутствующих в свою тайну.
- Я вижу – вы очень удивлены моим решением. Дело в том, что Том Вильсон, мой зять, преступник. А моя дочь… она знала, чем занимается ее муж, и скрывала это от меня. Поэтому я решил переписать завещание. Теперь о брате. Я лишь недавно узнал о его существовании и пока не знаю, где он живет и даже как его зовут. Умирая, отец сказал мне, что  моя мать осталась беременной, когда мы покидали Россию. Я давно веду поиск родных и вот теперь мне доложили, что у меня есть брат и что у него, по крайней мере, есть один сын. И теперь все, что принадлежит мне, что перешло ко мне от отца, по праву принадлежит брату и его детям. И пусть вас не смущает их фамилия – моей матери пришлось изменить фамилию, чтобы не стать жертвой репрессий. Надеюсь, ни у кого из вас нет возражений по этому поводу?
Павловский оглядел присутствующих по очереди. Те не возражали и поставили свои подписи под новым завещанием. Затем душеприказчик вложил завещание в пакет, и после того, как завещатель скрепил своей печатью, положил в свой кейс и откланялся. Шейхов и Цветов задержались было, считая, что теперь состоится важный разговор, но Роман Владимирович отпустил и их.
Справившись с этим важным делом, он вновь остался в одиночестве. И вновь думы его вернулись к неведомому брату. Он  пытался представить себе этого человека, но ничего не получалось. Какой он, этот младший брат? Похож ли на него? Что это вообще за человек? Справится ли со свалившимся богатством? Конечно, теперь и он старик. Он еще был в утробе матери, когда пятилетний Рома отчалил навсегда от родных берегов. Значит, брату за восемьдесят. Восемьдесят… М-м… многовато для человека, который должен держать в кулаке такую махину, как международный морской порт. Но ведь у него есть сын. Сколько же этому племяннику лет? Ах, да! Ведь Бестужев сказал, что брат женился во второй половине пятидесятых, когда отправился по коммунистической путевке в… в какую-то колонию России. Итак, этот племянник мог родиться во второй половине пятидесятых или в их конце. Значит, ему сейчас за сорок. Хороший возраст. Человек в самом соку! Да, но ведь человека оценивают не только по количеству прожитых лет. Может, он зря переписал завещание? Можно ли завещать такую компанию совершенно незнакомым людям? Но ведь дочь…
 В этом месте Павловский вспомнил недавний разговор с дочерью в камере пыток дворцовой тюрьмы.
Ее ввели в мрачное помещение, но она в отличие от своего мужа, даже не заметила орудий пыток. Или сделала вид, что не заметила. Она бросила брезгливый взор на собственного мужа, валявшегося в пыли в ногах отца, и встала в вызывающую позу. Конечно, она обо всем догадалась.
        - Значит, ты все знаешь. Но, погоди обвинять меня. Ты сам во всем виноват. Нечего было цепляться за компанию с таким маниакальным упорством, когда у тебя есть такая смена.
- Отличная у меня смена, нечего сказать!
- Ты сомневаешься во мне? – с вызовом бросила Надежда, и, заметив, что отец с презрительной гримасой на лице отпихнул ногой лобызавшего его ботинки зятя, дернула головой,  - Люди ошибаются и в людях ошибаются. Ведь ты сам доверил ему всю службу безопасности компании! Значит, и ты ошибся в нем, а не только я. Что ты намерен сделать с нами?
- Этому конец! – Роман Владимирович вновь отпихнул зятя, - А с тобой… я не знаю, что делать с тобой. Как ты могла пойти на такое, дочка?
Лицо Надежды перекосила гримаса крайней досады.
- Давай без этого! – попросила она неприязненным тоном, - Что будет с моими детьми? Они ни в чем не виновны. И они – единственные твои наследники, не забывай!
- А я и не забывал ни о чем. Это ты забыла, что я твой родитель. Внуки получат все, что им причитается. В свое время. В отличие от тебя. Ты понимаешь, конечно, что я лишаю тебя всего, что и так досталось бы, не поторопись ты их присвоить. Уж не обессудь. Скажи спасибо, что оставляю тебе жизнь. Это доказывает, что я считаю тебя своей дочерью, несмотря ни на что. Расти внуков и помни отцову доброту.
Надежда молчала. Нельзя было ожидать, что она раскается. Напротив, - лицо ее переменилось настолько, что Роману Владимировичу стало не по себе. Того, чего он не смог добиться угрозой смерти, он добился этой «милостью», обрекающей на нищенское существование после всего, что она имела. Надежда с ненавистью глядела на отца и утешалась мыслью, что ему недолго осталось жить, и ни капельки не раскаивалась, что приложила руку к приближению его смерти. Нет, она отнюдь не капитулировала, напротив, начала прикидывать в уме варианты своих действий в свете наступивших событий.
«Ты скоро сдохнешь, а я буду жить, - думала она, прожигая взглядом  отца, - Ты сдохнешь, а я верну все, что мне причитается. Я обязательно верну все. Компания будет моей собственностью, и ты не сможешь мне помешать».
Ее думы прервал резкий голос отца, вставшего со своего места.
- Этого ублюдка пока засуньте в камеру, - бросил он Алексею Борну, появившемуся тотчас после нажатия кнопки вызова, не обращая внимания на зятя, цеплявшегося за его ноги и скулившего что-то невразумительное, -  А Надежду…
В этом месте старик повернул голову к дочери и бросил на нее тяжелый взгляд, который та легко выдержала.
- А эту нищенку отпустите на все четыре стороны.
Роман Владимирович покидал комнату пыток не спеша, но он чувствовал пронизывающий взгляд дочери и испытывал нестерпимую потребность обернуться, как стремятся принять пулю в лицо, в грудь, чувствуя, что вот-вот выстрелят в спину. Он превозмог это желание и покинул темницу, стараясь твердо ставить шаг.
«Ты все правильно сделал, - убеждал теперь он себя, - Ты должен был совершить возмездие над своими убийцами. А брат… что ж, теперь мне не придется краснеть, если на том свете встречу отца, ведь я сделал все, о чем просил он умирая».
Павловский хлопнул ладонями по столу, решительно поднялся и пошел из кабинета. Отворив дверь, он задержался у порога. Нужно отдать распоряжение о зяте… м-м… какую казнь избрать для него? Утопить живьем в канализации или предварительно застрелить? Что бы он ни сделал с этим ничтожеством, посмевшим посягнуть на священную жизнь своего великого тестя, все равно будет мало. И Павловский не боялся ответственности – перед кем? Перед Богом? Да ведь он просто мстит за себя! А людского суда боится лишь тот, кто собирается жить, а не умирать. Да.
«Ладно, пусть сбросят с яхты в море, - решил он и усмехнулся, - Если сможет выплыть – пусть живет. А нет – никто о нем не будет горевать. Жене своей он не нужен. А детям… дети ему уже не принадлежат».
Приняв это решение, он переступил порог и тут вдруг словно провалился в черную яму.