Брэд Пит как Торжество Добра
У ангелиц шел урок милосердия по теме: Восхищение Убогостью.
На доске идеальными буквами было написано - Хромые Внидут Первыми.
Учительница Святая Мариванна спрашивала домашнее задание, надо было картинки приготовить или стихи подходящие, в общем, как искусство у человеков вдохновляется Убогостью.
Мариванна медленно двигалась между рядами.
У последней парты остановилась в изумлении.
Ангелица Серафима держала в руках листок из журнала - Брэд Пит в роли Дьявола-искусителя в фильме "Бойцовый клуб"!!!
- Где взяла ты, Серафима, эту фотографию?
- К нам залетело. Когда черти в Калифорнии учебный смерч устраивали.
- Убогий ли он? - строго спросила Святая Мариванна, незаметно облизнувшись. Она умела придать голосу стальную ноту.
Серафима покраснела: он ведь на плохое дело послан, скверну в человеке разлить. Может, он миссией своей тяготится, что не дали созидательного, не доверили ему. Переживает. Убогость, как я понимаю, не только видима, она изнутри созреть может. Вот он чувствует себя обделенным и негодным. Уходит радость, блеск в глазах утрачивается, тускнеет лицо...
Серафима отвечала тихим смиренным голосом, она умела разжалобить, склонить учителей к пониманию.
- Это не нам решать, если действо его осудительно, у человеков по-разному бывает. Раз он Дьявол и послан искушать человеков, значит, у Отца на его счет особый план имеется. Вот если бы он кривой был, твой Брэд Пит, хромой-косой, тогда бы по теме подошел. Когда будем Грешность Красоты обсуждать - вот тогда и принесешь.
Ангелицы всполошились, вытягивали тонкие шейки посмотреть. Брэд Пит пошел по рядам.
Отличницы фыркали, завистницы усмехались, невинные вздрагивали, но у всех внутри, в глубинах каждого прозрачного тельца в белой рубашонке екало сердце. Красив был Дьявол, ох, красив!
Святая Мариванна сердилась, весь урок насмарку: репродукции Перова, Босха, Гойи, фотографии из страшных фильмов - все эти серьезные изыскания, долгие часы в библиотеке - все оказалось не нужным, не интересным.
Она настойчиво прививала любовь к Убогости, Уродству, Нищете и Болезням.
Не искоренять, нет, но участвовать, закалять собственную душу обмыванием язв. Облегчать добрым словом, святой водой.
Со временем это становилось все труднее, человеки лечили, справлялись науками, их добрые слова шли не от любви, но от правил профессии. Неубедительным становился ее предмет, отворачивались ученики от безнадежной Африки, избирали другие пути в Индии. Смеялись над Святой - бесполезно тратит божественные средства.
Наконец Брэд Пит вернулся к Серафиме. Она спрятала листок в котомку: чертовке Лилечке покажу.
Вечером встретились под яблоней. Лилечка сосала леденец, наматывала на палец рыжие кудряшки и мечтала.
- Смотри скорей, что я принесла, - заторопилась Серафима.
Лилечка свиснула: ого, какой! Давай меняться, ты мне Пита, а я тебе РиверФеникса молодого покойного. У меня их два, я у Лизаветы выменяла!
- У Лизаветы? - поразилась Серафима.
Ангелица Лизавета была серая отличница, ябеда и выскочка. Всегда прилизанная, приглаженная, бледная, рубашонка до пят, рукава длинные. Ходила глаза долу, любимица была у самых противных учителей!
- Так у ней три коробки красавцев! Весь Голливуд! Она за чертополох дает посмотреть, извращенка.
Серафима обмерла: чертополох?
- Ну да, садо-мазо называется. Она его за щеки закладывает и ликует.
- Ты врешь, Лилька, ей Богу врешь, - зашептала Серафима, - вас ведь вранью учат, обольщению, на мне тренируешься? На мне, своей лучшей подруге? Окстись!
- Да ни в жись, чтоб мне провалиться! - Лилька разлеглась на облаке, даже ногами пошлепала для верности.
- Не веришь? Попросим ее показать. Завтра футбол, она придет, она в Тренера Гавриеля влюбленная. Сидеть и воздыхать в коленки, чтоб никто не догадался.
- Лучше давай к ней наведаемся, пока она на Него воздыхает. Коробочку посмотрим тайно и бесплатно кстати.
- Можно и бесплатно, но жалко мне ее, - Лилечка открыла котомку, на дне лежали аккуратные колючки, - я всегда для нее держу. Не могу на ее постный лик смотреть, жалость снедает.
- Лилька, ты грех поощряешь!
- Чем же грех, уроки учи, дура! Вас же страдать учат, вон седни Мариванна распиналась - хромого лишая любить надобно! А приятно разве такого любить? Не Брэд Пит, и даже не этот, ну веселый такой,толстый щетинистый Галифанакис! Нет же, вот и страдание налицо! Учись жалеть. Она же убогая, крылья облезлые, одно горбом выпирает, ножонки кривые, глаза рыбьи в кучку! Неправильная ты, Серафима! Не ангельская, - укоряла подругу Лилечка.
- Так любовь ведь не в поощрениях греховодного, а в избавлениях от оного, - не сдавалась Серафима.
- Любовь для умаления мучений, разве нет? Для счастия, разве нет? Так если Лизавета счастлива с чертополом за щеками, значит, это милосердие к ней? Или пусть рыдает в углу? - с Лилечкой всегда было трудно спорить.
- У нее удовольствие греховное, счастье в любви к Богу, а не к чертополоху!
- Бога на всех не хватит! Некоторым только чертополох и достается. Не спорь, подумай лучше! Тупое у вас образование, вот что я вам скажу. Только от Бога к человекам десять путей и все тут. А наши пути - от человеков к Богу не изучаете!
- Окстись, Лилька, не смущай! Мне бы в свое поверить твердо, а ты со сторонним лезешь в мою неокрепшую душу! - Серафима уже готова была расплакаться, но Лилька вдруг обняла ее: придет время, сама разберешься, или не разберешься, еще лучше!
Договорились назавтра встретиться на стадионе и разошлись: Серафима уроки учить, а Лилечка - шутихи пускать.
Серафима шла в задумчивости: если Лизавета от мучений радуется, так это же Богоугодно должно быть? Эх, Черт возьми, досталась мне ангельская доля! Нет бы бельгийской принцессой быть...Нет, страданиями страдать надо, а не ликовать!
Чужими страданиям ликовать - это чертячье, а если своими, то как? Так это ж Святое прям! Лизавета Святость испытывает с чертополохом за щеками?
На следующий день крутились возде стадиона, ждали Лизавету.
На поле гарцевал Гавриил. Поигрывал крыльями, подкидывал мячик.
Про тренера разные слухи ходили - что неразборчивый любовник, среди человеков практикует совращение сладкими словами. Что якобы Господом послан всякий раз...
Говорили, у него детей немеряно-несчитано... Что даже сам не знает сколько...Все прощалось ему, любимчику Отца...
Наконец появилась Лизавета, прокралась бочком, села сзади за тренерским местом.
Крылышки сложила, коленки сжала, ручки скрестила, приготовилась поглядывать незаметно...
Тут Лилечка с Серафимой рванули в Лизаветину келью.
Вот они, три заветные коробки, на крышках - ангелы в лифчиках с огромными крыльями, манящая надпись - Victoria Secret!
Затрепетали, предвкушая...Открыли первую коробку - каталог, как в библиотеке: Aaron Eckhart, Аль Пачино, Antonio Banderas...
Ликовали, жевали вафли, не заметили даже, как Лизавета появилась.
И сразу в слезы: обманщицы, воровки, насорили, Харрисона Форда крошками обсыпали...
Лилечка быстро нашлась: Лизавета, утрись немедленно! Ты даже не представляешь, что тебя ждет! Какой подарок. Вот, смотри, тебе Серафима Брэда Пита принесла. Мы тайно хотели, подложить сюрпризом!
Для Серафимы это был самый большой сюрприз - она и не думала расставаться со своим Брэдом. Если и были какие мысли у нее - так еще парочку фотографий у Лизаветы стянуть незаметно.
Лилька подталкивала Серафиму: доставай Брэда!
Зачем я взяла с собой его, зачем! - проклинала себя Серафима, покорно роясь в котомке.
- Вот, держи, Лизавета, и чертополоху в придачу, - Лилька щедро отсыпала горсть колючек.
Лизавета заулыбалась, прижала Брэда Питта к груди, запрыгала, захлопала крыльями.
- Ой, девочки, дорогие, простите меня - плохое подумала. Какой сюрприз, какой он, какой... милый! Милый, милый, милый...
- Он тут в роли Дьявола, между прочим, - язвительно заметила Серафима.
- Ну и что? Это же только роль? Это притворяться...А ведь он хороший на самом деле, и добрый, и красивый...
- Ну да, за деньги Дьяволом притворяться...
- Серафима, ну какая ты несносная! - не стерпела Лилька, - учат тебя милосердию, учат покаянию, а толку никакого. Азазелистая душа у тебя, Серафима!
Лизавета обняла девиц: простите меня, я вас не любила, сторонилась и опасалась...Простите великодушно.
Лицо ее сияло, крылья блестели, как после летнего дождя, и вдруг Лизавета показалась им такой ослепительно красивой, такой... ну прям как Angelina Jolie...
Когда уходили от Лизаветы, Серафима еще дулась на Лилечку, но понимала - наконец в ней Ангельское проявилось, то самое, чего так хотел Отец изначально и от ангелов, и от человеков...
Искушения Серафимы
Ангелица Серафима, чертовка Лилит и примкнувшая к ним ангелица Лизавета рассматривали Орландо Блума.
Этого красавчика у Лизаветы было восемь штук.
Самого на берегу: мокрый обнаженный торс, закатанные до колен джинсы...
В черном костюме на красном ковре - лацканы атласные, волосы приглажены.
Были и в ролях, все неотразимые.
Лилька особенно косилась на одну: Орландо в кружевной рубашке обнимал красотку в золотистом корсете.
- Ну какая же она хитрая, какая обольстительная! - она поворачивала картинку и так и эдак.
- Как я бы хотела такой быть, - вздохнула Лизавета.
Она была некрасивая ангелица, таких на радостное не посылают, на крещенье там или венчанье. Все больше в приюты, больницы для слепых. Незавидным милосердием осуществлять господню волю.
Она это понимала рано повзрослевшим умом некрасивой девочки. Готовилась, не роптала, искала утешение себе в утешении других.
Были у нее мысли прославиться всем назло - ученой стать, или основать орден особенного какого-нибудь милосердия, о котором раньше и подумать не смели.
Но это в будущем, а пока она тайно завидовала красивым подружкам, влюблялась в учителей, артистов, как все в общем. Но из-за свой некрасоты чувствовала себя одинокой и подозрительно относилась к словам, взглядам. Бегала тайно к чертовкам в зеркало глянуться.
- Эх, надо бы все кино посмотреть.
- И посмотрим!
Подружки побежали к Большой Облачной Дырке, там уже толпился местный народец - чертенята, прогулявшие уроки, райские пенсионеры и прочие бездельники.
Гермесий расфасовывал воздушную кукурузу по стаканчикам. Лилька ухватила сразу два.
Чертовка, что и говорить! Серафима поражалась, как Лилька всегда успевала пронюхать, где и как можно разжиться вкусненьким. Запасала, но и делилась щедро.
Как ни прививали жадность и скаредность, не впитывала она.
Бывало, разорит у человеков сады, натащит персиков полный подол и всем раздает! Иногда самой не достается.
Так и тут - отдала девицам кукурузу и уверенно шмыгнула в толпу - себе еще раздобудет.
Наконец улеглись и свесились в Дырку земное кино смотреть.
Было тесно, шумно, малышня вскрикивала, подростки гоготали, пенсионеры возмущались, ворчали, что французское такое же кино с Жаном Маре лучше было...
Противные мешали, конечно, но оно стоило потерпеть. Кино оказалось славное!
"Три мушкетера".
Ах, целых три и даже больше! И на кого больше - на таааакого очаровашку, что про Орландо не очень-то и вспоминали. Хотя он тоже хорош был Бекингем, затейливые камзолы, серьга в ухе блестит. И улыбался, так улыбался!!!!
Но его там обдурили, он проиграл, а таких быстро забывают, даже если они красавцы в кружевах.
Кино пролетело, как одно мгновение. Вылезли из толпы и побежали в сад.
Бежали легко, прыгали по облакам, смеялись, пели... плюхнулись под яблоней и размечтались.
- Я буду Миледи, и не спорьте, девочки, - начала Лилька, - во-первых, я уже красивая, а потом, как подрасту, вырвусь из школы, буду коварство насаждать, хитрить буду, ух, как хитрить! Только они очаруются, а я их обману! И обкраду! И обольщу, и сердце разобью, ух, разобью!!!!! - Лилька верещала, потирала ручки.
- Татуировку сделаю на плече, даже две, еще одну под коленкой - буду Лилит вся в лилиях, Миледи Винтер!
Ангелицы завистливо молчали, ей все можно.
И красавица она, Лилечка, совершенная, неотразимая - рыжие кудри, персиковые щечки, блестящие черные глаза. Стремительная, легкая, смешливая. Поклонников у ней было - легион!
Для нее Миледи, как раз для нее! Нам такое нельзя, да и не хочется.
Нам, ангелицам, надо невинную королевишну и прекрасную служанку поделить!
Серафима и Лизавета понуро согласились: мы не конкурентки, Миледи тебе по плечу, дерзай, Лилечка! Мы уж как нибудь среди скучных обретемся.
Лизавета скромненько так промолвила: вот эта служанка, Констанца, преданная и добрая, и отважная, вот бы ею...
Но Серафима и Лилечка в один голос завопили: Лизавета, не скромничай, тебе королевишной быть! Тебе пойдет и воротник золотой, и корона, и улыбаешься ты прелестно - точь в точь она!
- Ах, девочки, королевишной? Мне? И такие локоны, и бриллиантовое ожерелье? - Лизавета засияла.
- А я Констанца, я в зеленом платье буду. У меня перси отрастут, их в это декольте запихну, как в кино... - размечталась Серафима.
Хоть и говорила она про декольте, тайно ее мысль не о том была - будь она Констанца, Д'Артаньян был бы ей верный полюбовник!
Задорный мальчишка, красавчик, ловкая шпага, бесстрашный и верный - чего еще желать?
Лизавета вдруг поняла, что королевишна-то она королевишна, но при ней этот придурочный слюнтяй королишко. Застенчивый дурачок. Никаких достоинств, кроме камзола и дурацких шляп.
- Ой девочки, я передумала! Давай ты, Серафима, будешь королевишной! Ты стройная, у тебя волосы золотые, мне никак нельзя, у меня крылья горбатые. Такие королевишны не бывают, не поверит никто, стесняться буду, - заныла Лизавета.
Серафима хотела возразить, но Лилька согласилась сразу.
Всегда жалела ее, Лизавету, прощала противности, ябедство. Хоть и списывала у нее уроки, но не даром же, чертополох для нее собирала, все пальцы вон исколоты. Дралась с обидчиками.
Ей неправильно вышло по рождению чертовкой быть, ей бы ангелом, Михаиловым воинством, а определят куда-нибудь двоечниц драть или магазинным воровкам пятки жечь...
Серафима надулась - тогда Брэда Пита отдала этой Лизавете, теперь Д'Артаньяна...
Ишь, серенькая, так она весь мир возьмет, а нам оглодки останутся...
Неправильно меня искушают, нет бы золотом-богатством, Орландами и Брэдами, вином и поцелуями.
Так нет, последнюю радость убогим отдать! Не хочу так.
Серафима отправилась в библиотеку про Д'Артаньяна дальше почитать, может не обломится ему эта Констанца, и он королевишне служить будет.
Особенности девического милосердия
Ангелице Серафиме, чертовке Лилечке и примкнувшей к ним ангелице Лизавете было скучно.
Ангелицы и уроки сделали, и в кельях убрались, Лилечке же надоело пускать шутихи, а уроки она уже у Лизаветы списала.
Им хотелось шкодить.
- Дьяволица Наама, - рассказывала Лилечка, - любила космонавтов пугать: привалится к иллюминатору и сиськи показывает.
- Так у нас еще не отросли...
- А мы попы можем показать, а ты еще и хвостом помахать, - расхрабрилась Лизавета.
- Ну это как-то совсем глупо, Лучше слетать к человекам в Голливуд на веселье и рожки красавцам приставлять.
- Дура ты Серафима, там и так все рогатые, не удивишь!
Пока они невинно хихикали, на земле заиграли Фанфары и прервали девичьи мысли.
В Голливуде начался Оскар. Оскар! Вот что нам надо! Слетаем, а там увидим, как лучше.
Прибыли быстро и устроились на крыше. Болтали ногами, кидались градом и завывали ветром.
Но скоро опять стало скучно. Вдруг Лилька заметила за оградой толстую прыщавую девицу и шепнула Серафиме: вот ты говоришь, что Лизавета страшненькая, смотри, у человеков еще хуже бывает.
Девица подпрыгивала, в надежде хоть кого-нибудь сфотографировать на красном ковре, но ее безнадежно оттесняли. В толпе она потеряла туфлю, и не найти уже, и время поджимало: первые звезды уже пошли по красной дорожке. Девица пыхтела, пыталась протиснуться. Но вскоре сдалась, отошла в сторонку и тихо заплакала.
- Ага, - завопила Лилька, - я нашла чем заняться! Сейчас мы ее в первый ряд запихнем! Устроим несусветную доброту к этим, ну, как вас учат: хромые внидут первыми, и все такое...
- Да ты что, мы ж ее не поднимем, да еще лететь с ней пару хевелей*, не меньше, - засомневалась Серафима.
- С Божьей помощью, - занудела Лизавета, - Отец не оставит нас на праведном пути...
Лилька подлетела к рыдающей девице.
- Ну чего ревешь? Как тебя зовут? В первый ряд хочешь?
- Рэчел. Ой, а вы кто?
- Ангелы, ангелы, ну почти все! Посланы тебе на помощь! Ну-ка, девочки, подхватились, вы за руки, я под попу!
- Ой, а как секьюрити увидит...
- Как увидит, так и развидит, доверься нам!
- Я каждый вечер молюсь: и чтоб похудеть, и чтоб не врать, и за отметки, и чтоб Лея эта вредина растолстела и прыщами покрылась вместо меня, - верещала девица, пока ее волокли над красным ковром.
- Да ты праведница прям, - ржала Лилька, - опрыщавить ненавистную Лею, это по моей части! И опрыщавлю, прям завтра и начну!
- Не смей, Лилечка, лучше я для Рэчел персиковые щечки умолю...
А я ей ума прибавлю, чтоб училась...- гундела свое Лизавета.
- Зануда ты Лизавета, отличниц не любят, на себя посмотри, если б не мы, никто с тобой и не дружил бы...
- А ну, бездельники, славящие праздно, подвиньтесь тут, - взвыла Лилька трубным голосом. Люди испуганно расступились, и девица плюхнулась возле самого ковра, прямо рядом с Аароном Э., скромно ждавшим очереди у журналистов.
- Аарон, яви автограф девочке, - подталкивала его Лилька, - внимай гласу, Аарон, не пугайся, вот тут слева, руку протяни...
Аарон, привыкший к превратностям судьбы в самый неожиданный момент, послушно повернулся и расписался в блокнотике, на котором волшебно появилась его лучшая фотография.
- Кого еще хочешь, говори, - командовала Лилька, - сейчас подведем.
Пока чертовка суетилась с артистами, Ангелицы усмиряли публику: это важная персона, тайная дочь Майкла Дугласа, молчите, а то вас выгонят.
Наконец парад закончился, все прошли в зал, и осмелевшая Рэчел протиснулась с ними.
- Дальше она сама справится, домой пора, - скомандовала Лилька.
- Хоть и дураки человеки в общем-то, но грехи у них бывают приятные, - рассуждала Серафима.
- Дьявол так и говорит: Тщеславие - самый приятный грех! Уж он-то в приятностях понимает, полжизни среди них проводит....
- А я бы хотела человеческой девицей побыть. Хоть немножко. Мне там одна понравилась, платье такое серебряное, как рыбья чешуя, и и в волосах заколка с камешками... Я блестящее люблю, а нам нечего красивенького надеть не позволяется, - привычно ныла Лизавета...
- Вот прямо завтра проникну и платье для нее украду, - решила Серафима и даже удивилась своему искреннему милосердию.
Помышления и Нарекания
После уроков ангелица Серафима шепнула ангелице Лизавете:
через ореховые кущи не ходи, там чертенята спрятались, перья щиплют и подолы задирают.
- Задирают? Зачем? Им не рассказывают на Сотворении Мира, из чего мы состоим и вообще как устроены?
- Они удостовериться хотят, что не обманули, не сокрыли там чего-нибудь тайного, приятного или полезного.
- Мы ж не человеки, чтобы тайное иметь, мы непосредственно Божьей Руки Созданцы.
- Это Фомка у них заводила, дураки какие!
- Черти, что с них возьмешь, - объяснила Лилитка. Она только из кущей явилась, разгоряченная, чертенятам рога обламывала.
- А зачем? Ну увидят, и что?
- Про Гавриила Протырника слыхала? Может они и тут такое устроить хотят?
- В смысле сыновей родить от нас? Отец не позволит, он на этом деле крест поставил! - рассуждала Лизавета, - но мне человековые мысли не понятны: знают ведь, что плохо, и что хорошо тоже знают, и Наказание за это им растолковали, а в Помыслы пускаются....
- Все пускаются, и ты тоже пускаешься, скучно без Помыслов.
- Я?
- А то, вон своих голливудских любимчиков картиночки прячешь. А среди них и плоть обнажившие есть, и в греховных позах, я уже про чертополох не говорю!
Лизавета покраснела.
- Я их отдам, ей Богу отдам, над Африкой разбросаю, над несчастными... Может, наконец, Красота Спасет Мир? Посмотрят они на Майкла Дугласа в серебряной пелерине, на Бреда Питта греческого бога и захлебнутся елейной благодатью, побросают ружья и обниматься побегут...- Лизавета воодушевилась, голос ее окреп, зазвенел колоколом!
- Дура ты, Лизавета, ох, дура, им еда нужна. Пойдем яблок нарвем и на Африку покидаем, - предложила чертовка Лилитка.
- А хорошо ли им будет от яблок? Они ведь краденые? А вдруг вымостим им дорогу в Ад Незаповедным Делом?
- Они и так в Аду. Брось теории, Серафима. Хуже не будет. Пусть пожуют на халяву...
_____
Хевель - библейская мера длины, 28 метров