В кармане пальто у Ланы запел телефон: «Пусть я сестры по крови не имею, Тебя считаю я сестрой своею, Хочу, чтоб знала ты, моя подруга, Что можешь ты меня сестрой назвать...» Лана радостно улыбнулась и открыла крышку:
- Ксюшенька, привет!
- Лан, ты где?
- В самом сердце метели…
- От дома далеко?
- Не очень, а что?
- Хочу зайти…
- Так ты вернулась?
- Приехали сегодня утром. Я так по тебе соскучилась, точно год не виделись! Домой скоро?
- Минут через двадцать буду. Лечу к тебе, я тоже ужасно соскучилась по тебе. Жди!
Забежала в кондитерскую, купила пирожные, и домой. Ксюша уже ждала у подъезда. Стояла, как снегурочка, вся в снегу. А снег густо валил на землю, как будто пуховый матрац неба, наконец, вспороли, и белые бабочки снежинок с восторгом вырвались на свободу.
- Ксюш, ты как ёлка новогодняя в лесу! В подъезд спрятаться не додумалась?
- Так красотища-то какая, Лан! Скоро Новый год! Сегодня уже видела в витрине наряженную ёлку. Так сердце и заныло. Вы-то будете ёлку ставить? Или снова Жорик не даст?
- Вот если твой Глеб поможет антивандально укрепить её от этого хулигана, тогда поставим и нарядим и даже вместе встретим Новый год…
- Ура!!! Ты знаешь, Лан, Глеб на все руки! Он даже готовит с удовольствием, а как вкусно! Кому-то очень повезёт!
- Не поняла… Почему кому-то? А не тебе?
- Ну, Лан, - вздохнула Ксюша и умоляюще взглянула на подругу, поднимаясь по лестнице – лифт не работал. - А любовь? Он друг. Просто замечательный. Редкой души человек. И порядочный… Но я в него не влюблена. К сожалению…
- Что толку от твоей любви? Ты от неё в другой город с малознакомым человеком уехала, чтобы Макс тебя не искалечил. Так ведь? – Ксюша кивнула в знак согласия. – И помог тебе Глеб, сама об этом говоришь. При этом он проявил себя наилучшим образом, что бывает крайне редко… А любви без уважения ненадолго хватит. Подумай.
Они вошли в квартиру. Жорик с мячиком в зубах задорно выскочил навстречу девушкам и побежал закапывать мячик в плед на диване. А подружки разделись и пошли на кухню. Лана стала убирать за котиком, а Ксюша поставила на огонь чайник, а заварочный чайничек вымыла и приготовила для свежей заварки. Открыла коробочку с пирожными:
- Ланка, можно я съем «картошку»? Обожаю…
- Да на здоровье! Я для тебя покупала. Только, может, сначала пообедаем?
- А что у вас есть?
- Сейчас гляну в холодильник… Ты бы лучше рассказала, почему вы так быстро вернулись?
И Ксюша поведала Лане свою «одиссею», закончив так:
- Представь, открываем дверь квартиры Глеба, а там его мама с новым мужем и сыном – на Украине, сама знаешь, что творится, вот они и приехали сюда. Отец Глеба дал ей ключи, а сам куда-то перебрался. Так что мне там никак нельзя оставаться. Негде просто-напросто. Придётся домой возвращаться… Может, и мама уже вернулась. С работой что делать – не знаю пока.
- А я тебе советую вернуться на старое место. Мало ли, может, оно всё ещё вакантное.
- Вряд ли. Да и мой начальник категорически заявил, что назад не возьмёт…
- Это он в сердцах говорил. Просто он в тот момент не знал, как тебя остановить и как тебе насолить. А ты приди с улыбкой, как ни в чём не бывало, и скажи, что готова с новой энергией выполнять свои обязанности. Попробуй, что ты теряешь? Попытка - не пытка. Хочешь, я тебе составлю компанию? Завтра утром ты свеженькая, стрижка у тебя всё ещё приличная, выглядишь классно, придёшь к нему, и он тебя точно возьмёт на прежнее место. Правда-правда, я так чувствую…
- Ладно, попробую. Ты мне лучше расскажи, как у твоего Вани дела?
- У Вани теперь всё хорошо. Он уже поправляется. Съездила к нему ещё раз, но в тот день у него поднялась температура, и его перевели в палату интенсивной терапии, куда никого не пускают. Но ничего, я его видела в коридоре, когда его перевозили. Теперь звоню, и он отчитывается мне каждый день. А вначале его отец держал меня в курсе.
- Какой отец, Лан? Вадим же умер...
- А я тебе разве не рассказывала? - И Лана рассказала Ксюше, почему у Вани оказалось два отца. Потом Лана рассказала Ксюше, как снова была у батюшки в церкви, который дал ей книги перед тем, как она решит креститься ли ей. - Я ведь некрещёная ещё, Ксюш. Хочешь быть моей крёстной?
- Ты что! Я вообще не помню, когда в церкви была, а ты - "крёстной".
- Но ты же крещёная?
- И что с того? Мать говорит, что крестила меня в год, но я ничего не помню. Есть люди, которые себя помнят с внутриутробного состояния, а я какие-то отдельные фрагменты, и все они связаны знаешь с чем? С новогодней ёлкой. Вот ёлочные игрушки моего детства я хорошо помню, а больше ничего. Игрушки я очень любила разглядывать и придумывать разные истории с ними. Но сейчас вряд ли что вспомню. Если бы, конечно, на них взглянуть, может, что и вспомнила бы. А ты себя маленькой помнишь? Своего отца, например…
- Не-а, отца совсем не помню. А вот лето в деревне, в саду, и я на веревочных качелях - это помню. И ещё кругом цветы растрёпки. Тогда они мне почему-то казались такими невзрачными, как трава, а сейчас лучше них и нету. Вот почему так получается?
- Я думаю, знаешь, почему? Потому что с ними у тебя связаны приятные воспоминания. Многое вокруг нас само по себе ничего для сердца не значит. Мы даже можем и не заметить чего-то значительного, просто пройти мимо, и всё. Оно наполняется смыслом и становится значимым лишь в связи с чем-то значимым в нашей жизни. Какая-то простенькая музыка вдруг переносит нас к дорогому человеку. Или запах, или слово…
- Ты права, Ксюш. Видишь, какая ты умница стала.
- Да, за эту поездку я повзрослела сразу на несколько лет. И больше не боюсь Макса. Пусть встречается. Мне всё равно. Пройду и не замечу.
- Ну вот и чудесно. Только Глеба ты не бросай. Пригласи его к нам. Попроси ёлочку поставить. И мы все вместе с мамой и с Жориком встретим Новый год.
- Ланка, я тебя обожаю!
Продолжение http://www.proza.ru/2014/03/05/1688