ПН

Аннабель
   Она стояла у окна и держала подоконник. Да, именно держала, крепко сжимая пальцами его пластиковый край, будто боялась, что он вот-вот упадёт ей на ноги. Утреннее солнце путалось в её волосах, высветляя их до карамельного цвета. Она улыбалась. Улыбалась, как увлеченные чем-то люди: слегка наклонив голову, одними губами. Она стояла спиной ко мне, но я был уверен. Я был уверен, что она определенно улыбалась.
 
 - Посмотри. Пожалуйста, посмотри, как прекрасны эти рисунки. В них есть жизнь, целостность, будущее. Закрывая глаза, я представляю, как художник водит нетерпеливой рукой по бумажным просторам, как горят его пальцы и учащается дыхание. Знаешь, мне кажется, что в этих рисунках будущего больше, чем в нас с тобой. Удивительно то, что это всего лишь набор линий и черточек: коротких, длинных, изогнутых,плавных. Порой их бережно выкладывают на лист, а бывает, грубо разбрасывают на холсте, оставляя разноцветные крапины повсюду. Все зависит от схемы творцов, эти схемы рождаются в их удивительных головах, сплетаясь в ворохе безумных мыслей. Чье-то безумие поистине прекрасно! Ты не находишь?

   Она разжала пальцы и они заскользили по плотной бумаге, безжалостно истерзанной карандашом. Отчего-то мне подумалось, что весна слишком коротка и мне хотелось бы проживать её вечно.

 - Я вот о чем думаю,- сонно протянула она. Люди творцы и своих судеб тоже. Ведь могут же они упорядочить свои поступки, эмоции, и слова так, чтобы создать нечто столь же прекрасное, манящее, заставляющее на мгновение застыть в немом изумление? Это так просто. Всего лишь расставить все в правильном беспорядке. Да, именно в беспорядке и именно в правильном. Можно очерчивать словами, жирно подчеркивая важное, пастелью заштриховывать заботу, спокойствие, доброту, яркими пятнами выделяя радость.
Я молчал. Мои глаза были закрыты. Я кутался в её голос, перебирая каждое слово пальцами рук.

 - Мне все чаще стало казаться, что я тоже неустанно творю. Я творю нас, переплетая линии в замысловатые узоры. Они покрывают все вокруг: стены, мои любимые книги, твое лицо, наше фото; тянутся вверх и пестрят мягкими, теплыми красками, стекая густыми каплями мне на руки. Я словно автор, я в порывах ищу выход чувствам. А кто же ты? Хочешь знать? Я думаю, ты неисправимый критик, ты строгий редактор, безжалостный судья. Ты – реалист, консерватор, обрубающий неокрепшие линии, стирая их начало. Ты пачкаешь грязными красками мой беззащитный холст, оставляя на нем разводы и подтеки.
 
   Она резко обернулась и словно вспыхнула в солнечном свете. Бледное встревоженное лицо в обрамлении карамельных прядей.
   - Как ты думаешь,- продолжила она, четко выделяя каждое слово,- сможет ли художник согревать в своих ладонях руки, разрушающие его произведение. Сможет ли доверить ему свои мысли без страха и робких сомнений?

   Я встал и шагнул ей на встречу, протягивая заледеневшую руку. Я замер на расстоянии нескольких сантиметров. Я не посмел. Я боялся испачкать руками то, что заставляет на миг застыть в немом изумлении. Я не хотел разрушать ее. Я крепко хотел лишь одного. Я хотел, чтобы она говорила вечно. Я хотел слушать ее всю свою никчемную жизнь.