Ясные. Миссия-любовь. Глава 8. Наблюдатель

Юлия Басова
Глава 8 Наблюдатель.

Наступила перемена. Я упросила Антона сопровождать меня, и мы вместе вышли на улицу, чтобы подышать. Плюхнувшись на ту самую скамейку, где мы сидели двумя днями ранее, приятель вытащил пачку сигарет. Я машинально отметила про себя, что не знала о его пагубной привычке. Я всегда считала, что любая зависимость – это несвобода. Выбирая свободу во всём и всегда, я старалась не допускать в свою жизнь никаких привычек. Тем более, вредных. В отличие от моих одноклассников, я никогда не пробовала алкоголь, наркотики, табак. Всё это казалось мне непродуктивной тратой времени. Зато бесцельно бродить по осеннему парку я могла часами, и мне не было жаль этих потраченных часов.

Антон с наслаждением затянулся. Задумавшись, я взяла из его рук зажигалку. Мне хотелось как-то занять свои руки, и я принялась щёлкать ею, высекая огонь. Маленький язычок пламени, который вспыхивал, и тут же гас, успокаивал меня. Я, будто заворожённая, смотрела на огонёк и внутри прояснялось.

-Ну, как тебе лекция? – спросил мой приятель.
-Скучно. Как и всё в этом университете, - призналась я.

-Ну, не всё здесь скучно. Могу тебе напомнить, что кое-кто большие деньги заплатил, чтобы учиться именно в нашем ВУЗЕ. И этот кое-кто – мировая знаменитость. А где ещё так обучат русскому языку, как не у нас? Хорошо хоть, с россиян в этом университете денег не берут, а даже стипендию выплачивают, - подытожил Антон.

-Да, - согласилась я.
-А вот и твой кое-кто. Как говорится, лёгок на помине, - восхищённо выдохнул приятель, толкая меня в бок.

Я встрепенулась, и подняла голову. Роберт Стронг, собственной персоной, шёл прямиком ко мне. Я вскочила, и сказала Антону:

-Мне надо отойти ненадолго.
Парнишка хмыкнул, но промолчал.

Я посмотрела на Роберта, и мир закружился у меня перед глазами. Его лицо было неподвижным и каким-то холодным, как посмертная маска на лице у уже мёртвого, но ещё не погребённого человека. Глаза, как всегда ясные и чистые, словно омытые волшебной водой, обжигали меня своим огнём. Он двигался по направлению ко мне, не сводя с меня взгляда. Было такое ощущение, будто он - ракета, направленная к месту цели, а я – та самая цель. Казалось, он никого не замечал вокруг, а видел только меня. Внутри что-то сжалось. На мгновение стало страшно. Я вспомнила его вчерашние слова, о том, что он еле сдерживается, чтобы не разорвать меня на куски. Что борется с желанием сделать мне больно.

Я опустила глаза, чтобы не встречаться с его взглядом. Затем, сделав два шага в сторону, кивнула головой в сторону стоянки автомобилей.

 Мне хотелось выйти из зоны, где каждый мог увидеть нас, и возможно, подслушать наш разговор. Потом, повернувшись к нему спиной, я торопливо направилась к его «Рэнчроверу». Он послушно шёл сзади, и я, казалось, чувствовала на себе его горячее дыхание. Наконец, я остановилась, посчитав, что между двумя большими машинами – его, Роберта, и ещё какой-то огромной американской махиной, нам будет удобно поговорить. Набрав в лёгкие побольше воздуха, я выдала:

-Это ты сделал, или не ты? Скажи, что не ты, умоляю тебя!

Роберт ничуть не удивился моему вопросу. Казалось, он даже ждал его. Словно пытливый биолог распластанную на столе бабочку, он рассматривал меня, холодно и бесстрастно.

-Ты сомневаешься, что я могу быть жестоким? – спросил он.

Теперь настала моя очередь рассматривать его. Только не пристально и безучастно, а с удивлением и недоумением, словно мы заново познакомились, и это знакомство не было приятным. Мне показалось, что он сказал достаточно, чтобы ответить на мой вопрос. Я смотрела на его прекрасные губы, искривлённые в какой-то странной полуулыбке, которая казалась мне теперь хладнокровной усмешкой маньяка. Я заглядывала ему в глаза, силясь прочесть там ответы на мои вопросы, но взгляд его был непроницаем.

Я немного помедлила, и, развернувшись к нему спиной, побежала в сторону толпы студентов. Я не могла больше находиться с ним наедине. Его присутствие одновременно волновало меня, вызывало желание прижаться к нему, обнять, и, в то же время, мне было страшно. От него исходила такая сила, что я начинала ощущать себя хрупкой фарфоровой статуэткой, которую достаточно случайно уронить с небольшой высоты, и она расколется на сотни мельчайших осколков.

 Я понимала, что, повернувшись к нему спиной, приговорила наши с ним отношения. Даже не начавшись, они никогда не смогут выйти на новый, волнующий уровень. Я отдавала себе отчёт, что никогда больше не смогу коснуться этих мягких, будто созданных для поцелуя, губ.

 На секунду мне даже захотелось обернуться, и посмотреть на Роберта, но я быстро справилась со своим порывом, и прибавила скорость. Влетев, как разъярённая фурия, в фойе университета, я заметалась. Надо было узнать, в какой аудитории проходит следующее занятие. Мне просто необходимо было сесть на заднюю парту, и привести в порядок мысли. К счастью, я увидела в толпе студентов девочку, с белыми кудряшками и в очках, которая вчера плавала в бассейне. Она торопливо шла к лифту. Я догнала её и сказала:

-Привет! Меня зовут Мила. Я из твоей группы. Помнишь меня?
Девочка, молча, кивнула.
-Где лекция будет? – спросила я, когда мы ехали в лифте.
-В 470, - коротко ответили мне.

Девица, почему-то, не смотрела на меня. Её бесцветные глаза были устремлены в пол. Наверное, я вызываю у неё сильную неприязнь. Что ж, это вполне нормальная реакция со стороны женщины.

Я больше не стала навязывать своё общение, и просто тихо следовала за своей коллегой.

Мы вошли в огромный зал, где стояло множество красных кресел. Столов не было вообще. Видимо, здесь проходят конференции и собрания.

Девочка с кудряшками поспешно уселась в первом ряду, а я протиснулась между плотно стоящими креслами, и забилась на самое дальнее место, в тёмном углу. Мне очень хотелось, чтобы про меня все забыли, не замечали совсем, но этого не произошло. Когда вся группа, в полном составе, собралась в этом большом помещении, туда, стремительным шагом, вошёл, а точнее будет сказать, - ворвался, высокий молодой мужчина, лет тридцати.

-Здравствуйте! – энергично сказал он, обводя нас внимательным взглядом.

Я вжалась в своё кресло. Похоже, лекции не будет. Её начинают по-другому. В аудиторию неспешно входит преподаватель, и начинает нудеть. Сейчас – всё иначе. В лучшем случае – семинар, в худшем – практическое занятие. А это значит, что нужно будет принимать участие в уроке, а не отмалчиваться, делая вид, что конспектируешь сказанное.

-Меня зовут Минченко Юрий Романович. Я веду у вас практические занятия по психологии.

Я вздохнула – интуиция меня не подвела. Сейчас посидеть спокойно не дадут. Надо было лучше изучать расписание. Хотя, что же я, не пошла бы сюда, если бы знала? Глупости. Всё равно, пошла бы.

-Сегодня у нас – первое занятие. Конечно, по расписанию, мы должны были уже давно с вами встретиться, ещё на прошлой неделе, но обстоятельства сложились так, что я смог появиться на работе только сегодня. Довожу до вашего сведения, что я не вхожу в основной преподавательский состав данного учебного заведения, а являюсь, так сказать, приглашённым педагогом, так как обладаю абсолютно уникальной квалификацией и богатым опытом в сфере психологии семейной жизни. Именно этот предмет мы и будем обсуждать на наших занятиях. Вы, как будущие педагоги, должны будете не только передавать своим ученикам свои знания, но и быть для них ещё и своего рода, психологами. Вы станете невольными свидетелями их личной жизни, будете общаться одновременно и с ними, и с их родителями. Примите участие в урегулировании конфликтов, которые часто возникают между близкими людьми. Будете свидетелями зарождающихся чувств между мальчиками и девочками. На ваших глазах может вспыхнуть новая любовь, и ваша задача – сделать всё возможное и невозможное, чтобы всё закончилось хорошо.

Высказавшись, психолог снова обвёл нас изучающим взглядом, и остановил его на мне. Мне захотелось испариться. Пару секунд он изучал моё лицо, но потом отвёл глаза и поинтересовался:

-У кого в семье происходили случаи насилия?

По аудитории прошёл лёгкий гул. Все недоумённо переглянулись, но никто не высказывался. Действительно, а что? Давайте, смелее, признавайтесь, кого дома избили или изнасиловали! Лес рук. Я усмехнулась. Вот, так психолог. Разве так до чего-нибудь докопаешься? О таком, даже если это имело место в жизни человека, надо аккуратно спрашивать в приватной беседе, после того, как налажен очень тесный контакт между психологом и его пациентом. А вот так, нахрапом… Он же понимает, что ему никто ничего не скажет. А может, он специально задаёт глупые вопросы? Может, если он приглашён нашим деканатом, то ему всё равно, у кого что спрашивать, и кто что усвоит? Он просто примет зачёт в конце семестра, и отчалит восвояси, выслушивать своих богатых пациентов. Я решила, что у него, наверняка, очень преуспевающая клиентура, потому, что с первых мгновений стало ясно – у мужика с деньгами всё в порядке. Вместо мешковатого затёртого костюма, который так любим в профессорской среде, на нашем новом преподавателе красовался модный пиджак из тонкой кожи и чёрные прямые джинсы. Вместо скучной белой рубашки, под пиджаком у него имелась водолазка, ворот которой плотно облегал длинную могучую шею. С ботинками тоже был порядок. Начищенные до блеска, они не оставляли ни малейшего сомнения, что встали в копеечку своему обладателю. Было очевидно, что Минченко добирался за город на личном автомобиле, а не трясся в метро, а затем в маршрутке, как это делало большинство наших педагогов. На запястье нового преподавателя блеснули дорогие часы из розового золота – мужчина явно разбирался в моде и следил за тенденциями.

 Я с нескрываемым удивлением разглядывала его. Такое нечасто встретишь, однако.
Стиляга, тем временем, продолжал:

-Итак. Тема нашего сегодняшнего занятия – половое влечение. Внимание! Ничего записывать не надо! – торопливо сказал он, заметив, что все раскрыли на коленях тетрадки, - на моих занятиях ничего писать не надо. Видите, в этой аудитории даже столов нет, что бы писать. Просто слушайте, и наматывайте на ус.

Все с облегчением захлопнули свои тетради и уставились на красавчика. Он, правда, был хорош. Не так хорош, конечно, как Роберт, но, всё-таки… При мысли о Стронге на душе стало тяжело. Что-то не так… Что-то во всём этом непонятное. Но что?

-Я сегодня побеседую с каждым из вас. Лично. После этого выберу особо интересные случаи, и проведу консультацию с этими людьми тет-а-тет, - провозгласил Минченко.

Он поставила два кресла друг напротив друга, и стал приглашать, по очереди, всех учащихся из нашей группы. Усаживал человека напротив себя, и громко, чтобы могли слышать все, задавал вопросы. Причём, если ответ не казался ему правдоподобным, он громко выражал своё недоверие.

-Не может быть! Вы меня обманываете! Не делайте этого, а то я вас запомню, и не поставлю зачёт, - сказав это, он громко и раскатисто хохотал над своей шуткой.

Так, спросив у одной из наших девиц, во сколько лет она почувствовала влечение к противоположному полу, и, получив ответ: « в шестнадцать», он воскликнул:

-Вы лжёте! У вас до сих пор не возникало влечения к противоположному полу. Вас привлекают особы одного с вами пола!

Девица покраснела, как переваренная свёкла, и что-то пробормотала себе под нос. Минченко тут же отправил её восвояси, и вызвал следующего. Казалось, он просто развлекался, потешаясь над нами, и не желая воспринимать никого всерьёз.

Я повернула голову, и нашла глазами Антона. Он сидел на первом ряду. Когда я входила в аудиторию, то была настолько поглощена своими переживаниями, что не обратила на него внимания. А он не окликнул меня, как делал обычно. Впрочем, я была благодарна ему за это, потому что хотела отсидеться одна, в тихом уголке, чтобы никто не доставал меня своими вопросами и замечаниями.

Мой приятель заметно нервничал. Возможно, только одна я из всей группы понимала, что он сейчас чувствует. Парень, несомненно, является представителем нетрадиционной сексуальной ориентации. Убедившись, что психолог, не стесняясь, прилюдно осмеивает подобные случаи, Антон готовился к разговору как к мучительной смертной казне, ничуть не сомневаясь, что его мигом рассекретят.

 Я несколько минут смотрела на него в упор. Наконец, приятель почувствовал мой взгляд, и обернулся. Я улыбнулась ему, стараясь придать своему взгляду теплоту. Мне хотелось, чтобы он почувствовал мою поддержку даже оттуда, где он будет сидеть, и отвечать на каверзные вопросы психолога. Антон благодарно улыбнулся мне в ответ. Новый преподаватель перехватил этот взгляд, и сказал:

-Давайте позволим единственному мужчине из вашей группы обнажить, так сказать, перед нами душу.

Определённо, этот холёный психовед начинал меня раздражать. Одно хорошо – я почти отвлеклась от мыслей о Роберте.

Антон, понурив голову, поплёлся к месту допроса.
-Здравствуйте! – добродушно начал преподаватель.
-Здравствуйте, - обречённо промямлил Антон.
-У вас полная семья? – поинтересовался психолог.
-Да. Мать и отец. Я у них один.
-Прекрасно, - обрадовался Минченко, - и что вам запрещается?
Антон удивлённо пожал плечами:

-Мне никогда и ничего не запрещали. С самого детства. Меня очень любят. Обо мне заботятся.
-Вам приобретают именно те вещи, которые вы хотели бы купить сами?
-Не всегда. Иногда мама считает, что мне гораздо больше подходит белый вязаный свитер с милым рисунком, а мне бы хотелось надеть что-то более строгое, стильное, и желательно, чёрное, - Антон завистливо осмотрел наряд преподавателя, - а мама хочет, чтобы я продолжал одеваться, как подросток.

-И как вы выходите из ситуации? Ведь ваши потребности возросли?
-Ну…, - задумался мой приятель, - я коплю. Иногда, прошу в долг у родителей.
-А чем отдаёшь? – просто спросил Юрий Романович, - ты ведь не работаешь?

-У меня стипендия, - неуверенно ответил Антон. Он начал покрываться пунцовыми пятнами, и я поняла, что психолог попал в точку.

-Стипендию ты ещё не получал. Первый раз ты получишь её не раньше, чем через три недели, - жёстко возразил преподаватель, - так, что рассказывай, откуда ты берёшь деньги на свои маленькие слабости. У тебя, наверняка, крутой телефон. Вон, обувь хорошая, я вижу. Очень по-взрослому всё. Без оленей на свитере. Рассказывай.

Антон буквально вжался в кресло. Его лицо ежесекундно меняло цвета, левая нога непроизвольно дёргалась. Мне стало жалко парня, и я, конечно, влезла:

-Послушайте, а вы, случайно, не в КГБ работаете? А то там именно так людей раскалывают, - выдала я полнейший бред. Мне не хотелось показаться особенно умной, просто я давала Антону время на то, чтобы он собрался с мыслями, и придумал, как ответить на каверзные вопросы Минченко.

-Фамилия, - коротко спросил он.
-Богданова, - так же коротко ответила я.

После вчерашних, да и сегодняшних событий, мне было нечего бояться. Даже если меня исключат их универа за невежливый тон в беседе с преподавателем, несмотря на то, что я учусь здесь всего три дня, я не расстроюсь. Меня сегодня уже расстроили. Причём, дважды.

-Ну, Богданова, - неожиданно приветливо заговорил психолог, - раз вы так удачно проявились, идите ко мне. С юношей, как мне кажется, мы уже разобрались. Если у кого какие вопросы возникли по этому поводу, можете задать их сейчас.

В аудитории повисла тишина.
-Нет вопросов. Прекрасно. Богданова, прошу вас, - он жестом пригласил меня присоединиться к нему.

Проходя мимо Антона, который, слегка пошатываясь, шёл на своё место, я почувствовала, лёгкое касание его руки. Вероятно, таким образом, он выразил мне благодарность.

-Итак, Богданова! – начал Минченко, развалившись в кресле, - как вас зовут?
-Мила.
-А по отчеству?
-Игоревна.
-Отлично. Значит, ваш папа – Игорь.
Я не удержалась, и опять схамила:
-Вы удивительно проницательны.
Он усмехнулся.
-Допустим. И что же ваш папа? Он вас любит?

Я понимала, куда он клонит – комплекс Электры, и всё такое. Но это не про меня. Мне никогда не хотелось компенсировать отсутствие папы наличием в моей жизни какого-нибудь престарелого дяди. Многие девушки, отцы которых живут отдельно, несознательно выбирают себе кавалеров постарше. Таким образом, они хотят получить не доставшуюся им в детстве отцовскую любовь. Только, дяди в возрасте, совсем не по-отцовски любят своих подружек. Вот в чём дело.

-Мой папа – хороший и добрый человек. А ещё он – честный. Когда он разлюбил маму, то прямо так и сказал ей об этом. Он не стал влачить жалкое существование рядом с нелюбимым человеком. Он ушёл, но мы с ним встречаемся.

-Как часто?
-Несколько раз в год, - соврала я. Мы с отцом созваниваемся несколько раз в год, а вот видимся – от силы один.

Юрий Романович скептически посмотрел на меня.
-Вы не обманываете нас?
Я спокойно посмотрела ему в глаза.
-Даже если и обманываю, то, самую малость.
-Интересный случай, - по-моему, даже немного смутившись, пробормотал Минченко.
-А главное, редкий! – ехидно поддержала я. Мне доставляло странное удовольствие хамить ему. Уже войдя во вкус, я не могла остановиться. Меня несло:

-У нас ведь все отцы проживают вместе со своими детьми. Семью они, как порядочные люди, не бросают. Живут себе, живут. И только один мой папочка решился на крайний шаг. Пожалуй, вы соберите консилиум на эту тему. Я вам всё подробненько расскажу, а пока, если ко мне нет вопросов, я, пожалуй, пойду…

С этими словами я резко встала, и направилась на своё место. За те несколько минут, что я провела рядом с этим странным психологом, я прониклась к нему ещё большей неприязнью. Конечно, он мне сразу не понравился, после того, как стал прилюдно разоблачать чужие секреты. Но когда этот хлыщ от психологии оказался совсем близко от меня, стало совсем не по себе. С чем это было связано, я не понимала.

 При ближайшем рассмотрении, он производил впечатление вполне нормального, даже очень симпатичного человека. У него было ухоженное румяное лицо, голубые, лучистые глаза, которые могли бы принадлежать ребёнку, чуть-чуть наивный взгляд. Но я быстро поняла, что во всём этом кроется какая-то ложь. Что – что, а неправду я чую за версту. Уж не знаю, откуда это. Может, тоже от папочки?

Я отчётливо понимала, что в глубине наивных детских глаз этого психоведа таится какая-то тайна, известная ему одному. Надо сказать, что в людях он, действительно, разбирался. Он сразу прочитал в моём взгляде некоторое недоверие, и посмотрел на меня холодно, словно обжигая ледяным ветром, не забыв, при этом, учтиво улыбнуться.

 Я уже понимала, что он не такой, как многие другие. За последние три дня, обычные люди мне почти не попадались. Я вспомнила Роберта, его татуированного противника, и поёжилась.

Отличие этого Минченко от других мужиков было очевидно – он не запал на меня, как это произошло бы с остальными. Он был спокоен, но, определённо имел какой-то странный интерес ко мне. Возможно, если бы в последние дни моя жизнь протекала размеренно и мирно, я бы не заподозрила ничего дурного. Но теперь, когда я поняла, что вокруг меня начали происходить очень странные вещи, приходилось всегда быть начеку.

Я беспрепятственно прошла на своё место. Меня никто не окликнул. В аудитории царила мёртвая тишина.

-Теперь попрошу минуточку внимания! – почти вскрикнул Юрий Романович.
Я вскинулась – речь, явно пойдёт обо мне.

-Вы сейчас могли наблюдать типичный пример того, как сильная личность этой девушки смогла счастливо избежать инцестуозной фиксации своего либидо, но, всё же, я полагаю, она может быть не вполне свободна от её влияния. Явным отзвуком этой фазы развития является её возможная серьёзная влюблённость в немолодого, обладающего авторитетом мужчину, который может оживить в ней образ отца, - вдруг торжественно возвестил психолог.

Тишина в классе стала звенящей. Казалось, все замерли на месте не от удивления, а потому что окаменели от взгляда Медузы-Горгоны. Затем, взгляды присутствующих обратились ко мне. Первым моим желанием было провалиться сквозь землю, но я решила не сдаваться. Моя спина распрямилась, я постаралась придать своему лицу безразличное выражение, и, по-моему, даже улыбнулось, хоть и несколько натужно.

-Престарелые кавалеры никогда меня не привлекали, - громко, на всю аудиторию, объявила я.

Психолог умилённо заулыбался, словно любящая мамаша, чей отпрыск впервые заговорил, и вместо традиционного «мама» или «папа» выдал слово «писька».

Я не могла понять, зачем меня пытаются выставить нездоровой извращенкой. Нелюбимой дочерью своего отца, и потому, кидающейся на шею любому престарелому папику.

 Я читала Фрейда, и могу поспорить, что фраза, которая сейчас скомпрометировала меня в глазах окружающих, была целиком процитирована из книги этого великого психолога. Зачем всё это ему, этому Минченко? Чего он добился, прилюдно унизив нескольких человек, в том числе, и меня?

-Все остальные случаи, кроме последнего, кажутся мне банальными. Мы будем рассматривать их на последующих занятиях. Совсем другое дело – Мила Богданова. С вами я поработаю отдельно, с глазу на глаз, без свидетелей. И, возможно, смогу помочь вам, - громко, проговаривая каждый слог, сказал преподаватель, - а теперь продолжим наш семинар.

Дальше начался вполне банальный опрос, с целью выявить базовые знания, которыми обладают первокурсники. Это были общие несложные вопросы, на которые смог бы ответить даже девятиклассник. В аудитории сразу стало оживлённо, все захотели похвастаться своими знаниями перед психологом. Я была немало удивлена, когда выяснилось, что наша группа весьма начитана и подготовлена к серьёзной работе. Почти все слышали о Юнге, легко расшифровали понятие «бихевиоризм». Минченко живо обводил глазами присутствующих, его лицо, казалось, было приветливым и благодушным, но мне оно напоминало маску, надетую специально для этого случая. Он о чём-то думал, его мозги напряжённо работали, я могла в этом поклясться. Как следствие недавних событий, во мне пробудилась интуиция, и я, не раздумывая, доверилась ей.

Семинар закончился, и наши девицы, а с ними и Антон, быстро вылетели из аудитории. Я не торопилась. К концу занятия я уже окончательно поняла, что со мной желают поговорить.

 Наконец, мы с Минченко остались одни. Он торопливо подошёл к двери, и, достав из кармана ключи от класса, запер дверь. Затем, повернувшись ко мне, сказал:

-Прости, Мила, за клоунаду. Мне самому не очень понравилось этих ягнят щипать. Просто, о себе надо было оставить определённое воспоминание, так сказать, зафиксировать. В следующий раз на моём месте уже будет другой человек, но вести он себя будет так же. Никто не заподозрит подмену.

Я, молча, ошарашено смотрела на Минченко. Такая перемена в поведении меня просто ошеломила.
-Кто вы? – наконец, пробормотала я.

-Спектр, - просто ответил Юрий Романович, и, видя моё недоумение, добавил, - наблюдатель. Так понятно? А вообще, привыкай. Теперь вокруг тебя будут появляться всё новые, и новые персонажи. Скоро ты перестанешь удивляться.

Я молчала, хотя внутренне была с ним согласна. В моей жизни действительно немало нового в последнее время.

-У нас мало времени, - мягко произнёс Минченко, - присядь.
-А почему я должна вам верить? – вдруг, неожиданно даже для себя, взорвалась я, - вы меня пять минут назад перед всеми извращенкой выставили!

-Успокойся, они уже обо всём забыли. Осталось только размытое воспоминание. Определённое настроение. Так было надо, я тебе уже объяснил, зачем.
Я, молча, кивнула.

-Ты меня не бойся. Небольшой разговор, и ты пойдёшь по своим делам. Здесь никто никого не обидит.

Я буравила Минченко недоверчивым взглядом. Он сел на кресло, и жестом показал мне на место рядом с ним.
-Ты, наверное, уже заметила, что в последнее время твои способности стали приносить много проблем, - вкрадчиво начал он.

-Вы о чём? – я захлопала глазами. Не верилось, что этот разодетый щёголь действительно что-то знает обо мне. Но он, определённо знал.

-Мила, мы можем долго препираться с тобой, и, в конце концов, я приведу тебе ряд веских доводов, после которых станет ясно, что мне можно доверять. Не усложняй задачу. В аудиторию скоро придёт другая группа и другой преподаватель. Если мы не поговорим сейчас, мне придётся приглашать тебя ещё раз. Это будет уже совсем другое место. Кто знает, понравится ли тебе там?

Эти слова он говорил спокойным, даже убаюкивающим голосом, словно я должна была заснуть сразу, после произнесённой им фразы.
Я кивнула, дав ему понять, что осознаю все последствия своего упрямства. Он чуть заметно улыбнулся.

-Вот и хорошо. Теперь расскажи, когда всё это началось, - быстро и негромко спросил Юрий Романович.

-Я точно не помню. Может, год назад. По крайней мере, с одним из моих … поклонников я встретилась почти сразу, как мне исполнилось 17 лет. Я сразу поняла, что ко мне испытывают нездоровое, болезненное влечение, от которого невозможно избавиться. До этого, я не замечала ничего такого, - я закашлялась. Горло, словно свело спазмом, когда я вспомнила о Рудневе.

-Много было таких знакомств?

-Не очень. Когда я начала понимать, что к чему, то постаралась не болтаться в местах скопления мужчин, - я усмехнулась.

Минченко тоже хмыкнул, но, тут же, вновь стал серьёзным.
-Что у тебя с ними были за отношения?
-То, о чём вы думаете, - я помолчала, - в общем, сексом я ещё не занималась. Ни разу.

Я вскинула голову, и посмотрела наблюдателю прямо в глаза. Он ответил мне внимательным, изучающим взглядом, будто взвешивал – правду я говорю, или вру. Он не доверял мне так же, как и я ему. А, в сущности, почему мы должны доверять друг другу?

-Тебе это ни к чему. Ты и так всё получаешь, - наконец произнёс он, тихо и задумчиво.
Я вскинулась:
-Никогда и никого не использовала в корыстных целях!

Минченко усмехнулся:
-И почему вы, женщины, всегда и всё так усложняете? А? Ну, используешь ты мужиков. Вытряхиваешь из них деньги на машины, шмотки… И что? Почему нельзя называть вещи своими именами?

-Да потому, что это неправда! – заорала я.
-Машина у тебя откуда? – прикрикнул на меня Минченко, тоже показывая возможности своего голоса.
Я затихла.
И правда, я приобрела автомобиль на деньги, что мне дал один банкир.

-Мне предлагали больше. Но я взяла ровно столько, чтобы хватило на самую дешёвую «Мазду».
-Ну, вот, видишь. Значит, я прав. Ты, Мила – аферистка, использующая мужчин в корыстных целях.

-Если бы тот человек был беден, и отдавал мне последнее, я бы не взяла, - тихо промямлила я, отчётливо осознавая, что этот неприятный психолог прав. Тысячу раз прав.

-Тоже мне, Робин Гуд в женском обличье, - фыркнул он, - берёшь деньги только у богатых. Ты ещё скажи, что после этого идёшь к метро, и там щедро раздаёшь пожертвования бедным. Так сказать, восстанавливаешь утраченную справедливость.


Я молчала. Да и к чему отвечать? Юрий Романович говорил правду. А на правду не обижаются, какой бы горькой она не была.

 Его послали выяснить у меня интимные детали моей жизни. Всё это неспроста. Со стороны я действительно кажусь расчётливой сволочью, только, каким боком ОНИ причастны к этому?

-Что ещё, кроме денег, ты получала от мужчин? – жёстко спросил Минченко.

-Были случаи, когда я принимала помощь, - я вспомнила знакомого из ГИБДД, который помог мне с правами, - очень редко, когда сама не справлялась.

-Благородно, - насмешливо протянул Юрий Романович, - в последнее время часто приходилось сталкиваться с агрессией в свой адрес?

Я похолодела, вспомнив вчерашний день. Кто бы он ни был, я больше ничего не скажу! Даже если он знает про то, что произошло накануне, от меня он не услышат имя Роберт Стронг! Ведь, если начать откровенничать, придётся рассказать всё.

Я холодно посмотрела на Минченко. Он сразу понял, что разговор закончен. Его глаза сузились, он пристально наблюдал за мной. Воцарилась тишина.

-А кто такие - спектры? – вдруг вырвалось у меня. Из школьного курса по французскому языку я помнила, что spectre – это призрак. Бестелесная субстанция, которую, впрочем, можно увидеть. Если повезёт. Или, не повезёт.

-Не ломай голову, позже всё узнаешь, - равнодушно ответил он, - просто, мы наблюдаем за теми, кто нам нужен. То есть, к нашим обычным обязанностям прибавляется ещё и эта. Я должен выявлять и анализировать.

-Сложно как у вас! – я неестественно улыбнулась, - спасибо за откровенность.
-Откровенность за откровенность, - парировал Юрий Романович.

Я встала. Он последовал моему примеру. Был ещё один вопрос, который меня тревожил, и я решила его задать, несмотря на то, что не рассчитывала на правдивый ответ:

-На вас ведь не действует? Ну, мой…., - я запнулась.
-Как видишь. Это действует лишь на живых.

Я чуть не рухнула на пол. Он, что, действительно призрак? У меня, наверное, был такой ошеломлённый вид, что наблюдатель усмехнулся. Затем, снова став серьёзным, он полез в карман за ключами, которыми закрыл аудиторию и направился к двери. Я последовала его примеру. Снаружи, в коридоре, шумели студенты, стоял гомон, велись оживлённые беседы.

-Мы с вами быстро закончили, - бодро прощебетала я.
-Вряд ли мы что-то закончили. Скорее, всё только начинается, - спокойно и мрачно ответил Минченко, - ты просто должна понять, что может начаться война. Ты не понимаешь, какую разрушительную силу таят в себе твои проклятые способности.

Помолчав, он добавил:
- Всё-таки, странная вещь – генетика.

С этими словами он быстро отпер дверь, и стремительно вышел из аудитории. Я стояла, будто приклеенная, на одном месте, и не могла оправиться от шока. Война? Мои способности? Разрушительная сила? О чём он?

Вскоре, студенты из параллельной группы стали забегать в аудиторию, откуда, недавно, вышла я. Ребята деликатно обходили меня с двух сторон, как будто, это было в порядке вещей – загораживать собою проход. Тем не менее, я не двигалась с места, вспоминая снова и снова наш разговор с «психологом». Кстати, психолог – то из него неважный. Ему ничего удалось выяснить. Похоже, руководство снабдило его более подробной информацией о моей жизни, чем я.

Поняв, что долго стоять на одном и том же месте не очень правильно, я двинулась, в очередной раз, искать свою группу. Насколько я смогла заметить, нас постоянно гоняли по разным этажам и кабинетам. Я вздохнула: вот, кто составлял это дикое расписание?

Медленно и неуверенно, я двинулась на первый этаж, чтобы узнать на стенде номер аудитории. Я опустила голову, и старалась не встречаться ни с кем взглядом. Причиной тому было моё нежелание видеть кого-то из моих…. Новых знакомых. Эта формулировка, почти издевательская, была навязана Роберту Стронга за то, что он убил моего друга. Я ещё немного поразмыслила, прибавив: и спас меня. Вот бы посоветоваться со знающим человеком – что в такой ситуации положено чувствовать. Благодарность? Страх? Гнев? Ненависть? Огромное желание видеть этого человека, хотеть прикоснуться к нему? Да, последний вариант был ближе всего к истине. К бабке не ходи. Только бы не встретиться с ним сейчас! Учитывая взвинченное состояние, от Милы Богдановой можно было ожидать любой реакции. Я могла кинуться на него с кулаками, как бешеная фурия, или, напротив, наброситься с поцелуями. Последнее, учитывая небольшой срок наших отношений, и недавние события, было не самой удачной идеей.

На первом этаже, абсолютно без всяких приключений, я установила номер аудитории, где будет проходить семинар по логике, и двинулась на второй этаж. Войдя в класс, я обнаружила, что вся группа уже в сборе. Навесив на себя приветливую улыбку, я засеменила к парте, за которой сидел Антон.

 Вопреки моим ожиданиям, парень вовсе не был смущён, претерпев чудовищное, унизительное разоблачение на прошлом семинаре. Он сидел в наушниках, и, с блаженным видом слушал музыку. Я подсела к нему, и вынула правый наушник из его уха.

-Привет! – бодро сказала я.
-Привет! – радостно закивал Антон, и выключил плейер, - а ты где так долго шлялась? С Стронгом своим ненаглядным?

Я опешила. После этого странного семинара по психологии, меня, у всех на глазах, попросили задержаться, чтобы разобрать индивидуально мой необычайно тяжёлый и интересный случай. Удивительно, что Антон этого не заметил. Может, он всё ещё в шоке после того, как его секрет прилюдно раскрыли? Уверена, что кроме меня, никто не догадывался, что этот паренёк любит мужчин постарше, и желательно, с деньгами. Теперь об этом известно всем.

-Кстати, прикольное занятие было сегодня. Ну, по психологии, - весело прощебетал он.

Я опять не нашлась, что ответить. Он что, издевается? Или ему так неловко, что он пытается острить?

Словно, опровергая мои слова, он отвернулся от меня, и обратился к Марине, с которой раньше сидел за партой:

-Слушай, Марин, а у тебя конспекты остались с прошлого семинара?
-По психологии? – будничным тоном уточнила та.
-Ага, а то я поленился чего-то, и не записывал. Помню всё, но как-то смутно.

-Так никто не записывал, - спокойно ответила Марина. По её добродушному лицу было видно - она уже простила Антошку за то, что он переметнулся ко мне, и больше не сидит с ней за одной партой.

-Слушай, а что он давал-то? Я не могу вспомнить тему семинара, - растерянно произнёс Антон.

-Было вводное занятие. Он просто опрашивал всех, наши знания выявлял. Ну, про Карнеги, Юнга, ещё про что-то вопросы задавал. А у нас группа подготовленная, вот, мы ему и отвечали развёрнуто. На это всё время ушло. Он обещал, что в следующий раз мы будем разбирать какую-то интересную тему. Сублимацию, или что-то в этом роде.

Ситуация прояснилась – дальше некуда. Мне ведь Минченко объяснял, что никто и ничего не будет помнить про это занятие. Так и случилось. А ещё он сказал, что в следующий раз на его месте уже будет другой. И никто не заметит подмены. Держу пари, это будет совершенно обычный преподаватель, самым отдалённым образом напоминающий Юрия Романовича. Хотя, думаю, имя и фамилия будут совпадать.

Интересно, а может ли кто-нибудь описать этого психолога? Я осторожно дёрнула Антона за рукав.
-Слушай, по-моему, этот преподаватель был какой-то агрессивный.
-Да, что-то такое было, - неуверенно отозвался парень, - я точно не помню.

-Было, было, - неожиданно вмешалась в наш разговор девочка со светлыми кудряшками и в очках, которую я видела вчера в бассейне, а сегодня – в лифте. Она сидела за соседней партой, и, похоже, слышала кое-что из нашего диалога.

-Ты о чём? – насторожилась я.

Она повернулась к нам, неудобно изогнув спину. Ей, видимо, хотелось посплетничать.
-Он резко высмеивал тех, кто на его вопросы по Фрейду отвечал, замалчивая некоторые термины. Ну, например, есть такое понятие «полиморфно-извращённые склонности», или «младенческая мастурбация». Ну, он меня спросил, а мне стыдно стало произносить всё это. А он сказал, что настоящий педагог не должен стесняться таких естественных процессов. Он наоборот должен все вещи называть своими именами. Бушевал минут десять. Устроил целый прогон на эту тему.
Девочка помолчала.

-А как тебя зовут? Что-то я пока мало кого знаю в нашей группе, - я решила воспользоваться образовавшейся паузой.
-Оля, - ответила девочка, и добавила, - а мне так стыдно было всё это…

Было очень видно, что её взволновало бестактное поведение преподавателя. Только, диалога, который она описывает, на самом деле, не было. Минченко, или, как его там, просто вызывал всех по очереди, прощупывал, давал свои комментарии, не стесняясь в выражениях. Он понимал, что после того, как семинар закончится, студенты забудут всё, что происходило. Кроме, пожалуй, одного – того, что преподаватель был эксцентричен и грубоват. Видимо, именно такими качествами обладает настоящий Юрий Романович Минченко, который будет вести следующее занятие. Я не сомневалась, что сегодняшнего красавца мы больше не увидим. Похоже, он свою миссию уже выполнил. Миссия! Это слово вспыхнуло в сознании, вызывая нервное возбуждение. Что связано с этим словом? Миссия! Роберт говорил мне, что перед моим даром не может устоять ни один мужчина, кроме того, который выполняет свою миссию. Он защищает. Кого-то, или что-то.

 В этом случае из его души вымещаются все остальные чувства. Он имеет защиту против происков моего талана.

 Ещё Стронг выкрикнул, в порыве отчаяния: «На меня не должны были подействовать твои чары! На Ясных это не действует!» Тогда я не придала особого значения его словам, потому что было полно всего, на что надо было обращать внимание. Наш поцелуй, например. От сладкого воспоминания в районе солнечного сплетения прокатилась тёплая волна, но я сразу перевела мысли в другое русло. Итак, сегодня я разговаривала с Минченко, на которого не действовала моя сила. Следовательно, он выполняет какую-то миссию. На страже чего он стоит? Кому понадобилась моя скромная персона? Налоговой инспекции, которая хочет долю со всех подарков, сделанных мне разными мужчинами? Я усмехнулась. Нет, налоговой далеко до этих парней. Тут всё серьёзнее. Каким образом к этому причастен Стронг? Ведь он говорит о себе, как о человеке, у которого есть миссия. И на него, как и на наблюдателя Минченко, не должно действовать моё очарование. Они знакомы? Кто они, если так? Кто такие - эти Ясные? Кто такие – Спектры? Боже! С чем я соприкоснулась, и как мне теперь действовать? Вопросов много. Ответов – ноль.

Я поймала себя на мысли, что уже ничему не удивляюсь. Эти три дня сделали меня взрослее лет на тридцать. Я уже ничего не боялась. Мозг усиленно работал, сопоставляя и анализируя факты и события, участницей которых мне довелось стать. Я задумалась – зачем наблюдатель опрашивал всех? У него что, не было чёткой ориентировки? Он не знал, какая именно девушка в группе обладает известными способностями? Это как-то странно, учитывая, что контора, его пославшая, - серьёзная. В этом сомневаться не приходилось.

 Я оглядела учащихся нашей группы, которые мило стрекотали, совершенно не помня о том, как сегодня, прилюдно, на белый свет были извлечены все их сокровенные тайны. Я усмехнулась – посмотрела бы я на вас, если бы вы всё это помнили. А я вот помню. Удивительно, но эти невинные прилежные первокурсницы имели свои грязные секретики: одна из них, в сексуальных фантазиях, занимается сексом со своим братом, другая лишилась невинности под кайфом. Ещё одна, после скандала, которые частенько устраивают её родители, идёт к себе в комнату, и мастурбирует. Выходит, только одна я, из всей нашей группы ещё ни разу не позволила ничего по-настоящему сексуального? Ведь, если судить по этим девушкам, то секс – это грязно? Я поморщилась. Только не в моей душе, и не в моей голове. Знаю одно - каждый сам устанавливает правила для своей жизни. Для своей любви. Для секса. И от этих правил зависит цель, к которой ты стремишься. Я, прежде всего, хочу любви. Настоящей, искренней. При таком условии, секс – это прекрасное дополнение к моему чувству. В этом сексе не будет места извращённому, болезненному, жестокому.

 Я довольно улыбнулась – умею же я вправить себе мозги за пару секунд! Что есть, то есть.

-Здравствуйте, мои дорогие! - раскатисто пронеслось по аудитории, - извините за опоздание, маршрутка сломалась.

В класс вошёл, а точнее, ворвался, пухленький мужчинка лет шестидесяти. Он энергично потирал руки, и бойко тараторил:

-Итак, дорогие мои! Как я рад! Как я рад вас видеть! Погода, воздух, а мы здесь, осваиваем эту чертовски скучную науку – логику, - он громко рассмеялся над собственной шуткой.

Заметив мой недоумённый взгляд, Антон тихо сказал мне на ухо:
-Профессор Овчинников. Он уже нам отчитал две лекции, пока тебя не было. Он – маньяк, помешан на своём предмете. А мы никак не поймём, зачем будущим преподавателям русского языка и литературы нужна логика.

Я спросила:
-И как долго этот бред будут нам читать?
-Во втором семестре сдаём экзамен, и всё – свобода.

Я картинно вздохнула, выражая молчаливую покорность судьбе, и погрузилась в свои мысли. А пораздумать было над чем. Например, как я теперь буду передвигаться? Живу за городом, без машины – никак. А моя расчудесная «Мазда» стоит теперь, разбитая и неопознанная, на какой-нибудь государственной стоянке. Я вздохнула. Надо сегодня же поехать в автосалон и внести аванс за машину. Потом я позвоню своему приятелю из ГИБДД, и попрошу его сделать мне одолжение. Небольшое. Мне бы хотелось купить в салоне точно такую же машину, как у меня была, и надеть на неё мои старые номера. Зачем кому-то знать, что со мной произошёл этот несущественный инцидент в поле?

Когда у меня в голове созревает чёткий план действий, я всегда становлюсь спокойной и счастливой. Сейчас, вроде бы, я решила, что нужно делать. Но на душе, словно кошки скреблись. Помимо всего прочего, меня очень тревожил этический вопрос – я собиралась покупать машину на деньги человека, которого, возможно, убили по моей вине. Конечно, других вариантов у меня не было, но всё-таки.

 Роберт, Роберт! Может, ты ни в чём не виноват? Может, это моё взбудораженное воображение нашептало весь этот бред? Но, тогда, почему ты так странно ответил мне на вопрос, как будто, ожидая его? Почему не спросил, что я имею в виду? Почему не узнал, что я там себе в голове насочиняла? Нет, он определённо темнит. Скрывает что-то.

 Кто знает, может, в Москве ещё много людей, которые убивают своих врагов, отсекая им голову мечом? Руднев был связан с большими деньгами. Наверняка, у него было много недоброжелателей. Почему я сразу приплела сюда англичанина? Ему что, делать нечего, как носиться по городу, и разить невинных людей огненным мечом? Надо ещё раз с ним поговорить. От этого решения по телу растеклось приятное тепло. Выведу его на откровенный разговор.

 Я стала ругать себя за то, что так поспешно удрала от него во время нашего последней встречи.

С нетерпением ожидая конца скучной лекции, я заёрзала на стуле. Да, пока все занятия в этом университете не вызывают у меня особенного интереса. Исключение, пожалуй, составляет семинар Семипалатовой, где две группы – наша и иностранная, сотрудничают, с целью получить определённые знания и навыки. От студентов требуется творческий потенциал, азарт, умение быстро и остроумно реагировать. Это мне очень подходит. Хотя, может, мне больше подходит Роберт Стронг? От мысли, что я скоро увижусь с ним, у меня потеплело на сердце. Я не сомневалась – Роберт не бросит меня сегодня, обязательно найдёт в универе, и довезёт до дома. А значит – мы сможем поговорить. Я радостно улыбнулась. Мысль о том, что этот красивый англичанин – всего лишь жертва моих бредовых домыслов, стала прочно укрепляться в сознании.

Наконец, лекция закончилась. Антон спросил меня:
-Ты пойдёшь на факультатив по востоковедению?
Я покачала головой:
-Если его посещение необязательно, лучше домой пойду. Что-то меня сегодня загрузили не на шутку. Даже голова заболела.

Мы простились с Антоном, и я вышла в коридор. Надо было выяснить, в какой аудитории учится Роберт, найти его, и самой напроситься к нему в попутчики. Я перестала узнавать себя – раньше ни за что бы так не поступила. Никогда и никому не навязывалась. Но сейчас… Похоже, это не совсем обычный случай. Кажется, я влюбилась.

Спускаясь по лестнице, и проходя мимо большой компании студентов, которые оживлённо что-то обсуждали, я опять почувствовала на себе странный, леденящий душу взгляд. Пришлось остановиться и оглядеться. Никого. Компания, состоящая из одних девушек, смеялась, не обращая на меня никакого внимания. На секунду, мне даже показалось, что я ошиблась, став слишком мнительной. Потом, чувствуя, что тревога не покидает меня, я окончательно уверилась в том, что за мной кто-то наблюдает.

Спустившись на первый этаж, я подошла к стенду с расписанием. Оказалось, что группа Роберта уже закончила заниматься. Вот, так новость! В расстроенных чувствах, я направилась к выходу.

-Мила! – незнакомый мужской голос окликнул меня.

Я оглянулась. Передо мной стоял Герберт. Тот самый, которого Антошка назвал лучшим другом Роберта Стронга.

 Это был красивый парень, примерно такого же возраста, что и Роберт. Он был одет в светлую рубашку навыпуск и льняные чёрные брюки. На ногах красовались мокасины из мягкой кожи. Он был высоким и очень подтянутым. И если Роберт, при всей его силе, и накачанных мускулах, казался худощавым, то Герберт производил впечатление парня, не вылезающего из спортзала.

-Здравствуйте! – сказал он, - Роберт попросил отвезти вас домой.

Судя по заметному акценту, Герберт не владел русским языком в таком совершенстве, как его друг. Ещё удивило то, что молодой человек говорит мне «вы».

-Спасибо, я сама, - как можно более деликатно ответила я.

Мне хотелось поговорить с Робертом. Вопрос о том, как добраться до дома, сейчас меня волновал меньше всего.

-Вы должны пойти со мной, - всё ещё спокойно, но уже с железной ноткой в голосе, произнёс Герберт.
-Спасибо, - ещё раз вежливо повторила я, - мне хочется прогуляться.
-Я должен отвезти вас, - голосом, не терпящим возражений, отчеканил Герберт.
-А Роб? Почему его здесь нет? – будто, между прочим, поинтересовалась я.
-Он не может. И просил передать, что все ваши самые ужасные опасения на его счёт – чистая правда.

Я вспыхнула. Значит, я была права насчёт него? Он действительно хладнокровный убийца?

Не говоря ни слова, я отвернулась от своего собеседника, и пошла к выходу. Друг Роберта пошёл за мной. Я обернулась.

-Послушайте, что вам всем от меня надо? – грубо спросила я.

-Я должен, - упрямо твердили мне в ответ. Видимо, парень знает не очень много слов по-русски. Мне даже стало немножко неловко – в иной ситуации я бы не позволила себе так разговаривать с иностранцем. Но теперь… Кто он, этот Герберт? Может, он, как и его приятель, убивает людей пачками – и плохих, и хороших?

 Я поёжилась, и решила идти к остановке, где останавливались маршрутки. Проходя мимо университетской стоянки, я почувствовала на своём плече руку. Она принадлежала Герберту.

-Садитесь в машину, - вежливо произнёс он, - я вас всё равно не отпущу. Так просил Роберт.

Я пожала плечами, и покорилась. В конце концов, мне надоело обороняться, бегать от кого-то. Ну, не съест же он меня.

Герберт подвёл меня к тёмно-зелёному джипу «Инфинити», и открыл передо мной дверцу. Да, этим англичанам, в плане воспитания, можно позавидовать. Меня усадили назад. Спереди, на пассажирском месте, сидела девушка. Она перегнулась через сиденье, посмотрела на меня и негромко сказала:

-Привет!
 Я узнала её – это была Лиза Стронг, сестра Роберта. Сделав вид, что ничуть не удивилась, я ответила:
-Здравствуйте! Как поживаете?

Герберт, только что, севший за руль, ответил за девушку:

-Лиза плохо говорит по-русски. Она не собирается оставаться здесь надолго, просто она сопровождает…, - он запнулся, и, как мне показалось, голос его слегка задрожал, - брата.

Я промолчала. По тому, как они переглянулись, я поняла, что между ними существует какой-то секрет. Что-то, о чём знают только они, двое. В другой раз, любопытство заставило бы меня внимательнее понаблюдать за этой красивой парой, но сейчас мои мысли были очень далеко. Я думала о человеке, который мне очень нравился, и который почти сознался в чудовищном преступлении, передав через своего друга это дикое послание. Что остаётся мне? Что сделала бы другая на моём месте? Существуют ли в моей голове такие понятия, как справедливость, честь, достоинство? Здравый смысл, наконец? Или я поддамся сильному, незнакомому чувству, которое накрыло меня целиком, как накрывает снежная лавина зазевавшегося сноубордиста?

Герберт не был так хорошо осведомлён о месте, где находился мой дом, как Роберт. Я постоянно указывала ему повороты. Лиза сидела тихо, больше ни разу ко мне не обратившись. Я не могла понять – она меня недолюбливает, или сказывается недостаток знаний по русскому языку?

Наконец, когда мы ехали по узкой дорожке, ведущей к въездным воротам в мой посёлок, я решилась. Как мне казалось, это решение было непоколебимым. Никто уже не мог повлиять на него. Ничто не могло заставить меня сделать иной выбор.

Охранник пропустил нас на территорию посёлка. Огромный «Инфинити» подъехал к моему дому, бесшумно затормозив рядом с калиткой. Я помедлила несколько секунд, и сказала:

-Спасибо. И ещё. Передайте Роберту, чтобы он не подходил ко мне больше. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.

Каждое слово, будто острый кинжал, ранило мою душу. Я, как самая настоящая мазохистка, не останавливаясь, длила эту боль. Мне показалось, так будет правильно. По-человечески. Я не хотела давать шанс отношениям, которые никогда не должны были начаться.

Герберт помолчал, потом ответил:

-Хорошо. Я передам. Только, вряд ли это что-то изменит.
Фраза, хоть и произнесённая с лёгким акцентом, была сказана уж как-то очень по-русски.
Тем не менее, я не пожелала больше разговаривать, и пулей вылетела из машины.
Джип Герберта тут же сорвался с места. Он быстро развернулся, и поехал к выезду.

Постояв несколько секунд у своей калитки, я расправила плечи, и пошла в дом. Надо было взять деньги, и ехать за новой машиной.

Продолжение:  http://www.proza.ru/2014/03/03/1965