Глава 7. Знакомый почерк.
Я зашла в свой дом. После того, что пришлось пережить сегодня утром, мне показалось, будто меня здесь не было целую вечность.
Мама ещё не пришла с работы, и я одиноко бродила по комнатам, рассматривая мебель и вещи, словно в первый раз. Обстановка была небогатая. Как все обычные люди, моя мама свозила на дачу всё старое и ненужное – продавленный велюровый диван, громоздкую металлическую вешалку для одежды, у которой были отломаны крючки, пожелтевшие картины в потёртых деревянных рамах.
Раньше мы жили в Москве, в районе Мичуринского проспекта. Я ходила в школу, мать работала там же учителем.
В этот дом мы приезжали редко, раза два в месяц. Мама всегда рвалась сюда, ей было очень хорошо, когда она попадала на свой участок, густо заросший кустами сирени и пузыреплодника. Если позволяла погода, она стаскивала с себя обувь, и отправлялась гулять по траве. Не знаю, что она при этом чувствовала, но её лицо выглядело умиротворённым и светлым. Со временем, я тоже полюбила бывать на природе. Мне стало казаться, что в городе всё как-то не по-настоящему, всё искусственно и надумано. Хотелось вырваться на воздух, вдохнуть его полной грудью, насколько хватит лёгких, и забыть обо всём на свете. Когда я была в десятом классе, мама решилась на разговор со мной.
-Мила, - начала она, - что ты думаешь о том, чтобы навсегда переехать на дачу?
Я пожала плечами:
-А школа?
-Я уже нашла для тебя отличный лицей неподалёку. Пешком, конечно, не дойдёшь, но они, вроде, за дополнительную плату предоставляют автобус для учеников. Тебя будут забирать где-нибудь на полпути, и привозить в то же место после занятий.
-А ты? Для тебя найдётся работа?
-За меня не беспокойся, - сдержанно ответила она, - я уже документы подала в новую школу. И твои, кстати, тоже.
Мамуля была в своём репертуаре! Оказывается, она уже давно всё решила за нас обеих.
Сейчас я нисколько не жалела о том, что мы переехали. Как я уже сказала, обычное садовое товарищество превратилось в элитный охраняемый коттеджный посёлок, появились новые красивые дома вокруг, всё приобрело более ухоженный вид. А самое главное – мы жили за городом, вдали от сумасшедших магистралей и заводов, вдали от копоти, автомобильных выхлопов и шума. Такая жизнь была по мне. Когда я решу уехать от матери, и обрету свой собственный дом, хочу быть рядом, неподалёку. В город не вернусь.
Мысль о том, что мне придётся оставить маму, огорчила меня, но я понимала, что это неизбежно. Так бывает всегда и со всеми, за очень редким исключением.
Конечно, рассуждала я, буду её навещать, помогать ей. В общем, не брошу. Как бросил отец.
Отец. Я вспомнила, что Роберт посоветовал мне встретиться с ним. Надо позвонить ему. Но, только не сейчас. Я не могла больше думать, двигаться, соображать. Мне нужен был сон – глубокий, безмятежный, долгий.
Я поднялась к себе в комнату, и подошла к зеркалу. Картина была нерадостной – волосы, в диком беспорядке, торчали в разные стороны, над левой бровью повис сгусток запёкшейся крови, на лице красовались порезы и ссадины. Слава богу, ушла боль в области груди, а это значит, что все рёбра целы.
В общем и целом, выглядела я просто сногсшибательно! Хотя, даже в таком виде поклонник у меня нашёлся. Вспомнив свой первый поцелуй в лесу, я затрепетала. Прямо, как в любовных романах. «Он ввёл свою пылающую твердь в её трепещущуюся плоть», - промелькнуло в голове. Откуда этот бред? Я не удержалась, и фыркнула. Так, спать, спать, спать! А то я сейчас не до того додумаюсь. Только надо обработать порезы.
Я достала из шкафчика ватные диски, перекись водорода, и стала тщательно обрабатывать раны и ссадины. В голове, не переставая, крутились какие-то мысли, фразы, картины сегодняшнего страшного, и, в то же время, романтического дня.
И, всё же, я свой первый поцелуй представляла иначе. Мне виделась уютная гостиная с разожжённым камином, горячий мятный чай на маленьком журнальном столике, белая пушистая кошка в ногах, и я, спокойная, разнеженная, в объятьях любимого, отдаю ему свои первые несмелые ласки. Уж никак не думала, что всё произойдёт так, как произошло. Это казалось невероятным, но я целовала в лесу человека, который из-за меня перебил кучу народу, и открыто признавался в неистовом желании разорвать меня на куски, взять силой, сделать так, чтобы мне стало больно. В том, что он мог это сделать в любой момент, я ничуть не сомневалась, судя по тому, с какой жестокой лёгкостью он расправлялся с теми парнями на поле. Но я понимала, что Роберт не поддастся сиюминутным порывам. Я видела в нём человека сильного, с твёрдым характером, и железной волей. Такой мужчина никогда не причинит женщине боль. Несмотря на то, что в нём закипает неистовая страсть, которая буквально разрывает его на части. Такого человека стоило поцеловать, даже после его страшных признаний, которые он прокричал мне в лесу, голосом, полным отчаяния и боли.
Странно, но я поймала себя на мысли, что пребываю в романтическом настроении. Я почти забыла, какие странные вещи творились сегодня на поле. Обезглавленный труп татуированного на глазах превратился в горстку пепла, а от Роберта Стронга отлетали пули, выпущенные одновременно из всех стволов.
Я оставляла эти воспоминания «на потом», как знаменитая Скарлетт Охара. Подумаю об этом завтра. А сейчас, проваливаясь в уютное тепло своей постели, я предпочитала вспоминать только о нашем с Робертом поцелуе – страстном, и нежном, одновременно.
Сон пришёл почти сразу. Ровный, глубокий, как у младенца, он, словно исцелял мою душу и тело, не истязая навязчивыми кошмарами, как это было накануне. Только под самое утро мне приснился Стронг. Он стоял напротив и смотрел на меня своим чистым ясным взглядом. Он молчал, и я решила нарушить это молчание, спросив: «Как тебя можно убить?» Мне почему-то показалось, что вопрос уместен. Я хотела знать о нём всё, в том числе, и это.
Он усмехнулся, и произнёс непонятное слово: «Телефраг». Я хотела переспросить, но мой оппонент куда-то исчез, оставив меня совсем одну. Я снова провалилась в глубокий сон, на этот раз, безо всяких видений.
Проснувшись утром, я резко села на кровати. Часы показывали без пятнадцати семь. Получалось, что я продрыхла около шестнадцати часов. Вот это да!
Я встала, и подошла к зеркалу. Всё лицо было в мелких царапинах, а на предплечье наливался большой синяк, размером с яблоко. И как только я его вчера не заметила! Впрочем, после такой аварии, всё могло бы быть намного хуже.
Мне пришло в голову, что необходимо придумать для мамы какую-то правдоподобную версию вчерашних событий. Надо было обстоятельно, не путаясь в показаниях, объяснить ей исчезновение моего автомобиля, а главное, наличие этих милых ссадин и ушибов. Их даже тональным кремом не замажешь! И всё же, я попыталась. Мне совсем не хотелось, чтобы мама грохнулась в обморок при виде меня. Я выдавила каплю тонального крема на указательный палец, и стала маскировать синяк на руке. Потом спохватилась, и натянула на себя белую рубашку с длинными рукавами.
С лицом всё оказалось сложнее. Можно было, конечно, нанести толстый слой тонального крема, но мне очень не хотелось, чтобы в ранки что-то попало. Могло возникнуть заражение. Сообразив, что моя идея с кремом, мягко говоря, не совсем хороша, я оставила эти бесплодные попытки, и стала лихорадочно соображать, что сказать маме.
Так ничего и не придумав, я оделась, и стала медленно спускаться вниз по лестнице.
На кухне горел свет, видимо, моя родительница уже встала. До меня доносились запах крепкого кофе, звон посуды, и…. голоса. С кем это она? Может, радио включила? Да нет, не похоже, что-то. Моя мама не любит посторонние шумы.
Я глубоко вздохнула, и открыла дверь на кухню. Увиденное ошарашило меня. За столом, прямо напротив входа, сидел Роберт. Перед ним стояла огромная кружка с кофе и бутерброды. Моя мама рядом колдовала над завтраком. Увидев меня, она кивнула, и спросила:
-Омлет будешь?
Никаких: «О, боже, что у тебя с лицом?», или «Мила, где твоя машина?» не последовало. Да, без Роберта тут явно не обошлось.
Я, молча, кивнула, и села рядом с ним.
-Что ты на меня так уставилась? – тихо спросил он, - как ты сегодня в университет попадёшь? Машины то у тебя нет, а идти – десять километров.
-Такси бы вызвала, - возразила я, скорее, для порядка. Мне было очень приятно, что Роберт подумал обо мне.
-Ага, такси…, - Роберт замолчал. Я понимала, что он имеет в виду. Все таксисты – мужчины. А мужчины очень странно на меня реагируют.
Мать сняла с огня сковородку, и положила мне на тарелку дымящийся омлет. Молча поставив передо мной еду и кофейную чашку, она уселась напротив меня. В её глазах я увидела жалость. Того и гляди, накинется на меня с объятьями.
-Со мной всё в порядке, мам, - быстро сказала я, - вы уже познакомились с Робертом?
-Да. И он мне всё рассказал, - ответила мама, - я сначала чуть с ума не сошла, но он убедил меня, что с тобой всё нормально.
Я была безумно благодарно Роберту, что он избавил меня от необходимости самой озвучивать версию вчерашних событий, ведь тогда реакция мамы могла быть совсем другой.
-Я рассказал о том, что ты вчера попала колесом в небольшую ямку. Потеряла управление, съехала с дороги. А я проезжал мимо, и заметил тебя. Вытащить машину, завязшую в грунте, мы не смогли, пришлось оставить её там, - медленно, почти по слогам, сказал Стронг.
Мне стало понятно, что он излагает мне свою версию, для того, чтобы потом мы не путались в показаниях.
-Да ну, её, это машину, - неожиданно легко воскликнула мама, - когда дочь садится за руль, я каждый раз переживаю.
Мы с Робертом промолчали.
-К вам в университет почти все ребята на автобусе приезжают, машины мало у кого есть, - она покосилась на англичанина, - я знаю. У меня там приятельница работает. Остановка автобуса почти рядом, две минуты пройти. А здесь, у нас, тоже легко. У посёлка круглосуточно дежурят такси, - до трассы за пятьдесят рублей довезут, а там и остановка.
Мать быстро и весело тараторила, но я понимала, что такое оживление совсем нетипично для её характера. Скорее всего, она просто скрывала волнение, стыдясь проявить его при постороннем человеке. Я подозревала, что именно поэтому, в такую несусветную рань, в нашем доме появился Роберт. Он не хотел, чтобы я всё утро мучительно объяснялась с матерью, придумывала какую-нибудь ложь, находясь в полном смятении чувств. Ведь я впервые оказалась в подобной ситуации, и совсем не знала, что можно говорить, а о чём лучше не упоминать.
Мать замолчала, и на кухне воцарилась звенящая тишина. Роберт, угрюмо, смотрел перед собой отсутствующим взглядом. Он почти не притронулся к еде, зато кофе выпил весь.
Мама изучала моё лицо, с многочисленными отметинами, и глаза у неё, явно, были на мокром месте. Да, если бы не Роберт, она бы сейчас орала: «Я тебе говорила, что ты ещё совсем ребёнок? Что тебе рано пока за руль? Да, и вообще, те деньги, на которые ты приобрела эту машину! О, Боже!» Потом, наверное, она полезла бы обниматься, и начала бы носиться вокруг меня с зелёнкой, измазав мне всё лицо. Брр…
Я с благодарностью посмотрела на Стронга. Мать поймала этот взгляд, и сказала:
-Мне Роберт сказал, что он приехал в Россию изучать русский язык и культуру. Это очень похвально, - в мамочке проснулся учитель.
-А то, что он снимается в Голливуде, и входит в десятку самых сексуальных актёров в мире, он тебе не рассказывал? – насмешливо осведомилась я.
Мать удивлённо уставилась на Роберта. Учитывая, что она предпочитала хорошую книгу любому дорогостоящему блокбастеру по телевизору, про такого актёра, как Роберт Стронг она ничего не слышала.
-Роберт, так вы актёр? – удивлённо воскликнула она.
-Да. Но, в последнее время, я всё больше продюсирую кино, а не снимаюсь в нём. Мне это интереснее.
-И вы приехали сюда, чтобы снимать фильм про Россию?
-Это совместный проект. Режиссёр – русский, актёры – почти все голливудские. У меня главная роль. К сожалению, в этой картине, я всего лишь актёр.
-Всего лишь! – не удержавшись, воскликнула я, - да многие бы душу продали, чтобы оказаться на твоём месте! Сниматься в кино – это же так интересно!
Он внимательно посмотрел на меня.
-И ты?
-Что?
-Ну, продала бы душу, чтобы сниматься в фильмах?
Здесь он попал в точку. Я никогда не мечтала о такой карьере. У нас в школе все девчонки грезили об актёрской профессии, посещали театральные кружки, даже готовились к поступлению в Щуку, Щепку, ГИТИС и ВГИК. Я не разделяла этих восторгов и стремлений. Как мне казалось, лицедейство – не моя стезя. Я совсем не умела притворяться, лгать, исторгать из себя слёзы, в то время, когда хочется смеяться. Мне хотелось проживать только свою, настоящую, а не чью-нибудь, чужую.
-Из меня плохая актриса получилась бы, - ответила я.
Мы закончили завтракать, и Роберт сказал:
-Собирайся, я тебя жду в машине.
С этими словами он вышел, кивнул на прощание моей маме.
Мы остались с ней вдвоём.
-Ну что ж, дочка, - выдохнула мать, почувствовав себя более свободно после ухода гостя, - у меня накопилось немало вопросов.
-У меня тоже, - задумчиво ответила я.
-Когда мы сможем поговорить?
-Не знаю, может, сегодня вечером? – я съёжилась.
Мать кивнула, и стала убирать со стола.
Я поднялась к себе. Достала с дальней полки шкафа простенький мобильный телефон. Это был мой первый сотовый. Его мне подарила мама, когда я училась в школе. Мы, как раз, только переехали за город, и она хотела быть уверена, что со мной всё в порядке.
Трубка была дешёвая, изрядно потёртая от неаккуратного обращения, но я была рада и этому. Мою новенькую Nokia у меня забрал татуированный громила, и надо было чем-то её заменить. Интересно, куда он её дел? Наверное, выбросил где-то по дороге. Впрочем, уже неважно. Главное, что в старом мобильнике есть все нужные контакты. А те, что появились совсем недавно, я хранила в отдельной папке в компьютере.
Выудив из ноутбука все недостающие номера, я искренне похвалила себя за прозорливость.
Затем, придирчиво осмотрев себя в зеркале, я решила переодеться. Заменила строгую белую рубашку лёгкой трикотажной кофточкой сиреневого цвета, которую надевала только в особых случаях. К ней невероятно подходили элегантные прямые брючки чёрного цвета. Оглядев себя со всех сторон, я осталась довольна. Душа ликовала, ведь внизу, в машине, меня ждал парень, который был мне очень приятен. Я уже не обманывала себя – Роберт нравился мне.
Моя сумочка лежала на кресле. Я выложила из неё ненужные теперь документы на машину, и пошла вниз.
Роберт стоял рядом со своим «Рэнчровером», и пристально вглядывался в окна моей спальни на втором этаже.
-Я здесь, - весело окликнула я его.
Он обошёл свой автомобиль, и открыл передо мной дверь. Помогая мне усаживаться, он на секунду задержал в руке мою руку. Быстро справившись со своим порывом, он отстранился, и, захлопнув пассажирскую дверцу, сел за руль.
Он выглядел очень мрачным, и мы всю дорогу молчали. Я несколько раз хотела заговорить с ним, но в самый последний момент отказывалась от этого намерения. Что-то в его лице пугало меня.
-Спасибо, - тихо сказала я.
-За что?
-За твою помощь.
Роберт ничего не ответил.
На шоссе он очень быстро разогнался, и мне даже стало немного страшно. Он подрезал другие автомобили, проезжал на красный сигнал светофора. Если дорожная ситуация требовала, чтобы он тормозил, он чересчур резко нажимал на педаль, и машина дёргалась. Это было для меня делом вполне обычным, потому что я и сама грешила подобной манерой поведения на дороге, но, всё же, сейчас, сидя на месте пассажира, а не водителя, я чувствовала некоторый страх.
Мощный джип быстро домчал нас до университета, и Роберт припарковал его на стоянке. Мы вышли из машины, и пошли по дорожке, усыпанной первыми опавшими листьями. Вдруг, он остановился, и, повернувшись ко мне, сказал:
-Всегда верь мне. Просто верь, и всё. Даже, несмотря на то, что все доводы свидетельствуют против меня.
Я согласно кивнула. Мне был непонятен смысл его слов, но я не стала уточнять. Как ни крути, Роберт Стронг заслуживал доверия, ведь он спас мне жизнь. Позже я поняла, зачем он сказал эту фразу, но тогда я просто промолчала.
Мы подошли к центральной площадке университета. Перед лестницей столпились студенты. Когда нас заметили, в толпе пронёсся едва различимый гул. Мне показалось, или на нас все уставились, обсуждая появление звезды в моём обществе? Стало очень неловко, и я тихо спросила Роберта:
-Ты, наверное, уже привык к усиленному вниманию к своей персоне?
-И даже научился получать от этого удовольствие, - насмешливо ответил он.
-Я бы никогда не смогла к этому привыкнуть. Журналисты, поклонники, толпы людей, глазеющих на тебя и твоих близких…
-Человек ко всему привыкает, - философски заключил он, и мы поднялись вверх по лестнице, игнорируя любопытные взгляды собравшихся.
В вестибюле мы расстались. Мне надо было двигаться в 525 аудиторию, находящуюся на пятом этаже, Роберт занимался на втором. На прощании он улыбнулся мне спокойной безмятежной улыбкой. На душе сразу стало легко и уютно.
Я вошла в аудиторию, где уже собралась вся наша группа. Заметив, что меня рассматривают с нескрываемым любопытством, я опустила голову, и прошмыгнула за парту, где уже сидел Антон. На правах моего единственного приятеля, он, несколько фамильярно, воскликнул:
-Ну, мать, у тебя и рожа!
Я не обиделась, ведь его наблюдение было верным, а на правду, как известно, не обижаются.
-На тебя что, напал медведь? – не унимался Антон.
-Ага. Лохматый такой, - ответила я, с содроганием вспоминая моего вчерашнего похитителя.
-И как, понравилось? – приятель, явно имел в виду совсем другое, - весь университет уже обсуждает.
-Обсуждает что? – нахмурилась я.
-Тебя и нашу звезду. Это он тебя сегодня привёз?
-Да. У меня сломалась машина.
-А у меня её вообще нет. Почему же он меня не подбросил? – ехидничал парень.
Я уткнулась взглядом в пол, не зная, как правильно реагировать. Антошка кивнул, будто нашёл в моём поведении подтверждение своим словам.
-Вот именно. А тебя подвёз. Рассказывай. У тебя с ним что?
-Ничего. Он просто очень добрый.
-Ты что, влюбилась уже? – беспокойно спросил Антон, разглядывая меня. Наверное, у меня на лице были нарисованы все чувства и эмоции.
В аудиторию вошёл пожилой профессор. Он должен был читать нам курс языкознания. Занятие началось. Перед тем, как превратиться в прилежного ученика и начать конспектировать лекцию, Антон шепнул мне:
-Не вздумай в него влюбиться. Потом будешь рыдать. У него баб, и на родине, и здесь, наверняка, навалом.
Я промолчала. На душе опять стало неспокойно. Антон прав. Роберт Стронг – звезда мирового уровня. Востребованный актёр, женский кумир. Красавец, миллионер. Естественно, вокруг него так и вьются особы женского пола. Я всё это понимала. Единственное, во что я категорически не хотела верить, так это в то, что он может кому-то из них ответить взаимностью. Даже на короткое время. Даже на ночь. Даже на час. Мысль о том, что он целует кого-то, ласкает, срывает одежду, разорвалась в моей голове мощным снарядом, пронзив насквозь.
Я встряхнула головой, чтобы отогнать от себя неприятные мысли. Отвлечься, внимательно слушая лекцию, у меня не получилось – уж слишком скучный предмет.
-Мне надо выйти. Хочу пить, - шепнула я на ухо Антону, прежде чем выскользнуть из аудитории.
Я решила немного пройтись по гулким коридорам университета, не рискуя нарваться на любопытные взгляды учащихся. Во время лекций мало кто покидал классы.
В голове роились разные мысли, сталкивались, конфликтовали между собой, мешали одна другой проявиться до конца. И всё же, среди этой внутренней чехарды, выявился вполне определённый повод, чтобы задуматься. Я вспомнила, что так и не позвонила Алексею Львовичу. А ведь он просил меня об этом!
Я вытащила мобильник, и нашла в контактах его номер. В трубке раздались длинные гудки.
-Алло! – ответил незнакомый мужской голос.
-Здравствуйте! Могу ли я поговорить с господином Рудневым?
-Простите, это невозможно, - сообщили мне. Мой собеседник, видимо, неоднократно беседовал сегодня с людьми, звонящими на этот номер.
-Когда мне лучше перезвонить? – настаивала я, чувствуя неладное.
-В этом больше нет необходимости, - сухо, и безукоризненно вежливо произнесли на том конце провода. Этот хмырь, явно испытывал моё терпение, кем бы он ни был.
-Кто это? – неучтиво поинтересовалась я.
-Следователь Черепанов, седьмой отдел, - отрапортовал мужик.
Мне стало дурно. И вообще, седьмой отдел чего? Будто, я обязана разбираться в этих отделах и подразделениях? ОВД, УВД, ГИБДД, РОБОП, ФСБ и так далее. Я об этом вообще ничего не знаю! Хотя, одно понятно - если на телефон моего поклонника отвечает следователь, значит, либо Руднев сидит, либо….
-Представьтесь, пожалуйста, - потребовали, в свою очередь, на том конце провода.
Первым желанием было, конечно, швырнуть трубку, но я понимала, что мой номер определился, и найти меня, если что, труда не составит.
-Мила Богданова. Студентка. Я дружу с Алексеем Львовичем.
Мой собеседник промолчал. Я слышала, как он шуршит какими-то бумагами, будто, листает книгу, или тетрадь. Наконец, он проявился:
-Богданова. Есть такая. Сам хотел вам звонить. Очень удачно всё получилось, - последняя фраза прозвучала как-то угрожающе.
-Так, как насчёт Алексея Львовича? – напомнила я.
-Он убит. Вчера, в пять утра.
-Как? Почему? – заорала я, сразу впадая в истерику.
-Он был найден у себя в офисе. Он – отдельно, голова – отдельно. Убийца оказался изощрённым садистом. Перед тем, как отрубить ему голову, заставил свою жертву вспороть себе живот ритуальным кинжалом. Покойный увлекался оружием. Мы нашли у него в офисе целую коллекцию – самурайские мечи, сабли, колчаны, кинжалы.
Я задрожала всем телом. Голова отказывалась воспринимать полученную информацию. Ещё секунда – и я сделаю чудовищный вывод, который вдребезги разобьёт мои мечты, надежды, стремления.
Я и не могла представить, что меня хоть сколько-нибудь может волновать судьба моего знакомого, с которым меня почти ничего не связывало. Почти, потому что невозможно оставаться равнодушной к человеку, который о тебе заботится. Особенно, когда он делает это бескорыстно, ничего не требуя взамен.
Я считала его очень хорошим, милым человеком, и не смогла остаться безучастной. Крупные слёзы бурным потокам понеслись по моим оцарапанным щекам. Секунда – и я уже рыдала.
-Мила, Мила! – торопливо заговорил следователь Черепанов, - не впадайте в панику. Держитесь. У вас с ним были близкие отношения?
-Причём тут это! – завопила я, - человек погиб! Прекрасный, добрый! Это что, не повод, чтобы заплакать?
-Когда мы сможем с вами встретиться? – спросил мой собеседник, явно не разделяя моей скорби.
-Можно мне подумать? – всхлипывала я, - сейчас ничего не могу сказать.
-Хорошо. Я вам сам позвоню. Номер у меня имеется, - пообещал следователь, и отключился.
Я стояла посреди университетского коридора, и не понимала, куда идти. На лекцию – невозможно. Я всё ещё рыдала. Мои плечи непроизвольно дёргались. По-моему, я даже немного подвывала.
Такой бурной реакции от себя не ожидала. Впрочем, не ожидала и такого поворота событий. Совершенно не включая Руднева в своё будущее, не пуская этого человека в свои мысли, я, тем не менее, желала этому мужчине только добра. Надеялась, что со временем, не получив ответа на свои чувства, он тихо и незаметно исчезнет из моей жизни, так же, как и появился в ней. Мне никогда не приходило в голову, что наша, хоть и своеобразная, но всё-таки, дружба, закончится вот так.
Я опять горько расплакалась, вспомнив последнюю встречу с ним. Он был таким грустным, таким трогательным. Привёз мне сумку, набитую деньгами, от которой я даже не подумала отказаться! Наоборот, я сегодня с утра решила воспользоваться её содержимым, и сделать вылазку в салон, чтобы купить новый автомобиль взамен разбитой вчера «Мазды». Я совершенно не тяготилась его помощью, и даже наоборот, принимала её. Это что же получается? Я – просто отъявленная негодяйка! Стерва, расчётливая дрянь, для которой нет ничего святого! По моей вине всё произошло!
На душе стало так мерзко, что захотелось последовать примеру татуированного громилы. Сделать то, что сделал вчера он, под чутким руководством Роберта.
Роберт! В памяти всплыла картинка – он смотрит на меня, и говорит:
-Тебя надо спасать! Я убью каждого, кто хотя бы попытается причинить тебе зло!
И ещё:
-Да ты знаешь, что никакой мужчина не сможет просто дружить с тобой? Ты же понимаешь, чего они хотят!
Внутри всё похолодело. Он? Вряд ли. Он, что, зверь какой-то, или маньяк серийный? В памяти мелькали картины вчерашнего боя. Вот, Стронг крушит, одного за другим, всех своих противников. Вот, разделавшись с ними, бросается в драку с волосатым. Вот, вогнав его в землю, и уничтожив морально, вытаскивает его из ямы, с тем, чтобы проконтролировать самоубийство своего врага, отрубив ему голову. Причём, каким-то странным оружием, напоминающим самурайский меч.
Чувство вины, с новой силой, вспыхнуло в душе. Я понимала, что испортила жизнь Алексею Львовичу тем, что просто появилась в его жизни. И так же я понимала, что испортила жизнь ещё одному человеку, который проникся ко мне странным, но очень сильным чувством, и теперь, как безжалостная машина, будет крушить всё на своём пути, с одной лишь единственной целью – защитить меня. И если вчера Стронг спас мне жизнь, то вчера же он совершил непростительный промах – лишил жизни человека, который желал мне добра. И как теперь быть со всем этим?
Разложив по полочкам информацию, я была практически сломана. Мне страстно хотелось потерять сознание. Хотя бы, на время.
Не думая о том, как это будет выглядеть, я скользнула вниз по стене, и уселась на пол, ударившись виском о холодную батарею. Я прислонилась к ней, будто положила голову на плечо лучшей подружке. Что делать? Что теперь делать? Как себя вести с Робертом?
Я была настолько уверена в том, что Стронг совершил это чудовищное преступление, что моя благодарность к нему смешалась с каким-то новым, доселе неведомым мне чувством почти животного страха.
Это ощущение мне было незнакомо. Как и чувства, пробудившиеся вчера, когда мы с Робертом поцеловались в лесу. Стронг открывал в моём сердце всё новые и новые измерения. Меня буквально разрывала тоска по нему. Мне хотелось отыскать его аудиторию, ворваться туда, и громко потребовать от него ответа. Я мечтала услышать знакомый голос и слова: «Дурочка, как ты могла про меня такое подумать?» Я жаждала заглянуть ему в глаза, и увидеть там правду. Ту правду, которую я считала правильной. Настоящей. Что он, Роберт Стронг, чист, как младенец, и не убивал Руднева.
На какую-то долю секунды мне даже показалось, что идея разыскать Роберта в университете, не такая уж глупая. Но я вовремя одёрнула себя. Если он уже под подозрением, то любые слова могут показаться мне неубедительными. Я вздохнула.
Кое-как приведя себя в порядок в туалете, я решила пойти обратно на лекцию. Что бы там ни было, сегодняшний день я должна посвятить учёбе, ведь в предыдущие дни я не очень-то баловала учебное заведение своим присутствием.
Когда я вошла, в аудитории было тихо, и звучал лишь монотонный голос пожилого преподавателя. Он рассказывал про какие-то речевые парадигмы. Всем явно было скучно, но никто не решался оторваться от своих тетрадок с конспектами. Я про себя отметила, что это хорошо. Никто не смотрел на меня, и это было хорошо, ведь я стала слишком интересным объектом для любопытных глаз. Ещё бы – с утра приехала вместе с Стронгом, чьё появление невозможно пропустить.
Вдобавок, моё лицо всё было покрыто ссадинами и порезами, а сейчас ещё и опухло после того, как я поплакала. Не надо на меня смотреть! Не надо!
Я бесшумно опустилась на своё место, и тут же встретилась глазами с Антоном.
-Ну, что, попила? – ехидно спросил он.
-Ага, - коротко буркнула я, чтобы приятель не заметил дрожи в моём голосе.
-А мы вот тут учимся, в отличие от некоторых, - сообщил он, и уткнулся в свои конспекты.
Я тоже открыла тетрадь и стала записывать всё, что изрекал наш преподаватель. Боль, чувство вины, странная болезненная привязанность к Роберту, - всё это разрывало мне сердце. Даже дышать было трудно.
Рука механически водила ручкой, и я могла немного поразмышлять. Что ж, после занятий, Роберт наверняка захочет меня подвезти. Тогда мы и поговорим серьёзно. Я расспрошу его обо всём. Задам все вопросы, которые не задала вчера из-за усталости. Выслушаю все его ответы, и, какими бы они не были шокирующими, всё приму. Кроме одного. Я не прощу его, если он убил моего друга. Именно другом я стала считать теперь Алексея Львовича. Посмертно.
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/03/03/878